Текст книги "Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1"

XXVI. ЭМИНЕНЦИЯ КРАСНАЯ И ЭМИНЕНЦИЯ СЕРАЯ

В одной из комнат апартаментов Ришелье, отличавшейся отсутствием всякой роскоши убранства, за большим столом, заваленным книгами и бумагами, сидел человек лет сорока. Серая монашеская одежда свидетельствовала о его духовном звания, а покрой сутаны и острый капюшон, спадавший на спину, говорили о его принадлежности к ордену капуцинов. Множество морщин, избороздивших лицо монаха, делали его похожим на старика, и лишь большие серые глаза, горевшие полным жизни огнем, говорили о том, что в этом изнуренном теле живет бодрый дух и тонкий ум.

Этого монаха, вечно углубленного в свои ученые труды, народ прозвал «Серой эминенцией».

Очень может быть, что это прозвище было дано патеру Жозефу, лишь для отличия от красной эминенции, Ришелье, но настолько же вероятно и то, что этим народ подчеркивал, что капуцин был почти настолько же важен и могуществен, как и кардинал-министр, который нередко в затруднительных случаях обращался к нему за советом.

Даже внешность этих двух людей являла собой крайние противоположности. Ришелье был довольно привлекателен и стремился всячески подчеркнуть собственное великолепие. Патер Жозеф напоминал представителя инквизиции и производил отталкивающее впечатление. Ростом он был не меньше Ришелье, но казался ниже его, потому что был как-то грубо широк в кости, хотя и худ. Жизненные потребности свои, опять же как бы в противоположность Ришелье, он довел до поразительной скромности. Патер Жозеф отрицал необходимость комфорта и роскоши в собственном быту.

Он только что распечатал огромный конверт, доставленный ему папским курьером из Рима, начал читать письмо и, казалось, был крайне удивлен его содержанием.

Через несколько минут дверь отворилась и вошел Ришелье.

Серая и красная эминенции поздоровались, но не как люди, занимающие различное общественное положение, а как истые братья во Христе.

Патер Жозеф был единственным человеком, который никогда не унижался перед Ришелье и держал себя перед ним с чувством собственного достоинства. Когда они встречались, нельзя даже было предположить, чтобы то были начальник и подчиненный.

Ришелье ценил в патере Жозефе замечательно умного советника, уже не раз обеспечивавшего ему успех там, где светский кардинал отчаивался его достигнуть. Поэтому, когда Ришелье говорил с Жозефом, в нем совершенно исчезал гордый правитель Франции, а оставался лишь любезный и доброжелательный партнер.

Когда вошел Ришелье, патер Жозеф быстро спрятан под бумаги полученное им письмо. Красный кардинал, казалось, не заметил проделки серого.

– Слыхали ль вы когда-нибудь, отец Жозеф, что один из мушкетеров его величества короля Франции – итальянец, и происходит из княжеского рода Фернезе? – спросил Ришелье.

– Нет, я не знаю фамилий мушкетеров, – отвечал патер Жозеф, слегка покачивая головой.

– Сегодня капитан Девере сообщил мне, что мушкетер, которого товарищи называли странным прозвищем Каноник, совершенно неожиданно вышел в отставку.

– Об этом я не слыхал ничего. А вот здесь лежит доклад капитана о другом мушкетере. Я только мельком взглянул на эту бумагу.

– Дайте-ка сюда.

Патер Жозеф передал бумагу.

– Странно! Чрезвычайно странно! – воскликнул кардинал, читая доклад. – Вчера поздно вечером король застал д'Альби спящим в дежурной комнате.

– Кажется, на обороте написана резолюция капитана по этому делу, – сказал патер Жозеф.

Ришелье перевернул лист.

– Пять дней домашнего ареста, – прочел он. – Ну, это наказание довольно легкое, однако, я думаю, вполне достаточно, – прибавил он, многозначительно улыбаясь.

– С час тому назад капитан Девере приходил еще доложить, что один из гвардейцев бежал.

– А как зовут этого солдата?

– Девере называл его Гри. Ришелье тихо рассмеялся.

– Он исчез по моему приказанию, – сказал он, – и с него не следует за это взыскивать. Мне кажется, его королевскому величеству пришла фантазия, чтобы никто не видел приготовлений, происходящих во дворце по случаю дня его рождения. Потрудитесь написать капитану мушкетеров приказ, чтобы до этого торжественного дня двери в залы охранялись хорошим караулом.

Серый кардинал записал это приказание.

– Прибавьте также, что я желаю, чтобы караул этот был поручен самым надежным из мушкетеров: барону Сент-Аманд и маркизу де Монфор.

– А если их нет в наличии, или они назначены на другую службу?

– В таком случае, пусть их вытребуют на эту, – приказал Ришелье, – кроме того, я попрошу вас, патер Жозеф, ежедневно справляться о д'Альби, действительно ли он отсиживает арест в своей квартире. Мне чрезвычайно важно знать это. – Серый кардинал молча, и лишь легким кивком головы, выразил свое согласие.

– Готовы депеши для посла в Лондон? – спросил Ришелье после короткой паузы.

– Они ждут только подписи, – ответил патер Жозеф, складывая бумаги стопкой.

– Их надо сейчас же подписать и отправить. Они должны быть представлены герцогу Бекингэму в тот самый день, когда к нему явится Габриэль де Марвилье, чтобы ^исполнить поручение, данное ей отсюда. Все это дело нужно устроить очень умно и осторожно. Для меня чрезвычайно важно, чтобы наш посланец разузнал все, что делается при Лондонском дворе.

Патер Жозеф опять сделал какую-то заметку на бумаге.

– Габриэль де Марвилье не родственница посланцу? – спросил он.

– Во всяком случае, они легко могут разыграть роль родственников. Тогда нашему посланцу будет совсем легко разузнать, какого рода поручение получила отсюда Габриэль. Мне очень важно знать об этом что-нибудь достоверное. Напишите посланцу инструкцию на этот счет, отец Жозеф. Тогда мы, возможно, узнаем наконец, что за таинственные отношения существуют между Лувром и Бекингэмом.

– А нужно упомянуть в инструкции, что это дело спешное?

– Разумеется, король должен как можно скорее получить самые точные сведения.

– Король, а не мы?

– Боже сохрани! Это такого рода вещи, которые король должен узнать из первых рук, – проговорил Ришелье оживленно. – Приказ нужно сегодня же вечером передать капитану мушкетеров для немедленного исполнения. А пока, да хранят вас все святые, отец Жозеф. – Серый кардинал ответил на поклон красного, и тот вышел.

Оставшись один, патер Жозеф тотчас же вытащил из-под бумаг письмо из Рима и опасливо спрятал его в карман своей сутаны, точно все еще боялся, что оно попадется кому-нибудь на глаза. После этого он принялся исполнять распоряжения, только что полученные от Ришелье.

В одной из смежных комнат работало несколько человек секретарей и писцов, но патер Жозеф предпочел на этот раз заготовить все бумаги собственноручно.

Начинало уже смеркаться, но Жозеф не замечал наступившей темноты и продолжал писать. Заготовив пропускной лист посланцу в Лондон, он уже хотел приложить к нему печать, как в коридоре послышались тихие шаги.

Патер Жозеф не обратил на них внимание, приложил печать и встал, чтобы распорядиться подать свечи. В то время, как он шел по комнате, уже погрузившейся в полумрак, дверь тихо отворилась. Думая, что это кардинал снова зашел к нему, и несколько удивляясь столь позднему визиту, патер быстрее двинулся к двери.

На пороге стоял не Ришелье, а совершенно не знакомый Жозефу человек, рассмотреть которого мешал сумрак комнаты. Всматриваясь, он невольно задавал себе вопрос, кто мог и смел так тихо, без спроса и доклада, войти в его рабочий кабинет?