Текст книги "Рай где-то рядом"

Пирог

Сидя с Дороти на веранде за чашкой кофе с пирогом, Элнер любовалась красотой вокруг. Пока она беседовала в комнате с Эрнестом, небо стало цвета морской волны – такого дивного оттенка Элнер в жизни не видела. По всему двору расхаживали горделивые розовые фламинго, в пруду, окаймлявшем дом, плавали огромные синие лебеди с янтарными глазами, а над головой порхали крохотные радужные пташки.

– Вы любите птиц? – спросила она Дороти.

– Очень.

Элнер продолжала:

– Вот интересно: Эрнест сюда прикатил на «кадиллаке».

– Мы стараемся сделать путешествие приятным. Сестра ваша приплыла на «Куин Элизабет», в каюте первого класса.

– Попали в точку! – засмеялась Элнер. – Не иначе как Мэкки сюда пожалует на моторной лодке, в которой обожает рыбачить.

– Может быть. – Дороти подлила Элнер кофе. – Мы с Реймондом всегда говорим: если чего-то очень хочешь – непременно получишь. А люди все разные: кому подавай парусник, а кому личный самолет. На прошлой неделе к нам прикатила парочка на мотоцикле «Харли-Дэвидсон».

– А почему я поднималась на лифте, который ходил ходуном?

– Вы ведь любите кататься на аттракционах в парке.

Элнер хихикнула:

– И то правда. Вы с Реймондом так стараетесь, чтобы после смерти всем было хорошо!

– Стараемся.

– Ей-богу, знали бы люди, какая здесь благодать, – форменный мор начался бы.

Дороти рассмеялась.

– Люди не должны сюда попадать раньше времени, но у нас и впрямь совсем не страшно. – Дороти указала на пурпурные глицинии и крошечные белоснежные розочки, увивавшие изгородь: – Взгляните! Дивная сейчас пора, согласны?

– Конечно! Особенно здесь. Я будто попала в картинку из журнала. – Элнер принялась за добавку пирога. Проглотив кусочек, она посмотрела на Дороти: – Честное слово, такого отменного домашнего пирога мне не доводилось есть с тех самых пор, как вы умерли. Не знаю, как он у вас получается таким нежным и пышным, у меня никогда так хорошо не выходит.

– Рецепт сохранился, что я давала по радио?

– Да, в кулинарной книге, и я все делаю как положено, но с вашим не сравнить.

– В следующий раз нагрейте духовку до ста девяноста градусов – возможно, для пирога жару маловато.

– Попробую, спасибо за совет. Кстати, очень приятно было познакомиться с Реймондом, он просто чудо.

Кивнув, Дороти налила себе еще чашку кофе. – Да, он очень добрый и все принимает близко к сердцу.

– Я так и поняла.

– У него душа болит, когда люди не ладят друг с другом. Он считает, что почти все зло в мире – от радикалов и фанатиков. Мол, шуток не понимают, сами злобствуют и других доводят до белого каления.

– Может быть, он и прав, Дороти. Если подумать, у рядового фанатика с чувством юмора туго.

– Пожалуй, – согласилась Дороти. – А когда злишься, невозможно быть счастливым.

– Никак невозможно.

– Но есть у меня подозрения, что дело в другом. – Дороти оглянулась на дверь, не идет ли Реймонд, и зашептала: – Боюсь, Реймонд слегка промахнулся с гормонами – отпустил мужчинам больше тестостерона, чем нужно. Сами посудите, Элнер… ведь почти все войны затевают мужчины.

– Верно подмечено. – Элнер откусила еще кусочек.

Дороти вздохнула.

– И все-таки Реймонд умница. Старался как мог, и хорошо, что разрешил мне помогать, ведь все его творения – океаны, деревья и прочее – сперва вышли грязно-серыми. Он цвета различает совсем плохо, я до сих пор ему подбираю носки, чтоб не синий в пару к коричневому.

– Как удачно, что вы вовремя спохватились, – сказала Элнер. – Только представьте грязно-серый мир – сплошная скука.

– Спасибо. Однако, знаете, Элнер… – отозвалась Дороти задумчиво, – боюсь, не ошиблась ли я с цветом.

– В чем же, милая?

– Я имею в виду людей. Может, не надо было разных цветов кожи? Признаться, я каюсь. Не ожидала от этого стольких бед.

– Не расстраивайтесь, Дороти, теперь все по-другому. Моя племянница Линда недавно удочерила китаяночку, и цвет лица у малышки чудесный, все восхищаются.

– Что ж, будем надеяться на лучшее. Кстати, Реймонд, несмотря на все трудности, очень верит в будущее.

– После разговора с ним и у меня на душе полегчало, – сказала Элнер. – Хотя и раньше было не особо тяжко.

На веранде появился Реймонд:

– Дорогие дамы, простите, что помешал, но Элнер пора назад.

Дороти глянула на часы:

– Ой! Мы так мило беседовали, я вас задержала.

Элнер опешила:

– Я здесь не насовсем?!

– Нет, – покачал головой Реймонд. – Очень жаль расставаться, но придется вас отправить домой.

– Я даже с Уиллом не повидаюсь?

– В другой раз, – ласково пообещала Дороти. Элнер медленно отставила чашку.

– Что ж… Очень жаль, конечно. Хотелось с Уиллом повидаться… Но это не от меня зависит. Рада была снова вас увидеть, Дороти, и с вами побеседовать, Реймонд.

– Взаимно, дорогая моя, – отозвался Реймонд. Дороти завернула в салфетку кусок пирога:

– Вот, милая, это на дорожку.

– Лучше пусть вам останется на потом, – попробовала отказаться Элнер.

– Берите, берите, у меня еще половина осталась – боюсь, нам и ее не осилить.

– Спасибо. – Элнер встала из-за стола и спрятала пирог в карман. – Вы знали, чем меня порадовать. – Она перевела взгляд с Дороти на Реймонда и обратно. – Что я могу для вас сделать?

Реймонд, подумав, отвечал:

– Передайте там всем, что все не так уж плохо, с каждым днем все больше людей получают образование, все больше женщин голосуют на выборах, развиваются новые технологии, идет вперед медицина…

– Минуточку, Реймонд… – Элнер искала глазами карандаш. – Можно я запишу?

– Не надо. Просто передайте, что мы всех их любим и стараемся для них и что надо держаться, ведь впереди столько всего хорошего. Что-нибудь еще, Дороти?

Дороти добавила:

– И напомните, что счастье – дело их собственных рук. В мире много солнца, и счастье зависит от каждого из вас.

– Поняла, – кивнула Элнер, стараясь удержать все в памяти. – Впереди много хорошего, счастье – дело наших рук… что-нибудь еще?

Дороти переглянулась с Реймондом, и тот помотал головой:

– Нет, это самое главное.

Элнер вдруг почувствовала, как халат ее надулся теплым воздухом. Она медленно и плавно слетела с крыльца во двор, словно огромный воздушный шар, и оторвалась от земли. Поднимаясь все выше, Элнер внизу увидела Реймонда и Дороти среди розовых фламинго и синих лебедей, они улыбались и махали ей на прощанье.

– До свидания, Элнер! – кричали Реймонд и Дороти.

– Счастливо оставаться… спасибо за пирог! – крикнула она в ответ, уносясь ввысь и пролетая мимо водохранилища Элмвуд-Спрингс в сторону Канзас-Сити.

Прощание с Элнер

14.46

Подняв глаза и увидев Линду, спешившую к ней по коридору, Норма вновь залилась слезами. Немного придя в себя, мать и дочь завели речь о вскрытии: не надо этого делать. Зачем, сказала Линда, тетю Элнер все равно не вернешь. Смерть так жестока, так бесповоротна. Надо отпустить тетю Элнер с миром – к чему длить мучения? Решили исполнить ее волю и предать останки кремации. При слове «останки» Норма снова разрыдалась. Как можно человека, что еще утром был жив-здоров, называть «останками»? Преподобная Сюзи Хилл сказала:

– Знаю, как вам тяжело, Норма, но, наверное, она одобрила бы.

Мэкки и Линда ее поддержали. Мэкки сказал ждавшей их молодой медсестре, что они готовы проститься с тетей Элнер. Норма позвала и Сюзи, но та отказалась:

– Там должны быть только родные, идите втроем, а я подожду в коридоре.

Норма, Мэкки и Линда прошли к палате Элнер, молоденькая медсестра отворила дверь, и, шагнув внутрь, они тихонько приблизились к кровати. Мэкки обнял Норму, взял за руку Линду; они стояли рядышком, глядя на тетю Элнер. Медсестра отошла в сторону, чтобы родные простились с покойной, прежде чем ее отправят в нижний этаж. Вопреки ожиданиям Линды, смотреть на тетю Элнер оказалось вовсе не страшно. Правильно сказал отец: будто только что уснула. Норма прижалась к Мэкки, глаза ее вновь блестели от слез. Элнер лежала так тихо, так безмятежно – не поверишь, что умерла. Все молчали, тишина стояла такая, что каждый мог слышать свое дыхание. Так и замерли они в мертвом молчании, каждый мысленно прощался с Элнер…

– Ты на меня, конечно, сердишься, Норма, но если б не осы, я бы не упала, – раздался голос тети Элнер.

Мэкки отпрыгнул от кровати на добрый фут:

– Господи Иисусе!

Молоденькая медсестра, что застыла в изножье кровати, издала леденящий душу вопль и пулей метнулась из палаты, вереща во все горло. Линда тоже вскрикнула, выронила сумочку и выскочила следом. Мэкки и рад бы пуститься бежать, да ноги не слушались, он прирос к месту. А Норма, у которой не хватило сил даже упасть в обморок, пролепетала:

– Тетя Элнер! Что же вы делаете – притворяетесь мертвой? Вы хоть представляете, как вы нас всех переполошили? Мы уже и Линду сюда вызвали, и все такое прочее!

Элнер хотела ответить, но ей не дали рта раскрыть: из переговорного устройства раздался истошный женский вопль:

– Тревога! Тревога! Палата 212, тревога!

Миг спустя по коридору словно стадо диких бизонов загрохотало – врачи и медсестры вломились в палату, сметая все на своем пути, толкая перед собой приборы и три-четыре капельницы, придавив к стене Норму и Мэкки. Молодой врач из приемного покоя влетел в палату, увидел, что Элнер приподнялась на локте и разговаривает, побледнел как полотно и принялся диким голосом выкрикивать приказы. Люди и техника все прибывали, Мэкки и Норму оттеснили в коридор. Осознав до конца, что случилось, Норма вновь упала без чувств.

А Элнер обступили вопящие доктора и сестры, подключили сразу к нескольким приборам, перенесли с кровати на каталку и помчали по коридору. Проносясь мимо Линды со скоростью не меньше сорока миль в час (та прижалась к стене, все еще не в силах оправиться от ужаса), Элнер крикнула: «Это моя племянница! Эй, Линда!» Тем временем медсестричка, что первой выскочила из палаты, уже преодолела шесть лестничных пролетов, едва не сбив с ног Бутс Кэрролл, с визгом выскочила в вестибюль, распахнула двойные стеклянные двери и во весь дух бросилась мимо автостоянки вдоль по улице. В каких-нибудь пять минут больница забурлила слухами. Старушка ожила и заговорила! Пролетая на каталке мимо преподобной Сюзи Хилл, застывшей в конце коридора, Элнер окликнула ее:

– Что вы здесь делаете, Сюзи? Это пасторша из церкви, куда ходит моя племянница, – объяснила она сопровождавшей ее медсестре. Когда каталку ввезли в лифт за углом коридора, Элнер спросила: – Куда меня везут?

Медбрат рявкнул:

– Тише, миссис Шимфизл! Спокойно!

Элнер пробормотала себе под нос:

– Я-то спокойна, это вы кипятитесь.

Двери лифта открылись, и Элнер вновь повезли по коридору – в отделение интенсивной терапии. Там ее усадили, сняли халат и стали подключать ко всевозможным приборам. Слегка устав от суматохи, Элнер попробовала возразить:

– Мне пора домой! Норма с семьей приехала меня забрать, да и Сонни наверняка голодный…

А врачи и сестры будто и вовсе ее не слышали – знай себе обсуждали ее пульс, температуру, дыхание, глядели на экраны, выкрикивали числа. Элнер рассудила, что с ней все в порядке, поскольку на вопросы врачей сестры отвечали: «Стабильно», «Нормально». «Вот выберусь отсюда, – пообещала себе Элнер, – ноги моей больше не будет в больнице. Сюда только попади – живым не выпустят».

– Больно? – спрашивал доктор, ощупывая Элнер там и сям. И, не дожидаясь ответа, распорядился: – Везите вниз. Срочно томограмму!

И опять ее куда-то повезли… и снова коридоры, снова лифт.

Несколькими этажами ниже Элнер ввезли в кабинет с аппаратом, смахивающим на гигантскую стиральную машину.

Пока ее перекладывали с каталки на каталку, Элнер осторожно спросила:

– Меня засунут в эту штуковину?

– Ненадолго, – объяснила славная медсестричка, которую Элнер до сих пор не видела.

– Больно будет?

– Даже не почувствуете, миссис Шимфизл.

– А зачем это?

– Нужно убедиться, что нет переломов или еще чего-нибудь опасного для здоровья. Вы боитесь закрытых пространств?

– Вроде никогда не боялась…

– Если хотите, могу дать наушники. Какую вы музыку любите?

– Замечательно! Нет ли у вас старых добрых церковных гимнов? Мне очень нравится Минни Оутмен.

Медсестра покачала головой:

– Такого у нас нет. Могу включить радио.

– А Бада и Джея можете поймать?

– Кого? Попробую. А частоту вы знаете?

– Нет… Ну да ладно, наверняка передача уже кончилась, полежу в тишине.

– Хорошо, миссис Шимфизл, я буду здесь, за стенкой, – сказала медсестра. – И приду, как только закончим, хорошо?

Оказавшись внутри, Элнер подумала, что совсем потеряла счет времени. Когда она в последний раз смотрела на часы, было восемь утра, но если Линда успела прилететь из Сент-Луиса… Куда, спрашивается, пропал день? – огорчилась Элнер.

Бутс звонит Руби

14.59

Бутс Кэрролл возилась с бумагами у себя на посту, когда пришел приказ исправить состояние миссис Шимфизл с «умерла» на «удовлетворительное». «Что?!» – ахнула Бутс. С приказом в руке она бросилась наверх и отыскала дежурную медсестру, от которой и узнала новость.

– Что за чертовщина творится с данными миссис Шимфизл?

Дежурная сестра, сделав испуганное лицо, прошептала:

– Доктор Хенсон ошибся, она снова в интенсивной терапии, сидит на кровати, разговаривает.

– Вы уверены?

– Еще бы… Ее провезли на каталке пару минут назад, она привстала и махнула мне рукой.

– Боже мой! Ох и не поздоровится же кому-то! А родные знают?

– Да. Старушка при них в палате заговорила. Племянница сразу в обморок бух! – Сестра кивнула на кучку людей, негромко переговаривавшихся в глубине коридора.

– Подойду к ним через минуту – сначала нужно позвонить.

Руби дома не оказалось. Бутс позвонила в сестринскую, где ей дали номер сотового Руби.

А Руби разбирала холодильник Элнер, выбрасывая все, что может испортиться, – Норме в ближайшие дни будет не до того. Когда зазвонил ее сотовый, Руби изучала пакет молока, выискивая срок хранения.

– Алло!

– Руби, это Бутс. Слушай, врачи перепутали, миссис Шимфизл не умерла!

– Что?

– Ее только что вернули в реанимацию. Она очнулась, чувствует себя хорошо – так мне сейчас сказали. Не знаю, в чем дело, но я как услышала, сразу тебе позвонила.

Руби застыла как громом пораженная.

– Она жива? А я ее молоко чуть не выбросила!

– Прости меня, Руби, путаница вышла. Зла не хватает на этих тупиц наверху, поубивала бы всех! Говорю тебе, знала бы ты хоть половину тех безобразий, что здесь творятся, – у тебя волосы встали бы дыбом!

Руби вздохнула:

– Силы небесные… Сейчас всех обзвоню и успокою… А мы-то уже похороны собрались устраивать!

Бутс повесила трубку, на душе у нее было скверно: она нарушила врачебную тайну. Руби – ее коллега, они вместе учились в школе медсестер, но если кто узнает, что Бутс разгласила сведения о больной постороннему человеку, ее уволят: от пожилых сестер спешат избавиться. Правда, Руби ее точно не выдаст. По неписаному профессиональному закону медсестры всегда могут друг на друга положиться. Бутс была права: Руби ни за что бы не проболталась. Однако сейчас Руби некогда было даже порадоваться, что Элнер жива, – надо было срочно браться за телефон, чтобы весть о смерти Элнер не разнеслась дальше. Первым делом Руби позвонила в салон красоты. Полчаса назад Тотт пришлось вылезти из постели и потащиться на работу: Дарлин никак не могла подобрать краску для волос Беверли Кортрайт.

– Салон красоты, – сняв трубку, сказала Тотт.

– Это Руби. Мне только что перезвонили из больницы. Элнер жива!

– Что?

– Вышла путаница, так что звони всем, кому успела рассказать, срочно. Ну, все. – Руби положила трубку.

«Боже милосердный! – пронеслось в голове у Тотт. – Путаница? А тут весь салон рыдает, оплакивает Элнер Шимфизл!»

Тотт обошла комнату, выключила фены, велела всем вынуть затычки из ушей, а Дарлин – закрыть кран и оставить в покое волосы Беверли Кортрайт. Когда все приготовились слушать, Тотт объявила:

– Только что позвонила Руби Робинсон. Элнер Шимфизл, оказывается, жива. В больнице просто ошиблись.

Все разинули рты, по залу прокатилась волна изумленных ахов и охов. Мэри Ларкин уронила на пол журнал «Модные стрижки», а Люсиль Уимбл расплескала кофе на платье. Весь прошедший час они лили слезы и сокрушались, как им будет не хватать Элнер. Кое-кто уже прикидывал, в чем идти на похороны и какую запеканку отнести Норме. Кошмар! Люсиль трясло от возмущения.

– В жизни не слыхала такого бреда! – кипятилась она, промокая платье салфеткой. – Какая муха их укусила? Объявили о смерти Элнер, всех довели до слез, я настроилась на похоронный лад – а выходит, не из-за чего?

Вики Джонсон поддержала ее:

– Даже не знаю, смеяться мне или рыдать.

– Вот так новость! – покачала головой заплаканная Беверли Кортрайт. По щеке у нее текла коричневая краска. – Голова кругом!

– Точно, – подхватила Дарлин, выуживая из кармана полшоколадки.

Тотт сказала:

– Мне проще: час назад пришлось выпить две таблетки успокоительного. Зато когда они перестанут действовать, наверняка истерика начнется.

* * *

Калифорнийская племянница Элнер изучала в интернете расписание рейсов из Сан-Франциско в Канзас-Сити. Не зная, когда похороны, она на всякий случай смотрела все рейсы. Зазвонил телефон. Это снова оказался Мэкки, и голос у него был расстроенный.

– Дена, объяснять нет времени, скажу главное: тетя Элнер жива – произошла ошибка.

– Что?!

– Жива. Извини за первый звонок, нас самих ввели в заблуждение. Врачи что-то там напутали, тетя Элнер сейчас в интенсивной терапии, я перезвоню, как только будут новости… Я побежал, у Нормы истерика…

Пока Дена столбом стояла с трубкой в руке, в дверях возник ее муж.

Дена уронила трубку и бросилась к нему с объятиями:

– Джерри, Джерри! Тетя Элнер жива! Какое чудо, правда?

Джерри, ничего не понимая, улыбнулся, прижал Дену к себе.

– Конечно, радость моя. Это замечательно.

* * *

Заперев все двери в доме Элнер, Руби поспешила к себе. Увидев через дорогу Мерла, крикнула:

– Элнер жива! Позвони Вербене!

Мерл застыл, изумленный:

– Что?

– Передай, Элнер очнулась! – С этими словами Руби скрылась за дверью своего дома.

Мерл со всех ног ринулся к себе и тотчас позвонил жене в химчистку.

– Угадай, что случилось! – выпалил он. – Руби только что звонили из больницы, Элнер, как выяснилось, не умерла.

– Как это?

– Не умерла.

– Мерл! – Вербена скривилась. – Брось чушь пороть, у меня два человека в очереди.

– Клянусь, чистая правда. – Мерл воздел правую руку к небу, словно Вербена могла его видеть. – Жива!

– На шутки потянуло?

– Ничего подобного. Сказали, очнулась и все такое прочее.

Вербена перевела взгляд на заказчиков по ту сторону стойки и воскликнула:

– Элнер жива! Слава тебе, Господи! А я все утро убивалась. Вот счастье-то! Ну, дай ей Бог здоровья. Выкарабкалась.

Едва заказчики, знать не знавшие, кто такая Элнер, ушли из химчистки, Вербена от радости, что ее соседка и подруга жива, запрыгала по комнате с восторженными криками «Слава тебе, Господи!». И лишь после третьего прыжка вспомнила, что натворила. Господи, кто ее дернул звонить на радио и сообщать Баду о смерти Элнер?

* * *

На другом конце города, в похоронном бюро, Нева подошла к телефону.

– Нева, это Тотт… Ложная тревога.

– В каком смысле?

– Передай Арвису, мне очень жаль, но оказалось, Элнер Шимфизл не умерла. – Тотт повесила трубку.

Нева растерялась. Все еще не вполне веря услышанному, она прошла к комнате, где работал Арвис, заглянула и передала ему новость слово в слово:

– Арвис, звонила Тотт Вутен. Просила передать, что ей очень жаль, но Элнер Шимфизл, оказывается, не умерла.

Арвис поднял глаза:

– Не понял?..

Нева задумалась над только что сказанным.

– Погоди минутку. Что-то здесь не то… Я не уверена, что Тотт имела в виду: то ли ей жаль, что Элнер не умерла… то ли она жалеет, что нам сказала о ее смерти?

Арвис округлил глаза:

– Неужто Тотт запила?

– Не знаю. Но надо придумать, что делать с кучей цветов.

– Похоже, у Тотт с головой не все в порядке: обзвонила всех с новостью о смерти Элнер Шимфизл, а теперь… Звякни Вербене – убедись, что Тотт не наклюкалась и не спятила, а уж потом разбирайся с цветами.

Нева набрала номер Вербены, но у той было занято: она звонила на радио.

* * *

Бад, один из ведущих «Шоу Бада и Джея», задержался в студии и успел принять второй звонок Вербены.

– Бад, – начала она робко, – это Вербена Уилер из Элмвуд-Спрингс. У меня просьба… мм… объявите, что я сказала об Элнер Шимфизл неправду. Это ошибка, она оказалась жива.

– Что?

– Так и есть, Бад. Выкарабкалась, несмотря ни на что. Хвала Создателю.

Повесив трубку, Бад поклялся больше никогда не давать в эфир непроверенных сведений. Теперь понятно, каково журналистам из Си-эн-эн и «Фокс ньюс», когда те ошибаются в новостях. Он набросал записку для Билла Доллара, ведущего дневной программы «Билл Доллар и Патти», – тот уже был в эфире. Пусть сделает срочное объявление. Через пару минут, когда Патти закончила рекламу, Билл, пробежав глазами записку, произнес в микрофон:

– А у нас ведь, Патти, ошибочка вышла. По словам Бада, миссис Элнер Шимфизл из Элмвуд-Спрингс не умерла, как было объявлено утром в программе «Обмен-Продажа», а жива-здорова. Просим прощения, друзья… Как сказал Марк Твен, «слухи о моей смерти оказались сильно преувеличены». Именно так вышло и на этот раз.

Патти со смехом крикнула Баду в аппаратную:

– Эй, Бад! Поспешил с миссис Шимфизл? Вот удивилась бы она, если б слышала! Что ж… добро пожаловать обратно в мир живых, миссис Шимфизл!

* * *

Когда объявление передали по радио, Лютер Григз был уже в другом штате, где нужная радиостанция не ловилась, и по-прежнему думал о том, как много сделала для него мисс Элнер. Что греха таить, он отсидел полгода за то, что обчистил фургон папаши и его второй супружницы, пока те были в Нэшвилле на концерте Клинта Блэка. Взял он лишь то, что принадлежало ему по праву, – охотничьи ботинки, ружье, четыре серебряных доллара с портретом Кеннеди и телевизор, который папаша прибрал к рукам, когда вышвырнул сына из дому. Но Лютера все равно судили за кражу со взломом, и Элнер прислала ему в тюрьму инжирное варенье с запиской:

Дружок, об одном тебя прошу: не вздумай делать татуировки.

Лютер мечтал о наколке: огненный меч с надписью «Храни Бог», однако ради мисс Элнер отказался от этой затеи. Среди его ровесников и ровесниц лишь у него одного не было ни татуировок, ни даже кольца в носу, а все потому, что он не хотел огорчать мисс Элнер. Эх, на похороны не успеть… Когда-то Элнер просила Лютера прийти на ее похороны, чтобы помочь нести гроб, но потом передумала, решив, что кремация веселее. Лютер расстроился: он-то мечтал, как войдет в церковь, а за спиной его будут шептаться: «Это Лютер Григз. Она в нем души не чаяла. Он ей был как сын». И все такое прочее. Наверное, после похорон он стоял бы среди ее родни, может быть даже рядом с Линдой, и всем пожимал руки. А потом его позвали бы на поминки. Как проходят похороны, Лютер знал лишь понаслышке, но уж если ему доверили нести гроб, без него нигде не обошлись бы. Раньше при одной мысли его распирало от гордости, а теперь что? Мисс Элнер умерла, и у него никого больше нет на целом свете, даже карточки мисс Элнер не осталось. Как-то летом он работал помощником дезинсектора и захаживал в красивые дома, уставленные семейными фотографиями. Фотографий своей семейки Лютеру, конечно, не надо, зато от портрета мисс Элнер в рамке он бы не отказался. Поставил бы снимок на самое видное место, на комод.

По дороге Лютер все обдумал: нужно будет попросить у миссис Уоррен фотографию мисс Элнер ненадолго, отнести в фотостудию в универмаге «Уолмарт», и пусть там сделают копию. Жаль, нет карточки, где они вдвоем. Разве что сфотографироваться в студии, а там сделают монтаж, будто они вместе? Кстати, в сувенирном магазине, рядом с искусственными цветами, помнится, он видел очень подходящие рамки.