Текст книги "Письма, 1926-1969"

99. Ханна Арендт Карлу ЯсперсуНью-Йорк, 10 апреля 1950

Дорогой Почтеннейший

Пара недель после моего возвращения прошли как одно мгновение. По большей части в подробнейших рассказах о Базеле, в которых сконцентрировались воспоминания о суетных месяцах путешествия. Новое счастье откровенной беседы, которое я испытывала лишь дома, одна его возможность (за пределами родного дома, который обустроен собственными силами) стала живительным явлением в моем мире.

Но сегодня я пишу по «службе». Прикладываю поистине очаровательное письмо¹ от Герберта Рида, которое не могу от Вас скрыть. Дальше о неприятном: Жан Валь в Париже рассказал мне о переписке с Пешке², которой он хотел поделиться с Вами, что я всецело поддержала. Если он это сделал, Вам уже известно: Валь хотел опубликовать в Merkur статью о современной немецкой философии, сопроводив ее парой полуполитических, но крайне сдержанных замечаний, а Пешке, вместо того чтобы сказать: «Нам это не подходит, мы не рискнем это опубликовать», ответил, на мой взгляд, в типично лживой манере: нам известно об этих фактах. Как сказал мне Валь – и в Германии в этом никто не отдает себе отчета – без такого небольшого вступления он не мог и не хотел бы ничего публиковать в Германии. Вы знаете, я тоже хотела печататься в Merkur, но теперь снова начинаю сомневаться. Становится все яснее, что Wandlung из-за своего иного отношения к подобным вопросам, должен продолжать работу в любых обстоятельствах³. Помимо этого, также в Париже, меня спросили, примете ли Вы этим летом приглашение приехать в Понтиньи⁴ (Вам уже известно, что это, не так ли, где хотят обсудить тему «Idée de la modernité». Я ответила, что не знаю (хотя возможность Вашего визита кажется мне маловероятной – прямо в середине семестра), поскольку мне кажется, приглашения никогда не повредят. Last but not least: пока неофициально предложила Вашу статью о гуманизме⁵ Commentary, то есть посоветовала к публикации. Если она им понравится, они, безусловно, с Вами свяжутся.

Пока, кажется, это все. Хорошо ли Вы провели пасхальные каникулы?

От всего сердца

Ваша

Ханна

Искренне благодарю Вас за Бультмана⁶, которого я получила вчера.

Мсье передает сердечный привет.

1. В архиве не сохранилось.

2. Ханс Пешке (1911–1991) – с 1932 по 1934 г. секретарь немецко-французского общества в Париже, затем изучал философию и литературу, с 1939 по 1942 г. редактор Neue Rundschau. С 1947 г. издатель Merkur.

3. В декабре 1949 г. вышел последний выпуск Wandlung.

4. В аббатстве Понтиньи с 1905 по 1940 г. под руководством Поля Дежардена (1859–1940) проходили встречи «Декады Понтиньи». Обсуждения были посвящены философским, литературным и социальным проблемам и носили международный характер. После 1940 г. организацией встреч занималась дочь Дежардена Анна Эргон-Дежарден сперва в аббатстве Ройомон, затем в Сериси-ла-Саль.

5. Jaspers K. Über Bedingungen und Möglichkeiten eines neuen Humanismus // Die Wandlung, 1949, vol. 4, p. 710–734.

6. Предположительно имеется в виду работа Бультмана «Прахристианство в античных религиях», опубликованная в 1949 г. в Цюрихе. Рудольф Бультман (1884–1976) в 1924–1925 гг. был преподавателем евангельской теологии у Х. А. Я. был знаком с ним с 1920-х гг.

100. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 20 апреля 1950

Дорогая Ханна,

Благодарю за первый привет из дома! Бодрость в каждой строчке – нам всем стоит ей научиться в этом заколдованном мире. И снова этот язык дружбы, за который я Вам так признателен. Связь с Вами, которая разгоняет злые духи человеческого презрения и бессердечного равнодушия. В юности меня трогала песня: «Никто не знает, что случится завтра…»¹, я думал о своей собственной судьбе. Ее поют до сих пор, но смысл ее изменился, стал глубже и шире – мы молоды в каждое мгновение, когда поддаемся ее влиянию.

Вчера ночью мне снился удивительный сон. Мы вместе были у Макса Вебера. Вы – Ханна – опоздали, и Вас встретили всеобщим ликованием. Лестница у входа вела через ущелье. Старая квартира. Макс Вебер как раз вернулся из кругосветного путешествия, привез множество документов и произведений искусства, больше всего из Восточной Азии. Часть он подарил нам, Вам – лучшее, поскольку Вы разбираетесь в политике лучше меня.

Я представляю, как Вы вносите коррективы в свою большую книгу. Не хотите ли Вы, помимо прочего, еще раз перечитать мысли Макса Вебера об идеальном типе? Чтобы и этот остаток исчез, на тот случай, если в Вашем тексте еще осталось что-то от прежних «тотальных», обоснованных взглядов на историю? Но, возможно, в этом нет необходимости, кроме того, все мы сегодня склонны украдкой, неосознанно обращаться к идеям Гегеля и Маркса, еще не оставленным Шпенглером² и Тойнби³ осколкам лживого величия, которое присвоили истории, украв его у Бога.

Благодарю за «службу». Письмо Г. Рида отлично написано. Я рад и своей книге. Жан Валь до сих пор ничего не прислал. Этот вопрос очень меня интересует. Возможно, спрошу Жана Валя, сославшись на Вас. Очень сочувствую по поводу Пешке. Я был о нем лучшего мнения. Конечно, трудно оставаться честным, занимаясь журналистикой в Германии. Поехать в Понтиньи, к сожалению, не смогу. Вы знаете. Но очень мило с Вашей стороны, не отказывать им сразу.

Вы застали свою подругу⁴ еще в полном сознании. Какое трудное время ей предстоит! Вы для нее – настоящее благо. Тяжелая болезнь и смерть безжалостно приводят к уединению. Люди исподтишка прерывают общение. Вы останетесь с ней. Ведь, судя по Вашим рассказам, ей свойственны взгляды Сократа: «Вы… тоже отправитесь этим путем, каждый в свой час, а меня уже нынче призывает судьба… Ну, пора мне, пожалуй, и мыться… и избавить женщин от лишних хлопот – не надо будет обмывать мертвое тело»⁵.

Из этой цитаты Вы можете понять, что я собираюсь читать лекции о Платоне⁶. Перечитываю его, словно понял впервые. Как правило, филологи предоставляли какие-то стоящие факты, например, о «лекции» «О добродетели»⁷. Толкование этой легенды – несмотря на дошедшие до нас лекционные заметки Аристотеля – сведения из вторых рук, невероятно сложны, но сегодня совершенно необходимы для более точного понимания Платона.

Передайте сердечный привет Мсье, моему тайному немецкому другу из XVIII столетия.

И всего наилучшего Вам, успехов Вашей книге

Ваш Карл Ясперс

1. Вторая строфа стихотворения Людвига Уланда «Весенняя вера» начинается со следующих строк: «Становятся прекрасней дни / Вдали долины расцвели / Весна цветенье не кончает». Достоверно неизвестно, имеет ли Я. в виду музыкальное произведение Франца Шуберта.

2. Освальд Шпенглер (1880–1936) – философ культуры и историк, речь идет о культурной морфологии его работы «Закат Европы».

3. Арнольд Джозеф Тойнби (1889–1975) – британский историк и философ культуры. Шпенглер и Тойнби в своих работах по культурной морфологии исходят из предположения, что в разных культурах (у Шпенглера в 8, у Тойнби в 23) проявляются одни и те же структуры, и, соответственно, расцвет и упадок различных культур структурно детерминирован.

4. Хильда Френкель, см, п. 90–91. Я., вероятно, говорит о письме от Х. А., предположительно адресованном Гертруде Я., не сохранившемся в архиве.

5. Платон. Собрание сочинение в 4 т. Т. 2. М.: Мысль, 1993, 115а.

6. В течение летнего семестра 1950 г. Я. читал лекции о Платоне три часа в неделю.

7. Rose V. Aristotelis qui ferebantur librorum fragmenta. Leipzig, 1886. Wilpert P. Neue Fragmente aus Hermes 76. 1941.

101. Ханна Арендт Карлу Ясперсу25 июня 1950

Дорогой Почтеннейший

Ваше любезное письмо об умирающем Сократе, которое так утешало меня все эти месяцы, обрадовало и мою подругу. Она умерла 6 июня. Смерть была милосерднее – во всех смыслах, – чем я ожидала. Она не слишком страдала, не испытывала сильных болей, до последнего дня выражение ее лица оставалось неизменным. Наши отношения не прерывались до последнего момента, когда она потеряла сознание. Она достойна восхищения. Но я должна признать, что я никогда не восхищалась ею по-настоящему, все было так естественно, привычно, и я невероятно благодарна за то, что до самого конца она никогда не принуждала меня ко лжи. Она устроила все до последней мелочи, принимая во внимание жизнь других. Поэтому коммуникация не разорвалась, ведь она не отрекалась от живых – не испытывала необходимости в отречении, потому что живые не отрекались от умирающей.

Мне трудно вернуться к привычному миру. Я просто слегка обессилена. 6 июля мы уезжаем на каникулы (адрес: на имя миссис С. Франк, Маномет, Массачусетс – этого достаточно), надеюсь, смогу остаться там на 4–5 недель. В этот раз возьму с собой «Истину» (мой единственный экземпляр – поблагодарила ли я Вас? Было так прекрасно обнаружить его у себя), в остальном буду заниматься корректурой, примерно 70 % книги уже напечатаны и теперь приходится работать в спешке (как всегда в этой стране, где все откладывается на последний момент), поскольку издательство уже в начале ноября хочет выпустить книгу в продажу. Кроме этого, я несколько недель назад уже отправила пару глав Пешке, но успела узнать, что Merkur тоже прекращает работу. Это правда?

Я много читала Макса Вебера, прямо как в Вашем сне. Поначалу мне так польстили Ваши слова, что стало стыдно. Но его мастерская рассудительность недостижима, по крайней мере для меня. Во мне засели остатки догматизма. (Вот что бывает, когда евреи пускаются в историографию.)

Читаете ли Вы еще Платона? И о чем будут лекции в Гейдельберге?¹ Значит ли это, что Вы будете там? Теперь уже наверняка все решилось. А Ваша жена? В Голландии? И как сердце?

Перевод из Англии² пока не дошел. Но еще слишком рано.

Прилагаю цитату Черчилля³, которая, наконец, когда я уже совершенно отчаялась, незаметно всплыла из груды бумаг. Уму непостижимо.

Со вчерашнего дня весь город говорит о войне. Мы в нее не верим, но с мировой историей, то есть сошедшей с ума мировой историей, никогда не угадаешь. Каждый раз, когда мне рассказывают о том, что Сталин не способен или не заинтересован в том, чтобы развязать войну, я вспоминаю еврейский анекдот: еврей боится громкого лая собаки, ему говорят: «Ты же знаешь, собаки, что так громко лают, не кусаются», – на что тот отвечает: «Да, я знаю, но знаю ли я, что об этом знает собака?» Поэтому мой страх сохранился и стал сильнее и непоколебимее, чем прежде, когда я еще была в Европе. Реальность – удивительная штука.

Дела у Мсье хорошо, он передает сердечный привет.

Всего наилучшего вам обоим

Ваша

Ханна

1. Я. получил предложение из Гейдельбергского университета выступить приглашенным лектором, которое принял в 1950 г.

2. Речь идет об английском издании «Об истоках истории и ее цели».

3. К письму были приложены следующие цитаты Черчилля о Гитлере:

1. «В „Моих великих современниках“: Те, кто лично встречался с Гитлером на политической или просто деловой почве, видели перед собой исключительно компетентного, спокойного, хорошо информированного государственного функционера с приятными манерами и обезоруживающей улыбкой, и почти все они прониклись его тонким обаянием» (Черчилль У. Мои великие современники. М.: АСТ, 2013, с. 196).

2. В заявлении прессе, London Times, November 7, 1938 (sic! За два дня до погромов), p. 12: «Я всегда говорил, если бы Великобритания потерпела поражение, я хотел бы, чтобы мы нашли своего Гитлера, который вернул бы нам наш статус наряду с другими нациями».

102. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 29 июня 1950

Дорогая Ханна!

Я много общаюсь с Вами. Некоторые слова, сказанные Вами, снова возникают в памяти. После Ваших визитов я еще яснее вижу открытые перед Вами возможности. Как меня вдохновляет присутствие Ваше и Вашего мужа! Иногда случается что-то, что напоминает о Вас. Я должен написать Вам подробнее. Но пока не могу. Вместо этого шлю привет, чтобы не раствориться в молчании.

Думаю, могу – в порядке исключения – отправить Вам и плохую книгу, если скажу, что она, вероятно, заинтересует Вас своим содержанием или ее недочеты вдохновят Вас на размышления. Плохие книги иногда полезны. Если нет, просто выбросьте ее. Вот она: Рюстов «О координатах настоящего», первый том¹, который до сих пор остается единственным. Речь идет в том числе и об империализме. Основная мысль выражена несколько плоско в черно-белой гамме. Не лишенная справедливости идея, в какой-то степени важная (пусть и не новая), через ложное изложение оказывается полностью уничтожена. Автора² я знал еще студентом (он мой ровесник) в Геттингене, примерно в 1903-м. В то время он был сторонником школы Фриза³, несмываемое клеймо пошлости. Но он весьма интеллигентен, иногда его посещают достойные идеи. На протяжении многих лет он работал секретарем одной промышленной компании в Берлине. Очень эрудирован. По-прежнему интересуется философией, написал разумную, но скучную работу о «Лжеце» (античном остроумном софизме)⁴. Сейчас ординарный профессор в Гейдельберге, преемник А. Вебера⁵. Все ли хорошо с печатью Вашей книги? Утвержден ли немецкий перевод? Для этого не помешало бы издательство. Если хотите, я могу спросить Пипера, который наверняка весьма в этом заинтересован. До меня дошел слух, что Merkur прогорел. Но все же очень жаль! И Verlagsgesellschaft снова оказалось в руках прежних владельцев.

Через 2,5 недели (приблизительно 15 июля) мы хотим отправиться в Гейдельберг. В качестве приглашенного лектора, я прочитаю три лекции по приглашению студенческого комитета. Обстановка обещает быть враждебной. Не хочу уклоняться. Отправляюсь с некоторым неудовольствием, незначительным любопытством, огромной любовью к городу, пейзажу и своему прошлому и с некоторой воинственностью. Собираюсь читать о «разуме»⁶.

20 августа мы с нашей Эрной, которая снова займется хозяйством в доме, предоставленном нашими добрыми друзьями⁷, хотим на несколько недель отправиться в Санкт-Мориц. Это похоже на сказку. Доберемся на американской машине, с наибольшим комфортом. Если бы Вы были с нами! Мы можем взять друзей. Надеемся, Поля Готтшалька.

Я отправил статью о Ницше⁸ в Commentary (в августе исполняется 50 лет со дня его смерти, статья написана по заказу Neue Rundschau в Амстердаме – ничего особенного) на всякий случай. Возможно, она слишком длинна, возможно, неуместна.

Надеюсь, дела у Вас идут хорошо, и Вы не теряете боевой настрой. Вы должны заявить о себе. Мне это кажется невероятно важным. Все, ради чего Вы – и, надеюсь, я – живете, не может исчезнуть.

Сердечно,

Ваш Карл Ясперс

1. Rüstow A. Ortsbestimmung der Gegenwart. Eine universalgeschichtliche Kulturkritik. 1. Bd. Ursprung der Herrschaft. Erlenbach-Zurich, 1950.

2. Александер Рюстов (1885–1963) – социолог и неолиберальный экономист.

3. Якоб Фридрих Фриз (1773–1843) – математик, физик и философ. В отличие от Гегеля, обращаясь к идеям Канта, разрабатывал вариант позитивизма, в котором мир и история человечества уподоблялась организму, живущему по естественно-научным законам. Его учение нашло продолжение в XX в. в работах Леонарда Нельсона (1882–1927).

4. Rustow A. Der Lügner. Theorie, Geschichte und Auflösung. Diss. Erlangen, 1910.

5. Альфред Вебер (1868–1958) – социолог, с 1904 г. профессор университета Гейдельберга, друг Я.

6. Лекции были опубликованы в том же году: Jaspers K. Vernunft und Widervernunft in unserer Zeit. München, 1950.

7. Речь идет о гейдельбергском враче Вильгельме Вальце (1891–1962), с женой которого Эрикой (известной под именем Лотте, род. 1905) Вальц дружили Гертруда и К. Я.

8. Jaspers K. Zu Nietzsches Bedeutung in der Geschichte der Philosophie // Neue Rundschau, 1950, vol. 61, p. 346–358.

103. Ханна Арендт Гертруде и Карлу ЯсперсМаномет, Массачусетс, 11 июля 1950

Дорогие, дорогие друзья,

Получите ли вы это письмо еще в Базеле? Я получила ваше, перед тем как отправиться на каникулы, оно согрело душу и помогло мне выбраться из поглотившей меня тоски. Мы добрались благополучно. Озеро, дюны, лес, немного напоминает побережье Самбии¹, на котором я выросла. Особенно чудесны озера. Мы в компании наших американских друзей, юного литературоведа, очень одаренного молодого человека русско-еврейского происхождения, – со свойственной им открытостью и теплотой. Его имя (на случай если он когда-нибудь окажется в Европе и выучит немецкий) – Альфред Кейзин. Он очень помог мне с английским в работе над книгой и продолжает помогать с корректурой.

Из издательства сообщили, что книга Рюстова уже отправлена, но мы ее пока не получили. Почта из Нью-Йорка идет сюда столько же, сколько почта из Европы в Нью-Йорк. Ваше описание просто чудесно, я вдруг представила вас, в вашей комнате, словно во плоти. Обычно, когда я (очень часто) вспоминаю о вас, я представляю в первую очередь лестничный пролет, на котором стоим мы втроем: я чуть выше, а вы вдвоем на первом этаже, внизу, и так мы и беседуем. Вот что мне недавно приснилось. Разговор был восхитительным.

Что вы думаете о Гейдельберге? Мне очень любопытно. Конечно, у меня здесь много работы, но есть время и на купание, и на прогулки. Вычитка корректуры отвратительна – ужасная скука. Я нашла в «Логике» новый эпиграф, не тот, о котором писала Вам раньше. «Не подчиняться власти прошедшего или грядущего. Все определяет положение в настоящем»². Эта фраза поразила меня в самое сердце, поэтому я хочу ее позаимствовать.

Между тем написал Пешке: Merkur, кажется, действительно на грани банкротства, но пока ничего не решено. Deutsche Verlagsanstalt уже заключили сделку с Harcourt, Brace, очевидно, уже несколько месяцев назад. Я об этом ничего не знала. Различные отделения разделены на крупные издательские дома, и одно даже и не подозревает о существовании другого. Но меня это совершенно ни к чему не обязывает. Говоря о «возвращении в руки прежнего владельца», Вы имеете в виду, что издательством управляют мошенники? Должна ли я дать обратный ход и лучше обратиться к Пиперу? Посоветуйте что-нибудь. Чтобы ориентироваться в современной Германии необходимо пройти целый учебный курс, если не успеваешь идти за прогрессом по пятам.

Я счастлива, что все сложилось удачно с братом и Голландией, а также потому, что все миновало и Вы в добром здравии вернулись в Базель³. Что в Европе говорят о событиях в Корее⁴? Санкт-Мориц, конечно, прекрасен. Возможно, получится что-то устроить следующим летом. Разумеется, все решают деньги, о которых моя мать всегда говорила, что для нас это не имеет никакого значения, это сущая мелочь. Мсье передает сердечный привет, слышу, как он играет в настольный теннис, и впервые вижу пробудившееся в нем тщеславие. Забавно видеть, как он старается. Зимой он будет читать лекции в Новой школе⁵, под Вашим влиянием, после того как этой зимой он прочитал несколько публичных докладов, которые наделали много шума.

Всего наилучшего, take good care of yourselves, по-немецки (или по-еврейски?): будьте здоровы и примите самые теплые пожелания.

Ваша Ханна

1. Восточнопрусский остров в Балтийском море.

2. Jaspers K. Philosophische Logik. Erster Band: Von der Wahrheit. München, 1958, p. 25.

3. Пассаж относится к дополнению Гертруды Я. к п. 102, в котором она сообщает, что побывала в Голландии, где встретилась с младшим из своих братьев (Фрицом Майером), приехавшим из Палестины.

4. 25 июня 1950 г. северокорейские войска перешли границу с Южной Кореей, что стало началом Корейской войны (1950–1953).

5. Речь идет о Новой школе социальных исследований в Нью-Йорке, см. п. 31, прим. 11.

104. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 19 августа 1950

Дорогая Ханна!

Вы имеете полное право быть недовольной моим продолжительным молчанием, я ни разу даже не передал привет! Никакие извинения не помогут. Но, возможно, я мог бы упомянуть о невероятном напряжении, с которым оказались связаны Гейдельбергские лекции (несколько дней назад ушедшие в печать). Я начал писать их 13 июля. Затем мы отправились в Гейдельберг. Это стоило того. Старые друзья, прекрасный город, сдержанные коллеги, преданные мне студенты: актовый зал никогда не был так полон, не было ни одного свободного места, топать запретили из-за опасности обвала, входные двери университета были заперты, сотни ушли ни с чем. Затем около 25 откликов на состоявшийся по завершении коллоквиум, некоторые из них весьма серьезные. Немецкие студенты! Их так много, хоть они и в меньшинстве! Лица сильно отличаются от тех, что я видел три года назад: заинтересованные, никаких масок, никакого напряжения, прекрасные, светлые юноши и девушки. Я был весьма тронут. И все же мы с радостью вернулись в Базель. Меня сильно поддерживает воздух мирового гражданства. Отсутствие опоры и чуждость нашего бытия кажутся мне настоящими и естественными. Студенты могут приехать и в Базель. Немецким студентам доступна валюта. Они могут прочитать мои тексты, если захотят. Я не чувствую вины за то, что покинул Германию, и за то, что не стремлюсь назад. Одна деталь: я – член Гейдельбергской академии. Пока я был там, как раз состоялось одно заседание. Меня забыли пригласить. Верный признак того, насколько я им безразличен. Я им – сильнее, чем они мне!

Мы прекрасно провели время в компании семейства Вальц. Моя жена постоянно встречала людей, которые искренне, почти безмерно были счастливы ее видеть. Она была в приподнятом настроении, поскольку чувствовала, как сильно ее любит огромное количество людей, которые были с ней рядом во времена нацистов. Сердечность некоторых, например, хирурга Бауэра¹ и его жены² (когда Бауэр был ректором, в 1945 году, мы вместе занимались восстановлением университета), она выделяла среди остальных. Там сохранилось что-то от прежней солидарности. В остальном 1945–1946 годы забыты.

А теперь о Ваших письмах. Первое (от 25 июня) пересеклось с моим. Смерть Вашей подруги: мы хотели бы умереть так же спокойно – вот истинная связь с людьми, умение не скрыться от внешнего за оболочкой лжи. Но остаются разлука и тайна. Внезапно умер наш дорогой, любимый Шварбер³, директор библиотеки. И тоже в ясном сознании, попрощавшись со всей семьей. Я вижу, как это укрепило его связь с его оставшимися в живых родными. Мы с женой многое потеряли с его уходом. Я обязан ему своим назначением в Базеле.

Благодарю за копию слов Черчилля 1938 года. Помимо этого, должно быть и открытое письмо Гитлеру, в котором говорится примерно то же самое.

Merkur в безопасности еще на один год. Во времена нацистов я не слышал о Verlagsanstalt. Я без сомнения согласился бы у них публиковаться. Я упомянул Пипера только на тот случай, если Verlagsanstalt откажется. Хотя это маловероятно.

О переводе моей книги по истории в Лондоне я больше ничего не знаю. Если и Вам до сих пор ничего не пришло, я должен обратиться к ним с запросом.

Что касается войны: Ваша история о еврее и лающей собаке выражает самую суть. Мировая история прямо сейчас зависит от пары людей в Кремле. Никто не знает, хотят ли они развязать войну любой ценой, как Гитлер, или, в случае неудачи своего шантажа и блефа, в конце концов удовлетворятся половиной земного шара. Последнее, однако, учитывая исторический опыт, маловероятно, но, к сожалению, возможно: если Кремль решит, что война и для него будет слишком рискованной, и потому будет постоянно ее откладывать. Я не был бы так уверен в том, что война неизбежна. Но я, как и Вы, живу в тревоге, что она может начаться в любую минуту. В любом случае ситуация в Корее не так плоха. Если все идет к мировой войне, она разразится и без Кореи. Если нет, то американцам стоит понять, что одна лишь техника не сможет восстановить мировой порядок.

Полагаю, Вы прекрасно провели время посреди восхитительного пейзажа вместе с мужем и Вашем приятелем Альфредом Кейзином и теперь снова вернулись в Нью-Йорк. Надеюсь, корректура книги готова. И она выйдет уже зимой. Я с нетерпением жду – после прочтения последней главы и после Ваших рассказов, после полученного ранее фрагмента – невероятного успеха, но никогда невозможно узнать наверняка, поэтому я осторожен – из некоторой суеверности. Но уже горжусь Вами.

Я невероятно рад, что Вы выбрали эпиграф из моей «Логики». Каждая примета, связывающая Вас со мной, невероятно меня воодушевляет. Отрывок о «драконе»⁴ несомненно подходит гораздо лучше. Новый гораздо философичнее и убедительнее.

Через несколько дней мы отправляемся в Санкт-Мориц, с нетерпением ждем отличного отдыха – надеюсь, его ничто не омрачит.

Мы думаем о вас: о том, как в следующем году вы вдвоем посетите Европу, если…

Сердце моей жены гораздо лучше. Приступы случаются реже. Общее состояние не хуже, чем год назад. Она чувствует себя такой бодрой, что я должен удерживать ее от перенапряжения. Она как раз пакует наш чемодан!

Сердечный привет, также и Мсье

От нас обоих

Ваш Карл Ясперс

1. Карл Генрих Бауэр (1890–1978) – хирург, с 1933 г. профессор университета Бреслау, с 1943 г. – в Гейдельберге, первый ректор Гейдельбергского университета после войны, сыграл важнейшую роль в восстановлении университета, был близким другом Я.

2. Инга Бауэр, урожд. Фукс.

3. Карл Шварбер (1889–1950) – с 1935 г. директор университетской библиотеки Базеля.

4. Предположительно имеется в виду следующий пассаж: «Важнейший, судьбоносный вопрос для человечества – можно ли не стать драконом в битве с драконом и не утратить силу, необходимую для победы». (Jaspers K. Rechenschaft und Ausblick. 2. Aufl. Munchen, 1958, p. 324).