Текст книги "Рассказы"

* * *

– Мамочка, я соскучилась по дочке…

Вот эта одна фраза снова позвала её в путь. Нет, Минниса не одна. С опорой – с мужем она. Вон, впереди, бежит внучка. Внезапно она поворачивается к ним.

– Бабушка, а ты соскучилась по моей маме?

– Соскучилась, – отвечает Минниса.

– Я тоже, – говорит внучка.

В дороге, на вокзалах прошла её жизнь.

Человек в этом бренном мире – всего лишь странник. Она теперь знает. На этих путях-дорогах звание Матери всегда держала впереди себя. Оказывается, вокзалы – это остановки жизни. Здесь родилась возможность почувствовать саму себя, думать. Во время остановок скольких людей она видела! Бывало, вздыхала: «Кого только нет на этом свете». Случались и радостные моменты. Сколько извлекла поучительных уроков.

Снова просигналил поезд. Это – эхо минувших времён. Теперь голоса поездов не заставляют её вздрагивать, всего лишь зовут в даль, вперёд.

Гармонист

Освободившись от тоскливых изнуряющих вечерних сумерок, трое мужчин с трудом поднялись и выбрались на дорогу посреди поля.

– И что же это такое? – молвил Ахтям.

– Ты – инженер. Диплом имеешь. Если не можешь наладить даже такую машину, пазур, брат, – сказал второй.

– Да, ты инженер, да… – присоединился третий.

– Я – инженер, – тяжело вздохнул Ахтям, и все трое разом полезли под машину, не желавшую признавать наличие движения на этом свете.

Кругом тишина. Временами слышно лишь пение кузнечиков и как с хлопаньем ударяются о стекло стрекозы. Задев кончики носа тёплым воздухом лета, ветер уносит его далеко, очень далеко в сторону сверкающей огнями деревни.

– Тишину мы только раним… не годится так, – сказал Ахтям, выкатившись из-под машины.

За ним выползли и те двое.

– Вон же деревня. Пошли. Тут ни единой собаки нет. Запрём да у кого-нибудь переночуем. А спозаранку видно будет, – сказал один.

– Да, правильно говоришь, – согласился другой.

Пошли. Беспрерывно щекоча нос, впереди бежал ветер, увлекая запахи василька и кукурузы. На земле тишина. Наконец, можно вздохнуть полной грудью, можно подвесить думы на острый угол полумесяца…

– В первый дом с краю зайдём и переночуем, панимаешь, – сказал Ахтям.

В это время они подняли железную щеколду калитки первых ворот. Ворота были заперты. Почуяв чужих, залаяла собака. В окнах погас свет, и вдруг в темноте возник белый платок.

– Что хотели?

– Что… машина сломалась. Переночевать бы где-нибудь…

– Я – одинокая старуха. Домов с мужчинами много в деревне, ребята. Вон попробуйте постучаться через пару домов. На меня не обижайтесь. Буду за вас молиться, сейчас я приступаю к чтению намаза.

Через два дома мужчина в шляпе набекрень подметал около ворот. Опершись о метлу, подняв руку над бровями, дал понять, что пришли чужие.

– Не узнаю. Путники?

– Машина сломалась. Переночевать бы где-нибудь.

– А, это… плохо, что сломалась. Вас трое?

– Трое.

– И машина новая?

– Ходила ещё пока.

– Что сломалась – нехорошо. Однако это… В прошлом году у меня переночевали. Путники. Трёх гусей, двух кур унесли. Нынче гусей мало и кур немного. Только чтобы себе хватило. А чайку попить можно. Старуха, путникам чай вынеси, – приказал хозяин строгим голосом. – Наверное, думаете, ночью улицу подметает. Поверите, нет? Услышу голос гармони – не могу найти себе места дома. А как пойдёшь к молодым…

Старик, волоча тяжёлые ноги и метлу, направился в сторону дома.

После выпитого из чугунного черпака горячего чая мир вокруг будто красивее стал. Стоявший прислонившись к железному столбу ворот Ахтям издалека, будто из самого светлого и острого угла луны, услышал песню.

 
Ботинки, его ботинки
Сверкают чистотой.
То ли ещё своей молодостью,
Клянётся, что не бросит.
 

– Песня! На дальней околице, похоже, посиделки, – сказал один.

– Пошли, – сказал другой, повесив чугунный черпак на щеколду ворот.

На улице деревни торжествует мелодия. Из какой-то трубы выходит дым. Кто-то, высунув голову в открытое окно, молча провожает их. Ноги ведут в сторону звучавшей песни.

Молодёжь, кажется, и не заметила, что подошли чужие мужчины. При свете луны видно, что гармонь изрядно поизносилась, но она старается. Из меха сыплются страдальческие, со стоном песни.

– Это не гармонист, панимаешь, – сказал один из путников.

Как будто услышав его, гармонист вдруг остановился.

– То ли палец, то ли рука устала, парни, отдохните немного, полюбуйтесь на луну.

К гармони пододвинули, подталкивая, другого парня.

– Не получится, говорю же, – артачился тот, вращая горящую сигарету между пальцами.

Ахтям от радости готов был запрыгнуть на луну:

– Разрешите, можно?.. – сказал он, соблюдая деликатную покорность. – Какая вам нужна песня?

Девушки запели песню:

 
«Пой же, пой же», – говорите,
Какая песня вам нужна?
 

– Вот это гармонист!

– Откуда ты, парень?

– Коли так, ночь наша!

Очень искусно, выразительно играл Ахтям. Да, он не только в деревне, но и в округе известный баянист. Гармонь берёт в руки, когда становится скучно или ради некоторых национальных татарских мелодий. Немало песен и собственного сочинения.

– В нашей деревне нет такого искусного гармониста, – сказала ему на ухо девушка в синем платье, похожая на василёк. – Можно, я около Вас постою?..

Ахтям кивнул головой, почему же, дескать, нельзя.

– Вы где научились так мастерски играть? – спросила девушка нежным голосом.

Ахтям, прервав песню, перестал играть:

– Расскажу в другой раз, ладно?.. Пляшите и Вы. – Сам погрузился в далёкие воспоминания. Да, в деревне у соседа Идрис-абый была гармонь. Одна на всю деревню. Если расколешь большой таз дров и сложишь их, то он давал поскрипеть. Зимой около ворот снег уберёшь, принесёшь воды… ещё по одной песне. Работать научил его Идрис-абый. «Не чувствуй себя сиротой, сынок, отец твой, покойный, был хороший, работящий человек. Работаешь на меня – результат мне, а приобретаемый опыт – тебе», – говорил он. Привильно говорил негодник.

Прервав раздумья Ахтяма, прокричали утренние петухи. Гармонист сжал меха:

– Крепко пляшете, граждане. И замечательно поёте. Деревня, наверное, спать хочет, – сказал он.

Тут Ахтяма окружили парни.

– Бог с небес ниспослал тебя?

– Нет, это машина сломалась, услышали песню и…

– А где ваша машина?

– Осталась на дороге.

– Есть где переночевать?

– Нет.

– Пошли ко мне, – позвал парень, недавно скрипевший гармонью.

– И у нас места хватит, – сказал другой, потушив свой окурок, затаптывая каблуком туфель.

– А за машину не беспокойся. Парни, завтра рано утром на большак собираемся. Надо помочь.

Когда Ахтям, проснувшись, вышел во двор, девушка-соседка в голубом платье, похожая на василёк, пришла за колодезной водой. Ахтям заметил, что её щёки горели румянцем. Девушка в самом деле смущалась. Вот она, не поднимая ресниц, наклонилась к вёдрам и сказала:

– А Вы вчера не рассказали, где научились играть на гармони.

– В другой раз… К сожалению, сейчас нам надо уехать…

В этот момент, окутав ворота в серую пыль, затарахтел мотоцикл.

Подняв щеколду калитки, заглянул один парень:

– Ты, наверное, Ахтям?.. Айда, машина твоя готова, всё сделали. Бригадир сам помог, – спешно выложил свои соображения.

Втроём забрались в машину и тронулись.

– Эй, инженер, выбрось свой диплом из окна на кукурузное поле, – сказал один из путников.

– Да, брат, твоё владение гармонью ни в какое сравнение не идёт с твоими навыками инженера, – присоединился второй.

– Так получается, – согласился Ахтям.

Он, повернувшись назад, посмотрел на провожавших: светлые лица, тёплые взгляды. Его лицо обдал нежный тёплый ветер. Запах василька щекотал душу. А далеко-далеко, прижав голубой платок к груди, не смея улыбнуться, осталась стоять похожая на василёк девушка в голубом платье…

Ошибка

– Вчера только передала домой. Не слушается ведь, а, – возмущалась она, глядя на шагавшую впереди на высоких каблуках девушку. – Слово классного руководителя ничего не стоит… Не считаются, что ли, со мной?

Девушка поправила проводки висевшего на ушах карманного радио, пощупала пейджер на ремне брюк. В сумке звонил сотовый телефон, она принялась рыться в поисках его.

– Вот ведь как ходят в школу, – терзалась учительница, испытывая грусть оттого, что у её ученицы из-под короткой кофты виднелось полспины. – Догнать бы её и развернуть домой: пусть оденется по-человечески…

Девушка, забыв обо всём на свете, с кем-то неприветливо громко поговорила, раскатисто рассмеялась. И, даже не попрощавшись, закинула телефон обратно в сумку.

Учительница ускорила шаги. Под ногами шуршали светлые листья. Невольно залюбовавшись, нагнулась и хотела один из них взять в руки. Тут взгляд её упал на свои бесцветные чулки. Засмущалась, подол платья неловко потянула пониже… «Обновить бы надо, после летних отпусков и денег не осталось», – тяжело вздохнула она. «Стой, из-за чего стыдиться, чисто, аккуратно», – и пошла быстрыми, крупными шагами. И сравнялась с ученицей.

– Залия, сейчас школьная форма разве такая? Иди, быстренько переоденься, – сказала учительница. Она ожидала, что девушка, как только увидит её, поздоровается.

А девушка даже не подумала. На мгновение освободила уши от проводов радио и, продолжая жевать резинку, ответила:

– Мои юбка и кофта в сумке, приду – поменяю.

Они молча шагали по одной тропинке. «Мы всё говорим, что детей изменило время, – думала учительница про себя. Ей хотелось употребить слово «испортило», но удержалась. – Ошибка… ошибка времени всё это…» Мысли перенесла на листья на тропинке: гляди, какие красивые! Все одинаковые, ровные. Все дружно осыпались на землю и ради красоты осенней пожертвовали свои жизни, лежат улыбаясь, рассеивая светлые лучи.

Обернувшись, она посмотрела на свою ученицу. Взгляд девушки был устремлён далеко, в белые облака. Впрочем, она и их не видит, про себя напевает песню и жуёт жвачку.

Учительница уже перестала придавать значение жвачке, старалась успокоить себя тем, что воспитывать – обязанность родителей, ибо она убедилась, – пытаться остановить целыми днями вращающиеся с жвачкой рты всё равно, что пытаться остановить воду текучей реки.

– Изложения ваши проверила, – сказала она девушке, приблизившись к ней.

Залия освободила одно ухо от наушника:

– А-а-а.

Раньше её ученики интересовались: «Апа, сколько у меня?» Девушка будто и не слышала её, равнодушно промолвила:

– Недавно мы вернулись из Ирана.

Да, Залия в изложении написала об отдыхе с родителями, только не в Иране, а в Греции. Учительнице хотелось указать ей допущенную ошибку в самоназвании «Греция». Однако чувствовала, девушка была не готова это слушать. Разговор само собой повернулся в другую сторону.

– А в Иране понравилось?

– Почему же не понравится?

– Музеев, туристов много, наверное.

– Много.

– Наверное, слышала про сады Бабила…

– Да, этот город был разрушен ещё до нашей эры. А так интересно рассказывали про сады, росшие в воздухе. Эх, апа, и вас бы туда свозить!..

Душа учительницы просветлела, словно бабье лето. От каждого листочка глазам метнулся луч. Да, она всю жизнь в начале учебного года на первом уроке поручала писать изложение о том, кто где в летние каникулы отдыхал. Дети бывали в деревнях у бабушек. Об этом пишут охотно. Самые лучшие сочинения вывешивались на стенде, вслух читались в классе. Теперь и между детьми равенство кончилось. Её младший сын учится в одном классе с Залиёй. Слышит и видит, как одноклассники отдыхают в Индии, Арабских Эмиратах. Однажды она сделала сыну замечание за немытую посуду. Эту воспитательную меру поддержал и муж, сказав:

– Что за ребёнок, после еды и тарелку за собой не споласкивает?

Сын ответил:

– Люди отдыхают в Арабских Эмиратах, Турции. А мне деревня да двадцатый магазин возле дома… Что это за отец?

От такого ответа оба чуть не упали.

– Большую ошибку допустил, отец, так резко разговаривать нельзя. Это не педагогично, – сказала она дрожащим голосом.

Нет, это – последний год. Больше никогда не надо задавать вопрос. «Где отдыхали в каникулы?» И для изложений другие темы присмотреть, например: «Уважение к старшим», «Настоящая дружба» и подобные.

Учительница прервалась от своих дум.

– Стесняешься ходить в школьной форме? Так ведь нельзя.

– Не стесняюсь. Просто не хочу ходить, – сказала ученица.

«Впрочем, сердиться бесполезно. Ребёнок есть ребёнок. Есть же у них родители», в который раз сама себя утешала она мысленно.

В этот момент она вспомнила событие, случившееся в прошлом учебном году. Шло родительское собрание. Составляли список учеников для бесплатного питания в столовой.

– Запишем Артура, – предложила одна, живущая по соседству, мать. – Сколько душ на одну отцовскую зарплату живут.

Совершенно ослепшая при рождении последнего ребёнка мать почувствовала себя неловко от возникшего неожиданного разговора о них, покраснела как кумач. Муж сопровождал её на классные собрания обоих сыновей.

Класс затих. Кто-то должен был нарушить тишину.

– Инвалиды пенсию получают, мы оба не работаем. Вот справки с собой, – сказала мать Залии.

– Вы живёте в большом коттедже, – возмутился сосед Артура, – а они в однокомнатной квартире. Вчетвером.

– Что, предлагаете продать построенный дом? Сегодня мы не работаем. Нам сегодня положена льгота.

Она хотела тогда спросить: «А на какие же деньги вы за границу ездите?» Испугалась, что выйдет большой скандал, шум. Ибо в то время имелись и сторонники матери Залии. На плечи, на душу легла большая гора груза. Впоследствии поняла, промолчать – было самой большой ошибкой.

Учительница посмотрела в впалые в вечную темноту глазницы слепой матери: из них на парту скатились капельки слёз… Мужу стало неловко:

– Я свою семью сам прокормлю. Пишите их…

И вот сентябрь начался с прошлогодними впечатлениями и с прошлогодними старыми чулками. Да, записала она тогда Залию. Несмотря на то, что учительница неоднократно напоминала, отец Артура с завода справку о его средней зарплате не принёс.

«Нет, раньше, наверное, не бывало такого, – думала учительница, стараясь припомнить подобные случаи. Хотя бы одно запомнилось. А чулки надо сменить… Она, аккуратно нагнувшись, вновь бросила взгляд на беспокоящие мысль ноги. «Как только получу зарплату, в первую очередь надо пойти в магазин и купить чулки… Не пойти – будет ошибкой…» Когда-нибудь был ли у неё повод стыдиться учеников? Такого случая тоже не припомнит. «А изложения с ошибками…» – подумала учительница, вспомнив предстоящую пройти сегодня тему. Всё же, кто знает, возможно, из этих ребят выйдут бизнесмены с широкой душой. Сами благочестивые, у самих будет полные карманы денег. Может быть, скажут: «Апа, вот вам путёвка, поезжайте, повидайте Грецию, Иран…»

Она перевела глаза на листья. Умещаясь во взор, перекатываясь как янтарь, летят на дорогу. Все-все одинаковые. Намерены украсить осень…

Вкус труда

Следы от приставшего к тяжёлым сапогам янтарно-жёлтого песка до пятого этажа мозолят глаза, значит, на дорогах ещё гололедица.

Уцепившись за подол матерей, то и дело оборачиваясь назад, плетущиеся в сторону детского садика мальчишки и девчонки неожиданно оказываются на корточках, падают на песок на тропинке, значит, на улице и сегодня ещё скользко.

– Вот так, дети умеют оценивать, – сказал дворник и прислонил свою затрёпанную метлу к двери аптеки. Он сегодня уже устал, рисуя песком крупные рисунки снежинок. Его улыбка перешла и к блестящим снежным цветкам, они каждому человеческому существу показались светлее.

– На работу ведь опаздываем, дядя Галиулла, – сказала одна молодая мать, отрывая присевшего на корточки сына. – Просто так нельзя разве посыпать песок, разбрасывая его направо-налево?

Агай выпрямился, повыше задрал нос.

– Н-е-е-т, – сказал он хихикая. – Вон сынок видит мою работу. Если бы я разбросал направо-налево, разве захотел бы он, сидя на корточках, потрогать песок, а?

Дяденька устремил тёплый взгляд на малыша.

– Опаздываем же, – сказала женщина, побежала вперёд, дёргая малыша. – На работу тороплюсь я.

Дядя Галимулла от метлы ни на шаг. Каждый проходящий сейчас ему что-то скажет. Он это знает. И в душе ждёт.

Одни скажут: «Смотри-ка на эти песчинки, превратились в медно-снежные цветы». Другие: «Ох уж этот дворник, ну есть ли где ещё подобные глупцы?» А ему этого достаточно. Вообще, он не надеется на большее. Всю жизнь подметая улицу, не получал ни одной Похвальной грамоты. Почему-то думает, что его считают глуповатым. Всю жизнь его лёгкая худощавая фигура двигается быстро, подобно ветру, он размахивает метлой направо-налево. Улицы сверкают чистотой…

Вот и сегодня, выбрав скользкие места, из песка набросал снежинки. Дороги превратились в сплошной разукрашенный ковёр.

– Вот так… Ба, это как у настоящих художников, – немного отойдя в сторону, залюбовался он своим творчеством. Тут взгляд его упал на здание аптеки. В двух углах торчали мусорные контейнеры. «Устарели. Если покрасить, совсем другой вид приобретут, конечно. Да, да, чего-то вроде не хватает здесь…» Довольно долго изучал внешний вид. В то же время он посматривал на проходивших мимо людей. Лица их улыбались, явно чувствовалось, что в душу их забралась маленькая песчинка радости.

– Благодаря таким глупцам движется вперёд эта жизнь, подружка моя. Иначе мир бы давно перевернулся, – сказала одна из старух, идущих неторопливо, как стрелки часов, раскачиваясь на свой лад. – Заставь современную молодёжь подметать улицу! Покажут тебе снежинку…

«Наверное, глуп я, – поддакнул он старухам про себя. – Почему вон Рахимулла, подметая улицу как попало, получил медаль? Только… если нельзя носить, зачем она, эта медаль? Сейчас в моде иномарки, трёхэтажные дома… А медаль никого не интересует…

Хотя и в нашем подъезде живут представители власти. Но они на работу ездят на машине, к сожалению, заблестевшие от чистоты улицы они не видят»…

Агай вновь подошёл к своей метле, прислонился. В этот момент мимо промчался джип с затемнёнными окнами.

– Номер соседский, – проговорил агай вслед машине. – Окна будто из перепонки. Боятся дневного света, эй!

Дворник обеими руками опёрся о ручку метлы… «Надо ещё что-то придумать. По меньшей мере, чтобы сам был доволен… Зданию аптеки не хватает привлекательности», – подумал он, забеспокоившись, и почесал голову.

* * *

А проехавший на джипе сосед – государственный человек, во властном органе занимает видное место, на работу ездит на машине, поэтому и представить себе не мог, что рядом живёт дворник. Как обычно, и сегодня, восхищаясь нежными облаками, вылез из своей роскошной машины перед зданием властного органа. В этот миг в его мозгу промелькнули какие-то нудные собрания, совещания, сослуживцы с гладкими, красными физиономиями. Сегодня он должен кому-то позвонить и по телефону успеть решить сколько-то важных проблем. Да, да, кто-то сегодня для него будет не шагать, а бегом бегать…

– Предъявите пропуск!

Он вздрогнул от испуга и подался назад. От злости взъерошились волосы на теле.

– Что показать? – повторно спросил он, глубоко удивившись.

– Ваш пропуск, – сказал молодой вахтёр. – Сказали, что здесь он есть у каждого, велели смотреть, проверять.

– Который день работаете тут?

– Второй…

Хозяин полез в нагрудный карман и долго шарил там. Он никогда не искал подобную вещь и возможность неудачи в этом деле явственно отразилась на его лице. Немного погодя, будто поймал птицу счастья, с радостным облегчением вытащил карточку в блестящей обложке.

– Нате… Если у вас не хватит памяти в течение трёх дней запомнить, кто есть кто, дела у вас могут осложниться, – сказал он по-хозяйски твёрдым, непререкаемым голосом.

Парень покраснел. Извинился.

Представитель власти, шагнув пару шагов в сторону от парня, почувствовал, как в душе у него появилось сладостное чувство блаженства. Попытался понять причину этого явления. В самом деле, ему было приятно. Потому что наряду со всеми остановили и его. На него сегодня посмотрели не как на чиновника, а как на обыкновенного служащего. Посчитавшись, спросили пропуск, и он впервые в жизни почувствовал себя человеком труда. От такого удовольствия даже голова закружилась. Целый день ходил не в себе. Совещания перенёс на завтра, секретарям велел сказать, что его нет. Парня-вахтёра, рассердившись, про себя назвал сопляком и, хотя трудовой день ещё не завершился, надумал поехать домой и полежать. По пути решил заглянуть в аптеку.

* * *

Когда чёрный джип с чёрными окнами подъехал к аптеке, дворник закончил наносить рисунок змеи на мусорные контейнеры, расположенные с двух сторон старого здания.

– Замечательно получилось! – проговорил он про себя и, повернувшись, посмотрел на роскошную машину. Увидел, что из неё выходит сосед. Поздоровался с ним кивком головы. Только тот его не узнал, даже не обратил внимания, кажется. Дворник взглянул на дорожку, усыпанную медными снежинками. По ней, будто стрелки настенных часов, неторопливо раскачиваясь из стороны в сторону, приближались две старухи.

– Гляди на этого сумасшедшего, что ещё делает! – сказала одна, улыбаясь.

– Кто сошёл с ума? – сказал агай, обернувшись назад.

– Мы состарились в этом городе, но в руках дворника не видели столь истрёпанной метлы…

– Раньше чаще меняли, государство было богатое. Это сейчас мы обнищали все…

– Именно так, именно так, – сказала вторая.

И старухи пошагали дальше.

Дворник остался стоять, опёршись о метлу. «Сами улыбаются, сами сумасшедшим называют. А ведь всё дело в умении чувствовать вкус труда. А если люди будут морщить лицо при приёме несолёной пищи, что скажешь? Это означает, что у моего труда нет соли…» В этот момент шагавший оглядываясь назад ребёнок повернулся в сторону аптеки. Вырвавшись из рук матери, побежал к мусорным контейнерам.

– Змея! Мама, смотри, змея, – от радости приседая на дорогу, кричал он.

– Вон язык какой длинный, не укусила бы, – сказал дворник.

– Не кусается она, зубы у неё понарошке.

Мгновенно мусорный ящик со змеёй окружила детвора. Взрослые же наблюдали за их шумным смехом. Время есть, народ возвращается с работы, и дети, усталые, топали домой. Дворнику больше ничего не надо, сегодня он доволен своей работой сполна. Глядя на малышей, настроение поднялось у него ещё выше.

* * *

Он, вздрогнув от закрывшейся с шумом двери аптеки, повернулся назад. Оттуда выходил сосед-чиновник с целой горстью лекарств. Дворник взглядом проводил его до машины и подумал: «Окна больно тёмные. Совсем приучились жить, не видя светлого мира. Конечно, так можно и заболеть. Айда, не видят, так пусть и не видят, однако на дорогах гололедица, лишь бы руки-ноги не переломали».

Тут агай обратил внимание на молодого парня, идущего задумчиво повесив голову. «Молодой, а мирские заботы придавили», – отругал его про себя и решил прервать его думы, остановить.

– Закурить нету?

Тот пошарил по карманам.

– Нет, оказывается, забыл на работе.

– И где же работаешь?

– В Управлении, вахтёр, – ответил парень невесело.

– Почему отвечаешь, морща нос? Вот так надо говорить! – Он, опёршись на метлу, приосанился, задрав голову.

– Голова болит у меня, хозяин сделал предупреждение. Они шутить не любят… А ты что, закончил работу? Чего стоишь тут?

Дядя показал на змей, около которых столпилась детвора:

– Сегодня нарисовал их. Ну как, не портят вид улицы?

– То-то пахнет краской…

Вдруг у парня лицо расплылось в улыбке.

– Вот глупец! – сказал, махнув рукой и быстро-быстро ушёл.

Когда, улыбаясь, добрался домой, и забыл, что у него болела голова.

– А ведь на дорогах в самом деле гололедица не кончается, – сказал парень сам себе и, взяв в руки испачкавшиеся песком тяжёлые ботинки, направился в умывальную комнату.