Текст книги "Война миров. Чудесное посещение."

Бесшумно закрыв дверь, я подкрался к окну. Теперь панорама открылась полностью, я увидел все – от домов вокруг станции Уокинг до обугленного, почерневшего соснового леса у Байфлита. Внизу, у подножия холма, рядом с железнодорожным мостом, что-то ярко полыхало; от нескольких домов вдоль мейберийской дороги и на улицах возле станции остались лишь тлеющие руины. Пожар на железнодорожной линии сначала поставил меня в тупик, там была какая-то черная груда, рядом веселился огонь, а справа виднелась вереница желтых продолговатых предметов. Потом я понял – это был потерпевший крушение поезд; передняя часть с локомотивом была разбита и горела, а задние вагоны еще стояли на рельсах.

Между этими тремя очагами света – домами, поездом и охваченными пламенем окрестностями Чобема – простирались черные участки местности, кое-где пересеченные полосками слабо тлеющей и дымящейся почвы. Это было невероятно странное зрелище – черное пространство, усеянное огнями. Более всего оно напомнило мне вид Гончарен[10]10
  Гончарни, или Пятиградье – район в верхнем течении реки Трент в Стаффордшире, охватывающий пять городов: Ханли, Берслем, Тансталл, Лонгтон и Стоук-он-Трент. С XVI века – центр производства фарфоровых и керамических изделий.


[Закрыть] ночью. Сначала я вовсе не мог различить людей, хотя и смотрел очень внимательно, но затем увидел на фоне ярко освещенной станции Уокинг множество черных фигурок, которые одна за другой перебегали железнодорожные пути.

И этим огненным хаосом был тот маленький мирок, в котором я безмятежно жил столько лет! Я по-прежнему не знал, что произошло за последние семь часов, и не понимал – лишь смутно начинал догадываться, – какая может существовать связь между этими механическими колоссами и теми неповоротливыми, похожими на слизней мешками, которые изверглись из цилиндра на моих глазах. С каким-то странным обезличенным интересом я повернул кресло к окну, сел и уставился на почерневшую местность, особенно пристально разглядывая трех черных гигантских тварей, расхаживавших в свете пожарища вокруг песчаного карьера.

Они казались поразительно деловитыми. Я начал спрашивать себя, что же они такое. Неужели это одухотворенные механизмы? Подобное представлялось мне совершенно невозможным. Или, может быть, в каждом сидит по марсианину, который повелевает, управляет, орудует этим механизмом, точно так же, как человеческий мозг, сидящий в голове, повелевает всем телом? Я стал сравнивать этих тварей с нашими машинами и впервые в жизни задал себе вопрос: а какими покажутся разумному, но стоящему на более низкой ступени развития животному наши бронированные канонерки или паровые машины?

Гроза пронеслась, небо очистилось, над дымом, поднимавшимся от горящей земли, стал виден крохотный, как булавочный укол, постепенно теряющий свой блеск Марс, склонявшийся к западу, и в этот момент в моем саду появился солдат. Я услышал слабое поскрипывание забора и, стряхнув охватившее меня оцепенение, посмотрел вниз. Какая-то неясная фигура перелезала через ограду. При виде человеческого существа я окончательно вышел из ступора и проворно высунулся в окно.

– Тс-с… – прошептал я.

Человек нерешительно уселся верхом на заборе. Потом спрыгнул в сад и двинулся по лужайке к углу дома. Он шел согнувшись и ступал очень мягко.

– Кто там? – тоже шепотом вопросил он, стоя под окном и глядя вверх.

– Куда вы идете? – спросил я.

– Бог знает.

– Вы пытаетесь найти укрытие?

– Именно.

– Войдите в дом, – сказал я.

Спустившись, я отомкнул замок и впустил незнакомца, потом снова запер дверь. В темноте я не видел лица солдата, понял лишь, что он без фуражки, мундир расстегнут.

– О Господи! – произнес он, когда я ввел его в прихожую.

– Что случилось?

– Лучше спросите, чего не случилось. – Несмотря на темноту, я заметил, как он безнадежно махнул рукой. – Они смели нас, попросту смели, – повторял он снова и снова.

Двигаясь почти как механизм, он вошел за мной в столовую.

– Выпейте виски, – предложил я, наливая ему солидную порцию.

Он выпил. Потом резко сел за стол, уронил голову на руки и, не сумев совладать с подступившими эмоциями, разрыдался взахлеб, как ребенок. Я же, странным образом забыв о своем недавнем приступе отчаяния, стоял рядом и с удивлением смотрел на него.

Прошло довольно много времени, прежде чем он пришел в себя и смог отвечать на мои вопросы, но и тогда говорил растерянно и отрывисто. Он был ездовым в артиллерии и вступил в бой только около семи часов. К этому времени стрельба на поле была в полном разгаре; поговаривали, что первая партия марсиан медленно ползет ко второму цилиндру под прикрытием металлического щита.

Потом этот щит, шатаясь, приподнялся, обнаружив три коленчатые ноги, и превратился в первую из боевых машин, которые я позже увидел. Орудие, при котором состоял мой гость, было снято с передков и установлено близ Хорселла, а задачей расчета было накрыть огнем песчаный карьер, и появление пушки лишь ускорило события. Когда ездовые с передком отправились в тыл, лошадь угодила копытом в кроличью нору и упала, сбросив моего гостя в рытвину. В ту же минуту пушка за его спиной словно взорвалась, боекомплект взлетел на воздух, все вокруг моментально вспыхнуло, а он оказался погребенным под грудой обгорелых трупов людей и лошадей.

– Я лежал тихо, – рассказывал он, – ополоумев от страха. Меня придавила оторванная лошадиная лопатка. Мы были сметены. А запах! Великий Боже! Горелое мясо! Упав с лошади, я ушиб спину и лежал до тех пор, пока мне не стало лучше. Подумать только, еще минуту назад все было, как на параде, и вдруг – падение, бах, трах, взиу-у!

– Сметены! – повторил он, помолчав.

Артиллерист долго прятался под растерзанной тушей лошади, посматривая украдкой на поле. Ребята из Кардиганского полка попытались было атаковать яму, рассыпавшись стрелковой цепью, – их просто стерли с лица земли. Затем чудовище окончательно поднялось на ноги и начало неторопливо расхаживать по полю (при этом немногие уцелевшие бросились врассыпную); его колпак, напоминавший голову, поворачивался из стороны в сторону – точь-в-точь как это делал бы человек, накинувший капюшон. Нечто вроде руки держало сложный на вид металлический ящик, вокруг которого дрожало зеленое сияние, а из воронки на этом ящике бил беспощадный Тепловой Луч.

Через несколько минут на поле, насколько солдат мог видеть, не осталось ничего живого; те кусты и деревья, которые еще не превратились в черные скелеты, горели яркими факелами. Гусары уже давно были рядом, но они стояли на дороге за песчаной насыпью, и артиллерист их не видел. Некоторое время он слышал трескотню «максимов», потом все стихло. Чудовище до последнего не трогало станцию Уокинг и окружающую ее кучку домов. Вдруг Тепловой Луч молниеносно скользнул в том направлении, и городок превратился в пылающие развалины. Затем тварь выключила Тепловой Луч и, повернувшись спиной к артиллеристу, вразвалочку зашагала к дымящемуся сосновому лесу, где скрывался второй цилиндр. И как только она стала удаляться, из ямы поднялся еще один сверкающий титан.

Второе чудовище последовало за первым. Тут артиллерист выкарабкался и, соблюдая крайнюю осторожность, пополз по горячему вересковому пеплу к Хорселлу. Ему удалось добраться живым и невредимым до канавы, тянувшейся вдоль дороги, а по ней он вышел к Уокингу. Дальнейший рассказ артиллериста состоял из одних невнятных восклицаний. Через Уокинг нельзя было пройти. Судя по всему, там уцелели немногие, и они большей частью совершенно обезумели; все остальные сгорели заживо или обварились. Артиллерист решил обогнуть пожарище, но, увидев, что один из гигантов возвращается, спрятался среди обжигающих обломков рухнувшей стены. Он увидел, как чудовище настигло одного из бегущих, поймало его своим стальным щупальцем и размозжило ему голову о сосновый ствол. Наконец, когда упала темнота, артиллерист сделал еще одну перебежку и добрался до железнодорожной насыпи.

Вот оттуда он и шел, крадучись, к Мейбери, надеясь, что если будет двигаться в сторону Лондона, то в конечном итоге выйдет из опасной зоны. Люди прятались в погребах, канавах, и многие из уцелевших бежали к Уокингу и Сенду. Артиллерист изнывал от жажды, пока возле железнодорожной эстакады не увидел разбитую водопроводную магистраль, вода из которой, пузырясь, ручьем хлестала на дорогу.

Это все, что мне удалось вытянуть из артиллериста. Рассказав мне о своих перипетиях и добившись, чтобы я словно бы воочию увидел все, что видел он сам, артиллерист стал намного спокойнее. Еще в начале своего рассказа он упомянул, что с полудня ничего не ел, тогда я нашел в кладовой хлеб и немного баранины и принес в комнату. Мы не зажигали лампу, боясь привлечь внимание марсиан, и наши руки все время сталкивались, когда мы тянулись за хлебом или мясом. Пока артиллерист рассказывал, окружающие предметы стали смутно проступать во мраке, и вскоре за окном уже можно было различить вытоптанные кусты садовых растений и раздавленные розы. Казалось, по лужайке промчалась толпа людей или стадо животных. Теперь я начал различать лицо артиллериста – почерневшее, осунувшееся; такое же, без сомнения, было и у меня.

Покончив с едой, мы, мягко ступая, поднялись по лестнице в мой кабинет, и я снова выглянул в открытое окно. За одну ночь цветущая долина превратилась в долину пепла. Пожар угасал. Там, где раньше бушевало пламя, поднимались струйки дыма, однако теперь, в безжалостном свете наступающего дня, перед нами отчетливо предстали бесчисленные руины разбитых в щепки и развороченных домов, взорванные или обугленные деревья, которые до сих пор были скрыты ночным мраком. И все же кое-что чудом уцелело: тут – белый семафор, там – фасад оранжереи, беленький и свежий среди развалин. Никогда еще в истории войн не было столь повальных, столь всеобъемлющих разрушений. Поблескивая в лучах зари, разгорающейся на востоке, три металлических гиганта стояли около ямы, и их капюшоны поворачивались, словно эти твари любовались произведенным опустошением.

Мне показалось, что яма стала шире. Клубочки ярко-зеленого дыма беспрерывно вылетали из нее и поднимались в светлеющее небо – поднимались, поднимались, закручивались смерчиками, изламывались и таяли без следа.

А еще дальше, над Чобемом, вставали столпы огненные. При первом прикосновении дневного света в налитые кровью столпы облачные преобразились они.

XII

КАК Я ПРИСУТСТВОВАЛ ПРИ РАЗРУШЕНИИ УЭЙБРИДЖА И ШЕППЕРТОНА

Когда рассвет набрал силу, мы отошли от окна, из которого наблюдали за марсианами, и очень тихо спустились вниз.

Артиллерист согласился, что мой дом был неподходящим местом для дальнейшего пребывания. Он заявил, что намеревается пробираться к Лондону, дабы там присо-единиться к своему подразделению – Двенадцатой батарее Конной артиллерии. Мой же план заключался в том, чтобы как можно быстрее вернуться в Ледерхед. Я был настолько потрясен могуществом марсиан, что решил увезти жену в Ньюхейвен, а уж оттуда мы вместе немедленно покинем страну. Для меня было совершенно ясно: прежде чем удастся уничтожить таких чудовищ, как эти марсиане, окрестности Лондона неизбежно станут ареной разрушительного сражения.

Однако между нами и Ледерхедом лежал третий цилиндр, охраняемый гигантами. Будь я один, я, вероятно, положился бы на судьбу и пустился напрямик. Но артиллерист принялся меня отговаривать.

– Вряд ли вы облагодетельствуете достойную женщину, – убеждал он, – если сделаете ее вдовой, – и в конце концов я с ним согласился.

Мы решили идти вместе под покровом леса на север, до самого Стрит-Кобема, а уж там распрощаться. Затем я сделаю большой крюк через Эпсом и выйду к Ледерхеду.

Я хотел отправиться тотчас же, но мой спутник состоял на действительной службе и потому был опытнее меня. Он заставил меня перерыть весь дом и отыскать флягу, в которую налил виски. Мы набили все карманы пакетами с сухарями и ломтями мяса. Затем осторожно выбрались из дома и со всех ног побежали вниз по размытой дороге, которой я следовал прошлой ночью. Дома казались вымершими. На дороге тесной кучкой лежали три обуглившихся тела, пораженные Тепловым Лучом. Кое-где валялись оброненные людьми вещи – часы, домашняя туфля, серебряная ложка и другие мелкие предметы. На повороте к почтовой конторе стояла, сильно накренившись, распряженная повозка со сломанным колесом, она была нагружена ящиками и мебелью. Под рухлядью виднелся открытый сейф – его, видимо, в спешке взломали и потом забросали вещами.

Если не считать сторожки у ворот Приюта, которая все еще горела, дома на этой стороне холма не сильно пострадали. Тепловой Луч срезал печные трубы и прошел дальше. И все же, кроме нас, на всем холме Мейбери, по-видимому, не осталось ни единой живой души. Большая часть жителей, полагаю, спаслась бегством, уйдя дорогой на Старый Уокинг – той самой дорогой, по которой я уехал в Ледерхед, – или же люди просто попрятались.

Мы спустились по аллее, прошли мимо трупа человека в черном, размокшего от ночного града, и у подножия холма вошли в лес. Идя между деревьями, мы добрались до железнодорожного полотна; по пути нам никто не встретился. Лес по ту сторону железной дороги был уже не лес, а гигантское черное кострище; деревья здесь большей частью попадали, только кое-где все еще стояли зловещие серые стволы, и листва на них была не зеленой, а темно-бурой.

На нашей стороне огонь только опалил ближайшие к железнодорожному полотну деревья; жара не хватило, чтобы занялся подлесок. В одном месте лесорубы, очевидно, работали еще в субботу – недавно срубленные деревья были уже распилованы, и на просеке, возле циркулярной пилы и приводившей ее в действие машины, среди куч опилок лежали доски. Рядом стояла пустая времянка. В воздухе не ощущалось ни ветерка, все было поразительно тихо. Даже птицы смолкли, и мы, идя быстрым шагом, переговаривались шепотом и все время оглядывались назад. Раз или два мы остановились, чтобы прислушаться.

Когда немного погодя мы подошли к дороге, то услышали стук копыт и сквозь деревья увидели трех кавалеристов, медленно ехавших в сторону Уокинга. Мы окликнули их, они остановились, и мы поспешили к ним. Это были лейтенант и двое рядовых Восьмого гусарского полка. Они везли какое-то устройство, похожее на теодолит; артиллерист объяснил, что это гелиограф.

– Вы первые, кого я встретил на этой дороге за все утро, – сказал лейтенант. – Что тут за заварушка?

И лицо, и голос его выражали нетерпение. Солдаты смотрели на нас с любопытством. Артиллерист вскарабкался на дорожное полотно и отдал честь.

– Наша пушка была уничтожена прошлой ночью, сэр. Я прятался. Теперь пытаюсь найти свою батарею, сэр. Если проедете еще с полмили по этой дороге, полагаю, вы окажетесь в поле видимости марсиан.

– На что они похожи, черт возьми? – спросил лейтенант.

– Бронированные гиганты, сэр. Высотой сто футов. Три ноги, тело вроде как люминевое и здоровеннейшая башка в капюшоне, сэр.

– Ну да! – воскликнул лейтенант. – Что за чертов вздор!

– Сами увидите, сэр. Они таскают с собой какой-то ящик, сэр. Он стреляет огнем и убивает на месте.

– Что ты имеешь в виду – пушку?

– Нет, сэр. – И артиллерист принялся живо описывать действие Теплового Луча.

Лейтенант оборвал его на полуфразе и взглянул на меня.

– Вы тоже это видели?

– Все чистейшая правда, – ответил я.

– Ладно, – сказал лейтенант, – думаю, и мне не мешает взглянуть на них. Слушай, – обратился он к артиллеристу, – нам поручили проследить, чтобы жители покинули свои дома. Отправляйся-ка побыстрей и доложись бригадному генералу Марвину, расскажи ему все, что знаешь. Он в Уэйбридже. Дорогу знаешь?

– Я знаю, – ответил я, и лейтенант снова повернул лошадь на юг.

– Вы говорите, полмили? – спросил он.

– Не больше, – ответил я и указал на вершины деревьев в южной стороне. Лейтенант поблагодарил меня и уехал. Больше мы его не видели.

Чуть дальше мы наткнулись на группу из трех женщин и двух детей, которые вытаскивали на дорогу вещи из крохотного коттеджа, принадлежавшего, судя по всему, рабочему. Эти люди раздобыли маленькую ручную тележку и навьючивали на нее грязного вида узлы и обшарпанную мебель. Все трудились настолько усердно, что при нашем появлении не произнесли ни слова.

У станции Байфлит мы вышли из соснового леса. В лучах утреннего солнца этот край выглядел тихим и мирным. Мы были уже далеко за пределами действия Теплового Луча, и если бы не безмолвие запустения в одних домах и не шевеление, вызванное сборами, в других, если бы не кучка солдат, стоявших на железнодорожном мосту и смотревших вдоль линии в сторону Уокинга, день чрезвычайно походил бы на обычное воскресенье.

Несколько фермерских фургонов и повозок со скрипом двигались по дороге к Адлстону. Внезапно через ворота в изгороди, окружавшей поле, мы увидели за луговиной шесть двенадцатифунтовых пушек[11]11
  Шесть двенадцатифунтовых пушек – очевидно, имеются в виду 76-миллиметровые орудия.


[Закрыть], аккуратно расставленных с равными интервалами и направленных в сторону Уокинга. Прислуга стояла возле орудий в ожидании, повозки с боеприпасами находились на расстоянии, означающем полную боевую готовность. Солдаты застыли, точно на смотру.

– Это хорошо! – воскликнул я. – Во всяком случае, один приличный залп они смогут дать.

Артиллерист нерешительно остановился у ворот.

– Я пойду дальше, – сказал он наконец.

Ближе к Уэйбриджу, сразу за мостом, несколько человек в белых солдатских робах насыпали длинный вал, за которым виднелось еще некоторое количество пушек.

– Это все равно что лук и стрелы против молнии, – сказал артиллерист. – Они еще не видали огненного луча.

Офицеры, не участвующие в работе, смотрели поверх деревьев в юго-западную сторону; землекопы тоже то и дело отрывались от работы и поглядывали в том же направлении.

Байфлит был в смятении; жители укладывали пожитки, а человек двадцать гусар, кто спешившись, кто верхом, подгоняли их. Люди грузили вещи в разнообразные повозки, и среди них было три или четыре черных казенных фургона с крестами в белых кругах и какой-то старый омнибус, которые стояли на проезжей части. На улице толпилось множество людей, большей частью в воскресных нарядах, – сразу было видно, что они оделись во все лучшее. Солдатам стоило великого труда растолковывать им всю опасность положения. Мы увидели, как сморщенный старичок, стоявший рядом с большим ящиком и двумя десятками орхидей в горшочках, сердито увещевал капрала, который отказывался все это грузить. Я остановился и схватил старичка за рукав.

– Вы знаете, что там делается? – Я показал на вершины соснового леса, скрывавшего марсиан.

– Что? – обернулся он. – Я говорю им, что это большие ценности.

– Смерть! – крикнул я. – Смерть идет на нас! Смерть! – и поспешил за артиллеристом, оставив старичка переваривать услышанное, если, конечно, он был на это способен.

На углу я обернулся. Капрал отошел от старичка, а тот все еще стоял возле своих горшков с орхидеями, расставленных на крышке ящика, и бессмысленно пялился поверх деревьев.

Никто в Уэйбридже не мог сказать нам, где размещается штаб. Все местечко было в таком смятении, какого мне никогда не доводилось наблюдать в других городах. Повсюду повозки, телеги, кареты – это была поразительная мешанина разнообразнейших экипажей и лошадей всех мастей. Почтенные жители местечка – мужчины в костюмах для гольфа и гребли, их жены в нарядных платьях – укладывали вещи; праздношатающиеся, любители речных прогулок, энергично им помогали; дети возбужденно шумели – в большинстве своем они были страшно рады такому замечательному повороту обычных воскресных развлечений. И посреди всего этого почтенный викарий мужественно служил заутреню, а нестройный звон колоколов перекрывал всеобщую суматоху.

Мы с артиллеристом присели на ступеньки у питьевого фонтанчика и наскоро перекусили тем, что было у нас с собой. Патрули – уже не гусары, а гренадеры в белых мундирах – торопили жителей, предлагая им или уходить немедленно, или прятаться по подвалам, как только начнется стрельба. Переходя через железнодорожный мост, мы увидели, что на станции и вокруг нее собирается большая толпа; платформа кишела людьми и была завалена ящиками и узлами. Обычное расписание было нарушено – вероятно, для того, чтобы позволить войскам и орудиям подойти к Чертси; впоследствии я узнал, что в экстренных поездах, пущенных с опозданием, была дикая давка и люди остервенело дрались из-за мест.

Мы оставались в Уэйбридже все утро, а в полдень оказались уже у шеппертонского шлюза, где сливаются Темза и Уэй. Здесь мы несколько задержались, потому что помогали двум старушкам нагрузить их тележку. Уэй вливается в Темзу тремя рукавами; в этом месте давали напрокат лодки и ходил паром. На другом берегу лежал Шеппертон, там виднелись гостиница и лужайка перед ней, а дальше над деревьями поднималась колокольня шеппертонской церкви – теперь она заменена шпилем.

Здесь мы застали шумную, возбужденную толпу беглецов. До этой поры бегство еще не переросло в панику, однако желающих пересечь реку было уже гораздо больше, чем могли позволить все лодки, снующие между берегами. Люди подходили, задыхаясь под тяжелыми грузами. Одна пара даже несла, ухватившись с двух сторон, небольшую дверь от сарая, на которой были сложены их пожитки. Какой-то мужчина сказал нам, что хочет попробовать вскочить в проходящий поезд на шеппертонской станции.

Было много криков, один человек даже острил. Идея, которая владела здешними умами, заключалась в том, что марсиане – это просто человеческие существа невероятных размеров; они могут напасть на город и разорить его, но, разумеется, в конце концов пришельцев уничтожат. Люди то и дело нервозно посматривали на противоположный берег, на луга около Чертси, но там все было спокойно.

На противоположном берегу Темзы тоже было тихо – за исключением того места, где причаливали лодки, – и это составляло резкий контраст с суррейским берегом. Люди, сошедшие с лодок, тяжело тащились прочь от реки по аллее. Большой паром только что совершил очередную ходку. Трое или четверо солдат стояли на лужайке возле гостиницы и подшучивали над беглецами, не предлагая помощи. Пивная при гостинице была закрыта, поскольку в эти часы продавать спиртное запрещалось.

– Что это? – вдруг воскликнул один из лодочников.

– Заткнись, дура! – прикрикнул кто-то возле меня на лаявшую собаку.

Звук – гулкий хлопок – повторился, на этот раз он донесся со стороны Чертси. Это стреляла пушка.

Начиналось сражение. Невидимые батареи за рекой справа от нас – невидимые, потому что их скрывали деревья, – незамедлительно вступили в общий хор, тяжело ухая одна за другой. Закричала женщина. Заслышав первые звуки битвы, все остановились как вкопанные – сражение разворачивалось совсем близко, но пока еще незримо для нас. Не было видно ничего, кроме широких лугов, беззаботно пасущихся коров и аккуратно подстриженных серебристых ив, неподвижных в теплых лучах солнца.

– Солдатики их осодют, – неуверенно проговорила женщина возле меня.

Над верхушками деревьев повисла дымка.

Вдруг – далеко, в верхнем течении реки – мы увидели столб дыма, черное облако взлетело и повисло в воздухе, и сейчас же почва под ногами заколебалась, оглушительный взрыв потряс воздух, в ближайших домах в двух-трех окнах вылетели стекла. Мы были ошеломлены.

– Вон они! – закричал какой-то человек в синей вязаной кофте. – Вон там! Видали? Вон там!

Вдали, над крохотными деревьями за широкими лугами, которые простирались до самого Чертси, быстро, один за другим, появились один, два, три, четыре бронированных марсианина и быстрыми шагами направились к реке. Сначала они казались маленькими фигурками в капюшонах и передвигались, словно бы катились на колесах, но с такой скоростью, с какой летают птицы.

Затем, наискосок от нас, появился пятый. Они стремительно неслись к пушкам, их бронированные тела блестели на солнце, и по мере приближения марсиане быстро увеличивались в размерах. Самый дальний из них, тот, что был на левом фланге, вознес высоко в небо огромный ящик, и страшный, призрачный Тепловой Луч, который я уже видел в пятницу вечером, пал на Чертси и поразил город.

При виде этих быстрых, странных и жутких созданий люди, столпившиеся у кромки воды, как мне показалось, на несколько секунд оцепенели от ужаса. Ни возгласов, ни криков – мертвое молчание. Потом хриплое бормотанье и звук шагов – плеск воды под ногами. Какой-то человек, с перепугу не догадавшийся сбросить с плеча чемодан, резко повернулся и углом своей ноши так сильно ударил меня, что я зашатался. Стоявшая сзади женщина уперлась в меня руками, оттолкнула и бросилась бежать. Я тоже повернулся, увлеченный общим порывом, но все же был не настолько поражен ужасом, чтобы потерять способность соображать. Перед моим внутренним взором плясал ужасный Тепловой Луч. Нырнуть в воду! Вот что лучше всего!

– В воду! – закричал я, но на мой призыв никто не обратил внимания.

Я снова повернулся лицом к реке и помчался навстречу приближавшемуся марсианину – то есть на самом деле я помчался вниз по отлогому берегу и сломя голову бросился в воду. Многие последовали моему примеру. Я успел заметить, как только что отчалившая лодка развернулась и люди из нее тоже попрыгали в воду. Галька под ногами была илистой и скользкой, а река так мелка, что я пробежал футов двадцать и все еще оставался по пояс в воде. Затем, когда марсианин навис над нами – до него уже было меньше двухсот ярдов, – я нырнул, уйдя в реку с головой. Люди с шумным плеском прыгали из лодок в воду – эти звуки раздавались у меня в ушах, как удары грома. Иные торопливо высаживались на берег по обеим сторонам реки.

Впрочем, марсианская машина обращала на мечущихся людей не больше внимания, чем человек – на суету муравьев в муравейнике, который он нечаянно разворошил ногой. Когда, задыхаясь, я высунул голову из воды, то увидел, что капюшон марсианина был обращен к батареям, которые все еще стреляли из-за реки; продвигаясь вперед, он широко размахивал каким-то предметом – очевидно, то был генератор Теплового Луча.

В следующее мгновение марсианин был уже на берегу, он вошел в воду, без труда пересек стремнину, затем суставы его передних ног взметнулись над противоположным берегом, еще мгновение – и он выпрямился в полный рост уже у самого поселка Шеппертон. Вслед за тем шесть орудий на правом берегу – никто не знал о них, так как они были скрытно размещены на околице, – дали залп. От внезапности и грохота близких разрывов – они прозвучали почти одновременно – мое сердце бешено заколотилось. Чудовище уже поднимало генератор Теплового Луча, когда первый снаряд разорвался в шести ярдах над его капюшоном.

Я вскрикнул от удивления. Я забыл и думать об остальных четырех марсианах: все мое внимание было поглощено происходившим. Почти одновременно с первым снарядом в воздухе около корпуса машины разорвались два других; капюшон повернулся на оси, пытаясь уклониться от четвертого, но не успел, и попал прямо под выстрел.

Снаряд угодил точно в лицо этой твари. Капюшон вздулся, сверкнул и разлетелся во все стороны рваными фрагментами сверкающего металла.

– Попал! – заорал я, издав нечто среднее между визгом и ликующим воплем.

В ответ раздались крики множества людей, стоявших в реке вокруг меня. От восторга я готов был выскочить из воды.

Обезглавленный колосс зашатался, как пьяный верзила, но не упал. Каким-то чудом он сохранил равновесие и, теперь уже вовсе не разбирая дороги, жестко зажав в щупальце камеру, испускавшую Тепловой Луч, быстро, но нетвердо зашагал по Шеппертону. Живой разум, марсианин под капюшоном, был убит, его расплескало на все четыре стороны, и механическая тварь – теперь уже не более чем замысловатый аппарат, воплощенный в металле, – слепо и стремительно двигалась к собственной гибели. Совершенно неуправляемая, она неслась строго по прямой линии. Машина наткнулась на колокольню шеппертонской церкви, разнесла ее на кусочки, словно бы удар нанес разрушительный таран, отшатнулась в сторону, споткнулась и с тяжелым стуком рухнула в реку вне моего поля зрения.

Воздух сотрясся от оглушительного взрыва, и в небо ударил фонтан воды, пара, ила и обломков металла. Как только камера Теплового Луча погрузилась в реку, она мгновенно окуталась облаком пара. В следующую секунду высокий мутный вал, горячий, как кипяток, словно гигантская приливная волна, выкатился из-за излучины и помчался против течения. Я видел, как люди барахтались, стараясь выбраться на берег, и слышал их пронзительный визг и вопли, еле различимые за шумом бурлящей воды и ревом гибнущей марсианской машины.

Некоторое время я вовсе не обращал внимания на жар и даже презрел насущную необходимость самосохранения. Оттолкнув какого-то человека в черном, я поплыл по бурной реке и вскоре смог увидеть, что происходило за излучиной. С полдюжины брошеных лодок бессмысленно качались на волнах, вызванных крушением. Дальше, ниже по течению, мне бросился в глаза упавший марсианин, он лежал поперек реки, почти весь уйдя в воду.

Густые облака пара поднимались над остовом машины, и в разрывах клубящейся пелены я по временам смутно видел гигантские члены чудовища, вспенивавшие воду и поднимавшие фонтаны взбаламученного ила. Щупальца качались и дергались, как руки, и если бы не беспомощность и бесцельность этих движений, можно было подумать, что некое раненое существо борется за жизнь среди волн. Какая-то жидкость красновато-бурого цвета в невероятных количествах изливалась из машины, ее струи с громким шипением били в воздух.

От этого зрелища меня отвлек яростный рев, похожий на звук тех устройств, которые в промышленных городах зовутся сиренами. Мужчина, стоявший по колена в воде возле бечевой тропы, прокричал мне несколько слов, указывая на что-то пальцем, но я не разобрал его слов. Оглянувшись, я увидел других марсиан, огромными шагами приближавшихся к берегу реки со стороны Чертси. Пушки в Шеппертоне открыли огонь, но на этот раз безуспешно.

Я тут же погрузился с головой и, задержав дыхание до того, что едва не начались судороги, пополз под водой, цепляясь за дно, покуда хватало сил. Вода вокруг меня бурлила и быстро нагревалась.

Когда я на несколько секунд высунул голову, чтобы набрать воздуху, и смахнул волосы и воду с лица, вокруг белым клубящимся туманом стлался пар, так что поначалу я вовсе не увидел марсиан. Шум был оглушительный. Затем я все же разглядел их – неясные гигантские фигуры, серевшие невдалеке, казались еще огромнее из-за тумана. Марсиане прошли мимо, и двое из них нагнулись над взбивавшими пену, содрогавшимися останками своего собрата.

Третий и четвертый тоже остановились в воде неподалеку от остова, один – примерно ярдах в двухстах от меня, другой – ближе к Лейлему. Генераторы Тепловых Лучей качались высоко в воздухе, и палящие иглы с шипением били во всех направлениях.