Текст книги "Письма, 1926-1969"

61. Ханна Арендт Карлу Ясперсу4 сентября 1947

Дорогой Почтеннейший,

Ваше милое письмо из Швейцарии было преисполнено радости, и в нем Вы коснулись множества вопросов, которые я мечтаю с Вами обсудить (и с большой осторожностью могу о них писать), поэтому я долго не могла на него ответить. Только что я прочитала его еще раз и почувствовала, что Вы рядом, словно мы сидим в одной комнате. Меня очень обрадовал Ваш успех в Базеле (я получила весьма прилично написанную газетную заметку, merci); это прекрасно даже если это лишь спектакль, после него всегда остается нечто невысказанное, именно то, о чем Вы не догадываетесь, для кого и как и, возможно, в результате каких превращений спектакль становится лотереей, результаты которой объявят еще нескоро, дата розыгрыша – тоже часть лотереи, но можно быть точно уверенным, что выигрыш будет огромен. Вы можете быть уверены. Да, Швейцария прекрасна, несмотря на то, что я всегда испытывала к ее жителям легкую, вероятно, несправедливую антипатию. Последний раз в немецкой Швейцарии я была, кажется, более десяти лет назад, уже тогда мне запомнилось, что на улицах говорят по-немецки. (Сегодня это не бросилось бы мне в глаза, на Бродвее и вокруг нашего Хадсона очень часто слышна немецкая речь.) Я чаще бывала во французской части Швейцарии, в Женеве, где жила недавно скончавшаяся подруга¹ моей матери. Женева тогда была отвратительна, международное место встречи всевозможных суеверий, теософии, христианской науки, переселения душ, знахарства, чего там только не было.

Будут ли опубликованы лекции? Я не поняла несколько Ваших замечаний о христианстве, что меня очень огорчило. И что стало с «Логикой»? Я должна кое в чем признаться: некий д-р Фризе² из Гамбурга настоятельно просил меня написать для одного сборника о великих европейцах статью о Вас – и я не смогла согласиться. (В этом, полагаю, причина, почему я пишу только теперь. Я стыдилась.) Дело во времени и искреннем страхе перед философией. Помимо работы в издательстве, я заключила договор на книгу об империализме и, разумеется, уже не укладываюсь в сроки. Но это неважно, важно то, что я даже не читала «Логику», а в том, что Вы называете «философской верой», разбираюсь скорее интуитивно, чем опираясь на знания, и кроме того, даже если я постараюсь предпринять самую скромную попытку интерпретации, стану жертвой пустого философствования и погружусь в банальности, имеющие смысл лишь для меня одной, от которых так трудно избавиться и исходя из которых так сложно говорить об истории.

И это возвращает меня к Вашему вопросу о том, над чем я работаю сейчас: названия пока нет, поэтому могу лишь намекнуть: первая часть готова, в ней изображена политическая и общественная история евреев с середины XVIII века исключительно c точки зрения их способности быть кристаллизатором ключевых политических идеологий XX века. Вторая часть, над которой я работаю сейчас, представляет собой анализ взаимосвязей между империализмом (то есть в моей терминологии, политика чистой экспансии, начавшаяся в 1880-е) и упадком национальных государств. Если все сложится удачно, я закончу до конца года. Третья, заключительная часть должна быть посвящена государственным структурам. Я должна ее переписать, так как многие существенные идеи (прежде всего связанные с Россией) только сейчас пришли мне на ум.

Что касается евреев: исторически Вы правы во всем. Но, несмотря на это, многие евреи, как и я, в религиозном отношении полностью независимы от иудаизма и все же они – евреи. Возможно, это приведет к гибели народа, с этим ничего не поделать. Можно лишь стремиться к таким политическим отношениям, которые не исключают возможности дальнейшего существования. И тогда можно терпеливо наблюдать за развитием событий. Вы совершенно правы по поводу Палестины: фактически это единственный пример логически последовательной попытки ассимиляции. По сравнению с ней все остальное, если только дело не касается европейской культуры, – детский лепет и не стоит воспринимать его всерьез. Единственные, кого в этом смысле можно воспринимать серьезно, – сионисты. Они – а не сторонники ассимиляции – единственные, кто уже не верит в идею избранного народа. Все, сделанное в Палестине, невероятно: не только колонизация, но и серьезнейшая попытка установить новый общественный порядок, в котором в последнее время все меньше утопизма в духе Толстого. Что касается непосредственно еврейского народа, то в последние годы они пережили потрясающие изменения, столь радикальные, что можно говорить об истинных переменах в так называемом национальном характере. (Я не знаю, навсегда ли это.) Самое главное, что большая часть народа – не только в Палестине и не только сионисты – отказываются от выживания как от общей народной цели и готовы к смерти. Это что-то новое. Во-вторых, существует не поддающееся описанию отвращение к идее избранного народа. Можно сказать, евреи сыты ей по горло. Это не идеология, как в случае с сионизмом, но народная воля. Тут же, рука об руку – и здесь скрыта величайшая опасность, – все более привычный и все расширяющийся круг фундаментального недоверия ко всем другим народам; отношение к Германии ни в коем случае не ограничивается Германией (что было бы не так уж и плохо), но приводит в действие гораздо более общее неприятие. Но и в этом нет ничего нового, однако сегодня его можно обнаружить во всех слоях населения, в том числе и в социалистах. Оно невероятно опасно и губительно, так как за недоверием нет никакой идеи (разве что смутное представление о том, что «мы – лучшие из людей, но хотим попробовать стать хуже») или веры в Бога. Конечно, можно было бы сказать, – это временная народная истерия. Я не знаю. Но есть и положительные стороны: Палестина, которая (как Вы прекрасно заметили) объединяет людей «вдали от дома», развитие американского иудаизма, свободного и уверенного в себе, пусть и несколько более варварского, чем мы думали. Здесь республика, предоставляющая национальностям свободу и в то же время считающая каждого своим гражданином, даже к иммигрантам относится как к будущим гражданам.

С начала августа я снова в конторе и изо всех сил пытаюсь готовиться к встречам, чтобы выступать на них с должным энтузиазмом. Но мне никогда это не удастся. Мне нужно относиться к себе серьезнее, жизнь – уже не шутка. Старый Шокен (еврейский Бисмарк) и двое его совершенно подавленных сыновей – как жаль, что я не умею писать юморески. Но несмотря ни на что, это прекрасная работа: время от времени я могу заниматься своими делами, к тому же со мной – в том, что касается времени, – обращаются великолепно. Завтра возвращается моя мать, которую мы отправили за город переждать невыносимое нью-йоркское лето.

Я полагаю, Ваша жена еще не вернулась, а потому прилагаю краткий отчет о посылках (если Вы торопитесь, пропустите этот фрагмент, оставьте для нее.) В июне и июле я ничего не отправляла, Вы не подтвердили получение посылки с сахаром в мае, и (но я не уверена) посылка Леф.³ не подтверждена. Август: 1 CARE, 1 стандартная из Голландии или Дании и 1 Леф. Confiserie International без номера. Сентябрь: 1 молочная и 1 двойная Леф.

С сердечным приветом Ваша

Ханна

Благодарю за Августинов⁴, которые как раз прибыли.

1. Марта Мундт – в 1930-е гг. служащая Международного бюро труда Лиги Наций в Женеве.

2. Адольф Фризе – составитель труда «Мыслители и толкователи в современной Европе» (Denker und Deuter im heutigen Europa, Oldenburg, Hamburg, 1954). Статью о Я. в конце концов написал Герман Цельтнер.

3. Сокращение от Лефебр, см. п. 55, прим. 9.

4. См. п. 10, прим. 1.

62. Ханна Арендт Гертруде и Карлу ЯсперсНью-Йорк, 25 января 1948

Дорогие уважаемые друзья,

Когда вы получите это письмо, одной ногой вы уже будете в Базеле¹. Как чудесно! Я совершенно счастлива, так как Швейцария кажется мне срединным пунктом между Германией, Францией и Италией, и нет никаких сомнений в том, что там вы на своем месте. Как тяжело вам будет прощаться с Гейдельбергом. Но, если мировая история не прервет внезапно все наши планы, вы после стольких лет наконец обретете покой, ваш покой, на который вы, вероятно, перестали надеяться (в этом, безусловно, есть и свои преимущества), покой, в котором теперь вы снова нуждаетесь. Сразу после переговоров по поводу визы я осведомилась и узнала, что на получение швейцарской визы мне потребуется ровно три дня. Это утешает. С Францией и ее обычными административными придирками дела обстоят гораздо сложнее, но все возможно, места на корабле тоже еще можно достать. Таким образом все условия, чтобы хотя бы пофантазировать о поездке в Европу, соблюдены. Единственное серьезное обстоятельство заключается лишь в том, что меня торопит издатель, и поскольку поездка в Германию была практически невозможна, я даже не смогла узнать, как отнесутся к продолжительному летнему отпуску мои Шокены (я пишу о них только во множественном числе, что весьма забавно). К тому же Мсье весьма категорично заявляет, что с него достаточно путешествий, я ничем не могу его увлечь, хотя он сможет отдохнуть от меня целых два месяца. Видите, я играю в полную силу, и игра, как мне кажется, такая же серьезная подготовка к путешествию, как и страх перед выступлением.

Лекция о Гете² прекрасна и очень точна. Благодарю за отдельную копию, я тут же одолжила ее американским друзьям, которым трудно составить собственное мнение о Гете, даже если они владеют немецким. «Логику» пока не привезли, и я совсем не уверена, что она уже вышла из печати. «Психопатологию» буквально проглотила Хелена Вольф (замечательная жена Курта Вольфа³), она крайне воодушевлена этой «большой книгой», первое издание⁴ которой она, как и я (мы примерно одного возраста), читала еще полуребенком, мы долго и с большим интересом ее обсуждали.

О себе рассказать нечего. Я изрядно перерабатываю, письмо в сочетании с основной работой выматывает и зачастую раздражает. В феврале я возьму одну или две недели отпуска и с нетерпением жду возможности выспаться.

Посылок в этом году я больше не отправляла. Ожидаются только одна 22-фунтовая посылка от Confiserie (за ноябрь), посылка от Лузо за декабрь и талон на одну safe посылку. Временно я больше ничего не отправляю, но при этом чувствую себя неспокойно.

Я постоянно забываю написать вам, что Wandlung становится все лучше. Определенно лучший из журналов, которые мне здесь доступны.

Желаю всего наилучшего в общепринятом Новом году и в вашем, что начнется в феврале⁵.

Как всегда, от всего сердца

Ваша

Ханна

P. S. Как-то раз, когда меня не было дома, заглядывал Лефебр, после этого я ничего о нем не слышала. Очень жаль. Я должна была написать о Палестине, но стоит только подумать об этом, как я тут же чувствую, словно Генриетта Мендельсон⁶, что «сыта по горло tout le monde».

1. Намек на предстоящий переезд в Базель. В декабре 1947 г. Я. получил приглашение от университета Базеля, о котором Х. А. узнала из письма Гертруды Я. В конце февраля 1948 г. Я. принял приглашение и в марте 1948-го переехал в Базель.

2. Jaspers K. Unsere Zukunft und Goethe // Die Wandlung, 1947, vol. 2, p. 559–578.

3. Курт Вольф (1887–1963) – американский издатель немецкого происхождения, с 1941 г. жил в Нью-Йорке, где в 1942 г. основал издательство Pantheon Books. C 1961 г. совместно с женой издавал серию «Книги Хелены и Курта Вольф» в издательстве Harcourt, Brace & World (Нью-Йорк, с 1970 г. название изменено на Harcourt Brace Jovanovich). Х. А. поддерживала близкие отношение с супругами, после смерти Курта Вольфа была особенно близка с Хеленой Вольф.

4. Jaspers K. Allgemeine Psychopathologie. Berlin, 1913.

5. Речь идет о днях рождения супругов Ясперс в феврале.

6. Генриетта Мендельсон (1774 или 1775–1831) – младшая дочь философа Моисея Мендельсона (1729–1786).

63. Карл Ясперс Ханне АрендтГейдельберг, 30 января 1948

Дорогая, уважаемая Ханна!

Я только что получил Ваше письмо от 25 января. Жена в Базеле. Позвольте поспешно написать Вам пару слов. Меня всегда воодушевляют Ваши письма. И только представьте нашу встречу! Восхитительно! Каким все кажется легким. Жаль только, что Мсье не хочет приехать с Вами. Очень жаль! Для нас дело осложняется еще и тем, что я не знаю, позволят ли американцы поездки за рубеж. Вполне возможно, что меня вынудят остаться. Я бы счел это невозможным, но мне сказали, что мой уход весьма нежелателен. Однако я рассчитываю на то, что еще более нежелательным для американцев было бы принуждение, ограничивающее мою свободу передвижения. Сейчас нам приходится в напряжении ждать еще несколько недель. В Базеле все в полном порядке. От университета мы получили восхитительный домик¹, в котором мы бы с радостью Вас приняли, с масляным отоплением. Когда в 1940-м меня впервые пригласили в Базель, что было необходимо только ради нашего спасения, поскольку в то время ни на одной кафедре не было свободных мест, министерство просвещения и службы безопасности запретили мне выезжать из страны². Сейчас меня зовут туда во второй раз, на кафедре есть свободные места, меня ждут по делу. Но и немцы ждут меня в Гейдельберге с энтузиазмом, который меня очень трогает. Самыми удивительными способами, к которым никто не прибегал прежде, меня убеждают в моей значимости для факультета, ученого совета и даже городского совета и обер-бургомистра. Если я останусь здесь, мне придется сделать официальное заявление, как и в случае моего ухода. Содержание его в обоих случаях будет одинаковым. Моя любовь к Гейдельбергу так же велика, как и страсть к европейскому Базелю и спокойной жизни в окружении друзей, которые в любое время смогут нас навестить. В моем уходе нет ни осуждения, ни признания. Если я останусь, мне не хотелось бы услышать аплодисменты националистов и крики одобрения моего национального подвига. Из-за этого мое положение в Гейдельберге наверняка пошатнется. В результате ликование позволит мне занять определенную позицию, которая, однако, может подвергнуть меня серьезной опасности. Одна моя подруга недавно пересказала мне разговор с супругой одного моего коллеги, которая очень ко мне расположена: «Он должен остаться здесь. Он нужен университету. Он олицетворяет университет для всего мира». На что моя подруга ответила: «Да, возможно, но в Базеле нужна его философия». Конечно, это не исключает того, что многим из моих коллег здесь тоже по-настоящему нужна моя философия. Больше всего я переживаю за некоторых молодых студентов, стоящих передо мной с огромными от ужаса глазами, они чувствуют себя потерянными. Но их совсем немного.

С какой радостью я узнал, что Вы одобряете мою лекцию о Гете, а «Психопатология» так понравилась Вашей подруге Хелене Вольф. Иногда мне кажется, это моя любимая работа, поскольку это книга моей юности и она вполне философична, не по содержанию, но по перспективе.

Ужасно, что Вас так изматывает работа. Летом Ваши письма были полны счастья и покоя, а теперь мысль о двухнедельном отдыхе приносит Вам столько радости, просто потому что Вы сможете выспаться. Какая трудная жизнь! При этом Вы держите нос по ветру, и Ваша живость и воодушевленный интерес к важнейшим вопросам, которые я вижу в Ваших письмах, согревает мое сердце.

Вы ничего не пишете о Палестине, так как не хотите. Жена очень переживает. Братья³ продолжают писать из Палестины и полны отваги и уверенности.

Фрагменты «Логики» отправлены Вам некоторое время назад. Если Вы переплетете отдельные листы, возможно, при случае получится ее прочитать. Но на это я не рассчитываю, учитывая Ваш рабочий график. Достаточно и того, что она у Вас. Отправить переплетенную книгу невозможно из-за веса – запрещены посылки весом больше двух килограмм. Как только я получу несколько экземпляров, сразу отправлю Вам один через друзей. Книга пока не вышла.

О Ваших дорогих посылках напишет жена. Насколько я помню, тяжелые посылки Confiserie и талон уже пришли. Я не помню про посылку Лузо. Но точно сможет написать только жена. Она старается сразу письменно подтверждать получение каждой посылки.

С наилучшими пожеланиями,

Ваш

Карл Ясперс

1. Дом рядовой застройки на Ауштрассе, 126, который Я. получил в пожизненное распоряжение.

2. Попечительский совет свободного академического союза в Базеле пригласил Я. в качестве приглашенного лектора в январе 1941 г. Приглашение, однако, не предусматривало моментального и постоянного трудоустройства в университете, но тем не менее был установлен годовой оклад. Я. принял приглашение и в феврале 1941 г. попросил министерство образования о разрешении читать лекции в качестве приглашенного профессора в Базеле на протяжении двух лет. Отказ министерства образования был получен Я. в мае через ректора университета Гейдельберга: «В соответствии с требованием Министерства иностранных дел мной принято решение отказать профессору доктору Ясперсу в проведении лекций в университете Базеля».

3. Спустя год желание попечительского совета было косвенно передано государственному секретарю фон Вайцзеккеру. Через своего представителя Твардовского он сообщил Я., что Министерство иностранных дел более не возражает против проведения лекций. Но в то же время Министерство иностранных дел запретило жене Я. выезжать за рубеж. Поэтому Я. был вынужден отклонить приглашение.

64. Ханна Арендт Карлу Ясперсу18 марта 1948

Дорогой Почтеннейший,

изо дня в день я откладываю это письмо, так как надеюсь услышать от Вас что-то определенное по поводу Базеля. Первая часть «Логики» до сих пор не пришла, так что пока она¹ лежит передо мной, бесценное воплощение бессмысленных обстоятельств, в которых мы живем. Я не решилась читать ее задом наперед, как книгу на иврите; это символ моего решительного протеста против абсурдности внешних обстоятельств. Но Вам хорошо известно, в конце концов приходится уступать.

Простите мой ироничный тон. Вы наверняка весьма опечалены, но и я тоже. Никогда не угадаешь, как будут восприняты слова на таком расстоянии.

Ваше письмо было настоящим лучом света. Да, наверняка Вы сделаете все возможное, чтобы «не слышать аплодисменты националистов», и сделаете это – как и всегда – со спокойной, естественной непринужденностью, которая всегда может очаровать тех, кто еще способен что-то расслышать и вернуть им здравый рассудок.

С другой стороны, как прекрасно, что Вам нравится Базель. Не упустите это чувство. Так или иначе все сложится. Я совершенно не могу представить, что они рискнут и попытаются удержать Вас против воли.

Россман написал пару строчек, совсем незначительных, но из них стало понятно, как он по Вам скучает – мне было приятно об этом узнать. А не могли бы Вы взять кого-то из тех, о ком писали, тех молодых людей с испуганными глазами, из Германии в Европу? (В Восточной Пруссии в таких случаях говорили: сначала нос, потом понюшка.)

В ближайшие дни отправлю Вам более развернутую работу о концлагерях², вероятно, для Wandlung. Но я не хочу отправлять ее Штернбергеру, не показав сперва Вам, если Вы сочтете ее уместной, просто передайте текст ему, если нет – нет.

Будьте счастливы и здоровы

Как всегда

Ваша

Ханна

1. Три брата Гертруды Я. (Фритц, Генрих и Отто Майер) эмигрировали в Палестину.

2. Arendt H. Konzentrationsläger // Die Wandlung, 1948, vol. 3, p. 309–330.

65. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 22 марта 1948

Ауштрассе, 126

Дорогая, уважаемая Ханна!

Совсем короткое письмо о том, что мы со всеми вещами, книгами и с нашей помощницей¹ теперь в Базеле. Вчера вечером мы приехали сюда на базельском правительственном автомобиле, сегодня привезли мебель². Жена сейчас дома (я там еще не был) посреди хаоса вещей, я сижу в замечательном гостиничном номере и наблюдаю за чудесным весенним пейзажем. Все будто в сказке! Но только не для жены, пока она не разберется с этим жутким беспорядком. Когда мы справимся с усталостью, наша энергия – присутствие которой мы уже ощущаем, несмотря на то что измотаны, – надеюсь, полностью нас захватит. Неужели это самонадеянная авантюра в нашем возрасте? Я не хочу в это верить. Странным образом, все кажется очень логичным и естественным.

И вскоре увидимся с Вами!

Всего

Ваш Карл Ясперс

1. Эрна Баер, в замужестве Визнер (1921–1990) – до февраля 1952 г. занималась домашним хозяйством на Ауштрассе.

2. О переезде в Базель см.: Jaspers K. Von Heidelberg nach Basel // Schicksal und Wille. Autobiographische Schroften. Munchen, 1967, p. 164–183; Meyer-Gutzwiller P. Karl Jaspers und Basel // Basler Stadtbuch, 1970, p. 149–163.