Текст книги "Убийственная красота"

Глава 19
Исповедь

Турецкий вышел возле здания клиники «Возрождение», прошел внутрь.

Профессор Нестеров проводил совещание с руководителями подразделений клиники, сообщила Изабелла Юрьевна.

– Это надолго? – хмуро спросил Турецкий.

– Они только начали. Думаю, на час, не меньше.

– В таком случае вам придется пройти в кабинет и доложить профессору о моем визите. Совещание придется прервать.

– Но… Вы же к нему не записывались на сегодня, – попыталась возразить секретарь.

– Вы понимаете, с кем вы говорите? – ледяным тоном осведомился Турецкий. – Перед вами старший следователь по особо важдым делам Генеральной прокуратуры.

– Да-да, извините… Я просто не знаю, как лучше сказать Анатолию Ивановичу…

– Вы ему скажите, что, если он сейчас меня не примет, через полчаса здесь будет служебная машина, которая доставит нас на мое рабочее место. Если ему так удобнее – пожалуйста.

Изабелла Юрьевна побледнела и, не глядя на Александра, прошла в кабинет шефа.

Минут через пять двери кабинета открылись и из них начали выходить люди в белых халатах, окидывая Турецкого, мягко говоря, недружелюбными взглядами.

Когда поток иссяк, Александр шагнул внутрь, плотно закрыв за собой дверь.

Нестеров стоял у стола, набычившись, красный как рак, исподлобья глядя на Турецкого.

– Здравствуйте, Анатолий Иванович, – спокойно произнес Александр.

– Это что, новый метод работы с клиентом: позорить его перед подчиненными? – вместо приветствия процедил Нестеров.

– Спокойно, Анатолий Иванович. Мы не в парикмахерской, и вы для меня не клиент, а подследственный. Я пришел не чай пить, а работать. Сожалею, что наше рабочее время совпадает. Чтобы не тратить его понапрасну, давайте начнем. Я пришел, чтобы провести официальный допрос. Под диктофонную запись. Прошу вас, садитесь.

Саша сел первым, не дожидаясь приглашения, указав Нестерову на место напротив. Тот сел, угрюмо сверля Турецкого своими глазами-буравчиками, слушая, как следователь перечисляет какие-то статьи УПК. Эту дребедень он пропустил мимо ушей.

Турецкий извлек из кейса две фотографии, положил их перед Нестеровым.

– Анатолий Иванович, вам знакомы люди, изображенные на этих снимках?

Нестеров придвинул к себе фотографии, надел очки. Саша внимательно следил за ним. Фотографию Круглова профессор отодвинул довольно быстро. И вцепился глазами во второй снимок. Затем поднял их на Турецкого. Краска схлынула с его лица.

«Ну вот, сейчас опять сердечный приступ выдаст – и весь допрос», – раздраженно подумал Александр.

– Повторяю вопрос: вам знакомы люди, изображенные на снимках? Напоминаю, что вы предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний.

– Этого человека я никогда не видел, – ровным голосом ответил Нестеров, указывая на отодвинутую им фотографию, – а вот этого когда-то оперировал. Но не могу сказать, что знаком с ним.

– Когда это было?

– Это было… – он задумался, – лет десять тому назад.

– Как его зовут?

– Я не знаю его имени. Мне он представлялся как Танцор.

– Расскажите, пожалуйста, об этом человеке поподробнее.

– Поподробнее? Девяносто третий год. Я – пластический хирург, возглавляю платную клинику. И ко мне обращается пациент.

– Но на него должна была быть заведена карточка, не так ли? Фамилия, имя.

– Вместо карточки на меня был наведен ствол. С ним еще двое были. Охрана. Я и оперировал под дулом пистолетов. Вы вообще девяносто третий год помните?

– Помню. Но вопросы задаю я. И что, этот Танцор ничего вам о себе не рассказывал?

– Нет. И так было видно, что он бандит.

– А почему он обратился именно к вам?

– Это вопрос не ко мне, а к нему. Наверное, потому, что я был хорошим хирургом.

– А может быть, у вас была в криминальных кругах слава человека, помогающего бандитам?

– Не знаю. Я в криминальных кругах не вращался. Ко мне обращались пациенты, они платили деньги. Я их оперировал. Вот и все.

– Все? А Танцор после операции не продолжил знакомства с вами?

– Он был у меня дома. Один раз.

– Вы его приглашали?

– Нет. Такие люди не ждут приглашений. Захотел приехать – и приехал. С бутылками и цветами. Решил отблагодарить.

– А после? Он не продолжил знакомства с вами?

– Знакомства мы не продолжили.

– Может быть, он поздравлял вас с праздниками? С днем рождения, например.

– Нет, ничего такого не было. Вы переоцениваете степень благодарности больных. При удачном исходе лечения они очень быстро забывают своих докторов.

– А ваша бывшая супруга, Зоя Дмитриевна Руденко, показала, что Танцор, в течение как минимум пяти последующих лет, присылал вам ко дню рождения подарки и визитки для связи.

– Ах Зоя Дмитриевна… Она большая мастерица на мистификации, – криво улыбнулся Нестеров.

– То есть вы отрицаете всякую связь с человеком по кличке Танцор?

– Отрицаю.

– А что вы делали вчера, в восемь вечера?

– Вчера? Был дома. Смотрел телевизор.

– Это кто-то может подтвердить?

Нестеров помолчал, глядя на поверхность стола.

– Нет, никто подтвердить не может.

– А каковы были ваши отношения с Вадимом Яковлевичем Климовичем?

– Опять двадцать пять. Мы же в прошлый раз об этом говорили. Это что, способ пытки: задавать одни и те же вопросы?

– Прошу ответить.

– Никаких отношений с погибшим у меня не было. Я с ним встречался один-два раза в год на конференциях или симпозиумах. Обычный человек. Вполне пристойный чиновник.

– Но ведь это Лицензионная палата отозвала лицензию, то есть запретила вам работать. Наверное, вам это не понравилось.

– Мало ли что мне не нравится? Мне, может, наш премьер-министр не нравится, и что? Если он, не дай бог, сляжет, виноват буду я?

– Вернемся к Климовичу.

– Климович сделал то, что должен был сделать. Пришли документы из Контрольного института о введении новой системы контроля нашего препарата. О том, что эти контроли не проведены. То есть Контрольный институт, а в сущности, Литвинов не разрешает применение препарата на людях. Климович, естественно, отозвал лицензию. Я бы поступил на его месте так же. Он же не обязан был, да и не мог вникнуть в суть претензий Литвинова.

– Анатолий Иванович, в первый наш разговор вы, помнится, говорили, что у вас нет личных причин для вражды с господином Литвиновым.

– Говорил.

– И готовы это повторить?

– Да.

– Ваша бывшая супруга показала, что вы несколько лет тому назад приревновали ее к Литвинову. С ее слов, господин Литвинов виновник распада вашей семьи. Разве это не личный мотив для вражды?

Нестеров молча сверлил глазами стол. По щекам ходили желваки.

– Я так и знал, что они подкинут вам этот мотив.

– Кто – они?

– Литвинов. Зоя. Кто-то из них. Или они оба.

– Они встречаются?

– Понятия не имею.

– Неужели? А почему вы не рассказали мне о вашем разводе в первую нашу беседу? О роли Литвинова в этой истории?

Нестеров вдруг выпрямился, отчего показался Турецкому прямо-таки огромным. Глаза-буравчики вцепились в глаза Турецкого.

– Послушайте, вы! Порядочный мужик никогда не будет обсуждать с другими своих отношений с женщиной. И с бывшей женой, в частности. Вы этого не понимаете? А они, зная меня, понимают, что я не буду рассказывать о своем неудавшемся браке. Это ведь очень верный расчет: выдать вам мотив ревности. А вы купились.

– Вот что. Я не на рынке. Не продаю, не покупаю. Я расследую убийство. Вы что, не понимаете, что можете оказаться на нарах? Лет на десять. Что будете опозорены. И если выйдете, то одиноким, дряхлым стариком. И дело не только в вас. Без вас вашу клинику растащат и приберут к рукам. Может быть, те же литвиновы. Вы же не только за себя отвечаете, но и за своих людей! Поэтому отбросим чистоплюйство в сторону. Я прошу вас рассказать о вашем браке с Зоей Дмитриевной!

Видимо, Турецкому все же удалось достучаться до профессора. Он помолчал еще несколько мгновений, затем заговорил:

– Наш брак… Это неудачный опыт любви человека не первой молодости, не красавца, к тому же одержимого своей профессией, к красивой молодой девушке, которая не отвечала своему мужу взаимностью. Я ее любил, она меня – нет. Я должен был увидеть это до брака, но Зое удалось усыпить бдительность убежденного холостяка.

– Вы ревновали ее? Устраивали ей сцены?

– Я ее безусловно ревновал. Сцены? Поначалу я пытался выяснять отношения, если это можно назвать сценами. Для меня это была боль, кровоточащая рана, достаточно часто посыпаемая солью. Но довольно быстро я понял, что не смогу завоевать ее любовь. Это она завоевала то, что ей было нужно: московскую прописку и положение в обществе. Статус жены успешного хирурга. Я, как мужчина, в список ее ценностей не входил. К счастью, у меня была и есть любимая работа. А это спасает от многих личных переживаний. Единственное, о чем я ее просил, – соблюдать приличия. Потому что это невообразимо: видеть, как жена вешается на шею любого более-менее смазливого господина при каждом удобном, а чаще неудобном случае.

– Так было в ресторане? С Литвиновым?

– Она и это рассказала?

Нестеров замолчал. Желваки опять заходили по скулам.

– Так что было в ресторане пять лет тому назад?

– Литвинов – это был последний аккорд. Я застал их в мужском туалете. Они занимались любовью.

– У них уже был роман? – спросил Турецкий, лишь бы что-то спросить. Информация была впечатляющей.

– Понятия не имею. Скорее всего – не было. До этого. А после – не знаю. Я просто решил, что с меня довольно. Понимаете? Я терпел ее распутство достаточное количество лет. Наверное, я ее все-таки очень любил. Иначе это невозможно объяснить. Существует же самоуважение, самолюбие… Но вот наступил момент – и как будто упала пелена, занавес, что хотите. И за этим занавесом – пустая, голая сцена с грязными кулисами. Все. Я ушел из театра под названием «Зоя Руденко».

– Вы разъехались?

– Ну да. Она хотела, чтобы я просто ушел на улицу. И оставил ей квартиру своих родителей. Но у меня не было других квартир. Пришлось размениваться.

– Где вы теперь живете?

– На «Полежаевской». Вполне приличная однокомнатная квартира.

– Вы не отрицаете, что угрожали Литвинову?

– Мы уже обсуждали это. Я говорил, что сотру его в порошок. Если это можно воспринимать буквально – то да, угрожал.

– Расскажите поподробнее, где и когда это было.

– Это было два месяца тому назад, когда с его подачи нам запретили работать. Я же вам рассказывал.

– Повторите вкратце.

– Литвинов придумал новую систему контрольных тестов для проверки препарата, который мы используем в работе. Это совершенно бессмысленные тесты. И невыполнимые. Я пришел к Литвинову в его кабинет с евроремонтом, стал объяснять холеному господину, которого помню не лишенным способностей студентом, что вся эта система контролей бессмысленна. Он ответил мне дословно так: «Если бы вы включили меня в группу авторов вашего метода, у нас с вами проблем никаких не было бы». Вот так. Я вскипел, сказал, что это наглый шантаж. На что мой бывший ученик ответил мне: «Сейчас наше время – молодых и наглых. Ваша клиника или будет работать под моим патронажем, или не будет работать вообще». Вот так. Тогда я и вскричал, что он негодяй и я сотру его в порошок. И что он сделал? Он достал из кармана диктофон. Вот такой же, как у вас. И дал мне прослушать сделанную запись. И я услышал с пленки свой голос, кричащий, что сотру Литвинова в порошок. Вот его методы борьбы! Этот мой выплеск – это же фигурально! Я подготовил отчет о нашей деятельности. Я буду докладывать министру. У меня на руках отзывы из ведущих клиник страны, где применялся наш препарат. Это блестящие отзывы! У меня мнения настоящих специалистов, академиков, которые очень скептически отзываются о придуманной Литвиновым схеме. Я все это выложу на стол! Вот этим я и сотру в порошок Литвинова!

– Почему вы не рассказали мне об этом в мой первый визит?

– Не думал, что нужно пересказывать эти дрязги.

– Эти дрязги могут стоить вам свободы, – вздохнул Турецкий. – Ладно, вернемся к Зое Дмитриевне. Вы ей угрожали? Избивали ее? Во время совместного проживания или после?

Нестеров с тоской посмотрел на Турецкого:

– Боже, какой бред! Вам ведь самому противно задавать такие вопросы.

– Тем не менее ответьте.

– Я ни разу пальцем ее не тронул. Угрожать женщине может только моральный урод. Я ей не угрожал.

– Но все же Литвинов разрушил вашу семью – это факт?

– Это факт. Но на месте Литвинова мог быть Петров или Сидоров. Прошло пять лет. Зоя Дмитриевна мне глубоко безразлична. Я не знаю, как она живет, и не хочу знать. И меня абсолютно не волнует, есть у нее роман с Литвиновым или нет. И чтобы расставить все точки над «и», добавлю следующее: там, за стеной моего кабинета, сидит замечательная женщина. Не такая молодая, как Зоя, и не такая ослепительная красавица. Но это как раз то, что мне нужно. Я очень доволен своей личной жизнью, понимаете?

Дверь в кабинет открылась. На пороге возникла Изабелла Юрьевна.

– Я могу подтвердить, что вчера, в восемь часов вечера, Анатолий Иванович был у себя дома и смотрел телевизор! – звонким от слез голосом проговорила она.

– У этой женщины есть один недостаток: она подслушивает, – сказал Нестеров.

И по тому, как потеплело его лицо при взгляде на пухленькую, заплаканную Изабеллу, Турецкий понял, что мотив ревности отпадает. Начисто.

В кармане зазвонил мобильный. Достав трубку, Турецкий услышал голос Вячеслава:

– Саня, ты там как?

– Заканчиваю.

– Здесь у нас новости, одна другой краше. Мы с тобой, как законные жены, узнаем все самое интересное в последнюю очередь.

– Что именно?

– Танцор нашелся.

– Да что ты? Где?

– В морге Первой градской. Приезжай.

Александр нашел друга в коридоре морга. Тот курил, беседуя с толстым мужчиной в прорезиненном фартуке. Слава махнул ему рукой: подходи, мол.

– Ну что сказать? Прямое попадание в сердце. Это просто фантастика. У обоих трупов пуля в сердце. Первого в упор грохнули, второго – с расстояния метров двадцать. И лежат они у нас на соседних столах: убитый Сидорчук и убийца. Тоже убитый, – рассказывал толстяк.

– Что-что? – не понял Саша.

– Я тебе сейчас все расскажу, – увлекая друга по коридору, прогудел Грязнов.

– Смотреть будете? – крикнул им вслед толстяк.

– Обязательно. Минут через пять подойдем, – откликнулся Грязнов.

Прохаживаясь с Александром по коридору, Грязнов рассказал историю последнего дня жизни гражданина Акопова – он же Танцор, он же Чечеточник.

– Нет, ты представляешь, что такое судьба? Старлей, которому Чечеточник обязан жизнью, находит его спустя десять лет. И начинает шантажировать. Секретарша Акопова показала, что шеф очень занервничал после звонка некоего Сидорчука. Чечеточник решает вопрос кардинально: убивает шантажиста на лавочке Измайловского сада. Это вчера, в двадцать с минутами. И что дальше? Дальше он попадается под руку некоему бдительному криминалисту, из ближайшего РУВД, который, прогуливаясь по аллее того же парка, рентгеновским взором просвечивает респектабельного гражданина и видит в его кармане оружие. «Стой, кто идет? Документы! Ах, у вас в руках пистолетик? У нас тоже есть!» Трах-бах-тарабах, и все. Четыре трупа возле танка дополнят утренний пейзаж. В нашем случае – два.

– Ты что так веселишься-то? Что вообще за странная история? Что за бдительный криминалист такой?

– Ой, Саня, Москва – город маленький. Все уже все знают и шепотом друг другу пересказывают.

Грязнов поведал другу историю дуэли из-за вероломной дознавательницы. История уже приобрела широкую известность в узких кругах. Не в курсе был только подполковник Рябой. Прямо как законная жена.

Турецкий оценил ее по достоинству.

– Да-а. Вот уж воистину шерше ля фам. Его уже опознали, Чечеточника?

– Нет. Скоро привезут жену. Теперь уже вдову. Ну что, пойдем, посмотрим?

– А что обыск?

– За одной из картин, коими, как ты заметил, увешаны стены нашего Танцора, обнаружен сейф. Вскрыли. Там «беретта», «макаров», баксы, драгоценности.

– Пластит?

– Ни пластита, ни тротила – ничего взрывоопасного в квартире нет. Увы. Обшарили все.

За разговором они вошли в зал.

– Сюда! – позвал их толстяк в переднике.

На двух расположенных рядом столах лежали двое: крупный, кряжистый дядя с полуседой шевелюрой и стройный господин (да-да, даже сейчас его невозможно было назвать трупом) с иссиня-черными волосами и по-итальянски красивым лицом. Турецкий с любопытством рассматривал работу доктора Нестерова. Интересно, это он умышленно придал Танцору черты лица «крестного отца» сицилийской мафии в исполнении Аль Пачино? Чтобы, так сказать, намекнуть на истинную профессию своего пациента?

Лицо убитого накрыли простыней, так как в зал вошла Татьяна Акопова. Ее сопровождали пожилая женщина и оперативник из МУРа. Находящиеся вокруг прозекторы оставили работу и все как один устремили взгляды на высокую молодую красавицу с выпирающим животиком. Женщины подошли к столу.

– Вячеслав Иванович! Вот, гражданка Акопова и ее мать, гражданка Горовец. Они прибыли на опознание, – доложил оперативник.

– Татьяна Андреевна, вы можете опознать этого мужчину? – спросил Грязнов.

Толстяк отдернул простыню, обе женщины вскрикнули, ухватились друг за друга.

– Да, это он, Женя! – всхлипнула Татьяна.

– Это ваш муж, Акопов Евгений Леонидович?

– Да.

– Гражданка Горовец, вы знаете этого мужчину?

– Это мой зять, Танечкин муж. Господи, какое го-о-о-ре-е, – завыла женщина.

Глава 20
В гостях и дома

Из морга завернули на Петровку. Вячеслав уговорил друга перекусить и передохнуть в его ведомстве. Симпатичная секретарь Грязнова засияла навстречу начальству прозрачными, как лесная речка, глазами.

– Зиночка, мы со старшим советником юстиции голодны и от этого свирепы, понимаешь?

– Да, Вячеслав Иванович! Здравствуйте, Александр Борисович! Я сейчас же вас накормлю!

– Верю! – отозвался Грязнов. – А какие вести с полей?

– Звонил Колобов. У него есть информация по опознанию. Сидит у себя в кабинете, ждет вашего возвращения.

– Один?

– Нет. Со своей свидетельницей, – чуть улыбнулась Зиночка.

– Тогда корми нас скорее!

Грязнов увлек Турецкого в кабинет. Зиночка тем временем выпорхнула из-за стола.

– Какие кадры! – вздохнул Александр.

– Ты еще способен реагировать на что-то кроме?..

Он не закончил, так как Зиночка уже отворила попкой дверь. В руках ее был поднос, на котором лопались от жара разогретые в микроволновке румяные охотничьи колбаски. Они были разложены по двум тарелочкам и окружены сложным гарниром из зеленого горошка, свеклы под майонезом, крошечных маринованных огурчиков и спаржи. В маленькой плетеной корзиночке лежали ломти свежайшего хлеба.

Водрузив поднос на стол, Зиночка разложила накрахмаленные салфетки, проворно расставила яства.

– Здесь горчица, – указала она на одну из двух маленьких баночек, – а здесь моя фирменная приправа. Александр Борисович, попробуйте!

– И что же это?

– Много-много зелени с чесноком и грецкими орехами. Все это в сметане.

– Очень вкусно, – заверил друга Грязнов. – Зинуля, спасибо. Если Колобов сунется сюда раньше, чем мы перекусим, держи его в приемной. Вместе с его Лисовской.

– Поняла, Вячеслав Иванович. – Зиночка упорхнула.

– Гос-споди, почему у меня нет личной секретарши? – вздохнул Турецкий.

– Да, пожалуй, это недоработка Меркулова. Причем серьезная, – без тени улыбки произнес Грязнов. – Личные секретарши снимают массу проблем. – Ну что ж, под такую закуску не грех и выпить! Возражения есть?

– Возражений нет.

Вячеслав достал из сейфа бутылку виски. Из холодильника – лед и минералку. Щедрой рукой плеснул в квадратные бокалы алкоголь, добавил лед. Налил в фужеры боржоми.

– Что ж, выпьем, друг мой Саня. Уж не знаю даже за что. За упокой души Танцора как-то не хочется.

– Давай за жизнь во всех ее проявлениях.

– Во всех, говоришь? – усмехнулся Грязнов. – Ладно, давай.

Они выпили и принялись за еду. Едва с колбасками было покончено, Зинуля через селектор сообщила, что готов и кофе.

– Неси, незабвенная, – разрешил Грязнов.

Она опять открыла дверь попкой, хотя на этот раз вполне могла бы обойтись рукой. Но, видимо, использование данной части тела для открывания двери начальника нравилось как самой Зинуле, так и ее начальнику.

Перешли к кофе и сигаретам. В кармане Турецкого заверещал мобильник. Он вздрогнул, поймав себя на том, что опасается услышать голос Насти. Не то чтобы он был не рад ее слышать, но это был бы уже четвертый звонок за день. На дисплее действительно высвечивался ее номер.

– Отключи ты его, – посоветовал Грязнов.

Турецкий так и сделал, не глядя на друга.

– Ну что, вызываем Колобова?

– Давай.

Тут же, словно рояль из кустов, в дверь просунулся Колобов.

– Куда вы, Василий Алексеевич? Я же просила вас подождать. – Зиночка пыталась оттащить от двери начальства осанистого опера.

– Зина, брысь! – отбивался опер.

– Вячеслав Иванович! Вы слышите, как он со мной?! – едва не плача, подпрыгивала за спиной Колобова секретарь. – Как не стыдно, Колобов! Поесть дай людям!

– Господи, я что, мешаю, что ли? У меня же важная информация! Вы ешьте и слушайте!

Грязнов убрал виски.

– Валяй, входи. Мы уже закончили.

Колобов пропустил вперед Маргариту Сергеевну Лисовскую, которая зашла в кабинет начальника МУРа запросто, как к соседу по площадке.

– Добрый день, Маргарита Сергевна. Садитесь, – поприветствовал ее Грязнов и сел на свое место.

– Здравствуйте, Вячеслав Иванович! И вы, товарищ Турецкий!

– День добрый. – Александр встал, пододвинул Лисовской стул

– Благодарю вас. Боже, какие джентльмены! – закатила глаза Лисовская.

– Ну что, Колобов? Каковы ваши впечатляющие успехи? – пророкотал Грязнов.

– Они впечатляют! – с жаром откликнулся Колобов. – Маргарита Сергеевна на предоставленных мной снимках узнала человека, который накануне убийства Климовича привлек ее внимание во дворе их дома.

– Давайте снимки.

Колобов выложил на стол с десяток различных фотографий. Маргарита Сергеевна оглядела их и вытянула одну, а именно фотографию Дмитрия Круглова, изъятую из его личного дела.

– Это он.

– Вы уверены? – спросил Турецкий. – Здесь ведь только лицо видно. А вот посмотрите-ка на это фото: невысокий мужчина, джинсы, черная футболка. Вы ведь так и описывали незнакомца.

– Да, одежда похожа. Но лицо… Нет, абсолютно нет!

– Вы же показывали, что лицо толком не запомнили.

– Да. Но это потому, что оно очень невыразительное. Мне казалось, что я его не запомнила. А когда увидела, сразу узнала. Видите, у него взгляд такой… злобный, исподлобья. Он так смотрел и на нас с Вадимом. А этот мужчина, – она указала на фото Чечеточника, – он совсем другой. У него очень… выразительное лицо. И волосы такие черные. И взгляд – властный. Очень интересный мужчина, хоть и невысокий. Настоящий мачо. Знаете, он похож на Аль Пачино.

Колобов ревниво кашлянул. Лисовская тут же отодвинула фотографию Чечеточника.

– Я уверена, товарищ Турецкий, что видела во дворе, накануне убийства Вадима Яковлевича, именно этого мужчину! – Она опять ткнула наманикюренным пальцем в Круглова.

Лисовская-то держится как своя, как член оперативно-следственной группы, усмехнулся про себя Александр.

– Хорошо. Спасибо вам, Маргарита Сергеевна. А когда возвращается ваш сосед? Тот, чье место заняла вечером накануне убийства серая «копейка». На днях, должно быть?

– Да, в четверг. Я видела его мать, она приходит цветы поливать. Так она сказала, что Николай приезжает в четверг. То есть через два дня.

– Что ж, еще раз спасибо.

– Колобов, проводи милейшую Маргариту Сергевну в свой кабинет и оформляй протокол свидетельских показаний, – дал команду Грязнов.

Сладкая парочка исчезла.

– Этак придется брать Лисовскую в свой штат, – усмехнулся Грязнов. – Ну что, Саня? Что высвечивается?

– Высвечивается Круглов, однако. Исчезнувший электрик. Нужно обыск у него делать. Пока ничего другого не высвечивается. Танцор оказался ложным следом.

– Уверен?

– Конечно. Ты же видел, как он живет. Мы уже знаем, кем он стал в новой жизни. Преуспевающий бизнесмен. И как лихо он может раправиться с каждым, кто напомнит ему о прошлом, – тоже видели. В морге, на соседнем столике. Так что доктор Нестеров – это для него преданье старины глубокой.

– Так он же ему открытки слал?

– Блеф. Это Зои Дмитриевны выдумки. Так я думаю. Им нужен был мотив ревности…

– Кому – им?

– А-а, я ж тебе еще не рассказал о вчерашнем дне.

– Да, любопытно было бы послушать. Я тебе домой звонил. Ирина сказала…

– Ладно, некогда сейчас. Я к себе двинусь. Может, сегодня же успеем с обыском. Позвоню позже.

В приемной Саша послал Зиночке воздушный поцелуй, но девушка лишь с достоинством кивнула головкой и уставилась в компьютер.

Прибыв на Дмитровку, Саша ринулся прямо к Меркулову. Клавдия доложила, что начальник будет нескоро. Уехал в Думу.

– Я вам сообщу, Александр Борисович, когда Константин Дмитриевич вернется, – официальным тоном произнесла она.

– Спасибо, радость моя! – улыбнулся Турецкий.

– Ой, ладно… У вас нынче другие радости… – не глядя на него, съязвила Клавдия.

Чего это они все? Откуда? Не успеешь влюбиться, уже все всё знают. Однако!

Оказавшись в собственном кабинете, Саша решил попить кофе в спокойной обстановке. Пока закипал кофейник, он курил, глядя в окно.

Мобильник, включенный по выходе из кабинета Грязнова, опять зазвонил. Номер абонента был неизвестен Турецкому. Он снял трубку.

– Александр Борисович?

– Да, слушаю.

– Это Маша.

– Кто?

– Консьержка из дома девять. По Староконюшенному.

– Да-да, помню. Здравствуйте, Маша.

– Вы просили меня вчера сообщить вам, если Литвиновы уедут из дома.

– Да, просил.

– Так Марат Игоревич вскоре после того, как вы ушли, уехал на машине.

– А что же вы мне не позвонили?

– Я звонила. У вас мобильник был отключен.

– Как это? – Саша помнил, что не отключал трубку, находясь у Насти.

– Ну да, отключен. Я несколько раз звонила.

– Ну да, правильно, я был… Ну, неважно. А что, Литвинов вернулся?

– При мне – нет. Я сменилась в девять утра, он не возвращался.

– А Литвинова?

– Ой, про нее он сказал, что у нее подскочило давление, что ее нельзя беспокоить. Что он ей врача вызвал.

– И что? Был врач?

– При мне – нет. И еще… вы просили вспомнить про одиннадцатое или двенадцатое сентября. Я не знаю, нужно ли это…

– Маша, вы приходите, пожалуйста, в Генпрокуратуру. Это на Дмитровке. И все мне расскажете.

– Ой, я сегодня никак не могу, – испугалась девушка.

– А завтра?

– Завтра приду. Когда?

Саша прикинул, что утро могло быть занято какими-нибудь срочными делами

– В четырнадцать ноль-ноль. Вас устроит?

– Хорошо.

– Ну, до завтра. Я выпишу вам пропуск.

Едва закончив разговор с Машей Белых и выпив первую чашечку кофе, Саша опять был вынужден взяться за мобильник, который подавал позывные.

– Але, это ты?

– Настя! Ты звонишь мне сегодня уже пятый раз!

– Ну и что? Ты не рад? – Голос ее потускнел.

– Я рад. Но это невозможно! Так нельзя, понимаешь? У меня работа… Я же тебе вчера объяснял!

– Я только на минутку, узнать, где ты.

– Где я? Я в морге, я в кабинете начальника Московского уголовного розыска и мало ли где еще! И потом. Я только что узнал, что вчера, когда я был у тебя, мой мобильник был отключен. Ты не знаешь почему?

– Я его отключила, – буркнула Настя.

– Ты с ума сошла! Как ты могла?! Я ждал звонка! Это просто…

– Ну извини. – В голосе зазвучала обида.

– Ты не сердись. Но ты должна понимать, что я не мальчик-студент, который перезванивается со своей подружкой каждые две минуты, потому что ему больше нечего делать. Телефон служит мне для работы, понимаешь? И я очень прошу тебя не звонить каждые пять минут! И запомни: отключать мой телефон категорически запрещается!

В трубке всхлипнули. После чего пошли короткие гудки. Ну вот, начинается… Нет, ну что за выходка?! Отключить телефон! Представляю, если бы это сделала Ирина! Что бы я ей устроил! Но Ирина никогда бы такого себе не позволила. Так же как и не позволяла себе трезвонить мужу на трубку без самой крайней надобности.

Саша закурил, налил кофе.

И все равно он не мог злиться на Настю больше пяти минут. Он весь был еще напоен ее запахом, вкусом ее бархатистой кожи, ее веселым смехом, ее молодым, гибким телом…