Текст книги "Ричард Длинные Руки – граф"

Она пожала плечами:

– Наверное. Я как-то мало интересуюсь, кто в чем хорош. Мне важно, чтобы умели делать то, что нужно мне.

Он улыбнулся, я чувствовал на себе его тяжелый взгляд, как будто меня ощупывают бесцеремонные руки. Те же незримые руки вынули из воздуха и подали на стол широкие блюда с желто-коричневыми пахучими горками печеной рыбы, сладкий аромат достиг моих ноздрей. После паузы, словно невидимкам пришлось сбегать на кухню, появилось блюдо, где аккуратно разложены половинки круто сваренных яиц, желтки вынуты, ямки заполнены черной икрой. Чуть позже на середину стола опустилось огромное, как щит, блюдо с точно так же разрезанными панцирями крупных раков: от усиков и до кончиков хвостов все половинки доверху с мелкими белыми икринками, что отсюда, от стены, кажутся просто кварцевым песком, но это и есть деликатесная рачья икра, которую я с таким удовольствием жрякал весной, когда удавалось поймать готовую метать икру рачиху, а последний раз – на пиру у Барбароссы.

Я прикидывал, что вряд ли все это леди Элинор творит магией, скорее всего все это готовят Марманда с Франлией, а волшебство просто перебрасывает сюда на стол. Впечатляюще, но не сказать, что граф очень впечатлен. У него вид такой, что в его землях такое творится в каждой крестьянской избе.

На десерт появилась целая гора сдобных пирогов. Я посматривал на леди Элинор, неужели и торт появится, однако она решила, видимо, что для такого мужественного героя это перебор, мужчина должен рычать и алкать сырого мяса, откровенные сладости оскорбят, пироги и то уже на грани…

Глава 3

Граф Кассель пироги разламывал пополам и совал в пасть, как в неутомимо работающую камнедробилку, запивал тем же вином, что и мясо, рыбу запивал, кстати, тоже этим вином, мужчины не маются хренью, что к мясу красное, а к рыбе – белое, нам все идет.

– Хорошо готовите, – заявил Кассель, он сыто рыгнул, нагнулся и деликатно вытер губы краем скатерти. – Сколько у вас талантов, леди Элинор!

– Это моя кухарка готовит, – обронила леди Элинор. – Я передам ей ваше восхищение.

– Простите, – сказал Кассель с покаянным видом. – Я думал, что вы лично для меня постарались. Обрадовался! Сразу представил, что когда стащите с меня сапоги и уложите в постель…

Она спросила с холодком:

– Граф, откуда у вас такие дикие идеи?

Он удивился:

– Какие это дикие?

– Что я вас уложу в постель.

– А когда приду пьяный? – спросил он победно. – Я ж часто прихожу пьяный, все разбегаются, ибо я в гневе страшен. А вы, женщина отважная, встретите меня внизу, затащите наверх. Разденете, стащите сапоги… а потом еще и вина кубок прямо в постель!

– Ух, какие мечты, – произнесла она совсем ледяным тоном. – И с чего я буду вас пускать пьяным?

Он объяснил весело:

– Так я ж буду чаще жить здесь, чем в своем поместье! Здесь у вас мило. А вы, как моя жена, можете жить в моем замке. Как и везде в моих владениях.

Она протянула:

– Ах вот вы о чем… Граф, вы еще не отказались от этой идеи?

Он покрутил головой:

– И никогда не откажусь. По крайней мере сегодня я в этом уверен. Особенно после такого обеда.

– Тогда вам нужно жениться на моей кухарке, – напомнила она. – Ах, граф!.. Давайте о цели вашего приезда. Что вы хотели сообщить?

Он ухмыльнулся:

– Леди Элинор… Уж не стану напоминать, что это вы меня уговорили встретиться. Да еще здесь, на вашей территории, не позволив мне взять не только телохранителей, но даже оруженосца… Но оставим мелочи, я же мужчина. К женщинам должен быть снисходителен, даже если они ввязываются в мужские игры. Давайте поговорим о наболевшем.

Она медленно наклонила голову.

– Давайте, граф. Ситуация с крепостью, запирающей нам выход из «зеленого клина», резко изменилась снова. Король отбыл чересчур внезапно, ворота на запоре, а лучники Мартина, как мне известно, обстреляли вас.

Он сказал в бешенстве:

– Ничего не остается, как начинать делать лестницы! Мы приготовим катапульты. Пусть осада затянется хоть на десять лет, но мы не можем сидеть здесь, как загнанные в угол крысы!

Она задумалась, затем проронила негромко:

– Десять лет?.. Это очень долго.

– Вам-то что? – сказал он недобро. – Леди Элинор, я ведь помню, что двадцать лет назад вы были точно так же молоды. Для вас и эти десять лет пролетят как один день.

Она покачала головой:

– И все-таки меня не очень-то прельщает ждать десять лет. Кроме того, кто сказал, что и за десять лет что-то обязательно изменится? Стены высоки, лестницы обломятся под своей же тяжестью. Катапульты… а что они могут? Стены не разрушат. А подвезти их придется достаточно близко к стенам, чтобы оттуда по ним били из дальнобойных луков.

Он сказал с угрюмым торжеством:

– Леди Элинор, вот вы и сказали то, что и барон Лангедок жаждет от вас услышать! Нам не справиться без вас. Вы должны пойти с нами. У вас достаточно чар, чтобы напустить либо туману, либо как-то отвести глаза защитникам, чтобы наши люди взобрались на стены, когда другие будут громко колотиться в ворота.

Она усмехнулась холодно и загадочно.

– Неужели вы полагаете, что я приму участие в прямом штурме? Или осаде? Для меня, как для волшебницы, это будет просто оскорбительно.

Он отодвинул кубок, лицо стало жестким и собранным, сказал совсем другим голосом:

– Дорогая Элинор… зная вас, могу предположить, что вы знаете намного больше нас, что случилось в замке Валленштейнов.

– Да, – ответила она таким же серьезным тоном, я понял, что разговор перешел в другую фазу. – Я даже знаю, почему Валленштейн отправился на этот дурацкий турнир в далекое захудалое королевство!

Кассель даже подпрыгнул.

– Скажите!

– Ему было обещано там королевство целиком, – произнесла она с расстановкой.

Кассель ахнул, но переспросил:

– Но… как же? Я не представляю, как он мог бы получить его там, но любое королевство требует такой отдачи сил, что в первые годы вообще и на сон времени не будет! А здесь замок придет в упадок, это я так говорю, мягко. Король Кейдан тут же явился вроде бы невзначай, я не очень-то верю, что отправился в охоту на Песчаного Червя… Он недалекий человек, но все равно не стал бы тратить столько времени и сил на дурную охоту. Другое дело – выйти из замка в ближайший лес и пострелять оленей, заодно укрепить дружбу с отдаляющимися баронами, но чтоб вот так на целый месяц покинуть столицу…

Она кивнула:

– Все верно. Я перепроверила некоторые сведения, сегодня утром прилетал мой самый любимый дракончик… Не смейтесь, это вы равнодушны ко всему, кроме коней и оружия, но эти милые создания приносят больше пользы, чем целые отряды наемников… Из столицы сообщили, что король вовсе не собирался отдать замок нам в совместное пользование, как обещал! Это было только прикрытие. По его приказу ворота распахнулись бы, чтобы впустить наших людей и тем самым лишить власти Валленштейнов. Однако замок он намеревался прибрать к рукам сам. Я даже слышала, что он хотел выдать обеих дочерей герцога замуж за верных ему людей, чтобы получить полный контроль над герцогством.

Кассель призадумался, я видел по его напряженному лицу, как быстро мысли сменяют одна другую, даже глазные яблоки дергаются, наконец он сказал злым голосом:

– Тогда… и над нами?

– Безусловно, – произнесла она холодно. – Вы сами знаете, что это значит.

Он зло фыркнул:

– Еще бы!.. Валленштейн помешан на старых законах, он соблюдал их все, в том числе и право прохода через крепость, чем мы нередко злоупотребляли, выискивая возможность захватить эту твердыню. А новый хозяин тут же зажмет нас в кулак! Да мы и так в кулаке, ему достаточно его сжать. А за право прохода через крепость заставить платить… сколько захочет. Ладно, но что-то королю помешало?

Она кивнула:

– И очень сильно.

– Что?

Элинор сказала досадливо:

– Пока не знаю. Но король покинул замок внезапно. Слишком внезапно. Еще мне известно, что свита поредела. Вроде бы вельможи передрались из-за дочерей Валленштейна.

Кассель спросил с удивлением:

– Настолько серьезно?

– Несколько человек погибли, – ответила она ровным голосом. – Это счастливое обстоятельство и плюс то, что этот незаконнорожденный нашел в себе отвагу выступить единственным, кто распоряжается замком, в общем-то, спасло и наши шкуры. Сами понимаете, что если бы король заполучил полный контроль над замком Валленштейна, то и нам пришлось бы туго в этой ловушке.

Кассель подумал, проговорил в задумчивости:

– Да, этот мерзавец непрост, непрост… Он и моего Митчелла захватил в плен, когда тот нанял варваров и повел их грабить единственную деревушку Валленштейна на той стороне… те сгоряча бросились на ворота, так он их чуть ли не в одиночку побил, сволочь. Добраться бы до его глотки, я бы…

Он до хруста сжал огромные кулаки, костяшки на суставах побелели. Я слушал с непроницаемым лицом, а когда кубок барона пустел, подливал ему вина. Леди Элинор держится любезно, улыбается чаще, вот-вот сама начнет ему подливать, демонстрируя… словом, демонстрируя, и тогда я буду свободен.

Когда я откупорил новый кувшин с вином, Кассель спросил с подозрением:

– А ты сам это пробовал?

– Нет, господин барон, – ответил я со всевозможной почтительностью. – Мы люди простые, нам либо пиво, либо вино из бочки. А из кувшина – это только благородным.

Он усмехнулся, а леди Элинор сказала с высоты благородного положения:

– Вы не представляете, граф, какие мудрые перлы рождаются среди черни в самых что ни есть глухих деревнях! Я послушала, умилилась.

– В самом деле? – спросил он с интересом.

– Представьте себе. Дик, скажи нам, какие мудрые заповеди дают вам старые люди вашего племени?

Я подумал, ответил медленно и важно:

– Ну, например, вот: старые башмаки могут еще долго прослужить, если не покупать новые. Всего лишь один удар мечом по голове может испортить целый день… На чужой каравай семеро одного не ждут… Не все то золото, что плохо лежит… Не говори «гоп», коли рожа крива… Не зная броду… так тебе и надо!

Кассель слушал с недоумением, не сразу врубившись, леди Элинор расхохоталась.

– Какой он забавный! – заявила она сияюще. – Граф, вы слышали настоящую мудрость?.. Всего лишь один удар мечом по голове может испортить вам целый день – какая прелесть! У меня мудрые крестьяне, даже если живут в недоступной пока части леса. Или «Старые башмаки могут долго прослужить…». И бережливые, ха-ха!..

Я поклонился, ответил с достоинством:

– У нас говорят, что мудрость вообще рождается только в деревнях. Как алмазы. А в бриллианты их превращают уже в замках.

Она с веселым блеском покачала головой.

– Видите, граф? Глядя на него, я готова ему поверить!

Кассель смотрел на меня с непонятным выражением.

– Ну-ну… А скажи-ка для меня что-нибудь мудрое.

Я тоже взглянул ему в лицо, тут же опустил глаза и сказал самым смиренным голосом:

– Самая главная мудрость, это когда неприятности отступают, главное – их не преследовать.

Леди Элинор наконец сама начала подливать ему вина, оба раскраснелись, я ощутил, что оба уже вступили в колею, из который выкарабкиваться трудно, да и зачем выкарабкиваться, когда оба к этому шли, как настоящие политики, сочетая нужное с приятным.

Через несколько минут оба поднялись синхронно и, плечом к плечу, как на встрече глав государств, последовали к украшенной цветами двери. Видимо, там микрофоны и толпа журналистов в ожидании пресс-конференции.

Тяжелое дыхание наполняло комнату, я с трудом оторвал взгляд от захлопнувшейся двери, разжал кулаки и постарался сбросить жар в теле. Что это я, как лютый дракон, не мою женщину повели в спальню, успокойся, дурак.

И все-таки, заставив себя осматривать покои, когда еще выдастся такая возможность, я невольно прислушивался к звукам, что все-таки доносятся через такие толстые стены. Или это потому, что я невольно прислушиваюсь. Вообще-то ничего определенного не слышно, но тем ярче играет фантазия. Череп начинает разогреваться, сердце стучит вдвое чаще, я то и дело ловлю себя на том, что сжимаю кулаки, тут же поспешно расслабляю мышцы, делаю пару глубоких вдохов и через минуту ловлю себя на том, что кулаки снова сжаты, челюсти стиснуты, перед внутренним взором начинают мелькать всякие картинки.

Да какого хрена, я ревную, что ли? Разве сам не отстранялся старательно, не избегал любой возможности сблизиться? Или я как та собака на сене? Так не по Сеньке шапка, чтобы не подпускать к владычице замка таких же владетельных сеньоров, будучи в драных штанах.

В глазах красная пелена, я заставил себя сделать несколько глубоких вдохов, обвел взором помещение. Пока эти двое продолжают борьбу за первенство… именно так и надо рассматривать, а не как заурядное совокупление, ибо совокупляются лишь простолюдины, а люди с амбициями и в постели что-то доказывают, за что-то дерутся, что-то выгадывают, хитрят, пытаются объехать на кривой, сманагерить, надуть, кинуть, так что пусть продолжают начатое за столом, а я…

Пелена не то чтобы спала, но из яростно-красной стала розовой, а праведный гнев сменился просто уязвленным самолюбием. Хоть и не моя это женщина, но мы как-то по своей сути всех рассматриваем как своих, и если какую-то уводят как бы из-под носа, именно как бы, все равно болезненный укол самолюбию, как будто неошкуренной палкой по голове.

Еще пару раз вдохнул, взгляд уперся в светящуюся штуковину, вделанную в стену: светит без всякого масла, периодически меняет цвет с желтого до ярко-красного и обратно. Чудо, конечно, но Кристалла Огня пока еще не чую. Может быть, правда он совсем рядом, но не чую. Призрачные предки и так мне дали столько всего, что было свинством желать, чтобы еще наделили свойством отыскивать потерянные ключи или бумажники. Это только дурак радуется, что столько надавали, в сумке не помещается, но я человек такой мудрый, что сам удивляюсь, а другим скромно отвечаю, что старые книги читал… А мудрый знает, что кому много дано, с того много и спросится.

Мне же дали много, очень много. Я еще не разобрался с тем, что надавали, но счетчик уже тикает, проценты бегут, срок отдачи близится.

Кошка вздумала потереться о мою штанину, я воровато огляделся, подхватил под теплое пузо и, подбежав к окну, швырнул с размаха. Даже не стал привязывать на спину бутерброд с маслом, я не Декарт, с той стороны стены донесся быстро удаляющийся мявк, я потер ладони и огляделся. Вторая зараза влезла на тахту и рвет когтями обивку. Да плевать, что волшебница восстановит ткань одним движением брови, не могу видеть, как наглая тварь портит имущество, – подошел к ней с ласковыми словами: «Хорошая кошечка, хорошая кошечка… какая хорошая кошечка…» – и повторял, пока нес к окну, и только когда услышал истошный мявк, проводил парой других эпитетов.

Глава 4

Не придумав ничего лучше, я сел в кресло, устроился поудобнее, вроде бы задумался, и почти сразу заснул, как человек, продавший коней, беспокоиться больше не о чем. Во сне и летал, и скакал на чудовищах, наконец услышал тяжелый топот и сообразил мгновенно, что он приближается с той стороны двери.

Я подхватился, сел, торопливо протирая кулаками глаза. Обе створки распахнулись, вышел Кассель – в доспехах, только шлем красиво держит на сгибе левой руки, лицо торжествующее, скотина, словно это такая уж невидаль – затащить в постель женщину или самому вползти к ней под одеяло. Тем более что она сама его к этому вела, как бычка на веревочке.

Он бросил на меня победный взгляд, за что я возжелал разорвать его на куски голыми руками. За ним следовала леди Элинор, раскрасневшаяся, закутавшаяся в длинный халат, босые ноги шлепают по мраморному полу.

Кассель сказал громогласно:

– Спасибо, дорогая Элинор, все было очень вкусно!.. Га-га-га!.. Ты настоящая выдумщица, га-га-га!.. Как надумаешь замуж – скажи.

Она провела его до выхода в коридор, произнесла негромко:

– Адальберт!.. Лорд Кассель покидает нас, проводите его с Винченцем до моста.

Кассель оглянулся на пороге, брови взлетели.

– Меня там не испепелит?

Она мило улыбнулась.

– Дорогой граф, остров полностью в моей воле! Ни волоса не упадет с головы моих дорогих гостей. До свиданья, граф!

Он поклонился с неуклюжей куртуазностью и вышел. Мелькнула фигура Адальберта, мускулистая рука неслышно прикрыла дверь с той стороны. Издали донеслось, удаляясь, тяжелое громыхание и лязг.

Лавор принес большую деревянную лохань, Франлия и Мадина быстро натаскали горячей воды. Оттуда поднимался густой пар, словно там кипяток, но волшебница потрогала пальцем, кивнула:

– Идите. Передайте Уэстефорду, пусть приготовит настойку алгамия на листьях омелы.

Все поспешно удалилась, только Франлия вернулась со скамеечкой, разложила на ней мыло, пемзу и несколько чистых тряпочек, в том числе и кусок сукна. Как я понял, все это заменяет мочалки разной степени грубости. Волшебница сбросила халат прямо на пол, медленно и грациозно ступила в воду. Прислушалась, села, вода поднялась почти до краев, леди Элинор прислонилась спиной к теплым доскам, на миг закрыла глаза. Лицо стало усталым. На поверхности только ее голова и плечи, даже грудь только наполовину, да еще торчат колени, но вода настолько прозрачная, словно ее нет вовсе. Несколько мгновений сидела в неподвижности, затем вдруг сказала зло и с нажимом:

– Хотят выманить меня с острова!.. Они хотят выманить меня с острова!

Я переступил с ноги на ногу, решил, что нужно что-то промямлить, сказал осторожно:

– Но ведь вы, ваша милость, и сами его покидали не раз…

Она мотнула головой.

– Это другое дело. Я сперва посылала сокола, он смотрел, нет ли засады!.. И выезжала в полной уверенности, что врагов нет. А сейчас мне предлагают оказаться в самой гуще войск Касселя или Лангедока! Да они только и мечтают, чтобы завладеть всеми моими сокровищами!

– А они, – спросил я так же осторожно, – могут?

Она фыркнула:

– Нет, конечно. Но им кажется, что если меня убьют, то войдут на остров с легкостью. И найдут все, что я спрятала достаточно надежно. Но если даже найдут, как смогут преуспеть там, где даже я еще не могу разобраться? Да их сожжет огнем. Едва только…

Она оборвала себя на полуслове, провела рукой по мыльной воде, на лице начало появляться подозрительное выражение. Но еще до того, как оно оформилось, я сказал торопливо:

– Вода остыла? Вот еще малость…

Она вскрикнула, когда я плеснул горячей, чуть задев ее нежную кожу.

– Дурак!.. Осторожнее!

– Простите, – взмолился я. – Просто я торопился услужить…

– Дурак, – повторила она с отвращением. – Ну почему если высок и силен, то дурак, а еще и простолюдин, а если граф, то… впрочем, Кассель тоже дурак. Остроумный, хитрый, пронырливый, но – дурак. Неужели не понимает, что я ни за что не позволю себе оказаться полностью в его власти?

Я проговорил в сомнении:

– А может, он и приезжал не совсем потому?

Она насторожилась, повернула голову и взглянула снизу вверх.

– А почему еще?

– Ну… может быть, хотел посмотреть, как запираются двери в кладовку, где прячете сладкое. Заодно заприметить, сколько лучников охраняют ворота. Где стоят стражи…

Она нахмурилась, потом мотнула головой.

– Еще большая дурость. Озеро не переплыть, а кроме заклятия, что наложено на мост, куда более мощные чары охраняют замок. Здесь шагу не ступить, чтобы магия не стерла в порошок…

– Они это знают?

Она холодно усмехнулась:

– Зачем мне лишние драки? Конечно, я постаралась, чтобы все это узнали. Но все равно будут пытаться завладеть сокровищами, дурачье. Все равно не сумеют воспользоваться, но захапать стараются!

– Да уж прячьте получше, – заботливо подсказал я. – Надеюсь, у вас подвалы глубокие. И двери железные. И замки надо побольше, понадежнее!

Она не ответила, хотя я не очень-то и ждал, что вот прямо щас покажет мне, куда спрятала Кристалл Огня, и подробно расскажет, как надежно он заперт и под каким ковриком лежит ключ, однако ощутил некоторое разочарование. А она наконец взяла мыло, неспешно намылила руки, надо признаться – дивной красоты, даже трицепсы не подвисают, а тугие, как у юной девушки.

Я тупо наблюдал, стараясь держать морду ящиком и заботясь, чтоб кровь не скапливалась там, куда пошлет дурак спинной мозг, а она с задумчивым видом намыливалась замедленными движениями, потом протянула тряпочку мне. Я принял, она чуть наклонила голову, я принялся тереть плечи и спину, стараясь не прижимать слишком сильно: нежная кожа сразу порозовела, после каждого моего движения остаются красные полосы.

– Все, – сообщил я, – ни капли слюней Касселя не осталось. Да и грязи… Вообще у вас хорошая кожа, леди. Никакая грязь к ней не липнет.

Она усмехнулась, голос прозвучал невесело:

– К коже… может быть. Но ко мне все липнет.

Она поднялась, вода шумными потоками сбежала обратно в лохань. Я засмотрелся на блестящее юное тело зрелой женщины с великолепной сочной фигурой, не сразу вспомнил, что у меня в руках уже заново намыленная тряпочка. Она смотрела в стену перед собой, взгляд стал отсутствующим. Я торопливо тер поясницу, намылил ягодицы и поработал над ними, спустился к ногам, и, когда уже тер голени, наполовину скрытые в воде, пришла веселая злость, движения мои замедлились, я начал работать внимательнее, тщательнее, уделяя внимание не столько местам, где скопился пот, а где у такой женщины должны бы находиться эрогенные зоны…

Вымыв тыл, я перешел к фасаду, точно так же начал осторожно направлять, а то и откровенно гнать потоки снизу вверх в определенном направлении и даже в определенное место. В эти века эти дуры еще не знают о наличии эрогенных зон ни под коленками, ни на внутренней стороне бедер, и, когда я с самым невозмутимым лицом поднялся и начал осторожно водить тряпицей, постоянно задевая кожу кончиками пальцев, дыхание над моей головой участилось, а мой склоненный затылок словно бы охватил жар из пасти дракона.

– Довольно, – прозвучал измененный голос.

Она резко опустилась, расплескав воду, подтянула колени к груди, ближе. Я стоял столбом, так надо, она же спрятала лицо в коленях, плечи несколько раз вздрогнули. Я не двигался, ее тело наконец расслабилось, она долго молчала, а когда подняла лицо, старалась не встречаться со мной взглядом.

– Интересно, что же он хотел…

Голос ее звучал глухо, мне показалось, что ей совсем не хочется говорить на эту тему, но не отвечать властной хозяйке себе дороже, я сказал дипломатично:

– Дык это же ясно, ваша милость!.. Вас он хотел. За то, чтобы пробраться к вам в постель, сколько бы рыцарей головы сложили!

Она грустно улыбнулась.

– Да, конечно-конечно. Но Кассель не тот человек, что ради женщины… гм… Это лет тридцать тому еще мог бы. А сейчас холоден и всегда трезв. Рассчитывает каждый шаг… Ты спишь с Франлией или Христиной?

Я не удивился вопросу, пожал плечами.

– Да, вроде бы ее так зовут. С Христиной.

Она сказала саркастически:

– Вот, даже имя едва запомнил! И что, ты стал бы ради нее ломать шею?

– Так я ж не благородный, – напомнил я. – Я нормальный, ваша милость.

Она сказала брезгливо:

– Кассель в молодости, как ты говоришь, был благородным, а сейчас стал нормальным. Нет, он понимает, что в постели мы все одинаковы, хоть каждая и считает себя самой сладкой и лакомой. Так что ради того, чтобы переспать со мной, он даже ногу в стремя не вставит. Значит, прощупывал…

– Да уж, – согласился я и посмотрел на нее, как на статую физкультурницы с веслом, – у вас есть что щупать.

Она вяло отмахнулась.

– Дурак. И чего я с тобой так разоткровенничалась? Наверное, потому, что слушаешь без страха. Я не вижу на твоем лице постоянного желания улизнуть, отвертеться, постараться прислать вместо себя кого-нибудь другого. Видать, вы там в свернутом королевстве живете с господами из замка в мире.

– Они для нас как родители, – объяснил я. – Бывают строгими, но всегда справедливы! Мы же видим, не тупые.

Она помолчала, словно прикидывала, бывала ли хоть раз справедливой с челядью или же страшатся только по дури. Я услышал тяжелый вздох, она поднялась во весь рост, блестящая, как облитая прозрачным клеем. Мне на миг показалось, что она то ли из ртути, то ли из жидкого железа, что может принимать любую форму, но тут она повернулась в мою сторону, я вздрогнул от жесткого взгляда.

– Разве можно быть всегда справедливым? Да и по– разному понимают справедливость…

Не дура, мелькнула мысль, и потому я сделал глупое лицо и еще больше раскрыл рот. Она не двигалась, я принялся промакивать ее тугое тело, где-то вытер без всяких церемоний, прижимая полотенце плотно, собирая крупные капли. Она следила за мной и моими движениями очень настороженно, я наконец убрал воду с ее лодыжек, она кивнула и переступила через край лохани.

– Разве ты не заметил, – произнесла она ровным голосом, – что лорд Кассель что-то недоговаривал?

– Вы оба недоговаривали, – ответил я честно. – Я мало что понял, я ж человек простой, но вы оба торговались и, как мне показалось, оба знали, что ничего не получите.

Она взглянула мне в лицо. В ее глазах почудилась насмешка.

– Ты хоть и простой, но не дурак. Мы знали, что ничего не получим, но оба… надеялись.

– Все время надеялись? – спросил я.

Она поняла, что я имел в виду, злая улыбка искривила ее полные губы.

– Да, пожалуй, никогда не забывались.

– Тяжело быть благородным, – посочувствовал я.

– Иногда – противно, – сказала она.

Между ее сдвинутых бровей иногда с сухим треском проскакивала короткая искорка, а будь расстояние между ними шире – блистала бы грозная молния. Я помалкивал, устрашенный, она прошла к брошенному халату, я забежал вперед, подхватил и, картинно растопырив, подал ей так, что ей оставалось только повернуться спиной и сунуть руки в рукава.

Довольная улыбка промелькнула на ее лице.

– Да, нравы в вашем королевстве отличаются, отличаются…

– Дык мы простые, – согласился я, – это вы все здесь такие сложные, нервные, раздражительные, дерганые…

Она рассматривала меня с интересом.

– Даже Христина?

Я развел руками.

– Да Христина как раз простая, как молодая корова, что и хорошо. Женщина ведь должна уметь что? Первое – лежать, второе – молча. Христина все это умеет, а что еще от нее надо? Это вот вы не женщина…

Она вскинула брови, глаза стали удивленными.

– Да?.. Нет-нет, останься. Мне нужно кое-что решить, а ты годишься как раз для этого… постучать в дурака.

Я поклонился с самым смиренным видом.

– Вы не ошиблись, ваша милость. Я именно тот дурак, которому можете рассказывать все. Я все равно ничего не пойму, но от меня может рикошетом отскочить очень умная мысль. Если не поранитесь, хватайте на лету!