Текст книги "Бетси"

Но я еще не потерял сознания, когда они дали волю ногам. А в голове слышались чьи-то слова. Кто-то советовал мне быть поосторожнее, но я не мог вспомнить, кто именно.

Из последних сил я попытался оторваться от земли.

Приподнялся на колени, когда увидел приближающийся ко мне башмак.

Поделать я ничего не мог. Удар пришелся под подбородок. Меня подняло в воздух и швырнуло о стену. А потом пришло блаженное забытье.

Глава 8

Вдали плакала женщина.

– Анджело! Анджело!

Теплые слезы закапали мне на лицо. Сознание с трудом возвращалось ко мне.

В темноте я разглядел белое пятно ее лица, но не более того. Заплывшие глаза не желали фиксировать более мелкие детали. Я почувствовал ее руку на спине, она прижала меня к груди. Слезы продолжали щедро орошать мое лицо.

– Синди, – прохрипел я. – Помоги мне подняться.

– Не шевелись, – прошептала она. – Тебя сильно избили. Я вызову «скорую помощь».

– Нет! – я попытался подняться сам. – Отвези меня домой. Мой отец – врач.

– Анджело, пожалуйста!

– Помоги мне встать!

Спорить она не стала, подхватила меня под мышки. Я едва не закричал от боли, когда она чуть нажала на мои ребра. Прошло, наверное, полвечности, прежде чем я выпрямился, привалившись спиной к стене.

– Оставайся на месте. Я подгоню машину.

Я кивнул.

– Ты сможешь стоять?

– Да, – выдохнул я.

Она заглянула мне в глаза. Не знаю, что она там увидела, но повернулась, и мгновение спустя я услышал, как ее каблучки застучали по асфальту. Я не посмотрел ей вслед, слишком сильную боль причиняло малейшее движение.

Время тянулось и тянулось, перед глазами все плыло, но наконец заревел мощный двигатель «мазерати», темноту прорезали яркие лучи фар. Я закрыл глаза, услышал, как открылась дверца. Синди поспешила ко мне.

– Ты можешь положить руку мне на плечо?

Я поднял руку, и она подлезла под нее. Я повис на ней всем весом, и мы преодолели полмили до автомобильной дверцы. Синди развернула меня спиной к машине, помогла усесться на сиденье, затем подняла ноги и поставила их на пол кабины. Застегнула ремень безопасности и наклонила спинку так, что я оказался практически в лежачем положении.

– Тебе удобно? – спросила она.

– Да, – пробормотал я. В отраженном свете я заметил, что платье ее в пятнах крови.

Синди захлопнула дверцу, обошла машину, села за руль. Наклонилась надо мной, чтобы нажать кнопку дверного замка.

– Извини, я испортил тебе платье.

Она не ответила. Задним ходом вырулила из проулка на Мичиган-авеню.

– Куда едем?

Я подробно объяснил ей, как добраться до дома моих родителей. Во рту недоставало многих зубов. Оставалось надеяться, что большая часть выбитых – вставные, а не те несколько настоящих, что еще оставались у меня.

Машина набрала скорость.

– Как ты меня нашла? – спросил я.

Синди не отрывала глаз от дороги.

– Когда ты не появился в половине шестого, я начала беспокоиться. Окна в доме погасли, все разошлись по домам. Поэтому я зашла в проулок, поднялась по лестнице, постучала. Никто, естественно, не отозвался. Но я услышала твой стон. Я сбежала вниз и нашла тебя у стены, – она остановилась на красный сигнал светофора и повернулась ко мне. – А теперь помолчи, пока мы не приедем к тебе домой. Отдыхай.

Я закрыл глаза и провалился в темноту. Открыл я их, лишь когда машина остановилась на подъездной дорожке у нашего дома.

– Я помогу тебе выйти, – она вновь перегнулась через меня и открыла дверцу с моей стороны.

С ее помощью мне удалось спустить ноги на землю, но дальше дело не пошло. Боль не позволяла мне шевельнуться.

– Позвони в дверь, – попросил я. – Джанно мне поможет.

Она взбежала по ступенькам, нажала на кнопку звонка. Зажглись лампы над дверью, на пороге появился Джанно. Не успела она произнести мое имя, как он слетел вниз, подхватил меня на руки, как в детстве.

– Dottore! Dottore! – прокричал он во всю мощь, едва мы вошли в дом. – Анджело, его избили!

Первой выскочила мама. Глянула на меня и прижала руку ко рту.

– Figlio mio! – по ее щекам покатились слезы. – Что они с тобой сделали?

Тут же появился отец.

– Отнеси его в мой кабинет, – распорядился он.

Джанно понес меня в то крыло, где отец оборудовал несколько комнат для приема пациентов на дому. В смотровой осторожно опустил меня на белый стол.

Из шкафчика у стены отец достал ампулу и шприц.

– Позвони в больницу. Пусть немедленно пришлют машину «скорой помощи», – приказал он Джанно.

– Никаких больниц, – прохрипел я.

Джанно заколебался, но взгляд отца послал его к телефонному аппарату.

– Что случилось? – спросил отец, набирая шприц.

– Трое громил поработали надо мной.

Я услышал, как ахнула мама. Отец повернулся к ней.

– Мать! Подожди за дверью.

– Но Анджело… – голос ее дрогнул.

– С Анджело все будет в порядке. Я тебе обещаю. Подожди за дверью, – он посмотрел на Синди, стоявшую за спиной мамы. – И вы тоже.

Мама взяла Синди за руку.

– Вы расскажете мне обо всем, – и они вышли из смотровой.

Я посмотрел на шприц в руке отца.

– Это зачем?

– Снимет боль. Мне нужно продезинфицировать все твои ссадины и царапины, а это очень болезненная процедура.

– Я не могу сейчас заснуть. Мне нужно позвонить.

– Кому? Может, я смогу тебе помочь?

Я едва почувствовал укол. Одним движением отец сдернул с меня брюки и вогнал иглу в бедро.

– В первую очередь дяде Джеку.

– Дяде Джеку, – я успел уловить нотку изумления в его голосе, но в следующее мгновение провалился в небытие: укол, как и хотел отец, подействовал сразу же.

Джанно и я играли в ковбоев, и индейцы прятались в кустах у дома. Я изображал Тома Микса, Джанно – его верного жеребца, и мы преследовали индейцев точно так же, как делал это сам Микс в фильме «Всадники Перпл-Сэйдж», который мы смотрели в субботу. Я радостно палил из шестизарядного револьвера.

– Стой, Тони! – я дернул Джанно за воротник рубашки, направляя его к подъездной дорожке. – Кажется, к нам движется крытый фургон.

Я спрыгнул с его спины и присел в кустах. На подъездную дорожку вкатился длинный черный «дузенберг» деда. Я подождал, пока он проедет мимо меня, затем прыгнул на плечи Джанно.

– За ними! – прокричал я. – Мы должны предупредить их об индейцах!

Джанно галопом помчался вперед, придерживая меня за ноги, чтобы я не свалился с его спины. Я несколько раз выстрелил. Пистоны разрывались со страшным грохотом.

– Будь осторожен, дедушка! Индейцы уже рядом!

Через затемненные стекла я мог различить деда, сидящего на заднем сиденье между двух мужчин. Еще один занимал откидной стульчик перед ними.

Автомобиль затормозил у дома. Джанно и я дожидались их на ступенях. Двое мужчин, что сидели на заднем сиденье, остались у машины, а дед и третий его спутник направились к нам.

Я потряс револьвером.

– На холмах индейцы!

Дедушка остановился перед нами. Невысокого роста, хрупкого телосложения. Джанно с его пятью футами и восемью дюймами возвышался над ним, как гора. Но дело-то было не в росте. Кто бы ни стоял рядом с дедом, сразу чувствовалось, что он – большой человек.

Он протянул руку.

– Дай мне револьвер, Анджело.

Я заглянул ему в глаза, но не прочитал в них неудовольствия. Темно-карие, почти черные, как его волосы, они остались бесстрастными. Молча я подал ему револьвер.

Он взял оружие, с отвращением глянул на него. Повернулся к Джанно.

– Кто дал ему это?

– Padrone, это всего лишь игрушка, – Джанно попытался поклониться, но я сидел у него на плечах, так что ничего не вышло.

– Какая разница. Кажется, я предупреждал, никаких ружей или пистолетов. Даже игрушечных. Детям от них только вред.

На этот раз Джанно удалось поклониться даже с© мной на плечах.

– Si, Padrone.

Дедушка отдал ему револьвер.

– Чтобы я больше этого не видел, – протянул ко мне руки. – Иди сюда, Анджело.

Я соскользнул с плеч Джанно в руки деда, радуясь, что он не сердится на меня. Дедушка поцеловал меня, поднимаясь по ступеням.

– Не следует детям баловаться с оружием, – объяснил он. – Даже с игрушечным.

Мы вошли в гостиную, где ждали мама и папа. Мама заплакала, едва увидела его. Дед усадил меня на одну руку, а другой неловко обнял маму.

– Ну перестань, Дженни. Не плачь. Сицилия – не край земли.

– Но вы будете так далеко от нас, – всхлипнула мама.

Заплакал и я.

– Не хочу, чтобы ты уезжал, дедушка!

– Дженни, видишь, чего ты добилась? – мягко упрекнул ее дедушка. Посмотрел на папу. – Dottore, успокойте жену. Ни к чему так расстраивать Анджело.

Я видел, что и у отца глаза на мокром месте, поэтому завопил что есть мочи.

– Я не хочу, чтобы ты покинул меня, дедушка! – и, рыдая, прижался к нему.

Но, похоже, перестарался, Потому что мама перестала плакать и потянулась ко мне.

– У него истерика.

Но дедушка отвел ее руки.

– Я сам его успокою.

И развернул меня так, чтобы видеть мое лицо.

– Я не покидаю тебя, Angelo mio. Я собираюсь на Сицилию, в Марсалу и Трапани, где прошло мое детство.

Но я завопил еще громче.

– Значит, я больше не увижу тебя!

Тут на его глаза навернулись слезы. Он крепко прижал меня к груди.

– Обязательно увидишь, – сдавленным голосом пообещал он. – Летом ты приедешь ко мне с мамой и папой, и я покажу тебе виноградники и оливковые рощи на склонах Монте-Эрис, где вырос твой дед.

– И мы сможем поиграть там в ковбоев и индейцев? – слезы мои исчезли без следа.

– Нет, это плохая игра, – он покачал головой. – Как и все игры, где убивают людей, пусть и понарошку. Ты, как и твой отец, станешь доктором, чтобы спасать людей, а не убивать, – он посмотрел на меня, не уверенный, что я его понял. – А кроме того, на Сицилии нет индейцев.

– Там только хорошие люди?

– Только хорошие люди, – подтвердил он, понимая, что дальнейшие объяснения только все запутают. И воспользовался беспроигрышным вариантом:

– А приехав туда, дедушка пришлет тебе замечательный подарок.

– Какой же?

– Все, что ты пожелаешь. Только скажи дедушке.

Я задумался. Вспомнил фильм, который мы с Джанно видели на прошлой неделе, с Монте Блу в главной роли.

Об автогонках.

– И настоящий гоночный автомобиль? – в голосе моем слышалось сомнение.

– Если мой Анджело хочет гоночный автомобиль, он его получит. «Бугатти» тебя устроит?

Я крепко обнял его за шею. Поцеловал.

– Спасибо, дедушка.

Он повернулся к моим родителям.

– Видите, – воскликнул торжествующе. – Теперь он в полном порядке.

Все это время мужчина, пришедший вместе с дедушкой, скромно стоял у двери. Теперь дедушка подозвал его.

– Джек, подойдите сюда.

– Мой сын, доктор Джон Перино, – с гордостью представил папу дед. – Его жена, Дженни. А это судья Джекоб Уэйнстейн, о котором я вам говорил.

Судья Уэйнстейн, с каштановыми волосами, примерно того же роста и возраста, что и отец, пожал руки моим родителям.

– Не забудьте про меня, – протянул руку и я.

Он повернулся, улыбаясь, пожал мою руку.

– Я даже подумать об этом не мог.

– С Джеком мы заключили пожизненный контракт.

Пока я в отъезде, он будет приглядывать за семейным бизнесом, – дедушка опустил меня на пол. – А теперь иди поиграй, а я, твой отец и судья немного поговорим о делах.

– Пойдем со мной на кухню, – быстро добавила мама. – Я как раз напекла пирожков. Ты поешь их с молоком.

Она взяла меня за руку и потянула к двери. Но я заставил ее остановиться и обернулся.

– Мы еще увидимся перед твоим отъездом, дедушка?

У него перехватило дыхание. Опять на глазах выступили слезы. Он кивнул.

– Перед отъездом, – с трудом выдавил он.

Час спустя мы стояли на ступенях дома и махали руками дедушке, уезжавшему в «дузенберге». Он посмотрел на меня через заднее стекло, на прощание поднял руку, и длинный автомобиль скрылся за зеленью кустов.

Мы еще постояли, потом я посмотрел на отца.

– У тех двоих, что ждали дедушку, под пиджаками были пистолеты. Интересно, они знают, что дедушка не любит оружие?

Мама и папа переглянулись, затем по маминым щекам покатились слезы. Папа усадил меня на одну руку, другой обнял ее за плечи. Мама спрятала лицо на папиной груди. Я видел, что и у него повлажнели глаза. В моем горле незнамо откуда появился твердый комок. Я еще многого не понимал.

Со временем, разумеется, кое-что прояснилось. К примеру, что ждали дедушку агенты ФБР, чтобы проводить до Нью-Йорка и усадить на корабль, отплывающий в Италию. Или что судья Уэйнстейн оказался не судьей, а адвокатом, ведущим все наши семейные дела.

И потом в течение многих лет, пока я не уехал на учебу в колледж, дядя Джек раз в месяц обязательно приходил к нам на воскресный обед.

Когда же мне исполнился двадцать один год (я уже заканчивал МТИ), неожиданно выяснилось, что дедушка был очень богатым человеком, и моя доля в его состоянии равняется двадцати пяти миллионам. Родительская – в два раза больше.

Помню, как я в полном замешательстве переводил взгляд с отца на дядю Джека. Я, разумеется, знал, что наша семья не нуждается в деньгах. Но и представить себе не мог такого богатства.

– И что же я буду делать со всеми этими деньгами? – растерянно спросил я.

– Получше учись, – строго ответил отец. – Потому что придет день, когда все они будут принадлежать тебе.

– Я бы советовал после окончания МТИ поступить в Гарвард бизнес скул, – добавил дядя Джек.

– Бизнес меня не интересует, – отпарировал я. – Моя любовь – автомобили.

– Автомобили – тоже бизнес, – назидательно заметил дядя Джек.

– Для меня – нет. Я их только покупаю.

– Благо деньги для этого у тебя есть, – улыбнулся дядя Джек.

– Но столько миллионов мне ни к чему.

– Тогда у меня следующее предложение. Ты создаешь в банке инвестиционный фонд и даешь право банкирам вести его дела.

Я посмотрел на дядю Джека.

– А почему они не могут оставаться у вас? Я помню, что вы заключили с дедом пожизненный контракт. То, что хорошо для него, вполне устраивает и меня.

Он переглянулся с отцом.

– Извини, но я не могу этого сделать.

– Почему?

Дядя Джек откашлялся.

– Из-за той сферы моей деятельности, которая, по мнению органов власти, связана с организованной преступностью. И я полагаю, что ни на тебя, ни на твоих родителей не должна падать тень того, к чему вы не имеете ни малейшего отношения.

Я знал, о чем идет речь. Как-никак газеты почитывал.

Стоило начаться очередному расследованию деятельности мафии, как тут же всплывала его фамилия.

– Но мы сможем позвонить вам, если возникнет какая-то проблема? – спросил я. – Разумеется, серьезная.

Он кивнул.

– Безусловно. В конце концов контракт с твоим дедом заключен пожизненный, – дядя Джек поднялся. – Джон, в банке все готово, – обратился он к отцу. – И будет неплохо, если завтра вы с Анджело подъедете туда. Я приглашаю вас на ленч, а потом мы подпишем все бумаги.

Так мы и сделали, а вернувшись в институт, я подписался на «Уолл-стрит джорнэл» и каждый день проглядывал курс акций, указанных в длинном списке, который мне вручили в банке. Потом мне это надоело, и я довольствовался лишь просмотром ежеквартальных отчетов, присылаемых из банка. А в конце концов я перестал вскрывать и эти конверты. И действительно, стоило ли волноваться из-за сотни-другой тысяч долларов, если с самого начала их было двадцать пять миллионов.

Дядя Джек свел свою борьбу с властями вничью. Его не посадили, но годом позже он оставил свою практику и уехал в Лас-Вегас, в отели которого вложил некоторую долю собственных средств. Мы обменивались рождественскими открытками; приезжая в Детройт, он виделся с моими родителями, но я обычно в эти дни пребывал совсем в других краях. Затем я узнал из газет, что он продал свой пай в отелях Лас-Вегаса и переехал в Финикс, штат Аризона, чтобы принять активное участие в большом проекте, предусматривающем создание в чистом поле загородного клуба со спортивными сооружениями, отелем, зоной отдыха, получившего название Парадиз-Спрингс. Помнится, я получил от него приглашение на открытие нового курорта, но как раз начал работать на Номера Один и не смог приехать. Мама и папа откликнулись на его приглашение и передали дяде Джеку мои извинения. Маме там понравилось, и потом они еще несколько раз ездили в Парадиз-Спрингс. А папа как-то сказал мне, что никогда не видел дядю Джека таким умиротворенным и довольным жизнью. Добавив, что тот теперь каждое утро играет в гольф. – А вот дедушку мне больше увидеть не довелось. Ему потребовалось чуть ли не два года, чтобы переправить мне «бугатти», но я-таки его получил. А еще через год в Европе началась война, и он запретил моим родителям ехать к нему. Затем война добралась до нас, и мы ничего не могли узнать о нем, пока американские войска не высадились в Италии.

Но дед умер годом раньше от рака.

Глава 9

Когда я открыл глаза, палату, уставленную цветами, заливал яркий солнечный свет. Чуть шевельнул головой. Никакой боли. Я осмелел. И тут же понял, что торопиться не следует.

– Черт! – поневоле вырвалось у меня.

Медицинская сестра, сидевшая в углу на стуле, вскочила. Подошла ко мне.

– Вы проснулись.

Я догадался об этом и сам.

– Какой сегодня день?

– Четверг.

– А что было в среду?

– Вы спали, – она потянулась к телефону. Набрала номер. В трубке послышался голос. – Пожалуйста, найдите доктора Перино и скажите ему, что пациент в 503-й проснулся. Благодарю, – и добавила, повернувшись ко мне:

– Ваш отец сейчас на обходе, но он хотел, чтобы ему незамедлительно сообщили, когда вы откроете глаза.

– Сколько сейчас времени?

– Десять часов. Как вы себя чувствуете?

– Не знаю. Но боюсь двинуть чем-нибудь.

Открылась дверь и в палату вошел отец. Мы итальянцы, так что англосаксонская сдержанность нам претит.

Он – доктор, но прежде всего мой папа. Поэтому первым делом мы расцеловались.

– Мама и Синди уже идут сюда из кафетерия.

– Пока их нет, скажи, как мои дела?

– Могло быть хуже. Пара сломанных ребер, избыток синяков, но повреждений внутренних органов, насколько мы выяснили, нет. Легкое сотрясение мозга, так что какое-то время у тебя будет болеть голова, – тут он замялся. – А вот лицо тебе отделали крепко. Вся работа доктора Ганса пошла насмарку. Перелом носа в двух местах, трещина в челюстной кости, выбили пять зубов, все протезы, чуть сместили правую скулу, но точно сказать трудно: еще не спала опухоль. И, естественно, множественные ссадины под глазами и вокруг рта. А в общем, не так все и плохо.

– Благодарю, доктор, – я взял его руку, поцеловал.

Повторюсь, мы – итальянцы. А когда посмотрел на папу, увидел, что у него на глазах выступили слезы.

А потом распахнулась дверь, в палату влетели мама и Синди, и следующие десять минут отец удерживал маму от того, чтобы она не залила меня слезами.

Синди же скромно застыла у меня в ногах, наблюдая за нами. Впервые ей довелось лицезреть внутреннюю жизнь итальянской семьи. Уверяю вас, посмотреть было на что.

Наконец мама выпрямилась, предварительно поцеловав, наверное, все части моего тела, включая ступни.

– Синди, подойдите сюда. Анджело хочет вас поблагодарить.

Тут мама повернулась ко мне.

– Она – милая девушка, твой верный друг. Она спасла тебе жизнь и привезла к нам. Я уже тысячу раз благодарила ее. Поблагодари теперь ты.

Синди наклонилась и целомудренно поцеловала меня в щеку. Я ответил ей тем же, чуть коснувшись губами ее щеки.

– Спасибо тебе, – с достоинством произнес я.

– Всегда готова прийти на помощь, – не менее важно изрекла она.

– Молодец, Анджело, – умилилась мама.

Мы с Синди не решались взглянуть друг на друга, боясь, что не выдержим и расхохочемся.

– Откуда эти цветы? – поинтересовался я.

– О твоем ограблении написали все газеты, – ответила Синди. – Цветы начали приносить вчера. От Номера Один, Дункана, Руарка, Бэнкрофта. Букеты прислали даже Номер Три и Уэйман.

– У Анджело много друзей, – с гордостью прокомментировала слова Синди мама.

– Да, – сухо согласился я, глядя на Синди.

– Номер Один звонил из Палм-Бич, – продолжила та. – Просил тебя не волноваться. Обещал заглянуть к тебе в понедельник, когда прилетит в Детройт.

Меня словно окатило ледяной водой. До понедельника всего пять дней. Целые сутки я проспал! И еще ничего не успел сделать. Я вскинул глаза на отца.

– Сколько ты меня тут продержишь?

– По меньшей мере до конца уик-энда. Выпишем тебя в понедельник или во вторник, если обследование покажет, что нет никаких осложнений.

– Я смогу покинуть больницу на один день, а потом вернуться?

Отец изучающе посмотрел на меня.

– Тебе это очень надо?

– Да. Никакое это не ограбление. Никто и не подумал взять мой бумажник или часы.

Он, разумеется, и сам знал, что отделали меня профессионалы. Не зря же он сорок лет проработал в больницах Детройта. Но промолчал.

– У меня очень важное дело, – добавил я. – Это единственный шанс не позволить им перехватить у Номера Один контроль над компанией.

Странное выражение появилось на лице отца.

– Ты говоришь о старом мистере Хардемане?

– Да.

Он задумался.

– Ты хочешь уехать только на один день?

Я кивнул.

– Боль не будет покидать тебя ни на минуту, – предупредил он.

– Снабди меня таблетками.

– Хорошо, – он тяжело вздохнул. – Я даю тебе один день. Полагаюсь на твое слово. Ты обязательно должен вернуться.

– Нет! – заверещала мама. – Нельзя отпускать его!

Он погубит себя! – она метнулась ко мне. – Моя деточка!

Отец протянул руку, останавливая ее.

– Дженни!

Мама в изумлении уставилась на него. Должно быть, раньше таким тоном он с ней не говорил.

– Не вмешивайся в мужские дела!

Сицилийские женщины знали свое место.

– Да, Джон, – смиренно ответила она. И добавила, глядя на меня, но обращаясь к нему:

– Он будет осторожен?

– Можешь в этом не сомневаться, – заверил ее отец.

В следующий раз я проснулся в салоне зафрахтованного «DC-9». Стюардесса смотрела на меня, рядом стоял Джанно.

– Через пятнадцать минут мы приземляемся в Финиксе, – любезно сообщила стюардесса.

– Подними меня, – попросил я Джанно.

Он наклонился, повозился с переносной кроватью, поднимая спинку.

– Так хорошо, Анджело?

– Отлично.

На высоте тридцать тысяч футов солнце светило куда ярче, чем в Детройте. Зажегся экран: «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ». Джанно наклонился надо мной. Проверил, застегнуты ли ремни, хорошо ли закреплены ножки кровати. Потом занял свое место, тоже пристегнул ремень.

Стюардесса направилась к кабине пилотов.

Хорошее настроение не покидало меня с самого утра.

Папа действительно все устроил, как и обещал после того, как я попросил Синди узнать расписание рейсов на Финикс и соединить меня с дядей Джеком.

– Не надо, – остановил ее отец. – Я все устрою.

– Но в Финиксе мне нужно быть сегодня.

– Будешь. А пока отдыхай. Я позвоню Джеку и сегодня же переправлю тебя в Финикс.

– Как же ты собираешься это сделать?

– Перестань волноваться, – ответил он. – Пора бы тебе знать, что с большими деньгами возможно многое.

После его ухода Синди нагнулась ко мне. Мама, сидевшая на стуле, не спускала с нас глаз.

– Пожалуй, я вернусь в отель и немного посплю. Я совсем без сил.

– Я бы не хотел, чтобы ты возвращалась в отель, – возразил я. – Они знают, что ты была со мной. Как бы с тобой чего не случилось.

– Ничего со мной не случится!

– Этого-то я и добиваюсь.

– Синди может остаться у нас, – предложила мама. – В комнате для гостей, в которой она провела и прошлую ночь.

Я посмотрел на Синди. Она кивнула.

– Я не хочу, чтобы кто-либо знал, где ты находишься, – добавил я.

– Хорошо, – согласилась Синди. – Я скажу Дункану, чтобы он помалкивал.

– Нет, ничего ему не говори. Не звони ни ему, ни кому-нибудь другому. Я не доверяю телефонам на заводе.

– Но я обещала сказать ему, как ты себя чувствуешь.

– Всю необходимую информацию он получит в справочной больницы. Ляг на дно, пока я не дам тебе знать.

– Она сделает все, как ты скажешь, – подала голос мама. – Правда, Синди?

– Да, – ответила та.

– Видишь? – возликовала мама. – Я же сказала тебе, что она хорошая девушка. Не волнуйся о ней. Я не отпущу ее от себя. Никто не узнает, где она.

Я кивнул.

– Спасибо, мама.

В палату вернулся отец.

– Все устроено, – объявил он, явно довольный собой. – Я переговорил с Джеком, и он ждет тебя в пять часов.

Он действительно обо всем позаботился. Машина «скорой помощи» доставила меня на летное поле, прямо к зафрахтованному самолету. Меня сопровождал Джанно.

Через пять минут после взлета он наклонился ко мне со шприцем в руке.

– Это еще что? – пробурчал я.

– Снотворное. Dottore хочет, чтобы ты отдыхал до самого Финикса.

– Я и так буду отдыхать.

– Dottore велел мне развернуть самолет, если ты не будешь слушаться.

– Ладно, – не стал я спорить. – Коли.

Отец научил его пользоваться шприцем. Я уснул еще до того, как игла вышла из моей задницы.

«Скорая помощь» поджидала нас у трапа, и тридцать – пять минут спустя мы въехали в Парадиз-Спрингс.

Через отдельный вход мою кровать вкатили в кабинет дяди Джека. Из окон открывался прекрасный вид на изумрудное поле для гольфа.

Дядя Джек смотрел на меня, пока Джанно поднимал спинку. Поднялся из-за стола, направился ко мне.

Я широко улыбнулся.

– Добрый день, дядя Джек, – я протянул руку.

Как обычно, он ее крепко пожал.

– Привет, Анджело, – и повернулся к Джанно. – Рад снова видеть тебя, Джанно.

Тот поклонился.

– И я рад, eccellenza, – он направился к двери и скрылся за ней.

Дядя Джек подождал, пока за ним закроется дверь.

Пододвинул к кровати стул, сел.

– Ты всегда путешествуешь в таком виде? – он улыбнулся.

– Нет, – рассмеялся я. – Лишь когда слишком устаю и не в силах вылезти из постели.

– Отец говорил, что тебе крепко досталось, – он продолжал улыбаться. – Тебе следовало научиться уворачиваться.

– Я попытался. Но напоролся на другой кулак.

Улыбка сползла с его лица. Выражение изменилось, стало суровым, даже хищным.

– Кто это сделал?

– Не знаю, – тут я выдержал паузу. – Но могу догадаться.

– Я тебя слушаю.

Я рассказал обо всем, с самого начала. От первого телефонного звонка Номера Один почти три года назад. Не опуская никаких подробностей, личных или профессиональных, зная, что он все равно спросит о них. Через полчаса я дошел до утреннего разговора с отцом.

Он умел слушать, и если прервал меня, то раз или два, когда возникала какая-то неясность. Когда я замолчал, он встал, потянулся. Выглядел он прекрасно, на сорок с небольшим, хотя до седьмого десятка оставалось совсем немного.

– Я бы чего-нибудь выпил.

– Я тоже.

– Заказывай.

– Канадское виски со льдом.

Дядя Джек рассмеялся.

– Отец так и сказал, но мне разрешено налить тебе две капли коньяка.

– Ему виднее, – согласился я.

Он нажал кнопку на столе, и часть стены сдвинулась, открывая бар. Налил коньяк в два маленьких стаканчика, один передал мне.

– За ваше здоровье, – коньяк обжег мне горло. Я закашлялся и скривился от боли.

– Коньяк надо пить маленькими глотками, а не залпом, – и дядя Джек продемонстрировал, как это делается. – Твою историю я выслушал. Теперь говори, что тебе от меня нужно.

– Помощь, – коротко ответил я.

– В чем именно?

– Во-первых, необходимо выяснить, где Симпсон брал деньги на кампанию, развернутую против нас.

Если он получал их законным путем, вопросов у меня не будет. Если от кого-либо в нашей компании, я должен знать об этом. Во-вторых, мне нужна предсмертная записка, которую Лорен Третий хранит в сейфе у себя дома.

– Какая тебе от нее польза?

– Еще не знаю. Но предчувствую, что она – ключ ко всему, если она действительно существует.

– Ты просишь не так уж и много, – он задумался. – Чтобы я поработал детективом и медвежатником.

Я промолчал.

– Сколько у нас есть времени?

– Вечер понедельника – крайний срок. Вся информация должна быть у меня до заседания держателей акций компании. Оно намечено на утро во вторник. Это наш последний шанс.

– Ты понимаешь, что предлагаешь мне принять участие в противозаконном действе, полностью отдавая себе в этом отчет. Такого со мной еще не случалось. Всю жизнь я был адвокатом и защищал клиентов после того, как они что-то сделали.

– Я это знаю.

– И все равно обращаешься ко мне с этой просьбой?

– Да.

– Почему?

– Вы – адвокат и не должны задавать таких вопросов, – я смотрел ему в глаза. – Вы заключили пожизненный контракт с дедом на ведение всех моих дел. Это одно из них.

Пусть не сразу, но он кивнул.

– Ты прав. Посмотрим, что я смогу сделать. Ничего не обещаю. Мои связи в Детройте, возможно, не так надежны, как прежде.

– Меня это вполне устраивает, дядя Джек, – ответил я. – Благодарю.

Он глянул на часы.

– Пора отправлять тебя обратно на самолет. Уже восьмой час, а я обещал отцу, что в это время ты уедешь.

– Со мной все в порядке, – солгал я. Боль пульсировала во всем теле.

– Где ты будешь в девять вечера в понедельник? – спросил дядя Джек.

– В больнице или дома. В зависимости от того, что скажет отец.

– Ясно. В девять вечера, где бы ты ни был, к тебе придет человек. Или отдаст то, что тебе нужно, или скажет, что дело не выгорело.

Дядя Джек прошел к двери, открыл ее. Джанно стоял в шаге от нее.

– Джанно, можешь везти его домой.

– Si, eccellenza, – Джанно достал металлическую коробочку из нагрудного кармана. Сорвал бумажную оболочку с одноразового шприца, начал наполнять его из ампулы.

– Я понимаю, почему твой отец позволил тебе прилететь сюда в таком состоянии, – промолвил дядя Джек. – Неясно мне другое: зачем ты это делаешь, какой тебе от этого прок?

– Деньги прежде всего. Эти акции будут стоить никак не меньше десяти миллионов долларов.

– Это не ответ, – он покачал головой. – У тебя уже в пять раз больше денег, но ты никогда не обращал на них никакого внимания. Должна быть другая причина.

– Может быть, потому, что я дал старику слово построить новый автомобиль. И не могу считать свою работу законченной, пока он не сойдет с конвейера.

Дядя Джек посмотрел на меня. В его голосе слышалось одобрение.

– Вот это больше похоже на правду.

Тут и я задал ему вопрос.

– Вы сказали, что знаете, почему папа позволил мне приехать сюда. Почему?

– Я думал, ты в курсе, – ответил он. – Старик Хардеман устроил его на работу в больницу после того, как все ему отказали, не желая иметь дело с сыном твоего деда.

– Повернись чуть на бок, – попросил Джанно.

Автоматически я повернулся, не отрывая взгляда от дяди Джека. Почувствовал укол в ягодицу.

– Добро не пропадает, не так ли? – и тут же дядя Джек расплылся у меня перед глазами.

Папа снабдил Джанно прекрасным лекарством. Проснулся я лишь в девять утра следующего дня в своей палате в Детройте.