Текст книги "Война миров. Чудесное посещение."

На станции Уокинг до поздней ночи одни составы останавливались и отправлялись дальше, другие переводились на запасные пути; какие-то пассажиры сходили на перрон, какие-то – ждали своего поезда, все шло своим, самым обыкновенным порядком. Мальчишка из города, нарушая монополию «Смитс»[2]2
  «Смитс» – сеть фирменных книжных магазинов компании «У. Х. Смит», специализирующихся на продаже книг, периодических изданий, канцелярских товаров. Эта сеть и по сей день обладает эксклюзивным правом на торговлю газетами, журналами и книгами в киосках многих железнодорожных станций Великобритании.


[Закрыть], продавал газеты с вечерними новостями. Лязг и громыхание грузовых вагонов, резкие свистки паровозов смешивались с его звонким голосом. «Люди с Марса!» – выкрикивал мальчишка. Начиная с девяти часов, на станции стали появляться взволнованные очевидцы с невероятными новостями, но они производили не больше впечатления, чем заурядные пьяницы. Пассажиры, проносившиеся в грохочущих составах по направлению к Лондону, вглядывались в темноту из окон вагонов, замечали пляску мерцающих, быстро гаснущих искр в стороне Хорселла, красноватое зарево и тонкую пелену дыма, ползущую по звездному небу, и полагали, что ничего особо серьезного не происходит, разве что горит вереск. Только по краям Хорселлского поля наблюдалась некоторая сумятица. На окраине Уокинга полыхало с полдюжины вилл. В трех селениях – в тех домах, окна которых выходили на поле, – светились огни, и жители не ложились спать до рассвета.

На Чобемском и Хорселлском мостах беспокойно маялись толпы любопытных – люди приходили и уходили, но толпы оставались. Один или двое искателей приключений, как потом выяснилось, канули в темноту, чтобы подползти совсем близко к марсианам; назад они так и не вернулись, ибо световой луч, вроде прожекторного луча военного корабля, то и дело описывал круг над полем, а Тепловой Луч всегда был готов последовать за ним. Если не считать этого, обширное поле оставалось тихим и пустынным, и обугленные тела лежали неубранными всю ночь под звездным небом, а затем и весь следующий день. Много людей слышало доносившийся из ямы металлический стук.

Теперь вы представляете себе положение дел в пятницу вечером. В центре событий был тот самый цилиндр, впившийся в кожу нашей старушки Земли, словно отравленный дротик. Однако яд по-настоящему еще не начал оказывать свое действие. Вокруг дротика шла зона воспаления – безмолвное, местами дымящееся поле, тут и там виднелось несколько темных, едва различимых объектов, лежавших в скрюченных позах. Кое-где горели кусты и деревья. Поле было окаймлено узкой бахромчатой полоской людской сумятицы, и за эту полоску воспаление еще не распространилось. В остальном мире жизнь текла так же, как она текла с незапамятных времен. Лихорадка войны, которая в скором времени грозила привести к закупорке всех вен и артерий, омертвлению нервов и разрушению мозга, была лишь в самом начале своего развития.

Всю ночь марсиане неутомимо, не зная ни сна, ни отдыха, перемещались в яме и колотили чем-то железным, приводя в готовность свои машины; клубы зеленовато-белого дыма то и дело взмывали к звездному небу.

Около одиннадцати рота солдат прошла через Хорселл и развернулась боевым порядком по краю поля, образовав кордон. Позднее еще одна рота промаршировала через Чобем и тоже развернулась – уже с северной стороны поля. Несколько офицеров из казармы Инкерманского полка[3]3
  Инкерманский полк получил название в честь победы англо-французских войск в сражении под Инкерманом (1854 г.) в ходе Крымской войны. Казармы этого полка располагались в двух с половиной милях к юго-западу от Хорселла. В то время, когда Уэллс писал свой роман, там размещалось около 1200 солдат.


[Закрыть] еще днем побывали здесь, и один из них, майор Иден, пропал без вести. В полночь командир полка, в чине полковника, пришел к Чобемскому мосту и стал расспрашивать столпившихся там людей. Военные власти, оценив серьезность положения, явно забеспокоились. На следующий день утренние газеты уже сообщали, что накануне, примерно в одиннадцать часов, эскадрон гусар, два расчета пулеметов «максим» и около четырехсот солдат Кардиганского полка[4]4
  Название Кардиганского полка связано с графством Кардиганшир в западном Уэльсе.


[Закрыть] выступили из Олдершота.

Через несколько секунд после полуночи толпа на чертсийской дороге, в районе Уокинга, увидела, что в сосновый лес на северо-западе упала с неба звезда. Она падала в зеленоватом сиянии, и огненная черта более всего походила на летнюю молнию. Это был второй цилиндр.

IX

СРАЖЕНИЕ НАЧИНАЕТСЯ

Суббота осталась в моей памяти как день нараставшей тревоги. Это был еще и день всеобщей апатии, жаркий, душный, и показания барометра, как мне сказали, менялись с поразительной быстротой. Я спал очень мало – хотя жене удалось выспаться – и встал рано. Перед завтраком я вышел в наш садик и стоял там, прислушиваясь, но со стороны поля не доносилось ни малейшего шороха, только громко пел свою песню жаворонок.

Молочник появился в обычное время. Я услышал грохотанье его колесницы и вышел к боковым воротам, чтобы узнать последние новости. Молочник рассказал, что за ночь марсиан окружили войска и сейчас ожидают подхода артиллерии. Тут я услышал знакомую успокаивающую ноту – шум поезда, мчащегося к Уокингу.

– Их не убьют, – сказал молочник, – если только этого можно будет избежать.

Я увидел своего соседа за работой в саду, поболтал с ним немного, а затем прогулочной походкой отправился завтракать. Утро было самое что ни на есть обычное. Мой сосед придерживался мнения, что войска захватят в плен или уничтожат марсиан еще до вечера.

– Жаль, что они держатся так неприступно, – заметил он. – Было бы любопытно узнать, как они живут на другой планете. Мы могли бы у них кое-чему научиться.

Он подошел к забору, протянул мне горсть клубники – садоводом он был столь же щедрым, сколь и пылким – и тут же рассказал, как загорелся сосновый лес у Байфлита, рядом с полем для гольфа.

– Говорят, там упала еще одна проклятая штуковина, – сказал он. – Номер два. Право же, нам и одной хватило бы. Прежде чем все уладится, страховым обществам придется раскошелиться не на шутку, – при этих словах сосед расхохотался с самым добродушным видом.

– Лес все еще горит, – продолжил он и указал на пелену дыма. – Там будет долго горячо под ногами – очень толстый слой торфа и сосновых иголок.

После этого сосед посерьезнел и перешел на тему «бедняги Оугилви».

Покончив с завтраком, я, вместо того чтобы сесть за работу, решил пойти к полю. Под железнодорожным мостом я обнаружил группу солдат – кажется, это были саперы: в маленьких круглых шапочках, грязных красных расстегнутых мундирах, из-под которых виднелись голубые рубашки, в черных брюках и сапогах до колен. Они сообщили мне, что за канал никому нельзя, и, взглянув на дорогу, ведущую к мосту, я увидел, что там стоит часовой, солдат Кардиганского полка. Некоторое время я беседовал с солдатами, рассказывая им о том, как мне удалось посмотреть на марсиан прошлым вечером. Никто из них еще не видел марсиан, солдаты имели о пришельцах очень смутное представление и сразу же забросали меня вопросами. Они сказали, что не знают, кто отдал приказ о передвижении войск, и вообще они поняли дело так, что в Конной гвардии[5]5
  Конная гвардия (кавалерийская бригада английских гвардейских частей) представляла собой элитное подразделение британской армии. Казармы ее размещались в самом центре Лондона, напротив Уайтхолла.


[Закрыть] возник серьезный спор о дальнейших тактических действиях. Рядовой сапер в принципе гораздо более образован, чем обыкновенный солдат, поэтому мои собеседники со знанием дела обсуждали необычные условия возможного боя. Я описал им Тепловой Луч, и они начали спорить между собой.

– Говорю вам, подползем к ним под каким-нибудь прикрытием и набросимся, – настаивал один.

– Брось! – отвечал другой. – Чем же прикроешься от такой-то жарыни? Палками, что ль, чтоб зажариться? Не-е, вот что надо сделать – подобраться как можно ближе, используя складки местности, и отрыть траншею.

– К черту твои траншеи! Только траншеи и знаешь! Тебе б народиться кроликом, Сниппи!

– Значит, у них нет шей, так? – вдруг резко спросил третий – маленький задумчивый смуглый солдат, покуривавший трубку.

Я еще раз описал марсиан.

– Осьминоги, – сказал он, – вот как я их называю. И не говорите мне про ловцов человеков[6]6
  И не говорите мне про ловцов человеков… – сапер имеет в виду Евангелие: «…идите за Мною, и Я сделаю Вас ловцами человеков» (Мф. 4:19).


[Закрыть] – теперь мы будем истребителями рыб!

– Перебить таких чудовищ – это вовсе даже не убийство, – сказал первый солдат.

– А почему б не забросать этих чертовых тварей снарядами да и кончить с ними? – высказался маленький смуглый солдат. – Мы ж не знаем, что они могут понатворить.

– И где твои пушки? – возразил первый. – Времени-то нет. Наброситься на них, и как можно быстрее, вот мое слово.

Так разговаривали солдаты. Вскоре я оставил их и пошел на железнодорожную станцию, чтобы накупить как можно больше утренних газет.

Я не буду утомлять читателя описанием этого долгого утра и еще более долгого дня. Мне не удалось даже краешком глаза взглянуть на поле, потому что даже церковные башни в Хорселле и Чобеме находились в руках военных властей. Солдаты, к которым я обращался, сами ничего толком не знали. Офицеры были очень заняты и таинственно молчаливы. Я обнаружил, что люди в городе чувствовали себя совершенно уверенно в присутствии военных. От табачника Маршалла я впервые узнал, что его сын был среди тех, кто погиб на поле. На окраинах Хорселла солдаты потребовали, чтобы жители заперли свои дома и покинули их.

Я вернулся домой к обеду около двух, крайне усталый, ибо день, как я уже говорил, был невероятно жаркий и душный; чтобы освежиться, я принял холодную ванну. В половине пятого отправился на железнодорожную станцию за вечерней газетой, потому что в утренних содержалось только очень неточное описание убийства Стента, Хендерсона, Оугилви и других. Однако в вечерних газетах не было ничего такого, чего бы я не знал. Марсиане ни на вершок не показывались из своей дыры. Судя по всему, там шла какая-то энергичная деятельность – из ямы по-прежнему доносился металлический стук, и над ней все время стоял столб дыма. Очевидно, марсиане готовились к сражению. Все газеты помещали одну и ту же стереотипную формулу: «Новые попытки прибегнуть к помощи сигналов оказались безуспешными». Как сказал мне один из саперов, эти попытки сводились к тому, что какой-то человек, сидевший в канаве, размахивал флагом на длинном шесте. Однако марсиане обратили на это не больше внимания, чем мы уделили бы мычанию коровы.

Должен сознаться, что вид военной техники и вся эта подготовка привели меня в сильное возбуждение. Я впал в воинственное настроение и в мыслях уже разбил пришельцев в пух и прах десятком самых впечатляющих способов; ко мне словно бы вернулись сны моих школьных лет, исполненные сражений и героизма. В те минуты мне чудилось, что войну с марсианами вряд ли можно назвать справедливой – они казались такими беспомощными в своей яме!

Около трех часов со стороны Чертси или Адлстона послышались гулкие размеренные удары. Я понял, что одна из пушек начала обстреливать дымящийся сосновый лес, куда упал второй цилиндр, с намерением разрушить снаряд прежде, чем он откроется. Однако полевое орудие для обстрела первого цилиндра марсиан прибыло в Чобем только к пяти часам.

Около шести часов, когда мы с женой сидели за чаем в беседке, взволнованно обсуждая приближавшееся к нам сражение, я услышал глухой взрыв в стороне поля, и вслед за тем блеснул огонь. Через несколько секунд совсем близко от нас раздался такой бешеный грохот, что даже земля задрожала. Я выбежал на лужайку перед домом и увидел, что вершины деревьев вокруг Ориентал-Колледжа[7]7
  Комплекс зданий Ориентал-Колледжа, известного еще как Институт Востока, располагался в полутора милях к востоку от станции Уокинг. Ранее в зданиях размещался Королевский драматический колледж, но во второй половине девятнадцатого века весь комплекс, к которому также добавилась мечеть, был превращен в центр для приема высоких гостей из Индии.


[Закрыть] охвачены дымным красным пламенем, а колокольня стоявшей рядом небольшой церковки обвалилась. Башенка мечети исчезла, а крыши колледжа выглядели так, словно весь комплекс обстреляли из стотонного орудия. Труба на нашем доме треснула и разлетелась, будто в нее попал снаряд, обломки покатились по черепице, и через мгновение на клумбе под окном моего кабинета образовалась груда красных обломков.

Мы с женой стояли ошеломленные и перепуганные. Потом я сообразил, что теперь, когда колледж был разрушен, гребень холма Мейбери оказался в зоне действия Теплового Луча марсиан.

Я схватил жену за руку и без всяких церемоний повлек ее на дорогу. Потом я вытащил из дома служанку, пообещав, что сам схожу наверх за ее сундуком, который она, громко крича, требовала получить немедленно.

– Мы никак не можем здесь оставаться, – сказал я, и при этих моих словах стрельба на поле возобновилась.

– Но куда же мы пойдем? – в ужасе спросила жена.

Я стоял, пытаясь что-то сообразить, и тут вспомнил о своих родных в Ледерхеде.

– Ледерхед! – крикнул я сквозь гул.

Она посмотрела вниз, на склон холма. Перепуганные люди выбегали из своих домов.

– Как же мы доберемся до Ледерхеда? – спросила жена.

У подножия холма я увидел вереницу гусар, проезжавших под железнодорожным мостом. Трое из них галопом ворвались в открытые ворота Ориентал-Колледжа; двое спешились и начали перебегать от дома к дому. Солнце, проглядывавшее сквозь дым, который поднимался от верхушек деревьев, казалось кроваво-красным и бросало на все вокруг чужой, зловещий свет.

– Стойте здесь, – сказал я, – вы тут в безопасности, – и помчался в паб «Пятнистая собака», так как знал, что у хозяина есть лошадь и двухколесная повозка. Я бежал изо всех сил, потому что ясно понимал: через короткое время на нашей стороне холма все придет в движение. Владелец паба находился за стойкой; он понятия не имел, что творится позади его дома. Какой-то человек, повернувшись ко мне спиной, разговаривал с ним.

– За фунт я ее отдам, – произнес хозяин, – только гнать ее к вам некому.

– Даю два, – сказал я через плечо незнакомца.

– За что?!

– И еще доставлю обратно к полуночи, – добавил я.

– Боже! – воскликнул хозяин. – Что за суматоха? Я продаю всего-навсего свинью. Два фунта, и вы же еще доставите ее обратно? Что в конце концов происходит?

Я торопливо объяснил, что вынужден уехать из дому и мне нужна не свинья, а двуколка. Хозяин согласился. В те минуты мне даже не пришло в голову, что владельцу паба самому может срочно понадобиться покинуть дом. Я настоял, чтобы двуколку мне передали немедленно, и погнал ее по дороге. Оставив повозку под присмотром жены и служанки, я ворвался в дом и стал упаковывать ценности – все наше столовое серебро и еще кое-что по мелочам. Пока я был занят этим, буковые деревья ниже нашего дома успели загореться, а решетка ограды выше по дороге раскалилась докрасна. Я все еще продолжал сборы, когда прибежал один из пеших гусар – он бегал от дому к дому и предупреждал жителей, чтобы все уходили. Он уже удалялся, когда я вышел на переднее крыльцо со своими сокровищами, завязанными в скатерть.

– Что нового? – крикнул я ему вслед.

Он повернулся, уставился на меня, прорычал что-то похожее на «выползают в штуковине вроде крышки от супницы», и побежал к дому на вершине холма. Внезапно вихрь черного дыма заволок дорогу и на несколько секунд скрыл гусара. Я подбежал к двери соседского дома и постучал, дабы удостовериться в том, что и так уже знал: сосед с женой, заперев входную дверь, уехали в Лондон. Вспомнив о своем обещании, я снова вошел в наш дом, вытащил сундук служанки и укрепил его на раме под задком двуколки, а затем, подхватив вожжи, уселся рядом с женой на сиденье. Через минуту мы уже оставили позади грохот и дым и начали быстро спускаться по противоположному склону холма Мейбери к Старому Уокингу.

Перед нами расстилался мирный солнечный пейзаж – поля пшеницы по обе стороны дороги, гостиница Мейбери с раскачивающейся на шарнире вывеской. Впереди я увидел повозку врача. У подножия я обернулся, чтобы окинуть взглядом холм, который мы покидали. Густые столбы черного дыма, прошитые красными нитями пламени, поднимались в неподвижном воздухе, отбрасывая мрачные тени на зеленые верхушки деревьев в восточной стороне. Дым уже широко расползся и на восток, и на запад – на востоке он доходил до сосновых лесов Байфлита, а на западе до Уокинга. Дорога была усеяна людьми, бегущими в нашу сторону. Уже очень слабо, но по-прежнему очень отчетливо в знойном недвижном воздухе слышались беспорядочная ружейная трескотня и жужжание пулемета, которое вскоре стихло. Очевидно, марсиане поджигали все, что находилось в сфере действия их Теплового Луча.

Я не очень опытный кучер и потому все свое внимание сосредоточил на лошади. Когда я снова обернулся, второй холм был также затянут черным дымом. Я хлестнул лошадь кнутом, а затем отпустил поводья, и мы неслись во всю прыть до тех пор, пока за спиной не остались Уокинг и Сенд, отделившие нас от этого вгоняющего в дрожь смятения. Между Уокингом и Сендом я обогнал врача.

X

ГРОЗА

От холма Мейбери до Ледерхеда почти двадцать миль. Над пышными лугами за Пирфордом стоял запах сена, по обеим сторонам дороги тянулись живые изгороди, усеянные веселыми, душистыми цветами шиповника. Ожесточенная стрельба, которую мы слышали, пока спускались по холму Мейбери, прекратилась так же внезапно, как и началась, и вечер снова стал очень мирным и спокойным. К девяти часам мы без всяких приключений добрались до Ледерхеда, и, пока я ужинал со своими двоюродными родственниками и передавал им на попечение жену, лошадь смогла с часок передохнуть.

Всю дорогу до Ледерхеда моя жена была необычно тиха и казалась подавленной, словно предчувствовала дурное. Я старался приободрить ее, доказывая, что марсиане прикованы к яме элементарной силой тяжести и если даже, в крайнем случае, высунутся, то смогут уползти очень недалеко, но жена отвечала хмуро и односложно. Если бы не обещание, которое я дал хозяину паба, она наверняка уговорила бы меня остаться на ночь в Ледерхеде. Ах, если бы я остался! Я отчетливо помню ее лицо при прощании: оно было мертвенно-бледным.

Что касается меня, то я весь день пребывал в лихорадочном возбуждении. Кровь чуть ли не кипела в жилах – это было сродни той военной лихорадке, которая порой овладевает цивилизованным обществом, и в душе я не очень-то сожалел, что мне предстояло вернуться в Мейбери. Я даже опасался, что прекращение стрельбы – а мы слышали, что стрельба стихла, – означает полную ликвидацию пришельцев. Лучше всего мое тогдашнее душевное состояние можно выразить следующим образом: мне очень хотелось присутствовать при их смерти.

Я отправился в путь около одиннадцати. Ночь выдалась на редкость темная. Когда я вышел из освещенной передней дома моих родственников, тьма показалась мне совершенно непроглядной, а жара и духота были такие же, как и днем. Над головой очень быстро неслись облака, зато внизу ветра не было вовсе: ни один листик на кустах не шевелился. Слуга зажег оба фонаря. К счастью, я знал дорогу как свои пять пальцев. Жена стояла в освещенном дверном проеме и смотрела, как я садился в двуколку. Внезапно она резко повернулась и ушла в дом, оставив на крыльце моих родственников, они-то и пожелали мне счастливого пути.

Поначалу я чувствовал себя несколько подавленно, потому что страхи жены передались и мне, но вскоре мои мысли снова обратились к марсианам. В ту пору я еще оставался в полнейшем неведении относительно хода вечернего сражения. Мне даже не были известны обстоятельства, повлекшие за собой столь стремительное развитие конфликта. Когда я проезжал через Окем (я возвращался именно этим путем, а вовсе не через Сенд и Старый Уокинг), то увидел над западной частью горизонта кроваво-красное зарево, которое по мере моего приближения расползалось по небу. Надвигавшиеся грозовые тучи смешивались с клубами черного и багрового дыма.

Главная улица Рипли была пустынна; во всей деревне не наблюдалось ни малейших признаков жизни, разве что в одном-двух окнах горел свет, зато на повороте к Пирфорду, где спинами ко мне стояла кучка людей, я еле-еле избежал столкновения. Они ничего не сказали, когда я проезжал мимо. Не знаю, было ли им известно, что происходит за холмом; не знаю также, царил ли мирный сон в тех безмолвных домах, мимо которых я проезжал, или они стояли пустые и заброшенные, или же их встревоженные обитатели зорко наблюдали за ужасами этой ночи.

От Рипли до Пирфорда я ехал долиной Уэя, где не было видно красного зарева. Но когда я поднялся на небольшой холм за пирфордской церковью, зарево снова открылось мне, и деревья задрожали под первым порывом надвигавшейся бури. Затем я услышал, как колокола на пирфордской церкви отбивают полночь, и впереди появился силуэт холма Мейбери; черные крыши домов и верхушки деревьев четко выделялись на багровом фоне неба.

Пока я обозревал окрестности, дорога впереди озарилась зловещим зеленым светом, и стали видны дальние леса, лежащие у Адлстона. Я почувствовал, как натянулись вожжи. Несущиеся надо мной тучи были как бы прошиты зеленой огненной нитью, облака словно столкнулись и вспыхнули от соударения, и тут же в поля, по левую сторону от меня, что-то упало. Это была Третья Падучая Звезда!

Сразу после этого в небе затанцевали слепящие, фиолетовые молнии начинающейся грозы, и, словно разорвавшаяся ракета, грянул гром. Лошадь закусила удила и понесла.

Дорога к подножию холма Мейбери идет с небольшим уклоном, вот по этому уклону со страшным грохотом и мчалась моя двуколка. Стоило грозе начаться, как молнии принялись сверкать одна за другой – никогда раньше я не видел, чтобы грозовые разряды вспыхивали с такой частотой. За одним ударом грома тут же раздавался следующий, причем они сопровождались каким-то странным потрескиванием; вся эта какофония больше походила на работу гигантской электрической машины, чем на обычные грозовые раскаты. Мерцающий свет ослеплял и раздражал меня, и все время, пока я несся по склону, мелкий град порывами сек мне лицо.

Поначалу я смотрел только на дорогу впереди себя, но вдруг мне в глаза бросился какой-то предмет, быстро двигавшийся вниз по лежавшему передо мной склону холма Мейбери. Сперва я принял его за мокрую крышу дома, но в частых вспышках молний мне удалось разобрать, что он быстро перемещается, как бы катится вниз. Видение мгновенно исчезло, и я совсем было потерялся в догадках, но вот после нескольких секунд непроглядного мрака снова сверкнула молния, стало светло как днем, и я резко, отчетливо увидел и красные массивные стены Приюта[8]8
  География и топография романа очень точны, однако в данном случае авторская фантазия несколько исказила реалии. Приют (пишется именно так, с прописной буквы) – это известный сиротский дом, который расположен в Уокинге рядом с мечетью на Восточной дороге, однако на холме Мейбери его никогда не существовало, да и в то время, когда Уэллс создавал свой роман, он еще не был построен. Под названием «Приют» Уэллс описал совсем другое историческое здание – Мемориальный дом Святого Петра, стоящий именно в том месте, которое указано в романе.


[Закрыть], разместившегося почти на гребне холма, и зеленые вершины сосен, и этот загадочный объект.

О, что я увидел! Как же мне это описать? Чудовищный треножник, высотой превосходивший многие дома, шагал по склону, перемахивая через молодые сосенки и ломая их на своем пути; затем этот шагающий локомотив из блестящего металла двинулся по вересковому полю; с него свисали какие-то членистые стальные канаты; при ходьбе он производил невообразимый грохот, который сливался с раскатами грома. Блеснула молния, и эта штука на секунду четко выступила из мрака: она стояла, сильно накренившись на один бок и высоко подняв две ноги, – затем силуэт исчез, но тут же, почти мгновенно, появился снова при следующей вспышке, теперь он был уже на сотню ярдов ближе. Можете ли вы представить себе трехногий табурет для дойки, который быстро идет, раскачиваясь, по земле? Именно таким было впечатление, которое создавалось при мимолетных вспышках молний. А теперь вместо табурета для дойки вообразите огромный корпус, скрывающий внутри какие-то механизмы и установленный на трехногую опору.

Внезапно деревья впереди расступились, как расступается хрупкий тростник, через который мчится человек. Они с треском ломались и разлетались в стороны от поступи второго треножника, который несся, казалось, прямо на меня. А я очертя голову мчался галопом ему навстречу! При виде второго чудовища мои нервы не выдержали. Не останавливаясь, я изо всех сил натянул вожжи, поворачивая голову лошади вправо, в ту же секунду двуколка опрокинулась, придавив лошадь, оглобли с треском переломились, я полетел в сторону и тяжело плюхнулся в неглубокую яму, заполненную водой.

Я почти сразу же выполз из ямы и скрючился под ближайшим кустом дрока, ноги мои при этом все еще оставались в воде. Лошадь лежала без движения (бедняга сломала шею!). При блеске молний я увидел черный кузов опрокинутой двуколки и силуэт медленно вращавшегося колеса. Еще секунда – и колоссальный механизм прошагал мимо меня и начал подниматься по холму к Пирфорду.

Вблизи эта штуковина выглядела невероятно странно, потому что была не просто бесчувственным механизмом, который тупо движется сам по себе; она была Машиной! При ходьбе она металлически позвякивала, с нее свисали длинные гибкие блестящие щупальца (в одном машина держала молодую сосенку), которые шумно грохотали, ударяясь о корпус. Машина выбирала дорогу, и венчавший ее бронзовый колпак поворачивался из стороны в сторону, создавая впечатление головы, осматривающей все вокруг. Сзади к корпусу была прикреплена огромная конструкция из белого металла, похожая на гигантскую рыбачью корзину. Когда чудовище пронеслось мимо, я увидел, что из сочленений его конечностей вырывались струйки зеленого дыма. Через мгновение оно исчезло.

Это все, что я разобрал тогда в неверном, мерцающем свете молний, когда над головой полыхали слепящие огни, а вокруг все скрывалось в густом мраке.

Проходя мимо, машина издала торжествующий рев, заглушивший раскаты грома: «Алу-у… алу-у…» – и через минуту присоединилась к своему собрату, который стоял в полумиле от меня, наклонившись над чем-то в поле. Не сомневаюсь, что там лежал третий из десяти цилиндров, которыми в нас выстрелили с Марса.

Несколько минут я лежал под дождем во мраке, наблюдая в прерывистом свете молний, как эти чудовищные металлические существа передвигаются вдали, возвышаясь над деревьями. Посыпался мелкий град, и пока он шел, очертания машин были расплывчаты, а когда град кончился, они снова четко проступили на фоне неба. Время от времени в сверкании молний наступали перерывы, и тогда чудовищ поглощала ночь.

Я промок до нитки, ведь я наполовину лежал в грязной воде, а сверху на мне таяли градины. Прошло некоторое время, прежде чем дикое изумление покинуло меня и я смог переползти в более сухое место, а затем и задуматься, как бы мне спастись от неминучей беды.

Неподалеку, на картофельной делянке, стояла маленькая хижина скваттера. Я кое-как поднялся на ноги и, согнувшись, укрываясь за кочками и кустами, побежал к хижине. Долго я колотил в дверь, но люди внутри так меня и не услышали (если там вообще были люди). В конце концов я сдался и, воспользовавшись тем, что рядом проходила канава, ползком, не замеченный чудовищными машинами, добрался до соснового леса, примыкавшего к Мейбери.

Здесь, под прикрытием деревьев, мокрый и продрогший, я стал медленно продвигаться к собственному дому. Я тщетно бродил среди сосен, пытаясь отыскать знакомую тропинку. В лесу было очень темно, потому что молнии сверкали все реже, а град возобновился и падал теперь сплошным потоком – рядом со стволами словно бы стояли колонны градин, сыплющихся сквозь прорехи в густой хвое над головой.

Если бы тогда я осознал значение всего того, что увидел, то немедленно повернул бы назад и, сделав крюк через Байфлит и Стрит-Кобем, вернулся бы к своей жене в Ледерхед. Однако той ночью загадочность происходящего и мое ужасное физическое состояние напрочь лишили меня способности рассуждать – я весь исцарапался, страшно устал, промок до костей, и к тому же гроза ослепила и оглушила меня.

Мной владела лишь одна невнятная идея – добраться побыстрей до дома; других побуждений у меня не было. Я плутал между деревьями, упал в яму, разодрал о какой-то сук колено и, наконец, вынырнул на аллею, которая вела к Геральдической палате[9]9
  Геральдическая палата – особый институт, учрежденный в 1484 году Ричардом III. Палата, состоящая из герольдов и герольдмейстеров, систематизирует гербы, устанавливает родословные и создает гербы для новопожалованных пэров.


[Закрыть]. Я говорю «вынырнул», потому что дождевая вода, смешанная с песком, лилась по склону холма бурным мутным потоком. Внезапно на меня в темноте налетел какой-то человек и едва не сбил с ног.

Он издал крик ужаса, отскочил в сторону и скрылся, прежде чем я успел собраться с мыслями, чтобы заговорить с ним. В этом месте напор бури был столь силен, что я выбивался из последних сил, взбираясь на холм. Слева от меня оказался какой-то забор, я добрался до него и стал двигаться дальше, перебирая руками доски.

Уже почти на самом гребне я наткнулся на что-то мягкое и при вспышке молнии успел увидеть возле своих ног кучу черного сукна и чьи-то ноги в сапогах. Это был мужчина, но как именно он лежал, я не сумел разобрать – света вспышки не хватило. Какое-то время я стоял над телом, ожидая следующей молнии. Наконец она блеснула, и я увидел коренастого человека в дешевом, но добротном костюме. Он лежал у самого забора, и голова его была странно подвернута под туловище, словно мужчину с бешеной силой шваркнули головой об ограду.

Преодолевая отвращение, вполне естественное для человека, который никогда прежде не дотрагивался до мертвого тела, я наклонился и перевернул лежащего, чтобы пощупать пульс. Человек был мертв. Со всей очевидностью, у него была сломана шея. Молния блеснула в третий раз, и лицо мертвеца словно прыгнуло мне в глаза. Я вскочил на ноги. Это был хозяин «Пятнистой собаки», расположением которого я столь беззастенчиво воспользовался.

Я осторожно перешагнул через труп и двинулся дальше. По пути к дому я миновал полицейский участок и Геральдическую палату. На холме уже ничего не горело, хотя в стороне общинного поля все еще виднелось красное зарево и клубы ржавого дыма поднимались к небу наперекор секущему граду. Насколько я мог разглядеть при вспышках молний, большинство домов вокруг меня уцелело. Около Геральдической палаты на дороге лежала какая-то темная груда.

Впереди, там, где дорога спускалась к мейберийскому мосту, слышались чьи-то голоса и шарканье ног, но у меня не хватило мужества окликнуть людей или подойти к ним. Я отпер ворота, вошел в свой дом, закрыл дверь, запер ее на ключ, опустил засов и только затем в изнеможении повалился возле лестницы и сел на пол. Перед моим внутренним взором по-прежнему шагали металлические чудовища, и я все еще видел труп человека, разбитого о забор.

Весь дрожа, я скрючился у подножия лестницы, прижавшись спиной к стене.

XI

У ОКНА

Я уже говорил, что бури эмоций, охватывающие меня порой, имеют особенность быстро сходить на нет. Спустя какое-то время я почувствовал, что промок и замерз. На ковровой дорожке, покрывавшей лестницу, там и сям виднелись маленькие лужицы. Я почти машинально встал, прошел в столовую и выпил немного виски, только потом мне пришла в голову мысль переменить одежду.

Сделав это, я поднялся в кабинет, но почему именно туда, понятия не имею. Из окна моего кабинета видны деревья и железнодорожная колея, ведущая к Хорселлскому полю. В суматохе отъезда мы оставили окно открытым. В коридоре было темно, и, по контрасту с пейзажем в окне, та часть комнаты, где находилась дверь, казалась погруженной в непроглядный мрак. Я остановился на пороге как вкопанный.

Гроза прошла. Башни Ориентал-Колледжа и сосны вокруг него исчезли, а вдали, освещенный ярким красным заревом, виднелся песчаный карьер посреди общинного поля. На световом фоне – причудливые, зловещие – деловито двигались взад-вперед гигантские черные тени.

Казалось, вся окрестность в том направлении была охвачена огнем: по широкому склону холма пробегали маленькие язычки пламени; змеясь и колеблясь в порывах затихающей бури, они отбрасывали красный отсвет на облака, стремительно мчавшиеся по небу. Совсем рядом тоже что-то горело, и дымка этого пожара то и дело заволакивала окно и скрывала тени марсиан. Мне никак не удавалось рассмотреть, что они там делали, я не мог ни разобрать их очертаний, ни определить, что это были за черные предметы, над которыми они трудились. Ближайший пожар тоже не был виден, хотя отблески его плясали на стенах и потолке кабинета. В воздухе стоял резкий, смолистый запах горящего дерева.