Текст книги "Письма, 1926-1969"

108. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 15 февраля 1951

Дорогая Ханна!

Получили Вашу книгу¹. Еще до того, как приступлю к чтению – жду с нетерпением, хочу поблагодарить Вас и сообщить, что книга у нас.

Прекрасное оформление – и такая низкая розничная цена!

Вы знаете, как я горжусь, нет, как я счастлив знать о связи, которую Вы выразили в эпиграфе².

В Ваших кратких биографических заметках Вы называете меня человеком, под чьим руководством Вы защитили диссертацию, – я читаю Ваши слова с радостью, но для меня это слишком большая честь.

Сердечный привет Вам и

Мсье

Ваш Карл Ясперс

Только что очень быстро прочитал предисловие: великолепно, кажется, я никогда не читал ничего более ясного, простого и наглядного о положении и задачах нашего времени.

И заключительная глава, с которой я отчасти знаком. В ней высказаны замечательные требования – по крайней мере они справедливы и важны. Но как добиться того, чтобы с ней согласился каждый? Для этого нужно нечто большее, чем заявленное требование.

Не пропал ли Яхве?

1. Arendt H. The Origins of Totalitarianism. New York, 1951; Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М.: ЦентрКом, 1996.

2. См. п. 103 и п. 103, прим, 2.

109. Ханна Арендт Карлу Ясперсу4 марта 1951

Дорогой Почтеннейший,

Это должно было быть письмо ко дню рождения, но меня сразил грипп (Вы знаете: «Уселся насморк на террасе, беги скорее восвояси»¹), и я оказалась совершенно бесполезна почти на две недели. Я хотела телеграфировать, но затем подумала, что у Вас здесь, вероятно, слишком много родных и внезапная трансатлантическая телеграмма может Вас напугать.

Я очень рада, что книга готова ко дню рождения, ее пока нет в продаже, появится лишь в конце месяца. Пока не было эпиграфа, я чувствовала, что чего-то не хватает, затем переписала предисловие – в соответствии с настроением эпиграфа – и была свободна благодаря одной фразе.

Меня не оставляет мысль о Ваших словах «Не пропал ли Яхве», и на этот вопрос у меня нет ответа. Так же как и на собственное требование в заключительной главе. Я худо-бедно (собственно говоря, скорее худо) перебиваюсь своеобразным (инфантильным? потому что беспрекословным) доверием к Богу (в отличие от веры, которая предполагает знание, а потому приводит к сомнениям и парадоксам). Конечно, не остается ничего, кроме как быть счастливым. Вся традиционная религия, иудейская или христианская, как таковая ничего мне не дает. Я также не верю, что она где-то каким-либо образом может стать фундаментом для чего-то столь однозначно политического, как закон. Зло оказалось радикальнее, чем мы предполагали. Говоря объективно: современные преступления не предусмотрены в десяти заповедях. Или: западная традиция страдает от предубеждения, что самое большое зло, на какое только способен человек, происходит из порока эгоизма, хотя мы знаем, что самое большое зло или радикальное зло не имеет ничего общего с подобными человеческими, постижимыми, греховными доводами. Я не знаю, что такое радикальное зло, но мне кажется, оно связано со следующими феноменами: избыточность человека как человека (отказ использовать его в качестве средства, что не затронуло бы его человечность, но повредило лишь его человеческому достоинству, вместо этого необходимо сделать самого человека, как отдельного индивида, избыточным). Это произойдет как только будет исключена любая unpredictability², которая в людях эквивалентна спонтанности. Это в свою очередь происходит из – или скорее оказывается связано с – пустыми мечтами о всемогуществе (не только потребностью во власти) отдельно взятого индивида. Если бы отдельно взятый человек как человек был всесилен, невозможно было бы понять, зачем должны существовать все люди – точно так же в монотеизме лишь всесильность Бога делает его единым. В этом смысле: всесилие человека делает людей избыточными. (Ницше, кажется, не имеет к этому отношения, как и Гоббс. Воля к власти стремится лишь стать еще сильнее, всегда остается на сравнительном уровне, на котором с уважением соблюдены границы человеческого бытия, и нет стремления к мании превосходной степени.)

Теперь меня одолевает подозрение, что философия тоже повинна в этой истории. Разумеется, не в том смысле, что Гитлер каким-то образом связан с Платоном. (Я не в последнюю очередь старалась выявить элементы тоталитарных форм правления, чтобы избавить западную традицию от Платона до Ницше от подобных подозрений.) Но в том смысле, что эта западная философия никогда не располагала чистым определением политического и не могла им располагать, поскольку вынужденно говорила о человеке, а заодно рассуждала о факте множественности. Но мне не стоило об этом писать, все это – совсем сырые размышления. Простите.

Ваше любезное длинное письмо от начала января тоже оставалось без ответа непростительно долго. Я была так рада Вашей восхитительной критике статьи Элиота Коэна, потому что тоже никогда не чувствовала себя свободно, занимаясь историей, и я никогда не понимала почему. А теперь Вы представили все таким образом, что все пространство словно залито светом и теплом. Вы совершенно правы: все ответы были «контраргументом».

Английский империализм: самое примечательное в том, как он был уничтожен и как собственные намерения империалистской партии Англии сдерживались по-прежнему безупречными институциями метрополии. Мне кажется, трудно сравнивать ее с Римской империей, ведь римское господство, предположительно, было более жестоким и необузданным, но то была настоящая империя, а не простой империализм, ведь римские захватчики навязывали иноземным народам римский закон и таким образом смогли избежать появления разрушительных гибридов, существующих в современности.

Маркс: конечно, я сразу посоветовалась с Мсье, и он полностью разделяет Ваши взгляды, Маркс не разбирался в справедливости, но – полагает Мсье – разбирался в свободе. Я подумала обо всем еще раз и вспомнила о «Дебатах по поводу закона о краже леса»³ (ранних). Там он анализирует денатурацию человека и природы сквозь призму торговой экономики, противопоставляя друг другу не двух человек, которым нужно дерево, но владельца леса и вора леса (к человеческим потребностям он больше не возвращается), и дело уже вовсе не касается дерева, с точки зрения закона с таким же успехом на его месте мог быть и пластик. Два эти явления, дегуманизацию человека и денатурацию природы, и имеет в виду Маркс, когда он говорит об абстракции общества, и протест против них, на мой взгляд, актуален и в более поздних его трудах. Я не хочу спасать его репутацию ученого (хотя он был большим ученым, полностью разрушившим науку идеологически) и уж точно репутацию «философа», но репутацию мятежника и революционера.

Пипер написал в Harcourt, Brace: благодарю. Я буду рада немецкому изданию, особенно прекрасно было бы опубликовать его в том же издательстве, в котором публикуетесь Вы.

Хайдеггер: Вы говорите, Ваша переписка прекратилась, конечно, мне очень жаль, ведь именно я стала невинно-виновным поводом к «признанию вины». Конечно, Вы правы по поводу «отсутствия истинного понимания», но как раз поэтому в данном случае я верю в «истинность». Оправдания были бы не настоящими, потому что он действительно не знает и к тому же вряд ли способен узнать, какой бес в него вселился. Он бы с радостью остался «утопать», в чем я ему, очевидно, помешала. Вы правы, он написал так, как следует писать лишь проверенному другу после тридцати лет крепкой дружбы, но не забывайте, как осторожно и уклончиво он поначалу отреагировал. Понимаете ли, меня мучает совесть.

Положение в мире не улучшается. Мне все еще не по себе, хотя ничего не свидетельствует о войне, я все же убеждена, что война начнется, если о ней по крайней мере задумываются. (Я вспоминаю своего друга, Курта Блюменфельда⁴, который любил повторять, что он наверняка болен раком, потому что не может обнаружить у себя ни одного симптома.) В этом смысле со временем мы все превратимся в ипохондриков. Я фанатично держусь за европейскую надежду, убеждена, что единственно верная тактика может отсрочить наихудшее и дать нам немного времени. В любом случае, я надеюсь, у нас еще есть время на новую поездку, о которой я так много думаю. Я бесконечно спорю с Мсье и не могу его убедить: если он отправится в Европу, ему нужно будет заехать и в Германию, а этого он как раз и не хочет. Следовательно, он остается там, где он есть. Его принцип: путешествовать стоит лишь по принуждению.

Мне в руки попал текст Карла Барта об Америке и России⁵. Может быть, он есть и у Вас. Очень типичный для европейского интеллектуала (при этом уже довольно непросто сохранить границу между интеллектуалами и сбродом) и самый лживый из всех, что мне приходилось читать на эту тему.

Это письмо получилось слишком длинным. Но пусть останется таким. Как бы я хотела навестить Вас.

Всегда Ваша

Ханна

1. Первые строки стихотворения «Насморк» Кристиана Моргенштерна.

2. Непредсказуемость.

3. Маркс К. Дебаты по поводу закона о краже леса // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. В 50 т. Т. 1. М.: Политическая литература, 1955, с. 119.

4. Курт Блюменфельд (1884–1963) – ведущий сионист, близкий друг Х. А.

5. Предположительно речь идет о работе Карла Барта «Церковь между Востоком и Западом».

110. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 11 марта 1951

Дорогая Ханна!

Какую радость доставило нам Ваше письмо от 4 марта! Да, было бы прекрасно продолжить разговор. Этого требует каждый абзац. Ваше «инфантильное» доверие к Богу – разве это не доверие к философии? Все мы дети, иначе мы не смогли бы выжить – и благодарны, что вся рефлексия, свободная от любых границ, в конце концов находит неосознанный импульс, из которого и рождается истина.

Очень рад за преподавательский успех Вашего мужа. Удивительный человек, который не хочет выбраться и прячет свои сокровища. Я бы очень хотел увидеть его и поговорить с ним и с Вами. И сейчас Вы впервые прислали нам его портрет. Я вижу его в первый раз.

Сегодня я пишу, потому что разбираю и раскладываю старые рукописи и записки. Среди семинарских заметок (к семинару о Шеллинге) я нашел листок, на котором выписана пара слов к обсуждению Вашего реферата. И Ваше письмо по поводу того же семинара¹. Я отправлю их, вдруг воспоминания принесут Вам радость. Многим такое не нравится, ведь воспоминания только показывают, кем мы не хотели бы быть, что мы потеряли или от чего отказались. Мне кажется, вы говорите «Да» самой себе и с радостью храните воспоминания. Поэтому я отважусь – к тому же слова совершенно безобидны. Из Вашего письма я догадываюсь, что это был 1926-й.

Сердечный привет вам обоим!

Всегда Ваш Карл Ясперс

Мои пометки на Вашем письме того же времени. Больше я ничего не добавлял.

1. См. п. 1 и соответствующее прим. 1.

111. Ханна Арендт Гертруде и Карлу Ясперс14 мая 1951

Дорогие друзья,

Я так давно хотела написать, что ваше письмо свалилось – или скорее, вывалилось из моего почтового ящика с грохотом. Причина того, что я не пишу, а вы пишете, одна: я бы хотела узнать, получится ли что-то с европейским путешествием – и до сих пор ничего не знаю. По большей части это зависит от того, как скоро – или насколько медленно – закончится процесс выдачи гражданства, поскольку ехать без паспорта кажется немного рискованной затеей, несмотря на то что мы оба не очень верим в возможность войны. Итак: не полагайтесь на меня, крайне маловероятно, что из-за работы я смогу уехать раньше сентября. Мсье не приедет, он читает курс в летней школе и затем, уже в середине сентября, начинается зимний семестр, и у него не будет даже пяти–шести недель отдыха, разумеется, поездка невозможна. С другой стороны, это приносит ему столько радости, что не хочется его огорчать. («Человек, что прячет свои сокровища» – уже нет. Слушатели подарили ему магнитофон, поэтому лекции теперь можно записывать сразу. Если быть последовательным в чем-то одном, например, последовательно не писать, выход всегда находится сам по себе.)

Но я хотела рассказать о следующем: Тиллих зимой будет вести семинар в Йеле о философии экзистенциализма, и он предложил мне почти полностью взять на себя занятия по Ясперсу. Чем очень меня обрадовал. Теперь ко мне с такой же просьбой обратился Колумбийский университет, и следующие две среды я попытаюсь поделиться всей мудростью, какой только смогу. Видите, мы с Вами даже не мечтали об этом, когда я написала Вам первое письмо (за которое я очень, очень благодарна, поскольку оно пробудило во мне дивные воспоминания, с необходимыми исправлениями, то есть с полузабытым воспоминанием о собственной беспомощности).

Меня обрадовали новости о приятном времени, проведенном с братом и шурином, и, пожалуйста, хоть мы и не знакомы лично, передайте им сердечный привет¹. Книгу² я пока не прочла. Только начала, и она показалась мне столь серьезной и значимой, что я отложила ее до каникул или до тех пор, пока у меня будет время, не занятое чем-то трудным или срочным.

Еще кое-что: Кауфман³ из Принстона спрашивал, «говорите ли Вы по-английски» без дальнейших объяснений. Я не сказала ни да, ни нет, но скорее да.

Последнее время читаю много Маркса и Гегеля, но это оставим для другого письма. От Пипера ничего не слышно. Monat и, вероятно, Hochland опубликуют крупные отрывки. С Merkur не повезло. Лживость Пешке так меня разозлила, потому что типична и совершенно не уникальна, поэтому я написала ему слегка раздраженное письмо, которое он понял совершенно неверно. Здесь книга снискала большую популярность, чем я ожидала. Писала ли я Вам, что на неделе я превратилась в девушку с обложки⁴ и была вынуждена видеть свой портрет в каждом газетном киоске?

Мсье передает сердечный привет. Вам обоим всего наилучшего и с любовью

Ваша Ханна

1. Речь идет о письме Гертруды Я. к Х. А. от 6 мая 1951 г., в котором рассказывается о визите Эрнста и Эллы Майер.

2. См. п. 106, прим. 2.

3. Вальтер А. Кауфман (1921–1980) – американский философ немецкого происхождения, историк литературы, с 1939 г. жил в США, с 1947 г. профессор философии в Принстонском университете.

4. На обложке журнала The Saturday Review of Literature от 24 марта 1951 г. размещен рисунок, сделанный с фотографии Х. А., в содержании – рецензия на ее книгу «Истоки тоталитаризма», написанная Гансом Коном.

112. Карл Ясперс Ханне АрендтСанкт-Мориц, 6 августа 1951

Дорогая Ханна!

Вы и Мсье¹ написали такое замечательное письмо в мае и до сих пор не получили ответа! Мне нет прощения, но я так же презренно молчалив по отношению ко всем друзьям и родственникам (пишу лишь издателям!), потому что теперь успеваю справляться лишь с самыми насущными проблемами. Пожалуйста, пожалуйста, не думайте, что я отдалился от Вас!

Теперь мы в Санкт-Морице – сказочный покой и красота. Нет ни обязательств, ни принуждений, ни сроков. Словно мечты воплотились в жизнь. Этот благородный ландшафт как в первый раз производит невероятное впечатление, которое сохраняется и отзывается в нас в течение целого года. Он выдвигает требование, словно ответ на него можно обнаружить лишь в высшем порядке. Здесь живет и душа Ницше². Каждый год мы думаем, Вы должны быть здесь, с нами. Возможно, когда-нибудь? (Если все совпадет: Ваше путешествие и приглашение от владельца дома.) Или Вам кажется, что это место только для пожилых, спокойных людей?

Я с радостью прочитал лекции Вашего мужа. Теперь они сохранятся и на бумаге. Да, удивительно: он, не написав ни строчки, сумел придать своим мыслям наибольшую действенность, благодаря тому, что он – как поступали в древности – говорит. Надеюсь, он и далее будет находить отклик, который услышал в первый раз.

Какая радость для меня, что Вы рассказываете о моей философии в немецких университетах! Благодарю Вас. Хотел бы послушать. Я так погружен в философствование, что, кажется, лишь теперь сам понимаю, что хотел сказать. Это почти глупо. Но, возможно, Кант прав: как раз когда заходишь так далеко, что готов начать, пора умирать, и у потомков все будет точно так же. Я полон азарта и хочу начать сначала. Тень конца меня не гнетет, но придает всему благотворную незначительность. Приятно помнить об этом, когда в спешке теряешь меру. И все же работа продвигается крайне медленно.

Главу из Вашей книги, опубликованную в Monat³, я, разумеется, прочитал сразу. Великолепно! Успех этой книги кажется мне несомненным. Новизна в сочетании с уже совсем не очевидной сегодня, «старомодной» серьезностью. Я счастлив, когда думаю об этом.

Пипер⁴ несколько недель назад написал о Вашей книге. Они переживают из-за объема. Книга будет стоить по меньшей мере 25 марок. Это слишком высокая цена для Германии. Я написал ему, что стоит спросить у Вас, возможно ли сократить текст, исключив несколько глав. И все же: лучше важнейшие главы, чем ничего. Или Вы считаете иначе? 18 марок, вероятно, максимальная цена, то есть приблизительно две трети или половина книги. Варварство! Не злитесь ли Вы, что я отважился на такие слова?

Через Кауфмана я получил выдающееся предложение из Принстонского университета (благодаря предоставленным Вами двусмысленным сведениям о моем английском): 9 месяцев работы в Принстоне, никаких лекционных обязательств, лишь частные консультации с коллегами, работа над книгами – гонорар $9000, или при сокращении срока пребывания $1000 в месяц. К сожалению, я был вынужден отказаться. Дело не только в языке, мне нужны силы, чтобы завершить начатое. Подобная поездка могла бы быть очень забавной, и я бы мечтал о ней, но кое-что в этом мире уже не для меня.

Благодарю Вашего мужа за любезное письмо. Я понимаю, что он не сможет приехать в этом году – надеюсь, так будет не всегда. Но вы по-прежнему планируете поездку в Европу осенью. Для нас это было бы превосходно! Я хочу сказать, мы даже не успели ничего обсудить – так довольны мы были, когда Вы порадовали нас своим визитом.

Сердечно

Ваш Карл Ясперс

1. К п. 111. было приложено небольшое письмо от Генриха Блюхера.

2. Речь идет о пребывании Ницше в Оберенгадине с 1879 г.

3. Arendt H. Totalitäre Propaganda. Ein Kapitel aus «Ursprünge des Totalitarismus» // Der Monat, 3. Jg., Juni 1951, № 33, p. 241–258; Арендт Х. Тоталитарная пропаганда // Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М.: ЦентрКом, 1996, с. 451–478.

4. Клаус Пипер (1911–2000) – издатель, большую часть своих книг в послевоенное время Я. издал в издательстве Пипера, между ним и Клаусом вскоре установились теплые дружеские отношения.

113. Ханна Арендт Карлу Ясперсу28 сентября 1951

Дорогой Почтеннейший,

Я неприлично долго ждала, чтобы ответить на Ваше прекрасное письмо из Санкт-Морица. Но теперь готова сообщить, что предположительно получу гражданство¹ в декабре (все предварительные переговоры успешно завершены) и после этого появлюсь у Вас. Пипер так мне и не написал, так что забудем об этом. Я не очень верю в «слишком долго и слишком дорого», мы же знаем, как обстоят дела на самом деле.

Вы так прекрасно пишете «когда заходишь так далеко, что можно начинать» – меня это очень обрадовало. По-прежнему верно, что боги убивают своих любимцев в юности, не буквально, но в том смысле, что боги избавляют их от отрады возраста, «старости и пресыщения жизнью». Двусмысленный ироничный подарок богов в том, что смерть должна отыскать что-то, что могла бы разрушить, а потому навсегда остается той же, что была в юности. Поэтому до смерти невозможно дорасти, подобно иудейским праотцам, пока она не свалится на голову, словно спелые плоды смоковницы, в тени которой они ждут ее прихода. Это цена, которую мы платим за жизнь, пока мы живы, в конце концов, от жизни нас отделяет смерть, а не жизненные тяготы.

Разумеется, я совсем немного – вопреки здравому смыслу – надеялась на Принстон. Конечно, Вы приняли верное решение, хотя это могло бы быть не одно лишь веселье. Мои сомнения в первую очередь касались климата, американцы об этом забыли, но этот континент не подходил для заселения. Слишком жарко и слишком влажно летом и слишком холодно и слишком влажно зимой. Но, тем не менее, это удивительно интересная страна, в том числе – возможно, как раз по этой причине, – когда здесь совершают глупости. Я по-прежнему благодарна, что оказалась здесь. Во время подготовки к сдаче экзамена на получение гражданства, а точнее к вечеринке по поводу его получения, я учила историю американской конституции. По-настоящему поразительно, вплоть до последней мелочи. И многое до сих пор актуально, и Вы, конечно, без труда бы это заметили, даже там, где коренное население ничего не знает о законах, но хранит их в своих плоти и крови. Мне придется приехать и рассказать об этом так хорошо, как я только смогу.

Мы прекрасно провели каникулы в горах неподалеку (четыре часа на машине) от Нью-Йорка. Я как раз собираюсь отправиться туда снова за добавкой (иудейские праздники). Мне весьма по душе пришелся местный ландшафт.

Несколько недель назад получила письмо от Шилппа², который попросил написать небольшую статью для книги³ о Вас. Он сказал, Вы сослались на меня, и я, разумеется, соглашусь. В качестве темы он предложил «Jaspers as Citizen of the World»⁴, поначалу она меня озадачила, но сейчас кажется очень уместной. Прошу, сообщите, согласны ли Вы, или Вам название кажется слишком грубым?

Всего наилучшего вам обоим

Сердечно

Ваша Ханна

1. Х. А. получила американское гражданство 11 декабря 1951 г.

2. Пауль А. Шилпп (1897–1993) родился в Дилленбурге (Германия), с 1913 г. жил в США, во время, когда написано письмо, профессор философии в Северо-Западном университете в Эванстоне, позже в Университете Южного Иллинойса в Карбондейле, редактировал книжную серию «Библиотека современных философов» (Library of Living Philosophers).

3. Речь идет о томе «Философия Карла Ясперса», который вышел в рамках серии «Библиотека современных философов» в Нью-Йорке в 1957 г.

4. Arendt H. Karl Jaspers: Citizen of the World // The Philosophy of Karl Jaspers. Ed. by P. A. Schillp, New York, 1957, p. 539–549; Арендт Х. Карл Ясперс: гражданин мира? // Арендт Х. Люди в темные времена. М.: Московская школа политических исследований, 2003, с. 96–111.