Текст книги "Иоаннида, или О Ливийской войне"

65  Византийский полководец, сын Сисиниола, воевавший со Стотзой, тезка главного героя поэмы.

66  Гадрумет, ныне Сусс, а тогда – Юстинианополь.

67  Какая блестящая, чисто византийская формулировка!

68  Византийский полководец, посланный в Африку Юстинианом.

69  Обычная архаизация Кориппа, он имеет в виду североафриканский берег.

70  Далее Корипп повествует о вражде Ариовинда с Сергием – племянником убитого маврами Соломона, унаследовавшим его власть, однако без особых подробностей, не желая «срамить» имперских полководцев.

71  Вероятно, аллюзия на так называемый Золотой век; ср. с Овидием: «Первым посеян был век золотой, не знавший возмездья… Сладкий вкушали покой безопасно живущие люди. Так же, от дани вольна, не тронута острой мотыгой, Плугом не ранена, все земля сама приносила. …Вечно стояла весна; приятным прохладным дыханьем, Ласково нежил эфир цветы, не знавшие сева. Боле того: урожай без распашки земля приносила; не отдыхая, поля золотились в тяжелых колосьях. Реки текли молока, струились и нектара реки. Капал и мед золотой, сочась из зеленого дуба…» и Гесиода: «Большой урожай и обильный сами давали собой хлебодарные земли».

72  Возможно, Корипп намекает на убийство Авеля Каином.

73  Речь об убийстве Ромулом Рема.

74  Все того же сына Сисиниола, что не будет далее оговариваться. Описанный ниже бой с маврами и воинами Стотзы произошел у местечка, называемого Сикка Венерия (именно в тамошнюю крепость карфагеняне перевели своих наемников с их семьями, эвакуированных с Сицилии после проигрыша I Пунической войны в 241 г. д н.э.; отказ правительства выплатить им заслуженное жалование привел к знаменитому восстанию, длившемуся до 238 г. до н.э. и описанному в романе Г. Флобера «Саламбо»). Не последнюю роль в разгроме византийцев сыграло нежелание Сергия усилить своими войсками войска Ариовинда, которыми командовал Иоанн.

75  Странное оправдание для постыдного бегства и оставления военачальника в опасности…

76  Известный древнеримский заговорщик и бунтовщик против государства (I в. до н.э.).

77  Место липкое и мерзкое, отнюдь не красящее Кориппа. Впрочем, действительность опровергла старательного пиита-пропагандиста: повстанцы явно не послушали «последнего совета Стотзы» от Кориппа – после гибели Стотзы его сподвижник Иоанн еще некоторое время успешно возглавлял восставших. После поражения пленен, отправлен в Константинополь и по отсечении рук жестоко казнен.

78  Обычный для Кориппа анахронизм для обозначения жителей Северной Африки.

79  О его правлении много пишет Прокопий Кесарийский; за рамками повествования Кориппа осталось много интересного – захват Гунтарихом Карфагена, избиение всех греков и сочувствующих им (есть только глухое упоминание в начале VI песни); многочисленные интриги – Ариовинд пытался сговориться с Гунтарихом против мавров, Гунтарих приманивал к союзу с собой Анталу, предложив часть власти над Африкой; Ариовинд уговаривал вождя мавров Куцину предать Анталу; полководцы Ариовинда – Афанасий и Артабан – очевидно, вели тайные переговоры с Анталой; войска погибшего Стотзы перешли к Гунтариху; сам он заигрывал с Юстинианом, в надежде, что тот признает его законным правителем Африки… Потом узел завязывается еще туже – армяновизантиец Артабан вдруг командует у Гунтариха отрядом против Анталы, который в тот момент считает для себя благом поддерживать законное византийское правительство (об этом он с горечью вспоминает у Кориппа, см. эту же песнь)! Вот такая была весна 546 г. в Северной Африке… Пока переводчик Кориппа и автор этих примечаний пишет книгу о византийской Африке, интересующемуся всем происходящим читателю следует обратиться к сочинению Прокопия Кесарийского «Война с вандалами», статье З.В. Удальцовой «Народные движения в Северной Африке при Юстиниане» («Византийский временник», т. V (М.: Изд-во АН СССР, 1952) и статье К.Н. и Н.Н. Болговых «Византийская Африка: исторический фон «Иоанниды» Кориппа» (БелГУ, 2012).

80  Префект, прибыл вместе с Ариовиндом; к моменту описываемых Кориппом событий Ариовинд, женатый, кстати, на племяннице Юстиниана Прейекте, был убит Гунтарихом.

81  Артабан, византийский командир армянского происхождения, прибыл в Африку вместе с Ариовиндом и Афанасием.

82  Из текста можно было бы предположить, что Гунтариху перерезали горло; Прокопий так описывает его убийство Арташиром и Артабаном: «В начале пира Арташир, думая приступить к выполнению своего намерения, взялся было за рукоятку кинжала. Однако Григорий помешал ему в этом, сказав по-армянски, что Гонтарис еще вполне в себе, так как вина выпито немного. Арташир, вздохнув, сказал ему: «О человек! Как хорошо я был настроен, и ты не вовремя мне помешал». Когда пир зашел далеко и Гонтарис сильно подвыпил, он, желая проявить щедрость, дал и копьеносцам часть кушаний. Они, взяв их и выйдя из комнаты, собирались приступить к еде. При Гонтарисе остались только три копьеносца, одним из которых был Улитей. Вышел и Арташир, как бы для того, чтобы с остальными насладиться этими блюдами. Тут ему пришла мысль, как бы, когда он захочет извлечь кинжал, что-либо ему не помешало. Оказавшись за пределами зала, он незаметно бросил ножны меча и, взяв его под мышку обнаженным, прикрытым только верхней частью руки, быстро подошел к Гонтарису, как будто собираясь сказать ему что-то тайком от других. Когда это увидел Артаван, он пришел в сильное волнение, и, поскольку опасность была велика, его охватило глубокое беспокойство; он начал вертеть головой и меняться в лице, и, казалось, ввиду исключительности предприятия он совершенно был не в себе. Увидав это, Петр понял, что происходит, однако никому об этом не сказал, так как, будучи очень расположен к василевсу, вполне сочувствовал тому, что совершается. Когда Арташир подошел совсем близко к тирану, кто-то из слуг его толкнул и, когда он немного отступил, служитель заметил обнаженный меч и закричал: “Это что такое, милейший!” Гонтарис, приложив руку к правому уху, повернувшись к нему, смотрел на него. В этот момент Арташир ударил его мечом и отсек ему часть лба с пальцами. Тут Петр громким голосом начал побуждать Арташира убить самого безбожного из всех людей. Увидев, что Гонтарис вскочил, Артаван (ибо он возлежал рядом) выхватил большой обоюдоострый нож, висевший у него на бедре, всадил его целиком, до самой рукоятки, в левый бок тирана и так его и оставил в ране. Тем не менее Гонтарис попытался подняться, но, так как рана была смертельна, он тут же упал».

83  Дит – тот же Аид, бог подземного царства в античной мифологии. Сюжет, излагаемый Кориппом, не принадлежит к популярным или хотя бы даже известным. Впрочем, не исключено, что здесь автор по своей привычке к языческо-христианскому эклектизму смешивает Дита с Сатаной (а такое практиковалось не им одним), а уж последний-то – известный богоборец.

84  Корипп имеет в виду орла.

85  Как помнит читатель, он возглавлял разведку византийцев, описанную во II песни поэмы.

86  Памятный читателю, как попавший вместе с Либератом Цецилидом в плен к Стотзе и бежавший, как и Цецилид.

87  Как ни странно, имя собственное.

88  Нельзя допустить, что это – упоминавшийся ранее в примечаниях Улитей, служивший телохранителем Гунтариха, ибо он погиб вместе со своим господином.

89  Странная фраза, если понимать ее буквально, тогда создается впечатление, что прочие византийские военачальники ездить верхом были не мастера. Видимо, ее следует толковать как владение Ифиздайей искусством описанной ранее мавританской уловки – притворного бегства и затем атаки растянувшегося в преследовании противника. Тем более что имя и сам текст Кориппа выдают в этом военачальнике мавра.

90  Да, орган, пусть еще довольно примитивный, был известен не только в эпоху Византии, но и в Античности, причем он мог быть как духовым (каким мы привыкли его видеть), так и водяным, когда давление для извлечения звуков из труб производилось силой не воздуха, а воды.

91  Речь, конечно, о Тесее и Минотавре – полубыке-получеловеке, бывшем плодом нимфоманской страсти критской царицы Пасифаи к быку. Как говорит у Сенеки Федра: «В леса зовет весь род наш страсть преступная. // Тебя теперь жалею, мать: недугом злым // Объята, стад свирепого вожатого // Ты дерзко полюбила; соблазнитель твой // Был дик и не терпел ярма, но все-таки // Он знал любовь. Какие боги мне теперь // Унять огонь помогут иль какой Дедал? // Пусть он, могуч искусствами Мопсопии, // Чудовищ заточивший в дом безвыходный, // Вернется, помощь обещая, – что мне в том? // Венера роду Солнца ненавистного // Давно за цепи мстит свои и Марсовы, // Потомков Феба отягчая гнусными // Пороками. Из Миноид никто еще // Любви не ведал легкой: всех их грех влечет».

92  Марк Аврелий Валерий Максимиан Геркулий (ок. 250 – 310 гг., правил с 285 г.), известный соправитель Диоклетиана, воевал с маврами в 297-298 гг. Хотя они и действовали против него излюбленными методами партизанской войны, эта кампания не принесла им особой славы или достижений: Геркулий разорил их земли, перебил множество людей и изрядно укрепил границы, завершив военные действия против берберов триумфом в Карфагене, а затем и в Риме. Впрочем, сама описанная Кориппом сцена содержит некую долю комизма (даже если допустить, что в свое время Геркулий преувеличил свои успехи). В самом деле: если бы мавры тогда, в конце III в., победили бы Максимиана и отсекли ему голову, как царица Томирис Киру или парфяне Крассу, тогда, да, их племенная память могла бы сохранить это событие. А поверить в то, что варварский вождь в критическую минуту останавливает своих бегущих воинов, напоминая им о маловажном и далеко не славном для них событии четвертьтысячелетней давности, и, более того, они, все как один, тоже мгновенно это вспоминают, останавливают бегство и обращаются супротив врагов… Остается с горечью признать, что все это – не что иное, как плод фантазии нашего эрудированного византийца, Флавия Крескония Кориппа.

93  «Троянские дела» величайшего героя Греции, конечно, не столь известны, как его двенадцать подвигов, поэтому вкратце их перескажем: как-то в своих странствиях Геракл спас дочь троянского царя Лаомедонта Гесиону от морского дракона. Лаомедонт вообще был тот еще жучок – боги Аполлон и Посейдон, провинившиеся перед Отцом богов за поддержку «бабьего бунта» Геры, были направлены Зевсом на штрафные работы – строить Лаомедонту стены Трои. Тот обещал им заплатить за труды, но, как принято у большинства работодателей, как древних, так и особенно нынешних, обманул, за что боги и наслали на его державу морское чудовище. Когда Зевс в образе орла похитил царского сына Ганимеда, чтоб тот служил виночерпием на Олимпе, Лаомедонт выторговал за это у Зевса коней. Пообещав Гераклу этих коней в придачу к Гесионе, Лаомедонт, избавившись от чудища, обманул и Геракла, не отдав ни дочери, ни Зевсовых коней. Припомнив при случае проявленную царем неблагодарность, Геракл взял Трою, разрушил ее и перебил весь царский род, кроме самого младшего царевича – несчастного Приама. В итоге могучий герой даже после смерти помог грекам взять ненавистную Трою – город пал, когда на осаду прибыл друг Геракла Филоктет с отравленными ядом Лернейской гидры стрелами.

94  Место кажется несколько корявым, если не вспомнить о том, что животные были размещены маврами вокруг их лагеря; дальнейшие строки разъясняют это.

95  Корипп наверняка имеет в виду описанное в Ветхом Завете чудо, когда в бою израильтян с ханаанскими царями при Гаваоне солнце остановилось на небосклоне и тем самым дало евреям возможность окончательно разбить вражеское войско (Иис. Нав. 10:1—27).

96  Обычный поэтический анахронизм Кориппа, разъясненный ранее.

97  Речь идет о расправе, учиненной в Карфагене повстанцами покойного к тому времени Стотзы и воинами Гунтариха над богатыми римско-ливийскими сторонниками Византии (545—546 гг.). Как пишет Прокопий: «Ежедневно он (Гонтарис) казнил многих, на кого у него падало хоть малейшее подозрение, даже не имеющее никакого основания. Пасифилу, которого он намеревался поставить во главе охраны Карфагена, он поручил без всякого разбора перебить всех греков», то есть византийцев.

98  Возможно, это надо понимать как предсказание расцвета мавританской державы при следующем поколении, когда будут жить выросшие дети, не знавшие своих отцов, павших в битвах.

99  Потому что он был сыном Геи – богини Земли, придававшей своему сыну новые силы при соприкосновении с ней.

100  К сожалению, неясно, о чем идет речь, хотя Кориппу и его современникам это было, конечно, очевидно. Можно предположить, что речь идет о Гунтарихе.

101  Орел, мы об этом уже упоминали.

102  Напомним, что веселый и в то же время опасный бог вина был сыном Зевса от фиванской царевны Семелы, поэтому, конечно, заступился за «свой» город – то ли во время знаменитого «похода семерых», одним из предводителей которого явился упоминаемый далее Кориппом Адраст, то ли во время «похода эпигонов», в котором Адраст (единственный уцелевший из предводителей предыдущего похода) также участвовал.

103  Наверняка имеется в виду крылатое изречение Марка Порция Катона Старшего, которым упорный римлянин завершал все свои политические выступления: «И все же я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен» (Ceterum censeo Carthaginem esse delendam).

104  Место немного темное, можно предположить, что речь идет об отряде Куцины.

105  Или это другой командир Павел (хотя обычно Корипп оговаривает особо, когда речь идет о тезках), или автор забыл, что сам же написал в предыдущей песни: «Тогда Брутен нацелил свое копье на Павла, направившись на него. Дрожа в полете, копье пронзило теплую грудь героя, раскроив проходы его легких и, быстро и с силой выдернутое, раскрошило ребра с обеих сторон». Впрочем, если «первый» Павел пал, возможно, не было нужды особо оговаривать появление «второго». По крайней мере, не отметить это было нельзя.

106  Ранее его имя писалось несколько иначе – Соломут.

107  Эти слова заставляют полагать, что Иоанн приказал людям отступать.

108  Полагаю, Иоанн цитирует Псалтирь: «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его; если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж» (Пс. 126:1).

109  Вновь видим, как полководец Иоанн (или Корипп, влагающий речи в его уста), неплохо богословствует и оперирует цитатами и образами из Святого Писания. На сей раз речь идет об аллюзиях Апокалипсиса. Позже св. Максим Исповедник (580—662 гг.) напишет практически то же, что Бог, «…пребывая неподвижным в любом движении времени, неизменно остается самим собою и в вечном движении времени и вечности, будучи Причиной и времени и вечности». Что же касается «свитка времени» – см: «И небо скрылось, свившись, как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих» (Апк. 6:14), что является парафразом из книги пророка Исайи: «И истлеет все небесное воинство; и небеса свернутся, как свиток книжный; и все воинство их падет, как спадает лист с виноградной лозы, и как увядший лист – со смоковницы» (Ис. 34:4). Вообще для Византии богослов без священного сана – явление не то что нормальное, но просто даже обыденное. Не будем забывать, что то были века становления христианской догматики и ожесточенных богословских споров о природе Христа, Богоматери и т.д. Тогда не только императоры и архиереи – простая торговка была вовлечена в богословствование, просто у последней было меньше возможностей на что-то влиять: как сатирически писал св. Григорий Нисский (ок. 335 – 394 гг.): «Все полно людьми, рассуждающими о непостижимом, – улицы, рынки, перекрестки. Спросишь, сколько оболов надо заплатить, – философствуют о рожденном и нерожденном. Хочешь узнать цену на хлеб – отвечают: «Отец больше Сына». Справишься, готова ли баня, – говорят: «Сын произошел из ничего».

110  Об этом укрепленном городе рассказывается в работе Шарля Диля «Отчет о двух археологических миссиях в Северную Африку (Апрель—июнь 1892 и март—май 1893 гг.)», Париж, 1894 («Rapport sur deux missions archologiques dans l’Afrique du Nord (Avril-juin 1892 et mars-mai 1893)», Paris, 1894), которую в данный момент исследует автор перевода. Он звался также Ларес и Лорбей, занимал важную стратегическую позицию между Карфагеном и Тебестом. После гибели Соломона именно его стены остановили победное продвижение восставших. Цитадель Лариба имеет следующие размерения – 230 на 200 м. Французская экспедиция подтвердила, что это была не просто крепость, но населенный город; были обнаружены остатки цистерн, гражданских зданий, большой базилики. Цитадель была трапециевидной, с четырьмя цилиндрическими башнями по углам; 8 или 9 меньших прямоугольных башен служили для защиты куртин. В кладке обнаружено немало более старых материалов, взятых из руин какого-то античного города. От лесов, окружавших Лариб при Иоанне Троглите, не осталось и следа – как пишет Диль, нет ни единого деревца в десятикилометровой окружности.

111  Т.е. Карфагена.

112  Здесь надо ненадолго остановиться. В самом начале, в примечаниях к предисловию Кориппа, уже было отмечено, что Корипп мог обнародовать свое сочинение как в Константинополе, так и в Карфагене, причем посвятив его Иоанну и его сыну Петру. Читатель наверняка заметил, насколько византийский поэт льстив по отношению как к главному герою, так теперь и к его сыну. Вот эта фраза очень явно свидетельствует, что Корипп якобы намеревался прочесть свой панегирик прямо в лица этих персонажей (а скорее всего, так и сделал). К.Н. и Н.Н. Болговы пишут в статье «Византийская Африка: исторический фон “Иоанниды” Кориппа»: «В своем предисловии поэт сообщает читателю, что он написал свое эпическое произведение для того, чтобы получить благосклонность римских правителей в Африке, по-видимому – Иоанна и его сотрудников… Поэт в таком положении может считаться с исторической точностью менее, чем с более важным для него получением покровительства. В связи с этим, вероятно, справедливо сделать вывод: что африканское происхождение Кориппа делало его компетентным в событиях, о которых он рассказывал, и, следовательно, может дать нам много информации и деталей. Факты, которые у него нет причин искажать, географические и этнографические сведения, вероятно, представлены достаточно точно. Вопросы, которые касаются его покровителей и их личных и имперских интересов, однако, часто приходится подвергать тщательной проверке». Кстати, те же авторы отмечают касательно роли Петра в описываемых сейчас Кориппом событиях: «Эти, казалось бы, зрелые действия сына героя предполагают, что он был значительно старше, чем был в то время, когда экспедиция прибыла в Африку, и что, следовательно, эта кампания имела место на несколько лет позднее». С этим, пожалуй, трудно не согласиться, если только не предположить, что Корипп просто отчаянно «накадил», явив читателю (и слушателям, в числе коих предполагаются все те же отец с сыном) «не мальчика, но мужа». Не проще ли наше предположение, заставляющее отказаться от «натяжек» в хронологии, и без того запутанной?..

113  Судя по источникам – в первую очередь, «Стратегикону» Маврикия, в византийском войске знаменитые римские «легионные» орлы существовали еще в VI—VII вв. Маврикий пишет о воинах-орнитоборах (орнитоворах) – если дословно, «птиценосцах» («И ему не следует вступать в схватку с врагами, равно как и орнитоборам, поскольку они безоружны»). Такая форма термина принята в науке, хотя с точки зрения греческого языка более верно было бы писать «орнитофоры» – ορνιθοφόροι. Правда, некоторые переводят термин Маврикия как «несущие урны», однако сторонников этой версии намного меньше.

114  Надо полагать, с византийской точки зрения.

115  О второй опасности Корипп умалчивает, но это, разумеется, Иоанн со своим войском.

116  Наверняка памятный читателю по длинной речи из III—IV песней «Иоанниды».

117  Скорее всего, последний вандальский вождь Гелимер, чей незаконный захват власти спровоцировал Византию на интервенцию.

118  А судя по имени, Varinnus, это мог бы быть и византийский дезертир из бывших войск Стотзы; правда, Корипп далее описывает его как туземца-насамона, поэтому это только лишь предположение.

119  Надо полагать, здесь Корипп делает отсылку к известному мифу об Эоле – боге или полубоге, царе ветров, который держал их заточенными в пещерах или завязанными в мехе и выпускал тот или иной по мере надобности или хотения, – у Гомера в «Одиссее» царь Итаки рассказывает о даре Эола: «Дал он мне сшитый из кожи быка девятигодового // Мех с заключенными в нем буреносными ветрами; был он // Их господином, по воле Крониона Дия, и всех их // Мог возбуждать иль обуздывать, как приходило желанье. // Мех на просторном моем корабле он серебряной нитью // Туго стянул, чтоб ни малого быть не могло дуновенья // Ветров; Зефиру лишь дал повеленье дыханьем попутным // Нас в кораблях по водам провожать»); еще точнее к словам Кориппа Вергилий в «Энеиде»: «Там, на Эолии, царь Эол в пещере обширной // Шумные ветры замкнул и друг другу враждебные вихри, – // Властью смирив их своей, обуздав тюрьмой и цепями. // Ропщут гневно они, и горы рокотом грозным // Им отвечают вокруг. Сидит на вершине скалистой // Сам скиптродержец Эол и гнев их душ укрощает, – // Или же б море с землей и своды высокие неба // В бурном порыве сметут и развеют в воздухе ветры. // Но всемогущий Отец заточил их в мрачных пещерах, // Горы поверх взгромоздил и, боясь их злобного буйства, // Дал им владыку-царя, который, верен условью, // Их и сдержать, и ослабить узду по приказу умеет».

120  Надо понимать, в Бизацену.

121  Корипп вообще пошел мешать все, что угодно: мало ему было приписать маврам поклонение египетскому бараноголовому Аммону, хорошо известному по истории Александра Македонского, так теперь он еще добавил в мавританский пантеон исконно римскую богиню войны. Впрочем, в раннее время многие греко-римские авторы поступали подобным образом, перенося привычные им имена их богов на богов туземных, и это было в порядке вещей – но это тогда, в Античности. Так что, видимо, здесь очередная архаизация, столь любимая Кориппом. Интересно объясняет тождество Зевса и Аммона Геродот: «Геракл захотел однажды непременно увидеть Зевса, а тот вовсе не пожелал, чтобы Геракл его видел. Когда Геракл стал настойчиво добиваться [свидания], Зевс придумал хитрость: он ободрал барана и отрезал ему голову, затем надел на себя руно и, держа голову перед собой, показался Гераклу. Поэтому-то египтяне и изображают Зевса с ликом барана… В Египте Зевса называют Аммоном». Геродота можно цитировать бесконечно, потому что он весьма подробен в изучении поднятого нами вопроса, поэтому обратимся к труду В.Г. Боруховича «Историческая концепция египетского логоса Геродота», в котором он пишет: «Совершенно естественно то, что Геродот постоянно называет египетских богов соответствующими греческими именами. Это одни и те же боги, только египтяне называют их иначе. “…Амуном ведь египтяне называют Зевса…” (II, 42). Саисская богиня Нейт оказывается Афиной, в Буто почитается Лето, в Папремисе – Арес и т. д. Геродот подчеркивает, что знает их греческие имена: “Исида же по-гречески зовется Деметрой” (II, 59). В основу идентификации Геродот кладет чисто внешнее сходство функций, атрибутов или деталей мифической биографии божества. Нейт подобна Афине тем, что является богиней-девственницей и покровительницей искусств и ремесел. Исида названа Деметрой потому, что изображается с младенцем Гором на руках и этим подобна Деметре, изображавшейся с Персефоной. Исида ищет своего супруга так, как Деметра Персефону; кроме того, она также является хтоническим божеством, связанным с земледельческим культом. Миф о жизни Осириса, умирающего и воскресающего бога, позволил отождествить его с Дионисом (но другие отождествляли Осириса с Аидом и даже Зевсом, исходя из других особенностей культа Осириса). Зачастую Геродот не может отыскать в египетском пантеоне богов, соответствующих греческим, – например Посейдону, – но только потому, что египтяне не имели морских богов и с отвращением относились к морскому делу. Малле предполагал, что идентификация египетских и греческих богов, с которой мы сталкиваемся у Геродота, основана на тех представлениях, с которыми Геродот столкнулся, побывав у навкратийских греков. Правильнее считать, что эти представления были выработаны в тех греко-египетских кругах, откуда происходили переводчики, сотрудничавшие с Геродотом во время его пребывания в Египте. Но уже совершенно неправ Видеманн, который считал эти идентификации совершенно лишенными ценности. Они помогают нам глубже узнать характер восприятия греками иноземных культов и получить более отчетливое представление о самих культах Египта».

122  См. прим. к песни V – с тем же выводом.

123  Не совсем ясно, какого рода казни были преданы пленные. Переводчик на английский язык пишет, что их повесили за шеи – но к чему тогда упоминание о двузубых заостренных шестах? Тогда хватило б обыкновенных деревьев. Можно было бы предположить, что их распяли на так называемой вилке – англ. forked cross, он же – «готический крест». Но опять же – заострение… Обращаемся к оригиналу: «Sic ait quinque erectis iubet ordine lignis // Stipite suspendi morientum bicorni», переводим в меру сил и разумения: «Так он приказал пять стоящих прямо в ряд бревен [поставить] // на колах двурогих, [орудиях] умерщвления, повесить». Итак, колья (видимо, заостренные, иначе это и не колья вовсе) есть, никаких шей нет. Так что либо пленников распяли на «вилке», либо, что также возможно, их на эти острия насадили обычным для казни на колу способом. Можно было бы и эти две возможности свести к одной, памятуя, что император Константин вроде как с принятием христианства отменил казнь распятием, но в том-то и суть, что «вилка» – это как бы и не крест, по крайней мере в привычной форме. Кроме того, на одной из миниатюр кодекса Гийома де Каурсена (1490 г., хранящегося ныне в Национальной библиотеке Франции и повествующего об осаде Родоса турками в 1480 г. и ряде последующих событий), на заднем плане изображена казнь турок, и вот один из них как раз подвешен на некоем подобии «вилки» – правда, за ногу.

124  Надо полагать, Корипп все же выражается метафорически. Не хотели б жить – не бунтовали.

125  Разумеется, Корипп здесь говорит о римском боге огня, аналоге греческого Гефеста, персонифицируя, т.о., пожар.

126  В английском варианте – с большой буквы, Fury, что придает дополнительный оттенок – это и ярость, и Фурия – персонификация той же самой ярости и гнева.

127  Вероятно, Корипп имеет в виду знаменитый случай, когда Юлий Цезарь подавил возмущение воинов фактически одной фразой, действительно презрительно наименовав воинов просто «гражданами», отчего те в ужасе смирились. Вот что пишет Светоний: «В его войсках за десять лет Галльских войн не случилось ни разу, в гражданской войне – лишь несколько раз; но солдаты тотчас возвращались к порядку, и не столько из-за отзывчивости полководца, сколько из уважения к нему: Цезарь никогда не уступал мятежникам, а всегда решительно шел против них. Девятый легион перед Плаценцией он на месте распустил с позором, хотя Помпей еще не сложил оружия, и только после долгих и униженных просьб восстановил его, покарав предварительно зачинщиков. А когда солдаты десятого легиона в Риме с буйными угрозами потребовали увольнения и наград, несмотря на еще пылавшую в Африке войну, и уже столица была в опасности, тогда Цезарь, не слушая отговоров друзей, без колебания вышел к солдатам и дал им увольнение; а потом, обратившись к ним «граждане!» вместо обычного «воины!», он одним этим словом изменил их настроение и склонил их к себе: они наперебой закричали, что они – его воины, и добровольно последовали за ним в Африку, хоть он и отказывался их брать. Но и тут он наказал всех главных мятежников, сократив им на треть обещанную долю добычи и земли».

128  К сожалению, топоним не идентифицируется. Некоторые исследователи считают, видимо, по самому значению, что Катоновы Поля находились недалеко от Утики, в которой Катон Младший покончил с собой, но Утика стоит на побережье, а Корипп ясно пишет, что «Иоанн покинул побережье».

129  Можно предположить, что в данный момент идет суббота, раз следующий – «день Господень», то есть воскресенье. Правда, это мог быть и какой-нибудь великий христианский праздник, поэтому это только предположение. Для Средневековья была весьма типична «оглядка» на святые праздничные дни при военных действиях. Можно вспомнить одну из величайших и кровавейших битв Средневековья – ирландский бой при Клонтарфе в Страстную пятницу 1014 года. Как сказано в «Саге о Ньяле»: «[Викинг] Бродир был раньше христианином и диаконом, но отошел от веры, стал предателем Бога, начал приносить языческие жертвы и был необычайно сведущ в колдовстве. У него были доспехи, которые не брало железо… Бродир никого не убивал ночью… Пользуясь колдовскими чарами, Бродир решил узнать исход боя, и полученное им предсказание гласило, что если бой будет в пятницу, то король Бриан погибнет, но одержит победу, если же бой будет раньше, то погибнут все его противники. Тогда Бродир сказал, что нельзя биться до пятницы».

130  Очевидно, речь о Куцине, о котором Корипп и ранее писал, что он не был чужд «римлянам» ни по духу, ни по крови; теперь второе становится более ясным.

131  В греческом варианте – Кинфия, одно из имен Артемиды (Дианы), являвшейся, среди прочего, богиней Луны (несмотря на «параллельное» существование Селены), отчего нередко изображалась с полумесяцем на головном обруче. Кроме того, можно предположить, что несколько туманная фраза Кориппа (или его англоязычного переводчика) имеет в виду «прибавление» площади лунного диска, а не сил римлян – либо то и другое вместе.

132  Вероятно, вернее всего было бы перевести это слово acolytes обычным – «псаломщики», или «церковные служки». Однако нельзя не отметить, что этот византийский термин (именно без перевода, ἀκόλουθος, мн. ч. – ἀκόλουθι; дословно – «тот, кто сопровождает») обозначал также наемников-гвардейцев византийских императоров – по крайней мере, с Константина Багрянородного и позже, до самого падения Византии. Это, конечно, намного позднее эпохи Юстиниана и Кориппа, однако не отметить это было бы невозможно. Естественно, с точки зрения здравого смысла, причетники больше подходят на роль плачущих сладкопевцев – однако утверждается, что отдельная прослойка пономарей (именно с названием аколуфов, иначе – аколитов) характерна была для древней римской церкви, византийские пономари так не именовались; т.о. приложимость этого термина к византийской церковной иерархии под вопросом (хотя Церковь тогда была единая). И если учесть, что сам Иоанн подолгу плакал и молился (кстати, давно надо было бы отметить, что для Византии и Средневековья вообще мужские слезы – вовсе не недостаток, а обычное явление, порой даже похвальное; «дар слез» ценился тогда особенно), а также весьма тесное соединение в Византии жизни церковной и гражданской, почему бы не представить и его телохранителей в виде этаких церковных ангелочков, поющих последование церковной службы?.. Как писал византийский святой Иоанн Лествичник: «Плач есть златое жало, уязвлением своим обнажающее душу от всякой земной любви и пристрастия, и в назирании сердца святою печалию водруженное… Не на брачный пир, о друзья, не на брачный пир мы приглашены; но Призвавший нас сюда поистине призвал на плач о самих себе… Слезы без помышлений свойственны бессловесному естеству, а не разумному. Слеза есть порождение помышлений; а отец помышлений есть смысл и разум. Ложась на постель, воображай твое возлежание во гробе; и будешь меньше спать. Когда сидишь за столом, приводи себе на память плачевную трапезу червей; и ты будешь меньше наслаждаться. Когда пьешь воду, не забывай о жажде в пламени неугасающем; и без сомнения понудишь самое свое естество… Как огонь пожигает хворост, так и чистые слезы истребляют всякие внешние и внутренние скверны… В бездне плача находится утешение; и чистота сердца получает просвещение». А в ранневизантийском «Стратегиконе» Маврикия прямо сказано: «Главнокомандующему, прежде чем предпринять какое-либо опасное предприятие, надо сперва снискать себе помощь Божью. Потому что, склоняя Бога на свою сторону, он будет отважнее».