Текст книги "Иоаннида, или О Ливийской войне"

Когда наш главнокомандующий Иоанн узнал из быстро доставленного ему доклада, что верного Куцину сильно теснят на его участке боя и что он изнемогает под тяжелым натиском вражеского оружия, [Иоанн] возжег у людей желание выступить против врага следующими словами: «Римская империя признает все народы, которые верны и подчиняются ей, и рассматривает их как латинских граждан. Благодаря верности союзникам, она подчинила себе весь мир (и это всеми было признано), стойко принося облегчение униженным и унижая бунтующих. Куцина, совершенно преданный нашему делу, в гуще борьбы, но не уверен в победе. Если врагу не удастся одолеть его, наша слава останется в веках. Сделайте же сейчас видимыми верность, мощь и стойкость Рима! Вперед, воины мои, и в этом страшном кризисе войны облегчите своей помощью положение этого человека, поразите эти гордые племена и, товарищи мои, спасите тех, кто полагается на вас».

(ст. 47—533)

Так он сказал, выдвигая свои знамена, и армия бросилась в наступление. К тому времени верное мавританское войско отступало через равнину, а лагуатаны предвкушали победу. Их отряды побеждали, а Пуцинтул, Куцина и Гейзирит отходили. Затем внезапно они увидела позади себя знамена приближавшегося к ним Иоанна. При этом зрелище они воспряли духом, повернули гибкие шеи коней, вновь обрели храбрость и галопом помчались в бой.

Свирепый Пуцинтул в дикой ярости обрушился на наступающего врага, проскакав галопом, и первым прорубился сквозь их ряды. Он уложил Имастана, нанеся ему глубокую рану. Он поразил мечом храброго Нифатена, разрубил дикарскую шею черного Мамона и, оказавшись лицом к лицу со своим врагом Иртом, рассек ему голову сталью, так что кровь [этого] человека, смешавшись со вспоротыми мозгами, потекла по его членам. Приблизившись к следующему поединщику, Аманту, он [сбоку] проткнул крепким оружием ему глотку, нанеся фатальную рану и порушив выход его голоса. Тогда кровь потекла изо рта [этого] человека и, когда оружие было извлечено, захлестала из обеих ран. Вожди ифураков увидели его, яростного, с некоторого расстояния, когда он как раз рубился в гуще их людей, и тогда они сформировали фалангу, объединив вместе много тысяч людей, и каждый из них угрожал [нашему] воину копьем. Он принял удары копий щитом. Не страшась ран и уверенный в своей мощи, он [ранее] отказался надеть доспехи на грудь. Но теперь, когда густой рой дротиков полетел в него, увы, великодушный командир пал, получив под грудь смертельное лезвие. Не сломленный даже столь серьезной раной, он ободрял и воодушевлял своих товарищей: «Победа, сограждане, остается за вами! Бейтесь, мужи, и пусть эти гнусные племена станут мне погребальным приношением! Если вы одолеете врага – даже тогда я стану очевидцем этого, обрету более великую жизнь и сделаю лагуатанские племена частью моего триумфа, когда я возрадуюсь среди теней! Но высокостенный Карфаген с воротами меж башен примет вас с великим триумфом, пребывающий в безопасности и лишившийся всего лишь одного человека». Говоря так, он упал от [полученной] раны, и его сотоварищи подняли его, все еще веселящегося сердцем, и отнесли в их лагерь. И так этот сотоварищ Дециев¹³⁶ отошел в мир теней, счастливый своей смертью. После войны его имя всегда будет благословенно, а его гибель будут помнить в грядущих веках, когда наши потомки будут читать об этих кровопролитных войнах.

Римская конница по приказу командира разъезжала по вражеским позициям, приводя в смешение его мрачные ряды. Поскольку фланг врага поддался, римляне спустили свистящие стрелы с натянутых тетив, и их полет напоминал тучи, разродившиеся плотным градом, побивающим урожай на широких пашнях. Высокий колос падает под бешеным натиском бури, зеленый росток более не приносит плод, и даже толстое дерево не может защитить нежные ветви с помощью листвы. Так же точно и ужасные стрелы, слетая с тетив, летели и наносили неизбежные раны, ибо ни одна из них не упала без пролития крови, ни одна оперенная стрела не упала на землю, не причинив вреда. Вот храбрые лошади туземцев и сами стоявшие в плотном строю враги падали наземь, и каждое лезвие было красным от крови массилов. Римский отряд, вооруженный дротиками, вступил в дело следующим, и его командиры раскидывали в бойне тела по всей длине и ширине поля боя, отчего воинственный дух римлян воспарял еще выше. Да, оружие наших воинов стало горячим, вся римская сталь покрылось мавританской кровью, ибо их собственное горе служило стрекалом их ярости. Кто может словами описать бесчисленные горькие смерти, настигшие их вождей на бранном поле, разнообразные исходы жизни, принесшие кому-то смерть, кому-то плен? Кто может перечислить имена тех, кого наш полководец храбро зарубил, равно как и простых воинов-мармаридов, павших безымянными и безвестными? Тем не менее я в своей поэме отмечу кое-кого, о ком сообщил долетевший от врагов слух.

(ст. 534—566)

Иоанн, как всегда, могучий в своем вооружении, увидел, что враг перекрывает ему путь, врубился в плотные ряды врага и прорубил себе путь смертоносным клинком через отряды повстанцев. Он был похож на человека, собирающего урожай, – он ждет времени, когда урожай его созреет, и затем жнет его острым серпом. Сначала он левой рукой сжимает стебли с их нежными колосьями, а правой срезает их; затем, довольный урожаем, он связывает бесчисленные снопы крепкой веревкой по всему протяжению поля. Вот так и обитатель Сирта Алтилима был повержен раной, нанесенной полководцем, упав на траву с рассеченной шеей. Затем увенчанный плюмажем Алакандза наехал на своего могучего врага, размахивая копьем и подгоняя коня шпорами все быстрее и быстрее. Но наш полководец, совершенно не устрашенный, отсек ему голову мечом, так что, когда она падала, человек тяжелеющими глазами еще увидел [со стороны] собственное тело. Затем полководец зарубил Эспутредана в его дикой ярости, встретил и храбро свалил Таматония и Югурту, а также убил Турса. Сзади он ударил лошадь Авдилимана, нанеся клинком глубокие раны по сухожилиям и твердым костям ног животного. Лошадь свалилась на спину, но не всем телом, поскольку не упала на землю высокими плечами. Храброе животное продолжало барахтаться, выпрямив свою шею, и, пытаясь встать, сбросило всадника на песок. Иоанн, непобедимый, как всегда, наехал на пытавшегося подняться на ноги воина – надменного даже в такой момент! – и тот стал получать удар за ударом от нашего полководца, представлявшего страшное явление врагу со своим грозным мечом – пока не получил удар по лбу. И вот под каскадом крови меч [Иоанна] сделал месиво из хрупких костей и мозга. Наконец, схватив копье, Иоанн поскакал галопом по равнине. Он устрашил Флакка и пронзил его дротиком насквозь – через волосатую грудь и плотную спину. Кровь хлынула из обеих ран и полилась на теплую траву на земле. Возвышаясь над ним, [Иоанн] пронзил пикой длинные члены следующего врага, Цернизы, и через мгновение пробил сердце испуганного Дерка.

(ст. 567—656)

Затем он клинком пронзил бок Граха, разрубил шею Минисы и рассек виски дикого Кутина. Он одолел Камала, не убив его, схватил его за волосы и потащил как пленника. Затем он передал его сопровождавшим и возобновил преследование прочих отрядов по всем направлениям поля боя. Лабба замахнулся рукой для удара копьем, попытавшись таким образом вызвать полководца на бой. Но, подъехав к нему и увидев, насколько могуч его враг, несчастный человек начал униженно молить о прощении: «Молю тебя костями Эвантия, надлежаще положенными в подходящую гробницу, который породил такого великого героя¹³⁷; и великими делами, которые суждено завершить твоему сыну Петру, известность о чьей мощи ветром разносится средь врага, лишая храбрости дикие племена и их державу; [молю и] той храбростью, которой побеждены илагуаны, – даруй жизнь этой душе, чьи преступления уже переполнили чашу и, в своей победе, сбереги меня для своего триумфа после войны. Удовольствием будет служить такому человеку, как ты». Умягченный этими словами, Иоанн сдержал удар и быстро связал врагу грубой веревкой руки за спиной.

Благородный Рицинарий атаковал Уртанка – воина, лишенного благородства, и в момент пронзил своим негнущимся копьем его грудь. И вот пал к его ногам один из главных зачинщиков той омерзительной войны, Уртанк – великодушный и непримиримый молодой воин, запятнавший злосчастной кровью землю. Тогда Рицинарий обратился против Мейлана. Наилучшим образом он сбил его мощной дубиной на теплый песок. Затем, использовав свой яростный меч, словно серп, он снес голову Аланты и поразил черного Сакому. Когда тот падал на траву, быстрая лошадь [Рицинария] бросилась [в сторону], вздымая копытами мягкий песок, [потом начала] бить копытами, желая повернуть прочь. Но проворный Рицинарий использовал хлыст и, ударяя по высоким бокам лошади, заставил ее, несмотря на страх, бежать по равнине. После того как он заставил лошадь переступить через обезглавленное тело, он поехал галопом по широким полям, горячий до битвы, сея смерть вокруг себя и страша сиртских воинов оружием в бою, который складывался все более и более удачно для нас. Он зарубил быстрого Афуна и храброго Никандра, затем несколькими ударами убил Суцера. Он убил Тануда, свалил храброго Эранка, ударил мечом Тинада и нанизал на дротик Эниптена.

Бульмиций осилил пикой Тимудана и затем храбро преследовал Ликурдана по полю битвы. Его оружие пробило спину бунтовщика и легкие и с хрустом вышло из груди. Уверенный в коне и возвышаясь над своими людьми, подобно башне, скакал Суккур, преследуемый Солумутом. Но Солумут никак не мог его догнать, поэтому он издалека метнул ясеневое копье, и его закаленное лезвие вонзилось в бок коня. Конь погиб от раны и сокрушил своего всадника, упав на него. Так, хотя и не раненный, Суккур отправил свою незадачливую душу в край Стигийских теней. Так что и конь, которому он доверился в бою, не смог спасти его своей скоростью. Ни его самоуверенность, ни даже волшебная сила Гурзила не уберегли заломанного воина от его судьбы.

Телохранитель полководца и вместе с тем его тезка снес Варту голову с плеч мечом, [Астит зарубил Палину, Ми и Энерда, а Дорофей убил мечом Тилудзанта]¹³⁸. Тогда Фастита подбежал и пронзил копьем лошадь Андзатала. Он быстро несся среди тысяч вражеских воинов, перемешавшихся с его собственными людьми, и обрел защиту за их плотными рядами.

Карказан, потрясенный потерей стольких людей, передвинул знамена в своей ставке так, чтобы нанести удар прямо по центру вражеской позиции, ведя с собой тысячи людей. Великодушный герой Иоанн увидел, как тот выступал, и взял удачное оружие у своего оруженосца и тезки. Гордый полководец напал на врага с дротиком, пытаясь ранить соперника и бесстрашно встречая его удары. И вот вскоре кровь потекла по оружию, хлеща из нанесенной им глубокой раны, и забрызгала одежды главнокомандующего¹³⁹. Едва тиран погиб, отряды мармаридов внезапно обратились в замешательство и побежали. И ни один из них даже не метнул копья во врага, но, отпустив удила, они помчались прочь, пустив галопом лошадей. С того момента насамоны уже не могли более довериться всей своей силе. Бок о бок, конные и пешие, они помчались через широкие поля навстречу смерти. А за ними следовали римские знамена с командирами, воинами и храбрыми младшими начальниками. Иоанн, довольный успехом своих людей в бою, галопом скакал вперед, рубя на траву плотные ряды врагов, ибо сейчас они воевали на ровном поле, где пехотинцы могут свободно бежать и поражать оружием вражьи отряды. И так [римляне] гнали и рубили язычников-мармаридов со всех сторон, илагуаны были разбиты наголову и понесли заслуженное ими наказание. Ряды ифураков, фрексов и наффуров отдали жизни под нашими мечами, и ярость римских воинов¹⁴⁰… Они прятались на деревьях, где наши воины, горячие до резни, ловили их, словно охотники – птиц птичьим клеем, и потоки крови текли со всех деревьев…

Вместо послесловия

Последние несколько строк поэмы утрачены. Можно обратиться к труду Прокопия Кесарийского «Война с вандалами», где он, во-первых, кратко и довольно скептически описывает деятельность Иоанна в Африке, а во-вторых, довершает рассказ Кориппа: «Отозвав Артавана, он (Юстиниан) назначил единственным стратигом Ливии Иоанна, брата Паппа. Как только этот Иоанн явился в Ливию, он тотчас начал войну с Анталой и маврусиями, жившими в Бизакии, победил их в сражении, многих врагов убил и отнял у этих варваров все знамена Соломона, которые они захватили в качестве трофея, когда Соломон погиб; их он отослал к василевсу. Остальных варваров он отогнал как можно дальше от пределов Римской державы. Вскоре левафы из окрестностей Триполиса вновь большим войском явились в Бизакий и соединились здесь с маврусиями Анталы. Иоанн, двинувшись против них, потерпел в битве поражение и, потеряв многих своих людей, бежал в Лариб. Тогда враги стали совершать набеги на все тамошние места, вплоть до самого Карфагена, причиняя попадавшимся им ливийцам страшные беды. Немного времени спустя, собрав оставшихся невредимыми солдат и склонив к союзу с собой маврусиев, в том числе тех, которых возглавлял Куцина, Иоанн вступил в сражение с врагами и, против всяких ожиданий, обратил их в бегство. Большую часть их, отступавших в полном беспорядке, римляне убили, а остальные бежали до самых крайних пределов Ливии. Таким образом, для ливийцев, еще оставшихся в живых, немногих и крайне обнищавших, хотя и поздно и с большим трудом, наступило некоторое успокоение».

В «Войне с готами» Прокопий более оптимистичен; этот фрагмент можно было бы и не приводить, если б не смутное упоминание о главных противниках Иоанна, оставшихся в живых: «В это время дела римлян в Ливии шли очень хорошо. Иоанн, которого император Юстиниан назначил начальником всех этих мест, достиг здесь успехов неслыханных и невероятных. Привлекши на свою сторону одного из маврусийских вождей, по имени Кутзину, он прежде всего победил в сражении всех остальных, а немного спустя подчинил себе Анталу и Иавду, которые имели власть над маврусиями, жившими в Бизакии и Нумидии, и они следовали за ним, как будто они были его рабами. В результате этого у римлян в течение ближайшего времени не было никакой войны в Ливии. За это время страна, сильно обезлюдевшая от предшествующих войн и восстаний, окрепла».

Впрочем, даже после это долговременного успокоения все равно не получилось. Историк Ю.А. Кулаковский датирует смерть Иоанна Троглиты ориентировочно около 560 г. и далее пишет так: «После его смерти мавры поднялись опять. Новый магистр армии, Иоанн Рогатин, лишил царя Куцину полагавшихся ему денежных даров и устроил предательское убийство заслуженного союзника империи. Сыновья Куцины отомстили за смерть отца вторжением в соседние области и грабежом мирного населения. Юстиниан послал в Африку своего племянника Маркиана, которому удалось, по свидетельству Малалы, отразить нашествие и смирить восставших. В таких тревогах шла жизнь Римской Африки под скипетром императора».

Полагаем, вместо своеобразного заключения, читателю будет интересно сравнить, насколько Иоанн Троглита соответствовал идеалу византийского полководца, как он был представлен в «Стратегиконе», обычно приписываемом императору Маврикию (539—602 гг., правил с 582 г.), – фрагменты даны в переводе М.А. Цыбышева (1903 г.).

Книга II («Об управлении конницей»), глава XV – «О местах начальников»: «Начальствующих лиц надо ставить в строю в более безопасных местах, для того чтобы они в сражении не бросились вперед и не были убиты и чтобы от этого не произошло замешательства между воинами. Если падает кто-либо из младших начальников, то убыль его заметят не все, а только те, в тагме которых он был. Если же будет убит кто-либо из высших, то смерть его будет известна если не всему, то, во всяком случае, большей части войска, и от этого оно может прийти в расстройство. Поэтому гипостратег и мерархи, пока неприятель находится на расстоянии от 1 до 2 полетов стрелы, должны наблюдать за строем и управлять им, стоя на линии знамен. Когда же приближается столкновение, то более храбрые из стоящих подле них должны выдвинуться вперед для защиты их. Таким же образом император или стратег до столкновения должен устраивать, осматривать и подготовлять все войско для сражения с неприятелем. После того пусть отъезжает в свою тагму, которая находится посредине второй линии для того, чтобы его видели обе».

Книга VII («Стратегия»), глава I – «Об искусстве полководца. Какими правилами должен руководствоваться полководец, перед тем как решится дать сражение»: «Как нельзя без кормчего ввести судно из моря в гавань, так нельзя победить и неприятеля без порядка и военного искусства, посредством которых мы, при помощи Божией, можем разбить не только равное нам по числу неприятельское войско, но даже если оно много превосходит числом. Потому что сражения выигрываются не (опрометчивой) смелостью и не многочисленностью, как думают некоторые неопытные, а после помощи Божьей порядком и военным искусством, которому тем более предстоит дела, чем более неопытных в войске. Соблюдающие это остаются невредимыми и действиями своими приносят пользу, не соблюдающие – поражение и гибельные потери. Итак: в сражении с противником надо хорошо уметь пользоваться условиями времени и места. Во-первых, избегать таких случайностей, которые могли бы причинить нам вред, и, наоборот, пользоваться таковыми против неприятеля. Прежде всего надо стараться узнать намерения и козни врагов, высылая для этого разведчиков во все четыре стороны от того места, где должно выстроить боевой порядок, воздерживаться от всякого беспорядочного нападения и не разделять своих сил. Также мы не думаем советовать того, чтобы главнокомандующий (стратег) сам лично делал набеги или вступал безрассудно в бой, но предоставил бы это опытным вождям. Ведь если некоторые из предводителей падут или будут разбиты, то все-таки есть надежда скоро поправить дело, если же будет убит тот, кто предводительствует всем войском, то все войско будет лишено единоначалия. Поэтому благоразумный главнокомандующий до сражения тщательно старается: разведать все, что делается у противника, парализовать все то, что может его усилить, и воспользоваться всем, что может его ослабить. Так, например: если у неприятеля много конницы, то полезно уничтожить пастбища (или запасы фуража), если у него многочисленное войско, то запасы продовольствия. Если войско его составлено из разных народностей и между ними нет согласия, то можно посоветовать расстроить связь между ними посредством даров, подарков, обещаний, а более знатных переманить на свою сторону. Если большая часть неприятеля вооружена копьями, то заводить его на местность пересеченную, если стрелами, то в открытую и равнинную и тотчас же биться с ним, спешившись… Если неприятель идет походом или стоит лагерем без предосторожностей, то на него надо нечаянно напасть днем или ночью. Если неприятель сражается отважно, но в беспорядочном строю, то сперва надо притворно биться с ним, останавливаясь по временам и мешкая, пока пыл его не остынет, а когда натиск его будет ослабевать, то в это время и начать настоящее сражение. Если у неприятеля много пехоты, то надо предупредить его на ровном месте, чтобы издали начать битву стрелами. Военное дело похоже на охоту. Как диких зверей лучше ловить не открыто, а посредством западней, сетей, обманом, выслеживанием, а также облавой и т.п. средствами, так же надо действовать и в сражениях, все равно против больших или против меньших сил. Потому что вступать с неприятелем открыто в рукопашную, даже когда очевидна победа над ним, все-таки не лишено опасности и потерь, как показывает исход дела. Поэтому желание победить с уроном не в силу необходимости, а из одной только пустой славы, вовсе лишено смысла».

Книга VII («Стратегия»), глава V – «О воодушевлении войска речью»: «В свободное время надо собирать войско, только не все вместе, а по мерам или по мериям, и объявлять ему все то, что ему надо знать, и таким образом заранее воодушевлять его. Прежде всего надо напоминать о прошлых славных подвигах. В то же время надо объявить в каждой тагме через ее начальников, что Верховный Вождь желает награждать воинов, обещать награды тем, которые окажут услуги государству, и прочесть писаные законоположения присяги».

Книга VII («Стратегия»), глава I, добавочная – «О том, что полководцу не должно много утомлять себя в день сражения»: «В день сражения главнокомандующему не следует давать себе много работы, чтобы вследствие большого беспокойства и усталости не упустить более важного, а также чтобы не заставлять и других беспокоиться за себя; но он должен весело явиться к войску и воодушевлять всех, но не вступать самому лично в бой с неприятелем, потому что это дело простого воина, а не главнокомандующего. Для того чтобы войско успешнее могло действовать, ему следует выбрать для себя удобное место, откуда он мог бы видеть, кто храбро сражается и кто трусит, если таковые будут, а если увидит, что нужно выручить находящуюся в опасности меру, то поддержать ее теми, которые в резерве, т.е. плагиофилаками и нотофилаками».

Книга VIII («О принципах»), глава I – «Некоторые общие правила, необходимые для главнокомандующего»: «Когда предстоит сделать что-либо важное, то главнокомандующий не должен уклоняться от труда, считая это как бы недостойным для себя, но взять руководство в предстоящем деле в свои руки и работать по возможности наряду с прочими. Вследствие этого каждый воин будет охотнее повиноваться и легче переносить труд, стыдясь неисполнения. На проступки, совершенные многими воинами сообща, должен смотреть снисходительнее и присуждать к наказанию не всех, а только подстрекателей прочих; иначе одинаковое для всех наказание возбудит еще более неудовольствия и бунт. В ежедневном обращении с воинами главнокомандующий должен держать себя просто, быть прямым и любить их, как отец, обучать их снисходительнее и настойчиво требовать исполнения того, что важнее, наконец, вступать с ними в разговоры, употребляя при этом ласковые слова, фамильярность и прочее, что подходит к их понятиям; без этого нельзя уверенно управлять войском. Но относительно наложения справедливо заслуженных наказаний ему надо стараться быть твердым, непоколебимым и справедливым, в особенности когда надо наказать вожаков восстания, а не ждать, пока оно разрастется. Непоколебимость и справедливость главнокомандующего увеличивает авторитет его в глазах воинов. Советуем ему охранять права воинов, есть умеренно, спать немного и в ночное время думать о том, что предстоит сделать. Потому что ночью лучше размышлять, так как ум не отвлекается внешним шумом. Решаться, в особенности на важное, не сразу, а подумав; но, раз решение принято, то ни по лености, ни вследствие боязни не упускать благоприятного случая для исполнения. Кто боится, тот не проницателен, смотрит вперед и представляет себе все в худшем свете. Не превозноситься при удаче и не падать духом при неудаче – это достояние твердого и непоколебимого ума (характера). Безопаснее и выгоднее будет побеждать врага более благоразумием и искусством, нежели силой оружия. Потому что, не пользуясь ими, повредишь себе самому, а воспользовавшись – нанесешь поражение неприятелю. Затем неприятелю надо показывать одно, а делать другое. Важное доверять не всем, а только немногим, более опытным. Не следует постоянно стремиться вступить в бой с неприятелем, даже если бы счастье благоприятствовало. Потому что и удачные бои причиняют большие потери, если происходят часто. Не надо упускать или пренебрегать тем, что считается неприятелем или нашими воинами нечестным, как например – хитростями, засадами, а, наоборот, всячески пользоваться ими перед боем. Тем, которые против них, говорить обратное, а неприятеля вводить в заблуждение посредством перебежчиков из наших. При неудаче полезно скрывать про нее, не разглашать про несчастье, а, наоборот, распускать противные слухи. Свое войско, если бы оно потерпело поражение, не надо приводить в отчаяние упреками, но различным способом ободрять и подавать надежду. Во время боя не надо обращать внимания на случайные ошибки воинов. Причинявших же беспорядок наказать после. Тела наших павших воинов надо ночью предавать тихо погребению, тела же неприятелей оставлять на поле битвы, чтобы они возбуждали в неприятелях страх. Когда от неприятеля прибудут послы, то их следует принимать ласково, в присутствии лучших воинов, чтобы внушить неприятелю уважение к себе. Неловкость воинов не принимать близко к сердцу и не кричать на них сейчас же, чтобы они не падали духом. Реку можно легко перейти, отведя из нее воду посредством рва в глубокую яму и набросав бревна (в обмелевшее русло), причем, когда большая часть войска перейдет на ту сторону, то последние, проходя по бревнам, зажигают их. Если воздерживаться от разорения и опустошения имений, принадлежащих главным неприятельским вождям, то этим можно возбудить в неприятельском войске подозрение против них и несогласия. Доверие осажденных можно приобрести, перебрасывая к ним при помощи стрел письма, в которых обещать свободу и безопасность в случае сдачи. То же надо объявлять через выпускаемых на волю пленников. Остерегаться преследовать неприятеля по местности, удобной для засад. Отступить вовремя, чтобы затем опять перейти в наступление, более всего зависит от искусства полководца. Не надо доверять ни гуманным предложениям противника, ни притворному его бегству. Вследствие медлительности и колебания начальников войско может быть объято страхом, вследствие чего им должно отдать определенные приказания на время боя. По взятии многолюдного города надо приказать немедленно отворить ворота, чтобы большая часть жителей могла свободно уйти из него, а не приводить их в ожесточение с отчаяния. Так же поступать и при взятии неприятельского лагеря. Свой лагерь, если бы даже окрестные жители были доброжелательны, все-таки надо окружить рвом, потому что главнокомандующему неудобно не позаботиться о безопасности. Для безопасного отступления можно разложить костры во многих местах, в стороне от того места, где отдыхает войско; таким образом неприятель направится на эти костры. К передавшимся от нас неприятелю надо посылать письма так, чтобы они могли быть захвачены последним; в этих письмах напоминать перебежчикам, чтобы они выбрали удобное для измены время, вследствие чего неприятель будет подозревать их и они от него убегут. Трусов можно узнать в затруднительном положении или, приказав перед отправлением для нечаянного нападения, выйти из строя тем, у которых лошади слабы и не в теле; выступившие из рядов выкажут этим свою трусость: таких можно назначать в гарнизоны крепостей или употреблять для других, более безопасных назначений. Поход против неприятеля надо предпринимать во время жатвы, так, чтобы неприятель терпел от недостатка продовольствия и вследствие этого становился неспособным к защите. Приглашенных в союз не надо снабжать оружием до тех пор, пока совершенно не уверишься в них. После победы не надо быть беспечным, но еще более охранять себя от нечаянного нападения со стороны побежденных. С неприятельскими переговорщиками не следует обращаться свысока, даже если мы превосходим неприятеля числом. При осаде города большими силами не надо оставлять своего лагеря без охраны; не довольствуясь одним валом, надо иметь и караулы. Если есть основание подозревать кого-либо в шпионстве, то распространять противное тому, что предпринимается, чтобы неприятель этими людьми был обманут. Даже во время перемирия или переговоров о мире надо остерегаться обмана. Не следует верить показаниям тех, которые добровольно изменяют неприятелю, или перебежчикам от него, но все, что говорится ими, надо сравнивать с показаниями взятых в плен; таким только образом можно узнать правду. Никоим образом не нарушать клятвы, данной неприятелю. Надеяться после Бога на оружие, а не на одни только укрепления и рвы. Войско должно быть поставлено так, чтобы оно готово было выступить в поход и в ясную погоду и в ненастье, и днем и ночью; для этого не объявлять заранее ни дня, ни часа выступления в поход, что бы оно всегда было готово. Не следует объявлять войску о могущих случиться опасностях, если это не нужно и явно бесполезно. Отдающихся под наше покровительство избегать и не принимать их тотчас же, как они сами сдаются, потому что неприятель часто посылает своих под видом ищущих покровительства, а они впоследствии обманывают принявших их. Надо следить за перебежчиками от неприятеля в осажденные города, потому что неприятель часто посылает их для производства пожаров; когда же гарнизон будет занят тушением их, то неприятель легко может овладеть городом. Разбитого в открытом бою неприятеля не надо допускать отступить в его лагерь или в какой-либо другой укрепленный пункт, но теснить его, пока в нем свежо еще впечатление ужаса: если же позволить ему уйти туда, то в другой раз не так легко можно будет одержать победу. Если главнокомандующий уверен, что его войско равно числом неприятельскому, то ему лучше внести войну в неприятельские пределы, чем вести ее в своих; ведущие войну в чужой стране предприимчивее, так как сражаются не только за государство, но и за свое спасение, чего обыкновенно не делается, когда война ведется в своей земле, где воины более обеспечены крепостями (укрепленными пунктами с гарнизоном), на которые могут безопасно отойти при отступлении».

Книга VIII («О принципах»), глава II – «Некоторые выводы»: «Главнокомандующему, прежде чем начать какое-либо опасное предприятие, надо сперва снискать себе помощь Божью. Потому что, склоняя Бога на свою сторону, он будет отважнее. Кто более заботится о войске и об обучении его, тот менее будет подвергаться опасностям в бою. Никогда не следует вести в бой войско, не убедившись заранее в его мужестве. Не всегда следует вступать в открытый бой с неприятелем, а лучше поражать его хитростью, или нечаянными нападениями, или лишением съестных припасов, потому что в бою чаще всего главную роль играет не храбрость, а счастье. Мы думаем, что из этих средств наиболее пригодны для войны те, про которые неприятель не знает до той поры, пока они не обнаружатся сами. На войне чаще всего пригодна хитрость. Если кто-либо передается к нам от неприятеля без задней мысли, то может принести большую пользу. Такие более приносят вреда неприятелю, чем взятые в плен. Кто не сравнит своих сил с неприятельскими, тот может жестоко ошибиться. Дело решается более строем, нежели числом. Ведь часто помогает местность и делает слабых сильнейшими. Не много родятся храбрыми, большинство же делаются годными для боя через свое старание и посредством упражнений. Воины, занятые постоянно делом, становятся более склонными к храбрости; если же они ничего не делают, то по большей части делаются неискусными и слабыми, вследствие чего надо заботиться о том, чтобы они никогда не были без дела. Неприятеля страшит внезапность и неожиданность, другой же способ действия, к чему мы и придем, мне кажется малопригодным. Кто, разбив неприятеля, станет преследовать его, бегущего в разные стороны, не приведя сначала в порядок своего отряда, тот сам отдает свою победу в руки противника. Причина войны должна быть законна. Могущественный император достоин славы, если, смотря по условиям времени и принимая во внимание враждебные отношения, употребит особенные соответственные средства. Для выполнения предприятия не следует сводить всего войска сразу в одно место; нерадивых наказывать не сейчас же, а после. Потому что это служит поводом к бунту. Воины всегда в возбужденном состоянии, даже если и не предстоит боя. Если войско будет праздно, то эта праздность и будет причиной волнений. Благоразумно поступает тот император, который не приглашает в свои владения вспомогательных войск в числе, превышающем его собственные, чтобы они не устроили заговора и, свергнув своих повелителей, не подчинили бы их царства себе. Вспомогательные войска надо набирать по возможности из разных национальностей. Вследствие этого они менее имеют возможности вступить в заговор. Свой боевой порядок надо строить сообразно с числом и порядком неприятеля, т.е. пехоту против пехоты и легковооруженных, конницу и тяжеловооруженных – против таковых же. Кто не заботится о том, что нужно войску для победы, «тот бывает разбит еще до сражения». Кто более надеется на свою конницу, в особенности если она вооружена пиками, тот пусть выбирает ровную местность и на ней дает сражения. Кто же более надеется на пехоту, тот пусть выбирает пересеченную, крутую и труднодоступную местность и на ней вступает в бой. Если узнаешь, что план войны продан неприятелю, то перемени его. О том, что надо сделать, советуйся со многими, о том же, что ты намерен сделать, – с немногими доверенными лицами. Наилучший план надо выбрать самому и самому же его выполнить. Войско надо или привести туда, где для него заготовлено все необходимое, или последнее доставить к войску. Рекогносцировку путей надо производить не только посредством одних разведчиков, но и лично самому полководцу, а выбирать наиболее безопасные. В разведчики надо назначать людей с твердым характером, надежных, старательных и склонных более к славе, чем к деньгам. Слабохарактерные, ненадежные и корыстолюбивые правды не скажут, вследствие чего главнокомандующий и войско могут очутиться в большой опасности. В мирное время дисциплина и взыскания заставляют воинов исполнять свои обязанности, в военное же они становятся послушными от доверия к вождю и из-за наград. Полководец нанесет более вреда неприятельскому войску, уничтожив у него продовольственные припасы, нежели если будет искать случая победить его оружием. Если наша позиция крепка и выгодна, то пойманного при рассматривании ее неприятельского лазутчика надо отпустить, чтобы он рассказал об этом неприятелю и внушил ему опасение атаковать ее. Если же наше положение не особенно выгодно, то пыткой заставить его открыть намерение неприятеля, а затем или сейчас же повесить, или отослать куда-либо в безопасное место. Если воины будут почему-либо бояться неприятеля, то должно различными способами возбудить их мужество. Решаться надо осмотрительно, но, раз решившись, быстро приводить задуманное в исполнение, потому что случай благоприятный на войне непродолжителен, и, упустив его, можно потерять все сразу. Кто не превозносится в удаче и не теряет головы при несчастии, тот явно предназначен к военной службе. Не тот страшен врагам, кто умеет красно говорить, а тот, кто действует решительно. О том, что надо сделать, следует размышлять ночью, задуманное же исполнять днем, потому что это время удобно и для совета (с начальниками) и для построения (войска). Излишний страх, перед главнокомандующим, вследствие непомерной его строгости, вселяет в войске ненависть к нему, излишняя же снисходительность – презрение к нему. При вступлении с неприятелем в переговоры или при заключении перемирия с ним особенно надо позаботиться о сторожевом охранении и пополнении убыли в своем войске. Потому что неприятель, нарушая условия договора, теряет и Благодать Божью и наше доверие. А мы должны соблюдать данное слово и вместе с тем заботиться о безопасности, потому что все, случившееся против ожидания полководца, может служить ему укором. Если войско мало, то выбирать для него узкие по фронту позиции и вообще подходящую местность. Потому что в этом случае большая часть неприятельского войска не примет участия в бою на такой местности, не будучи в состоянии развернуться на ней. Полководец судит о числе неприятельского войска по пространству, им занимаемому, а по условиям местности заключает о количестве войска, которое может быть введено в бой. Если он желает скрыть от неприятеля число своего войска, то приказывает ему наступать, построившись в сомкнутый глубокий строй. Потому что сомкнутость обманывает взор и не позволяет неприятелю точно определить силу войска. Если расположиться так, чтобы солнце светило нам сзади, ветер и пыль дули нам в спину, а неприятелю в глаза, то это очень выгодно, так как мешает видеть неприятелю и стесняет ему дыхание и поэтому дает возможность легче одержать победу. Свои войска нужно вводить в бой прежде неприятельских, чем достигается большая свобода действий. Неприятелю же едва дать время вооружиться. Этим своим придается мужество, а на неприятеля наводится страх. Самое главное в сражении – соблюдение порядка в строю и установленных дистанций. Разным образом надо, чтобы раненым оказывалась помощь, потому что если их бросить так и не позаботиться о них, то и прочие воины неохотно будут идти в бой. Обратив неприятеля в бегство, необходимо воздерживаться от грабежа, чтобы, рассеявшись, не прийти в беспорядок, а напротив – теснить его сомкнутым строем. Главнокомандующий сделал бы большую ошибку, если бы в начале боя ввел сразу все силы в дело. Войско, способное поднять страшный крик, легко может устрашить врага. Осторожный полководец менее подвержен случайностям на войне. Если неприятельские полчища составлены из лучников, то воюющему с ними надо выбирать сырую погоду для сражения. Главнокомандующий должен употреблять стратегемы, смотря по личным качествам неприятельского вождя. Так: если он смел до безрассудности, то вызывать его на выгодный для себя случай, если же в меру осторожен, то тревожить его частыми нечаянными нападениями. Главнокомандующий должен одинаково относиться как к своим войскам, так и к союзническим, и быть одинаково справедливым как к тем, так и к другим. Союзников надо награждать подарками, а своих воинов – увеличением им жалованья, смотря по заслугам. Тот главнокомандующий, который в бою трудится одинаково с прочими воинами и менее всего заботится о своих выгодах, заслуживает, кроме славы, и общую любовь. Даже после одержанной победы главнокомандующий должен выслушать врагов, если они предлагают мир на выгодных условиях и действуют, по-видимому, без обмана. Он должен более всего заботиться о вооружении, зная, что, кроме него, все остальное можно достать в неприятельской стране, а победить без оружия невозможно. Лучший главнокомандующий не тот, кто славен родом, но тот, кто более опытен в военном деле. Главнокомандующий должен думать не только о настоящем, но предвидеть и будущее (расчет). Лучший полководец не тот, который не задумывается дать сражение, которое приносит много потерь и сопряжено с сомнительным исходом, и не тот, который дает его из обыкновения только, но тот, кто при нападении неприятеля своим собственным искусством придает мужество войску. Корыстолюбивый главнокомандующий был бы самым опасным и презираемым даже неприятелями. Неосторожный вождь одинаково приносит вред как себе, так и войску. Умный же и решительный – делает все вовремя, сдерживает пылкость воинов. Если он любит мир, то пусть готовится к войне, потому что варвары не осмелятся тогда напасть на готовых. Кто ошибается, тот легко может поправить свою ошибку, только не на войне, где последствий от нее поправить нельзя. Предусмотрительный главнокомандующий принимает во внимание не только то, что явно опасно, но и то, что может быть таковым, вопреки мнению. В мирное время должен поощрять все то, что относится до военного искусства, в сражении – пользоваться тем, что возбуждает храбрость. Отдыхать ложиться не ранее того, как размыслит сам с собой: что он позабыл сделать и что надо сделать на следующий день. Всегда воздерживаться от излишества, особенно же ввиду предстоящего боя. Пусть не особенно доверяет получаемым донесениям, иначе может прослыть за легкомысленного. Благоразумная осторожность на войне имеет громадное значение, потому что слишком поспешные и несдержанные полководцы многое упускают из виду. Главнокомандующий сам должен быть во всем примером для своих воинов, добродетельным и воздерживаться от всего того, что запрещено воинам. Но должен своей справедливостью заслужить любовь своих воинов. Он обязан знать личные качества и слабости каждого из военачальников, а также кому и что лучше можно поручить. Кто не желает, чтобы неприятель знал его планы, тот пусть не сообщает их многим из своих приближенных. Когда оба противника одинаково готовы к войне, то победит тот, кто лучше распорядится своим войском. Красноречивый полководец часто может воодушевить в бою даже и робких и ослабить влияние неудачи. Главнокомандующий обязан изучить страну, где ведется война, благоприятна ли она в гигиеническом отношении для действия войск или наоборот. Кроме того: есть ли вода, дрова и пастбища. Потому что, если вблизи всего этого не имеется, то придется добывать не без опасности, в особенности если неприятель недалеко. Необходимо также занимать близлежащие высоты, чтобы их не занял неприятель и оттуда не тревожил нас. Часто при этом хитрость со стороны главнокомандующего может сослужить немалую пользу, например, если он покажет вид, что становится лагерем, заставит этим и неприятеля сделать то же самое, а затем, скрытно построив войско в боевой порядок, нечаянно нападет на неприятеля, разбредшегося в разные стороны для сбора всего необходимого, или незаметно может увести свое войско из невыгодного положения. Главнокомандующий не должен, как искусный борец, обнаруживать своих намерений неприятелю, а стараться обмануть его, пользоваться всем, что сообразно с обстановкой, чем и подготовить себе победу. Настоящий полководец, на войне вообще и в бою в частности, принимает во внимание и счастливый исход и неудачу и приготовляется к тому или к другому. По большей части действия подчиненных в зависимости от способности вождя, отчего в старину сложилась поговорка: лучше, если лев предводительствует над ланями, нежели лань – надо львами! Полчища союзников не следует располагать вместе со своими войсками, но позаботиться о том, чтобы у них были свои отдельные лагеря и чтобы походом тоже шли отдельно; кроме того, всячески стараться скрывать от них наши способы построения в боевом порядке и ведения войны, чтобы они не воспользовались ими против нас же самих, если впоследствии придется воевать с ними. В том, что выгодно для неприятеля, можно найти кое-что, и для нас полезное, но вообще существует известное правило: что для тебя выгодно, то невыгодно для неприятеля, и наоборот. Таким образом, что явно выгодно для неприятеля, то нам во вред. Делать надо единственно то, что мы считаем выгодным для себя. Ведь если делать то, что и неприятель делает в своих выгодах, то значит самому себе делать вред, и наоборот, если что делаешь в своих выгодах и неприятель захочет воспользоваться этим же, то это будет гибелью для него. Будем же выстраивать для боя многочисленные фаланги и делать частые нападения на неприятеля, подражая таким образом поэту, который сказал: «Легко и без урона отбросите вы в город утомленного боем неприятеля!» По многим причинам, их же не пройдешь, опасно разбрасывать свое войско на большом пространстве. Если желательно только разбить врага, то достаточно войска средней численности, если же надо завладеть отнятой у него страной, то большое. Пусть у главнокомандующего будет более конницы, чем пехоты, потому что последняя годна только для пешего боя, а первая – для скорого преследования и отступления, да, спешившись, она тоже тотчас может хорошо драться. Благоразумный главнокомандующий никогда не вступит в генеральное сражение с неприятелем, за исключением случаев крайней необходимости, вследствие обстановки или когда представится благоприятный к этому случай. Когда устраиваешь войско: до столкновения ли с неприятелем или во время самого боя, ложишься ли отдыхать – будь всегда одет, чтобы не быть легко захваченным врасплох неприятелем или другими устраивающими засады… Удобную для действий местность надо выбирать, имея в виду не только вооружение, но и национальные качества войска. Так: парфяне и галлы пригоднее на равнинах, испанцы и лигурийцы сражаются лучше на гористой и пересеченной местности, британцы – в лесах, а германцы предпочитают болотистую местность. Затем: какую бы ни выбрал главнокомандующий местность, он описывает ее войску; вследствие этого, если на ней будут какие-либо неудобства, то войско легче может избежать их и, кроме того, будет действовать с большей уверенностью, зная местность. Когда главнокомандующий ведет войско в бой, то должен казаться веселым, потому что простые воины судят о предстоящем исходе боя по настроению вождя. После победы пусть не тотчас же разрешает войску терять строй, потому что часто неприятель, видя, что победители пришли в беспорядок и предались грабежу, ободряется и начинает снова бой, из которого нередко выходит победителем. Когда неприятель окружается, то в окружающих войсках следует оставлять незанятые интервалы, через которые он мог бы свободно отступить, чтобы таким образом он сам счел за лучшее уйти, чем оставаться и подвергаться опасности. По главнокомандующему судят обыкновенно о войске. Так поступил и Аннибал Карфагенский, встретившись с римским полководцем Сципионом. Впоследствии, когда он хвалил построившееся войско и его спросили, почему он боязливо отложил битву с теми, которых столько раз разбивал, то он ответил: «Я лучше желал бы воевать со стадом львов под предводительством оленя, нежели со стадом оленей под предводительством льва». Толпа обыкновенно более ценит счастливого, нежели храброго полководца, потому что первому много удается без труда, а второму – с большими потерями. Хитрых надо избегать более, чем злых. Если последние что и сделают, то не сумеют этого скрыть, замыслы же первых очень трудно угадать. Главнокомандующий да будет строг и внимателен при расследовании проступков воинов и снисходителен при наложении взысканий. Тогда подчиненные будут любить его. Главнокомандующий, неустрашимый в опасностях и нападающий на неприятеля осторожно, а не безрассудно, подобно дикому зверю, многого достигнет в бою. Он должен предвидеть все, что может случиться на войне, иначе как мог бы успешно сделать то, о чем не подумал, или своевременно подать помощь, когда не знает, что в ней может быть надобность. Неприятелю вредить не только оружием, но и пищей и водой, делая первую негодной для еды и отравляя ядом вторую; кроме того, обязан знать и противоядие, чтобы самим избежать отравы. Пусть при нем всегда находится отряд из отборных воинов, которыми он мог бы поддержать наиболее расстроенные неприятелем части войска. Пусть не слишком торопится нападать на неприятеля и не покидает войска в минуту опасности. Когда он держит речь к войску, то не должен оставлять без похвалы даже неприятельские подвиги, чтобы таким образом выказать себя справедливым и по отношению к неприятелю и обратно – чтобы свои не слишком превозносились».