Текст книги "Клуб смертельных развлечений"

Петр Афанасьевич пощупал спрятанный в сумке нож. Потом не спеша надел на правую руку перчатку. Что ж: сейчас или никогда.

Он обогнул угол гаража, за который завернули «влюбленные». Тенью скользнул вдоль металлической стены. Большой кухонный нож перекочевал в его руку.

Зонтик стоял спиной к нему и сладко «охал». Его подруга стояла перед ним на коленях, припав лицом к низу живота. Увлеченные своим делом, они не заметили приблизившегося к ним полненького и низкорослого бомжика.

Проститутка все же в последний момент увидела надвинувшуюся тень, вскинула глаза. Вероятно, заметил ее движение и Зонтик, потому как резко дернул назад головой. Петр Афанасьевич не стал ждать. Шумно выдохнул и ударил его в область печени. Затем, для надежности, еще раз, под левую лопатку.

Девица вытаращила глаза, продолжая удерживать своего приятеля в вертикальном положении. А потемневшее лезвие уже безжалостно метнулось к ней...

Сержант мытищинской милиции Игорь Хохлов, закончив дежурство, возвращался домой. Выпив бокал пива в привокзальной палатке, он уже намеревался сесть в маршрутку, но настойчивые позывы природы подсказали, что с этим лучше повременить. Ближайший туалет оказался закрыт на ремонт. И Игорю ничего больше не оставалось, как, наплевав на этикет и правила общественного поведения, найти для отправления малой нужды подходящее место. Металлические гаражи, находившиеся неподалеку, вполне подходили для этого. И он, не раздумывая, поспешил к ним. Обойдя ближайший, он уже потянулся к ремню, отыскивая на ходу удобное место, как вдруг руки его застыли в сантиметре от застежки, а челюсть медленно, но упорно поползла вниз.

На пятачке между бетонным забором автопарка и стеной гаражей лежали два трупа. Лежали в очень неприличных позах: мужчина с расстегнутыми штанами, а женщина, скрючившись, под ним. По виду – оба бомжи или из местных нищих. Спина мужчины в запекшейся крови. Горло женщины словно обернуто бурым шарфом. Хохлова едва не вырвало. Про то, зачем он сюда зашел, он уже не думал. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он со всех ног бросился к ближайшему телефону.

Глава 6
На свободу – с чистой совестью и головной болью

Итак, целых два дня прошло без ощутимых новостей. На третьи сутки Гордеева разбудил звонок. Дверной. А ему снился странный сон, и было интересно, чем все закончится. Ему снилась рыба, выброшенная на берег. Она молча открывала рот, словно силясь что-то сказать. Не то судак, не то толстолобик. Гордеев пытался по ее движениям угадать слова, и выходило, что судак или толстолобик хочет нанять его для защиты своих интересов. Речь шла о матримониальных планах судака или толстолобика. Он, с одной стороны, хотел жениться, с другой – не был уверен, что его избранница – та, за кого себя выдает. Судак или толстолобик даже хотел было пару раз показать Гордееву фотографию(?!) своей суженой, но хронически не успевал, потому как набегавшая и отбегавшая время от времени волна переносила его с места на место, и Гордеев бегал за ним по берегу, так сказать, в поисках информации.

И вот на этом месте Гордеева разбудил звонок. Он ошалело завертел головой. Взгляд наткнулся на циферблат будильника: 4.55. Потом он механически посмотрел в окно. За окном, разумеется, еще была тьма кромешная. Звонок между тем не умолкал, то есть это был не сон и не ошибка. Юрий Петрович, кряхтя и чертыхаясь, поплелся к двери. Не успел он прильнуть к дверному глазку, как хорошо знакомый голос гаркнул:

– Ну открывай уже, тунеядец!

Грязнов-старший. В пять утра. Рехнуться можно.

Адвокат вздохнул и щелкнул замком, впуская раннего или, напротив, слишком позднего гостя. Хотя, признаться, он дорого дал бы сейчас за то, чтобы вместе с начальником МУРа к нему запросто вломился один знакомый следователь Генпрокуратуры, и тогда оказалось бы, что весь этот кошмар только причудился.

Но нет. Все было наяву, и, значит, Турецкий сидел в тюрьме.

А Грязнов был хмур и трезв как стеклышко, зато карман его кожаной куртки, знавшей и лучшие времена, заметно оттопыривался. Дорогая итальянская куртка сидела как влитая, потому что была подарком Дениса, который знал толк в хороших шмотках. (Он купил ее дяде за глаза во время приснопамятной командировки на Апеннины. Посетив вместе с Турецким всего лишь крохотный курортный городок Лигнано Пинета, они тогда навели шороху на всю Италию)[7]7
  См. роман Ф. Незнанского «Цена жизни – смерть» (М., 2001).


[Закрыть]. Но с тех пор как Вячеслав Иванович надел замечательную куртку в первый раз, прошло немало времени, куртка несколько пообтерлась, и сейчас он выглядел в ней более чем демократично. Вячеслав Иванович это хорошо знал и обожал являться в таком виде на прием к своему министру. Министр тоже этот финт давно выучил и регулярно просил секретаршу подержать доблестного начальника МУРа в приемной подольше и вдоволь попоить горячим чаем, авось упрямый генерал разоблачится, однако Грязнов упрямо пил чай, а куртку и не думал снимать. Все это повторялось из раза в раз, и только с наступлением уже откровенной жары куртка отправлялась на вешалку, но сейчас, в конце апреля, еще, очевидно, был не сезон. Словом, куртка, как и сам ее хозяин, обросла легендами.

– Лимон режь, – коротко распорядился Вячеслав Иванович и шагнул на кухню.

Гордеев хорошо знал, что спорить бесполезно. Он только зашел в ванную, постоял под душем пару минут, потом вспомнил, что неплохо бы что-нибудь надеть, и нацепил домашние джинсы. После чего достал из холодильника не только лимон, но и половинку ананаса.

– Ничего себе живут скромные адвокаты, – оценил начальник МУРа. – Только не свисти, господин Плевако, что это гонорар благодарного клиента.

– Пока что вроде ему меня не за что благодарить.

– Как сказать, – неопределенно обронил Грязнов.

– То есть? – замер Гордеев с ножом в руке.

– Ну... я в широком смысле слова. В конце концов, ты – квалифицированный адвокат, господин Кони, да и помогают тебе в этом деле не последние люди, так что у Сашки много шансов, что все благополучно закончится.

– А-а, – разочарованно протянул Гордеев и принялся строгать лимон. По этой части он был непревзойденный специалист: резал дольки быстро, стремительными жесткими ударами, вовремя убирая пальцы, так что на это страшно было смотреть, но смотреть все же хотелось.

Грязнов разлил коньяк. Они молча подняли рюмки, Гордеев сделал было движение навстречу, но Грязнов сказал:

– Чокнемся, когда Турецкий выйдет. – И вылил содержимое рюмки себе в рот.

Гордеев вздохнул и последовал его примеру. Минуту подумал и двинулся к плите. Грязнов проводил его недовольным взглядом.

– Надо кофе сварить, – объяснил адвокат. – А то я, вместо того чтобы проснуться, сейчас еще больше сомлею, и будете тут сами пировать, Вячеслав Иванович.

– Ну тебе виднее, как свой нежный организм в действие привести.

– В действие? А зачем мне его в такое время – в действие?

– Какое «такое» время, ты что, разве сова? Утро на дворе.

Гордеев с сомнением посмотрел в окно: темно было по-прежнему.

– На плиту смотри, – порекомендовал Вячеслав Иванович. – И знаешь что?

– Что?

– Вари на меня тоже кофе.

– Сразу нужно было сказать, я бы взял турку побольше, теперь хватит только на две маленькие чашечки, а с маленькой я не взбодрюсь...

– Да не ворчи ты, как старый дед! Лучше присядь и выпьем.

– Нет уж, Вячеслав Иванович, что-то одно – или кофе варить, или коньяк пить. И вообще, какого черта надо пить в такое время, я что-то не пойму?

– Между прочим, сегодня суббота, государство мне предоставляет законный выходной день – за ударный труд. А тебе жениться надо, – неожиданно добавил Грязнов, между прочим, еще более закоренелый холостяк. – Тогда не будешь между плитой и столом разрываться. Готов кофе? Давай его сюда.

– Сговорились вы все, что ли, – пробурчал Гордеев.

– В смысле?

– Да вот Ирина Турецкая мне тоже на тяготы холостяцкой жизни все намекала. – А еще Гордеев вспомнил свой сон про судака (или толстолобика), вознамерившегося жениться.

– А-а, – протянул Грязнов, поднимая очередную рюмку. – Ну, храни нас бог, как говорится, в сухом прохладном месте...

Гордеев залпом выпил и коньяк, и вслед за ним чашку кофе и сидел, уже несколько обалдевший, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущения были еще те. Может, он все еще спит? Увы, увы... Нет, но какого лешего Грязнов приперся, а?!

– Нет, но какого лешего... – механически сказал он было вслух, повторяя свою мысль.

– Правильно, Юра, вот и я говорю, – подхватил Вячеслав Иванович, – ну не придурки ли?

– Вы это о чем? – опешил Гордеев.

– Да все о том же, об этих придурках! Вот остолопы, а? Вот деревенщины, ну?

– Вячеслав Иванович! – завопил несчастный адвокат. – Что вам от меня нужно?!

– Что ты кричишь? – удивился Грязнов. – Соседей разбудишь. Нехорошо.

– Ага, значит, соседей будить – это нехорошо, ну а я – не в счет, перетопчусь. Говорите, что вам нужно, зачем меня разбудили? Немедленно!

– Ты какой-то нервный сегодня, – заметил Грязнов. – Может, тебе не коньяку, а валерьянки? А ты не допускаешь, что я приехал просто так, бескорыстно?

– Не допускаю!

– Ну и напрасно. Ведь сам посуди, последнее время это тебе от меня все время что-то было нужно. Скажем, это ведь ты же просил давеча найти этих пропавших официантов из клуба.

– Одного официанта! Одного менеджера! – нервно уточнил Гордеев.

– Один черт, теперь уже не важно, чем они занимались.

– Зато... зато это вы просили меня найти «Волгу» Турецкого, – нашелся распалившийся Гордеев.

– Хм...

Гордеев удовлетворенно встал, направился к плите и замер по дороге. Медленно повернулся к Грязнову.

Собутыльник лукаво улыбался и делал вид, что пьет кофе.

– Как вы сказали? «Уже не важно, чем они занимались»? Почему? Вы их нашли?!

– А то. Ты же не даешь ничего сказать. Я бы, может, давно уже рассказал, – заметил Грязнов, разливая коньяк по рюмкам. – Я буквально с порога хотел начать. Но у тебя разве слово вставишь? К тебе только с факсом можно...

Гордеев накрыл свою рюмку рукой:

– Рассказывайте!

– Да нечего, в общем, рассказывать. Жмурики они и есть жмурики...

– Не может быть! – взвыл Гордеев. – Только не это!

Увы, увы. Официант Богомолов и менеджер Мартынов были безнадежно мертвы. Предположение Гордеева о том, что они не прячутся, оказалось верным до абсурда. Прятаться, по крайней мере по своей воле, они уже никак не могли.

– Это ваш Хомяк их нашел?

– Черта лысого он их нашел, – нахмурился Грязнов. – Черта лысого он их вообще искал.

– Почему?

– Потому что он же их и хлопнул.

Гордеев открыл рот, как рыба, выброшенная на берег, и вспомнил свой недавний сон про судака или толстолобика. Он быстро закрыл рот и жестом попросил Вячеслава Ивановича продолжать рассказ в том порядке, в каком ему удобнее.

В течение последних двух суток по распоряжению начальника МУРа были обследованы все больницы и морги – и не совсем безрезультатно. Как всегда, там имелось некоторое количество трупов, идентифицировать которые сразу не представлялось возможным. Была парочка утопленников, еще несколько обгоревших при пожаре и попавших в не менее сложные жизненные ситуации – без какого-либо подобия документов...

– Вообще, – сказал Грязнов, – я давно замечал, что наши московские менты неоправданно звереют, когда проверяют кого-то на улицах, а у людей нет при себе удостоверения личности. Человек может просто выйти в булочную, покурить, за пивом, да мало ли существует мелких дел?! И брать с собой каждый раз документы – это все равно что брать оружие для самозащиты. И что же, десять миллионов человек обязаны это делать?! Какие-то у нас дурацкие все-таки законы. Или трактуются они по-дурацки. Вот скажи, Юра, ты же наверняка выходишь из дома без документов?

– Никогда.

– Хм... Ну это нетипичный пример. Вообще-то я тоже не выхожу.

– Вы и без оружия никогда не выходите, – напомнил Гордеев.

– Я же говорю – нетипичный пример. Ладно, забудь.

...Удача наконец улыбнулась Грязнову, когда он разыскал стоматологическую карту господина Мартынова. Сверив челюсти, криминалисты смогли убедиться, что один из двух сгоревших в старой котельной неподалеку от завода железобетонных конструкций на улице генерала Берзарина бомжей – бывший менеджер Мартынов. Тогда принялись за второго. Использование компьютерной программы, позволяющей восстановить внешность по форме черепа, удовольствие не из дешевых, но ЦСЭ (Центр судебно-криминалистической экспертизы) может себе это позволить, особенно по личной просьбе начальника МУРа. Итак, второй сгоревший бомж оказался исчезнувшим официантом Богомоловым. Теперь предстояло разобраться с тем, почему же это вдруг они стали бомжами и что значит весь этот маскарад.

Вячеслав Иванович распорядился собрать всех окрестных бомжей из этого района, хорошенько накормить и отправить в баню. Возможно, последняя гигиеническая процедура бомжам не слишком понравилась, но, так или иначе, когда с ними можно было разговаривать уже не зажимая пальцем нос и не отводя взгляд, Грязнов допросил лично каждого, всего семнадцать человек.

Четверо из них дали некоторые косвенные показания, кои в совокупности сводились к следующему: несколько дней назад возле упомянутой котельной появился новый мужик, вполне прилично одетый, он отметелил всех, кто там пригрелся, так что бомжи и нос в котельную боялись совать. Потом он появлялся еще пару раз. Последний раз ночью, два дня назад, приехал на «газели». Выгрузил в котельную два больших и тяжелых свертка. Уехал спустя час. Судя по размерам, в свертках вполне могли быть трупы. Один из бомжей, некто Пчелинцев Антон Сергеевич (по его словам, в отдаленном прошлом ученый-эколог), тут же шмыгнул в котельную, но свертков так и не нашел. Немудрено. Потому что утром следующего дня монтер Ивахин С. П., вызванный директором ДЭЗа, в чьем ведении находилась котельная, для исправления каких-то мелких неполадок, обнаружил в топке два сильно обгоревших трупа. По обрывкам одежды в них признали бомжей и отвезли в морг. Вывод прибывший следователь районной прокуратуры сделал элементарный. Ночи стояли холодные, бомжи залезли погреться туда, куда не следовало, и заснули. Итог известен, дело закрыто.

Для Грязнова же все только начиналось. Положим, действия преступника объяснимы. Он убивает (скорей всего, травит или душит, то есть лишает жизни так, чтобы не повредить скелет, на случай если не удастся уничтожить тела полностью) двух человек, переодевает их в соответствующее тряпье и привозит в котельную, где перед тем подготавливает почву: прогоняет нежелательных свидетелей. Разумеется, когда обгоревших бомжей нашли в котельной, никакой специальной экспертизы не проводилось. Следователь был абсолютно уверен, что они сгорели. Залезли погреться холодной ночью, сомлели, ну и так далее.

Четверо свидетелей-бомжей, которых допрашивал Грязнов, не смогли описать внешность человека, приезжавшего на «газели», вспомнили только, что он был высокого роста и крепкого телосложения. Хороши приметы, нечего сказать. Возможно, бомжам любой прописанный в столице житель кажется высоким и крепким.

Для очистки совести Грязнов еще раз допросил монтера Ивахина, и (ура!) тот припомнил, что за день до происшествия обнаружил в котельной какого-то мужика, который пришел качать права: у него-де в квартире опять включилось отопление. В такое-то время года, это же возмутительно, господа! Грязнов расспросил подробней, заинтересовался этим мужиком и попросил монтера вспомнить точно, при каких обстоятельствах произошла эта встреча. В конце концов выяснилось, что Ивахин точно не помнит, но, кажется, то есть он почти уверен, в том смысле, что он почти не сомневается, что этот мужик не пришел скандалить, когда он, Ивахин, был в котельной, а он, Ивахин, зашел в котельную и встретил там мужика. Вот. Ну и, разумеется, выяснилось, что ни в одном из окрестных домов отопление не включалось, это была чистой воды ложь.

Оставалось составить фоторобот. Грязнов вызвал для этой ответственной операции своего любимого специалиста, легенду МУРа – Эммануила Степановича Сазонова. Сазонов отличался редкой интуицией, казалось, он понимал свидетелей просто на подсознательном уровне, ведь зачастую, кроме слов «глаза здесь», «нос здесь», выдавить из себя они ничего не могли. Но это, к счастью, был не тот случай. Монтер не рефлексировал и давал художнику довольно четкие указания. Сазонов, когда увидел, что у него в результате получается, выгнал из кабинета, в котором работал, всех прочих работников МУРа, а по завершении портрета со слов свидетеля спрятал его в свой портфель и лично отнес Грязнову.

Когда Вячеслав Иванович увидел хорошо знакомую физиономию бывшего старшего оперуполномоченного отдела по борьбе с незаконным оборотом оружия Хомяка, он вытер со лба холодный пот. Вот это было совпаденьице! Радостно стало на душе у начальника МУРа, ничего не скажешь. Ведь именно Хомяка Грязнов попросил разыскать Богомолова с Мартыновым. А он, оказывается, и сам при делах.

– Так вы его взяли, Хомяка этого? – не вытерпел Гордеев.

– Нет еще. Но зато теперь стало ясно, что делать с отпечатками пальцев.

– Какими отпечатками?

– Найденными в «Волге» Турецкого.

– Но... там кроме следов самого Александра Борисовича и еще убитой девушки ничего же не было!

– Это ты так считаешь, – холодно заметил Грязнов.

– Позвольте, Вячеслав Иванович! Это криминалистическая экспертиза так считает!

– Ничего подобного. Криминалистическая экспертиза нашла еще один «палец». А вернее, два... Новая криминалистическая экспертиза, – уточнил Грязнов.

Вот для чего, как выяснилось, Грязнов интересовался «Волгой» Турецкого. Нет, он не грешил на экспертов ФСБ, просто у него появилась мысль, которую он хотел проверить.

«Волгу» Турецкого забирали с Ярославки эвакуатором, о чем Грязнову (в присутствии Гордеева, между прочим) сообщил следователь Чеботарев, и она стояла в гараже Генпрокуратуры опечатанная. То есть к ней, с тех пор как бесчувственного Турецкого вытащили из-за руля, никто не прикасался. На это, собственно, Грязнов и рассчитывал, когда спросил у Чеботарева согласия на дополнительную экспертизу. Чеботарев, как уже стало понятно Гордееву, не возражал, и Грязнов прислал человека, которого он безмерно уважал – заместителя директора ЦСЭ – пухленького старичка со шкиперской бородкой по фамилии Студень. Студень действовал целенаправленно. Предыдущей экспертизой ничьих следов, кроме Турецкого и убитой девушки, обнаружено не было. Грязнов надеялся, что Студень опровергнет оба эти утверждения. Это только на взгляд непрофессионала чего-то стоила фраза: «Ничьих следов, кроме Турецкого и убитой девушки», или на взгляд адвоката, но не на взгляд сыщика. Для Грязнова присутствие девушки в машине отнюдь не означало автоматическое наличие там ее следов. Ознакомившись с техническими результатами предыдущей экспертизы (а не общими выводами из нее, которыми оперировали разные там следователи и адвокаты), Грязнов обнаружил, что отпечатки пальцев девушки в «Волге» никто вообще не искал! То есть априори предполагалось, что, раз уроженка города Николаева Никифорова Анна Васильевна оказалась в машине, значит, там она и сидела. Но Грязнов-то исходил из обратного. Он также априори считал, что Турецкого подставили, и, значит, к барышне он отношения не имеет. Возможно, им руководили эмоции, но их логика оказалась вернее, вот ведь парадокс! Итак, это было первое: следов Никифоровой Студень в машине не нашел. Из чего Грязнов сделал вывод, что ее в машину подсадили в самый последний момент и, вероятно, сразу же застрелили, она, бедняга, даже не успела за что-нибудь руками схватиться. Турецкий же ничего этого, по его словам, не видел и вообще ничего не помнил, начиная с того момента, как отъехал от «Распутина».

– Значит, к моменту убийства он был уже в глубоком ауте, – сказал Гордеев, сжимая в кулаке пустую рюмку и слушая все эти объяснения начальника МУРа у себя на кухне. – Ведь убили-то девчонку все-таки в машине.

– Верно. А раз Турецкий был в ауте, а девчонку подсадили в самый последний момент, причем черт знает где, то что из этого следует, Юра?

– То... то значит, машину вел кто-то другой.

– Правильно. Ты шустро соображаешь, – похвалил Вячеслав Иванович.

– Опять издеваетесь? Если Турецкого подставили, а мы все в это верили с самого начала, то это – само собой разумеется! Не мог же он в полном беспамятстве вести машину через полгорода.

– Мы верили, что его подставили, но у нас не было никаких доказательств.

– Их и сейчас нет. Для суда ваши рассуждения совсем не доказательная база. Они зиждутся на посыле презумпции невиновности Александра Борисовича, и даже более того, на том, что он не виновен не только пока не доказано обратное, а не виновен в принципе. Но раз он сидит в СИЗО, значит, подозревается как раз совсем обратное!

– Но мы-то не в суде, черт побери! Для нас с тобой этого достаточно.

– Для меня недостаточно, мне необходимо придумать причину, по которой Турецкого можно будет вытащить из «застенков».

– Из «гестаповских» ты забыл добавить.

– Мне не до шуток! Я пытаюсь выполнить свой профессиональный долг.

– И мне не до шуток, – строго заметил Грязнов. – Я пытаюсь помочь своему другу, и плевать я хотел на профессиональный долг. Для тебя помочь Турецкому – вытащить его из тюрьмы, а для меня – найти ублюдков, которые все это устроили. Чувствуешь разницу?

– Никакой особой разницы тут нет.

– Ладно, пускай. Тем лучше. Но, может, ты позволишь мне наконец закончить свою мысль? – Дождавшись паузы в этом неплодотворном споре, Вячеслав Иванович сказал: – Раз «Волгу» вел кто-то другой, то в машине были его следы. Отпечатки пальцев.

– Опять двадцать пять. Но ведь первая экспертиза ничего не нашла! И вы сами сказали, что не сомневаетесь в честности экспертов!

– Не сомневаюсь. Но кроме честности существуют и другие профессиональные качества, которые могут играть в таком деле принципиальную роль.

– Какие же? – прищурился Гордеев. – Корпоративная солидарность? У вас, наверно, есть гениальная версия о том, что ФСБ достало, что Турецкий много лет переходил им дорогу, ну и раз так...

– Корпоративная солидарность тут ни при чем. Есть еще элементарная профпригодность.

– Что? – Гордеев не поверил своим ушам.

– То самое. Хороший эксперт всегда немного сыщик. Помимо знаний о том, как искать, он должен знать, где искать. Эксперты ФСБ проверили внешнюю часть машины, ручки, стекла, багажник, капот, салон. И ничего не нашли. Либо убийца был в перчатках (хотя и перчатки оставляют следы), либо он методично все стер за собой. Я вроде бы все перечислил?

Гордеев молча смотрел на него.

– Но они не проверили одно-единственное место. Ключ зажигания.

– Ключ зажигания?!

– Вот именно. Всего лишь маленький ключик, торчащий в замочной скважине. И я его вычислил и никому не отдал. И на нем были четкие отпечатки большого и указательного пальцев, даже не просто четкие, а образцово-показательные. Это был золотой ключик.

– Буратино вы наш, – расчувствовался Гордеев.

– А то, – согласился Грязнов. – Я предположил это еще до того, как Студень залез в машину. Вернее, я надеялся на это. Ключик маленький, плоский, убивец просто про него не подумал, когда все тщательно протирал, упустил из виду, сечешь? Вытер руль, панельную доску, все ручки и кнопки, а про ключ – то место, за которое он, заметь, четко, фиксированно брался, как минимум, дважды, забыл, понимаешь?

– Так вот почему вы интересовались, как транспортировали с места преступления «Волгу» и ездил ли кто-нибудь на ней с тех пор? – сообразил Гордеев.

– Конечно. Если ее заводили хоть раз, то возможным отпечаткам на ключе – кранты. Но, на наше счастье, он так и остался в тачке.

– Итак, чьи же на нем были следы, Вячеслав Иванович? Не томите!

– Подожди-подожди, ты забегаешь вперед. Ты же еще не знаешь, были ли вообще следы.

– Как, – побледнел Гордеев. – Но ведь... Вячеслав Иванович, ради бога, там вообще были следы?!

– Были, – смилостивился Грязнов, выдержав хорошую мхатовскую паузу, и снова накапал коньяку. – Итак, пойдем дальше. Чьи они? Пораскинь мозгами, ты для этого уже достаточно проснулся.

– Неужели Игнатьева?! – ахнул Гордеев.

– Ну, знаешь... Ты не загибай. Ты вообще представь себе эту картину. Только вспомни толстяка-майора.

Гордеев подумал и покивал.

– Тогда... Хомяка?

Грязнов вздохнул и выпил. Гордеев его примеру не последовал, не до того было, тысячи вопросов сейчас одолевали его. Но, к сожалению, ни одной идеи.

– Так почему же его, гада, не арестовать?!

– Потому что, хотя Студень провел экспертизу два дня назад, до вчерашнего вечера я даже представить себе не мог, чьи это пальцы. В базе данных их не было. Как прикажешь гадать? На кофейной гуще? И только после истории с бомжами, когда появился портрет Хомяка, возникло такое подозрение. Я ему позвонил, спросил, как продвигаются розыски официантов из «Распутина»...

– Официанта и менеджера. Богомолов и Мартынов.

– Не важно. Он сказал, что есть какие-то подвижки. Я предложил в конце дня встретиться и попить пива. Так мы и сделали. Посидели в чебуречной на Солянке, он, кстати, там живет недалеко. Бокал, из которого пил Хомяк, я оттуда унес, потом сразу к Студню, в ЦСЭ, он меня ждал. Проверили – сходится.

– А что Хомяк вам пел про поиски Мартынова и Богомолова?

– Сказал, что взял след в Туле, на родине Богомолова, якобы его там видели в каком-то клубе. Вот сволочь.

– Но ведь теперь его можно арестовать, – заметил Гордеев.

– Можно, – согласился Грязнов. – А можно за ним последить, посмотреть, куда ниточка тянется. Такой парень, как Хомяк, не может быть самостоятельной фигурой.

– Вячеслав Иванович, – мягко сказал Гордеев, – вы блестяще поработали. Но сейчас мы просто обязаны передать все имеющиеся оперативные данные следователю Чеботареву.

– Боюсь, что ты прав, – вздохнул Грязнов, допивая остатки коньяка.

– Слава богу.

– В первой части своего тезиса, – уточнил Грязнов. – Про то, что я неплохо поработал. Ладно, шучу, шучу. Несись, давай, к Чеботареву, я думаю, у тебя теперь есть достаточно оснований, чтобы вытащить Турецкого.

– Гип-гип, ура! – Гордеев поднялся на ноги уже адвокатом.

– Кстати, насчет бабы твоей. Я бы хотел на нее глянуть краем глаза. Познакомишь как-нибудь?

– Конечно, – с чувством сказал Гордеев. – Для вас все что угодно. С превеликим удовольствием. Она... она... просто потрясающая женщина.

– Вот и отлично, – благодушно заметил Грязнов. – Ну, Юра, я поехал. Созвонимся. – С этими словами он отправился на диван в ближайшую комнату.

Гордеев снова заскочил под душ, на этот раз – холодный, быстро растерся, мигом собрался и выскочил из дома. Уже в машине он вдруг сообразил, что ведь ничего не говорил Грязнову про Женю. Откуда же он знал? На свете существовали только два человека, имевшие представление о романе Гордеева: супруги Турецкие. Значит, либо Грязнову об этом сказала Ирина, либо он виделся с Турецким, о чем ему, Гордееву, не рассказал. И что же, Турецкий счел это настолько существенным, что сообщил Вячеславу Ивановичу? Как-то странно...

Гордеев сбавил скорость и попытался поймать ускользающую мысль. Почему-то она его смутно тревожила. Не позвонить ли домой, в конце концов, и не спросить ли Грязнова напрямую? Нет, не стоит, пусть доблестный сыщик отсыпается.

Протокол допроса арестованного г-на Хомяка П. П., произведенного следователем Генпрокуратуры Чеботаревым А. П. в следственном изоляторе Лефортово:

Ч е б о т а р е в. Расскажите о том, что произошло двадцатого апреля.

Х о м я к. Вы не могли бы конкретизировать допрос? Я был бы вам очень признателен.

Ч е б о т а р е в. Начните с самого утра и расскажите, как вы провели этот день.

Х о м я к. Я проснулся, как обычно, в половине восьмого утра. Сделал пробежку. Потом принял душ. Потом позавтракал. Потом...

Ч е б о т а р е в. Достаточно. Так мы недалеко уйдем. Вы знакомы с Александром Борисовичем Турецким?

Х о м я к. Да. По распоряжению начальника МУРа меня два или три раза привлекали для проведения оперативных действий межведомственной группой, которой руководил следователь Генеральной прокуратуры Турецкий.

Ч е б о т а р е в. Когда это было последний раз?

Х о м я к. Думаю, года полтора назад...

Ч е б о т а р е в. Хорошо. Хомяк, вы отдаете себе отчет в том, в чем вас подозревают и каковы возможные последствия?

Х о м я к. Гражданин следователь! Я уже сказал во время нашего предыдущего разговора...

Ч е б о т а р е в. У нас с вами не может быть никаких разговоров.

Х о м я к. Извините. Я говорил на предыдущем допросе, что готов всемерно сотрудничать со следствием и готов оказать ему любую помощь.

Ч е б о т а р е в. Вы называете это помощью? Любопытно... Ну ладно. Отвечайте коротко и по существу вопроса. Двадцатого апреля вы видели Турецкого?

Х о м я к. Да.

Ч е б о т а р е в. Где и при каких обстоятельствах?

Х о м я к. В районе Зубовского бульвара. Он выезжал со стоянки клуба «Распутин», а я голосовал, и он остановился.

Ч е б о т а р е в. Это была случайная встреча?

Х о м я к. Нет, я знал, что его встречу. Я был...

Ч е б о т а р е в. Не забегайте вперед и не проявляйте инициативу. Вы мешаете ходу допроса, так же как прежде мешали следствию.

Х о м я к. Но я... (поднимается с места).

Ч е б о т а р е в. Сидеть! Вы были один?

Х о м я к. Нет. Со мной была девушка.

Ч е б о т а р е в. Назовите ее фамилию и имя.

Х о м я к. Ее звали Анной Никифоровой. Она работала в «Распутине».

Ч е б о т а р е в. Это вы застрелили ее?

Х о м я к. Нет!

Ч е б о т а р е в. У вас было с собой оружие?

Х о м я к. У меня вообще нет оружия. Уволившись из МУРа, я сдал свой пистолет.

Ч е б о т а р е в. Отвечайте на вопрос, Хомяк. У вас было с собой оружие?

Х о м я к. У меня не было оружия.

Ч е б о т а р е в. Почему вы остановили Турецкого? Вы ждали именно его?

Х о м я к. Да, конечно!

Ч е б о т а р е в. Расскажите об этом подробней.

Х о м я к. Накануне вечером мне позвонили и предложили деньги за то, чтобы я провернул одно дельце. Я должен был встретить следователя Генпрокуратуры Турецкого, выезжающего из «Распутина» на черной «Волге», подсадить к нему в машину Никифорову...

Ч е б о т а р е в. Стоп. Никифорову вы знали прежде?

Х о м я к. Нет. Мне предлагалось познакомиться с ней и расположить ее к себе любыми способами.

Ч е б о т а р е в. Продолжайте.

Х о м я к. Я должен был сесть вместе с ней в машину к Турецкому и дождаться, пока он заснет за рулем.

Ч е б о т а р е в. То есть как это?

Х о м я к. Это мне гарантировали. Очевидно, Турецкий был чем-то отравлен.

Ч е б о т а р е в. В клубе «Распутин»?

Х о м я к. Это мне неизвестно. После этого я должен был завладеть его пистолетом, застрелить из него Никифорову, пистолет оставить в машине и удалиться.