Текст книги "Тайна скарабея"

Абд эль-Кадр остановился.

– Именно об этом я и думал. В такой ситуации я всегда чувствую себя незваным гостем, богохульником.

– Но разве это не первоочередное задание науки – исследовать прошлое человечества? – Профессор эль-Хадид достал из кармана запечатанную баночку и протянул на ладони археологу. – Поверьте мне, под этим стеклом скрывается большее знание, чем в голове философа!

Эль-Кадр пожал плечами. Ему было трудно удерживать нить разговора, но его успокаивало то, что угрызения совести были и у собеседника. Так они прошли вместе до высоких железных ворот парка. Дальше их пути расходились.

39

Этой ночью в Археологическом институте произошел странный случай, упоминание о котором впоследствии вызывало лишь усмешки, потому что человека, рассказавшего эту историю, все любили, но считали немного не в себе. Мужчину звали Йуссеф. Это был старик, уже и сам не помнивший, сколько ему лет от роду, но у него были две молоденькие жены и семеро детей. Он считал, что должен их обеспечивать, поэтому не мог и помыслить о спокойной старости. Йуссеф занимал место сторожа уже десятки лет и относился к своей должности со всей серьезностью. Он десятилетиями составлял отчеты о каждом ночном дежурстве, и от него ничего не могло ускользнуть.

Как обычно, Йуссеф, шаркая, ходил по длинным коридорам института, одетый в длинное белое платье, прикрывавшее деревянный протез. В правой руке он держал карманный фонарик на батарейках, в левой – прогулочную трость, которую выпросил у одного британского полковника, когда англичане оставляли Египет. Таким образом, он выглядел точь-в-точь как привидение. А шум, которым сопровождалось его шествие по коридорам, мог обратить в бегство любого незваного гостя.

К тому же Йуссеф обладал пронзительным голосом муэдзина и, когда был один, охотно им пользовался, разговаривая со стенами, дверьми и шкафами. Но прежде всего он разговаривал сам с собой и рассказывал бесконечные сказки. Все это способствовало тому, что служащие института не воспринимали его всерьез. Случившееся отнесли к разряду выдумок: старик взволнованно утверждал, что в лаборатории поселилась квартирантка.

Йуссеф сообщал, что примерно в полночь, когда он проверял хранилище на верхнем этаже, его испугал странный звук, как будто разбили стекло.

Сначала все было спокойно, но через пару минут он услышал шаги. Кто-то тайком проник в помещение и, пользуясь фонариком, со знанием дела поднялся по лестнице к лаборатории. Неизвестный вскрыл с помощью какого-то инструмента двустворчатую дверь лаборатории и проскользнул внутрь, не закрыв ее за собой. Так что Йуссеф мог отчетливо видеть, что происходило внутри комнаты.

Человек неумело открыл деревянный ящик, в котором находилась мумия, и, подсвечивая фонариком, осмотрел содержимое. Увидев, что находится в ящике, незнакомец издал звук, похожий на тот, который издает при родовых схватках беременная женщина (это Йуссеф наблюдал семь раз, так что в этом, как он сам говорил, ему можно верить). Потом сторож услышал жалобный плач и понял, что это не мужчина, а женщина в мужском одеянии.

Ему показалось, что женщина вела диалог с мумией, хотя говорила на языке, которого Йуссеф не понимал. Во всяком случае, это был не английский. Когда она сделала попытку прикоснуться к мумии, он перехватил трость правой рукой и хотел было, наставив на женщину свое оружие, призвать ее к ответу. Но в ее движениях он не заметил злого умысла – она лишь быстро коснулась мумии несколько раз. При этом женщина дрожала, будто старуха, хотя на вид была довольно молодая.

Он удостоверился, что незнакомка не нанесет мумии вреда, и не захотел применять против нее силу, тем более что ночная гостья как раз начала закрывать крышку деревянного ящика. Она, должно быть, поранилась, потому что негромко вскрикнула, как пряха, уколовшая палец, и вытащила платок, прямо как приличные люди с нильского острова Гезира. Он, Йуссеф, спрятался в противоположном конце коридора, чтобы проследить, куда она пойдет. Незваная гостья удалилась тем же путем, каким и пришла. Наверное, женщина покинула здание института, выйдя через черный ход в парк, который обычно запирался изнутри на задвижку. Когда Йуссеф осмотрел дверь, ему сразу бросилось в глаза, что непрозрачное стекло в двери было выбито, так что задвижку открыли снаружи.

Никто не верил в историю бедного Йуссефа, хотя он так красочно изложил ее в книге отчетов. Когда Абд эль-Кадр и эль-Хадид услышали об этом, они решили лично осмотреть место происшествия. Не увидев значительных изменений в состоянии мумии, они похвалили сторожа за отличную работу. Ни эль-Кадр, ни эль-Хадид не заметили трех капель крови на кафельном полу лаборатории. Обиженный таким высокомерием, Йуссеф решил больше не писать отчеты и сказал, что не намерен метать бисер перед свиньями, если его письменный доклад о ночном происшествии все воспринимают как выдумку.

Но уже в следующую ночь в институте произошло еще одно событие, под стать первому, из-за которого он нарушил свою клятву. Но произошло все совсем иначе. Примерно в то же время Йуссеф услышал легкие удары молотком, которые доносились из бокового входа. Незнакомка появилась снова. Он поспешил к двери, стараясь особенно не шуметь, выключил фонарик и увидел, что кто-то отбивает дощечку, временно прибитую вместо стекла. Йуссеф взял трость в правую руку и отступил пару шагов назад. Он услышал, как дверь открылась и снова закрылась. Тогда он включил фонарик и закричал пронзительным голосом:

– Стой, ни шагу дальше!

Он понимал, что это та же неизвестная гостья, но внезапно ему в голову пришла мысль, что вчерашнее проникновение – всего лишь подготовка к большой краже. Поэтому он был крайне осторожен. С удивлением Йуссеф заметил, что женщина, стоявшая в луче фонарика, одета в тот же мужской костюм и не вооружена. Она дрожала от волнения и даже не пыталась бежать. Лишь покорно сделала пару шагов к Йуссефу.

– Стой, ни шагу дальше! – повторил сторож.

Женщина послушно остановилась.

– Что вы здесь ищете? Я вас уже видел вчера!

Незнакомка, казалось, ничуть не удивилась.

– Это все из-за мумии, – ответила она. Это звучало как извинение.

– И что?

Она смущенно покачала головой и попыталась уйти.

– Стоять на месте! – закричал громовым голосом Йуссеф. Интонация подействовала. Это его подбодрило, и он повторил вопрос: – Что вы здесь ищете, я хочу знать!

Вдруг женщина полезла в карман пиджака, а Йуссеф остолбенело наблюдал за ней, не в силах пошевельнуться. Ему казалось, что в следующий момент прозвучит выстрел. Он подумал, что это конец. Прошло еще мгновение, прежде чем он сообразил, что женщина вынула из кармана доллары – Йуссеф был слишком взволнован, чтобы с одного взгляда понять, сколько там. Она небрежно протянула ему банкноту и, запинаясь, сказала:

– Я хочу еще раз увидеть мумию.

Йуссеф смотрел поочередно то на деньги, то на незнакомку. По лицу можно было определить серьезность ее намерения. Насколько он смог рассмотреть, она протянула ему двадцать долларов. «Двадцать долларов, – подумал он. – Аллах всемогущий! Это же моя зарплата за целый месяц!»

Йуссефу хотелось узнать, что толкнуло женщину на такой поступок, но годы и жизненный опыт подсказывали ему, что не стоит спрашивать о причинах людской щедрости и великодушия. Щедрость посещала людей лишь на мгновения, и это был именно такой момент. Йуссеф взял деньги и произнес:

– Пойдемте, госпожа.

40

И до этого бы дошло: Жак Балое убил бы фарфоровой кружкой полковника Смоличева в доме художника Абделя Азиза Зухейми. Жак и Рая решили, что человек из КГБ следовал за ними из Асуана. А чем это грозило, понимали оба.

Еще до того как Балое ударил полковника, Смоличеву удалось высвободиться. Но вместо того чтобы бежать, он начал умолять выслушать его, что было совершенно не свойственно полковнику КГБ.

Он объяснил, что попал в немилость Москвы из-за их побега, поэтому решил исчезнуть.

Рая Курянова по натуре была более недоверчива, чем Балое, и никак не хотела верить Смоличеву. Она была знакома с трюками КГБ и потребовала от полковника доказательств. Но Смоличев не смог ничем подтвердить свои слова. Он только умолял своих бывших агентов не выдавать его. «Если он не может доказать то, что сказал, хотя знает, что это чревато неприятностями, – думал Балое, – значит, вероятность того, что он говорит правду, достаточно высока». Да и внешне Смоличев очень изменился. Рая не могла поверить, что за такое короткое время с человеком могли произойти столь разительные перемены. Трудно было представить, что полковник всего лишь лицедействует. Некогда мрачное, властное выражение его лица, прищуренные глаза, пронизывающий взгляд исчезли. Напротив, Смоличев, потупившись, смотрел в пол, словно хотел спрятаться от собеседника. Его резкие, угловатые движения стали мягкими и осторожными, а шаркающая, вкрадчивая походка похожа на старческую. Хотя Рая видела полковника лишь несколько месяцев назад, казалось, Смоличев постарел на несколько лет. Грозный, могущественный полковник КГБ сейчас умолял о сострадании.

Но ни Жак, ни Рая не испытывали особого сочувствия. Балое даже подумывал, не отомстить ли Смоличеву задним числом и не донести ли на него. Но полковник намекнул, что у него есть знакомые среди египетских чиновников, которые могли бы сделать необходимые документы. К тому же у полковника на банковском счету было около ста тысяч долларов, о которых никто не знал.

При всем недоверии к этому человеку он мог еще пригодиться. Жака прежде всего заинтересовал банковский счет: с долларами в Каире можно было получить все.

Смоличев не хотел говорить, в каком банке в Каире лежат деньги и как можно их получить. Но когда Рая и Балое усомнились, что у полковника действительно есть счет, тот достал из кармана пачку долларовых банкнот и положил на стол со словами: «Если потребуется еще, только скажите».

Тот, кто имел дело с КГБ, знает, что русская секретная служба подделывает доллары. Обычно не особенно качественно, из-за чего были даже раскрыты несколько агентов. Поэтому Рая отодвинула пачку, сомневаясь, не очередная ли это уловка Смоличева, не хочет ли он заманить их с помощью этих фальшивок в ловушку.

Но полковник заверил, что сам пользуется этими деньгами и что они могут быть абсолютно спокойны.

Конечно, Смоличев вел себя так не совсем бескорыстно. В день их неожиданной встречи он признался Рае и Жаку, что хочет бежать в Париж, а они могли бы, так как рука руку моет, помочь ему там, если он поможет организовать им поддельные документы и снабдит их деньгами.

Жак начал верить полковнику. Рая же относилась ко всему скептически и полагала, что такой мерзавец, как Смоличев, не может измениться за одну ночь и что его нужно еще проверить. Но как?

Жак и Рая решили, что нужно быть осмотрительнее. Они лишь делали вид, что доверяют русскому. Они тысячу раз обдумывали, прежде чем обменяться с ним парой фраз, и втайне пытались сами сделать документы на выезд.

Собственно, этого следовало ожидать. Утром, через два дня после их приезда в Каир в дверь постучался Абдель Азиз Зухейми и сказал, что к ним посетитель. С ними хотел поговорить Хассан, таксист, который их сюда привез.

Хассан ошарашил их. Он нашел человека, художника, который может подделать любой паспорт в мире, да так, что оригинал не отличишь от подделки. На два паспорта ему потребуется две недели и тысяча американских долларов. А он, Али, получит соответствующее вознаграждение: скажем, двадцать процентов – треть сразу и две трети после получения желаемых документов.

Балое отказался, потому что цена была слишком высокой, и поставил условие: он хотел увидеть работу «художника».

Поведение француза нисколько не обидело Хассана. Напротив, человека, бездумно отдающего такие деньги, египтяне сочли бы тряпкой, это было бы даже невежливо.

Поэтому Хассан вернулся на следующий день с пробным экземпляром и предложил следующее: восемьсот долларов для «художника» и сто пятьдесят долларов лично для него. В конце концов они сторговались за семьсот пятьдесят долларов для «художника» и сто для Хассана за посредничество.

Образец французского паспорта на имя Франсуа Брассе, родившегося седьмого октября в Гренобле и проживающего там на Рю-де-Национс, 147, выглядел столь натурально, что Жак начал сомневаться, не оригинал ли это.

Тогда Хассан повел Жака и Раю в аптеку поблизости. Витрину украшали стеклянные круглые флаконы с туалетной водой. Зал был также заставлен стеклянными ящичками и полками. Внутри не было места и для пяти покупателей.

Когда они вошли, молодой продавец духов откинул прилавок из темного дерева и проводил Жака и Раю в заднюю комнату. Там в темноте стояла изящная кушетка. Художник включил свет, и комната превратилась в фотоателье. На массивном деревянном штативе стоял старинный фотоаппарат с выдвижными мехами. Два прожектора с большими круглыми лампами накаливания и картонные ширмы, покрытые фольгой, обеспечивали освещение.

Аптекарь усадил их и бесцеремонно командовал, устанавливая нужный свет, чтобы получились фотографии на паспорт. Процедура сопровождалась громким треском и вспышкой. Балое вдруг подумал, что Смоличев не потребовал от них ни личных данных, ни фотоснимков.

Это вызывало подозрение, они с Раей решили быть повнимательнее.

Безымянные постояльцы в доме Зухейми не общались между собой. За неделю пребывания в пансионе Балое узнал, что здесь живет около десяти гостей, среди них две супружеские пары. Жильцы старались не показываться друг другу на глаза, большинство даже не здоровались при случайных встречах в темных коридорах дома.

Смоличева вообще не было видно, поэтому Балое поинтересовался у Абделя Зухейми насчет видного русского мужчины из комнаты напротив. Как оказалось, хозяин досконально знал привычки своих гостей и после настойчивых расспросов ответил Жаку, что у господина с четвертого этажа привычки своеобразные: он никогда не покидает комнату днем и выходит только по вечерам. Точно в девять часов он уходит из дома и редко возвращается до полуночи. Но это Абдель Азиза нисколько не касается, поскольку гость исправно оплачивает аренду. Зухейми поинтересовался, не поссорились ли они.

Балое ответил отрицательно и сказал, что просто заинтересовался этим человеком из-за его странного поведения, а еще потому, что он похож на русского.

Абдель Азиз Зухейми театрально, как ответил бы каждый египтянин, заверил, что ничего не знает. При этом он закатил глаза и воздел руки к небу, как Мухаммед, пророк всемогущего Аллаха. Он не интересовался своими жильцами, в конце концов, все – создания Творца, даже русские, которые это все время оспаривают. Русские часто скрываются в его доме, но пока еще не было повода для жалоб.

Так Балое узнал, когда Смоличев обычно уходит из дома. Он не сомневался, что Зухейми знает о полковнике больше, чем рассказывает. Не оставалось также сомнений, что он сам и Рая тоже под наблюдением. Осторожность была обоснованной.

В тот день они как туристы осматривали достопримечательности Каира: мечеть, где, по преданиям, были захоронены мощи святых и покоилась голова внука пророка Мухаммеда – это здание находилось недалеко от их убежища, – и «Голубую» мечеть на улице Шариа-Баб-эль-Везир. Рая и Жак вернулись позже, чем обычно. Уже смеркалось, и они остановились в сторонке, не теряя из виду вход в ковровую лавку.

Светло-бирюзовое небо проглядывало сквозь серую ткань, растянутую между домами для защиты от палящего солнца. Тем временем в узких переулках разлились сумерки. Лампадки и фонарики превратили грязный город в сказочные театральные кулисы, в которых, очевидно без цели, шныряли толпы статистов. В воздухе витал почти осязаемый аромат снеди, который перебивали сладостные флюиды выпечки и терпкий запах кожи и крашеной шерсти.

Чуть позже девяти в дверях ковровой лавки появился Смоличев. Полковника едва ли можно было узнать. Издалека можно было различить, что он подстриг свои кустистые брови, и это его молодило. Кроме того, на нем был светлый льняной костюм, как у западных туристов, и соломенная шляпа, придававшая ему аристократический вид.

Смоличев вел себя уверенно. Не оглядываясь по сторонам, он пересек рыночную улицу и свернул направо на Шариа-эль-Кабир, где расположились мелкие шумные торговцы. Здесь на лотках продавались текстиль, обувь и изделия из кожи.

Дневная торговля закончилась. Вечером ни один египтянин не станет покупать одежду, но, к чести каирских торговцев, лавки все равно были открыты. Перед ними стояли, предаваясь безделью, соседи, покупатели и торговцы. Мужчины занимались своим любимым делом – сплетничали.

Смоличев размеренным шагом, скрестив руки за спиной, прогуливался по улице. За ним, соблюдая дистанцию, чтобы не попасться на глаза, но и не упустить его из виду, шли Рая и Жак. Время от времени Смоличев останавливался, осматривая прилавки. Балое заметил, что Смоличева вовсе не интересовало содержимое витрин, он смотрел на отражение. Полковник несколько раз перешел с одной стороны улицы на другую, прошел под аркой и свернул в узкий переулок направо. Теперь для Раи и Жака риск быть замеченными был выше, чем на оживленной торговой улице. С другой стороны, следуя на большом расстоянии, они могли потерять его из виду.

Полковник прошел сотню метров по узкой улице и вдруг как растворился. Жак и Рая подошли к тому месту, где в последний раз видели Смоличева. Слева стояли высокие жилые дома, трех-и четырехэтажные, с узкими фасадами. В Каире так строили часто, хотя иногда это приводило даже к обрушению. С правой стороны тоже были дома, двухэтажные. На первых этажах располагались кафе.

На улицу доносилась громкая музыка. Трое мужчин развлекали посетителей арабской музыкой, играя на духовых и щипковых инструментах. В маленький вестибюль с декоративными столиками, на которых стояли начищенные до блеска медные кувшины, вела лестница из двух ступенек. Взору открылся зал, отделанный ажурными деревянными решетками с резным орнаментом. Вход в кафе прикрывала жемчужная занавеска.

Жак не отваживался пройти дальше. Если бы Смоличев их увидел, то понял бы, что за ним шпионят, и впредь стал осторожнее. Рая и Жак вернулись на улицу, чтобы из темного парадного дома напротив наблюдать за входом в кафе.

Не могло быть случайностью, что Смоличев зашел в это кафе на дальней тихой улочке, где обычно сидели только местные жители. Рая Курянова была уверена, что у сбежавшего полковника КГБ немало связей, особенно среди местных египтян.

Через полчаса Балое предложил сменить неудобный наблюдательный пост в парадной на уютный ресторанчик на Шариа-эль-Кабир, но Рая отказалась. Со свойственной ей недоверчивостью она все же хотела подождать, пока Смоличев выйдет из кафе. И не согласилась даже после того, как Жак сказал, что это может продлиться несколько часов. Рая возражала, настаивая, что сотрудник КГБ не будет скрываться несколько часов в общественном месте. Тем более русский полковник.

Прошел целый час, и Жак уже злился из-за упрямства Раи, как вдруг в дверях кафе появился Смоличев. Соломенную шляпу он нес в правой руке и, казалось, был в хорошем настроении.

– Рая! – вырвалось у Балое.

Он указал на кафе и вдруг словно окаменел. Рая попятилась и тупо смотрела на женщину, которая показалась вслед за полковником. Это была Гелла Хорнштайн.

Остолбенев, они наблюдали, как полковник поцеловал на прощание руку доктора Хорнштайн. Для Балое это было привычным жестом, тогда как Рая едва не прыснула от смеха – настолько, по ее мнению, это выглядело нелепо и комично.

Полковник и Гелла разошлись в разные стороны. Смоличев отправился тем же путем, каким явился сюда. Чтобы прояснить цель этой странной встречи, Жак и Рая, переглянувшись, решили последовать не за Смоличевым, а за Геллой Хорнштайн.

Они удивились, насколько хорошо ориентировалась доктор из Абу-Симбел в лабиринте переулков старого Каира. И прежде всего, храбрости европейки, которая одна ходила по ночным улицам города.

На Шариа-эль-Ашар, многолюдной улице, которая вела к одноименной мечети, Гелла направилась к остановке такси и села в машину. Рая и Балое последовали за ней на другом такси.

Поездка на такси по Каиру уже сама по себе приключение, а преследовать другое каирское такси равносильно самоубийству и требует виртуозности. Жак, размахивая купюрой перед водителем, заставил его забыть о правилах движения и о других транспортных средствах, кроме автомобиля, за которым нужно было ехать.

Такси проехало по Мидан-эль-Атаба мимо роскошного здания главпочтамта и известной оперы Шариа-Имад-эд-Дин на самой большой каирской улице Шариа-Рамсис, откуда рукой подать до главного вокзала.

На одной из боковых улиц Гелла вышла. Рая осталась около такси, а Балое последовал за доктором. Она направилась вдоль длинных грязных стен в здание, где располагались камеры хранения, достала дорожную сумку и черный чемодан и с багажом вернулась к такси.

Они снова поехали, на этот раз в западном направлении, и в конце концов остановились недалеко от моста 26-го июля у входа в отель «Омар Хайям» – зáмка, который был построен сотню лет назад и с тех пор пережил многочисленные события египетской истории. Отель был окружен парками и фонтанами, и создавалось впечатление, что он материализовался из сказок «Тысячи и одной ночи». Гелла заплатила таксисту и исчезла в отеле.

Теперь Жак и Рая знали, где остановилась доктор Хорнштайн. Но с какой целью она встречалась со Смоличевым, так и осталось загадкой. Неожиданная встреча породила целый ряд вопросов. Рая предположила, что Гелла Хорнштайн тоже работала на полковника Смоличева.

Это было в лучших традициях КГБ – вербовать на одном объекте нескольких агентов, не знающих друг о друге. Балое начал опасаться, что и за ним наблюдали в Абу-Симбел. Тогда внезапное появление полковника Смоличева в Абу-Симбел имело под собой основание.

Но каким же образом эта ночная встреча в каирском кафе вписывалась в общую мозаику? Может, Смоличев все-таки соврал им? Было ли его бегство от КГБ всего лишь очередным трюком, чтобы поймать их в ловушку?

– Я боюсь, – сказала Рая. Балое попросил водителя отвезти их в пансион Зухейми.