Текст книги "Рассказы"

Истина о воде

В окно поезда непрерывно стучала плаксивая осень. Холодные капли находили приют у мокрых стёкол. Спутница была молчаливой, поэтому дорога показалась длинной. При подходе к Москве Гадельбану узнала, что она из Тау Елгасы. Ханум с жёлтыми, как цветы акации, волосами разбудила одного за другим чернявых детей, помогла им спуститься с верхней полки, одела их.

– Война страшна? – спросила Гадельбану.

– Нет, – сказала женщина обычным ровным голосом. – Война не страшна. Стреляют, взрывают. Немного погодя всё замолкает. Люди с сумками торопятся в магазин за хлебом, выходят за водой к колонке…

– А что же тогда страшно?

Она, поняв неуместность своего заданного вопроса, съёжилась.

– У меня шестеро детей, как видите, со мной только трое. Остальные ещё младше. У соседей остались. Их дом цел ещё, слава Аллаху. – Женщина тяжело вздохнула. – Испуг этих малышей страшен. Видишь подол моего платья? Дети изорвали… – Она, расправив своё длинное платье, показала латаный-перелатаный подол.

– Когда начинают свистеть пули, они, говоря: «Мама, защити нас!», прячутся под моим подолом.

На её ресницах появились слёзы:

– Народ гор научил меня не плакать, простите, – сказала женщина, вытаскивая носовой платок.

– Дом-то ваш цел? – поинтересовалась Гадельбану.

– Наши разрушили. Муж мой, покойный, был мастер на все руки. Двухэтажный дом поднял.

– Вы нисколько не похожи на жителя гор, – сказала Гадельбану, желая продлить разговор.

– Я из Москвы. Анютой меня зовут. И бабушка с дедушкой родились и выросли в Москве. У меня муж был кавказец. Еду вот слово сказать. Может, окажут помощь.

– Какую помощь?

– Может, остановят войну. Должен же человек сказать своё слово. Может, прислушается кто.

– Даже со мной вы разговорились недавно…

– Что толку с вами разговаривать?! – сказала женщина, выходя на перрон.

* * *

Почему-то она вспомнила эту женщину. Поставила в центр зала второй тазик и, подобрав ноги, уселась на диване. Казалось, сейчас всё успокоится.

– Кап-кап-кап, кап-кап-кап…

В тазу плясали бесцветные, шустрые капли. Они и не думали утихомириться. На потолке же расплывались следы от быстротечной воды. В этот момент она растерялась.

– Кап-кап-кап, кап-кап-кап…

Гадельбану стремительным шагом вышла в коридор. Потянулась к телефону, но тут же убрала руки назад. Подцепив башмаки, направилась к соседям сверху. «Может, кран оставили открытым и уснули. Всё можно ожидать от молодёжи». Спотыкалась на каждой ступеньке. Мучилась, не попадая пальцем на кнопку звонка. Дверь никто не открывал, она попробовала стучать. Внутри была полная тишина. Забеспокоившись, она снова побежала домой. Там ведро заполнилось, вода стекала через край. Сын на мокром полу, смеясь, маленькими ручонками хлопал по воде. На ворвавшиеся в их дом безжалостные капли Гадельбану обиделась всей душой и, обняв малыша, расплакалась. У ребёнка от испуга округлились глаза. Женщина, прикусив губу, сама себя поругала. Быстренько сменила одежду малышу и постучалась к соседям, что жили рядом.

– Можно я только на пять минут оставлю его у вас? – сказала она.

Она надеялась, что скоро всё остановится, капли больше не будут плясать. Однако вода упрямо завоёвывала себе простор, в один угол дивана уже начала проникать влага. Женщина, надеясь, что, пока кто-нибудь придёт, как-то всё уладится, позвонила в аварийную службу жилищно-коммунального хозяйства. Затем из шифоньера вытащила непромокаемую скатерть-клеёнку, покрыла ею диван и, поставив два пустых ведра у таза, решила присесть на минутку и подумать о том, что же предпринять дальше.

Струя усилилась. Гадельбану снова сорвалась с места. Пока она выливала в унитаз одно ведро, наполнялось другое. Её охватил страх. «Если не успею собрать?! Сейчас примчатся с нижних этажей. Сочтя виноватой, все примутся меня ругать. Скорее бы сантехники – мастера своего дела пришли», – желала она. Трудно было поверить в то, что она не успевала высвобождать вёдра. Вода по всей квартире выливается на пол, мокрые потолки начали уже шуметь, кто-то постучался в дверь.

– Затопляете же, – сказал резкий голос.

– С верхних течёт…

– Нельзя было известить заранее?

Мужчина сплюнул и, повернувшись, пошёл наверх. Немного погодя прибежали соседи с целлофановыми пакетами на голове, с ковшами-черпаками в руках. Кто-то вновь принялся звонить в аварийную службу. Ещё куда-то. Нельзя было оставить ключ кому-то? Ох, бестолковая же эта молодёжь, – ругал один обитателей верхних этажей.

– Ах, – сказал другой, – те, что под нами, уехали в деревню. Ключи у нас. Пока вода не добралась, надо хоть ковёр спасти.

И, бросив черпак, стремглав помчался вниз. Вода словно торжествует, через порог рвётся в коридор. С хрустальных капель дорогой люстры, с дверок стенки сбегают маленькие волны. Только вчера Гадельбану белой тряпкой, не оставив ни пылинки, протёрла их.

– Не хватай тут, – сказала она сыну, – видишь, следы рук остаются.

Сын, будто ожидал этого момента, засмеялся, издавая радостные звуки, и обшлёпал блестящие дверцы.

– Сказала тебе, не хватай, не слышишь, что ли?

Сын озорничал, размахивая обеими руками. Гадельбану шлёпнула по попке ребёнка и посадила на кровать. Обидевшись на мать, сломавшую его упорство, малыш заплакал.

Гляди-ка на эту воду, не считается ни с красивой стенкой, ни с Гадельбану, ни с её сыном. Никого не признаёт и не слушается.

Чем меньше становилось в доме черпаков, тем сильнее слышался шум воды. Люди разбежались спасать свои квартиры. Рядом остались лишь несколько ребятишек. Ещё звук ковша и воды… Выжимая подол мокрого халата, Гадельбану бросила на них взгляд. Порадовалась: хоть рядом есть эти шмыгающие мальчики. С их кончиков носа катились белые капельки воды. В другое время, показывая друг на друга пальцами, укатывались бы от смеха. Женщине казалось, что от этой беды не спасёт даже Ноев ковчег. Чтобы описать шум воды, уже не хватает звуков, она с потолка течёт-течёт-течёт…

– Что случилось? – сказал вошедший в открытую дверь мужчина с охапкой железяк. И не дожидаясь ответа, продолжил: – Краны закрыли. Сейчас всё успокоится.

В дверях показался другой.

– Свет выключили. Лифты не работают. Когда высохнет, включим. Пока я пошёл.

Немного погодя явились представители ЖЭК.

– Что случилось? – несколько легкомысленно спросила женщина.

– Очевидно, у верхних труба лопнула.

– Значит, деньги на ремонт вам придётся просить у них. Не смотрели, значит, виноватые…

К разговору присоединились пришедшие с ними соседи:

– Однажды нас тоже затопило так. В конце концов ЖЭК выделил один рулон обоев. Сказали, отдерите испачканные места и заклейте. Ну кто так заплатками будет заклеивать стену? Где только в наше время нашли такие простые обои?

Гадельбану будто никого из них не видела и не слышала. Она про себя повторяла: «Воды нет, света нет, обоев нет, мебели нет». Перед её глазами плясали «нет». «Аллах убедил меня сегодня в том, что на свете верить надо только себе и опираться тоже лишь на себя», – думала она. Соседи разошлись уже по домам. «Званые гости» тоже ушли. Гадельбану плотно прикрыла дверь, отворотив один уголок скатерти, села на диван. Дома царит тёмная грусть. Дышать нечем. Запах влаги и мела вызывает жжение носа и глаз. С середины потолка на разостланную на полу тряпку медленно капает вода:

– Кап-кап-кап…

Этот звук тревожен и холоден. А ведь Гадельбану любила осенними утрами лёжа слушать, как стучат капли дождя снаружи о железный подоконник. Она вообще любила дождливую осень. В такие дни, когда у приличных людей и собаки не выходят на улицу, ты чувствуешь себя обладателем дома, состояния.

Женщина настежь открыла окна.

– К влажному дому, оказывается, и ветер боится приблизиться, – пробормотала она.

Тут в открытое окно с жужжанием влетела муха. Подняв шум, молниеносно облетела комнату и бросилась в необъятный мир, продолжила путь. «Не понравилось», – подумала Гадельбану. Женщина прошла на кухню, включила электроплитку. Убедилась, что действительно нет света. Значит, за помощью придётся идти куда-то и к кому-то. И вспомнила про мужа. Чувствуя своё бессилие, в этот момент захотелось прислониться к его широкой груди. Только вечером вернётся он. Не надо отрывать человека от работы. Женщина посмотрела на настенные часы. Они, утратив понятие о безграничности времени, остановились. Время… Вечность это или данный один час? Да, в течение этого часа в душе возникли какие-то повороты. Казалось, на мир она смотрит не своими, а совсем иными, новыми глазами. «Купив этот диван, сколько месяцев мы платили кредит?» – ломала она голову, пытаясь вспомнить. Потом думы её перешли на красивую стенку. На дверцах полосками следы воды, они очень испортили вид, доски не устояли против этой беды и начали разбухать.

И люстру нельзя будет включать, мелкие провода внутри заржавеют, – с горьким чувством смотрела она на потолок. На кресле разбросаны мягкие игрушки сына. Как будто цыплята, побывавшие в воде. На одной сидит паук. Не узнать, радуется он или нет, что нашёл сухое место, в свёрнутом виде похож на маленькое сухое пятно. Тут Гадельбану поняла одну истину: «В этом мире ничто не вечно, всего лишь надо радоваться безбедно прошедшему дню». Перед её глазами вновь промелькнула женщина из Тау Елгасы.

«Войны не могут быть великими, – сказала она. – Как бы ни пытались заставить поверить, простой народ не желает войны». «Кто захочет, чтобы его дом затопило?! Гляди, вот!..» Гадельбану отодрала прилипший к телу мокрый халат, она совсем забыла поменять его. Потянувшись к ручке ведра, вздрогнула: почему-то и звон железной ручки, и голоса разговоров соседей слышны, как из подземелья. Будто осталась стоять совершенно одна посреди улицы. Ей стало трудно дышать, в тот самый момент сердце пронзил плач ребёнка. Стой-ка, её сын находится у соседей! Забрать бы его. Дома ужасная влажность и темнота… «Не испугается ли мой малыш?» С тяжёлыми мыслями она постучалась в дверь соседей. «Лишь бы голова была цела», – прошептала про себя.

Ломать – не строить

Неожиданно… С одного слова всё началось…

– Нам нужно развестись, – сказала жена своим глубоким грудным голосом.

Муж с газетой в руках лежал на диване. Газета сползла на пол.

– И что это означает? Как? С чего это вдруг?..

После утомительного рабочего дня они обычно любят отдыхать вдвоём в зале. Муж – на диване, жена, сидя в кресле, смотрят телевизор. И так в тишине через экран наблюдают за мировыми событиями. Потом жена начинает рассказывать о том, что узнала от сослуживцев, какие рецепты помогают от каких болезней и как нужно их настаивать или готовить. С таким воодушевлением и с уверенной самонадеянностью она это рассказывает, что волей-неволей начинаешь ей верить. Во время рассказа быстренько встаёт и идёт на кухню, ставит на плиту чайник.

– Вчерашний чай из ягод и листьев был очень вкусным. Говорила, что очищает печень? – спрашивает муж.

– Сегодня то же самое заварю, – отвечает жена.

Оба хотят жить долго-долго. Не в разлуке, конечно, а вместе, вот так вдвоём…

Сегодня он не узнавал свою жену… «Что же с ней, с моей бичой[25]25
  Бича (диал.) – жена, супруга.


[Закрыть], случилось?» – подумал он.

Слово «бича» он услышал от одного башкирского парня. Ему оно понравилось, и он стал называть свою жену «бича». Да и жена восприняла это как должное, уши не ломает, звучит красиво…

Как это так «нужно развестись»?..

Муж – разумно мыслящий человек, но он никак не смог понять смысла сказанного. «Откуда у неё это? Понимает ли о том, что говорит? Без видимой причины, кто её надоумил?»

– Нам нужно развестись, – повторила жена в глубокой тишине.

Наверное, так спокойно может себя вести только женщина, которая точно уверена в том, что муж от неё никуда не денется…

Муж молчал. Он с интересом ждал продолжения. Жена тоже вопросительным взглядом смотрела на мужа.

– Ты уже решила? – сомневающимся голосом спросил муж.

– Так надо… Ты, наверное, тоже согласен…

Муж снова замолчал. Сердце стало биться громко, будто впереди ждала какая-то опасность.

Жене даже показалось, что у него появились тёмные круги под глазами.

Как-то по дороге домой мужчина встретил знакомого.

– Устал от одиночества, – сказал знакомый.

– Неужели среди друзей нет одинокой души, с которой можно было бы прожить? – спросил муж.

– Знаешь, – продолжил знакомый, – люди сейчас совершенно другие. Они друг другу не верят. Боятся потерять квартиру или же растратить своё богатство на чужого человека. Уже нет таких женщин, которые хотели бы стать настоящими жёнами, и нет таких мужчин. Если и есть, то их совсем мало. Поэтому одиночество заменяет женщинам мужа, мужчинам – жену…

Оба стояли и смотрели друг на друга. Мужчина так и не смог дать вразумительного ответа на вопрос знакомого. Сам он никогда не был одиноким и не понимал, о чём шла речь. Не зря, наверное, говорят: «Сытый голодного не разумеет»…

Знакомый договорил:

– Потом одиночество тебе всё больше и больше начинает нравиться и ты почти влюбляешься в него… так и начинаешь любить… Хотя… Кто же не любит свободу?!

Они когда-то вместе работали. Мужчине иногда приходилось бывать у него дома. Уже многое и забылось, но в памяти до сих пор хранится: на лампочке, висящей на потолке его квартиры, слой вековой пыли. Тогда ему даже показалось, что лампочка очень старается как-то осветить его жизнь.

«Кажется…» – он нехотя выдавил из себя.

Мужчина всю дорогу думал об одиночестве. Если бы оно было таким плохим, то почему разводов стало так много… Значит, оно не очень страшно…

…И вот тебе на!

– Сюмбеля приходила… – жена не закончила предложение.

– Просто так?

– Нужен, говорит, наш развод.

У мужчины поднялись брови:

– Кому?

– Зятю должны выделить квартиру, но проблема в том, что мало прописанных людей в ней, в старой.

– Ну и?

На плите свистел вскипевший чайник. Жена пошла на кухню. Выключив чайник, вышла обратно к мужу в зал. Она уже и забыла, что собиралась заваривать ягоды и делать настойку.

Жена его, вообще-то, в своё время и книги читала. Она знает, что и в книгах, и в кино все запутанные действия появляются из-за пустяка. Да и покойная мать постоянно твердила слова своей бабушки: «Женщина не может разводиться без серьёзных причин. Если потребует развода, то ей никогда не видать рая».

Есть ли у его жены причина на развод или нет? Хотя, раз дети просят, значит, им нужно помочь. Нет-нет, мать по-другому и не может думать, ему кажется, что и не должна. Говорят же, что свет – около солнца, а благородство – около матери…

Он, неслышно ступая, прошёл к креслу и присел.

– И что дальше? – буркнул недовольным голосом.

– Ну… советуют нам развестись… и хотят прописать меня к себе…

– Современно всё придумано! – сказал мужчина и про себя продолжил: «И как же надоела эта современность уже…»

Рушилось то, что годами созидалось в его семье, и это выбивало мужчину из колеи:

– Никак не могут обойтись без нашего участия?

– Говорят, не могут…

Женщине нужно было убедить мужа. Конечно, он когда-нибудь согласится… Есть же поговорка: «Муж – дуб, жена – хмель, ведь хмель обвил дуб и заставил пригнуться»…

– Если уж так…

На следующий день к ним после работы зашла их дочь.

– Ну как? Решили? А то нас торопят.

– Нет, не решили. Мы уже сорок лет тому назад решились… – ответил отец.

– Это же просто на бумаге, папа, фиктивный развод. Не всё ли равно вам, что на бумаге напишут?.. Сорок лет же уже прожили… Когда-нибудь из сундука доставали вашу бумагу о браке и интересовались, что там написано?..

– Я не согласен, – сказал мужчина. – На старости лет не могу играть. Не театральный артист…

– Ну и что нам делать, доченька? О чём там говорить? – спросила жена.

Дочь посмотрела на неё с удивлением и сказала, что нужно подавать заявление в суд.

Это слово вызвало у жены какую-то тревогу. Она посмотрела на мужа. Увидев на его лице следы от мучительных раздумий, заколебалась. Никакой улыбки! Неужели всё это можно всерьёз воспринимать?

– Да, в суд, – повторила дочь, – только суд имеет право разводить. Потом, мама, ты к нам пропишешься, и всё. Делов-то…

– Я, что, остаюсь? – встревоженным голосом переспросил отец.

– Это же всё на бумаге только, папа. Нашёл чему удивляться.

– На бумаге… – проворчал мужчина и направился в сторону кухни, наверное, хотел успокоиться.

* * *

Они вместе пошли в суд. Вдвоём по одной тропе так и шли, оба молчали.

День был холодный, дул сильный ветер. Он временами их обоих обнимал и кружил в своём вихре, потом оставлял в покое и снова, с новой силой ударял им в лицо. А они ещё выше поднимали воротники и шли вперёд, хотя ветер гнал их обратно. Очень тяжело было шагать, но они шли. В такую погоду люди стараются не выходить из дома, не дай Бог заблудиться…

А что ждёт впереди? Оба не знают. Сколько было прожито, но ни разу не вставали перед судом… Вроде бы жили счастливо… Оба задумались…

«Жёны с вечера ставили тесто, если не получалось, то винили печку», – продолжал размышлять мужчина… – Ну и жадной была у него жена. Алчность сопровождала её всю жизнь!» Когда-то всё началось с ковра… В те времена их невозможно было купить. А однажды ему зарплату дали рублями.

«Вот, бича, я тебе денежный ковёр принёс!» – муж вытряс пакет с деньгами, и весь пол был устлан рублёвыми купюрами. Счастливые, как они смеялись тогда. Даже показалось, что им больше никакого ковра и не нужно было.

Всё равно бича по-своему поступила, заставила купить ковёр. А потом пошло-поехало. Любившая вначале и серебряные украшения, жена уже захотела иметь бриллианты, потом норковая шуба появилась, стала ездить за границу. Потребовала машину… Муж всё это воспринимал как должное. Жена, кажется, о нём даже и забывала. А он вкалывал на двух работах. Забота о муже заключалась в одних настойках, которыми она угощала мужа и всё?.. Хотя он ведь привык к такой жизни, ему больше ничего не было нужно…

Ноги не хотят идти… Ведь жизнь шла своим чередом, неторопливо, тихо… Сегодняшний день казался наполненным бедой, каким-то таинственным, тревожным.

«Чего не хватало этим детям… И так уж живут в квартире, купленной на наши деньги. Нет, не считаются они с нами, со своими родителями…» От тяжёлых мыслей дух перехватывает, дышать становится трудно.

В голове жены тоже мысли. Как муха, запутавшаяся в сетях паутины, жужжат и жужжат: «Для детей же. Говорят ведь, что если дитё упадёт в воду, то мать кидается в огонь. А куда ещё? В двухкомнатной квартире вчетвером живут, как им прожить там? Ничего особенного не просят же они от нас… Люди вон всю жизнь играют. Такие здоровые мужики, розовощёкие бабы – все обманным путём справляют справки об инвалидности и живут. А они с мужем стараются по утрам даже ключами не звенеть, не разбудить бы соседей… Этим «инвалидам» даже нечестно добытое годится. «На честно заработанное же куплено» – говорит сосед Самат. А может быть, он прав…»

Женщина вглядывается в лицо мужа, на его сжатые обескровленные губы и прикрытые глаза; всем нутром вздрагивает: «Вот сходим и обратно вернёмся… Потом новое свидетельство получим»…

Мужчина смотрит на окна домов. Во многих до сих пор свет не выключен. «У людей ещё и свет горит. Значит, у них жизнь продолжается…» – думает он, а может, ушёл в свои далёкие счастливые воспоминания?

* * *

Их молодость совпала со временем ударных строек. Новый город, как дракон, забирал к себе всю сельскую молодёжь. Молодость есть молодость, она, несмотря на необустроенность быта, на грязь – делала своё дело, строила мечту. Город ещё не был построен, но его достроят, счастье ещё не найдено, но оно впереди…

Городская суета дошла и до села, в котором люди жили без лишних хлопот, топили печи дровами, пекли хлеб и варили наваристые супы. Сабир стал строителем, и его устроили на квартиру к Гарафутдин-агай. Он работал ветеринаром, на своей лошади объезжал несколько деревень. На его спине был не очень заметный горб. Но агай держался добрым молодцем, любил поговорить о девушках. Такое его озорство очень нравилось Сабиру.

Гарафутдин-агай ещё любил выпивать. Чуть выпьет и улыбнётся Сабиру:

– Так… так… Тебе с меня нужно брать пример.

Сабир рос сиротой. Он старательно прислушивается к его словам, ему кажется, и его отец был таким, как Гарафутдин-агай. Может, поэтому он ему нравится.

У агая есть две дочери на выданье. Красотой не выделяются, но скромницы и работящие, похожие на свою мать. На Сабира поглядывают с надеждой…

Конечно, и агай хвалит своих дочерей. И постоянно напоминает ему, что уже пора, мол, жениться.

– Если не понравятся мои дочери, то я женю тебя на самой прекрасной девушке деревни.

Сабир знает: здесь красавиц много. Мимо парня никто из них не проходит спокойно… При виде их ему и самому тоже бывает плохо, оттого, что не имеет возможности жениться…

Гарафутдин-агай всё это видит: и в каждом доме, где бывает сам, хвалит парня. А он в деревне вхож во все дома, как-никак ветеринар.

В один из дней, в нетрезвом виде нагрянул в сельский клуб. Несколько красавиц готовились к спектаклю, у них репетиция была в самом разгаре.

Этого шутника-агая все любили, да и девушки не прочь были посмеяться с ним.

– Нам на роль нужен красивый парень, Гарафутдин-агай, давай ты сыграй нам этого героя, – одна из них подошла к нему с просьбой.

– Нужен… так, так… красивый нужен?

– Да, Гарафутдин-агай. Очень нужен.

– Так, так… Найду я вам молодца…

Он немного постоял, задумавшись, и сказал:

– Если он нужен, то сейчас же приведу. Живёт в моём доме такой красавец… так… так…

– Он не придёт, он же у вас очень гордый, – ответила с улыбкой одна из девушек.

Агай – любитель поспорить, сразу же стал спорить:

– Так… так… А давайте на одну бутылку…

– Если не приведёте?

– Тогда я вам такую сумму денег дам… на чай…

Девушки согласились.

Гарафутдин-агай направился к себе домой.

Сабир собирался на обход своей строительной организации. Агай стал его расспрашивать. Парня это насторожило. Да ещё и вышел с ним на улицу, и зашагал рядом.

Дошли до сельского клуба. Гарафутдин-агай стал беспокойно оглядываться по сторонам.

– Может, в клуб зайдём? Так… так… – сам не смотрел на парня.

– Зачем? Мне там делать нечего, – парень с удивлением глянул на него.

– В библиотеку только заглянем… Есть одно дельце… так… так…

Парень не отказался, ему самому стало интересно. До этого, конечно, ни разу не видел читающего Гарафутдина, но слово «книга» понравилось и он согласился.

Как только вошли, он заметил, что девушки, сидевшие в библиотеке, заулыбались.

Одна из них и говорит:

– Гарафутдин-агай, ты выиграл.

Парень понял, что попал на удочку агая, но сделал вид, что ему невдомёк, и попросил одну книгу. Стал перелистывать, потом сказал, что завтра придёт за книгой, и вышел.

Вечером агай вернулся домой подвыпившим:

– Ты видел наших красоток?

Парень улыбнулся. Потому что среди них он приметил самую красивую девушку… Её красота была пленительной, он будто попал на другую планету, где было светло и ярко…

Каждое слово красавицы ласкало его уши, сердце трепетало, как от нежного ветерка…

После того похода в библиотеку ему было неловко, казалось, что девушки помнили этот случай и втихаря подсмеивались над ним. И поэтому решил в деревне долго не задерживаться. Но был благодарен Гарафутдину и этой деревне за то, что встретил свою настоящую любовь, что здесь прошли его самые лучшие дни молодости.

…И увёз в своё общежитие девушку-продавщицу, которую встретил тогда в библиотеке. Да и девушка обещала любить его вечно…

* * *

«Если подумать, жизнь начиналась, кажется, и не без любви. Выросли дети. У каждого своя жизнь. Стали дедушкой и бабушкой для внуков.

Квартиры куплены… Даже птицы не разоряют свои гнёзда, норовят что-нибудь прихватить и принести к себе. Что делает бича? Что за жадность у неё такая?»

Весь в своих раздумьях, муж шагает за женой.

Они вдвоём идут в суд…

Женщина тоже думает…

«Судьям нужно обо всём рассказать. А то могут оставить детей без квартиры… Скажу, пьёт. Что, не правда? Не выливает же?! Хорошо ещё, я попалась ему… Современные девушки ни за что бы не выдержали его…»

Она не обращает внимания даже на сильный ветер. Кажется, куда погонит, туда и готова пойти… А ветер с ума сходит, гонит их, как мотыльков по полю…

«Помогал воспитывать детей? Росли как сироты… За свою жизнь ни разу не переступил школьный порог, где учились дети, ни на одно собрание не ходил. Не помогал им делать домашнее задание. Не открывал даже дневники. Так уж и выучились…»

Женщина глубоко задышала.

«Холодильник вечно пуст. Любит покушать, если я покупаю… Судьям можно показать… а самому вечно вкуснятина нужна… В жизни сумку не поднимал… Да-а-а, и я жила, оказывается, с мужем…»

Женщина, сама того не замечая, на мужа посмотрела с таким выражением лица, будто готова была убить. Муж, конечно, не увидел этого полного ненависти взгляда. Да если и увидел, то сразу бы не понял, что и как…

«Никогда не покупал одежду детям. Даже во время каникул в театр с ними не ходил! Выросли всё равно…»

Она шла, ничего не видя перед собой, не замечала лежащих на снегу маленьких собачек, не чувствовала холодного ветра. Шла и шла своей дорогой… Голова чуть не лопалась от дурных мыслей… Она никого не видит, ничего не слышит… Одни только мысли в голове…

«Если видел на мне новое платье, ревновал… Нет чтобы самому купить, так я же покупала на свои заработанные деньги…»

Ветер иногда прерывает ход её мыслей. Женщина поворачивается спиной к ветру и продолжает идти. На мужа не смотрит.

«За всю жизнь ни одного тёплого слова не слышала. Хотя мужики все теперь неотёсанные, грубые, скупые, откуда чувствам взяться?»

Она сама не верила, как смогла прожить свою жизнь с таким плохим мужем. Но почему раньше не подумала об этом?

Снежинки падали ей на губы, холодный ветер заглядывал и под пальто, казалось, что зима обвораживает женщину своим морозом… Но женщина ей не поддавалась.

Сделала заключение, что жизнь была прожита зря… Только нужно постараться превратить всё это в игру, чтобы муж не догадался о её мыслях.

Мужчина тоже молчал.

Он вспоминал своё детство, своих родителей, пастбище, где проходило всё лето, двор, где пилил, рубил дрова, носил воду.

«А ведь мои дети ничего такого не делали, никогда не работали. Наши матери нас готовили к жизни трудовым воспитанием, а мы, наоборот, сами до сих пор детям строим жизнь. Правильно ли это?

Всё для детей, всё им, а быть может, и не правильно, и не хорошо мы поступали… Как всё это не понимает бича?»

На улице выла вьюга. Дул и дул холодный ветер, сметая всё на своём пути, словно и не было людей.

* * *

На суде женщина сказала своё последнее слово: «Что? И я должна всё это терпеть и жить с ним?»

У мужа от услышанного заболела голова, захотелось уши заткнуть.

«Вот мы как изменились! Люди за совместно прожитые годы становятся ближе друг другу, а мы отдалялись, оказывается. Может, между нами встала квартира? Жадность сильнее любви?! Неужели это она, красавица, которая обещала его вечно любить? Может, её подменили?»

Он мог думать только так.

Наверное, когда дует ветер, деревья тоже друг друга задевают… Жизнь прожить – не поле перейти. Всякое, быть может, случалось…

Женщина высказалась обо всём и сразу. Ничего не пропустила. Злые слова, вылетавшие из её уст, наполняли весь зал заседаний. Было нестерпимо больно. Мужчина взял себя в руки. Дали и ему последнее слово.

– Виноват, – сказал он после долгого молчания.

– Это Ваше последнее слово? – переспросил судья.

– Последнее вот это, – он обернулся к своей жене. – Я хочу, чтоб твой второй муж был счастливее меня…

Судья с удивлением смотрел на мужчину, который выглядел убитым от горя. На лице судьи, казалось, было написано: «Даже такие порядочные мужья не угождают своим жёнам!»

Мужчина вдруг вспомнил про Гарафутдин-агай и обеих его дочерей… Зачем вспомнил, сам даже и не понял…

«Так… так…» – повторял он про себя…

* * *

Муж не стал дожидаться жены. Встал и быстрыми шагами вышел из зала. На улице было темно, да и метель стихла. Зажёг сигарету, ну хоть какой-то свет появился… Хоть от сигареты, хоть и не яркий, но свет есть свет… Стоял и смотрел вперёд, а там была дорога…

А приговор им вынес сам Всевышний. Несколько раз пробовали сближаться – не получалось… Последние слова были уже произнесены…