Текст книги "Клуб смертельных развлечений"

Ч е б о т а р е в. Вы так и сделали?

Х о м я к (вскакивает). Нет, конечно же нет!

Ч е б о т а р е в. Хомяк, немедленно сядьте на место.

Х о м я к. Простите, пожалуйста, я ужасно волнуюсь. Вы же понимаете, такие подозрения...

Ч е б о т а р е в. То ли еще будет.

Х о м я к. Простите?

Ч е б о т а р е в. Рассказывайте дальше. Кто вам звонил, вы знаете?

Х о м я к. Н-нет.

Ч е б о т а р е в. Что вам предлагали за это? Деньги?

Х о м я к. Да. Десять тысяч долларов США.

Ч е б о т а р е в. Надо же, какая точность. США... Вы не задавались вопросом, почему именно вы? Почему это предложение последовало именно вам?

Х о м я к. Конечно. И я спросил их об этом.

Ч е б о т а р е в. Кого «их»?

Х о м я к. Ну, этих... которые по телефону.

Ч е б о т а р е в. Их что, было несколько человек?

Х о м я к. Нет, это я неправильно выразился. Со мной говорил только один человек.

Ч е б о т а р е в. Опишите его голос. Удалось ли вам сделать какие-то выводы по поводу этого человека?

Х о м я к. Мужчина. Думаю, от тридцати до сорока пяти. Никаких характерных примет, ни заикания, ни акцента, ни специфического выговора. К сожалению. Мне продолжать? Он сказал, что знает, что я сижу без работы, и может предоставить мне хороший заработок. Он сказал, что я оперативный работник, подхожу идеально. Турецкий меня знает, чтобы пустить в машину, но не слишком хорошо, а это как раз то, что нужно.

Ч е б о т а р е в. Так что же произошло у вас непосредственно с Турецким?

Х о м я к. Я хотел ему все рассказать, чтобы предупредить.

Ч е б о т а р е в. В присутствии девушки?! Как-то странно. Зачем вообще вы ее взяли с собой?

Х о м я к. Чтобы тоже оградить от опасности! Ведь просили же застрелить именно ее, а не какую-то случайную с улицы. Значит, она была для кого-то потенциальной жертвой...

Ч е б о т а р е в. Понятно. Итак, вы сели в машину. Что было дальше?

Х о м я к. Турецкий сперва не понял, что это неслучайная встреча, пока я ему не сказал. Он стал меня расспрашивать о работе в МУРе. Я знал, что они большие друзья с Вячеславом Ивановичем Грязновым.

Ч е б о т а р е в. А вы сказали ему, что в МУРе больше не работаете?

Х о м я к. Не успел. Это же было не самое главное в тех обстоятельствах. Я торопился. Я же знал, что он скоро вырубится, и мне нужно было попытаться успеть ему все объяснить.

Ч е б о т а р е в. Что именно?

Х о м я к. Что меня пытались нанять, чтобы его подставить.

Ч е б о т а р е в. Скажите, Хомяк, а почему вы тянули до последнего? Почему бы вам не позвонить Турецкому на работу, не встретиться с ним заранее? Да хотя бы подойти к нему в «Распутине»?

Х о м я к. Я звонил ему на работу, но не дозвонился. А ездить на Большую Дмитровку не стал, возможно, за мной наблюдали, возможно, это как-то навредило бы Турецкому. По той же причине я не стал подходить к Турецкому и в клубе, я хотел, чтобы внешне все выглядело так, как мы условились с заказчиком, чтобы усыпить его бдительность, чтобы он думал, что я собираюсь выполнить все инструкции.

Ч е б о т а р е в. Как отреагировал Турецкий на то, что вы ему рассказали?

Х о м я к. Он не поверил и засмеялся. Это было как раз то, чего я боялся. Понимаете, время уходило, и что делать, когда Турецкий потеряет сознание, я не знал. Я должен был как-то успеть убедить его, что опасность реальна. Увы, я даже не догадывался, откуда она на самом деле исходит...

Ч е б о т а р е в. Не забегайте вперед. Между тем он продолжал вести машину?

Х о м я к. Да. Это была моя ошибка, я как-то вообще не подумал о том, куда мы едем.

Ч е б о т а р е в. Куда же вы ехали?

Х о м я к. Понятия не имею! Куда-то на северо-восток. Когда я спохватился, я стал умолять Александра Борисовича остановить машину, но он продолжал смеяться, и тогда я увидел, что с ним явно не все в порядке. У него были сильно расширенные зрачки и замедленная реакция. Между тем машина ехала очень быстро. Думаю, мы все могли разбиться.

Ч е б о т а р е в. Какой ужас.

Х о м я к. Да...

Ч е б о т а р е в. Знаете, Хомяк, не хочется вас разочаровывать, но Турецкий вообще не помнит, чтобы к нему кто-то садился в машину, ни вы, ни кто-то другой. Как с этим быть? Не хотите изменить показания?

Х о м я к. Но ведь... Но ведь Александр Борисович был явно под действием какого-то наркотика или сильного снотворного. Возможно, оно потом дало такой эффект, что он кое-что забыл. Как это называется? Амно... амне...

Ч е б о т а р е в. Частичная амнезия? Не исключено. Что же, продолжайте.

Х о м я к. Когда я увидел, что Турецкий потерял сознание, я успел перехватить у него руль и затормозить. Потом обошел машину и сел на водительское сиденье, Турецкого я осторожно подвинул...

Ч е б о т а р е в. И вы не стали проверять у него пульс, ничего такого? Вы были так уверены, что это просто потеря сознания, просто потому что вам так сказали по телефону? А если бы оказалось, что он умер?

Х о м я к. Н-нет... Я же видел, что он дышит, и я решил отвезти его в ближайшую больницу. Мы были где-то в районе ВДНХ, там что-то есть на улице Касаткина, какая-то больница, если я не ошибаюсь.

Ч е б о т а р е в. Действительно, там есть больница. Но вы не отвезли его туда. Почему?

Х о м я к. Потому что эта девушка, Анна Никифорова, она выстрелила мне в лицо из газового пистолета и вытолкнула из машины, как только я сел за руль. Я даже не успел завести машину. Я вырубился, а когда пришел в себя, «Волги» не было». Я... поймал такси и поехал домой.

Ч е б о т а р е в. Турецкий отключился, вас выкинули из машины. Значит, девушка сама села за руль?

Х о м я к. Возможно.

Ч е б о т а р е в. Давайте отвлечемся от Турецкого ненадолго. Расскажите об этой девушке подробней, как вы с ней познакомились и что было дальше.

Х о м я к. Обыкновенно. Пришел в клуб...

Ч е б о т а р е в. Во сколько пришли, уточните.

Х о м я к. Думаю, около девяти вечера. Девчонка танцевала в пип-холле, у них там разделения: стрип-холл для дам, потом пип-холл, лайф-холл...

Ч е б о т а р е в. Остановитесь. Значит, она танцевала?

Х о м я к. Ну да. Потом ее смена закончилась, она переоделась и пришла в бар. Я об этом знал, меня же предупредил тот тип по телефону, что у нее такая привычка: после работы – в бар.

Ч е б о т а р е в. Вы не говорили об этом.

Х о м я к. Ну забыл, извините. Значит, я подсел и просто завел разговор. Развеселил ее тем, что угадал имя. Как вы понимаете, это сделать было несложно, я его просто знал. В какой-то момент появился Турецкий.

Ч е б о т а р е в. Он был один?

Х о м я к. Да.

Ч е б о т а р е в. Он с кем-нибудь общался, знакомился?

Х о м я к. Я такого не заметил. По-моему, он просто фланировал по залу и выпивал.

Ч е б о т а р е в. То есть к нему время от времени подходил официант?

Х о м я к. Может быть, откуда я знаю?

Ч е б о т а р е в. Но если он выпивал, выпивка же откуда-то бралась?

Х о м я к. Это я так сказал, вообще. Знаете, я теперь уже не уверен. Хотя вроде бы у него в руке был стакан.

Ч е б о т а р е в. Вы видели, что конкретно он пил?

Х о м я к. Нет.

Ч е б о т а р е в. Ваш заказчик, этот тип, как вы говорите, предупреждал вас о камерах наблюдения в клубе?

Х о м я к. Ни слова не сказал.

Ч е б о т а р е в. Вы сказали, что Турецкого отравили. У вас есть идеи по поводу того, где это могло произойти?

Х о м я к. Нет.

Ч е б о т а р е в. Может быть, Турецкий появился в «Распутине», уже будучи не совсем в порядке?

Х о м я к. Едва ли. Трудно сказать... Не уверен... Вряд ли.

Ч е б о т а р е в. Хомяк, вы можете ответить более определенно?

Х о м я к. Не могу, к сожалению.

Ч е б о т а р е в. Продолжайте.

Х о м я к. Заметив, что Турецкий собирается уходить, я предложил девушке перебраться в другое место.

Ч е б о т а р е в. И она согласилась?

Х о м я к. Легко.

Ч е б о т а р е в. Очевидно, у вас не возникает никаких проблем в общении с женщинами...

Х о м я к. Знаете, я много времени провел на оперативной работе и привык общаться с людьми.

Ч е б о т а р е в. Понятно. Когда вас вытолкнули из машины, вы быстро пришли в себя?

Х о м я к. Думаю, минут десять мне на это понадобилось.

Ч е б о т а р е в. Но вы не позвонили в милицию и никому не сообщили о том, что произошло. Можете объяснить, почему вы так поступили?

Х о м я к. Я... испугался, понимаете? Просто испугался.

Ч е б о т а р е в. Но вы профессионал, очень странно, что вы так поступили. Объясните свои действия.

Х о м я к. Я рассуждал так. Если что-то могло случиться, то оно уже случилось. Даже самое плохое. Никаких оперативных действий предпринять я уже не мог. И я, к стыду своему, решил не торопиться, прийти в себя и все обдумать. Но дома я услышал в новостях о том, что Турецкого нашли с мертвой девушкой на заднем сиденье, и тогда я уже совсем запутался и еще больше испугался.

Ч е б о т а р е в. Но вы как-то объяснили для себя, что же произошло?

Х о м я к. Я решил, что Александр Борисович пришел в себя и сам пристрелил девицу.

Ч е б о т а р е в. Но зачем?

Х о м я к. Не знаю. Возможно, она на него напала, так же, как на меня, а он просто защищался.

Ч е б о т а р е в. Девушка была убита на заднем сиденье. Между тем вы сами согласились с тем, что когда она вас вытолкнула из машины, то села за руль. Больше ведь некому было. Что же получается? Турецкий приходит в себя, видит рядом девицу, которая, допустим, угрожает его жизни, пересаживает ее назад и там убивает?

Х о м я к. Может быть, он сперва ее убил, а потом пересадил.

Ч е б о т а р е в. Не может быть. Экспертиза установила, что в момент своей смерти Никифорова была сзади.

Х о м я к. Ну я не знаю!

Ч е б о т а р е в. Какая-то чушь получается. Вам предлагают затащить в машину к следователю Генпрокуратуры какую-то постороннюю для вас обоих девицу, причем чуть ли не силком, а потом выясняется, что он, этот самый следователь, ее зачем-то убивает.

Х о м я к. По-моему, как раз все логично.

Ч е б о т а р е в. Раз так, предложите свою версию.

Х о м я к. Какие-то люди решили убрать Турецкого и заказали его этой киллерше. Но поскольку она не знает его и не имеет возможности войти в тесный контакт, они привлекают меня и устраивают всю эту катавасию.

Ч е б о т а р е в. Киллерша-стриптизерша?

Х о м я к. А почему нет?

Ч е б о т а р е в. Действительно. Чего в жизни не бывает... Знаете, Хомяк, в этом деле есть одна странная вещь. В машине практически не было найдено ваших отпечатков пальцев. Ни на ручке дверцы, ни в салоне.

Х о м я к. А... точно не помню, но, кажется, я был в перчатках. Я, знаете ли, родом с юга и одеваюсь всегда очень тепло.

Ч е б о т а р е в. Понятно. Это, конечно, многое объясняет. За исключением того, что один ваш отпечаток там все же есть. Вернее, два и оба – на ключе зажигания.

Х о м я к. Ну что ж, наверно, в тот момент я так волновался, что как-то безотчетно стянул перчатки. Я же не отрицаю, что сел за руль!

Ч е б о т а р е в. Может быть, может быть. Скажите, Хомяк, почему вы уволились из МУРа?

Х о м я к. Очень неприятная история. Мне пришлось это сделать, чтобы не бросать тень на своих коллег – сотрудников уголовного розыска.

Ч е б о т а р е в. Давайте без пафоса и по существу.

Х о м я к. Я вломился к своим соседям, от которых доносились женские крики, а оказалось, что они записывают на компьютере противоугонную программу. Так что я сейчас под судом по этому делу, вероятно, крупный штраф придется заплатить.

Ч е б о т а р е в. Эту версию я знаю. Но я хотел бы выяснить правду. Так почему на самом деле вы сбежали из милиции?

Х о м я к. Что вы хотите этим сказать, гражданин следователь? Я говорю вам все, как есть на самом деле!

Ч е б о т а р е в. Видите ли, Хомяк, я беседовал с вашими соседями. Должен вас разочаровать. Они отказались от своих первоначальных показаний и сознались в том, что вступили с вами в преступный сговор. Вы заплатили им триста долларов, чтобы они подали на вас это липовое заявление. Не было никакой записи противоугонной программы, не было женских криков...

Х о м я к. Это ложь!!!

Ч е б о т а р е в. Кроме того, есть показания еще одной вашей соседки, пенсионерки Шустриковой, с вашей лестничной клетки. Старики, знаете ли, очень любопытны. Так вот она наблюдала в дверной глазок и видела, что вы вышибали дверь в присутствии молодой пары программистов и с полного их согласия. Это несколько расходится с вашим объяснением, верно?

Х о м я к. Я...

Ч е б о т а р е в. Вы усугубляете свое положение. Мне надоела эта игра в кошки-мышки. Она непродуктивна. Вы знаете, сегодня с утра меня одолевал звонками начальник МУРа, он просил моего разрешения на беседу с вами. Как вам кажется, чего он хочет?

Х о м я к. Я не знаю. Но мне нечего ему сказать...

Ч е б о т а р е в. Я не разрешил ему встречу с вами... пока. Пока я не выясню все необходимое для себя...

Х о м я к. Понятно.

Ч е б о т а р е в. И пока вы не перестанете врать!

Х о м я к. Что? Но я не... Что вы имеете в виду? Я говорю правду!

Ч е б о т а р е в. Вы лжете. Вы убили девушку и убили еще двух человек.

Х о м я к. Да каких еще двух человек?!

Ч е б о т а р е в. Официанта из «Распутина» и еще одного человека, который там раньше работал. Их фамилии Богомолов и Мартынов. Вы пытались сжечь их тела в котельной на улице Берзарина.

Х о м я к. Да это же чушь какая-то! Это полный бред!

Ч е б о т а р е в. Я бы не стал торопиться с такими заявлениями. У меня есть свидетели. Пять человек.

Х о м я к (севшим голосом). Пять... человек?!

Ч е б о т а р е в. Вот именно. Их показания дополняют друг друга. Они видели, как вы привезли в котельную два свертка. А потом мы нашли тела Богомолова и Мартынова в топке. Они, конечно, обгорели, но мы сумели их опознать. Вы перестарались с углем, навалили его слишком много, и огонь перестал получать доступ к кислороду. С неопытными кочегарами это случается.

Давно уже Гордеев не получал такого удовольствия от посещения Генеральной прокуратуры. Он сидел в кабинете старшего следователя Управления по расследованию особо важных дел государственного советника юстиции 3-го класса Александра Борисовича Турецкого и пил холодное пиво. Между прочим, в присутствии хозяина кабинета. Да-да! Для полного счастья неплохо было бы еще дозвониться Жене, но отчего-то не получалось застать ее дома.

Турецкий ничего не пил, потому что был на работе. Вот именно, Турецкий отныне снова был на работе, а не в камере следственного изолятора. Там теперь сидели господа Игнатьев, Хомяк и прочие, а Александр Борисович трудился на благо отечества. По крайней мере, так он заявил, хотя Гордеев застал его в самой что ни на есть американской позе: ноги на столе, руки на затылке, взгляд задумчиво устремлен в потолок.

Гордеев расхохотался и сказал:

– Тебе, Сан Борисыч, сейчас только сигары не хватает для полноты картины.

– Дорогое удовольствие, – рассеянно пробормотал Турецкий, протянув тем не менее руку за пачкой сигарет.

– Не скажи, – возразил адвокат, усаживаясь и доставая бутылочку «Туборга». – Я давеча даже бомжа видел, который сигару курил.

Турецкий помолчал, пуская дым затейливыми сизыми колечками. Потом все же спросил:

– Ничего не путаешь?

– Да нет, как же тут спутаешь-то? Толстенная такая штуковина, длиной сантиметров пятнадцать, а то и двадцать. Чай, не сигарета, натуральная сигара. А мужик – сущий бомж. Это, скажу я вам, было зрелище.

– Могу себе представить. А где это было? – заинтересовался почему-то Турецкий.

– Возле Ярославского вокзала.

– Очень интересно, – пробормотал Турецкий, берясь за телефон и набирая, как заметил Гордеев, номер начальника МУРа. – А ты его узнать при случае сможешь, этого бомжа?

– Шутишь? Как же бомжа узнаешь?

– А что, бомжи уже у нас и не люди, Юра? Или ты привык, что раз всякие хомяки их в котельных сжигают, то...

Тут Турецкий дозвонился, и педантичный Гордеев не успел возразить, что, во-первых, ничего такого он не имел в виду, а во-вторых, Хомяк сжигал в котельной как раз не бомжей, а вполне цивилизованных людей – официанта и бывшего менеджера ночного клуба.

– Славка, привет, – сказал в трубку Турецкий. – Слушай, тут у меня Гордеев сидит и рассказывает, что на Ярославском вокзале бомжики сигары курят... Сам видел, собственными глазами, да. Вот и я о том же. Нет, опознать он не сможет. Ну пошли кого-нибудь туда, ладно?

– Ладно-то ладно, – проскрипел Грязнов, – только я вот не понимаю, ты что, опять неприятности на свою задницу ищешь? Оставил бы бомжей в покое, они к твоему делу отношения не имеют. Вот скажи, Саня, лучше, охота тебе было самому рыпаться и лезть в этот гадюшник, который они называют ночным клубом? Глядишь, и не сидел бы на нарах вообще! Скажешь, я не прав?

Турецкий немного помолчал.

– Я тебе вот как отвечу. Когда Черчилль был еще всего-навсего министром печати, то есть когда он еще не был толстым, но уже любил армянский коньяк, он как-то стал свидетелем охоты полиции за преступником. И что же он сделал?

– Да, вот именно, что же он сделал?

– Он сам бросился в погоню. А потом, когда уже все закончилось, он, разумеется, услышал от журналистов: «Ну как же так, вы же министр, это несолидно...» «Плевать, – сказал Черчилль. – Знали б вы, как это было интересно!» – Турецкий положил трубку и уставился на Гордеева. – Ну и что ты на меня так смотришь, любезный моей печени адвокат?

– Надеюсь, что любезный моим почкам следователь расскажет хоть что-нибудь наконец, – буркнул Гордеев. – Кажется, я этого заслуживаю. Почему вас бомжи вдруг заинтересовали? Да нет, это мне до лампочки, конечно. Но меня по-прежнему волнует история с «Распутиным». И мне по-прежнему ничего не понятно. Мое дело, конечно, маленькое: клиента из «гестаповских застенков» вытаскивать, но все же нет-нет да и любопытство просыпается, а что же на самом деле вокруг него происходит? Я понимаю, что победителей не судят, причем на тебе это выражение работает в буквально смысле, но все-таки, может, сжалишься над бедным тупоголовым адвокатишкой?

– А бомжи, значит, тебя не интересуют?

Гордеев покачал головой.

– Даже те, кто сигары курит?

– Подумаешь, украл где-нибудь, вот и курит. Колоритно, конечно, не спорю, но не более.

– Напрасно ты так категоричен в своих выводах, Юра. Такой бомж, не исключено, мог бы стать для тебя отличным клиентом, гораздо более платежеспособным, чем я, к примеру.

– С тебя Александр Борисович, я денег в любом случае не возьму, обязуюсь защищать бесплатно, так что совершай себе преступления на здоровье и во благо отечества. Но позволь заметить, но ты у нас такой один во всей мыслящей вселенной, а вот чем бомжи смогут мне платить, интересно? Пустыми бутылками? Так я побрезгую, не возьму.

– Ты напрасно шутишь.

– Ну, извини, если обидел.

– Насчет бомжей, я имею в виду. У тебя время есть, надеюсь? Тогда хлебай свое пиво и мотай на ус. Пожалуй, я могу тебе кое-что рассказать.

– Ты уже знаешь, кто тебя подставил?

– Пока нет.

– А Игнатьев?

– Он ни при чем. То есть, я хотел сказать, к моим делам он отношения не имеет, – пояснил Турецкий.

– Что же он тогда делал в «Распутине», когда мы с ним там встретились? Я думал, он удалял файлы с информацией на Богомолова и Мартынова...

– А я думаю, эти файлы удалил сам Богомолов по распоряжению Хомяка. Впрочем, это еще нужно будет прокачать. Верным было твое первое предположение – Игнатьев удалял другую информацию, гораздо более опасную для него. Он контролировал это злачное заведение (уже есть доказательства), и, видимо, там была какая-то опасная для него бухгалтерия. Но к черту этого урода. Ты хочешь знать, что меня туда привело или нет?!

Гордеев активно закивал.

Выяснилось, что Александр Борисович принял к своему производству довольно громкое дело – убийство нефтепромышленника Максакова. Гордеев помнил об этом случае, еще бы, ведь умер один из богатейших людей страны! Средства массовой информации тогда объявили, что Максаков скончался в результате сердечного приступа, но, оказывается, – ничего подобного! Версия о несчастном случае была оглашена по настоятельной просьбе его близких. На самом деле президент компании «Дальнефть» пятидесятилетний Станислав Максаков семнадцатого апреля был убит ударом ножа в шею в закрытом клубе «Березка», постоянным членом которого являлся. По подозрению в убийстве был арестован охранник клуба Кирилл Столбов.

– Елки-палки, Александр Борисович! – подскочил Гордеев. – Бейсбол?!

– Что – бейсбол? – прищурившись, поинтересовался Турецкий.

– Я вспомнил, Максаков – это тот олигарх, который купил бейсбольную команду, да? В газетах писали, числа четырнадцатого, кажется, этого же месяца!

– Пятнадцатого, – поправил Турецкий.

– Да-да, а еще я помню, как в Лефортово ты читал спортивную газету и что-то бормотал про бейсбол, верно? Это ты мне подсказывал тогда, да?

– Молодец, – похвалил Турецкий с видом Наполеона, отдающего должное своему маршалу. – Хотя и тугодум. Поезд ушел. Теперь я и сам тебе все расскажу...

Бейсбол к этой истории отношения вроде бы не имел, по крайней мере, версии, что Максакова заказал владелец другой бейсбольной команды, какой-нибудь техасский миллионер, у Турецкого не было. Зато у Турецкого был информатор по фамилии Локтев.

– Секундочку, – не унимался Гордеев, – но ведь получается, что Максакова убили буквально через два дня после того, как он купил бейсбольный клуб. Это странное совпадение.

– Вот именно, что совпадение.

– А кто наследник Максакова? Он же был, как писали, одним из самых богатых людей России. Так кто теперь займет его место, кто получит денежки?

– Есть завещание, согласно которому все состояние должно быть поделено между женой и дочерью в пропорции один к двум.

– То есть жене – в два раза меньше? А сколько лет его дочке?

– Семнадцать. Очень милое создание по имени Сашенька, – сухо сообщил Турецкий.

– Ага! Значит, ее деньгами пока что тоже будет распоряжаться мамаша! А она что собой представляет? Небось бывшая модель?

– Актриса.

– Ну конечно! Чем не мотив, а, Александр Борисович? Денег в случае смерти мужа она получает меньше, чем дочь, но ведь дочери – всего год до совершеннолетия. Надо торопиться!

– У нее и так было все, что только можно себе вообразить. Ее зовут Марина Алексеевна, ей около сорока, но в голову это не приходит, когда на нее смотришь. Чертовски красива. Только ты вряд ли ее увидишь, она сейчас в Англию укатила, хорошо, что я успел ее допросить еще до того, как меня в Лефортово засунули. Ты, наверно, Юра, не очень представляешь себе жизнь этих людей.

– Вообще не представляю.

– Вот именно. Так что не торопись с выводами. Хотя в том, что ты говоришь... Скажем так, последнее время у супругов были большие нелады. Но, скажу тебе как человек с хорошим семейным опытом, это можно сказать про любую супружескую пару, что именно последнее время у них большие нелады. И не сбивай меня больше, сам все расскажу. Давай лучше вернемся к нашим баранам, в смысле, к Локтеву...

Чиновник московского правительства Анатолий Евгеньевич Локтев был акционером и членом совета директоров «Дальнефти», он сливал Турецкому кое-какую информацию о частной жизни и профессиональной карьере Максакова. Но Локтев не явился на третий допрос в Генпрокуратуру, сославшись на занятость в мэрии, зато сообщил Турецкому по телефону, что якобы Максаков делился с ним опасениями по поводу собственной безопасности, и обещал предоставить более конкретные улики. Для чего и вызвал Турецкого на встречу в ночной клуб «Распутин». Однако теперь Локтев утверждал, что этого не делал и Турецкому не звонил, а значит, никакими опасениями Максаков с ним не делился. А также он уверял, что с покойным официантом Богомоловым знаком не был, то есть через него ничего не передавал.

– Ты ему веришь? – поинтересовался Гордеев. – Но ведь это он тебе поздно вечером звонил, чтобы встречу назначить, или нет?!

– Я размышляю, – уклончиво ответил Турецкий. – Изменить голос по телефону – дело нехитрое, тем более что, как я припоминаю, слышно было не очень, треск в трубке стоял. Грязновские оперативники отработали Локтева и его окружение и никаких связей с людьми из «Распутина» не нашли. Это раз. И с Хомяком и «двенадцатью апостолами» – тоже связи не прослеживается. Это два. Похоже, кто-то другой за этим стоит.

– А что Хомяк? Заговорил?

– Не то слово. Запел, как Паваротти. Но, к сожалению, он дает очень ограниченные показания. Вообще же, он, видишь ли, работал на «двенадцать апостолов» и, когда начались аресты всей этой компании, решил обрубить концы весьма оригинальным способом...

– Я понял, – перебил Гордеев. – Он сам уволился из милиции и придумал себе эту историю о незаконном проникновении к соседям. И все для того, чтобы его не пристегнули к «двенадцати апостолам».

– А ты, оказывается, не всегда тугодум, – с одобрением отметил Турецкий. – Да, тут все понятно. Непонятно другое – от кого он получал инструкции, в частности, относительно меня. Он утверждает, что заказчика таки не видел, получал их действительно по телефону, но только... – Турецкий замолчал и снова уставился в потолок.

– Что – только?

– Только не от мужчины, а от женщины.

– А деньги он как получал?

– Аванс, пятнадцать тысяч долларов, ему положили в почтовый ящик.

– Ну и что такого удивительного, что от женщины? – пожал плечами Гордеев. – Кто-то посадил девчонку на телефон и дал ей текст.

– Возможно, возможно. Важно другое. Он никого не видел.

– Вы уверены? Может, врет? Боится своего заказчика еще больше, чем правосудия?

– Тоже не исключено.

– Александр Борисович, расскажи наконец, что же на самом деле тебе передал официант. От кого это было послание? Почему ты об этом не говорил раньше? Что в нем такого важного? – засыпал вопросами Гордеев, и сам даже немного устыдился своей горячности. – Это не дает мне покоя...

Турецкий пожал плечами:

– Боюсь тебя разочаровать. Ровным счетом ничего важного, как теперь стало ясно. Официант только направил меня туда, где я и оказался. Он сказал, что, после того как я выйду из клуба и отъеду от стоянки, ко мне в машину сядет человек, который и расскажет все, что меня интересует. Я, разумеется, решил, что это будет Локтев.

– Но почему ты мне ничего не говорил?!

– Во-первых, я не сомневался, что официант уже на том свете. Во-вторых, я не хотел, чтобы ты Локтева теребил. Хотя, если помнишь, относительно него я все же дал тебе небольшую подсказку.

– Завидую вашему хладнокровию, – вздохнул адвокат.

– Посидишь в тюрьме, тоже научишься, – посулил следователь.

– Подожди, подожди, кое-что не сходится! Для того чтобы сказать тебе это, Богомолову было достаточно несколько секунд, но ведь известно, что вы общались с ним гораздо больше. Значит, было что-то еще?

Турецкий внимательно посмотрел на своего приятеля:

– Действительно было. Следователь Чеботарев тоже обратил на это внимание. Дело в том, Юра, что я был знаком с этим Богомоловым. На чем, вероятно, и строился весь расчет Хомяка. Он искал, где бы меня подловить, и нашел-таки, мерзавец, в оперативной смекалке ему не откажешь. Лет пять назад я читал курс лекций на юрфаке МГУ[8]8
  См. роман Ф. Незнанского «Картель правосудия» (М., 1998).


[Закрыть]...

– Припоминаю, – пробормотал Гордеев. – Минуточку... А покойный Богомолов – студент МГУ! Так вы были знакомы?

Турецкий кивнул.

– Но ведь он, кажется, заочник? Хотя постойте, Богомолов учился и на очном отделении, правда, всего один год, но как раз пять лет назад! Все сходится, все понятно. С твоей памятью на лица, Александр Борисович, ты, конечно, не мог забыть своего студента. Значит, расчет строился на том, что, увидев в качестве «связного» этого парня, которого ты когда-то знал, ты невольно станешь больше доверять всей этой ситуации, не будешь ждать подвоха и расслабишься. Тем более что все происходило довольно быстро.

– Верно. Только скажу тебе по совести, я и так не ждал подвоха. То есть, разумеется, я всегда помню, кто я такой, чем занимаюсь и что из этого может последовать, но никакой подставы в тот вечер я и близко не подозревал. Но кому-то, черт побери, срочно понадобилось вывести меня из игры на длительный срок.

– И ты догадываешься кому?

– Пока нет.

– Да, – спохватился Гордеев, – но как же быть с девушкой? Ты же сказал, что человек, с которым у тебя была встреча в «Распутине», ее клеил! Как же это теперь укладывается в общую картину?

– Нормально укладывается. Богомолов несколько раз подходил к ней, и они мило общались, так что я почти не лукавил. Все это делалось для того, как ты верно заметил, чтобы я еще больше проникся доверием к ситуации. Получился эдакий лохотрон для следователя Генпрокуратуры. Все роли расписаны до мельчайших деталей.

– Довольно высокого класса лохотрон.

Турецкий развел руками: что поделаешь, мол, достойный противник.

– Но неужели ты действительно не помнишь Хомяка в тот вечер?

– Представь себе, нет, Юра. Все, что я говорил раньше, – чистая правда. Я помню только, что сел за руль и отъехал от стоянки. Очевидно, Хомяк с девушкой меня уже поджидали.

– Почему он убрал их всех, как ты думаешь?

– Тут и к доктору ходить не надо, все очевидно. Они – свидетели подставы, у каждого своя роль, стоит каждому рассказать, что знает, как откроется общая картина. Хомяк просто недоработал, если бы он уничтожил тела без следа, вы с Грязновым ничего бы не нашли, да и пальцы на ключе зажигания идентифицировали бы до второго пришествия. Кроме того, сами по себе эти отпечатки ничего не доказывали, ведь, согласно его легенде, когда я отрубился, Хомяк сел было за руль, пока якобы девушка на него не напала. Вот скотина.

– А бывший менеджер, Мартынов? Чем он занимался?

– Как рассказал мне Чеботарев, Мартынов вообще оказался крайним. Он в этой истории явно не при делах, из клуба давно ушел, занимался сетевым маркетингом, но вина его (в глазах Хомяка, разумеется) состояла в том, что он взял некогда Богомолова на работу и по-прежнему состоял с ним в приятельских отношениях. Богомолов вполне мог что-то рассказать Мартынову, и даже, если он хотя бы прежде рассказывал о знакомстве со мной, этого было достаточно.

– Вот бедняги, – вздохнул Гордеев.

– Ничего не поделаешь, люди гибнут за металл. Девушка получила тысячу долларов, Богомолов – три, и, видимо, им посулили еще. Впрочем, не факт, что ушлый Хомяк, который лично их нанял, сам у них же потом эти денежки не изъял. Но с этим пусть теперь Чеботарев разбирается. Жираф большой, ему видней. И знаешь что? Пойдем пообедаем, – безо всякого перехода решил Турецкий.

В столовой сразу четыре смутно знакомых работника Генпрокуратуры одновременно высказали горячее желание угостить Александра Борисовича обедом, а двое из них обещали продолжение. Так что Гордееву пришлось терпеливо ждать, пока Турецкий вежливо, но твердо освободится от этих дружеских рукопожатий и усядется за столик.

– Ты теперь герой, – заметил адвокат.