Текст книги "Иоаннида, или О Ливийской войне"

Примечания

1 Герой Троянской войны, разоблачивший хитрость Одиссея (Улисса), пытавшегося симулировать безумие, чтобы не отправляться на войну; позднее погубленный Одиссеем в отместку. Считался изобретателем игры, подобной шашкам или шахматам.

2  Т.е. Гомер. Считаем более уместным поставить соответствующий древнегреческий термин, нежели английский вариант «бард».

3  Имеется в виду Константинополь, где Корипп действительно обнародовал свою «Иоанниду» между 567 и 580 гг. Об этом косвенно свидетельствует и упоминание в предисловии «Города» – часто именно так византийцы и называли свою столицу. Более того, кажущееся турецким название «Стамбул», а точнее – «Истанбул», происходит от греческого «εἰς τὴν Πόλι», что переводится, как «в Город». Согласно правилам чтения греческого языка, согласная, следующая после звука «н», озвончается, при этом «н» может остаться, а может пропасть; вдобавок звук «и» невозможен после звука «т», который всегда должен оставаться твердым, поэтому вместо «ти» всегда следует читать «ты»; в итоге получаем прочтение «исты(н)боли», откуда и вышел Истанбул (Стамбул). Впрочем, есть мнение, выдвинутое К.Н. и Н.Н. Болговыми, что Корипп обнародовал свою поэму в Карфагене и упоминаемые в самом начале его предисловия «высокородные властители» (как мы это перевели, в англ. тексте – «noble princes») – не кто иные, как сам Иоанн Троглита и его сын Петр. В пользу этого говорят и нижеследующие слова поэта: «Если, среди многих триумфов, Карфаген возрадуется благодаря моим усилиям, пусть признание, по справедливости, будет моим, так же, как и ваша привязанность, на которую я уповаю». Впрочем, к этому вопросу мы еще вернемся в комментариях к VII песни. Да и что, собственно, мешало нашему стихотворцу «гастролировать» со своим произведением и ознакомить с ним и Карфаген, и Константинополь?..

4  То есть римлянах, точнее – «ромеях»-византийцах. Известно, что сами себя византийцы идентифицировали исключительно как римлян, «ромеев» – Ρωμαίοι, наследников славы Древнего Рима, его культуры и т.д., хотя Византия, а правильнее – Восточная Римская империя, была, по преимуществу, греческой; опять же говорим в первую очередь о языке, культуре и т.д., потому что обилие туземных племен в Малой Азии и иных областях Византии не поддается какому-либо насильственному этническому объединению. Объединяли вера, культура; с точки зрения тогдашнего византийца, крещеный исавр, араб или еврей вполне был полноправным византийцем, а вот грек-язычник, например, – уже нет. Ну не знала древняя Византия национализма, и в этом было ее счастье. Латинское (древнеримское, если угодно) влияние было в Византии очень сильным до времен Юстиниана, так что его, хоть и образно, но довольно верно, называли «последним римским императором». Этому служили и его захватнические вандальская и готская войны – он стремился вернуть империи «временно отторгнутые» у нее территории; даже надписи на монетах чеканились латинские, военная и придворная бюрократия носила латинские чины, и т.д. Поэтому очень часто Корипп будет вести речь именно о «римлянах», «латинянах», «величии Рима» и т.д. (хотя сам разоренный Рим в это время переходил из рук в руки во время изнурительной войны с готами) – мы же будем ясно представлять, что речь идет о Византии и византийцах (которые на самом деле даже не подозревали, как называют их и их государство, ведь это искусственный термин позднего времени!). Только могучий кризис, едва не сгубивший надорвавшуюся Византию после смерти Юстиниана (недаром его наследник и племянник Юстин II сошел с ума и залаял по-собачьи, получив в наследие разоренную страну с войнами по всему периметру ее границ!), заставил новых правителей спуститься с небес на землю и пересмотреть царившее прежде латинофильство. Возродившаяся Византия все более и более становилась «греческим царством», каким ее и узнала наша зарождавшаяся Русь.

5  Далее в тексте лакуна.

6  Эта должность, по нашему мнению, более всего подходит в данном контексте – в английском варианте стоит явно несуразное «премьер-министр».

7  Троянской, конечно же.

8  Второе имя Юла; кстати, именно от Юла якобы пошел род Юлиев, давший знаменитого Цезаря; поскольку матерью Энея была сама Венера, Юлий Цезарь не преминул упоминать, что происходит от этой любвеобильной богини. Если вспомнить, что царь Иван Васильевич Грозный любил выводить свою генеалогию от Пруса, мифического брата Октавиана Августа, племянника Цезаря – вот он писал, например, во втором послании к шведскому королю Юхану III (1573 г.): «Мы от Августа-кесаря родством ведемся», то Венера получается и его далекой прапра…прабабкой. Курьез для православного царя, переусердствовавшего в исправлении своего происхождения!

9  Согласно легендам Сцилла имела двусоставное тело – девы и либо рыбы, либо змеи, либо собаки; при этом от ее пояса росло шесть шей с собачьими головами; вместе с Харибдой располагалась по обеим сторонам Мессинского пролива, губя моряков.

10  Именно так действовала мифологическая Харибда, устраивая водовороты; если мимо Сциллы еще можно было проплыть, потеряв 6 членов экипажа (что и случилось с Одиссеем), то спастись от водоворота Харибды кораблю было уже нереально. Вот текст Гомера с описанием этих чудищ: «Даже и сильный стрелок не достигнет направленной с моря // Быстролетящей стрелою до входа высокой пещеры; // Страшная Скилла^] живет искони там. Без умолку лая, // Визгом пронзительным, визгу щенка молодого подобным, // Всю оглашает окрестность чудовище. К ней приближаться // Страшно не людям одним, но и самым бессмертным. Двенадцать // Движется спереди лап у нее; на плечах же косматых // Шесть подымается длинных, изгибистых шей; и на каждой // Шее торчит голова, а на челюстях в три ряда зубы, // Частые, острые, полные черною смертью, сверкают; // Вдвинувшись задом в пещеру и выдвинув грудь из пещеры, // Всеми глядит головами из лога ужасная Скилла. // Лапами шаря кругом по скале, обливаемой морем, // Ловит дельфинов она, тюленей и могучих подводных // Чуд, без числа населяющих хладную зыбь Амфитриты. // Мимо нее ни один мореходец не мог невредимо // С легким пройти кораблем: все зубастые пасти разинув, // Разом она по шести человек с корабля похищает. // Близко увидишь другую скалу, Одиссей многославный: // Ниже она; отстоит же от первой на выстрел из лука. // Дико растет на скале той смоковница с сенью широкой. // Страшно все море под тою скалою тревожит Харибда, // Три раза в день поглощая и три раза в день извергая // Черную влагу. Не смей приближаться, когда поглощает: // Сам Посейдон от погибели верной тогда не избавит. // К Скиллиной ближе держася скале, проведи без оглядки // Мимо корабль быстроходный: отраднее шесть потерять вам // Спутников, нежели вдруг и корабль потопить, и погибнуть // Всем…»

11  То есть подтянуть паруса.

12  Возможно, Луис де Камоэнс не читал «Иоанниду», но насколько похоже отписанное Кориппом явление злого духа византийским мореплавателям на событие из пятой песни «Лузиады», когда португальским морякам явился грозный гигант – персонификация Мыса Бурь – и тоже напророчил им много тяжких бед: «Такого я не видел до сих пор, // И сердце от предчувствия забилось: // Вода ревела, как в ущельях гор, // Как будто к небу вырваться стремилась. // “Какая тайна, затемнив простор, // О, провидение, теперь открылась? // Чем угрожает море в этот час // И климат стран, неведомых для нас?” // Над кораблем могучая фигура // Обрисовалась явственно тогда: // Гигант свирепый, чье лицо понуро // И налилась водою борода; // Глаза глядели пристально и хмуро, // Врезаясь в нашу память навсегда. // Во рту чернеющем клыки торчали, // Седые космы по ветру взлетали. // Как чудо, изумляющее Родос // Своей величиною без предела, // Столь необъятным сделался колосс, // Что в самых храбрых сердце онемело. // Слова, подобно грохотанью гроз, // Рождались в выси мрачно потемнелой. // В молчании оцепенели мы, // Лишь этот голос загремел из тьмы. // Гигант кричал: “О, путник, дерзновенно // Решивший превзойти дела других, // И воевать готовый неизменно, // Как будто в мире нет забот иных. // Нарушил ты богов запрет священный, // Ты смеешь плыть среди морей глухих, // Стремясь к зовущей издалека цели, // Недостижимой никому доселе. // Вступаешь ты на неизвестный путь, // Ведущий к тайнам моря и природы, // Куда никто из смертных заглянуть // Не смел и помышлять в былые годы. // Внимай, коль робостью не сжата грудь, // Что приготовит буйство непогоды // Решившимся сквозь бури по волнам // Вести свою армаду гордецам. // Когда, презрев лишенья и тревоги, // Сооруженный смельчаками флот // Пойдет по найденной в морях дороге, // Он испытает ярость бурных вод; // Встречая берег горный иль отлогий, // Армада много бед переживет. // За дерзость плыть в неведомые дали // Ей божества возмездие послали. // Здесь уготовлю (коль не обманусь) // Меня открывшему конец достойный, // Но бурею не удовлетворюсь: // Всех устремившихся на берег знойный // Заставлю ежегодно ценный груз, // Везомый по дороге беспокойной, // Платить волнам, и пусть увидит твердь, // Что меньшее для вас несчастье – смерть! // Для озаренного бессмертной славой, // Но не предвидевшего месть мою, // Я сделаюсь гробницей величавой, // Не дав уснуть ему в родном краю. // Осуществлю без оговорок – право, // За дань, от турок взятую в бою, // За Килоа, и за Момбасу – мщенье // Увидит он в последнее мгновенье. // Здесь будет мной наказан и другой, // Прославленный отвагой – и влюбленный, // И дама, что блистала красотой, // Спасется с ним от бури разъяренной. // Но страшным жребием и злой судьбой // С супругой милою не пощаженный, // – Измучится на знойном берегу // И в плен с семьею попадет к врагу. // Увидит он, как умирают дети, // Которых в неге, в роскоши растил; // Узрит, как кафры злые на рассвете // Разденут ту, которую любил, // И грудь ей обожжет, пылая, ветер, // И тело под огнем лишится сил, // В конце пути, как истомятся ноги // Ступать по обжигающей дороге. // Сумевшим от возмездия уйти, // Подстерегавшего в стране горящей // Потом удастся их тела найти // Среди безжалостной и душной чащи. // Но души истомившихся в пути // И задыхавшихся в жаре палящей // Взовьются к небу, обретя покой, // Покинув плен телесный и земной”. // Чудовище, гремевшее так ясно, // Прервало речь – и я его спросил: // “Нам предвестивший горе громогласно, // Откройся, кем ты изначала был!” // В глазах заполыхала злоба страстно // И крик неистовый он испустил, // Как будто бы мешала злая рана // Ответствовать на возглас капитана…»

13  Далее в тексте лакуна.

14  Здесь Корипп несколько отходит от традиционного мифа, приписывая Зевсу-Громовержцу «отцовство» Фаэтона; по мифам, его отцом был бог солнца Гелиос.

15  Название позднеримской провинции в центральной части Северной Африки, отделенной от так называемой Проконсульской Африки; грубо говоря, современный Тунис.

16  Вандалам за захват Римской Африки.

17  Имеется в виду Карфаген, основанный полулегендарной финикийской царицей Дидоной (Элиссой) из Тира, как о том свидетельствуют такие античные историки, как Юстин, Страбон, Аппиан, Иосиф Флавий и др., а также поэты Вергилий и Овидий. Вот свидетельство Аппиана: «Карфаген, находящийся в Африке, основали финикийцы за пятьдесят лет до взятия Илиона, ойкистами же его были Зор и Кархедон, как говорят эллины, а как считают римляне и сами карфагеняне – Дидона, происходящая из Тира, мужа которой убил Пигмалион, бывший тираном Тира, причем он скрыл это дело. Но Дидона узнала об убийстве из сновидения и с большими сокровищами и людьми, которые бежали от тирании Пигмалиона, она на кораблях прибыла к тому месту Ливии, где теперь находится Карфаген. Не допущенные к высадке ливийцами, они стали просить разрешения взять для поселения столько земли, сколько может охватить бычья шкура. Ливийцы принялись смеяться, что финикийцы просят такую малость, и к тому же они стыдились отказать в такой ничтожной просьбе. Однако же они недоумевали, как может поместиться город на столь малом пространстве, и, желая увидать, что это у них за хитрость, они согласились дать [земли], сколько они просили, и поклялись в этом. Прибывшие же, разрезав шкуру быка в виде одного очень узкого ремня, охватили им то место, где ныне находится акрополь карфагенян; поэтому он и называется Бирса» – то есть «шкура».

18  Автор противопоставляет легковооруженных воинов, как правило, лишенных солидного защитного вооружения, тяжеловооруженным.

19  Один из эпитетов змееногих гигантов – хтонических существ, порожденных Геей-Землей в отместку богам-олимпийцам, заточившим в ее чрево предыдущее поколение божеств-титанов и родственных им чудищ.

20  Не поддается идентификации.

21  Речь о византийском патрикии – евнухе-полководце, преемнике Велизария, погибшем в войне с ливийскими мятежниками (см. финал III песни «Иоанниды»).

22  В английском тексте – Люцифер, «Светоносец», по терминологии древних – Утренняя звезда, то есть Венера. Учитывая общее негативное теперь значение этого слова, обозначающего Сатану, полагаем ввести традиционное для астрономии наименование.

23  Надо полагать, автор имеет в виду, что вслед за Венерой – Утренней звездой – взошло солнце. Вряд ли бы он стал называть Люцифером само солнце – не по причине суеверного страха перед этим словом, но из-за того, что сказано в предыдущей сноске.

24  Иногда вместо «мавры» принято употреблять наименование «маврусии», применяя первое слово по отношению к берберам, принявшим ислам в VII в.; впрочем, оба варианта допустимы, но автор русского перевода отдал предпочтение первому, более соответствующему английскому moor, хотя, как было показано в предисловии, на лексику англоязычного переводчика полагаться нельзя.

25  Очевидно, за арест своих послов.

26  Одна из излюбленных тактик берберской обороны; она еще не раз встретится ниже, а Прокопий Кесарийский описывает, как ее применил вождь Каваон против вандалов Тразамунда: «Каваон приготовился к нападению следующим образом: очертив в поле круг, где он собирался возвести вал с палисадом, он в качестве укрепления поставил по кругу наискось верблюдов, сделав глубину фронта приблизительно в двенадцать верблюдов. Детей, женщин и всех, кто был небоеспособен, вместе с ценностями он поместил в середине, а всему боеспособному люду он приказал находиться между ногами животных, прикрывшись щитами. При виде этой фаланги маврусиев вандалы оказались в недоумении, не зная, что им предпринять в данном случае: они не могли точно метать ни дротики, ни стрелы, не умели они идти в бой пешим строем, но были лишь всадниками, в бою пользовались копьями и мечами и потому были не в состоянии нанести врагам урон издали, а их кони, приходя в волнение от вида верблюдов, никак не шли против врагов. Маврусии же, находившиеся в безопасном положении, посылали против них тучи стрел и дротиков, без труда убивая их коней и их самих, и, так как их было великое множество и шли они густой толпой, вандалы обратились в бегство. Маврусии их преследовали и многих убили, а некоторых взяли в плен; очень немногие от этого войска вандалов вернулись домой».

27  Интересный кеннинг древнескандинавского типа; возможно, это англоязычный переводчик тряхнул своей германской англосаксонской стариной. Древнескандинавская поэзия (и англосаксонская, как ее неотъемлемая часть) изобиловала подобными эпитетами: луч битвы – меч, ворон битвы – знамя, дорога китов – море, вепрь битвы – шлем (часто украшенный гребнем в виде кабана), волк пчел – медведь и т.д. – и в том числе игра мечей – битва. Даже современное английское слово walrus – морж – вовсе не латинского происхождения, как может показаться по окончанию, но состоит из двух древнеанглийских слов – hwael и hors, сохранившихся в английском языке доныне – whale (кит) и horse (лошадь); таким образом, морж – это кит-лошадь. Только эти компоненты с веками поменялись местами, а в древнеанглийском было hors-hwael – лошадь-кит.

28  Возможно, Гейзерих, чье имя выдает вандальское происхождение византийского полководца.

29  Как станет ясно из дальнейшего, Иоанна заботили, конечно, не негры и мавры, а римское (латинское) население Африки. Тем самым Корипп, вольно или невольно, подчеркивает, что бедные «афроримляне» в надежде на добычу воевали против византийцев на стороне мавров. В то же время из рассказа Кориппа в дальнейшем становится ясно, что часть «афроримлян» были у мавров как бы в заложниках (а об этом упомянуто и ранее, что вождь мавров захватывал пленных), которых они отказались выдать византийцам (см. песнь IV).

30  Возможно, аллюзия на знаменитую притчу Христа о пшенице и плевелах (Мф. 13:24—30).

31  Эта фраза поясняет, о ком заботился Иоанн, – см. предшествующую предыдущей сноску.

32  Игра слов, отображаемая английским языком и невозможная для точной передачи на русском: ram по-английски – и таран, и баран. По-латыни aries – тоже и таран, и баран. Недаром весьма часто ударную металлическую часть античного тарана (на суше и на море) отливали в форме бараньей головы. Так что и Корипп в латинском тексте (ст. 400—403) обыгрывает здесь два значения одного слова, что блестяще подошло и к английскому варианту – Non ariete cavas adducto spargere turres // Est opus. Abducto potius nudabimus hostes, // Inter ovesque tuas aries praedabitur omnis, // Et bene direptos ponemus prandial muros.

33  Поскольку исторический финикийский Сидон в те времена, как и все сирийское побережье, принадлежал Византии, разумеется, Велизарий не мог с ним воевать, и речь по-прежнему продолжает идти об уничтожении вандальского царства в Африке; просто здесь Корипп допускает поэтический анахронизм, который вообще характерен для византийской исторической литературы, привыкшей именовать народы, города и местности их древними названиями, – даже если они на деле не имели уже никакой связи: например, русов, с которыми византийцы «познакомились» в IX в., они называли скифами (или тавроскифами), Константинополь любили именовать по древнегреческой традиции Византием, и т.д. В I песни уже упоминались тирийские стены Карфагена, отсылающие читателя к финикийскому происхождению Карфагена (хотя конкретно финикийский Карфаген был, как известно, вообще стерт с лица земли римлянами в 146 г. до н.э., а земля, на которой он стоял, проклята, распахана и засеяна солью); здесь – то же самое, потому что главнейшие и славнейшие города древней Финикии – Тир и Сидон.

34  Надо полагать, речь идет об оливковом масле, которое до сих пор является одной из главных составляющих экспорта Туниса.

35  Ветеран, вероятно, метафорически имеет в виду вандалов и мавров.

36  У Кориппа Люцифер – Утренняя звезда, см. прим. к I песни.

37  То есть змеи, венчающие голову одной из этих трех Фурий (другие – упомянутая ранее Мегера и Алекто; фурии – римский аналог греческих Эриний – Эвменид). Одно из их древнейших описаний дает Эсхил в трагедии «Эвмениды»: «Чудовищный, ужасный сонм // Каких-то женщин дремлет на скамьях. Нет, нет! // Не женщин, а горгон. О нет, Горгонами // Их тоже не назвать. Не то обличье. // Пришлось, я помню, гарпий на картине мне // Однажды видеть: пищу у Финея рвут; // С крылами те. А эти, хоть бескрылые, – // Страшней, черней. Храпят. Дыханье смрадное, // А из очей поганая сочится слизь. // Наряд на них такой, что в нем ни в божий храм // Являться не пристало, ни в жилье людей». Недаром говорят, что женщины на показах его трагедий падали в обморок и у них происходили выкидыши. Также говорят, что свои лучшие сцены Эсхил писал, вдохновленный добрым греческим вином. Что ж, метод неплохой… и опробованный!

38  То есть Антала.

39  Здесь перед нами возникает вопрос, который решить однозначно невозможно, но зато мы отчетливо видим, как именно его решать не следует. Кто командовал вандальским войском (в решающем бою и вообще)? Иногда пишут – сам король Хильдерик. Но он был стар и не воинственен по природе, однако мы отвергнем эту версию на основании данных Кориппа, ведь здесь он называет начальствовавшего вандальским войском Хильдимером, не именуя его королем: интересный момент для размышления. Вряд ли романоафриканец Корипп, родившийся около 510 г. и большую часть жизни проживший в вандальской Африке, не знал, как звали предпоследнего вандальского властителя. На монете тоже отчеканено Hildirix. И потом Корипп пишет: «Остатки разбитой армии вернулись восвояси и низложили своего царя, измотанного годами и боящегося [грядущей] катастрофы». Итак, командовал явно не король. Казалось бы, ключ к разгадке дают Ш.-А. Жюльен и И.-Г. Диснер, говоря о том, что войсками командовал племянник короля по имени Оамер (Хоамер, Гоамер). Первый в работе «История Северной Африки. Тунис. Алжир. Марокко. С древнейших времен до арабского завоевания (647 год)» пишет: «Вандалы под командованием родного племянника короля Хоамера были разбиты в открытом бою. Это поражение вызвало среди вандалов недовольство королем, которого и раньше подозревали в том, что он хочет выдать Африку императору», – и его низложили); второй в труде «Королевство вандалов: взлет и падение» рассказывает: «Племянник Хильдериха Гоамер, чье прозвище “вандальский Ахилл” позволяет говорить о соответствующем уровне его военном искусстве, смог одержать над маврами Дорсальских гор под предводительством Анталы лишь временную победу. Когда в конце концов он последовал за ними в горы (528—529 гг.), его войска, привыкшие только к конному бою, попав в засаду, потерпели сокрушительное поражение, о котором наряду с Прокопием убедительно и наглядно повествует поэт Корипп». Казалось бы, чего еще желать, если не учитывать, что «Хоамер (Гоамер)» по звучанию тоже лишь отдаленно напоминает корипповского «Хильдемира». Но главное – не это. Во-первых, Прокопий действительно с похвалой пишет об Оамере, именуя его вандальским Ахиллом, но описания этой битвы в его работе нет! Вот все, что там сказано после упоминания об Оамере: «В правление этого Ильдериха вандалы были разбиты в сражении маврусиями, жившими в Бизакии, вождем которых был Антала». Во-вторых, остается Корипп, который описание битвы дает, но называет вождя вандалов совсем иначе. В-третьих, и это самое главное, Корипп пишет, что «нить его злосчастной судьбы была обрезана среди гор», недвусмысленно свидетельствуя о его гибели в античной манере мифа о Парках (Мойрах), прядущих и обрезающих нить человеческой жизни. Про Оамера же доподлинно известно, что он выжил и потом ослеплен и умер в заключении, когда его дядя был свергнут. Из этого может исходить только один вывод – вандалами в роковом для них бою с берберами командовал не король Хильдерик, не его племянник Оамер, но некий вождь, вполне возможно, из родни короля, павший в этой битве.

40  С маврами.

41  То есть Хильдерика.

42  То есть Гелимеру.

43  Вновь поэтический анахронизм, когда тогдашнее население Африки называется именем истребленных римлянами карфагенян.

44  Корипп постоянно блещет восторженно-верноподданническим подхалимажем по отношению к верховной власти в лице Юстиниана, но здесь это особенно неприятно, если вспомним о хищническом разграблении императорскими чиновниками-логофетами вернувшейся в хищные лапы византийского фиска Африки, равно как и «зачищенной» от остготов Италии. Прокопий повествует в «Тайной истории»: «Сразу после поражения вандалов он [Юстиниан] не позаботился о том, чтобы укрепить свою власть над страной, и не подумал о том, что сохранность богатств зависит от прочного расположения подданных, но тут же спешно отозвал Велисария, совершенно безосновательно возведя на него обвинение в тирании, с тем чтобы, распорядившись тамошними делами по своему произволу, высосать из Ливии все соки и полностью разграбить ее. Он, во всяком случае, немедленно послал оценщиков земли и наложил прежде небывалые жесточайшие налоги. Земли, что получше, он присвоил. И он запретил арианам отправление их таинств. Он задерживал жалованье солдатам и обременял их в прочих отношениях. Возникавшие из-за этого мятежи завершались великой погибелью. Ибо он никогда не мог придерживаться установленного порядка, но самой природой был предназначен для того, чтобы все запутывать и приводить в смятение». Недаром начнутся новые народные выступления, а власть Византии в Италии и Африке рухнет, словно карточный домик; особенно стремительно в последней, когда местное народонаселение с радостью будет открывать ворота городов захватчикам-арабам.

45  Ветеран обращается к Иоанну Троглите.

46  Вождь восставших нумидийцев. Позднее поддержал восстание Стотзы.

47  Иначе – Стотца, византийский воин, поднявший мятеж весной 536 г. Прокопий сохранил его слова, обращенные к сослуживцам: «Вы постоянно должны помнить, что, победив вандалов и маврусиев, вы на войне насладились только трудами, в то время как другие оказались хозяевами всего остального, всей доставшейся вам добычи… Вы же живете, поставленные в положение рабов». Кстати, сами рабы тоже активно поддержали мятежного воина, массами приходя в его войско. Вообще византийские воины проявили себя довольно бурным элементом в те годы, и вот по какой причине, как пишет М.В. Левченко в «Истории Византии»: «Восстановление старых порядков в Африке и Италии выливалось в ожесточенную гражданскую войну. Юстиниан издал указ, согласно которому иски частных лиц по восстановлению прав собственности имели силу в течение трех поколений. Одновременно были восстановлены права карфагенской церкви на принадлежавшее ей до вандалов имущество. На африканских еретиков, ариан и донатистов, а также на евреев были распространены запретительные законы, действовавшие в империи. Эти мероприятия и коренное перераспределение земли и имуществ неизбежно должны были создать огромную массу обиженных и обездоленных новыми порядками, массу, поставлявшую готовые контингенты для всех антиправительственных выступлений. Положение осложнилось еще тем, что византийские воины, переженившись на вдовах вандалов, считали себя наследниками принадлежавшего вандалам имущества и с большим неудовольствием встретили передачу этих земель фиску, православному духовенству и бывшим крупным собственникам. Неудивительно, что после отъезда Велизария война в Африке вспыхнула снова – и в центре и на границах».

48  Это было не окончательное поражение Стотзы; его мятеж продолжился и даже еще более разросся, так что потребовалось вмешательство дополнительных военных сил из Византии; причем «панегирик» Кориппа дает ложную информацию – согласно Прокопию Кесарийскому, Стотза разбил Иоанна Троглиту, занимавшего правый фланг византийского войска, в битве при Скалас Ветерес (иначе – Целлас Ватари), но в итоге в том же бою был разбит племянником Юстиниана Германом (537 г.). Стотза скрылся в Мавританию, в 545 г. вернулся, удачно поднял новое восстание, но пал в бою (см. IV песнь «Иоанниды»).

49  Имя одной из трех античных Парок, или Мойр – богинь судьбы. По мифам, Клото пряла нить судьбы человека, Лахесис отмеряла длину нити, а Атропос обрезала ее, определяя таким образом предел человеческой жизни. Эволюционируя от безликой Мойры-судьбы Гомера, они дошли до верха идеализма: великий Платон пишет о них в «Государстве»: «Сверху на каждом из кругов веретена восседает по Сирене; вращаясь вместе с ними, каждая из них издает только один звук, всегда той же высоты. Из всех звуков – а их восемь – получается стройное созвучие. Около Сирен на равном от них расстоянии сидят, каждая на своем престоле, другие три существа – это Мойры, дочери Ананки: Лахесис, Клотo и Aтропос; они – во всем белом, с венками на головах. В лад с голосами Сирен Лахесис воспевает прошлое, Клото – настоящее, Атропос – будущее. Время от времени Клото касается правой рукой наружного обода веретена, помогая его вращению, тогда как Атропос левой рукой делает то же самое с внутренними кругами, а Лахесис поочередно касается рукой того и другого».

50  Далее в тексте лакуна.

51  Может быть, пленнику? Ввиду плохой сохранности текста это неясно. Далее в тексте вновь лакуна.

52  Далее в тексте лакуна.

53  Далее в тексте лакуна.

54  Ок. 543 г.

55  Имеется в виду древнегреческий миф о потопе, после которого уцелели лишь двое людей – Девкалион и Пирра, давшие начало новому поколению.

56  Убитого византийцами.

57  Возможно, это надо понимать как наследование власти вождя.

58  Бой произошел недалеко от г. Тебеста.

59  Византийский полководец, ранее вместе с Соломоном принимал участие в военных действиях 540 г., по имени – явный германец; с тех пор до описываемых ветераном событий прошло порядка двух-трех лет (хронология хромает неисправимо), также известен как Гонтарис. О его зловещей роли в разгроме Соломона повествует только Корипп; Прокопий Кесарийский утверждает, что византийские воины намеренно «подставили» своего полководца, отказавшегося перед тем разделить меж ними добычу и забравшего всю ее себе: «(Соломон), столкнувшись с каким-то отрядом неприятеля, имевшим при себе очень большую добычу, и победив его в сражении, забрал всю добычу себе и сам охранял ее. Солдатам, которые оказались крайне недовольны и подняли большой шум из-за того, что он не отдал им этой добычи, он сказал, что надо подождать до конца войны, чтобы тогда разделить добычу в зависимости от того, сколько кому придется по его заслугам. Когда же варвары вновь всем войском устремились в бой, одни из римлян отказывались сражаться, а другие шли в бой без воодушевления. Вначале сражение шло примерно с равным успехом, но потом, из-за того что маврусии сильно превосходили их своей численностью, масса римлян обратилась в бегство; Соломон же и немногие вместе с ним некоторое время выдерживали натиск неприятеля, но потом, ввиду чрезмерной силы одолевавших их врагов, поспешно обратились в бегство и попали в протекающий здесь бурный поток. В это время у коня Соломона подкосились ноги, он упал, и сам Соломон тоже свалился на землю. Его копьеносцы быстро подхватили его на руки и посадили на коня. Но так как Соломон от боли из-за всего случившегося не мог держать поводья, то варвары, догнав, напали на него и убили; вместе с ним погибло много его копьеносцев. Таков был конец жизни Соломона».

60  Надо полагать, речь идет об очередном переходе византийских воинов на сторону Стотзы.

61  Фракиец по происхождению.

62  Ветеран говорит о Гадрумете, как будет ясно далее.

63  Карфагена, надо полагать.

64  Так звали хитроумного грека, уговорившего троянцев ввести в город деревянного коня, наполненного греческими воинами; известный в Античности и Средневековье эпитет предателя.