Текст книги "Рай где-то рядом"

Много будешь знать – скоро состаришься

06.47

Мэкки выждал несколько дней после возвращения Элнер, прежде чем завести речь о пистолете. На четвертое утро, перед работой Мэкки, они, как обычно, пили кофе на задней веранде, любовались восходом и беседовали.

– Закат вчера был чудный, Мэкки, – восхищалась Элнер. – А день-то как прибавился! Скоро можно будет сидеть на улице до половины восьмого вечера. Я и вчера только в восьмом часу ушла.

– Да, лето уже близко. – Мэкки перевел взгляд на Элнер: – Тетя Элнер, вы знаете, что у вас в бельевой корзине нашли пистолет?

– Правда? – переспросила Элнер невинным голоском.

– Вам ли не знать, верно?

Элнер провожала взглядом кравшегося по двору кота.

– Наш старичок Сонни совсем жиром заплыл, да? – попыталась она увильнуть от опасной темы. – Глянь-ка, и ходит вперевалочку, и…

– Тетя Элнер! – перебил ее Мэкки. – Вы попались, так что выкладывайте, откуда взяли. Лютер клянется, оружие не его. Чье же тогда? Дяди Уилла?

Элнер, помолчав, ответила:

– Много будешь знать, Мэкки, – скоро состаришься.

– Тетя Элнер, это не шутки. Я наврал Норме, что пистолет не настоящий, – вас покрывал.

– Спасибо, дружок.

– Всегда рад помочь. Но мне нужно знать правду. Так откуда?

– Не от Уилла, вот и все, что я могу сказать. – Элнер уставилась в потолок. – Надо бы пройтись метелкой по углам – ты только полюбуйся на эту паутину!

– То есть не скажете, откуда пистолет?

– Сказала бы, дружок, если б могла.

– Хм. Тогда вот что. Вы ничего не натворили? Никого не застрелили?

Элнер засмеялась:

– Спросил тоже! Господь с тобой!

– Ну, откуда бы он ни был, теперь ищи-свищи – я утопил чертову железку в реке. Тетя Элнер, я с вами никогда не ругался, во всем поддерживал. Но именно потому, что я очень вас люблю, мне и не хотелось бы, чтоб вы покалечились или кто-то его нашел и застрелил вас.

Тетя Элнер страдальчески сморщилась:

– Где утопил?

– Неважно. Обещайте с сегодняшнего дня не брать в руки оружия.

– Так и быть… Обещаю.

Мэкки, устыдившись своей суровости, чмокнул тетю Элнер.

– Забыли. Идет?

– Ладно, дружок…

– Мне пора. Я вас люблю.

– И я тебя, – сказала Элнер.

В этот день она получила урок, который мало кому дано испытать на себе: после твоей смерти все твои вещи перероют, так что если тебе есть что скрывать – избавляйся, пока жив!

Элнер жалела, что нельзя рассказать Мэкки правду. Никого она, понятно, не грабила и не убивала – всего лишь скрыла улику от полиции. Некоторых мерзавцев, между прочим, прямо-таки руки чешутся пристрелить – как ту бешеную лису, на которую ее муж Уилл вышел с ружьем. Лишать жизни – дело скверное, но цыплят спасать надо, ничего не попишешь. Элнер спрашивала себя: поступила бы она так же еще раз, если пришлось бы? И всякий раз отвечала: да, несомненно. Значит, совесть ее чиста. И Реймонд ни словом об этом не обмолвился, – видно, греха на ней нет.

Салон красоты

08.45

Страсти поулеглись, Норма слегка пришла в себя и в среду утром уже сидела в салоне красоты в бигуди, слушая жалобы Тотт, все те же, что и двадцать лет назад.

– Ты не представляешь, Норма, до чего мне осточертели нытики, которые жалуются, что преступниками их сделало общество. Черта с два! Бедность – не оправдание воровству. Да я сама из нищеты выбилась – ты-то мою семью знаешь, Норма, – но ведь не выходила на улицу грабить!.. Нынче люди вовсе стыд потеряли. Хвастают направо и налево, как увиливают от налогов! А бандиты, которых ловят с поличным и показывают по телевизору, только знай себе улыбаются и машут в камеру! Они нас грабят, а их бесплатные адвокаты в обиду не дают, и соцработники сюсюкают: вы, мол, жертвы общества, за свои поступки не отвечаете. Только не говори, что эти бедняжки работу найти не могут. Работа каждому найдется – было бы желание. Дуэйн-младший возомнил, что руки пачкать – ниже его достоинства. Просиживает штаны на пособии, а мы с его сестрой вкалываем до седьмого пота. Даже папашка его, уж на что был никудышный, и тот работал. Конечно, только между запоями, зато хотя бы старался. – Тотт затянулась сигаретой без фильтра. – Бедняга Джеймс, хоть и хлебнула я с ним горя, а жаль мне, что он так кончил. В последний раз до нас с Дарлин дошли о нем вести, когда он жил в какой-то занюханной гостинице. А через пару месяцев отдал богу душу в вестибюле, перед телевизором. Вообрази: смотрел повтор викторины «Угадай цену» – и упал замертво. Жил грешно и помер смешно. Не принц Чарльз, конечно, был… но все-таки человек. И уж само собой, не слюнтяй. Сил моих больше нет слушать нытье и жалобы на горькую судьбу! А коль тебе повезло родиться белым, то не смей и вякнуть – за горло возьмут и обзовут расистом. Все вдруг сделались такими обидчивыми, перед каждым изволь расшаркиваться! Всюду борцы за эту… как ее там… политкорректность! Только и ищут повода придраться… Эдак нас скоро заставят требовать: «Даешь цветное Рождество!» Я уже боюсь рот раскрыть.

«Неужели?» – про себя ухмыльнулась Норма. – Пришла ко мне как-то негритянка искать работу, – продолжала тарахтеть Тотт. – Посуди сама, Норма, могу ли я кого-нибудь нанимать, коли на зарплату Дарлин едва наскребаю? Я так и сказала, по-хорошему, а девица меня в ответ обозвала расисткой, да еще и гомофобкой. Откуда мне было знать, что она не она вовсе, а он? Помнишь, когда вся эта муть только начиналась, всем, у кого стояли черные статуи жокеев, пришлось их перекрасить в белый?

Норма кивнула. Как не помнить! Мать ее наотрез отказалась красить своего жокея, и ему отбили голову.

– Разве я виновата, что не попала в меньшинства? – не унималась Тотт. – А как же мои права? Что-то никто меня защищать не торопится. Я плачу налоги, не сижу ни у кого на шее, и кто слышал от меня хоть словечко жалобы?

«Каждую неделю слышу, и не одно», – подумала Норма, но придержала язык.

– По телевизору все уши прожужжали, какие мы, белые, мерзавцы. Скажу начистоту, Норма: кажется, я в расистку превращаюсь. Надеюсь, что все-таки нет, но было б о чем горевать. Говорят, лет через пять мы все перейдем на испанский. Раньше были черные и белые, а теперь весь мир покоричневел, стал ни то ни се. Кстати, видела Мадонну в ванне во дворе у Лопесов?

– Нет. Что за Мадонна в ванне?

Тотт рассмеялась:

– Взяли старую ванну, поставили на попа, вкопали наполовину в землю, выкрасили изнутри голубым и пристроили туда статую Пресвятой Девы.

Норма скривилась:

– И этот ужас у них перед домом?

– Да. – Тотт затянулась. – А все-таки симпатичная она, ей-богу. Мексиканцы от природы художники, этого у них не отнять. И во дворе у Лопеса чистота, любо-дорого посмотреть!

* * *

Весь день Норма думала: в чем-то Тотт права. Даже здесь, на юге Миссури, все меняется. Раньше сюда переезжали в основном шведы и немцы, сейчас же кого только не увидишь. А утром Норма заглянула к тете Элнер, так у той на весь двор орала мексиканская музыка: Элнер поймала новую радиостанцию из Поплар-Спрингс.

– Зачем вы это слушаете?!

– Что?

– Испанское радио.

– Испанское? А я думала, польское.

– Нет, тетя, испанское.

– Ну и неважно какое. Мне нравится. Слов я не понимаю, но музыка заводная, правда?

Спасибо от Кэти

14.18

Медбрат, донесший Гасу Шиммеру о казусе со старушкой, скрипел зубами от досады, узнав от Шиммера, что племянница миссис Шимфизл не желает подавать в суд. А он-то уж карман приготовил… Пораскинув мозгами, медбрат в итоге додумался, как подзаработать на этой истории. Позвонив приятелю, он раздобыл телефон желтой газетенки, что платит за любопытные сюжеты.

* * *

В тот день Норма забежала в супермаркет за продуктами к пасхальному ужину у тети Элнер, и, когда стояла у кассы, взгляд ее упал на газетную стойку рядом. Заголовок на первой полосе одной из газет вопил:

МЕРТВАЯ ФЕРМЕРША ИЗ ШТАТА МИССУРИ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ЧАСОВ ВОСКРЕСЛА И ЗАПЕЛА ГИМН США!

Норма, почти теряя сознание, опустилась на пол. На счастье, в очереди за ней стояли Луиза Фрэнкс с Полли, они и подняли ее на ноги. Подоспел управляющий, Норму отвели в служебный туалет, усадили на стул, дали стакан воды. Когда к ней вернулся дар речи, Норма, стиснув Луизину руку, запричитала:

– Мы погибли! Всем придется уехать из страны! Пропала карьера моей дочери! – Она разрыдалась.

Луиза сходила за газетой, показала ей снимок на первой полосе, и Норма обмерла, теперь уже от счастья: с фотографии смотрела НЕ тетя Элнер!

С интересом выслушав историю медбрата, которую тот сообщил по телефону, журналистка из бульварной газетенки, получившая задание написать статью, решила раскопать всю подноготную. Разузнав номер местной газеты, она позвонила Кэти Колверт и посулила ей щедрую награду за помощь. Кэти, услышав сумму, с радостью согласилась и статью написать, и даже прислать фотографию старушки. Однако потом от денег отказалась, но с одним условием: изменить имя героини и место действия. Журналистку из желтой газетенки мало заботили точность и истина. В конце концов, «Частный сыщик» – не «Нью-Йорк таймс», а деньги за чужой труд получить приятно. Статью Кэти написала отличную – чего стоил один только рассказ старушки о том, как она попала на другую планету, где женщины все как одна похожи на Хэзер Локлир!

Так Кэти спустя много лет отблагодарила Элнер за ту тысячу долларов, а заодно спасла и Элнер, и город от нашествия зевак и полоумных. Старушка на первой полосе газеты – прабабушка Кэти Колверт по отцовской линии, Леона Фортенбери, что умерла давным-давно и, насколько знала Кэти, вовсе не воскресала.

Норма успокоилась и пошла домой, на радостях забыв в магазине сумку с продуктами. Вернуться и забрать она постеснялась.

Пасха у Элнер

Элнер и весь Элмвуд-Спрингс были счастливы, что она успела вернуться к Пасхе, и праздник удался на славу. К Элнер съехалась родня: из Калифорнии прилетели Дена с Джерри, из Сент-Луиса – Линда и Эппл. По обычаю, накануне Пасхи Элнер с Лютером покрасили две с половиной сотни яиц, а наутро до восхода солнца уже прятали их во дворе. Элнер семенила вокруг дома с золотым яичком, ломая голову, куда бы его пристроить.

Норма встала чуть свет, отнесла цветы на могилы родителей, а потом вместе с остальными отправилась к Элнер. Обычно поиск яиц начинали в полдень, но на этот раз взрослые и дети собрались пораньше и без четверти двенадцать уже ждали во дворе. Элнер вышла на крыльцо, прозвонила в старый школьный звонок, и восемьдесят ребятишек с корзинами, а с ними Полли, сорокадвухлетняя дочь Луизы, с визгом и гиканьем рассыпались по двору, а взрослые наблюдали за радостной суматохой, устроившись в дачных креслах. Недовольный Сонни, спасаясь от этой оравы, залез на дерево и просидел там целый час. Луиза Фрэнкс и Элнер смотрели, как Полли с хихиканьем бегает по двору на пару с пятилетней Эппл. Золотое яйцо нашел один из внуков Тотт, но главный приз, как всегда, достался Полли – большой плюшевый кролик, которого Элнер с Луизой вместе выбирали на прошлой неделе. Ближе к вечеру, когда дети, кроме Эппл и Полли, разошлись по домам, Мэкки и Джерри поставили во дворе под фиговым деревом раскладной стол и компания принялась за пасхальный ужин. После молитвы преподобной Сюзи Хилл все набросились на угощения. Довольная Элнер уплетала за обе щеки, запивая чаем со льдом из большого бокала.

– Нынешняя Пасха, – сказала она Дене, – одна из лучших на моей памяти. Если уж на то пошло, у меня случилась собственная маленькая Пасха, верно? Я ведь тоже, можно сказать, воскресла из мертвых. И не зря, а то бы не отведала ветчины и фаршированных яиц, что принесла Луиза. Яйца в этот раз тебе удались как никогда, Луиза! – крикнула она через стол.

Луиза Фрэнкс засмеялась:

– Элнер, ты так говоришь каждый год!

Элнер отвечала:

– Значит, недаром.

Сюзи, руководитель клуба «Худеем вместе», подложив себе добавки сладкого картофеля с зефиром, вставила:

– Здесь все так вкусно!

Элнер бросила взгляд на другой конец стола, уставленный пирогами и тортами:

– Умираю – хочу попробовать кокосового торта и лимонного пирога!

– У меня тоже слюнки текут, – призналась Сюзи.

* * *

Утром, когда Линда пришла за Эппл, ночевавшей у Элнер, Сонни прятался под диваном и не мог дождаться, когда они уйдут: малышка затискала беднягу до полусмерти. Уже в самолете Линда заметила пятно на пальце у дочки.

– Где ты испачкала палец?

Эппл с гордостью протянула руку:

– Тетя Элнер взяла у меня отпечаток пальца. Знаешь, что другого такого нет в целом мире?

Снова влюблен

17.48

Чудесное спасение тети Элнер произвело в Мэкки настоящий душевный переворот. Если ты едва не потерял близкого человека, то начинаешь видеть жизнь в ином свете и ценить истинные чувства. После истории с тетей Элнер у Мэкки будто пелена спала с глаз. Он понял, что никогда не любил Лу всей душой, всеми помыслами, как Норму. Лу была лишь увлечением, он тешил самолюбие, гнался за мечтой. За долгие годы он сроднился с Нормой и почти забыл, что в ней – вся его жизнь. Как он мог хоть на минуту вообразить такую глупость – сбежать с чужой женщиной? Он едва не разрушил себе жизнь. Судьба ли, случай ли уберег его. И в тот день Мэкки увидел свою жену такой же прекрасной, как в восемнадцать.

– Что ты так смотришь, Мэкки? – спросила Норма, войдя в дом и сложив почту на столик в прихожей. – Не заболел?

– Нет. Я говорил, что обожаю тебя?

Норма убрала в шкаф сумочку.

– Что?

– Знаешь, что ты никогда не была краше, чем сейчас?

– Я?

– Кто же еще?

Норма глянула в зеркало.

– Скажешь тоже. Седина, морщины, вся обрюзгла, а теперь еще и сыпь на носу! Я просто старуха, Мэкки.

– А для меня ты красавица. Главное – моя красавица.

– В таком случае не вздумай менять очки. Ты стал слаб глазами. На самом деле я похожа на руины Трои.

– Что еще за руины Трои?

– Понятия не имею, но я так выгляжу.

– А по мне, ты выглядишь сногсшибательно. Ты моя любимая девочка, единственная на свете, так и знай.

Норма пощупала лоб мужа:

– Мэкки, ты точно не заболел? Или что-то случилось, а ты от меня скрываешь?

– Нет.

– Тайком от меня наведался к доктору Холлингу?

– Говорю же, я здоровее здорового. Устроим сегодня воскресенье?

– Воскресенье? Сегодня ведь… – Норма запнулась, уловив намек. – Мэкки, сегодня вторник, до воскресенья еще далеко. – И заглянула ему в глаза. – Ты вправду считаешь, что я еще ничего, или это способ затащить меня в постель?

– Норма, для меня ты самая прекрасная из женщин. А зрение у меня отличное… как тетя Элнер говорит, все-все вижу, аж до самой луны!

Норма, пристально глядя на Мэкки, помолчала.

– Знаешь что? – наконец сказала она. – Кажется, я слышу свадебные колокола… А ты?

– Какие?.. Ах да, вовсю звонят! – спохватился Мэкки.

– Дай-ка приму ванну. Потерпишь полчасика?

– С трудом. Но придется.

Мэкки ждал и думал: все-таки здорово быть женатым. Снова и снова влюбляешься в жену, и с каждым разом все сильней.

* * *

Норма опустилась в пенную ванну, счастливая и успокоенная. Мэкки был для нее как открытая книга, и по его взгляду она поняла, что с Лу покончено навсегда. Мэкки ошибался – Норма все знала.

Письмо

09.18

Через несколько дней после Пасхи Элнер достала из почтового ящика письмо со штемпелем Канзас-Сити. Почерк был незнакомый. Элнер разорвала конверт и прочла записку.

Уважамая мисис Шримфинкл! Спасибо бальшое за пирог и его рецепт, который вы преслали моей дочери. Очень вкусно. Тереза Мак-Уильямс.

Надо же так переврать фамилию! Усмехнувшись, Элнер села писать ответ.

Дорогая миссис Мак-Уильямс! Рада, что Вам понравился пирог. Будете когда-нибудь в наших краях – заходите в гости. Ваша Элнер Ш.

Сюрприз для Линды

18.31

Прошло несколько месяцев. Линда готовила ужин себе и Эппл, когда зазвонил телефон. Брать трубку Линде совершенно не хотелось: в это время обычно звонят телефонные торговцы, навязывают свой товар. Однако телефон не умолкал.

– Линда Уоррен? – раздался в трубке мужской голос.

– Да.

– Из телефонной компании?

– Да.

– Не знаю, помните ли вы меня, давно было дело. Это Брайан Лан, невропатолог. Мы познакомились в палате у вашей тети, в больнице Канзас-Сити.

– Помню, помню. Добрый вечер.

– Как ее здоровье?

– Замечательно.

– Вы уж простите, что я вам звоню вот так, ни с того ни с сего, но меня перевели в Сент-Луис, и… Позвольте пригласить вас пообедать… или поужинать… или сходить куда-нибудь. Согласны?

– Да, с удовольствием.

Они договорились на пятницу. Линда повесила трубку, постояла в задумчивости, охваченная непонятной радостью. Как же не помнить! При знакомстве ей пришло в голову: какой славный, вот бы показать ему Эппл! Среди ее знакомых китайцев он самый симпатичный. Интересно, знает он про ее дочку-китаянку?

Доктор Лан, конечно, знал – со слов Элнер. А увидев Линду, он подумал, что в жизни не встречал такой красавицы.

«Папа для Эппл! Вот было бы чудесно!» – мелькнула мысль у Линды.

Брайан Лан не сразу покинул телефонную кабинку в аэропорту. «Интересно, нравлюсь я ей? Хоть чуть-чуть?» – думал он.

Их мысли определенно перекликались.

Линда: Он мне с первого взгляда понравился.

Брайан: Узнать бы, где она живет, и снять квартирку поблизости.

Линда: Надо к пятнице похудеть на полтора килограмма. (Задачка не из легких, ведь уже четверг.)

Брайан: Она меня просто очаровала.

Линда: Не спеши радоваться, это всего лишь ужин. Брайан: Я так долго искал… вдруг это судьба?

Быть может, нам суждено было встретиться?

В дверь кабинки нетерпеливо стукнули:

– Вы скоро?

– Простите, – пробормотал доктор, схватил сумку и вышел наружу. Сент-луисский аэропорт вдруг показался ему таким красивым! Июнь был в полном цвету.

«Надо же! – подумал доктор. – Кажется, я теряю голову».

В путь!

05.00

У Элнер созрел план. Отпрашиваться у Нормы – себе дороже, лучше просто оставить на двери записку.

Норма, я уехала на свадьбу к Лютеру и Бобби-Джо. Когда вернусь, позвоню. Целую, тетя Элнер.

Ближе к полудню Норма нашла записку и кинулась звонить Мэкки.

– Мэкки! Тетя Элнер укатила к Лютеру на свадьбу. Ты знал, куда она собралась?

– Что-то такое она упоминала.

– А мне почему не сказала?

– Не хотела тебя волновать.

– Куда они поехали?

Мэкки усмехнулся:

– В Долливуд.

– В Долливуд! Да это у черта на куличках, в Теннесси! Старушке девяноста лет от роду трястись до самого Теннесси на грузовике! Куда ты смотрел?!

В то утро Лютер и Бобби-Джо заехали за Элнер и втроем отправились в Теннесси. Бобби-Джо всегда мечтала об июньской свадьбе, а Элнер – о путешествии в Долливуд, и Лютер решил убить двух зайцев: обвенчаться в тамошней церквушке.

На другой день Бобби-Джо, счастливая новобрачная, в шортах и маечке, сжимала в руках свидетельство о браке и букет – поздравление от церкви – и смотрела, как Лютер и Элнер катаются на самых больших американских горках в парке. Вечером, на свадебном ужине в кафе, Элнер сияла от счастья, уплетая печенку с луком.

– Я так за вас рада, не знаю, куда деваться от счастья.

Официанту, спросившему, нужен ли десерт, новоиспеченный муж ответил: «Ужин без десерта – что кошка без хвоста». Бобби-Джо нашла его ответ верхом остроумия.

Через несколько дней Элнер вернулась домой и первым делом позвонила Норме. Как и следовало ожидать, та с ходу набросилась на нее с упреками:

– Тетя Элнер! Что это вы выдумали?! В ваши-то годы прыгать в грузовик и тащиться в Теннесси? В такую даль!

Элнер отвечала:

– Захотелось – и все. В мои-то годы когда еще выпадет случай побывать в Долливуде? Я и решила: поеду, пока дорога мне в радость, верно?

Норма настаивает

16.32

На другой день Норма ехала к тете Элнер, исполненная решимости настоять на своем раз и навсегда, но тетя Элнер, не дав ей рта раскрыть, спросила с порога:

– Как по-твоему, Норма, в рекламе пищалок-сигнализаций снималась обычная женщина или артистка?

– В какой рекламе?

– «Я упала и не могу встать!»

– Само собой, артистка.

– А с виду не скажешь. Наверное, чья-нибудь родственница?

– Чья?

– Тех, кто делает пищалки. Чья-нибудь мама или бабушка, как думаешь?

– Почему бы и нет? Кстати, о родственниках: мне нужно с вами поговорить. И прошу, выслушайте меня и не перебивайте.

«Ох-ох-ох», – вздохнула про себя Элнер. Чуяло ее сердце, что разговор предстоит не из самых приятных.

* * *

Норма застала Мэкки на кухне: дожидаясь ее возвращения, он жевал сырные палочки с перцем и сельдереем.

– Ну как? – поинтересовался Мэкки.

Норма со вздохом положила сумочку и подошла к раковине, чтобы вымыть руки.

– Слово в слово, как ты говорил. Ни в какую. О доме престарелых не может быть и речи.

– Насильно ее не погонишь, Норма. Каждый хочет сам о себе заботиться, пока может. Вот когда придет время…

Норма перебила:

– И когда оно придет? Мэкки, если ты рухнул с дерева, тебе привиделась Джинджер Роджерс и крапчатые белки, а потом ты сбежал в Долливуд, – по-моему, время пришло, разве нет?

– Я-то тебя понимаю, но для нее ничего нет хуже, чем перебраться в такое место.

– Не знаю, что такого ужасного в центре ухода за престарелыми. Лично я жду не дождусь, когда за мной будут ухаживать люди, которые в этом знают толк. Чем раньше я туда переберусь, тем лучше. Неудивительно, что простые люди завидуют звездам: приятно же, когда тебе прислуживают, потакают всем твоим капризам, – чего еще желать?

– А вот и неправда. Тебе бы не понравилось, что за тебя все решают.

– Ошибаешься. И вообще – что ты об этом знаешь? Тебя всю жизнь обслуживали. Сначала мама, потом я. Когда ты там окажешься, просто разницы не заметишь. Говорю тебе, Мэкки, еще немного – я сама отправлюсь в «Счастливое местечко», и начнется у вас с тетей Элнер свободная жизнь.

Мэкки возразил:

– И все же центр ухода – тот же дом престарелых, только название красивое.

– Подумаешь – дом престарелых. Ну и что такого? Тетя Элнер и есть старый человек, хоть мы и не знаем ее возраста благодаря маминым фокусам.