Текст книги "Война миров. Чудесное посещение."

VIII

– У меня, – сказал Ангел, – какое-то очень странное ощущение… вот здесь. С самого восхода солнца. Что-то не помню, чтобы раньше у меня было какое-нибудь ощущение… вот здесь.

– Не боль, надеюсь? – спросил Викарий.

– О нет! Совсем другое – что-то вроде пустоты.

– Может быть, атмосферное давление здесь не совсем такое… – начал Викарий, потирая подбородок.

– И знаете, у меня еще какое-то очень странное ощущение во рту. Как будто – какая нелепость! – мне хочется что-нибудь туда напихать.

– Господи Боже! – воскликнул Викарий. – Ну конечно! Это же голод!

– Голод? – переспросил Ангел. – А что это такое?

– Разве вы там не едите?

– Едите? В первый раз слышу такое слово.

– Ну, понимаете, кладете в рот пищу. Здесь без этого нельзя. Вы скоро научитесь. Когда человек не ест, он становится худым и болезненным, очень страдает – боль, понимаете? – и в конце концов его ждет смерть.

– Смерть? – повторил Ангел. – Вот еще одно неизвестное мне слово.

– Здесь оно хорошо известно. Это означает, что кто-то уходит навсегда, понимаете?

– Мы никогда не уходим навсегда.

– Вы не знаете, что может случиться с вами в этом мире, – сказал Викарий, подумав. – Возможно, раз уж вы чувствуете голод и боль и у вас перебиты крылья, вы даже и умрете раньше, чем выберетесь отсюда. Во всяком случае, лучше вам попробовать поесть. На мой взгляд… хм… есть вещи куда неприятнее.

– Я тоже думаю, что мне надо попробовать поесть, – сказал Ангел. – Если только это не слишком трудно. Мне не нравится эта ваша «боль», и этот ваш «голод» мне тоже не нравится. Если ваша «смерть» – тоже что-то вроде этого, я предпочту «поесть». Какой странный у вас мир!

– Смерть, – сказал Викарий, – как правило, считается хуже, чем боль или голод… Но все зависит от обстоятельств.

– Вы должны мне потом все это объяснить, – сказал Ангел. – Если только я не проснусь. А пока что покажите мне, пожалуйста, как можно «поесть». Если не возражаете. У меня такое чувство, что это надо бы сделать поскорее…

– Ах, простите, – сказал Викарий, подставляя ему руку. – Если вы доставите мне удовольствие, позволив угостить вас… Мой дом вон там, меньше чем в двух милях отсюда.

– Ваш дом? – озадаченно переспросил Ангел, но дружески взял Викария под руку, и они, продолжая беседовать, не спеша зашагали по буйным зарослям папоротника, на которые сквозь листву деревьев падали солнечные блики, через калитку в ограде парка, по протянувшейся больше чем на милю вересковой пустоши, над которой жужжали пчелы, и вниз по склону холма в сторону дома.

Если бы вы увидели эту пару, вы были бы просто очарованы. Ангел – стройный и невысокий, едва пяти футов ростом, с прекрасным, немного женственным лицом, какое мог бы изобразить кто-нибудь из старинных итальянских мастеров (и действительно, есть в Национальной галерее одна картина – «Товий и ангел» какого-то неизвестного художника, – на которой ангел похож на Ангела чертами и выражением лица). Он был одет лишь в некое подобие шафранно-желтой, затканной пурпуром рубахи, не доходившей до колен, ноги его были босы, а крылья, перебитые и ставшие теперь свинцово-серыми, сложены за спиной. И Викарий – приземистый, довольно толстый, краснощекий, с рыжими волосами, ясными рыжевато-карими глазами, без бороды и усов. На нем были соломенная шляпа с черной лентой, очень аккуратный белый галстук и изящная золотая цепочка часов. Он был так увлечен своим спутником, что, лишь увидев вдали свой дом, вспомнил про ружье, которое осталось лежать там, где он его уронил, – в зарослях папоротника.

Он очень обрадовался, услышав, что боль в перевязанном крыле быстро ослабевает.

ОТСТУПЛЕНИЕ, ПОСВЯЩЕННОЕ АНГЕЛАМ

IX

Давайте внесем ясность. Ангел, который фигурирует в нашей истории, – это ангел, каким его изображает искусство, а не тот, касаться которого было бы кощунством, не ангел религиозного чувства и не ангел народных верований. Последний хорошо знаком каждому. Из всего ангельского сонма это – единственная явно женственная фигура: она носит безупречно белые, незапятнанные одежды с широкими рукавами, белокура, у нее длинные золотистые локоны и небесно-голубые глаза. Это воплощение женской чистоты – непорочная дева или безупречная мать семейства, в robe de nuit[33]33
  Ночная рубашка (фр.).


[Закрыть] и с крыльями, прикрепленными к лопаткам. Ее призвание – домашний уют и участие к людям, она склоняется над колыбелью или сопровождает на небеса какую-нибудь родственную душу. Часто у нее в руке пальмовая ветвь, но никто не удивился бы, увидев ее с грелкой, которую она неслышными шагами несет какому-нибудь бедному иззябшему грешнику. Это она в финальной сцене «Фауста» (в той редакции, как ее играют в театре «Лайсиум») в сопровождении стайки ей подобных предстает перед заключенной в тюрьму Маргаритой, а в романах миссис Генри Вуд видения таких ангелов являются занятным и поучительным крошкам, которым суждено умереть детьми. Эта белоснежная женственность с ее не поддающимся описанию очарованием святости, с ее ароматом лаванды, символизирующим чистоту и добропорядочность, представляет собой, по-видимому, чисто тевтонскую выдумку. Латинскому складу ума она чужда, и старинные мастера ничего подобного не изображали. Она принадлежит к тому же жанру, что и та милая, наивная дамская школа в искусстве, для которой величайшее торжество – вызвать «комок в горле» и в которой нет места острому слову и страсти, насмешке и великолепию. Белые ангелы – продукт Германии, страны белокурых женщин и уютной сентиментальности. Они являются нам спокойными и внушающими благоговение, чистыми и безмятежными, столь же молчаливо-утешительными, как и усыпанные звездами безбрежные небеса, тоже невыразимо дорогие тевтонской душе… Мы почитаем их. И ангелов древних иудеев, этих могучих и таинственных духов – Рафаила, Задкиила и Михаила, чью тень сумел уловить только Уоттс и чье величие понял только Блейк, – и их мы почитаем.

Но этот Ангел, которого подстрелил Викарий, – повторяем, совсем не такой ангел, а ангел итальянского искусства, разноцветный и веселый. Он родом из страны прекрасных сновидений, а не из каких-нибудь более святых мест. В лучшем случае в нем есть что-то римско-католическое. Поэтому смиритесь с его разметанными перьями и не спешите обвинить нас в непочтении к святыням, пока не дочитаете эту повесть до конца.

В ДОМЕ ВИКАРИЯ

X

Жена Помощника викария с двумя дочерьми и миссис Джехорам все еще играли в теннис на газоне под окнами кабинета Викария. Они были целиком поглощены игрой и лишь время от времени перебрасывались замечаниями по поводу фасонов блузок. Однако Викарий совсем забыл о них и подошел к дому со стороны сада.

Дамы увидели показавшуюся над кустами рододендронов шляпу Викария и рядом с ней – чью-то непокрытую кудрявую голову.

– Я должна поговорить с ним о Сьюзен Уиггин, – сказала жена Помощника викария. Была ее очередь подавать, и она стояла, держа в одной руке ракетку, а двумя пальцами другой мяч. – Пора бы ему сходить к ней – он же здесь викарий. А вовсе не Джордж. Я… Ах!

В этот момент из-за угла появились две фигуры – Викарий под руку с…

Видите ли, для жены Помощника викария это оказалось полной неожиданностью. Ангел был обращен к ней лицом, и никаких крыльев она не заметила – только лицо неземной красоты в ореоле каштановых волос и изящную фигуру в одеянии шафранно-желтого цвета, едва доходившем до колен. Мысль об этих коленях мгновенно пронеслась в голове Викария. Он тоже оцепенел от ужаса. И обе девочки, и миссис Джехорам – и они оцепенели от ужаса. Ангел изумленно смотрел на оцепеневших людей. Понимаете ли, ведь он еще никогда не видел, как цепенеют от ужаса.

– Мистер Хильер! – произнесла жена Помощника викария. – Это уж чересчур! – Дар речи на мгновение покинул ее. – О! – Она круто повернулась к застывшим на месте девочкам: – Идите за мной!

Викарий беззвучно раскрывал и закрывал рот. В ушах у него шумело, в глазах все кружилось. Взметнулись воздушные юбки, четыре полных негодования лица устремились к открытой двери коридора, проходящего через весь дом. Он понял, что для него все пропало.

– Миссис Мендем, – начал Викарий, сделав шаг вперед. – Миссис Мендем, вы не понимаете…

– О! – снова воскликнули они хором.

Одна, две, три, четыре юбки исчезли за дверью. Викарий шатаясь дошел до середины газона и остановился в ужасе. «Вот чем кончается дело, – услышал он голос жены своего помощника, донесшийся из глубины коридора, – когда в приход назначают холостого священника…» Качнулась стойка для зонтиков, грохнула парадная дверь, словно крохотная пушка, и на некоторое время воцарилась тишина.

– Я должен был об этом подумать, – произнес он. – Она всегда так спешит с выводами…

Он поднес руку к подбородку – такая уж была у него привычка. Потом обернулся к своему спутнику. Ангел был, очевидно, хорошо воспитан. Он держал в руке солнечный зонтик миссис Джехорам – она оставила его на одном из плетеных кресел – и рассматривал его с необыкновенным интересом. Потом раскрыл его.

– Какой любопытный маленький механизм, – сказал он. – Для чего он?

Викарий не ответил. Костюм Ангела, вне всякого сомнения, был… Викарий чувствовал, что тут будет уместно какое-то французское выражение, но никак не мог припомнить какое. Он редко пользовался французским языком. Нет, не de trop[34]34
  Слишком (фр.).


[Закрыть] – это он знал. Все, что угодно, но не de trop.

Сам Ангел был de trop, но уж никак не его костюм. А! Sans culotte![35]35
  Голоштанник, букв.: без штанов (фр.).


[Закрыть]

Викарий окинул своего гостя критическим взглядом – впервые за все это время.

– Не так просто будет это объяснить, – сказал он тихо сам себе.

Ангел воткнул зонтик в землю и, отойдя в сторону, принялся нюхать цветы шиповника. Солнечный свет упал на его каштановые волосы, превратив их в подобие нимба. Он уколол палец о шип.

– Странно! – удивился он. – Опять боль.

– Да, – размышлял вслух Викарий. – В таком виде он очень красив и необычен. Таким он мне больше нравится. Но боюсь, что придется…

И он, нервно кашлянув, подошел к Ангелу.

XI

– Это были дамы, – объяснил Викарий.

– Какие странные, – сказал Ангел с улыбкой, нюхая шиповник. – И какие причудливые формы!

– Возможно, – ответил Викарий. – Вы… хм… заметили, как они себя повели?

– Они ушли. Даже как будто убежали. Испугались? Конечно, когда я увидел существ без крыльев, я тоже испугался. Надеюсь… их напугали не мои крылья?

– Весь ваш вид, – сказал Викарий, невольно взглянув на розовые босые ноги.

– Вот как! Мне это и в голову не приходило. Должно быть, я показался им таким же странным, как и вы – мне. – Он взглянул вниз. – И мои ноги. У вас-то ведь копыта, как у гиппогрифа.

– Это башмаки, – поправил его Викарий.

– Вы называете это «башмаки»? Но так или иначе, я прошу прощения, что потревожил…

– Понимаете ли, – сказал Викарий, потирая подбородок, – у наших дам… хм… свои представления… не слишком художественные представления о… хм… об одежде. Так, как вы одеты сейчас, – боюсь, вы окажетесь… хм… Хотя ваш костюм, безусловно, красив… Вы окажетесь в обществе несколько… хм… несколько обособленным. У нас есть такая пословица – «попал в Рим… хм… так веди себя, как римлянин». Поверьте мне, если вы намерены… хм… общаться с нами… во время вашего невольного пребывания…

Ангел отступил на шаг или два: Викарий, стараясь держаться как можно дипломатичнее и доверительнее, подходил к нему все ближе и ближе. На прекрасном лице Ангела появилось недоуменное выражение.

– Я не совсем понимаю. Зачем вы издаете такие звуки горлом? Это от боли, или от голода, или…

– В качестве моего гостя… – перебил его Викарий и умолк.

– В качестве вашего гостя? – повторил за ним Ангел.

– Не сочтете ли вы возможным временно, пока вопрос не будет решен более основательно, облачиться… хм… в костюм – совершенно новый костюм, уверяю вас, – в такой, как сейчас на мне?

– О! – воскликнул Ангел. Он сделал еще шаг назад, чтобы оглядеть Викария с головы до ног. – Надеть такую одежду, как у вас?

Предложение Викария несколько озадачило его, но показалось ему забавным. Глаза его широко раскрылись и засверкали, в уголках рта появились ямочки.

– Восхитительно! – вскричал он, захлопав в ладоши. – Какой невероятный, причудливый сон! Где эта ваша одежда?

И он решительно взялся за ворот своего шафранно-желтого одеяния.

– В доме! – воскликнул Викарий. – Сюда. Сейчас мы вас переоденем – но в доме!

XII

Так Ангел был облачен в брюки Викария, рубашку, разорванную вдоль спины (чтобы удобно было крыльям), носки, туфли – парадные туфли Викария, – воротничок, галстук и легкий сюртук. Надевая последний, он почувствовал боль, и Викарий вспомнил, что наложил всего лишь временную повязку.

– Я сейчас же позвоню, чтобы подавали чай, и пошлю Граммет за Крампом, – сказал он. – А ужин устроим пораньше.

Пока Викарий, выйдя на лестницу, отдавал распоряжения, Ангел в полном восторге разглядывал себя в зеркале, доходившем до пола. Пусть раньше он не знал, что такое боль, – но удовольствие, которое доставляет всякая несообразность, ему (возможно, благодаря сновидениям) было, несомненно, знакомо.

Чай они пили в гостиной. Ангел сидел на вращающемся табурете от рояля (из-за крыльев), хотя сначала хотел было улечься на коврике у камина. В одежде Викария он выглядел совсем не таким лучезарным, как там, на пустоши, в своем шафранно-желтом одеянии. Лицо его все еще сияло, цвет волос и румянец на щеках были необычно яркими, а в глазах горел нечеловеческий свет, но крылья, упрятанные под сюртук, делали его похожим на горбуна. Одежда придала ему вполне земной вид – брюки морщили, а туфли оказались примерно на размер больше, чем нужно.

Он был очаровательно любезен и не имел ни малейшего представления о самых элементарных правилах цивилизованного поведения. Процесс еды дался ему без особого труда, но обучение его питью чая доставило Викарию большое удовольствие.

– Какая нелепица! В каком прелестно карикатурном и безобразном мире вы живете! – говорил Ангел. – Это же надо – запихивать что-то себе в рот! Мы пользуемся ртом только для того, чтобы разговаривать или петь. Понимаете, наш мир почти неизлечимо прекрасен. В нем так мало уродства, что вот это все мне кажется… восхитительным.

Миссис Хиниджер, экономка Викария, принесшая чай, посмотрела на Ангела с большим подозрением. Она решила, что он «странный тип». А что она подумала бы, увидев его в шафранно-желтом одеянии, сказать не может никто.

Ангел расхаживал по комнате, держа в одной руке чашку чая, а в другой бутерброд, и разглядывал мебель Викария. За стеклянными дверями простирался залитый жарким солнцем газон, окаймленный правильными рядами георгинов и подсолнечников, и на нем огненным треугольником выделялся зонтик миссис Джехорам. Ангелу показался очень любопытным портрет Викария над камином – он никак не мог понять, зачем это нужно.

– Вот же вы сами, выпуклый, – сказал он по этому поводу. – Так зачем нужно делать себя плоским?

Его крайне позабавил стеклянный экран перед камином. А дубовые стулья вызвали у него недоумение.

– Вы же не прямоугольный, верно? – сказал он, когда Викарий объяснил их назначение. – Мы никогда не перегибаемся пополам. Мы, когда хотим отдохнуть, простираемся на нарциссах.

– По правде сказать, – ответил Викарий, – я тоже никогда не понимал, зачем нужны стулья. Я думаю, это восходит к тем временам, когда полы были холодные и очень грязные. Вероятно, с тех пор и остался такой обычай. Сидеть на стульях стало чем-то вроде инстинкта. Во всяком случае, если бы я отправился повидать кого-нибудь из своих прихожанок и вдруг разлегся бы прямо на полу – в полном соответствии с природой, – не знаю, что бы она сделала. Об этом в два счета услышал бы весь приход. Хотя, видимо, это самый естественный способ отдыхать – лежа. Греки и римляне…

– А это что такое? – вдруг спросил Ангел.

– Чучело зимородка. Я сам его убил.

– Убили?!

– Подстрелил, – сказал Викарий. – Из ружья.

– Подстрелили? Как меня?

– Но видите ли, ведь вас я не убил. К счастью.

– Когда кого-то убивают, он становится вот таким?

– В каком-то смысле – да.

– Это же надо! И вы хотели, чтобы я стал вот таким, – чтобы мне вставили стеклянные глаза и подвесили в стеклянном ящике, набитом чем-то безобразно зелено-бурым?

– Видите ли, – начал Викарий, – я не сразу понял…

– Вот это и есть «смерть»? – спросил Ангел внезапно.

– Да. Он мертв, он умер.

– Бедный. Мне надо будет побольше есть. Но вы сказали, что убили его. Зачем?

– Понимаете ли, – ответил Викарий, – меня интересуют птицы, и я их… хм… коллекционирую. Мне нужен был этот образчик…

Ангел некоторое время смотрел на него непонимающими глазами.

– Такую прекрасную птицу! – сказал он, содрогнувшись. – Только из-за того, что вам так вздумалось! Вам нужен был образчик!

Он задумался.

– И часто вы убиваете? – спросил он Викария.

ЧЕЛОВЕК НАУКИ

XIII

Тут появился Доктор Крамп – Граммет встретила его, не успев отойти и на сотню ярдов от ворот дома Викария. Это был крупный, дородный человек с бритым лицом и двойным подбородком. На нем были серая визитка (он всегда носил серое) и клетчатый черно-белый галстук.

– Ну-с, что у нас случилось? – спросил он, войдя и без малейших признаков удивления взглянув на лучезарное лицо Ангела.

– Этот… хм… джентльмен, – сказал Викарий, – или, иначе говоря… кхе… ангел, – Ангел поклонился, – ранен дробью.

– Ранен дробью? – переспросил Доктор Крамп. – Это в июле-то! Можно мне взглянуть, мистер… Ангел, вы, кажется, сказали?

– Он, вероятно, сумеет смягчить вашу боль, – сказал Викарий. – Позвольте, я помогу вам снять сюртук?

Ангел послушно повернулся.

– Искривление позвоночника? – пробормотал Доктор Крамп довольно громко, обходя Ангела кругом. – Нет, ненормальное разрастание. Позвольте! Странно. – Он взялся рукой за левое крыло. – Любопытно. Удвоение верхней конечности – расщепление кости. Бывает, конечно, но мне видеть такое еще не приходилось. – Он продолжал ощупывать Ангела, который кривился от боли. – Вот лопатка. Лучевая кость, локтевая. Все на месте. Это врожденное, разумеется. Лопатка перебита. Странное покровное образование, напоминающее перья. Боже мой, почти как у птицы. Вероятно, весьма интересно с точки зрения сравнительной анатомии. Ничего подобного не видел! Как вас ранили, мистер Ангел?

Викарий был поражен его хладнокровием и деловитостью.

– Это вот он, наш друг, – сказал Ангел, кивнув в сторону Викария.

– К несчастью, это моих рук дело, – сказал Викарий, выступив вперед и пытаясь объяснить происшедшее. – Я принял этого джентльмена… то есть Ангела… хм… за крупную птицу…

– Приняли за крупную птицу? А дальше что будет? Надо бы заняться вашими глазами, – заметил Доктор Крамп. – Я вам уже говорил. – Он продолжал ощупывать Ангела, бормоча что-то неразборчивое в такт своим движениям. – Но для дилетанта повязка наложена совсем неплохо. Думаю, я не стану ее снимать. Какое любопытное нарушение развития! Это не причиняет вам неудобств, мистер Ангел?

Он неожиданно обошел Ангела кругом, чтобы взглянуть ему в лицо.

– Немного, – ответил Ангел, подумав, что его спрашивают о ране.

– Если бы это были не кости, я бы посоветовал утром и на ночь смазывать йодом. Нет ничего лучше йода. Можете мазать им хоть лицо, и ничего лишнего на нем не останется. Но эти костные разрастания, понимаете ли, осложняют дело. Я, конечно, мог бы их отпилить. Правда, спешить с этим не следует…

– Это вы про мои крылья? – встревоженно спросил Ангел.

– Крылья? – переспросил Доктор. – Ах, вот как? Вы называете их крыльями? Да, а про что же еще?

– Отпилить?

– А вы как думаете? Конечно, это ваше дело. Я могу только дать совет…

– Отпилить! Какое вы странное существо! – сказал Ангел, рассмеявшись.

– Как пожелаете, – сказал Доктор. Он терпеть не мог, когда кто-то смеялся. – Это любопытно, – обратился он к Викарию. – Хотя и неудобно, – это адресовалось Ангелу. – Я еще никогда не слыхал о таком полном удвоении, по крайней мере, у животных. У растений-то оно встречается сплошь и рядом. Вы в своей семье один такой? – Ждать ответа он не стал. – Случаи частичного расщепления конечностей, конечно, не так уж редки – шестипалые дети, шестиногие телята, кошки с раздвоенными пальцами на лапах. Можно я вам помогу? – сказал он, повернувшись к Ангелу, который никак не мог управиться с сюртуком. – Но такое полное удвоение, да еще так похоже на птицу! Было бы далеко не столь примечательно, если бы это оказалась всего только лишняя пара рук.

Сюртук был надет, и Ангел посмотрел на Доктора, а тот на Ангела.

– В самом деле, – продолжал Доктор, – теперь можно понять, откуда берет начало эта красивая легенда про ангелов. Вы как будто немного возбуждены, мистер Ангел, – вас лихорадит. Чрезмерный румянец – едва ли не худший симптом, чем чрезмерная бледность. Странно, что ваша фамилия Ангел. Я пришлю вам прохладительное питье на случай, если вы ночью почувствуете жажду…

Он сделал пометку на манжете. Ангел задумчиво смотрел на него с едва заметной улыбкой в глазах.

– Одну минуту, Крамп, – сказал Викарий, взяв Доктора под руку и отведя его к двери.

Улыбка на лице Ангела стала шире. Он взглянул на свои облаченные в черное ноги.

– Он действительно считает меня человеком! – произнес Ангел. – А то, что он сказал про крылья, совсем уж невероятно. Какое он, должно быть, странное создание! Нет, это в самом деле необыкновеннейший сон!

XIV

– Вы не поняли, – прошептал Викарий. – Он действительно ангел.

– Что-о? – воскликнул Доктор, подняв брови, и улыбнулся.

– Но крылья?..

– Вполне естественная вещь, вполне… Хотя и несколько выходящая за пределы нормы.

– Вы уверены, что это естественная вещь?

– Дорогой мой, все, что существует, естественно. На свете не бывает ничего неестественного. Если бы я думал, что бывает, я бы бросил свою практику и ушел в монастырь. Конечно, случаются аномалии. И…

– Но то, как я на него натолкнулся… – начал Викарий.

– Да, расскажите-ка мне, где вы его нашли, – сказал Доктор, присев на столик в прихожей.

После некоторых колебаний – он был не мастер рассказывать – Викарий начал со слухов о какой-то необыкновенной большой птице. Он говорил запинаясь – ибо, хорошо зная своего епископа и постоянно имея перед глазами этот устрашающий пример, он панически боялся, как бы стиль проповедей не проник в его повседневную речь, – а Доктор слушал с поджатыми губами и через каждые две фразы кивал, словно отсчитывая каждый поворот сюжета и находя, что пока все идет как надо.

– Самовнушение, – пробормотал он.

– Прошу прощения? – переспросил Викарий.

– Нет, ничего, – сказал Доктор. – Ничего, уверяю вас. Продолжайте, это крайне интересно.

Викарий рассказал, как он вышел из дома с ружьем.

– После обеда, вы, кажется, сказали? – перебил его Доктор.

– Сразу после, – ответил Викарий.

– Знаете, вам таких вещей делать не следует. Но продолжайте, пожалуйста.

Викарий дошел до того места, когда он, войдя в калитку, увидел Ангела.

– В самую жару, – вставил Доктор. – Было двадцать шесть в тени.

Когда Викарий закончил свой рассказ, Доктор еще сильнее поджал губы, слегка улыбнулся и многозначительно посмотрел ему в глаза.

– Вы же не… – начал Викарий неуверенно. Доктор покачал головой.

– Простите меня, – сказал он, дотронувшись до руки Викария. – Вы выходите на улицу после плотного обеда в жаркий полдень. Температура, может быть, под тридцать. Ваши мысли – если у вас есть какие-нибудь мысли – целиком заняты этой птицей. Я говорю «если есть какие-нибудь мысли», потому что большая часть вашей нервной энергии переместилась туда, вниз, и уходит на переваривание пищи. Какой-то человек, лежавший в зарослях папоротника, поднимается на ноги прямо перед вами, и вы палите в него. Он падает, и случайно – случайно! – оказывается, что у него удвоение верхних конечностей, причем одна пара их напоминает крылья. Разумеется, это всего лишь совпадение. Что же до радужных красок и прочего… У вас раньше никогда не плавали разноцветные пятна перед глазами в жаркий солнечный день? Вы уверены, что радужными были только крылья? Подумайте-ка.

– Но он сам говорит, что он Ангел! – возразил Викарий, вытаращив круглые глазки и сунув пухлые ручки в карманы.

– А! – произнес Доктор, не спуская глаз с Викария. – Я так и думал.

Он умолк.

– Но разве вы не считаете… – начал Викарий.

– Этот человек, – произнес Доктор тихим, серьезным голосом, – параноик.

– Кто-кто? – переспросил Викарий.

– Параноик. Ненормальный. Вы заметили, как нежно и женственно его лицо? Как часто он совершенно бессмысленно смеется? Какие у него нестриженые, растрепанные волосы? Подумайте и о его странной одежде…

Рука Викария потянулась к подбородку.

– Это признаки слабоумия, – сказал Доктор. – Многие дегенеративные личности подобного сорта точно так же склонны выдавать себя за каких-то таинственных важных персон. Один называет себя Принцем Уэльским, другой – Архангелом Гавриилом, третий – даже самим Богом. Ибсен считает себя Великим Учителем, а Метерлинк – новым Шекспиром. Я только что читал про это у Нордау[36]36
  Нордау Макс Симон (1849–1923) – венгерский писатель и врач.


[Закрыть]. Несомненно, это необычное уродство навело его на мысль…

– Но ведь… – начал Викарий.

– Он, несомненно, сбежал из-под присмотра.

– Я не могу целиком согласиться…

– Сможете. А если нет, то существует полиция, а если и она не поможет, можно будет дать объявление в газетах; впрочем, его родственники, вероятно, не захотят предавать дело огласке. Это такое горе для семьи…

– Но он выглядит вполне…

– Вероятно, его друзья дадут о себе знать через день-два, – сказал Доктор и полез за своими карманными часами. – Я думаю, он живет поблизости отсюда. На вид он достаточно безобиден. Я должен идти, а завтра зайду и еще раз посмотрю, как там это крыло.

Он соскользнул со столика и выпрямился.

– Вы все еще верите этим бабьим россказням. – Он похлопал Викария по плечу. – Но ангел – это уж, знаете ли… Ха-ха!

– Я действительно думал… – с сомнением сказал Викарий.

– Взвесьте все факты, – ответил Доктор, возясь со своими часами. – Взвесьте все факты на весах точной науки. Что у вас останется? Разноцветные пятна, игра воображения – muscae volantes[37]37
  Летающие мошки (лат.).


[Закрыть].

– И все же, – сказал Викарий, – я бы мог поклясться, что видел сияние, исходившее от его крыльев…

– Подумайте как следует, – возразил Доктор (вынув наконец из кармана часы). – Жаркий день, яркое солнце, вам напекло голову… Но мне действительно уже пора. Без четверти пять. Завтра я еще раз посмотрю вашего… ангела (ха-ха!), если к тому времени за ним никто не явится. Повязку вы наложили очень хорошо. Я считаю, что это моя заслуга. Видите, какими полезными оказались наши курсы первой помощи… Всего вам хорошего.

ПОМОЩНИК ВИКАРИЯ

XV

Викарий почти машинально открыл дверь, чтобы выпустить Крампа, и увидел, что по дорожке вдоль живой изгороди из пурпуровой вики и таволги приближается Мендем, его помощник. При виде его рука Викария потянулась к подбородку, а в глазах появилось озабоченное выражение. Что, если он и в самом деле обманут?

Доктор, дотронувшись до своей шляпы, сделал рукой прощальный взмах. «Крамп – человек необыкновенно умный, – подумал Викарий. – И в чужих мозгах он разбирается куда лучше, чем сами их хозяева». Тут у Викария сомнений не было. Это делало предстоящее объяснение особенно трудным. А вдруг он, вернувшись в гостиную, обнаружит там всего лишь бродягу, спящего на коврике перед камином?

Мендем отличался тощим сложением и великолепной бородой. Можно было подумать, что он весь пошел в бороду, как огородная горчица идет в семена. Однако стоило ему заговорить, как оказывалось, что у него есть еще и голос.

– Моя жена пришла домой в ужасном состоянии, – выкрикнул он еще издалека, словно осел заревел.

– Заходите, заходите, – сказал Викарий. – В высшей степени необычный случай. Прошу вас, заходите. В кабинет, пожалуйста. Я крайне сожалею… Но когда я объясню вам…

– И принесете свои извинения, надеюсь, – проревел Помощник викария.

– И принесу извинения. Нет, не туда. Сюда, в кабинет.

– Так что это была за женщина? – вопросил Помощник викария, повернувшись к нему, когда тот прикрыл за собой дверь.

– Какая женщина?

– Ха!

– Нет, в самом деле…

– Та размалеванная особа в легком наряде – возмутительно легком наряде, если называть вещи своими именами – с которой вы прогуливались по саду?

– Дорогой мой Мендем, это был Ангел!

– И прехорошенький ангел, да?

– Каким прозаичным становится мир! – сказал Викарий.

– Мир становится хуже с каждым днем, – взревел Помощник. – Но когда видишь, что человек в вашем сане бесстыдно, не скрываясь…

– Тьфу, пропасть! – произнес Викарий в сторону. Он почти никогда не пользовался крепкими выражениями. – Послушайте, Мендем, вы всё неправильно поняли. Могу вас заверить…

– Прекрасно, – сказал Помощник. – Объяснитесь!

Он стоял, широко расставив тощие ноги, скрестив руки на груди и сердито скривив рот, обрамленный густой бородой.

(Должен повторить: я всегда считал, что стремление все объяснять – это главное заблуждение, свойственное нашему веку науки.)

Викарий с беспомощным видом огляделся. Мир вокруг него вдруг стал блеклым и безжизненным. Не приснилось ли ему все, что произошло после обеда? Действительно ли у него в гостиной ангел? Или это просто сложная галлюцинация?

– Итак? – произнес Мендем, подождав минуту.

Рука Викария потянулась к подбородку.

– Это такая запутанная история, – начал он.

– Не сомневаюсь, – резко заявил Мендем.

Викарий сдержал нетерпеливое движение.

– Сегодня после обеда я пошел на поиски одной необыкновенной птицы… Вы верите в ангелов, Мендем? В настоящих ангелов?

– Я пришел сюда не для того, чтобы вести с вами теологические беседы. Я супруг женщины, которой нанесено оскорбление.

– Но поверьте, это не фигуральное выражение. Это действительно ангел, настоящий ангел с крыльями. Он сейчас в соседней комнате. Вы меня неправильно поняли, и я…

– Ну, знаете, Хильер!

– Это правда, уверяю вас, Мендем. Клянусь, это правда. – В голосе Викария звучало волнение. – Не знаю, за какие грехи мне выпало на долю принимать и одевать небесных гостей. Знаю только одно – это, конечно, причинит мне множество неудобств, но сейчас у меня в гостиной находится ангел, одетый в мой новый костюм, и допивает чай. И он будет гостить у меня неизвестно сколько времени, потому что я его пригласил. Несомненно, это было опрометчиво с моей стороны. Но, понимаете, не могу же я его выгнать только из-за того, что миссис Мендем… Может быть, я и слабый человек, но я все-таки еще джентльмен.

– Ну, знаете, Хильер…

– Уверяю вас, это правда. – В голосе Викария прозвучала нотка отчаяния. – Я выстрелил в него, приняв за фламинго, и попал ему в крыло.

– Я полагал, что с вами должен разобраться епископ. А теперь считаю, что вами должна заняться комиссия по освидетельствованию умственных способностей.