Текст книги "Клуб смертельных развлечений"

– Тридцать семь, – равнодушно сообщил Турецкий.

– Сколько?! – обалдел Гордеев.

– Ты откуда знаешь? – удивился начальник МУРа.

– Я же занимался этим делом с самого начала, – напомнил Турецкий. – И изучал биографии всех, кто был в «Березке» в ночь убийства. Разговаривал кое с кем из них.

– Ну и как тебе тогда показался Дубовик?

– Вполне респектабельный господин, чего уж скрывать. Очечки в тонкой оправе, безукоризненный русский язык, манеры...

– То-то и оно, – вздохнул Грязнов. – Между прочим, Дубинин-Дубовик, еще будучи семнадцатилетним юношей, успел совершить два убийства, за которые и отсидел срок в лагере. При этом его mоdus ореrаndi, то есть способ убийства – механизм нанесения ударов ножом в сонную артерию, – был тот же самый, что и в случае с Максаковым. Имеются свидетельские показания пятнадцатилетней давности о том, что с холодным оружием – с ножами – он виртуозно управлялся, кидал с десяти метров точно в цель. То, правда, давно было, но что-то мне подсказывает, что навыков своих он не утратил.

И еще я сильно подозреваю, что именно такой человек мог быть духовным отцом группы, известной нашему прогрессивному обществу как «двенадцать апостолов». А Константин Дмитриевич все пытается из наших ментовских генералов кого-нибудь на эту почетную должность натянуть. Да у них кишка тонка! Ну а уж Хомяком этот Дубовик точно командовал, можно не сомневаться.

– Надо его брать, и немедленно, – сказал Турецкий. – Сейчас я позвоню Меркулову...

– Не-мед-лен-но, – перекривил его Грязнов. – Раньше надо было извилинами шевелить. Бова, он же Дубинин, он же Дубовик, вылетел в Англию неделю назад вместе со своей дамой сердца. А уж где он сейчас, одному богу известно... Даму, кстати, зовут Евгенией, она твоя, Юрий, недавняя подружка и твоя же, Александр, недавняя соседка. Так что однозначно – это Дубовик пытался тебя из игры выключить.

Турецкий невозмутимо пожал плечами.

– Что?! – завопил адвокат, схватившись за виски.

– То самое. Сделала она нашего турка по полной программе. Ты, Саня, помнится, говорил, что помогал барышне на своей «Ниве» вещи перевозить, верно? А потом твоя машина сломалась, так?

Гордеев тут же вспомнил причину «поломки»:

– Шлангочка, по которой течет тормозная жидкость, сорвалась с креплений и при левом повороте чем-то пережималась.

– Ее беленьких ручек дело, – безапелляционно подтвердил Турецкий. – Тоже мне большая хитрость. Это уже вчерашний день, Юра, особенно после того, как она исчезла, оставив нас всех с носом. Объяснить тебе, зачем она все это делала?

– И так ясно, – пробурчал Гордеев. – Чтобы следователь Генпрокуратуры вляпался в дерьмо на черной служебной «Волге». И чтобы подольше отмывался.

Гордеев вспомнил, как Турецкий еще в Лефортово рассказывал ему про то, что в Германии «разрешен секс за рулем». Как тогда он сказал? Водитель так и не узнал имя – имя розы, вот ведь черт возьми! Гордеев вспомнил, как невнимательно вроде бы слушал Турецкий его любовную историю. Черта с два он был невнимателен! Он уже тогда уловил самую суть и мог позволить себе расслабиться. Турецкий понял, о ком идет речь, – это раз. Он моментально связал женщину с поломкой своей машины – два. И направил своего адвоката по следу, дал ему ниточку – это три. Только адвокат, вместо того чтобы разглядеть в этой женщине врага, втрескался в нее по уши. Турецкий был необычным клиентом в необычных обстоятельствах, информацию от него можно было получать только косвенную и лишь ту, что он сам считал нужным выдавать. Возможно, он даже забавлялся, давая адвокату подсказки, возможно, был вполне серьезен и просто соблюдал какую-то одному ему ведомую конспирацию. Подсказки Турецкого опосредованные, не прямые, это можно уже было понять, исходя из истории мифической связи английского доктора с московским чиновником. Например, увидел Турецкий в газете фамилию, переводящуюся на английский, подкинул ее Гордееву. Тот, пусть не сразу, но наживку заглотнул, да еще и Дениса на туманный Альбион сгонял. А англичанин оказался ни при чем. Просто у Александра Борисовича такой вот подход выработался – эзоповым языком разговаривать.

– Вот люди подставу готовят, а? – восхитился Гордеев, заставляя себя забыть немедленно всплывшее в памяти женское лицо. – Это ж надо, специально квартиру рядом с тобой сняла, Александр Борисович, познакомилась заблаговременно, чуть ли не в друзья семьи записалась...

– Потом тебя еще подцепила, – продолжил Грязнов.

– Это к делу не относится.

– Ладно, – покладисто согласился начальник МУРа. – Но тогда я требую, чтобы вы все мне объяснили по порядку.

Турецкий вздохнул и заученно забубнил:

– Все началось с появления одного неприметного англичанина. Вернее, американца. Он тут у нас некоторое время тихо знакомился с достопримечательностями столицы, а потом так же незаметно отбыл к себе в Штаты. Вернее, в Англию...

– Объясните на пальцах, – взмолился Грязнов, – какой англичанин, какой американец?! Что все это значит?

– Давай, рассказывай, – кивнул Турецкий Гордееву, – все лавры адвокатуре.

Эпилог

Рабочий день уже закончился, так что приятели и соратники не с чувством безнаказанности, как иной раз – чего уж тут скрывать, бывало, – а с ощущением выполненного долга расположились в кабинете Турецкого. По традиции, как в недавние добрые времена.

– Первым делом, – назидательно сказал Грязнов и не успел закончить, потому что Турецкий с Меркуловым, не сговариваясь, синхронно пропели:

 
Первым делом – мы отключим телефоны,
Ну а девушки – а девушки потом!
 

В американском кино гангстеры перед переговорами выкладывали на стол пистолеты, ну а четверо друзей достали мобильные телефоны и выключили их от греха подальше.

Гордеев накрывал на стол (лаваш, маринованные огурчики-помидорчики, такие же грибочки, три копченые курицы, молодая картошечка, посыпанная зеленью), Грязнов откупоривал бутылки (три вида минеральной: «Новотерская», боржоми, «Архыз», три варианта коньяка «Арарат», «Ани», «Ахтамар»), Меркулов с Турецким, скинув пиджаки на спинки стульев, вяло полемизировали о методах работы отдельных сотрудников Генпрокуратуры.

– Александр Борисович, – сказал адвокат, – поскольку я уже имел кое-какое отношение к твоим делам, может, ты все же просветишь меня?

– Что именно тебя интересует?

– Цыганков. Зачем он все-таки брал деньги у Максакова?

– Это проще пареной репы. Цыганков выкупал свою девчонку у одного бизнесмена арабских кровей по имени Рачик. Слышал о таком?

– А я думал, ему не пришлось этого делать, он мне говорил, что этого Рачика ему удалось обвести вокруг пальца.

– Вначале и не пришлось. Но не такой уж Цыганков великий комбинатор, каким хочет казаться. Потом так вышло, что Рачик оказался гостем «Березки», его туда как-то привез Дубовик. Разумеется, Рачик увидел там Катю и предъявил Цыганкову претензии. Тот попросил в долг у Максакова. Конфликт был исчерпан.

– Всего-то, – разочарованно протянул Гордеев. – А сколько таинственности... Ну ладно. Чем же на самом деле была эта самая «Березка»?

– Цыганков снял старинный особняк, помещение отремонтировал и устроил там место встречи членов клуба с трогательным названием «Березка». При зале работал отменный, закрытый для посторонних ресторан. Шеф-повар Матвей Сидоренко был одним из лучших российских поваров, он, судари мои, готовит также в «Пушкине», и мы с вами не раз имели возможность вкушать его шедевры. Помещение это было своеобразной штаб-квартирой клуба. Члены клуба проводили там выходные дни, оставаясь на ночь. У каждого был свой номер. Цыганков организовал «круизы» – выезды в народ. При этом специальный парикмахер-стилист гримировал людей. Жен богатейших людей этот парикмахер гримировал под вокзальных проституток, а их мужей гримировал под бомжей. Цыганков договаривался с руководством московской милиции. Каждый раз ему выделялся специальный милицейский наряд, чтобы реальные московские бомжи, нищие и проститутки не приставали к его загримированным бомжам, нищим и проституткам. Назначались контролеры из числа членов клуба. Они должны были следить за выручкой «бомжей» и заработком «проституток». Таким образом объявлялся старт, выезд, и все выезжали на площадь «у трех вокзалов». Выезжали в «народ». Начиналась «работа». Это была радость, это был «кайф» для богатейших людей России. Изображая свой «народ», то есть проституток и бомжей, знатные богатые люди не находили себе места от радости и наслаждения. Все они охотно и с радостью втягивались в это безумное развлечение. Так что и бомжи иногда курят сигары, Юра. Девицы и дамы старались подцепить как можно больше кавалеров, а мужчины делали все, чтобы собрать как можно больший урожай мелочи. Эти игры проходили под контролем милиции, которая была куплена для этих занятий...

– «Двенадцать апостолов»? – уточнил Меркулов.

– Ну конечно! Но прошу учесть, для наших «апостолов» эти игры были только верхней частью айсберга. Выигравшие получали действительно большие денежные призы, поскольку у членов клуба собирались взносы. После окончания спектакля устраивалась грандиозная попойка, где случалось все, вплоть до обмена женами.

– И что, Максаков со своими конкурентами тоже в этом участвовали?!

– Максаков и Дубовик были вхожи в «Березку». Цыганков, этот Остап Бендер двадцать первого века, старался заполучить их всеми силами, и это ему удалось. Но разумеется, ни в каких бомжей нефтепромышленники не играли. Для них посещение «Березки» было не более чем удобным камуфляжем. В других местах и заведениях они находились под пристальным вниманием своих коллег и конкурентов по бизнесу, а здесь могли расслабиться. Впрочем, ровно до того момента, пока не началась вся эта возня вокруг сделки с англичанами... Между тем фантазии других членов клуба разгорались. Запретный плод, как известно, сладок. Женщин уже не удовлетворяла лишь игра. Они хотели действительно испытать, что чувствует проститутка, отдаваясь первому встречному. Или группе первых встречных. Как с бандитскими, так и сексуальными наклонностями. А мужчин тоже манил риск. Они желали действовать без поддержки милиции и почтеннейшей публики. Жаждали опасных и кровавых развлечений. Они самостоятельно выезжали на электричке куда-нибудь подальше от Москвы. То в Мытищи, а то и в Ярославль. И там встречались с настоящими бомжами. С настоящими преступниками. Невольно втягивались в опасные ситуации. Некоторые из них применяли оружие. И местная милиция, находя трупы бомжей и проституток, приходила в ярость. Кто же совершил эти преступления? Таким образом игра перерастала в рискованные приключения. Но Цыганков не скупился. Милиция получала хорошие деньги за «раскрытие» подобных преступлений и вызволение богачей «из плена» и неприятных ситуаций. Но случалось, что милиция находила и трупы. При расследовании выяснялась странная картина. С одной стороны, потерпевшими оказывались бомжи и проститутки. Однажды при неустановленных обстоятельствах погиб крупный бизнесмен. И следователи не могли ответить на вопрос: как тот или иной магнат, проживающий в столице, мог вдруг оказаться, скажем, на окраине Мытищ? При этом «новый русский» выглядел как бродяга, нищий или бомж. Так и начал распутываться этот клубок.

– Совсем не с того места и не в том направлении, – буркнул Грязнов.

– Саня, – добродушно-укоризненно проговорил заместитель генерального прокурора, – чтобы закрыть тему, я должен заметить, что все твои проблемы проистекают от твоих же методов работы. Пора уже стать солиднее, в самом деле, пора, что ли, придерживаться какого-то порядка, который соблюдают твои коллеги, к примеру...

– Все наши рассуждения сводятся к уступкам чувствам, – сказал Турецкий. – Я следую своим мыслям не по порядку, но, может быть, не без плана и замысла. Это и есть настоящий порядок, и он всегда будет отличать мой предмет самим своим беспорядком.

– Хм... Знаешь что? – сказал Меркулов. – Я удивлен. Это... просто блестяще.

– А по-моему, ерунда, – высказался Грязнов-старший.

Грязнов-младший своего голоса не подавал, потому что отсутствовал, у него появился очередной «толстый», как он говаривал, клиент, и Денис вместе со своими оперативниками занимались полезным делом – зарабатывали деньги.

Гордеев же пожал плечами: он не успел составить себе мнения об очередной мудрости Александра Борисовича. Гордеев вообще был занят: он ломал лаваш.

– А я говорю – блестяще, – настаивал Меркулов. – Ты в тюрьме, Александр, определенно поумнел. Может, нам всех сотрудников туда время от времени отправлять? В командировку?

Грязнов разливал коньяк. Начать решил с «Арарата». В конце концов, оттуда все видно.

– Должен тебя разочаровать, Костя, – вздохнул Турецкий, протягивая своему приятелю и начальнику потрепанную синюю книжицу. – Это я не сам придумал. По крайней мере, не сам сформулировал.

Меркулов повертел ее в руках. Блез Паскаль. «Мысли». Полистал. На форзаце мелькнул какой-то расплывшийся штамп.

– «Библиотека СИЗО Лефортово», – прочитал Грязнов и захохотал: – Так он... он ее спер оттуда! Ну что ж, – поднял рюмку начальник МУРа. – От тюрьмы и сумы... Короче, знаете что? Давайте тяпнем за нашего адвоката, который такого жулика сумел спасти!

– Блажен, кто смог понять причины вещей, – скромно заметил Турецкий. – Вергилий. «Георгики».

– Его бы к нам, в Генеральную прокуратуру, – вздохнул Меркулов.

– Господа древнеримские греки, давайте выпьем наконец! – возмутился Грязнов.

Возражений больше не последовало, и рюмки звякнули. И в этот момент зазвонил телефон. Не мобильный, а городской, такой старорежимный, черненький, с дисковым набором.

– Да отключи ты его к... – Грязнов тихо выругался.

– Извини, – вздохнул Турецкий. – Он еще не успел мне надоесть. В тюрьме, знаешь ли, телефона не было. – Он взял трубку, молча послушал и с удивлением передал ее Меркулову.

– Рабочий день закончился, – напомнил Меркулов, все же прислоняя трубку к уху.

– Ну наконец-то! – заверещали оттуда. – Наконец-то мы вас нашли, Константин Дмитрич. Высылаем машину, никуда не уходите.

Меркулов был с докладом на самом верху. Выше не бывает. Его собеседник слушал внимательно, не перебивал, вопросов не задавал. Когда Меркулов закончил, президент задумчиво сказал, не глядя на него:

– Итак, мы можем с уверенностью утверждать, что смерть президента «Дальнефти» Максакова хоть и не была результатом несчастного случая, но все же не имеет политической подоплеки, а значит, ни в коем случае не должна оказаться препятствием для английских инвестиций. Это самое главное. Благодарю вас за работу, Константин Дмитриевич.

– Служу России, – коротко сказал Меркулов. Потом добавил: – Как вы понимаете, тут слились усилия многих людей. О том, что довелось испытать нашему следователю Турецкому, вы, конечно, знаете... Много помогал в этом деле адвокат Гордеев, тоже, кстати, бывший наш сотрудник, у него, слава богу, остался вкус ко всяким хитрым расследованиям.

– Наслышан, – коротко сказал президент. Немного помолчал. – Кстати, насчет расследований. Я тут своей теще на день рождения паззл подарил. Она у нас еще весьма бодрая мадам и страсть как любит всякие хитрые головоломки. Но паззл был не простой, а с ее собственным изображением.

– Оригинально, – сказал Меркулов.

– Да уж. Самое забавное, что мне это жена посоветовала! Мне-то, в сущности, все равно, как вы понимаете, что дарить, теща – теща и есть, но жена говорит: прояви внимание, прояви внимание! Ну я и проявил. Сделали большую фотографию, наклеили на кусок картона, потом всякими хитрыми способами разрезали на много маленьких кусочков и перемешали. Ну вот, значит, сидим мы на этом дне рождения, теща паззл собирает, я краем глаза поглядываю. И только у нее начала вырисовываться картинка, тут как на грех жена моя – ее собственная дочь, черт побери, – президент засмеялся, – спрашивает: «Мама, ты уже поняла, кто здесь изображен?» Теща моя, ни дать ни взять – мисс Марпл, внимательно посмотрела и ответила: «Да как будто лошадь какая-то...» – И президент уже захохотал во все горло, высвобождая галстук.

Меркулов сдержанно улыбнулся.

Смех прервался, президент сел за стол и внимательно посмотрел на своего посетителя:

– Константин Дмитриевич, шутки в сторону. Что вы думаете о кресле генерального прокурора? Разумеется, утверждает человека в этой должности парламент, я лишь вношу кандидата на рассмотрение, но вы же понимаете... – И он хитро улыбнулся.

«Но вы же понимаете, – мысленно закончил за него Меркулов, – я бы не говорил, если б это было не в моей власти».

– Нет, – сказал он.

– Нет?

– Нет, – повторил Меркулов, – благодарю покорно.

– Но... почему? Давайте откровенно, мы не дети, и мы тут вдвоем. Вы прекрасно справились с этой работой, как, впрочем, и со многими предыдущими, вам нужно расти в смысле карьеры.

– Мне не нужно расти в смысле карьеры, – сказал Меркулов.

– Но почему?! – вскричал президент. – Всем нужно расти в смысле карьеры! Вы государственный человек с государственным мышлением! Вы принесете много больше пользы, нежели...

– Знаете, я видел на своем веку не одного генерального прокурора, так что у меня было много времени подумать о том, где я смогу приносить больше пользы, не надувая щеки, не будучи связанным кучей бессмысленных формальных обязанностей и так далее. Понимаете? Вы же сами сказали, что я неплохо справился с последним делом, равно как и с предыдущими.

Президент молча смотрел на него.

– Жаль, – вздохнул Меркулов. – Я попытаюсь объяснить, почему я не хочу быть генеральным прокурором. Это нелегко сформулировать, потому что я никогда даже мысленно этого не делал. Вот, скажем, мы представляем себе великих древнегреческих философов не иначе как важными учеными в широких мантиях. А они, между прочим, были люди обходительные и простые; они смеялись с друзьями. А когда они развлекались мыслями о законах и политике, то делали это играя. Знаете почему?

– Почему? – послушно спросил президент.

– Потому что то была наименее серьезная и наименее философская часть их жизни: самая же философская была – жить спокойно и просто. Понимаете? – своим добродушно-профессорским тоном переспросил Константин Дмитриевич. – Спокойно и просто.

– Слушайте, – вскричал президент, – но это же... это великолепно! Константин Дмитриевич, вы должны мне непременно все это повторить, и я должен непременно это записать!

– Не стоит, – сказал Меркулов. – Это вы найдете здесь. И еще много чего поучительного. Возьмите вот, на память... – И он положил на президентский стол потрепанную синюю книжицу со штампом библиотеки СИЗО Лефортово.