Текст книги "Конец цепи"

14

Вильяму Сандбергу было семнадцать лет, когда он впервые услышал о послании Аресибо, что не помешало ему составить собственное мнение о нем. И в его понятии это был самый глупый проект, когда-либо реализованный людьми во имя науки.

16 ноября 1974 года с крупнейшего в мире радиотелескопа, который в целях той же науки построили в Аресибо в Пуэрто-Рико для наблюдения за звездным небом и для того, чтобы больше узнать о происхождении Вселенной, физических законах и еще бог знает о чем, в космос отправили радиосообщение, предназначенное поведать иным цивилизациям о нашем существовании.

Именно об этом шла речь.

Уже подростком Вильям Сандберг не испытывал особого восторга от своих соседей. Он давно на собственном опыте убедился, что те, с кем ты живешь через стенку или вместе подстригаешь одну и ту же изгородь каждый со своей стороны, не обязательно являются твоими друзьями. Они скорее больше мешают, постоянно лезут со своими нравоучениями или идиотскими точками зрения по вопросам, в которых ничего не смыслят. Основываясь на этих умозаключениях, он абсолютно не понимал, почему у ученых возникло желание связаться с какими-то возможными соседями по Вселенной, о которых мы даже не знали, кто они такие и как могут отнестись к нам. Не лучше ли продолжать спокойно жить каждый сам по себе?

Именно так считал Вильям.

И все равно не это в первую очередь не понравилось ему в семнадцать лет.

А сообщение само по себе.

Впервые Вильяму представилась возможность изучить его в деталях, когда оно попалось ему на глаза в одной из научно-популярных газет, которые, рассортированные по годам и датам, лежали стопками в его комнате. И первой его мыслью после знакомства с ним стало, что создатель данной белиберды явно накурился чего-то неслыханно неприличного, прежде чем взялся за дело.

Послание, которое человечество решило отправить в космос, представляло собой картинку.

Или, точнее говоря, подборку неслыханно больших черных и белых пикселей, призванную показать получателям, как выглядят люди, какое у них строение и где их можно найти.

Это они должны были узнать из послания. Если бы сумели правильно перевести.

Что выглядело не самой простой задачей.

Прежде всего беднягам с других планет потребовалось бы додуматься записать принятые импульсы в виде последовательности точек и пустот между ними, чтобы они на самом деле приобрели форму пикселей. После чего им следовало понять, что представляет собой сама картинка. А сделать это также было не просто. Еще в 1973 году Вильям видел телевизионную игру с более детальным решением.

Но наиболее нелепым представлялось то, как, по мнению ученых, наши возможные космические товарищи должны были переделать послание в картинку.

Для этого существовал только один способ.

Разделить принятые пиксели на 73 ряда.

Не на 72. Или 74. Не на 11, или миллион, или на какое-то другое число, а именно на 73. А если сделать это, в каждом ряду оказалось бы 23 пикселя слева направо, и тогда стали бы видны фигуры, составлявшие само сообщение. Если разделить их каким-то другим способом, не удалось бы увидеть совсем ничего.

Но боже праведный!

Неужели любые формы жизни во Вселенной смогли бы понять подобное?

Сообразить, что с нежданным посланием с чужой планеты надо обойтись именно таким образом?

Да. Явно так рассуждали определенные ученые.

И потом они, счастливые, послали свой привет в безвоздушное пространство. И долго сидели и ждали, насколько Вильям знал, ответ, который так никогда и не пришел.

Об этом Вильям Сандберг думал, когда шествовал через гигантскую серверную комнату, сложный лабиринт из современной техники, расположенный под большим средневековым замком.

Они спустились по старинным ходам, и сейчас его вели дальше по системе значительно более новых комнат и коридоров с одетыми в железо стенами и залитыми бетоном полами, и, пока они двигались к неизвестной цели, Вильяму стало интересно, насколько велик подземный объект, куда он сейчас попал. Он вдыхал сухой, прохладный воздух, предназначенный, чтобы предохранить компьютеры от перегрева, и шел нога в ногу с Коннорсом и двумя охранниками, которые давно присоседились к ним и шествовали каждый со своей стороны от него. И пытался понять, что собственные мысли старались рассказать ему.

Итак, он узнал структуру.

Двадцать три пикселя в ширину, семьдесят три в высоту.

Так все обстояло.

Похороненные в его шифрах шумерские тексты были составлены точно как послание, отправленное человечеством в космос сорок лет назад.

В дальнем конце серверной комнаты находилась автоматическая стеклянная дверь в центр управления, а с противоположной стороны от него железная дверь открывала доступ в новый коридор, куда просто в бессчетном количестве выходили железные двери. И если исходить из того, что Вильям уже видел, под землей находилось по-настоящему грандиозное сооружение.

И если судить по потускневшей и потрескавшейся от времени краске и прочим внешним признакам, все вокруг него простояло в таком виде не один десяток лет. Архитектура была ретрофутуристской, граничащей с восточноевропейской, и вполне подошла бы в качестве декораций для какой-нибудь компьютерной игры или фильма по мотивам комиксов, где действие происходит в будущем, с летающими автомобилями, блестящими нарядами и прочей похожей атрибутикой. И он не мог решить для себя, выглядело ли все это в каком-то смысле пугающим или просто примитивным с точки зрения современного человека.

В любом случае это обеспечивало желаемый эффект. Уведомляло любого, попавшего сюда, что он имеет дело с очень серьезной организацией.

И одновременно вызывало массу вопросов.

Несмотря на все двери и выходящие в коридор окна совещательных комнат и офисов с непрозрачными стеклами, одно бросалось в глаза. Люди, точнее, их отсутствие. За время всей прогулки, после того как они миновали последнюю массивную деревянную дверь и оставили за спиной старую часть здания, он видел самое большее тридцать-сорок человек. Хотя помещения, которые они проходили, могли вместить в двадцать раз больше. Где же находились все остальные сейчас?

Но Вильям Сандберг оставил свои вопросы при себе. Поскольку они, похоже, добрались до конечного пункта своей прогулки и оказались в подземном холле, большой лишенной окон комнате с прямыми самолетными креслами и диванами и барными столиками, где можно было подождать начала какой-нибудь важной встречи или совещания, отдохнуть в перерыве и обсудить что-либо в непринужденной обстановке. Именно для этого она явно предназначалась, поскольку далее, вне всякого сомнения, находилась какая-то аудитория, куда и лежал путь Вильяма. Металлическая дверь в нее уже стояла открытой, и они, не останавливаясь, проследовали прямо туда.

Даже если совещательная комната, где Вильям впервые встретился с Франкеном, произвела на него впечатление своими размерами, она выглядела крошечной каморкой по сравнению с помещением, куда он вошел сейчас. Посередине его находился большой круглый стол по меньшей мере на тридцать сидячих мест с пустым пространством посередине.

С внутренней стороны висели вплотную друг к другу двадцать выключенных экранов, а всю остальную площадь снаружи занимали ряды прикрепленных к полу стульев, и, судя по всему, это было место, где руководство проводило большие совещания, где прочим более мелким сошкам отводилась роль немых слушателей или мальчиков для битья.

Помещение более напоминало зал совещаний парламента небольшой страны, чем совещательную комнату, и Вильям посчитал, что те, кто привел его сюда, добились желаемого эффекта. Он был просто потрясен увиденным, почувствовал себя песчинкой и понял, что здесь инициативой владели они, а никак не он.

Его подвели к столу.

И он занял место в синем обитом плюшем гибриде стула и вращающегося кресла.

Вокруг сидели полтора десятка мужчин в военной униформе, в то время как остальные стулья были пусты. И из окружавших его лиц он, помимо Коннорса, узнал только Франкена.

– А ты не слишком старый, чтобы бегать по ночам, – сказал тот.

– Я не настолько старый, чтобы мне можно было рассказать правду.

Франкен приподнял брови. Все правильно, означало это. Но он покачал головой.

– Тебе приходилось оказываться в моем положении, не так ли?

– Я никогда никого не увозил против воли и не заставлял пахать на меня. Если ты это имеешь в виду.

– Тебе же приходилось работать с секретными материалами, – парировал Франкен спокойно, – а также с персоналом, не получавшим полной картинки. Ты знакомил своих помощников только с теми данными, которые требовались им для выполнения задания. Здесь нет ничего странного.

– Два больших отличия, – возразил Вильям. – Я никогда не убеждал никого из тех, с кем я работал, что они знают всю правду от начала до конца.

– Мы четко дали тебе понять, что не сказали всего. Тебе не нравится это, но разве мы утверждали что-то другое?

Он, естественно, был прав, и Вильям сделал движение головой, являвшее нечто среднее между одобрительным кивком и отрицательным покачиванием, оставив открытым обширное поле для его толкования.

– А второе отличие? – спросил Франкен.

– Я всегда предоставлял моим сотрудникам всю информацию, необходимую им для выполнения работы.

Франкен покачал головой. Без намека на недовольство на лице, но снисходительно, как бы давая понять, что, по его мнению, Вильям уже знал все необходимое, но отказывался в этом признаться.

– Один из самых важных инструментов у тебя с собой, Сандберг? Ты же понимаешь.

Никакого ответа.

– Свежий взгляд.

Вильям ухмыльнулся:

– Я предпочитаю, чтобы мне доверяли.

– А мы предпочитаем быть уверенными в нашем деле. Ты вел бы себя точно так же на нашем месте. Ты должен знать только то, что тебе необходимо, ни больше ни меньше.

– Итак, почему мы сидим здесь?

Прошло какое-то время, прежде чем Франкен ответил:

– Что госпожа Хейнс рассказала тебе?

Вильям посмотрел на Франкена. И о чем, собственно, речь? Ликвидация последствий? Надо узнать, какую информацию он уже получил, и позаботиться, чтобы не узнал ничего больше.

– Она не успела зайти особенно далеко. Появились вы, мы побежали. Вы нашли нас у дамы в кувезе, которая чувствовала себя не лучшим образом.

Вильям не понял до конца, почему так подумал, но в какой-то момент у него возникло ощущение, что преимущество на его стороне. Они не знали, о чем ему известно. И он быстро прикинул, как извлечь максимальное преимущество из такой ситуации. Пауза. А потом он решил взять командование на себя.

– Вы не могли бы на минуту отложить в сторону ваши ролевые игры? Вы так старались заполучить меня сюда. Вам ужасно хотелось, чтобы я выполнил для вас некую работу. Вот и все, что мне известно.

Пауза. Главным образом, для большего эффекта. А потом:

– Плюс к этому я знаю, что есть некое несоответствие в том, что вы мне пока сообщили.

– Хорошо, – кивнул Франкен. – Рассказывай.

Вильям посмотрел на него.

– Поведай нам, что, по твоему мнению, не сходится.

Вильям колебался. У него были слишком мелкие карты на руках, и он не хотел потерять свое шаткое преимущество. Но ему требовалось пожертвовать чем-то, иначе он не получил бы ничего.

– Аресибо, – сказал он наконец.

В комнате воцарилась тишина. Вильям окинул присутствующих взглядом, но было невозможно определить, стала ли она реакцией на его слова, действительно ли он сказал нечто важное.

– Город в Пуэрто-Рико, – констатировал Франкен. Это означало продолжай.

– Да, город в Пуэрто-Рико. С радиотелескопом, пославшим сообщение в космос уже почти сорок лет назад. И оно состояло из тысячи шестисот семидесяти девяти пикселей. Двадцать три раза по семьдесят три. Точно как клинописные тексты, которые вы дали нам для работы сейчас.

Ни единого подтверждения ни от кого из сидевших в комнате. Но они с интересом слушали, и это выглядело хорошим знаком.

– И какой вывод ты делаешь из этого?

– Я не знаю. Якобы мы никогда не сдаемся?

– Извини?

Вильям со снисходительной улыбкой покачал головой:

– Можешь назвать меня недалеким человеком. Но, по-моему, было неслыханно самонадеянным с нашей стороны стоять там сорок лет назад, и орать в космос, и верить, что, кто бы ни услышал нас, кто бы ни перехватил наш сигнал, точно будет знать, как его истолковать.

Франкен бросил взгляд на Коннорса, и Вильяму, к его собственному удивлению, показалось, что он увидел слабую улыбку на его губах. Когда же он сам повернулся к Коннорсу, обнаружил улыбку и на его лице тоже. Словно они сидели на маленьком кусочке мозаики, который Вильям не обнаружил.

– И почему, по-твоему, орали именно мы? – спросил он.

Вильям не понял, что тот имел в виду.

Потом до него дошла суть сказанного генералом, но в результате он понял еще меньше.

– О чем ты? – спросил он.

– Мы отвечали, – отрезал Коннорс.

На Вильяма, казалось, вылили ушат холодной воды, когда до него дошел смысл слов Коннорса.

– Чушь, – бросил он.

Но с нотками сомнения в голосе. Чем черт не шутит? Сколь бы невероятным подобное ни выглядело, такой вариант представлялся более логичным, чем все иное.

Вроде бы не существовало разумной причины, почему ученые выбрали оформить свое послание таким образом, как они сделали. Даже просто ни единой. За исключением того случая, если кто-то не попытался бы разговаривать с нами первым точно таким же образом.

Он покачал головой. Неужели пятнадцать серьезных мужчин, сейчас сидевших с ним в одной комнате, действительно утверждали, что шифр, который ему требовалось расколоть, пришел из космоса? И что сообщение, задание написать которое сейчас получил Вильям, было ответом, который они собирались послать туда?

Он закрыл глаза, потер ладонями лицо, попытался взять себя в руки.

Что-то здесь не сходилось. По-прежнему какое-то звено отсутствовало.

– В таком случае, – сказал он, – как вирус вписывается в данную картинку?

Сидевшие вокруг стола мужчины посмотрели на него. Без намека на удивление, с мрачными минами, пятнадцать пар глаз, просившие его объяснить, почему он заговорил о вирусе.

– Карантин. Женщина, которую мы видели, та, в стеклянном ящике. Это же вирус, не так ли? И оттуда же приходят тексты?

– Почему ты так считаешь?

Сейчас вопрос задал Франкен.

– Четырехзначная основа. Кто, черт побери, шифрует что-либо с помощью четырехзначной основы?

Он услышал нотки недовольства в собственном голосе и удивился, что ему не удалось обуздать себя. Но разговор уже стал раздражать его. Вокруг сидели пятнадцать господ в военной форме и знали все, но, похоже, решили не рассказывать ему ничего из того, до чего он не дойдет сам.

Никто не произнес ни слова. Они ждали, что Вильям ответит на свои собственные вопросы.

– Есть лишь одно разумное объяснение, – сказал он. – Никто не шифрует ничего на базе четырехзначной основы, если только сам способ передачи информации не требует этого.

– ДНК, – сказал Франкен. – Таков твой вывод.

– Я спросил, откуда появился шифр, и вы отказались рассказать. Тексты пришли из генома. Это единственное разумное объяснение. Кто-то связался с нами, отправил нам вирус со встроенным сообщением, и сейчас наша очередь послать ответ. Не может быть никакого другого способа. Мой единственный вопрос: кто?

У Вильяма создалось впечатление, что крошечное преимущество, которым он обладал, исчезло. Он снова находился на шаг позади. Казалось, не он управлял разговором, а наоборот, словно он не успевал сам выбрать, какие вопросы ему надо обдумать, и делал новые выводы на ходу, уже когда формулировал их вслух. И ему не нравились выводы, к которым он приходил.

Где-то в дальних закоулках мозга пряталась мысль, требовавшая внимания к себе. Но он постоянно отбрасывал ее подальше, считая второстепенной.

Коннорс посмотрел на него. Словно точно знал, о чем думает Вильям.

– Тебе уже известен ответ, – сказал он. – Не так ли?

Вильям покачал головой.

– Откуда, по-твоему, берут начало тексты?

Он колебался.

– Я сожалею, – наконец сказал Вильям.

– Попытайся.

– Нет. Я сбит с толку. Как раз сейчас…

Прятавшаяся в глубине мозга мысль попыталась достучаться до него снова.

– Как раз сейчас у меня есть только единственное объяснение. И оно совершенно невероятное.

– Все выглядит невероятным, когда думаешь об этом впервые.

Тишина. Вильям закрыл глаза. Попытался в последний раз расставить все переменные по своим местам в надежде, что логика возьмет верх. Но, как он ни крутил свои мысли, получался тот же самый, полностью невероятный результат.

– Рассказывай.

Он сделал вдох. Тщательно подбирал слова.

– Исходя из того, что я слышал, и из тех выводов, которые сделал, исходя из виденного мной и из сказанного вами сейчас, я не могу объяснить все чем-либо иным, нежели…

Новая пауза. Это выглядело чистым безумием. Но у него не было выбора.

– … Что вы столкнулись с вирусом.

Он ждал возражений. Но они не прозвучали.

– Как и где, я не знаю. Где-то вы случайно напоролись на него. Каким-то образом и по какой-то причине пришли в выводу, что он…

Боже праведный. Ему пришлось сказать это:

– … Что он родом не с нашей планеты.

Он посмотрел на них. Попытался прочитать реакцию по их лицам, но никто ничего не сказал. Никто не остановил его, не посмеялся над ним по поводу той чуши, которую он произнес. Вильям поколебался, но потом продолжил. Если уж зашел так далеко, то вполне мог позволить себе порассуждать на финише.

– Когда вирус изучили, в его ДНК обнаружили спрятанное послание. И сейчас вы… мы… пытаемся найти ключ к шифру с целью ответить им. Им… кем бы они ни были.

Вильям закончил, но в комнате по-прежнему царила тишина. Он закрутился на своем месте, почувствовал необходимость защищаться.

– Это же абсурд, я прекрасно понимаю. Но таково единственное объяснение с учетом всех фактов. Послание Аресибо, возможно, стало неудачной попыткой связаться с ними, по-настоящему дурацкой, потому что никто не понимал, как надо зашифровать его. А сейчас мы сидим здесь с заразным вирусом и посланием, на которое надо ответить, и не знаем как.

Снова тишина. Только вентиляторы вращались в трубах где-то далеко в лабиринтах, заставляя воздух двигаться, и, единственные, нарушали ее.

– Я знаю, это идиотизм, – сказал Вильям. – Мне жаль, если я разочаровал вас. Я с удовольствием приму правильное решение, если вы ничего не имеете против.

Наконец Коннорс кашлянул сбоку от него.

– К сожалению, это не такой и идиотизм.

Вильям посмотрел на него:

– Извини?

– Твой вывод вовсе не глуп. Он просто ошибочен.

То, что он собирался рассказать, требовалось рассказывать крайне осторожно.

– Есть вирус. Все правильно. Но мы создали его сами.

– Мы?

– Да.

– Нельзя ли поточнее?

– Не мы, присутствующие здесь, но наши коллеги. Ученые, которых больше нет в живых.

Вильям кивнул. Было не трудно догадаться почему. Тем более после того, как он видел женщину в аквариуме.

– Что-то пошло не так? – спросил Вильям.

– Да, кое-что пошло не так. Вирус действует не так, как мы предполагали. Десять лет назад здесь работали почти восемьсот человек. Сегодня нас пятьдесят. Никого из тех, кто находится здесь сейчас, не было в то время. Нам пришлось стартовать с нуля.

Больше он ничего не сказал. Повернулся в Вильяму. Пришла его очередь подумать снова.

– И в вирус поместили шифр, – констатировал Вильям.

Коннорс кивнул, но еле заметно.

– Да. Это сделали мы.

Судя по тому, как он расставил акценты, явно напрашивалось продолжение, начинавшееся со слова но, однако он не сказал больше ничего.

– И этот шифр вы придумали сами?

– Да.

То же ударение. Но.

– Тогда я не понимаю, – сдался Вильям. – Если вы написали шифр сами, зачем, черт побери, я нужен вам, чтобы расколоть его?

Коннорс посмотрел на него. Он склонил голову набок, как бы по-дружески давая понять, что Вильям по-прежнему неправильно задает вопросы.

– По той простой причине, Сандберг, что мы говорим о разных вещах. Не этот шифр беспокоит нас.

– Я опять ничего не понимаю, – признался Вильям.

Опять воцарилась тишина. Сомнение проявилось в глазах Коннорса, когда он окинул взглядом сидевших за столом, словно хотел получить подтверждение, что имеет право на следующий шаг. Рассказать оставшееся. Никто, похоже, не возражал, и он снова посмотрел на Вильяма.

– Последовательность, которую ты исследовал для нас, – сказал он. – Шифр, который мы хотим, чтобы ты помог нам расколоть.

Вильям кивнул:

– Да?

Долгая пауза. А потом:

– Он пришел не из вируса.

15

Лео стоял, склонившись над своим компьютером, его пальцы стучали по клавиатуре, а глаза бегали по экрану.

– Я не знал, – сказал он.

Парень все еще пыхтел, как паровоз, но более от возбуждения, чем от физического напряжения. Он бросил короткий взгляд на нее, словно из опасения надолго оторвать глаза от монитора, как будто все зависело от того, поторопится ли он с тем, чем сейчас занимался.

– Если бы только я мог представить себе что-то подобное. Ты знаешь, как мозг работает порой, когда складываешь вещи, вроде не относящиеся друг к другу. Я же понятия не имел.

Кристина стояла, наклонившись над ним, по-прежнему в пальто, сконцентрировав взгляд на большом мониторе Лео.

Он был ужасно взволнован, им требовалось увидеться как можно скорее, и, к ее удивлению, он чуть ли не приказал ей взять такси и немедленно вернуться в редакцию.

Он приказал ей. Вроде следовало разозлиться, но она скорее развеселилась, и, выйдя из кафе, остановила машину и села в нее точно, как он сказал.

Лео что-то нашел, но хотел, чтобы Кристина увидела сама. И она поверила ему. Однако, расплатившись с водителем и войдя в здание редакции через стеклянные двери, подумала, что, вполне возможно, все обстоит совсем иначе. Пожалуй, это было не столь важно, как он считал, и предстоящая встреча могла получиться пустой, глупой и немного мучительной для обоих.

Но Лео встретил ее уже перед дверью лифта. Тоже в верхней одежде, и, насколько она поняла, он сам только что вошел, и лишь тогда до нее дошло, что у него выходной. Но он явился сюда по собственной инициативе, пусть этого от него вовсе не требовалось, и она решила, что, даже если он ошибался, нет ничего плохого в его рвении.

Он шествовал через весь офис широким шагом, и Кристина едва успевала за ним. Если верить его рассказу, он просидел за домашним компьютером всю ночь, зашел в их базу данных под своим логином, просмотрел все старые телеграммы начиная с сегодняшнего числа и за прошедшие полгода. Он знал, что видел что-то важное. В потоке информации пряталась новость, на которую он не отреагировал тогда, но явно важная для них сейчас.

И теперь он повторил то же самое на рабочем компьютере, привычные пальцы быстро пробирались через бурелом сообщений к нужной дате. Искали телеграмму, которая, как он знал, должна там находиться.

– Но я был прав. Я знал, что прав.

Он посмотрел на Кристину. Повернул экран на несколько градусов вправо, словно это могло облегчить для нее чтение, хотя она стояла совсем близко к нему.

– Я был прав.

Кристина кивнула.

На экране перед ними он открыл сообщение агентства Рейтер, с текстом на английском языке. Короткое, ничего лишнего, только факты о не самом важном событии.

Амстердам, 24 апреля.

И заголовок: Никаких следов исчезнувшей студентки.

Кристина пробежала глазами по строчкам. Привычно отфильтровала ключевые слова, чтобы мгновенно понять, насколько это интересно.

Никаких следов – обеспокоенный парень – добровольное исчезновение – полиция считает данный случай раскрытым.

Вот и все.

– Согласна? – спросил Лео.

Кристина действительно не знала, как ей ответить. На самом деле не понимала, подтверждения чего он, собственно, ждет от нее. Ей вспомнилось, что, по его словам, он оказался прав, но теперь ее, честно говоря, одолевали сомнения на сей счет.

Она просмотрела сообщение еще раз.

Конечно, она касалась исчезновения. Но разве мало людей пропадает бесследно каждый год? Речь шла о молодежи, само событие произошло полгода назад, и, если Лео увидел какое-то сходство со случаем Вильяма, она не могла понять, в чем оно заключается. Ну да, ее партнер не хотел верить в добровольное исчезновение, но в остальном ничего общего с ситуацией, в которой она оказалась сейчас.

Она посмотрела на Лео. Улыбнулась, стараясь спрятать свой скепсис. Конечно, мило, что он раскопал все это, но абсолютно напрасно.

Лео понял, о чем она думает.

И, судя по его виду, совершенно не удивился. Наоборот.

– Прежде чем ты выскажешься, – сказал он, – знай, я немного пошарил в Интернете.

Кристина посмотрела на него.

– Исчезнувшая студентка. Имя: Жанин Шарлотта Хейнс. Приехала в Амстердам четыре года назад, получив стипендию, ужасно престижную, если я все правильно понял, сначала грызла гранит науки в Сиэтле, и там, похоже, ее на руках все носили, настолько талантливой она была.

Он повернул экран обратно, чтобы лучше видеть самому.

– И вот еще, – продолжил он. – Ее диссертации. Здесь.

Лео поменял окно на компьютере, убрал длинный список телеграмм, прошелся по открытым программам, пока не добрался до электронной почты. В самом верху находилось послание, которое он отправил себе сам. Имевшее приложение.

– Интернет – великая сила, – сказал Лео, главным образом в попытке заполнить паузу. А потом кликнул мышкой и открыл прицепленный к письму файл.

Кристина невольно выпрямилась.

Она подтащила стул и села рядом с монитором. Ощутила на себе взгляд Лео и поняла, что он доволен произошедшей с ней переменой, и подумала, что Лео достоин этого. Любые сомнения, имевшиеся относительно его, сейчас исчезли, его недостатки в социальном плане не имели никакого отношения к потенциалу по части работы, и она корила себя, что не разобралась в этом раньше.

Перед ней на экране находился отсканированный документ. Объемом почти в сто страниц, согласно миниатюрным картинкам сбоку. Лео поколдовал с ним, и находившееся на первой странице заглавие оказалось посередине экрана и покрывало всю его поверхность от края до края.

Вечные поиски смысла.

Шифры и скрытые послания в текстах древних времен.

– Разве не этим занимался твой муж? – спросил Лео. – Я имею в виду, бывший муж.

Кристина подняла на него глаза. Он смотрел на нее не моргая, словно ушел в свою работу с головой, увлекся ею и внезапно отбросил всякие сомнения. От неуверенного мальчишки не осталось и следа, просто-напросто он на время забыл, каким был.

Лео задал вопрос не потому, что хотел знать ответ, а с целью подчеркнуть свою правоту. И она кивнула. Слишком много сходства для случайного совпадения. А потом спросила:

– Мы можем связаться с ее парнем?

Лео посмотрел на нее.

Он не улыбался. Наоборот. Смотрел серьезно, не сводя взгляда.

Был горд собой.

Кивнул.

А потом протянул ей листок с именем и телефонным номером.

– Я уже оставил ему сообщение.

Бледно-желтый квадратный листок бумаги с телефонным номером шведской ежедневной газеты стал одним из минимум двадцати похожих посланий, оказавшихся под толстой папкой, которую Альберт ван Дийк положил на письменный стол перед собой.

Он был уставший.

Нет. Не уставший, а полностью измотанный.

Опустился в свое жесткое офисное кресло и поудобнее устроился в нем. Оперся локтями о подлокотники и потер лицо рукам, испачканными штрихами от маркеров.

Чтение лекций давалось ему нелегко. Но он знал, что должен продолжать, ведь энергия и адреналин, получаемые, когда он стоял перед аудиторией, стараясь зажечь ее и держать в напряжении, не позволяли ему сдаться. В результате он уставал, но, как ни парадоксально, получал новые силы. И на короткие мгновения становился счастливым, по крайней мере, насколько подобное было возможно в его положении.

Его боль каким-то образом была двойной. Прошло уже более полугода, и ощущение, что воспоминания о Жанин стали притупляться и потихоньку расплываться, вновь возродили печаль по поводу ее отсутствия.

Где-то ведь она находилась. В этом он не сомневался.

Где-то она его ждала, а он не хотел забывать ее, во всяком случае, пока еще мог посодействовать тому, чтобы она вернулась.

Словно он уже не испробовал все.

Он попытался избавиться от этих мыслей, сконцентрироваться на чем-то новом.

За окном продолжалась жизнь, сегодня, как и во все другие дни, студенты болтали друг с другом, что-то громко обсуждали, бежали куда-то через двор, наверняка опаздывая на десять минут. Обычно он любил сидеть здесь. Слушать их разговоры, странствуя глазами по полкам в своем маленьком офисе, время от времени останавливать взгляд на корешке какой-нибудь из книг, оставшихся от кого-то, занимавшего комнату до него.

Однако это больше не приносило ему удовольствия. Он как бы очутился в другом измерении, казалось, все вокруг покрасили серой краской, и хотя все вроде бы осталось тем же самым, но не для него. Он не существовал больше, где бы ни находился.

Возможно, именно поэтому долго не замечал молодого мужчину, стоявшего в дверях и смотревшего на него.

Альберт выпрямился, прежде чем даже успел подумать, почему сделал это. Приподнялся в кресле, словно ему требовалось продемонстрировать свое уважение к помощнику, а не наоборот.

Оба чувствовали себя неловко от затянувшегося молчания.

– Я просто хотел сообщить, что тебе звонили несколько раз, – сказал в конце концов молодой человек.

Он показал на письменный стол и толстую папку, лежавшую на цветных квадратиках бумаги. Ему было чуть больше двадцати, но он казался подростком. И возможно, никогда не увидел бы университет изнутри, если бы не получил данную работу.

– Я заметил, – ответил Альберт. – Займусь этим потом.

– Я просто хотел убедиться, что ты видел.

– Было что-то еще?

Судя по всему, да. Но ассистент колебался, чувствовал себя не в своей тарелке, решил, что это может подождать, и покачал головой. Улыбнулся коротко и повернулся, собираясь покинуть комнату.

Альберт закрыл глаза.

– Ну. Еще одно дело.

Голос помощника звучал спокойно и уверенно, как раньше, но с новыми нотками, и Альберт посмотрел на него, заметил, что парень развернулся снова и стоял точно на том же месте, где и десять секунд назад.

– У нас перестали стучаться?

– Дверь была открыта, – пояснил ассистент.

– Ты сам не закрыл ее.

– Ну, вы же обычно закрываетесь, если не хотите, чтобы вас беспокоили.

Альберт задумался в поисках ответа, но спорить было особенно не о чем. Он жестом предложил сказать парню, что тот хотел.

– Ты знаешь тех, кто работал здесь до тебя?

Странный вопрос.

– О чем речь?

Ассистент покачал головой. Он держал перед собой конверт, запечатанный в воздушно-пузырьковую пленку. И явно стыдился начинать разговор, слишком поздно сообразив, что институтских руководителей не беспокоят подобной ерундой. Но он плохо знал правила и должен был кого-то спросить. И никто ведь не предупредил, что ему придется работать с выбитым из колеи шефом, который пребывал в состоянии глубокой депрессии и отказывался принять, что подруга бросила его.