Текст книги "Убийственная красота"

Глава 21
Мужской разговор

Обыск в квартире Дмитрия Круглова удалось произвести на следующий день, во вторник. Основным предметом мебели пропавшего электромонтера был современный компьютерный стол, на котором царил «пентиум» последней модели. Еще в комнате наблюдались узкий потертый диван, стол, телевизор, платяной трехстворчатый шкаф времен пятидесятых.

На застекленной лоджии куча пустых бутылок. Там же, в самодельном стеллаже, сбитом из подручных средств, был найден ящик, в котором криминалисты обнаружили пластит, провода, таймеры, запальные устройства – целый арсенал. Были сняты отпечатки пальцев, коих хватало в избытке, в том числе и на внутренней поверхности ящика, и на его содержимом. Все это было отправлено в лабораторию для сравнения данных образцов с вещдоками, приобщенными к материалам дела еще Томилиным.

Было почти ясно, что образцы, изъятые с мест преступления и найденные в квартире Круглова, будут идентичны. Не ясно было, где сам Круглов.

Турецкий с Грязновым сидели теперь уже в кабинете Александра, на Дмитровке.

– Так, исполнителя, можно сказать, вычислили, – ерошил редкую гриву Вячеслав. – Только на хрена ему это нужно? Это что, Нестеров снюхался с данным электриком, чтобы тот, значит, сначала одного, потом?.. Хотелось бы найти этого Круглова. Заслушать начальника транспортного цеха. А что твой Нестеров? Ты еще не отчитался за последний визит к нему. За вчерашний.

– Я, Слава, не только за это не отчитался.

– Так давай, облегчай душу.

– Представь, Слава, ты был прав как никогда, подозревая наличие романа между Литвиновым и Зоей Руденко.

– Да ну! Неужто с поличным взял?

– Почти. Засек их ранним воскресным утром в кафешнике на Старом Арбате, как раз неподалеку от Староконюшенного. Не удержался, сходил по месту прописки Литвинова и выяснил, что да, рыжеволосая дама провела ночь в квартире тринадцать.

– А жена?

– Жены не было дома. Она была на даче. Опа! Да, это уже серьезно!

– Что?

– Склероз. Мне же еще вчера принесли распечатку телефонных разговоров Литвиновых с пятницы по воскресенье!

– А Нестерова?

– И его тоже. – Саша полез в сейф, достал папку. – Правда, было сказано, что там ничего интересного нет, – как бы извинялся не то перед собой, не то перед другом Турецкий, – но все же… – Вот что. Чтобы время тратить с умом, давай-ка ты прослушай диктофонную запись вчерашнего допроса Нестерова. Вот наушники, мне во второй раз слушать неинтересно. А я посмотрю распечатки разговоров наших фигурантов.

Саша углубился в скрепленные степлером листки.

«Пятница, 20 сентября, 17.25. М. И. Литвинова звонит по телефону № 141-25-78 (рабочий телефон).

М. И. Л и т в и н о в а. Марат? Ты можешь сейчас говорить? Я с ума сойду! (Голос испуганный.)

М. И. Л и т в и н о в. Але? Ну что еще случилось? Я прошу тебя, успокойся. Я перезвоню.

Пятница, 20 сентября, 17.35. М. И. Литвинов звонит по телефону № 140-38-94 (домашний телефон).

Л и т в и н о в. Теперь объясни мне все спокойно.

Л и т в и н о в а. Он опять звонил. Следователь. (Голос испуганный.)

Л и т в и н о в. По телефону?

Л и т в и н о в а. В дверь. Я не открыла.

Л и т в и н о в. Откуда ты знаешь, что это был следователь?

Л и т в и н о в а. Маша позвонила снизу, из вахтерки. Сказала, что идут ко мне. Я боюсь. Вдруг он вернется? Он же неуправляемый! Он же там без надзора. Может, уже сбежал! И заявится сюда. С него станется, он же псих! Марат, нужно что-то делать! Заплати ему, пусть он исчезнет!

Л и т в и н о в. Так. Во-первых, умница, что не открыла, и впредь двери никому не открывай, ясно? Пусть вызывают повесткой, официально. Ты не обязана впускать их в дом. Второе: я сейчас же съезжу туда. Так что успокойся. Вернусь – все расскажу. Прими валерианки. Или рюмку выпей, что ли… Попробуй поспать. Подожди, вот что! Пригласи на воскресенье на дачу кого-нибудь. Зверевых там или еще кого… Тебе нужно отвлечься. И не нервничай, милая! Я с тобой! Хорошо?»

Пятница, 20 сентября. 19.30…

Так, что у нас здесь? Саша пробежал глазами текст. Вот Литвинова приглашает на воскресенье гостей на дачу. Вот звонит мужу на мобильный. Волнуется, как у него дела. А у него все в порядке, и он скоро вернется. И пусть она ложится спать, не ждет его.

С пятницей покончили. Суббота, суббота… Весь день – тишина. Ага, в восемь вечера Литвинова звонит мужу на мобильный. Вот это да! Саша впился глазами в строчки.

«Л и т в и н о в а. (плачет, говорит с трудом). Марат, Марат… Здесь такой ужас… Я вошла в дом… Он сидит за столом… Он уже холодный…

Л и т в и н о в (кричит). Кто? Что значит холодный?

Л и т в и н о в а. Ты сам знаешь кто! Он мертвый!

Л и т в и н о в. Как? Отчего?

Л и т в и н о в а. Откуда я знаю? Он сидит за столом. Рядом бутылка водки. Пустая. Объедки всякие. Он лицом в стол. Я его звала сначала, потом подошла, потрогала пульс. Какой там пульс! Он ледяной весь. Приезжай немедленно!

Л и т в и н о в. Вот идиот! Добрался до моих припасов, козел! Марина, успокойся…

Л и т в и н о в а. Ты приедешь?

Л и т в и н о в. Я не могу, я на работе! Машина у тебя. Пока я дела закончу, электрички уже не будут ходить.

Л и т в и н о в а. Я здесь с ума сойду! Я не могу сесть за руль!

Л и т в и н о в. И не нужно! Вызывай «скорую». Его заберут в морг.

Л и т в и н о в а. Да? А что мне говорить?

Л и т в и н о в. Говори что есть. Наняли работника. Он жил один. Напился до смерти. Ты-то при чем? Его увезут. Запиши куда. Сегодня не приезжай, я тебе запрещаю! В таком состоянии нельзя за руль! Переночуй у соседей, если в доме боишься. А утром возвращайся. Все решим. Я решу все вопросы, поняла?

Л и т в и н о в а. Маратик, приезжай, умоляю! Мне здесь страшно! Возьми такси и приезжай!

Л и т в и н о в. С ума сошла? Это сколько стоить будет? Мне его еще хоронить. Возьми себя в руки! Вызывай «скорую»! Позови соседей. Все! Отбой!»

Саша потер переносицу. Вот почему гражданка Литвинова воскресным днем, когда столкнулась с ним в своем подъезде, была словно невменяемая! Теперь это состояние понятно, если учесть, что накануне она разбиралась с трупом. А что делал Литвинов? Как следовало из распечаток с мобильного, он отменил воскресных гостей. И все. И, как уже известно, провел ночь с Зоей Дмитриевной. Однако! Хладнокровный господин.

Но Валера-то мой! Работник хренов! Я же его спрашивал, что там в распечатках? Есть что важное? А он что? Ерунда. Базар-вокзал. Ничего себе базар!

И я осел! Нужно было подождать, покараулить Литвинова! Со слов консьержки, он уехал вскоре после моего ухода! И поехал… куда? Решать вопрос с похоронами. Чьими? Да электрика! Ясно, как божий день!

– Кретин, осел!

– Это ты кого так честишь, Санечка? – Грязнов отключил диктофон.

– Себя! Кретин!

– А поподробнее можно?

– На, читай!

Турецкий придвинул листки к Грязнову, сам закурил, встал у окна.

Что же делать? Нужно немедленно обзвонить морги. Выяснить, где труп Круглова. И лететь туда на всех парусах! Не могли же захоронить Круглова за двое суток! Пока вскрытие, заключение, справки всякие… Пока Грязнов читал, Турецкий схватил телефонную трубку, сделал соответствующие распоряжения.

Грязнов отложил листки.

– Кто тебе распечатку принес?

– Валерка Нарядчиков.

– И что? Он тебе не сказал, что там важная информация?

– Он сказал с точностью до наоборот: нет никакой важной информации. И я закинул эти листки в сейф. Прочитал бы сразу…

– Сразу – это в понедельник?

– Да.

– А ты ведь, Санечка, помнится, был возле дома Литвинова в воскресенье утречком? Молчишь?

– Ну был, я же сам тебе сказал об этом.

– И даже наружку туда вызвал, так?

– Да. Приехали Фонарев и Чесноков. Вели их, Литвинова с Руденко. Они дошли до метро, а потом Руденко под присмотром Чеснока домой поехала. И Литвинов домой вернулся под приглядом Фонаря.

– И что дальше?

– Что, что? Ты меня допрашиваешь, что ли? – начал заводиться Турецкий. – Я и сам знаю, что осел! Отпустил Фонарева, пожалел – воскресенье все же. Велел болтаться поблизости. Обработал консьержку. Чтобы звонила мне на мобилу, если Литвиновы дом покинут.

– Что же, она тебе не позвонила, что ли?

– Ну… Я сам «трубу» отключил нечаянно.

– Ты сам отправился в Мансуровский переулок, дом семь.

– Ты что? Ты что, следишь за мной? – вскричал Турецкий.

– Что ты несешь, Саня? Давай-ка выпьем и поговорим по-мужски. Я не думал, что этот разговор потребуется, но теперь вижу – надо нам помараковать.

Грязнов встал, запер дверь Турецкого на ключ. Достал из портфеля бутылку водки, соленые огурцы и хлеб.

– Неприхотливая закуска, – отметил Александр.

– Чтобы от разговора не отвлекаться, – откликнулся Грязнов, разливая водку по стаканам. Давай тяпнем за дружбу. За нашу дружбу. Не возражаешь?

– Нет. Пока не вижу оснований не поддержать тост, – как бы хорохорился Турецкий.

Они выпили, взяли по краюхе хлеба с огурцом.

– Классные огурцы, – отметил Турецкий. – Сам солил?

– Нет. Это Зинаида солила.

– Зинуля? Секретарша?

– Она самая.

– Понятно.

– Саня, оставим Зину в стороне и давай поговорим о Насте Вересовой, об Ирине и о тебе.

– Прямо «Сага о Форсайтах». Откуда ты знаешь про Настю? Шпионишь?

– Дурак ты. Ты кого просил ее адрес пробить? Забыл уже?

– Колобова просил.

– Вот именно.

– А он тебе тут же донес.

– Не донес, а доложил. Потому что сразу понял, что никакая она не свидетельница по какому-то там делу о краже булочки из универсама.

– Я этого не говорил. При чем здесь булочка?

– Это я фигурально. Саня! Ты соображаешь, что ты делаешь? Эта девочка годится тебе в дочери.

– Ну и что? Какое ваше дело? Твой Колобов спит с Лисовской чуть ли не в здании МУРа, твоя Зинуля засаливает для тебя огурчики. Моралисты хреновы!

– Тихо, тихо. Ты не психуй. Давай-ка выпьем еще, и я тебе притчу расскажу.

– Давай выпьем. Мне что? Солдат спит, служба идет. Наливай.

– Уже.

– За что?

– За взаимопонимание.

– Замечательный тост. Вперед!

Турецкий занюхал выпитое куском хлеба.

– Так вот, Санечка, притча эта буддийская.

– Слова списал у Моисеева? Нашего отца-криминалиста?

– Не важно. Важна суть. А суть такова: старый буддийский монах и его ученик отправились в путешествие в сезон дождей. И возле одного из разлившихся ручьев увидели молодую женщину. Как ты, Санечка, конечно, знаешь, буддийские обеты запрещают даже поднимать глаза на женщин.

– Во-во! Это интересно. С этого места поподробнее.

– Так вот. Несмотря на запрет, старый монах посадил девушку к себе на плечи и перенес ее через ручей. Весь оставшийся до вечера длинный путь молодой монах негодовал про себя на своего учителя. И только ночью, улегшись спать, он позволил себе спросить: «Учитель! Как вы могли так поступить? Это противоречит всем нашим обетам!» Старый монах рассмеялся в ответ: «Да, но я оставил женщину у ручья, а ты целый день носишь ее на себе. Так кто же из нас нарушает обет?» Так кто же из нас нарушает обет, Санечка? Я, Колобов или ты? Эту девочку по имени Настя ты носишь на плечах уже месяц. У тебя на лбу «основной инстинкт» звездой сияет. Это видят все. Твои подчиненные, которые стали вдруг капризны и не хотят работать по воскресеньям или не улавливают в распечатке телефонных разговоров то, на что нужно ткнуть пальцем. Кот из дома – мыши в пляс! Куда это годится? Ну ладно, работа. Это вся наша с тобой жизнь, но не вся. И не главная. Что ты делаешь с Ириной?

– А что?

– Что? По морде бы тебе за это «что?». Я звоню ей вчера, спрашиваю тебя. Она мне с весельем повешенного сообщает: «Турецкого нет. У него роман».

– Ты… Вы… Вы что, сказали ей?

– Дурак ты, больше ничего. Кто мог ей сказать? Я? Колобов? Может, Лисовская?

– Откуда же она?..

– Санечка! Я, конечно, не сексолог, не психоаналитик, но я задам тебе вопрос, который наверняка задали бы вышеозначенные специалисты: когда ты спал со своей женой? Когда это было в последний раз?

Александр докурил сигарету, вдавил в пепельницу окурок и тут же закурил снова. Ну да, месяц назад, не меньше. А раньше? Гос-споди… Не было дня, чтобы…

– Это не твое дело!

– Это мое дело! Разумеется, не нужно вспоминать даты. Потому что раньше, когда бы я ни позвонил, я знал, что оторвал тебя от Ирины.

– Ты мне всегда завидовал.

– Да, завидовал. Но по-доброму. Неужели ты не понимаешь, что вы с Ириной – моя семья?! Я любовался вами, гордился вами!

– Ей нечего бояться. Я ее никогда не брошу.

– Саня! Да ты и впрямь осел! Ты привык к своему счастью, ты привык к Ирине, к ее любви. Ты ничего не понимаешь в своей жене…. Она сама от тебя уйдет!

– Кто? Ира? От меня?!

– Да! И я на ней женюсь.

– Что? Разбежался!

– А что ты делаешь с девочкой? С этой Настей?

– Тебе в подробностях? – злобно сузил глаза Александр.

– Дурак ты. Я не о том. Ты ее к себе привязываешь. Она привыкает к тебе. Ты приручаешь ее. Какое ты имеешь на это право? Ты, женатый человек?

Саша потер переносицу, глухо заговорил:

– У нас с ней есть договоренность: Настя свободный человек. И когда она захочет от меня освободиться, она уйдет. И я слова не скажу.

– Договоренность… Грош цена таким договоренностям. Чтобы от тебя освободиться, ей нужно перестать с тобой встречаться. Именно так, а не наоборот.

– А я пока не готов с ней расстаться! Не готов, понимаешь? Я влюбился!

– Ну да, седина в бороду…

– Прекрати говорить пошлости! – вскричал Турецкий. – Я знаю, что все это кончится, и я буду страдать. Так, как страдает сейчас Ирина. Но на сегодня у меня нет сил разорвать эти отношения. Нет, понимаешь?

– Стараюсь понять.

В дверь кабинета Турецкого стучали. Стучали уже довольно давно и безуспешно.

– Кто? – подойдя к двери, спросил Грязнов.

– Мне нужен товарищ Турецкий, – проговорил снаружи приглушенный двойными дверями девичий голосок.

– Вы кто? Как фамилия?

– Белых. Мы договаривались.

– Минуточку…

Грязнов повернулся к Саше. Тот кивнул:

– Да, я ее вызывал на четырнадцать. Это свидетельница по Литвиновым.

– Господи, ну и рожа у тебя сейчас. Испугаешь свидетельницу. Ладно, я ее допрошу… Кабинет есть свободный?

Саша открыл ящик стола, вынул связку ключей:

– Вот, в двадцатом сейчас никого.

– Так я с ней поговорю, а ты приведи себя в порядок.

Грязнов вышел, пророкотав что-то вежливо-извинительное. Саша слышал обрывки слов: «экстренное совещание», «позвольте мне, генералу, побеседовать со столь милой дамой»…

Угодник женский! А туда же, воспитывать!

Но в глубине души Саша понимал, что все, сказанное Грязновым, – справедливо. И на душе Турецкого было мерзко. Он тряхнул головой, начал наводить на столе порядок. Убрал бутылку и закусь в холодильник, вымыл стаканы, вытер стол.

Зазвонил телефон. Саша снял трубку.

– Александр Борисович! Это Безухов. Докладываю обстановку: Михаил Круглов умер в ночь с пятницы на субботу. В субботу вечером был доставлен в морг больницы номер… Там делали вскрытие.

– Когда?

– В понедельник утром.

– То есть вчера? Так он еще там, труп?

– Нет. Сегодня утром его кримировали.

– Как? Кто?

– Кто кремировал, я не знаю пока. Но в качестве родственника выступал Литвинов Марат Игоревич.

Глава 22
Полиция нравов

Утром в четверг Турецкий сидел в своем кабинете, еще раз изучая бумаги, касающиеся смерти Дмитрия Круглова. Он выкурил почти целую пачку сигарет, вчитываясь в эти бумаги.

Придраться было не к чему. Электрик умер на даче Литвинова, выпив почти литровую бутыль водки. Причина смерти: острая коронарная недостаточность, остановка сердца.

Врачи «скорой» показали, что случай, к сожалению, заурядный. На вопрос: какова концентрация алкоголя в крови умершего – ответили, что сама по себе концентрация не смертельная, но дело в индивидуальной переносимости. К тому же нужно рассчитывать на килограмм веса тела. А тело было весьма тщедушным. И недоедал он явно. Признаки дистрофии. А печень – это вообще слезы. Цирроз в оба глаза смотрит. И в мозгах у него того… Изменения сосудов. Короче, летальный исход был неизбежен. Хозяйка дачи объяснила, что Круглов – инвалид войны. Все хвори – застарелые. И чего же удивляться? Нажрался водки после большого перерыва – и привет.

Кровь на наличие каких-либо препаратов или ядов исследовали? Так, по общим параметрам исследовали. Кроме алкоголя – ничего. Мы и дали разрешение на захоронение. Он же одинокий, этот Круглов. Хорошо еще, что мужчина, хозяин дачи, взялся хоронить. А то болтался бы здесь в холодильнике до морковкина заговенья.

– Лучше бы болтался, – буркнул Турецкий.

В крематории та же песня: замечательный человек Литвинов взял на себя все хлопоты, оплату процедуры. Единственная его просьба – сделать все побыстрей, так как он человек занятой, собирался в командировку. Мы посмотрели – все документы в порядке. Разрешение на захоронение есть. Ну и почему бы не пойти навстречу?

– Сколько же это стоило – пойти навстречу?

– Това-а-рищ следователь, обижаете!

Разумеется, вчера, в среду, рванули в садоводство Академии медицинских наук (ишь ведь куда пристроился, гад!). Нашли понятых, вскрыли дом. Но ничего компрометирующего Литвинова обнаружить не удалось. Все уже было вымыто, убрано. Криминалисты с тоской оглядели помещение.

– Нет, Сан Борисыч, это мы поздно приехали. «Пальчики» снять можем. Но толку-то?

Вот и весь сказ. Ловок он, наш господин Литвинов!

Сегодня, в одиннадцать ноль-ноль, Литвинов был вызван официальной повесткой в Генпрокуратуру. Повестку вручили вчера его личному секретарю, под роспись. Сам гражданин Литвинов, так славно состряпавший свое дельце за каких-то полтора дня, целые сутки где-то пропадал. Телефон квартиры не отвечал. Но было известно, что Марат Игоревич отзванивается супруге на мобильник, сообщает, что все еще занят похоронными делами, и просит любимую жену не волноваться и, главное, не реагировать на звонки как в дверь, так и по телефону. Связь только через мобильный.

Дурак, как будто нельзя прослушать мобильник! Александр взглянул на часы. Без двух минут одиннадцать. Ровно в одиннадцать в кабинет постучали.

Литвинов вошел, неся на лице маску человека безмерно уставшего, в меру скорбящего, но и довольного собой. Вошел с чувством выполненного долга.

– Здравствуйте, Александр Борисович!

– Здравствуйте, Марат Игоревич. Прошу садиться. – Турецкий встал, прошел к окну. – У меня здесь накурено. Давайте проветрим.

– О нет. Умоляю, не окрывайте окон. У меня застарелый гайморит, так что никаких запахов я не чувствую вообще и табака в частности. А вот к сквознякам чрезвычайно чувствителен.

– Как угодно.

Александр вернулся к столу. Литвинов сел напротив, кинул взгляд на диктофон.

– Будем под запись разговаривать?

– Да, это официальная дача показаний. Представьтесь. Назовите адрес, место работы, должность.

Литвинов отвечал спокойно, опереточный баритон звучал уверенно.

– Скажите, пожалуйста, что вы делали вечером двадцатого сентября? Это прошлая пятница.

– Я ездил на дачу.

– С какой целью?

– Для поездки на дачу пятничным вечером нужна цель?

– Вопросы задаю я.

– Проверить, как там дела. Мы с женой пригласили гостей на воскресенье, поэтому я повез туда продукты. Бутылки с алкоголем, всякое такое. Потому что в выходной мы должны были везти на своей машине еще одну пару, безлошадную, так сказать. Ну и чтобы в салоне было посвободней, я часть продуктов завез на дачу в пятницу вечером.

– У вас на даче в это время кто-нибудь был?

– Да. Там работал мастер по электричеству. Мы, знаете ли, затеяли ремонт, но, прежде чем заниматься стенами, нужно переделать проводку. Там был мастер.

– Фамилия, имя мастера?

– Дмитрий Семенович Круглов.

– Это электромонтер из вашего дома, по Староконюшенному?

– Да, это он.

– Почему вы наняли именно его? В поселках, как правило, есть свои бригады, которые берут такие заказы.

– А почему бы мне его не взять? Я его знаю… знал. Он хорошо работает, когда трезв. И берет недорого. К тому же он был в отпуске и сам попросился на эту работу. Сказал, что хочет срубить деньжат.

– Вы приехали. Кстати, а почему вы приехали один, без жены?

– Потому что я не собирался там задерживаться. Зачем же Марине трястись туда-сюда?

– Но если вы ждали гостей, она могла бы остаться на даче на субботу, готовиться к приему…

– Это наше семейное дело, как нам готовиться к приему гостей. Марина решила, что поедет в субботу днем. В пятницу она плохо себя чувствовала.

– Хорошо. Вы приехали – и что дальше?

– Я посмотрел, как идут работы. Поругал его, потому что за неделю он почти ничего не сделал. Выгрузил сумки, предупредил, что в субботу днем приедет Марина Ильинична, а в воскресенье у нас будут гости, а у него – выходной. Вот и все.

– Вы с ним не выпивали?

– Господь с вами! Я за рулем!

– Давайте прикинем. Осмотр проделанной работы, сумки – по холодильникам. На все про все полчаса. А ваш сосед, Гейченко, показал, что вы пробыли в доме два часа тридцать минут. И уехали поздним вечером. В двадцать три часа. Что же вы там делали?

– Ну… Пришлось поговорить с Кругловым. Он всю неделю один, как бирюк. Упросил меня чаю с ним выпить.

– А водку он не пил?

– При мне – нет.

– Вот вы говорите, что Круглов отработал у вас на даче почти неделю. А когда именно он туда приехал?

– В первый день отпуска. Двенадцатого. Я сам его привез. Он же не знал, как туда добираться.

– Во сколько это было?

– Вечером. Около шести вечера. Я закончил работу пораньше, заехал домой, пообедал. И забрал его.

– Откуда?

– Из его дома. Он живет… это дом семь, рядом с нами.

– А что он делал, когда вы за ним заехали?

– Сидел у своего компьютера. Он, знаете ли, помешан на компьютерных играх. Сидел, играл.

– Двенадцатое – это день гибели Климовича.

– Да, я помню. Но, во-первых, я тогда еще не знал об этом, а во-вторых, чем я мог помочь убитому? Я вот пытаюсь помочь вам расследовать это убийство, но вы от моих показаний отмахиваетесь.

– Продолжим. В субботу ваша жена уехала на дачу. Она вам звонила оттуда?

– Да! Господи, товарищ Турецкий, вы ведь уже знаете, что Круглов умер на моей даче.

– Откуда вы знаете, что мне это известно?

– Соседи с дачи звонили. Вы там у нас вчера шмон навели. И напрасно, – чуть усмехнулся он.

– Напрасно? Это в каком смысле? Поздно приехали?

– Ах, я не о том. Смерть человека – это очень прискорбный факт. Но я-то здесь при чем? Этот дурак добрался до бутылок с водкой и выпил литр. Марина приехала – он уже труп! Бедная девочка! Ей пришлось вызывать «скорую», ночевать там одной…

– А что же вы к ней не приехали?

– Я был занят в тот вечер по работе.

– В субботу?

– У меня ненормированная рабочая неделя.

Он был само спокойствие и самообладание. Турецкому очень хотелось вывести этого господина из себя. Но пока этого не получалось.

– Марат Игоревич! В наш первый с вами разговор и вы, и ваша жена жаловались на угрозы со стороны Нестерова. Было?

– Конечно! Я вам именно об этом и толковал!

– …На ночные звонки. Еженощно, в три часа. Целый месяц, вплоть до убийства Климовича.

– Ну да.

– Звонил Нестеров?

– Да.

– Но Нестеров в это время находился в больнице и звонить вам не мог. Это выяснено. Кто же звонил?

Литвинов на долю секунды отвел глаза, но тут же спокойно взглянул на Турецкого

– Звонил именно Нестеров! – с нажимом произнес он. – А как ему это удавалось, это уж вы должны выяснить, а не я.

– Понятно. А теперь он звонит? Угрожает?

– Нет. После смерти Климовича звонки вскоре прекратились. Очевидно, он решил, что достаточно напугал меня.

– Вернемся к субботе. Марина Ильинична обнаружила труп, вызвала «скорую». Покойного увезли. Что было дальше? Каковы ваши действия в связи с этим несчастьем?

– Я был вынужден заняться похоронами. Это естественно для порядочного человека. Посудите сами: он умер у меня на даче, накачавшись моей водкой. Я как бы невольный виновник гибели человека. К тому же человека одинокого. Это мой долг – предать тело земле.

– Тело вы не земле предали, а печи крематория. И обернулись со всем этим скорбным мероприятием весьма быстро.

– А что вас не устраивает? Есть официальное заключение о смерти. Ничего криминального не обнаружено. А у меня, знаете ли, каждый день расписан. Я не могу тратить неделю на погребение чужого мне, в сущности, человека. Вы в чем меня подозреваете? – вскричал он. – Вот уж воистину: добрые дела наказуемы!

– Давайте снизим пафосность. Значит, в субботу вечером ваша жена осталась на даче, наедине с трупом, а вы в городе, в своей квартире. Наедине с кем?

– Какое это имеет значение? – сузил глаза Литвинов.

– …С Зоей Дмитриевной Руденко, которая вообще-то отрицала какую-либо связь между вами.

– Это наше личное дело! Да, она отрицала. Потому что бережет мою репутацию! Я, между прочим, женатый человек. А вы вместо того, чтобы понять, что Нестеров питает ко мне лютую ненависть из-за того, что Зоя полюбила меня, понять, что это тоже мотив преступления, которое чуть было не состоялось… Вы лезете в мою постель…

– Но почему же все-таки убит Климович, а не вы?

– Не получилось у него со мной! А дважды снаряд в одну воронку не ложится. У него не вышло меня убить, так он решил напугать меня на всю оставшуюся жизнь. И это не вышло!

– А вы знаете, Марат Игоревич, что вы, обуреваемый самыми светлыми, человеческими чувствами, засунули в печь крематория убийцу Климовича?

Литвинов изобразил удивление, замешательство, растерянность… Но тут же как бы овладел собой.

– Откуда это известно?

– Это известно. На сегодня это известно доподлинно, – вздохнул Турецкий. – Как и то, что первое взрывное устройство, которое было обнаружено над вашей дверью, тоже повесил ваш электрик. Дмитрий Круглов. Вот какая картинка получается. И вы этого убийцу в течение недели держите у себя на даче. А потом он умирает, накушавшись вашей водки.

– У вас ко мне предвзятое отношение, – процедил Литвинов. – Если убийца – Круглов, то он всего лишь исполнитель. Потому что никакой личной вражды между нами не было. Больше того, он очень привязан был к моей жене. Она его опекала, подкармливала, разговаривала с ним. Это весь дом подтвердить может. А уж Климовича наш электрик знать не знал. Получается, что его кто-то нанял.

– Получается, – согласился Турецкий.

– И вы думаете, что это я его нанял, чтобы он меня убил? Или моя жена?

– Что я думаю… Думаю, что нужно быть весьма хладнокровным человеком, чтобы отправить жену разбираться с трупом, а самому принимать в супружеской спальне любовницу.

– Слушайте, вы! – Литвинов разъярился, это было видно. – Вы не полиция нравов. И вряд ли в нее попадете. Потому что у вас у самого рыльце-то в пушку. Я тут днями видел вас, и не единожды, возле «Кропоткинской». С девочкой лет восемнадцати. Думал, это ваша дочь. Ан нет, не дочь. Дочерям такие букеты не дарят и их так не целуют. Как вы думаете, если об этой девочке узнает ваша жена, ей будет приятно?

– А вы ей сообщите, – мило улыбнулся Саша.

– Непременно. И я буду настаивать на том, чтобы вас отстранили от следствия.

– Ну-ну. Пока меня еще не отстранили, я хотел бы допросить Марину Ильиничну.

– У нее гипертонический криз. Она на больничном.

– Понятно. Придется связаться с ее лечащим врачом, выяснить перспективы. Может быть, нужна госпитализация? А то вдруг она чайку дома попьет, да и… Не хотелось бы. И если что-то такое, не дай бог, произойдет, похоронить жену так быстро, как Круглова, вам не удастся, понятно? – ласково произнес Турецкий. – А пока что ж, мы закончили. – Александр встал.

Поднялся и Литвинов. Глаза его были налиты яростью.

– Прошу!

Закрыв дверь за Литвиновым, Турецкий несколько секунд стоял соляным столбом. Вот так, все тайное становится явным.

Прав, прав был Грязнов, взывавший к его, Сашиному, разуму. Дело не только в том, что эта мразь Литвинов действительно может сообщить Ирине об измене мужа. Это ужас, но еще не весь ужас. Дело в том, что он, Турецкий, как бы оказывается на одном уровне с Литвиновым. А вот это – это уже совсем плохо, хуже некуда.

Но что же делать, если нет сил разорвать эту связь?

Турецкий прошел в кабинет Меркулова, минуя Клавдию, словно она была предметом мебели.

– Вы куда, Александр Борисович! – грозно вскричала секретарша.

Но кричать было поздно. Потому что «важняк» уже стоял перед Константином Дмитриевичем

– Ну что? Что влетел как петух? Садись, рассказывай.

– Значит, так. Убийца Климовича установлен. Это некто Круглов, электромонтер из дома Литвинова. Тот самый, что обезвреживал первое взрывное устройство.

– Доказательства?

– На квартире Круглова обнаружен целый арсенал боеприпасов, в том числе платит, части взрывпакета, аналогичные тем, что были использованы в обоих случаях. Везде отпечатки пальцев. Эти же «пальчики» в квартире Круглова на предметах мебели, на компьютере и так далее. Кроме того, Круглов – по фотографии – опознан соседкой Климовича, но это уже косвенное доказательство. Там достаточно прямых. Дело не в этом. Дело в том, что Круглов умер.

– Уже?

– Да.

– Где труп?

– Нет у нас трупа. Труп кремирован.

– Кто помог?

– Литвинов…

Саша, горячась, то и дело повышая голос, рассказал обо всем, что произошло за последние дни.

– Как же так, Саша? Как вы могли упустить Круглова? Или, по крайней мере, его труп?

– Это моя вина, – глухо произнес Турецкий. – Я себе этого никогда не прощу. Если бы труп успели поймать, наверняка наши эксперты что-нибудь да вытащили. И притянули Литвинова к ответу. А так… Даже эксгумацию не проведешь. Как я мог так лопухнуться!

– Плохо, – вздохнул Меркулов. – Что ж, повинную голову меч не сечет. Что дальше делать будем? В принципе мы можем закрыть дело. Статья пятая УПК: «возбужденное уголовное дело прекращается в отношении умершего…»

– Что ты мне УПК цитируешь? Думаешь, я его забыл? Кроме исполнителя есть соучастники преступления. Заказчик, наводчик и так далее.

– Я все понимаю. Но ты так не хотел браться за это дело, бегал ко мне, кричал, что я заставляю тебя, «важняка», заниматься дрязгами, перетряхивать чужое грязное белье. Ты даже говорил, что у тебя на это дело, извини, «не стоит». Это твои слова?

– А теперь встало!

– Поздравляю! С чем связаны перемены?

– Потому что я уверен, что заказчик сам Литвинов. Уверен, понимаешь? Поэтому он Круглова так успешно и сократил до горстки пепла. Хорошенькие сыновья у друзей нашего генерального…

– Ты это брось! – замахал руками Меркулов – Сын за отца не отвечает. То есть в данном случае наоборот. Ты мне, дураку старому, объясни, зачем Литвинову покушаться на себя? На Климовича?

– Это акция против Нестерова, факт! Мешает Нестеров Литвинову!

– Я думал, наоборот: это Литвинов не дает работать Нестерову.

– Ну да. Это то, что на поверхности лежит. Но там внутри что-то другое. Уж очень хочет Марат Игоревич посадить профессора. Но зачем ему это нужно? Завладеть его делом? Это еще доказывать надо…

– Значит, будешь копать дальше?

– Буду копать. И хочу предупредить: Литвинов будет спускать на меня собак. Он мне уже пригрозил, что от дела меня отстранит.