Текст книги "Война миров. Чудесное посещение."

«1 черный сюртук. Фасон? 3 фунта 10 шилл.

? Брюки. 2 пары (или одна).

1 шевиотовый костюм в клетку (узнать фасон. Снять мерку?)»

Некоторое время Викарий разглядывал радующую глаз шеренгу образцовых джентльменов в каталоге. Все они выглядели весьма изысканно, но представить себе Ангела в таком обличье ему было затруднительно. Ибо, хотя прошло уже шесть дней, Ангел по-прежнему так и не имел никакого собственного костюма. Викарий то принимал твердое решение отвезти Ангела в Портбердок, чтобы там снять с него мерку и заказать костюм, то приходил в ужас при мысли о вкрадчивых манерах портного, услугами которого пользовался. Он знал, что тот не успокоится, пока не получит исчерпывающих объяснений. А кроме всего прочего было толком неизвестно, когда Ангел уедет. Так прошли эти шесть дней, на протяжении которых Ангел упорно пополнял свои знания о мире, все еще скрывая свое сияние под просторными новыми костюмами Викария.

«1 мягкая фетровая шляпа, размер G7 (допустим) – 8 шилл. 6 пенс.

1 цилиндр – 14 шилл. 6 пенс. Коробка для него?»

– Думаю, ему понадобится цилиндр, – сказал Викарий. – Там принято в нем ходить. Модель № 3, кажется, лучше всего подойдет к его стилю. Но как ужасно думать, что он окажется совсем один в этом громадном городе! Все будут понимать его неправильно, и он будет всех понимать неправильно. Но вероятно, тут уж ничего не поделаешь. На чем я остановился?

«1 зубная щетка. 1 головная щетка и гребень. Бритва?

1/2 дюж. сорочек (? смерить ему шею), 6 шилл. за шт.

Носки? Кальсоны?

2 пижамы. Цена? Допустим, 15 шилл.

1 дюж. воротничков («Лейб-гвардейских»). 8 шилл.

Подтяжки. Патентованные, фирмы «Оксон». 1 шилл. 1/2 пенс.».

Только как он будет их надевать?

«Один штемпель резиновый для нанесения меток – «Взято у Ангела», и штемпельная краска с коробкой, весь набор 9 пенс.».

Эти прачки наверняка разворуют все его белье.

«1 перочинный ножик с одним лезвием и штопором – допустим, 1 шилл, 6 пенс.

NB – не забыть про запонки для манжет и воротничка и т. д.» (Викарий любил добавлять «и т. д.» – это всегда придает написанному определенность и деловой вид.)

«1 кожаный чемодан (лучше посмотреть самому)».

И прочее, и прочее – в полном беспорядке. За этим занятием Викарий провел время до самого обеда, хотя сердце у него щемило.

К обеду Ангел не вернулся. В этом не было ничего особенного – как-то раз он уже пропустил обед. Однако если учесть, как мало времени оставалось им провести вместе, он мог бы и прийти. Хотя, несомненно, у него были какие-то веские причины отсутствовать. Викарий кое-как пообедал один. Потом он, как обычно, отдохнул и добавил несколько пунктов к списку покупок. Только когда наступило время чая, он начал беспокоиться. Он прождал с полчаса, прежде чем сел за стол.

– Странно, – произнес он, отхлебывая чай и чувствуя себя еще более одиноким.

Приближалось время ужина, а Ангела все не было. У Викария начало разыгрываться воображение.

– К ужину он, конечно, придет, – говорил Викарий, потирая подбородок, и беспокойно бродил по дому, пытаясь занять себя разными ненужными делами, как поступал всякий раз, когда что-то нарушало его жизненный распорядок.

Закат был великолепен – солнце опустилось в громоздящиеся клубы багряных облаков. Красно-золотистое зарево поблекло, и наступили сумерки; на западе ярко засияла вечерняя звезда, словно собрав весь свет с меркнущего неба. Тишину надвигавшегося на мир вечера нарушал лишь крик коростеля. Викарий выглядел встревоженным; дважды он выходил в сад и внимательно оглядывал темнеющий косогор, а потом поспешно возвращался в дом. Миссис Хиниджер накрыла на стол.

– Ужин подан, – объявила она уже во второй раз укоризненным тоном.

– Да-да, – отозвался Викарий, хлопоча наверху.

Снова спустившись вниз, он зашел в свой кабинет и зажег лампу для чтения – патентованное устройство с калильной сеткой, а спичку бросил в корзину для бумаг, не позаботившись посмотреть, погасла ли она. Потом поспешил в столовую и принялся ковырять остывающий ужин…

(Дорогой читатель, уже почти настало время распрощаться с нашим маленьким Викарием.)

XLVIII

Сэр Джон Готч, все еще сильно раздосадованный историей с колючей проволокой, ехал верхом по одной из заросших тропинок своего заказника на берегу Сиддера. И вдруг он увидел, что за кустами, среди деревьев, не спеша прогуливается тот самый человек, которого он особенно не желал видеть.

– Будь я проклят! – произнес сэр Джон Готч с невероятным жаром. – Это уж слишком!

Он привстал в стременах.

– Эй вы! – крикнул он. – Эй, вы там!

Ангел с улыбкой обернулся.

– Убирайтесь из этого леса! – крикнул сэр Джон Готч.

– Почему? – удивился Ангел.

– Да будь я… – Сэр Джон Готч умолк, пытаясь подобрать какое-нибудь особо сокрушительное слово, но не смог придумать ничего крепче, чем «проклят». – Убирайтесь из этого леса!

Улыбка исчезла с лица Ангела.

– А почему я должен убираться из этого леса? – спросил он и остановился.

С полминуты, не меньше, никто из них не произнес ни слова. Потом сэр Джон Готч соскочил с лошади и встал рядом с ней.

(Здесь вам следует вспомнить – иначе от того, что будет описано ниже, может пострадать репутация всего ангельского воинства, – что этот Ангел уже больше недели как дышал нашим здешним воздухом, отравленным Борьбой За Существование. Это повредило не только его крыльям и сиянию. Он ел и спал, он познал боль и уже далеко прошел по пути к тому, чтобы стать человеком. На протяжении всего своего Посещения он снова и снова сталкивался с грубостью и враждебностью, которыми проникнут этот наш мир, и все больше отдалялся от возвышенного величия своего собственного.)

– Ах вот как, не желаете убираться? – произнес Готч и повел лошадь через кусты в сторону Ангела.

Ангел весь напрягся и, дрожа от волнения, следил за приближением противника.

– Убирайтесь из этого леса! – повторил Готч, белый от ярости, остановившись в трех ярдах от него и держа в одной руке повод, а в другой хлыст.

Ангела охватили чувства, до сих пор ему незнакомые.

– Да кто вы такой, – произнес он тихим, дрожащим голосом, – и кто я такой, чтобы вы приказывали мне убираться отсюда? Чем провинился этот мир, что такие, как вы…

– Вы тот самый осел, который сорвал мою колючую проволоку, – угрожающе произнес Готч. – Вот кто вы такой, если хотите знать.

– Вашу колючую проволоку? – переспросил Ангел. – Так это была ваша колючая проволока? Вы тот самый человек, который повесил здесь эту колючую проволоку? Какое вы имели право…

– Я не желаю слушать ваши социалистические бредни, – задыхаясь, с трудом выговорил Готч. – Этот лес мой, и я имею право защищать его, как могу. Знаю я вас, мерзавцев. Только болтаете всякую чушь и сеете смуту. Если вы не уберетесь отсюда немедленно…

– Ну, хорошо же! – воскликнул Ангел. Бурлившая в нем непонятная сила уже готова была перелиться через край.

– Убирайтесь к дьяволу из этого леса! – неистово выкрикнул Готч, пытаясь заглушить испуг, охвативший его при виде того, как вспыхнуло лицо Ангела.

Он шагнул вперед, занес хлыст, и тут случилось нечто такое, чего так и не поняли толком ни он, ни Ангел. Ангел как будто подпрыгнул высоко в воздух, два серых крыла распростерлись перед Готчем, и тот увидел нависший над ним лик, исполненный дикой красоты и яростного гнева. Хлыст был выхвачен из его руки. Лошадь у него за спиной встала на дыбы, сбила его с ног, вырвала повод и поскакала прочь.

Он упал навзничь, и хлыст опустился на его лицо. Он попытался сесть и тут же ощутил ожог от нового удара. Увидев, что Ангел, пылая гневом, стоит над ним, занеся хлыст, он закрыл лицо руками, упал ничком, чтобы уберечь глаза, и покатился по траве под градом сыпавшихся на него безжалостных ударов.

– Ах вы, зверь! – кричал Ангел, с силой опуская хлыст всякий раз, как замечал незащищенное место. – Животное, полное гордыни и лжи! Вы лишили света души других людей! Вы жалкий глупец со всеми вашими лошадьми и собаками! Разве можно возноситься перед живыми существами! Вот вам наука, вот вам, вот вам!

Готч принялся кричать, призывая на помощь. Дважды пробовал он подняться на ноги, но мог лишь встать на колени и снова валился на землю под бурей ангельского гнева. А через некоторое время он издал горлом какой-то странный звук и застыл без движения, даже не пытаясь уклоняться от ударов.

Ярость, охватившая Ангела, внезапно отступила, и он обнаружил, что стоит, задыхаясь и весь дрожа, поставив ногу на неподвижное тело, в зеленой тишине залитого солнцем леса.

Он огляделся, потом посмотрел себе под ноги и увидел среди сухих листьев кровь на волосах. Хлыст выпал у него из руки, горячий румянец сбежал с лица.

– Боль! – вскрикнул он. – Почему он лежит так неподвижно?

Он снял ногу с плеча Готча, склонился над распростертым телом, прислушался, опустился на колени, потряс его.

– Проснитесь! – произнес Ангел и повторил еще тише: – Проснитесь!

Еще несколько минут он прислушивался, потом вскочил и окинул взглядом стоящие вокруг безмолвные деревья. Чувство глубокого отвращения охватило его. Вздрогнув, он снова оглянулся на неподвижное тело.

– Что это со мной? – в страхе прошептал Ангел.

Он сделал шаг назад.

– Он мертв! – воскликнул вдруг Ангел и, охваченный ужасом, кинулся бежать через лес, не разбирая дороги.

XLIX

Через несколько минут после того, как шаги Ангела затихли вдали, Готч приподнялся, опершись на локоть.

– Клянусь Богом! – произнес он. – Крамп прав. И еще голову мне поранил.

Он поднес руку к лицу и пощупал два вспухших на нем горячих рубца.

– Теперь я десять раз подумаю, прежде чем замахнуться на сумасшедшего, – сказал сэр Джон Готч. – Может, головой он и слаб, но рука у него сильная. Уф-ф! Будь я проклят, если он не отсек мне начисто кончик уха этим чертовым хлыстом. А эта чертова лошадь, конечно, прискачет домой, как полагается по законам драматического искусства. Моя мадам с ума сойдет от страха. А мне… Мне придется объяснить, как все это случилось. И она устроит мне настоящую вивисекцию своими вопросами. Пожалуй, возьму-ка я да и расставлю в этом заказнике самострелы и капканы на людей. И к дьяволу все эти законы!

L

А Ангел, сочтя Готча мертвым, брел вдоль берега Сиддера через кусты и заросли папоротника, терзаемый угрызениями совести и страхом. Вам трудно даже представить себе, как потрясло его это последнее и решающее доказательство того, что он против собственного желания все больше превращается в человека. Ему казалось, что его обступила тьма, что муки и горести жизни неумолимо становятся частью его самого, приковывая ко всему тому в людях, что еще неделю назад вызывало у него недоумение и жалость к ним.

– Поистине, этот мир – не для ангела, – произнес он. – Это мир Вражды, мир Боли, мир Смерти. На каждом шагу в нем подстерегает Злоба… Я, не знавший ни злобы, ни боли, стою здесь с окровавленными руками. Я пал. Прийти в этот мир – это значит пасть. Терзаться голодом, жаждой, тысячью разных желаний. Драться за свое место в жизни, предаваться злобе, наносить удары…

Он воздел руки к небесам и снова в отчаянии уронил их. Беспредельная горечь напрасного раскаяния отрази-лась на его лице. Ему казалось, что со всех сторон на него медленно, неуклонно надвигаются тюремные стены этой тесной, полной страданий жизни, угрожая вот-вот окончательно его раздавить. Он ощутил то, что рано или поздно ощущаем все мы, несчастные смертные, – безжалостную силу Неизбежности, царящую не только вне нас, но (что хуже всего) и в нас самих, ту неминуемую муку, какую несут с собой любые высокие устремления, ту неумолимость, с какой человек время от времени забывает обо всем лучшем, что в нем есть. Но для нас это лишь плавный спуск под гору, совершаемый исподволь и незаметно на протяжении долгих лет; он же, к своему ужасу, сделал это открытие за одну короткую неделю. Ему казалось, что он, опутанный узами этой жизни, превращается в калеку, черствеет, слепнет и тупеет, он чувствовал себя словно человек, который принял какой-то страшный яд и следит за тем, как разложение понемногу охватывает все его тело.

Он не замечал ни голода, ни усталости, ни того, как бежит время. Он шел и шел вперед, держась подальше от домов и дорог, сворачивая в сторону при виде людей и при звуках их голосов, ведя безмолвный отчаянный спор с Судьбой. Мысли его не текли свободно – они остановились, словно перед какой-то запрудой, в немом протесте против угрозы потерять самого себя. По чистой случайности он направился в сторону дома и в конце концов, когда уже стемнело, очутился, едва живой от усталости и несчастный, на пустоши за Сиддермортоном. Он слышал, как крысы с писком шныряли в зарослях вереска, и какая-то большая птица бесшумно появилась из тьмы, пронеслась над ним и исчезла. А впереди светилось в небе тусклое красное зарево, но он не обращал на него внимания.

LI

Однако когда он подошел к обрывистому краю пустоши, ему ударил в глаза яркий свет, не заметить который было уже нельзя. Спустившись вниз, он очень скоро разглядел, что представляло собой это зарево. Оно исходило от пляшущих золотисто-красных огненных языков, которые стремительно вылетали из окон дома Викария и из провала в его крыше. На фоне пламени силуэтами вырисовывались черные головы толпы: вся деревня собралась здесь, кроме пожарных – те находились в доме Эйлмера, где тщетно искали ключ от пожарного сарая. Слышались рев огня и гомон голосов, а через некоторое время раздались возбужденные возгласы: «Нет! Нет! Вернись!» – и невнятные крики.

Ангел кинулся к пылающему дому. Он споткнулся и чуть не упал, но продолжал бежать. Вокруг метались темные фигуры. Столбы огня с силой выбивались то в одну, то в другую сторону, и в воздухе стоял запах гари.

– Она внутри! – сказал кто-то. – Она внутри!

– Сумасшедшая девчонка! – сказал кто-то еще.

– Отойдите назад! Отойдите назад! – кричали остальные.

Ангел проталкивался сквозь возбужденную, мятущуюся толпу людей, которые не сводили с пламени глаз, блестевших красными отсветами.

– Отойдите назад! – сказал какой-то батрак, схватив его за руку.

– Что это? – спросил Ангел. – Что все это означает?

– Там, в доме, девушка, она не может выйти!

– Пошла за скрипкой, – объяснил другой.

– Безнадежное дело, – сказал кто-то еще.

– Я стоял рядом с ней. Слышал, как она сказала: я смогу, говорит, спасти его скрипку. Собственными ушами слышал. Так и сказала: я смогу спасти его скрипку.

Секунду Ангел стоял, глядя на огонь. Потом его как будто осенило – этот унылый крохотный мир, со всей его борьбой и жестокостью, вдруг словно преобразился, превзойдя своим великолепием даже Страну Ангелов: его внезапно озарило нестерпимое чудесное сияние Любви и Самопожертвования. Ангел издал нечленораздельный вопль и, прежде чем его успели остановить, кинулся к горящему дому.

– Это горбун! Иностранец! – послышались крики.

Викарий, которому перевязывали обожженную руку, обернулся. И он, и Крамп увидели Ангела в дверях дома – черный силуэт на ярко-красном огненном фоне. Это длилось всего десятую долю секунды, но мелькнувшая у них перед глазами картина не могла бы прочнее врезаться им в память, даже если бы они вместе разглядывали ее много часов. А потом Ангела заслонило что-то большое и пылающее (никто так и не понял что), обрушившееся сверху и перегородившее дверной проем.

LII

Послышался крик: «Делия!», и больше ничего не было слышно. Но внезапно ослепительный столб пламени взмыл вверх, на огромную высоту, – ослепительный столб света, в котором сверкали тысячи мерцающих вспышек, похожие на отблески от взмахов мечей. Туча искр, горящих множеством красок, взвилась и исчезла в небе. И в это самое мгновение, по странной случайности, в рев пламени вплелась хлынувшая откуда-то музыка, похожая на пение органа.

Эту музыку слышали все жители деревни, черными кучками стоявшие вокруг дома, – все, кроме глухого Папаши Сиддонса. Необычно и прекрасно прозвучала она и тут же смолкла. Дурень Дэрген, мальчик-идиот из Сиддерфорда, говорил потом, что она и началась и кончилась сразу, словно кто-то открыл и тут же закрыл дверь.

А маленькой Хетти Пензанс померещились две прекрасные фигуры с крыльями, которые сверкнули и исчезли в пламени.

(И после этого она начала тосковать по чему-то такому, что видела во сне, стала рассеянной и какой-то странной. Ее мать это очень огорчало. Девочка худела, словно таяла, и взгляд у нее был какой-то отсутствующий. Она все говорила об ангелах, и о радужных красках, и о золотистых крыльях и постоянно напевала бессмысленный обрывок мелодии, которую никто не мог узнать. До тех пор, пока Крамп, взявшись за дело всерьез, не вылечил ее укрепляющей диетой, сиропом из гипофосфитов и рыбьим жиром.)

ЭПИЛОГ

Этим и заканчивается история Чудесного Посещения. Эпилог к ней мы предоставляем произнести миссис Мендем.

На сиддермортонском кладбище, там, где ежевика карабкается на каменную стену, стоят поблизости друг от друга два маленьких белых креста. На одном написано «Томас Ангел», на другом – «Делия Харди», и дата смерти на обоих одна и та же. На самом деле под ними ничего нет, кроме пепла от чучела страуса, принадлежавшего Викарию. (Вы, конечно, помните, что Викарий увлекался орнитологией.) Я обратил на них внимание, когда миссис Мендем показывала мне новый памятник на могиле Делабеша[41]41
  Делабеш Генри (1796–1855) – английский ученый-геолог.


[Закрыть]. (После смерти Хильера Мендем стал викарием прихода.)

– Гранит привезли откуда-то из Шотландии, – говорила миссис Мендем, – и стоил он столько… не помню точно сколько, но на удивление дорого! Об этом говорит вся деревня.

– Мама, – сказала Сисси Мендем, – ты наступила на могилу.

– Боже мой! – воскликнула миссис Мендем. – Как нехорошо! Да еще на могилу того калеки. Нет, правда, вы не можете себе представить, во сколько им обошелся памятник. А эти двое, между прочим, погибли, когда сгорел старый дом Викария. Довольно странная случилась история. Он был такой чудной – горбун-скрипач, появился неизвестно откуда и обманом навязался в гости к покойному Викарию. Просто ужас. Изображал из себя великого музыканта и играл на слух, а потом мы узнали, что он не знал ни одной ноты – ни единой. Его разоблачили при всей публике. А кроме всего прочего, он, как здесь говорят, «гулял» с одной служанкой, хитрой маленькой потаскушкой… Но об этом пусть вам лучше расскажет Мендем… Этот человек был не в своем уме, да еще с таким необычным уродством. Подумать только, какие фантазии приходят в голову девицам!

Миссис Мендем пристально посмотрела на Сисси, и та покраснела до ушей.

– Она осталась в доме, а он бросился в огонь, пытаясь ее спасти. Очень романтично, не правда ли? На скрипке он играл не так уж плохо, хоть и был самоучкой. И тогда же сгорели все чучела бедного Викария. Он в них души не чаял и пережить это так и не смог. Мы взяли его к себе – в деревне не нашлось ни одного подходящего дома. Но он постоянно выглядел несчастным. Как будто что-то потрясло его до глубины души. Никогда не видела, чтобы человек так переменился. Я старалась его расшевелить, но напрасно – совершенно напрасно. У него были какие-то в высшей степени странные галлюцинации насчет ангелов и прочего в том же роде. Временами из-за этого с ним было нелегко иметь дело. Он говорил, что слышит музыку, и часами с самым глупым видом смотрел в одну точку. И за собой почти не следил… Не прошло и года после пожара, как он умер.

Над книгой работали

Ответственный редактор А.Г. Кабисов

Оформление К.Ш. Баласановой

Корректор Т.В. Калинина

Издательство «Текст»

E-mail: [email protected]

[битая ссылка] www.textpubl.ru

Электронная версия книги подготовлена компанией [битая ссылка] Webkniga.ru, 2017