Текст книги "Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1"

XII. НОЧНОЕ ПОСЕЩЕНИЕ КОРОЛЯ

Влияние Ришелье на Людовика возрастало с каждым днем. Умный хитрый кардинал сумел опутать мрачного малодеятельного короля своими сетями так ловко, что тот и не замечал своей зависимости. Если бы Людовик разгадал намерения кардинала, последствия были бы печальными. Но Ришелье действовал постепенно и дошел до того, что встал не только между королем и другими его министрами, вмешивался не только в иностранные дела, но даже попытался встать между королевской четой. Человек этот знал все. Везде у него были шпионы, усердные слуги и агенты, и следует отметить, что служили ему отлично! В настоящее время у него было только одно желание – полностью заорать в свои руки бразды правления государством! Надо было найти королю какое-нибудь занятие, которое могло бы отвлечь его от государственных дел. Что же лучше ревности монарха могло послужить целям кардинала. Тем более, что Ришелье в этом случае достигал двойного результата: ближе подбирался к власти и мстил Анне Австрийской за свою отверженность.

Король дал позволение кардиналу выстроить себе дворец, который Ришелье возводил по своему вкусу и сообразно своим целям, не считая затрат. Кардинал получал огромное содержание и сверх того не слишком церемонился в вопросах взаимоотношений с государственной казной.

В этот день кардинал получил, вероятно, тайную и очень важную депешу, потому что немедленно решил отправиться к королю. И хотя был уже поздний вечер, надо было действовать быстро, чтобы достичь желаемого результата.

Когда величественный и строгий в своей фиолетовой сутане он появлялся в коридорах Лувра, придворные и слуги невольно осознавали, что в руках этого человека неограниченная власть, а может быть, и судьба всего государства!

Он прошел во внутренние покои, приказав доложить о себе королю, более чем когда-либо искавшему уединения. Даже охота, прежде любимая забава Людовика, потеряла для него свою прелесть, и он почти совсем оставил ее. Придворные празднества и приемы посланников тоже ограничились до самого необходимого; но зато все чаще собирались высокопоставленные сановники к дипломаты во дворце королевы-матери. Ришелье, к крайне?: у своему неудовольствию, поникал, что центр тяжести мало-помалу снова перемещается в ту сторону.

Люксембургский дворец, отделанный по высшим меркам великолепия и роскоши, был для высшего дворянства гораздо привлекательнее, чем мрачный Лувр. И хотя, на первый взгляд, Мария Медичи покровительствовала только искусствам, принимая и собирая около себя их представителей, незаметно она снова сделалась фигурой, около которой собирались все наиболее значительные и влиятельные личности.

Кардиналу такое положение дел было совсем не по вкусу!

– Что вы принесли мне, ваша эминенция? – спросил Людовик, ходивший в задумчивости по кабинету. – Да, чтобы не забыть! Знаете ли вы, какая интересная личность пребывает с недавнего времени в стенах нашего города?

– Желал бы знать, ваше величество, кого вы осчастливливаете званием «интересная», – отвечал Ришелье, до того занятый своими планами, что почти без внимания выслушал вопрос короля.

– Королева-мать нашла для Люксембургского дворца новую приманку. Неужели вы в самом деле не знаете, о ком я говорю?

– В Люксембургском дворце в настоящее время около ее величества и герцога Гастона вращается столько знати, ваше величество, что довольно трудно выделить кого-нибудь одного.

– Я вам говорю о личности не знатной или богатой. Речь идет об одном из первых художников: Рубенс в Париже!

– А вас очень интересует этот прекрасный и любезный художник, ваше величество?

– Я впервые вчера говорил с ним, и должен признаться, он произвел на меня сильное впечатление.

– Ее величество поручила ему настенную живопись в своем дворце, а заодно нашла в нем новый магнит для приемов в своих великолепных гостиных, – проговорил Ришелье.

– Вы говорите это таким тоном, как будто вами руководит зависть, ваша эминенция, – с холодной улыбкой заметил Людовик.

– Зависть моя проявляется только в тех случаях, когда хотят затмить вас, ваше величество!

– А! Благодарю вас за эту любезность. Но я охотно уступаю другим блеск и великолепие! Вы пришли сообщить мне что-нибудь? Говорите, я слушаю. Только, пожалуйста, не о государственных делах, ваша эминенция. Расскажите мне лучше что-нибудь повеселее. Ведь все равно вы добьетесь того, что наметили заранее!

– Это похоже на упрек, ваше величество!

– Быть может, но это не упрек. Садитесь и расскажите мне что-нибудь новенькое о дворе или о Вене.

– Готов исполнить ваше приказание, государь, – сказал Ришелье, повинуясь приглашению короля и садясь против него. – Сегодня вечером мне нечаянно удалось быть свидетелем одного странного и довольно интересного эпизода, несколько смахивающего на придворную интригу.

– Я знаю, вы мастер рассказывать, ваша эминенция. Итак, к делу!

– Сегодня, не более как час тому, я видел, не будучи сам замеченным, несколько дам, проходящих по галерее к покоям королевы. Я полагаю, они возвращались с вечернего богослужения. Вдруг герцогиня де Шеврез подошла к одной из дам и с поклоном передала ей роскошно вышитый платок, громко заметив, что дама забыла его на своем месте в церкви.

– Пока я не вижу здесь ничего романтического.

– Дама, казалось, удивилась. Я видел, что она слегка вздрогнула, принимая из рук герцогини платок, взглянув на который можно было предположить, что в него завернуто письмо!

– Вот теперь начинается интрига!

– Ведь ваше величество приказали мне рассказать что-нибудь новое о придворных делах, вследствие чего я рассказываю вам самую последнюю новость и, как выяснится впоследствии, не совсем безынтересную. Дама, принявшая от герцогини де Шеврез мнимо забытый в церкви платок, в замешательстве забыла спрятать тот, который ранее держала в руке!

– Значит, забытый платок в церкви был не более чем предлог для передачи завернутого в него письма?

– По-видимому, так, государь! Дама, осознав вдруг свою неосторожность и неловкость, проворно спрятала оба вышитых платка под накинутую на ее плечи мантилью.

– Далее, ваша эминенция, далее!

– За несколько часов перед тем я получил уведомление от караульного офицера заставы, что какой-то незнакомец на лошади, покрытой пеной, во весь опор проскакал через заставу, и что в этом незнакомце он узнал молодого англичанина…

Король поднялся с места. Лицо его омрачилось.

– Что же общего имеет это обстоятельство с вашим рассказом?

– Я сообщаю вашему величеству только два факта, невольно бросающиеся в глаза. Не позволяя себе объяснить их, предоставляю вашей воле лично исследовать, есть ли какая-нибудь связь между этими фактами.

– Гм, и кто же была эта дама, о которой вы говорили… Дама, принявшая платок от герцогини де Шеврез?

– Королева, ваше величество!

Людовик вскочил. Глаза его буквально впились в холодные и неподвижные черты также вставшего с места кардинала.

– Не ошиблись ли вы?

– Я имею счастье, ваше величество, обладать очень верными предчувствиями!

– И являетесь всегда вовремя, – добавил Людовик, по выражению лица которого можно было заключить, что он принял решение.

– Когда дело касается интересов моего короля!

– А караульный офицер у заставы также не ошибся?

– Курьер…

– Это был курьер?

– Да, он объявил, что едет из Лондона, ваше величество.

Людовик побледнел, лицо его нервно передернулось.

– Благодарю вас, – поспешно проговорил он. – Я желаю остаться один, чтоб обдумать хорошенько, что я должен предпринять и как действовать, чтоб наконец разгадать тайны моего двора! Доброй ночи, ваша эминенция!

Ришелье поклонился и вышел из кабинета короля, радуясь, что бросил первую искру в давно накопленный им горючий материал. Он был очень доволен, заметив сильное волнение короля. Теперь он охотно оставил его наедине с обуявшими его страстями.

Король вскоре принял решение. Сцена с платком, сопоставленная с одновременно прибывшим из Лондона курьером, вызывала в подозрительном сердце короля предположения, от которых он содрогнулся. Он должен был выяснить для себя истину, проверить свои догадки любой ценой! Он не знал умеренности и снисхождения в минуты гнева. Королева еще не испытывала этого. До сих пор Людовик не показывался ей в состоянии крайнего раздражения.

Король поспешно вышел из кабинета и впервые вошел в потаенный коридор, соединявший его комнаты с комнатами королевы. Он хотел явиться к своей супруге совершенно неожиданно, чтобы у нее не было времени подготовиться к разговору.

Король Людовик ХШ готовился к первому ночному посещению своей супруги. Но какое это было посещение!

Анна Австрийская только что отпустила виконта д'Альби, явившегося к ней с донесением. Ее статс-дамы уже удалились в свои комнаты. В будуаре королевы оставалась лишь верная ей Эстебанья. Королева заканчивала вечерний туалет и собиралась отправиться в свою опочивальню. Она подошла к письменному столу, взяла, как обычно по вечерам, все записки и письма, которые не хотела или не смела сберегать, и бросила их в камин, за исключением одного письма, которое спрятала за свой корсаж. И только хотела пожелать спокойной ночи донне Эстебанье и помолиться перед изображением Божьей матери, как вдруг ее обергофмейстерина стала с беспокойством к чему-то прислушиваться.

– Что с тобой, Эстебанья? – быстро спросила королева.

– Мне сейчас показалось, будто я слышу шаги в коридоре, который…

– Ты пугаешь меня. Кто может быть в" коридоре, дверь которого выходит в мою спальню. На меня эта дверь, заставленная картиной, и без того всегда наводит страх, а ты еще увеличиваешь его!

– Я не понимаю, – проговорила Эстебанья и твердым шагом подошла к портьере, отделявшей спальню от будуара. Приподняв тяжелый занавес, она издала невольный крик изумления. Анна Австрийская, испугавшись, схватила сонетку, желая позвать камер-фрау.

– Король! – шепнула Эстебанья.

В эту минуту Людовик, пройдя мимо нее, вошел в будуар.

– Не трудитесь, ваше величество, не зовите ваших слуг на помощь. Это – я!

– Вы, ваше величество, в такой необычный час…

– Быть может, я пришел некстати, – сказал Людовик, проницательно взглянув на королеву. – В таком случае прошу прощения! Я желаю быть один с королевой! – прибавил он, обращаясь к Эстебанье.

Обергофмейстерина поклонилась и вышла в соседнюю комнату. Она была убеждена, что над головой ее повелительницы собирается гроза. Насколько она любила Анну Австрийскую, настолько всегда ненавидела ее мрачного супруга!

– Вы удивлены, ваше величество, что я наконец-то воспользовался моим правом посещать собственную супругу в любое время? – начал Людовик.

– Действительно удивлена, ибо до сих пор вы не вспоминали об этом праве, чем заставили и меня совершенно забыть о нем.

– Позвольте мне перейти к делу, ваше величество!

– По вашему лицу, сир, я вижу, что не сердце ваше, то есть не чувство любви ко мне побудило вас нанести мне этот ночной визит. Простите, если я признаюсь вам, что меня страшат ваши мрачные взоры!

– Страшиться должен только тот, кто чувствует себя в чем-нибудь виноватым, – отвечал холодно Людовик, внимательно наблюдая за быстрым движеньем руки королевы, пытающейся спрятать письмо дальше в кружево, густо окаймлявшее ворот и грудь ее ночной одежды.

– Виновным может называться только тот, кто замышляет какое-нибудь зло, ваше величество. Я полагаю, что скорее с вашей стороны есть вина, чем с моей!

– Вы не остановите меня своими надменными речами, на этот раз они относятся не к королю, а к вашему супругу.

– Я не понимаю разницы между ними, сир! Но как вы могли бы заметить, я уже была готова удалиться в свою спальню. Скажите, обстоятельство, доставившее мне неожиданное удовольствие видеть вас в моих комнатах, в самом деле очень важное?

– Без сомнения, очень важное и безотлагательное! Я прошу вас отдать мне письмо, спрятанное у вас на груди под кружевами.

Анна Австрийская вздрогнула. Ее кроткое прелестное лицо вдруг приняло совершенно другое выражение: она смотрела на короля удивленными глазами.

– Что означает это странное требование, сир? – спросила она холодно и гордо.

– Объяснения после, ваше величество, а теперь я повторяю просьбу вручить мне письмо!

– Очень странная просьба, если учесть, что для того, чтобы обратиться с нею ко мне, вы пришли в такой поздний час потайным ходом. Мне кажется, сир, это похоже на преднамеренную неожиданность, на заранее придуманное унижение!

– А если бы я действительно имел такое намерение?

– Тогда бы я сказала, сир, что оно недостойно вас!

– Достойно, или недостойно, об этом мы теперь судить не будем! Я требую письмо, которое у вас на груди!

– Это неслыханно! – воскликнула королева, грудь Которой высоко вздымалась. – Это более, чем я могу вынести, сир! Неужели испанская инфанта с той минуты, как имела несчастье отдать вам свою руку в безумной надежде найти в вашем сердце любовь, сделалась вашей рабой?

– Сделайте одолжение, без патетических сцен, ваше величество. В данном случае дело в фактах, а не в словах. Я требую письмо, на которое вы сейчас положили вашу руку!

– А я отвечаю вам, сир, что вы не получите его!

– Тогда я как король приказываю вам отдать мне письмо!

– А я отвечаю вам как королева, что остаюсь при своем решении! О, вы имели бы полное право смеяться надо мной, уступи я вашему внезапному капризу!

– Не раздражайте меня, ваше величество, я могу забыть, что вы моя супруга.

– В таком случае я все-таки оставалась бы для вас испанской инфантой!

– Вы ошибаетесь, вы – подданная короля французского, который может принудить вас отдать ему письмо!

– Принудить! – повторила Анна Австрийская, закрывая руками лицо, и горячие слезы отчаянья потекли из ее глаз. – Так вы хотите употребить насилие?!

– Принуждать и наказывать везде, где осмеливаются противоречить моей воле, будь это даже в этих комнатах.

Анна Австрийская не подозревала даже возможности подобной сцены! Гнев короля не знал границ. Она поняла, что он, не задумываясь, поднимет на нее руку и отнимет письмо!

– Итак, – сказала она, с усилием поднимая голову и подавляя слезы, – я в этом мрачном замке значу менее, чем самая последняя служанка! Действительно, для испанской инфанты унизительно проливать слезы из-за насилия над ней. Я никогда не думала, что королева может подвергнуться подобному унижению, но я не желаю доводить вас до крайности! Вот письмо, которое вы требуете! А теперь прошу вас оставить мои апартаменты!

Король поспешно схватил письмо, которое Анна Австрийская, отвернувшись, подала ему. Он едва слышал ее слова, так велико было его желание овладеть документом.

Он быстро развернул письмо, пробежал его глазами, и на лице его выразилось недоумение.

– Письмо не из Лондона, – пробормотал он, устремив испытующий взор на гордо и гневно глянувшую на него королеву. – Это письмо из Мадрида, от вашего брата! – воскликнул он, продолжая читать далее. – Вы, должно быть, сообщили ему очень важные и секретные дела и, по-видимому, следите за ходом политических событий. Я желаю, чтобы подобные вещи больше не повторялись, ибо я буду вынужден выдать мою супругу кардиналу Ришелье, как особу, которой государственные дела и события нашего двора служат темой для переписки, а это у нас зовется изменой! Вы, как моя супруга, уже не испанка, а француженка! Прошу не забывать этого!

При упоминании имени Ришелье королева невольно содрогнулась. Она поняла, что все пережитое ею в эти минуты – дело его ненависти.

– Я полагаю, сир, что разговор наш окончен? – спросила она, с ледяной холодностью принимая обратно письмо.

– Не совсем еще, ваше величество. Я надеюсь найти у вас другое письмо, писанное не родственной рукою.

– Объясните яснее, государь!

– Меня уведомили, что курьер из Лондона проехал заставу.

Король при этом внимательно наблюдал за реакцией Анны Австрийской и заметил, что она вздрогнула.

– Вы пугаетесь, ваше величество? Что же вас испугало?

– Я пугаюсь продолжения вашего допроса, сир, и того, что вам, по-видимому, кажется, что я еще не довольно унижена!

– Прибывший из Лондона курьер не был ни у меня, ни у кардинала, а между тем это был английский государственный курьер! Это очень странное обстоятельство, и служит доказательством, что при моем дворе есть люди, поддерживающие связь с Лондоном! Не можете ли вы мне сказать, кто они?

– Странный вопрос, ваше величество.

– Напротив, он совершенно естественен, ибо, как я сейчас для себя выяснил, вы состоите в тайных отношениях с Мадридом. Но тут есть обстоятельство, еще более оправдывающее мой вопрос! – продолжал король наудачу, желая испытать королеву. – Меня уведомили, что курьер этот был в покоях вашего величества!

– Это бесстыдная ложь, сир! – воскликнула с негодованием Анна Австрийская. – Я только случайно узнала о прибытии этого курьера!

– А! Случайно!

– Он не был в моих покоях и не являлся ко мне, – продолжала Анна Австрийская, не обращая внимания на злобно насмешливый тон короля. – Он был только в галерее и там исполнил возложенное на него поручение.

– Я бы желал узнать имя случая, которому вы обязаны этими свиданиями, ваше величество!

– Хотя этот унизительный вопрос недостоин ни вас, ни меня, сир, я готова исполнить и это ваше желание, но предупреждаю, что оно последнее! Его зовут виконт д'Альби.

– А! Молодой мушкетер из Беарна?

– Он самый, сир. Несколько дней тому назад он жаловался, что у него пропал драгоценный кинжал. Где и кем он был взят, я не знаю, но молодой мушкетер был крайне озабочен, потому что получил этот кинжал от Бекингэма!

– В подарок, стало быть?

– Если бы это был подарок, сир, то виконт, которому я сочувствую, вероятно, легче бы перенес эту потерю! Но кинжал был ему дан герцогом с поручением отдать его в Париже искусному мастеру для вставки в рукоятку одного потерянного драгоценного камня, после чего этот кинжал следовало отослать обратно! Виконт принял поручение, а тут вышел этот, разумеется, крайне прискорбный для молодого небогатого мушкетера случай исчезновения кинжала.

– Это что-то невероятное. Не был ли молодой человек прельщен ценностью оружия и не поддался ли он искушению скрыть его?

– Этого я решить не могу, сир, но не думаю. Я знаю только, что кинжал стоил несколько тысяч розеноблей, и, по уверению мушкетера, был у него украден, – продолжала Анна Австрийская, с удовольствием отмечая, что король внимательно ее слушает. Она надеялась, что ей удастся отомстить кардиналу за его хитрые интриги раньше, чем он того мог ожидать.

– Во всяком случае, нужно немедленно расследовать это дело, – сказал Людовик. – Что могут подумать в Лондоне о моих мушкетерах, если один из них не возвратит доверенную ему дорогую вещь?

– Конечно, сир, можно предположить, что отзывы о ваших солдатах будут не в их пользу.

– Это постыдное дело! – воскликнул король, топнув ногой.

– Прибывшему сегодня из Лондона курьеру поручено взять у виконта кинжал, – продолжала королева.

– И ему не совестно было признаваться, что кинжал пропал?

– Что же ему оставалось делать, сир? – отвечала Анна Австрийская, слегка пожимая плечами.

– Он должен отыскать ее, если только…

В это время королю пришла в голову мысль, что вся эта история могла быть лишь мистификацией, и королева могла выдумать ее с целью отвлечь его от настоящего следа. Поэтому он неожиданно прибавил:

– Прежде всего я хочу поговорить с мушкетером!

– Это вы можете сделать сейчас же, ваше величество, так как виконт теперь дежурит в галерее. Обергофмейстерина, которая ждет в соседней комнате, приведет его, если вы желаете.

– Не трудитесь, – ответил подозрительный Людовик. – Я сам позову мушкетера. Я надеюсь, вы позволите мне расспросить его в вашем присутствии.

– Я и на это согласна, – кротко отвечала королева, будучи уверенной, что виконт все сейчас поймет.

Король быстро прошел по безлюдным передним комнатам к галерее и велел мушкетеру д'Альби идти за ним в покои королевы.

Этьен понял сразу, что произошло нечто неприятное, и боялся, не попало ли в руки короля письмо, привезенное курьером Бекингэма и переданное виконтом королеве через герцогиню де Шеврез.

Войдя в будуар, он по спокойному и уверенному виду королевы мгновенно понял, что дело касается чего-то другого, и при первых же вопросах короля обо всем догадался.

– Вы мушкетер д'Альби?

– Точно так, ваше величество!

– Будете ли вы отвечать мне только правду?

– Точно так, ваше величество!

– Известно ли вам что-нибудь о чужом кинжале?

– Точно так, ваше величество!

– Отвечайте мне подробнее, а не так, как будто хотите заставить меня высказаться, – вспылил король. – Говорите, что стало с кинжалом?

– Его у меня украли, ваше величество.

– Это всякий может сказать. Разве вы спали, когда приходил вор? Соберите свои мысли, мушкетер. Я принимаю это дело очень близко к сердцу и советую вам подумать хорошенько над тем, как вы оправдаетесь.

– Кинжал герцога Бекингэма украден у меня одним человеком, ваше величество, который заслуженно пользуется очень дурной славой!

– Вы знаете его имя?

– На днях, после многих стараний, я наконец узнал его. Мерзавца зовут Жюль Гри.

– Так вы получили кинжал обратно?

– Нет, ваше величество!

– И курьер герцога уехал с пустыми руками?

«Так, – подумал Этьен, – теперь-то я напал на след». Затем он прибавил вслух:

– Нет, ваше величество, курьер по моей просьбе остался до завтра.

– Это ваше счастье! Я не хочу, чтоб честь моих мушкетеров была запятнана! Надеетесь ли вы получить кинжал завтра?

– Точно так, ваше величество!

– Каким образом?

– Я имел намерение просить завтра аудиенции вашего величества!

– Аудиенции? Для чего?

– Чтоб просить о помощи, ваше величество!

– Мушкетер, и просите о помощи! – проворчал король.

– Точно так, поскольку речь идет о сражении не с кинжалом в руке, а за кинжал! В данном случае я не достаточно силен, чтоб снова завладеть им.

– Кто же этот вор, которого вы назвали мне?

– Он сын Пьера Гри, – ответил Этьен.

– И этот-то человек, по-вашему, обладает такой особенной силой?

– Сын Пьера Гри, внезапно исчезнувший…

– О! Ваши дальнейшие показания начинают утверждать меня в мысли, что вы не совсем чисты в этой истории! Как? Вы говорите, что человек, обвиненный вами в воровстве, внезапно исчез?

– Передав кинжал в другие руки, ваше величество! По-видимому, он совершил воровство только по поручению другого лица!..

– И вы знаете, кто этот другой?

– Знаю, ваше величество. Обманутый вор не преминул открыть мне его имя, – ответил мушкетер.

– По-видимому, дело запутывается! Настоящий вор сваливает вину на другого?

– Который, если верить ему, скрывает кинжал у себя.

– Так вам следует вытребовать его у него!

– Для этого-то, ваше величество, у меня не хватает сил, или, вернее сказать, могущества!

– Как так! Что же это за могущественная личность хочет обогатиться шпагой герцога Бекингэма?

– Очень знатная придворная особа, ваше величество! – отвечал Этьен.

– Так назовите же ее мне, мушкетер!

– Кардинал де Ришелье, ваше величество! Король, в высшей степени пораженный, вздрогнул.

– Что вы сказали? – переспросил он, нахмурив брови.

– Похититель, у которого в свою очередь отняли кинжал, объявил мне, что он находится у кардинала Ришелье.

– Понимаете ли вы, чем рискуете, выдвигая подобное обвинение?

– Ваше величество! Я никого не обвиняю, я прошу только расследовать дело.

– Просьба ваша будет исполнена. Но горе вам, если вы меня обманули.

– Осмеливаюсь только просить, ваше величество, чтоб дело было сохранено в глубочайшей тайне.

– Будьте завтра утром вместе с курьером в моем кабинете и приготовьтесь идти со мной к кардиналу. Там мы узнаем все обстоятельства дела.

Д'Альби поклонился королю и довольно улыбавшейся Анне Австрийской и вышел из будуара.

– Мы завтра увидимся, ваше величество, – сказал Людовик более приветливым голосом. – Спокойной ночи.