Текст книги "Конец цепи"

23

Офис Альберта ван Дийка пустовал со второй половины вчерашнего дня, а сейчас ситуация внезапно изменилась.

Перед самым обедом там началось черт знает что, и, если молодой ассистент на тот момент уже устал от постоянного ощущения скорби и тишины, обычно витавших над рабочим местом его шефа, сейчас, будь его воля выбирать, он предпочел бы их.

Кабинет ван Дийка оккупировали неизвестные люди.

Отчасти из полиции, другие же, по их словам, тоже принадлежали к ней, но выглядели хорошо одетыми финансистами. И они шарили по полкам профессора, залезли в его компьютер и спрашивали, где он может находиться и не говорил ли чего-то особенного или чего-либо вообще о том, куда он обычно ездил, о чем они не знали.

Ассистент лишь пожимал плечами и качал головой в ответ.

Он ничего не знал.

И единственно ему удалось понять, что Альберт ван Дийк исчез и, судя по всему, оказался в розыске, и от него требовали сразу же известить полицию, если тот появится или попытается выйти на контакт, и, естественно, он обещал сделать это.

Сейчас же сидел за своим письменным столом.

Боролся с собственной совестью.

В его кармане лежал листок со шведским телефонным номером, и одна часть его, сгорая от стыда, хотела подняться и предложить полиции посмотреть на него. «Я не знаю того, что вы знаете, вот, пожалуйста, и удачи вам». А другая запрещала ему делать это. Что-то здесь не так. И разве от него не требовалось сохранять лояльность своему работодателю? Наверное, в этом суть, когда кого-то берут на работу? Чтобы можно было положиться на него.

Если только полиция не имела на то законное право, конечно.

Если ван Дийк не совершил нечто неслыханное, ужасно преступное, невообразимое, о чем полицейские даже не могли рассказать ему.

Черт побери.

Сейчас он сидел и смотрел на них.

А потом вздрогнул.

Почувствовал вибрацию в своем кармане.

Заколебался снова, знал, что сейчас ему надо принять решение, выбрать сторону, взять ответственность за свое недоверие к мужчинам, находившимся в комнате напротив него.

Честно говоря, он уже сделал выбор. Почему иначе переключил мобильник на тихий режим? Почему тот лежал и вибрировал у него на бедре, если не для того, чтобы суметь ответить, когда профессор позвонит, и предупредить его незаметно для остальных.

Так все и обстояло. А как же иначе.

Лояльность.

Он поднялся. Вышел из комнаты, обстоятельно поведал одетому в костюм мужчине, не желавшему его слушать, о своей нестерпимой жажде, не попил нормально в обед, и сейчас ему требовалось сходить в кафетерий, но они могут найти его по мобильному, если возникнет необходимость. Чувствовал, как телефон щекочет ему ногу, но старался не подавать виду, убеждал себя, что это только он в состоянии чувствовать, а услышать уж точно ничего невозможно сквозь толстые джинсы.

Вибрация в кармане прекратилась. Автоответчик взял заботу о звонившем на себя.

Он закрыл за собой деревянную дверь лифта и почувствовал, как он со скрипом начал свой медленный путь вниз, осторожно, подобно старому человеку на скользком тротуаре – столь же неуверенно и покачиваясь. И ему пришло в голову, что, пожалуй, столь допотопное устройство когда-нибудь убьет кого-то, но, надо надеяться, не сегодня.

Вытащил свой мобильник.

Пропущенный вызов. Неизвестный номер.

Вот дерьмо.

Но он знал своего шефа достаточно хорошо и прекрасно понимал, что если тот звонил, то обязательно сделает это снова, и не успел закончить свою мысль, как телефон ожил в его руке.

– Алло, – сказал он просто.

– Привет, этот профессор ван Дийк.

– Хорошо. Я стою в лифте. Буду внизу через две секунды, не хочу, чтобы они видели меня. Я иду в кафетерий, позвони через пять минут.

А потом он отключился, не дождавшись ответа. За маленьким окошком уже увидел первый этаж и сунул мобильник в карман в ту самую секунду, когда лифт резко остановился, и вся его деревянная конструкция содрогнулась, словно от неожиданности, как будто, по ее мнению, до конца шахты оставалась еще по крайней мере пара метров.

Он открыл дверь и вышел в фойе.

Спустился по лестнице на улицу и повернул в сторону здания, где находилось кафе.

Двое полицейских, стоявших на страже перед входом, позволили ему пройти, понятия не имея о том, что молодой человек, сейчас исчезнувший из поля их зрения, стоял на стороне противника.

Альберт ван Дийк заставлял себя думать о колбасных изделиях.

Он находился в нескольких километрах от университета, стоял, наклонившись над прилавком в каком-то крытом рынке, название которого не знал и который не собирался посещать никогда снова. Но вокруг него хватало людей, и как раз сейчас до него дошло, что лучше всего спрятать разыскиваемую книгу среди других книг.

Телефон, который он держал в руке, сжимал так крепко, словно боялся, что тот выскочит из нее и убежит своей дорогой, Альберт купил вместе с сим-картой в маленьком магазине электроники на небольшой улочке в нескольких кварталах от рынка. Мобильник был подержанный, поцарапанный, с потертыми кнопками и дисплеем, в который ему приходилось всматриваться, чтобы разглядеть хоть что-то, но он работал, и именно это ему требовалось как раз сейчас.

Время улиткой ползло вперед. Четыре минуты. Он заговорил с продавцом, стоявшим с другой стороны прилавка, чтобы оно прибавило шаг, опять же с целью в любом случае не выделяться среди остальных, пусть его спина под пальто и пиджаком была мокрой от жары и волнения.

Нет, он предпочитал что-нибудь не слишком острое.

Заинтересованный взгляд на предложенные продавцом продукты. Кивал по ходу его рассказа о содержании и различных методах изготовления. Он искал идеальный вариант салями для одного просто исключительного случая, по крайней мере, надеялся, что все окружающие думали именно так, и пусть он сомневался, что именно салями обычно удостаивается подобного обсуждения, но ничего другого не пришло ему в голову в тот момент.

Наконец, пять минут прошло, и Альберт улыбнулся продавцу, перебил его на середине фразы.

– Знаешь, я думаю, мне надо посоветоваться, – сказал он и поднял трубку в качестве объяснения. – Позвоню-ка, пожалуй, домой.

А потом он повернулся спиной к прилавку, чувствовал, как два глаза смотрят ему вслед, когда он удалялся. Возможно, ведь оказался самым надоедливым клиентом на сегодня. Но Альберт ван Дийк был готов поспорить, что в любом случае именно для него это получился самый дьявольский день.

Он отошел в сторону, набрал номер своего помощника.

Один сигнал, а потом хорошо знакомый шум кафетерия на другом конце линии.

– Что, черт возьми, ты натворил?

– А что, по их словам, я сделал? – спросил он.

– Здесь были люди и искали тебя все утро.

– В костюмах и галстуках?

– Помимо прочего. И полицейские. Это имеет отношение к газете?

Альберт закрыл глаза. Газета. Естественно.

На улице хватало людей, и, возможно, многие позвонили в средства массовой информации, как и в полицию, и в службу спасения. Это уже стало новостью, и, пожалуй, кто-то узнал его, и в таком случае было только вопросом времени, когда его лицо появится на первых страницах интернет-изданий тоже. Черт.

– Дело касается Жанин, – сказал он просто. – Я пойму, если ты не поверишь мне. Но ее похитили, и я не знаю почему, и сейчас они охотятся за мной.

Ответ удивил его:

– Я в курсе.

Молодой ассистент огляделся, понизил голос, хотя шум вокруг был достаточно громкий и ему приходилось держать ладонь у другого уха, чтобы хорошо слышать Альберта.

– Ты так и не посмотрел бумажку, которую я положил на твой письменный стол, не так ли?

О чем речь? Альберт задумался, попытался вспомнить о какой-то пропущенной им бумажке, но существовало так много всяких записок, сообщений и прочего, чем ему требовалось заниматься, что он просто понятия не имел, о чем говорит его помощник.

– Какая еще бумажка? – спросил он.

Парень не ответил. Черт с ним. Это уже было неинтересно больше.

– Тебе звонила журналистка все утро.

Альберт промолчал. Ничего не сказал. Журналистка? Почему?

– Из Швеции. Хотела встретиться. По ее словам, то, что случилось с твоей невестой…

Да? Альберт затаил дыхание.

– … произошло и с ее мужем.

Кристина проснулась ровно через одиннадцать минут после того, как она подумала, что больше нет смысла пытаться заснуть.

Она приняла это решение, когда самолет пошел на снижение в аэропорту Схипхол, проведя последние часы в наблюдениях за Лео, возлежавшим на соседнем сиденье с закрытыми глазами, несуразно изогнутой шеей и широко открытым ртом, словно ему делали сложную стоматологическую операцию. Слушая его храп, составлявший конкуренцию реактивным двигателям самолета.

Лео спал. Глубоко.

В отличие от нее, не способной составить ему компанию.

И это раздражало Кристину. Она ведь надеялась, что полет станет идеальной заменой бессонной ночи, но ее тело, казалось, упрямо не соглашалось с ней. И в результате ей пришлось промучиться два часа в зале отлетающих пассажиров в аэропорту в ожидании, когда снегопад уменьшится и позволит самолету подняться, а потом еще час в узком кресле на борту авиалайнера, пока крылья неизвестно в какой раз освобождали ото льда, и, казалось, все другие самолеты во всем мире получали разрешение на взлет раньше их.

И все это время рядом с ней мирно похрапывал один и тот же человек.

Она видела гигантский пуховик, поглотивший одетого в пиджак юношу, который сейчас поднимался и опускался в такт с тем, как огромный рот в пространстве между курткой и кепкой шумно втягивал в себя или выпускал наружу воздух.

Она устала от этого зрелища, никак не могла расслабиться, но больше всего ее злило вынужденное безделье.

Правда, одно дело она могла делать: искать Альберта ван Дийка.

И занялась этим, как только коммутатор в университете заработал, и продолжала, пока молодой ассистент профессора (она узнала его голос после вчерашнего разговора) не появился на своем месте. Судя по тому, как медленно он подбирал слова, и по его немного сбивчивым ответам, парень явно еще не проснулся толком, и ее нисколько не удивило бы, будь он также одет в кепку и пуховик.

Однако Альберта не было на месте.

Она оставила ему сообщение, а спустя некоторое время попробовала созвониться снова и в конце концов почувствовала беспокойство в голосе ассистента.

А потом рискнула.

– Он обычно приходит поздно? – спросила она.

– Да нет, не особенно, – ответил голос с другого конца линии. – Возможно, у него встреча.

– А он не предупреждает тебя в таком случае?

Молчание в попытке уйти от ответа скорее прозвучало как «нет».

– Я знаю, что у него исчезла подруга, – сказала Кристина.

Тишина не нарушалась ни звуком. Но похоже, ее слушали со всем вниманием.

– Насколько мне известно, расследование практически закрыли, и, по общему мнению, она исчезла добровольно. Но я звоню, поскольку считаю, что ее похитили.

По-прежнему никакого ответа.

– Извини, – продолжила она с единственной целью заставить его сказать хоть что-то, – я не поняла, как тебя зовут.

– Давид, – ответил молодой человек, – Давид Штейн.

– Хорошо, Давид. Ситуация, значит, следующая. Три дня назад из больницы исчез мой муж. Полиция говорит, что он уехал, но я не верю в это. А потом я узнаю о случившемся с твоим шефом.

Она сделала паузу, чтобы подчеркнуть свои следующие слова.

– Мой муж забрал с собой все. Все свои книги, компьютеры, записи, сделанные им за всю его профессиональную жизнь. Тебе это ничего не напоминает?

Тишина снова, а потом:

– Я попрошу его позвонить, как только смогу.

И он положил трубку.

Прошло три часа, прежде чем они наконец смогли подняться в воздух, и тогда уже было больше одиннадцати, а Кристина стала испытывать голод, и сколько бы она ни пыталась заснуть, у нее не получалось. Вплоть до того момента, когда табличка с ремнями безопасности загорелась снова. Пилот сообщил, что пришло время посадки, и тогда она решила вообще наплевать на сон.

Это стало последней запомнившейся ей мыслью, далее ее сознание помутилось, и она оказалась среди хаоса, где Вильям и Лео были одним и тем же человеком, искавшим самого себя в квартире, напоминавшей их собственное старое жилье на Шеппаргатан. Она проснулась, когда Лео потряс ее за плечо и сказал, что они приземлились.

Он поднялся, нашел брешь между двумя пассажирами и исчез в направлении выхода. Сама она замерзла, ощущала привкус железа во рту и чувствовала себя, пожалуй, еще более усталой, чем раньше.

В общем, дошла до ручки.

Но она находилась в Амстердаме. И у нее не было времени на жалость к себе.

Они показали свои паспорта, миновали таможню и шли через зал прилетающих пассажиров, Кристина с легкой сумкой на колесиках, а Лео с рюкзаком, выглядевшим так, словно он исколесил с ним на поездах полмира, когда поняли, что незнакомый мужчина обращается к ним.

Он шествовал прямо за ними, всего на шаг позади, с бумагой в руке, которую якобы читал, когда заговорил, не глядя на них.

– Продолжайте смотреть прямо вперед, – сказал он, не поднимая глаз от своего чтива.

Смысл его слов был предельно ясен. Но рефлексы взяли свое, и, когда мозг переварил полученную информацию, было уже поздно: Лео среагировал, повернул голову и встретился с мужчиной глазами.

– Прямо вперед, – повторил тот сквозь зубы.

Чертов идиот! И так дела хуже некуда, а тут еще парень посмотрел на него, повернув свою пустую башку, и само собой ее украшала кепка, и весь ее козырек указывал: «Сюда!» И если бы кто-то наблюдал за ними как раз сейчас, то их контакт уж точно не остался бы незамеченным.

– Я буду идти на шаг позади вас, – продолжил незнакомец, едва шевеля губами и делая вид, что рассматривает вывески под потолком аэропорта. – Притворитесь, что разговариваете между собой. А не со мной.

Кристина кивнула Лео в качестве подтверждения для странного собеседника.

Прекрасно. По крайней мере один из них понял.

– Что происходит? – спросила она.

– Об этом я хотел спросить вас, – ответил мужчина. А потом добавил: – Как вы будете добираться отсюда?

– Мы заранее арендовали автомобиль, – сообщила она Лео, и тот уже собрался ответить, что ему это известно, но посчитал такой ход неверным и довольствовался кивком.

Оставалось надеяться, что он поступил бы так же, если бы она сказала ему все по-настоящему. Хотя сейчас он был ни в чем не уверен. И меньше всего в своем собственном поведении.

– Хорошо, – сказал мужчина. – Я последую за вами туда, а когда вы сядете и сдадите назад, остановитесь, и я сяду на заднее сиденье.

Дальше они шли молча, изучали вывески с логотипами фирм, сдающих в прокат автомобили, и, выйдя из зала, направились к выходу из аэропорта.

Потом наконец Кристина обратилась к Лео снова:

– А до того, как ты сделаешь это? Сядешь в нашу машину. Может, расскажешь, кто ты?

Еще несколько шагов.

Словно он не хотел представляться громко.

Кругом шли люди, топот их каблуков эхом отражался от каменного пола, и незнакомец ждал, продолжая идти позади них, пока никого не будет в зоне слышимости.

– Меня зовут Альберт ван Дийк. Я понял, что вы ищете меня.

24

Если бы Кристина и Лео обернулись, когда выходили наружу через ворота Д61 и посмотрели далее в сторону таможенного поста и большого зала прилетающих пассажиров Схипхола, они могли бы увидеть капитана Адама Рибека, спешившего через контроль безопасности в другом направлении. Он тащил за собой сумку пилота на разболтанных резиновых колесиках, а компанию ему составляла группа одетых в такую же униформу мужчин и женщин, следовавших за ним по пятам.

У терминала Е его ждал «Аэробус А380».

Ему предстояло пилотировать в Лос-Анджелес переполненный самолет, а он пребывал не в лучшем настроении, и это было плохое начало дня.

Он ненавидел пользоваться арендованными автомобилями.

Среди всей чертовщины, связанной с ночевкой в собственном доме, вроде бесконечных разговоров о конфликтах, самостоятельно угасавших за время его отсутствия, и добровольно-принудительного времяпрепровождения с потомством, честно говоря, взявшимся неизвестно откуда, поскольку Адам и его жена, находясь вместе, главным образом занимались обсуждением минусов их семейной жизни, все-таки существовало одно светлое пятно. Он обожал водить свой автомобиль. Любил опуститься на кожаное сиденье темно-синего «мерседеса», наслаждаться шумом двигателя, когда явно излишнее количество лошадиных сил выносило его из гаража, а потом выключить радио и кондиционер, слушать тишину в салоне, несмотря на все попытки ревущего впереди двигателя во весь голос заявить о себе.

Это, положа руку на сердце, было единственным, из-за чего ему нравилось находиться дома.

А сейчас «мерседес» Адама Рибека оказался в ремонте.

Не по его вине. Он ехал не быстро и со всем вниманием относился к ситуации на дороге, но случившегося уже было не изменить, и теперь ему пришлось все выходные кататься в чертовом «сеате», который каким-то магическим образом провонял сигарами, хотя, по словам клерка из прокатной фирмы, в нем никто не курил. А теперь выходные закончились, и, пожалуй, к лучшему.

Они шли к самолету молча, его раздражение как бы передалось остальным членам экипажа, и все знали, что, как только они улетят из Амстердама и приземлятся где-нибудь в другой точке мира, Адам Рибек станет веселым и приятным, совсем другим человеком.

Первым осмелился задать ему вопрос штурман.

– Почему у тебя автомобиль из проката? – поинтересовался он, занимая свое место в кабине пилотов и застегивая ремень безопасности.

Рибек обжег его взглядом. Он не имел ни малейшего желания разговаривать об этом.

– Тебе стоит читать газеты хоть иногда.

Штурману понадобилось время, чтобы он понял.

– Ты шутишь, – сказал он. – Серийная авария?

Рибек только кивнул в ответ. Ничего не поделаешь. Будь ты даже гениальным водителем, все равно трудно избежать столкновения, когда на дорогу перед тобой откуда-то сваливается «тойота».

– Он сказал, что мне надо радоваться такому исходу.

– Кто?

– Врач. Обследовавший меня. Так ты читал или нет?

Штурман кивнул. На том разговор и закончился.

Когда несколько минут спустя одна из стюардесс, согнувшись, вошла к ним через низкую дверь, они уже наполовину прошли все обязательные предполетные процедуры, и она поставила им каждому по чашечке кофе на маленькие опущенные держатели перед сиденьями.

– Что-нибудь еще? – спросила она.

– Да, – сказал Рибек, и она посмотрела на него в ожидании продолжения.

– Хорошо, если бы кто-то почесал мне спину.

Стюардесса одарила его такой усталой улыбкой, что с тем же успехом могла бы показать ему средний палец. Но их ждал долгий полет, и она предпочла перевести все в шутку.

– Я думаю, это задача штурмана, – сказала она просто. – Согласно профсоюзным правилам, я здесь ни при чем.

А потом повернулась и оставила кабину, предоставив мужчинам разбираться со всей оставшейся рутиной.

Капитан Адам Рибек посмотрел ей вслед весело и разочарованно одновременно.

Это действительно была правда. У него зудела спина. Просто дьявольски, честно говоря, и так продолжалось все утро.

Но этого он не сказал. Взамен кивнул штурману продолжить то, на чем они остановились, и в такт с тем, как тот шел по списку и называл один регулятор за другим, проверял их и подтверждал, что они находятся в правильном положении. При этом не вынимая ручку из пространства между воротником рубашки и шеей в попытке добраться до особенно досаждавшей ему области.

Он был слишком занят перечнем, поэтому ему и в голову не пришло, что странное тепло, распространявшееся по его спине по мере того, как он чесался, было кровью.

25

Сидевший за рулем молодой человек так плохо следил за дорогой, что у Альберта ван Дийка уже появились опасения относительно правильности сделанного им выбора. Пожалуй, у него было бы больше шансов выжить, если бы он сдался ожидавшим около его дома мужчинам.

– Здесь направо, – сказал он с нотками отчаяния в голосе, ставшими сюрпризом для него самого.

– Повернуть? – спросил Лео. – Сейчас?

– Нет. Надо держаться правой стороны дороги.

Вот черт! Лео сместился в правый ряд и продолжил вести машину молча, ему стало жарко под пиджаком, хотя в салоне было не более пятнадцати градусов, и от этого его настроение нисколько не улучшилось.

Он хорошо вел машину. Чего там скромничать. Правда, не успел вовремя сориентироваться, когда дорога с односторонним движением внезапно превратилась в двустороннюю. И по глубокому убеждению Лео, дорожные знаки наверняка заранее предупредили его об этом, но сейчас он сидел за рулем на пути из города, где, казалось, висело слишком много таких знаков, было полно трамвайных путей, и, кроме того, он понятия не имел, куда ехать.

Альберт медленно отвел от него взгляд.

Рядом с парнем на пассажирском сиденье расположилась женщина, звонившая его ассистенту, и он успокоился, попытался сфокусироваться на ней. Ее визитка рассказала ему, что ее зовут Кристина Сандберг, она – журналист, и им, конечно, требовалось поговорить, но они никак не осмеливались, поскольку, казалось, боялись, что водитель угробит их, стоит им начать.

На какое-то время воцарилась тишина, а потом Кристина ее нарушила.

– Почему тебя ищут? – спросила она.

Альберт покачал головой. Ничего хорошего ведь не мог сказать.

– Они нашли меня. Я, возможно, убил одного из них.

– Они? – спросила она. – И кто это такие?

Такой вопрос напрашивался сам собой. Но у него не было ответа.

– Я надеялся, что у вас есть какие-то мысли на сей счет.

Сейчас пришла очередь Кристины покачать головой.

А потом они снова сидели молча. Слушали визг колес при резких поворотах и ругань водителей.

Они выехали за пределы города; уже начало темнеть, свет дорожных фонарей и фар встречных автомобилей освещал их с равными промежутками.

– Из-за чего вы оказались здесь?

Кристина посмотрела на Альберта:

– Что тебе известно?

– Только то, что ты сказала моему помощнику.

Кристина сделала вдох. Стала рассказывать с самого начала. С того, как исчез Вильям. Как Лео обнаружил статью о подруге Альберта. О сходстве. Оба ведь занимались шифрами, разгадывали их, пусть и совершенно по-разному.

Альберт слушал. Кивал в надлежащих местах, но не перебивал.

Его одолевали противоречивые чувства.

С одной стороны, ему вроде хотелось поверить в связь между обоими событиями. Это облегчило бы дело, они могли сравнить данные и как все происходило и, пожалуй, пришли бы к чему-то, что повело бы их дальше. Но с другой стороны, особенно не за что было зацепиться. Просто речь шла о двух исчезновениях, и, конечно, у обоих пропавших случайно оказалась похожая специализация, но их пропажу разделяло полгода, и все происходило в разных странах.

Кристина почувствовала его скепсис.

Перевела дух.

– Я просидела без сна эту ночь, – сказала она. – Прошлась по всем доступным мне архивам, разыскала все возможное. О расследовании. О Жанин.

Лео бросил короткий взгляд на нее. Он не знал об этом.

– В одной из статей все случившееся с ней описывается как добровольное исчезновение, поскольку…

Она искала нужное слово, хотела использовать как можно более точную формулировку.

– … поскольку она, судя по всему, забрала с собой все свои личные вещи. Что-то вроде этого.

Альберт посмотрел на нее. Ждал. Это была интересная деталь, и если она метила туда, то, по его мнению, не напрасно. Она удивила его. В его глазах появились искорки интереса.

– Да, – сказал он.

– Когда мой муж исчез… – она повернулась на своем сиденье, положив ногу на ногу, постаралась оказаться лицом к нему, насколько получилось, не отстегивая ремень безопасности, – он забрал с собой все. И когда я говорю все, то имею в виду не только одежду, предметы личной гигиены, ты понимаешь, и прочее, что берет с собой мужчина, когда забирает все. Я имею в виду абсолютно все. Компьютеры, научную литературу, папки со старыми бумагами, все то барахло, которое вовсе не стоило тащить с собой куда-то.

Лео наблюдал за ней боковым зрением. Ждал продолжения относительно оставленных фотографий дочери. Но она не упомянула их. Только прищурила глаза и смотрела на Альберта несколько мгновений, не говоря ничего.

И в конце концов он нарушил молчание.

– Они сказали, что она бросила меня, – прозвучало с заднего сиденья. Альберт произнес это спокойно, но немного вяло. Пожалуй, усталость давала о себе знать, и у него плохо получалось точно подбирать слова. – По их мнению, она, вероятно, спланировала все заранее. Они сказали, что зачастую люди не догадываются ни о чем, когда их собираются бросить. Они якобы понимали, что я не могу принять этого, но порой любовь заканчивается. А я посылал их в задницу про себя, но ничего такого, естественно, не говорил.

Пауза.

– Я просто знал.

Он посмотрел на Кристину. Она уже сформулировала это для него:

– Она взяла с собой все.

Он покачал головой, и это означало «да». Означало, что он задавал те же вопросы, что и себе раньше, но сейчас вслух кому-то, кто, похоже, думал точно так же, как он.

– Зачем ей понадобилось делать это? Тащить куда-то одежду, которую она не носила. Конспекты старых лекций, курсов, совершенно не волновавшие ее. Вещи, оставшиеся от моей матери, но лежавшие в ее гардеробе. Все.

– И каков твой вывод?

– Кто-то упаковал все это для нее.

Кристина просто кивнула. А потом снова воцарилась тишина.

– Если одни и те же люди стоят за этим, – сказал Альберт, сделав ударение на первом слове и слабым голосом, словно не осмеливался поверить в это сам, – о чем же тогда идет речь?

Никакого ответа.

А он посмотрел на нее, судя по всему, договаривался с самим собой. Думал что-то сказать, но не знал, стоит ли.

Наконец, наклонился вперед:

– Твой муж имеет какое-то отношение к Швейцарии?

Вопрос оказался настолько неожиданным, что она вздрогнула.

– Нет, – ответила она. – Почему ты спрашиваешь?

– Потому что я получил это.

Он посмотрел на нее. Достал из кармана пальто желтый конверт, тот, на котором стояло «Эмануэлю Сфинксу», запечатанный при помощи франкировальной машины с надписью «Берн». Именно его он показал полиции и в результате больше не осмеливался поехать ни домой, ни на работу, ни куда-то еще, где теоретически мог появиться.

Кристина взяла его. Осмотрела.

Три исписанные от руки страницы.

Тысяча вопросов. И она раскрыла рот, чтобы задать их.

И в то самое мгновение, когда сделала это, раздался хлопок.

Реакция Лео, собственно, оказалась полностью неверной, но, возможно, именно это спасло их.

Лео подумал, что в них врезались, причем исключительно по его вине, и взял вправо, ему почему-то пришло в голову, будто он попал на встречную полосу, сам того не заметив.

Но они ехали справа так далеко, как только возможно.

И когда вылетели на обочину, там уже не было никакой дороги, лишь трава, и откос, и чертова куча бугорков, которые они миновали, в то время как Лео отчаянно вдавливал тормоз в резиновый коврик со всей возможной для него силой.

Только когда автомобиль остановился, они поняли, что случилось.

А когда выбрались из него, их встретил запах бензина и свежевспаханной земли, и было темно от дыма, и шум только нарастал.