Текст книги "Страсть и судьба"

– Значит, предпочитаешь проводить время со старым замшелым викарием? Вот и отлично! – пробормотал он. – Превосходно! Замечательно!

Поставив стул возле шкафа, он покачал его одной рукой, проверяя на устойчивость и прочность.

– Неужели она всерьез полагает, что я буду сидеть здесь и ждать ее, словно потерявшийся щенок? Ха! И не подумаю! Я Оливер Белкот, лорд поместья Белмонт! И я никогда не жду женщин!

Поставив правую ногу на сиденье стула, он оттолкнулся левой и встал во весь рост, отпустив спинку стула. По правде говоря, ему трудно было сохранить равновесие. Сильно билось сердце, кружилась голова, сломанная рука нестерпимо болела. Он был удивлен тем, насколько резко ухудшилось его здоровье после падения с лошади. Запас жизненных сил заметно истощился.

Постояв несколько мгновений неподвижно, чтобы выровнять пульс, он осторожно потянулся левой рукой к верхнему карнизу шкафа. Туго стянутые бинтами сломанные ребра тут же взмолились о пощаде. Сцепив зубы, Оливер все же провел рукой по верху шкафа, однако его пальцы ничего не нащупали.

– Замечательно! – процедил он, опуская руку.

Очевидно, декоративный карниз был выше, чем казалось снизу. Судя по всему, место, где лежал меч, было вне досягаемости, глубиной дюймов двенадцать как минимум. Пальцы Оливера не могли его достать.

Он попробовал встать на цыпочки, чтобы иметь возможность запустить пальцы поглубже за карниз. В это мгновение он чувствовал себя пареньком в буфетной, тайком ворующим вкусное печенье из особой коробки повара.

Вот если бы можно было опустить руку по локоть за декоративный карниз…

В этот момент в дверь постучали, да так неожиданно и громко, что Оливер вскрикнул и чуть не потерял равновесие. В последний момент ему удалось ухватиться за карниз, и это спасло его от падения. Режущая боль в ребрах заставила его задержать дыхание.

В дверь снова постучали, и в следующее мгновение раздался скрипучий голос Грейвса:

– Лорд Белкот? С вами все в порядке?

Чертов дворецкий!

– Все в порядке, Грейвс! – отозвался Оливер, все еще держась за карниз.

– Но я слышал ваш крик, милорд.

– Это был не крик, а… возглас удивления. Со мной все в полном порядке.

– Вы уверены, милорд?

– Абсолютно!

За дверью наступила тишина. Некоторое время Оливер слышал только оглушительное биение собственного сердца и болезненную пульсацию крови в сломанных ребрах. Решив, что дворецкий наконец ушел, он снова потянулся за карниз, но в самый интересный момент скрипучий старческий голос раздался снова, на этот раз подозрительно близко:

– Могу я помочь вам собрать вещи, милорд?

Оливер снова вскрикнул и, вытянув шею, увидел, что старый дворецкий стоит посреди комнаты, заложив руки за спину.

– Как ты сюда попал? – рявкнул Оливер.

– Разве вы не слышали, как я стучал в дверь? – недоуменно поднял кустистые брови Грейвс.

– Слышал! Но я не давал тебе разрешения войти!

– Хотите, чтобы я ушел, милорд?

Оливер внезапно вспомнил, что до сих пор стоит на стуле, безуспешно пытаясь достать из-за карниза самую ценную личную вещь.

– Постой, – сказал Оливер. – Иди сюда и сложи руки вот так, словно стремя. Может, хоть так у меня получится…

– Что это вы делаете, милорд?

– Там мой меч, Грейвс, – нетерпеливо пояснил Оливер. – Мой слуга положил его на этот чертов шкаф, и я никак не могу его достать из-за травмы руки и ребер.

– Давайте я достану вам меч, лорд Оливер.

– Я и сам смогу это сделать, если ты…

– Разумеется, сможете, – с изрядной долей сарказма сказал старик. – Но разве не будет разумнее предоставить эту честь мне и не рисковать получить еще одну травму?

– Я же сказал, Грейвс, я сделаю это сам! Или закрой рот и помоги мне, или уходи!

Дворецкий подошел к стулу и покорно сложил кисти рук, как ему показал Оливер. Его лицо сохраняло невозмутимое выражение, и он старался не глядеть на Оливера, время от времени сокрушенно вздыхая.

Оливер поставил правую ногу на сплетение пальцев Грейвса и снова изо всех сил потянулся к карнизу. И снова безуспешно!

– Выше руки, Грейвс! Подними меня!

– Милорду известно, что он очень тяжелый? – пропыхтел тот.

– Ладно, опускай!

В следующее мгновение обе ноги Оливера коснулись стула, и Грейвс ловким движением стащил его на пол. Потом достал из кармана белоснежный носовой платок и стал вытирать им испачканные руки.

– Понимаешь, я не могу уехать отсюда без меча, – повернулся к нему Оливер. – Это меч Огаста. Придется тебе принести лестницу.

– Позвольте мне попытаться достать ваш меч, – предложил Грейвс.

– Что я скажу твоей хозяйке, если ты упадешь и сломаешь шею? Впрочем, я не обязан отчитываться перед ней. Поступай, как знаешь.

С этими словами Оливер присел на край кровати, чтобы перевести дыхание и дать отдых телу.

Дворецкий сложил платок и убрал его в карман. Потом поставил стул на место и повернулся к Оливеру, привычно заложив руки за спину.

– Надо думать, ты умеешь летать? Впрочем, это вряд ли. Этот стул мог бы помочь тебе дотянуться до меча брата, – сказал Оливер, но Грейвс не сделал ни шагу в сторону шкафа.

Оливер начинал понемногу злиться.

– Так ты собираешься доставать меч или так и будешь тут стоять, глядя на меня словно старый стервятник?

– Надеюсь, милорд понимает, насколько важно для миледи, чтобы он остался в за́мке и выполнил ее просьбу?

– Нет, не понимает! И ему все равно. Пусть леди Сибилла найдет себе кого-нибудь другого для участия в ее интригах. Я сыт по горло эксцентричностью сестер Фокс. Похоже, деньги сделали их безумными.

– Вы полагаете, это всего лишь интриги? – искренне удивился Грейвс.

– Честно говоря, я не знаю, что это такое, Грейвс. И мне наплевать на это. Я просто хочу уехать домой и забыть о… – Он чуть было не упомянул имя Сесили, но вовремя остановился. – Теперь мне нужно сосредоточить все свое внимание на собственном поместье, и я не стану играть роль моего брата ради развлечения леди Сибиллы.

– Как вы думаете, зачем миледи хочет, чтобы вы обручились, пусть и притворно, с леди Джоан?

– И зачем же?

– Вы знали, что лорд Огаст ехал в Фолстоу, когда с ним случилось несчастье?

– Нет, не знал! – удивленно воскликнул Оливер, глядя на дворецкого широко раскрытыми глазами. – А откуда тебе это известно?

– А вы знали, – продолжал старый слуга, и в его голосе зазвенели нотки негодования, – что лорд Огаст был не один?

– Не один? А с кем же? – озадаченно нахмурился Оливер. Слова дворецкого, казалось, не имели смысла. Зачем Грейвс стал вспоминать день смерти брата? И как это связано с просьбой Сибиллы сделать предложение Джоан Барлег? Если в тот день рядом с братом была Сибилла, то почему она держала это в тайне от него? Значит, это была не она. Джоан была в постели Оливера в то утро, когда Арго принес известие о гибели Огаста. Кто еще был знаком с Огастом достаточно хорошо, чтобы оказаться вместе с ним в поездке в Фолстоу?

– Всякий, кто был знаком с Огастом, любил его, – покачал головой Оливер, – и сделал бы все от него зависящее, чтобы спасти ему жизнь. К тому же мой брат не взял бы с собой незнакомого человека. Я ничего не понимаю! – Он пристально посмотрел на дворецкого.

Грейвс тоже продолжал смотреть на Оливера.

Оба молчали. Оливер не знал, что делать дальше.

Впрочем, это длилось недолго. Вскоре он сказал:

– Ты, кажется, хотел помочь мне достать со шкафа меч брата. Для этого тебе понадобится стул.

– Милорд, вы останетесь в Фолстоу, чтобы помочь миледи и выполнить ее просьбу? – спросил Грейвс.

– Нет, – отвернулся Оливер. – Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, я позову другого слугу, чтобы он помог мне достать меч.

– Хотите пари, милорд? – неожиданно предложил Грейвс.

Оливер лишь вздохнул и потер переносицу.

– Если я сумею достать меч лорда Огаста, не отрывая ног от пола, вы выполните просьбу леди Сибиллы?

Оливер неудержимо расхохотался:

– Грейвс, этот шкаф в два раза выше твоего роста!

Грейвс кивнул в знак согласия. На его лице не было ни тени улыбки.

Ситуация граничила с абсурдом.

– Ладно, старый ворчун, у тебя есть одна попытка. Если она окажется неудачной, я ни за что не останусь в Фолстоу, хоть умри на моих глазах. Валяй! Доставай!

Грейвс невозмутимо направился к шкафу и осторожно открыл дверцу.

– Никаких лестниц! Ноги на полу! – напомнил ему Оливер, весело посмеиваясь. Еще немного, и он позовет другого слугу, чтобы тот помог ему достать меч, и навсегда уедет из Фолстоу.

По мере того как он следил за действиями старого дворецкого, его лицо начинало приобретать все более озадаченное выражение. Грейвс протянул куда-то в верхний угол одну руку, резко дернул – раздался тяжелый стук падения чего-то металлического. После этого Грейвс протянул вверх обе руки и извлек из недр шкафа… ножны и меч.

– Значит, у шкафа нет верхней доски?! – воскликнул изумленный Оливер.

Дворецкий торжественным шагом приблизился к нему, протягивая на повернутых ладонями вверх руках фамильное оружие, словно на какой-то грандиозной церемонии.

Выхватив меч из рук дворецкого, Оливер прорычал:

– Ты обманул меня, обвел вокруг пальца!

В это мгновение в дверь комнаты снова постучали.

– Я впущу вашего гостя, милорд, – невозмутимо проговорил Грейвс, учтиво поклонился и направился к двери. От Оливера не укрылось появившееся на лице старика довольное выражение.

Едва он открыл дверь, как в комнату влетела Джоан Барлег. Ее лицо раскраснелось, пальцы теребили переброшенную на одно плечо длинную светлую косу.

– Оливер, я знаю, ты не велел мне ходить за тобой… – Она замолчала, словно не зная, что сказать. Ее состояние сильного волнения не осталось незамеченным. – Ступай, Грейвс, ты больше не нужен, – сказала она дворецкому.

Старый слуга несколько мгновений невозмутимо смотрел на нее, потом перевел взгляд на Оливера:

– Вы покидаете нас сегодня вечером, лорд Белкот?

Оливер молча посмотрел на него, потом процедил сквозь зубы:

– Нет, я передумал, Грейвс. Пожалуй, останусь еще на день-два.

Старик понимающе кивнул и вышел из комнаты, всем своим видом показывая, что полностью доверяет его честному слову. Как только дверь за ним закрылась, Джоан снова взволнованно заговорила:

– Оливер, ты сказал, что я не должна ходить за тобой, но…

– Тише, Джоан, – устало проговорил Оливер. – Дай мне небольшую передышку.

С этими словами он подошел к окну и стал смотреть сквозь волнистое от времени стекло.

На самом деле он не чувствовал себя обязанным оставаться в Фолстоу, поскольку дал честное слово под воздействием хитрого обмана со стороны Грейвса. Однако многое из того, что он узнал со вчерашнего вечера, заронило в его сердце сомнение. Если Сибилла действительно была так неравнодушна к Огасту, как она это утверждала, – при этом Оливер точно знал, что его брат был влюблен в нее, – и если ее что-то тревожило в обстоятельствах его гибели, не должен ли и он, Оливер, хотя бы попытаться разобраться в этом?

Что скрывала от него Сибилла? Что скрывала Джоан?

Ночь за окном была такой темной и непроглядной, что стекло отражало комнату не хуже зеркала. Оливер видел отражение Джоан, которая стояла совершенно неподвижно, и только пальцы продолжали нервно теребить косу.

Была ли она каким-то образом причастна к гибели Огаста?

Где-то там, далеко в ночи, Сесили Фокс лежала в какой-нибудь темной сырой келье, дрожа от страха. Она боялась Оливера, боялась самой жизни… Останется ли она там навсегда, забыв то, что произошло между ними, что может повториться снова и снова, стоит ей только захотеть этого?

Оливеру казалось, что его приезд в Фолстоу открыл ящик Пандоры. Его жизнь уже никогда не будет прежней независимо от того, вернется ли он домой или останется в Фолстоу, чтобы помогать Сибилле и ждать возвращения Сесили. Перед ним встали такие вопросы, о существовании которых он прежде и не подозревал. И эти вопросы требовали от него ответа. Если ему удастся помочь разгадать тайну, в существовании которой Сибилла не сомневалась, возможно, это докажет всем, кто считал его безответственным и ни на что не способным, что они ошибаются, что он достоин уважения. Достоин звания лорда и… Сесили.

Краем глаза он снова увидел неясное отражение Джоан Барлег.

– Джоан, – медленно и задумчиво произнес он.

– Что, Оливер?

Пальцы, теребившие косу, замерли.

Он сжал в руке меч брата. Внутри у него все переворачивалось.

– Выходи за меня замуж, Джоан, – с трудом выдавил он.

Глава 15

Поначалу Сесили была немало напугана всеобщим переполохом, который вызвал ее приезд в аббатство. Молодые монашки суетились вокруг нее больше всех. Для них она была кем-то вроде знаменитости – богатая дворянка, которую уже называли святой. Потребовалось вмешательство викария, чтобы Сесили смогла все-таки удалиться из общей комнаты и избавиться от навязчивых послушниц, буквально хватавших ее за руки.

Вопреки опасениям, ужин прошел тихо и спокойно. Сесили была рада наблюдать скромное поведение урезоненных послушниц, собравшихся за столом рядом с ней и Джоном Греем. Было совершенно очевидно, что епископ сделал правильный выбор, послав именно его наводить порядок в аббатстве, в умах и душах молодых непокорных девушек.

Джон Грей повел Сесили из трапезной по узкому темному коридору, правой рукой придерживая ее за локоть, а левой держа единственный источник света – свечу.

– Мы идем отдыхать? – с надеждой в голосе спросила Сесили, подавляя зевок. Долгая дорога, неожиданное решение ехать в Хэллоушир и… разлука с Оливером Белкотом, – все это настолько истощило ее силы, что она была готова упасть на камни и тут же заснуть.

Джон замедлил шаги.

– Я знаю, это жестоко с моей стороны. Я должен был сразу отвести вас в гостевые покои, но мне очень хочется, чтобы вы кое-что увидели – вернее, услышали. Это одна из причин, по которой мне так хотелось, чтобы вы приехали в Хэллоушир. Это не займет много времени. Вы согласны?

– Разумеется, – ответила заинтригованная Сесили и улыбнулась викарию. – А куда мы идем?

– В молельню. Там сейчас группа странствующих монахов. Это их последняя ночь в аббатстве. Мы не станем молиться вместе с ними, потому что это не приветствуется нашей церковью. Мы просто тихо постоим в тени и послушаем их молитвенное пение.

Они дошли до сводчатой деревянной двери небольших размеров, обитой по краям железом. Сесили показалось, что она слышит странный низкий гул, от которого вибрировал даже пол под ее ногами.

– Что это? – прошептала она.

Джон осторожно поставил свечу на каменный выступ стены, словно специально предназначенный для этого, и тихо сказал:

– Как только войдете в эту дверь, сразу поверните налево. Тише!

Он красноречивым жестом поднес палец к губам.

Она послушно кивнула, и викарий задул свечу, из-за чего они тут же оказались в прохладной темноте, пронизанной запахом сгоревшего свечного фитиля.

Сесили услышала тихий скрип дверных петель и почувствовала, как Джон Грей тянет ее за руку. Увидев краем глаза слабый свет в самом дальнем углу молельни, она инстинктивно пригнулась и тут же сделала шаг влево, как велел викарий.

Низкий гул мужских голосов становился все сильнее. Казалось, от него вибрировали даже ее ребра, ее сердце.

Потом гул превратился в монотонное песнопение. Монахи стали петь звучными гортанными голосами, и Сесили вздрогнула от чистых мощных звуков. Латинские слова, казалось, поплыли по воздуху, стали кружиться вокруг ее головы, путаться в ее волосах… Ей нестерпимо захотелось плакать.

Стоявший сбоку Джон Грей незаметно приблизился к ней. Несмотря на то, что он даже не касался ее, Сесили все же чувствовала себя под его защитой. Он привел ее сюда, потому что понял, что этот ритуал глубоко тронет ее сердце.

– Потрясающе, не правда ли? – прошептал он ей на ухо, и от этих слов и от его горячего дыхания по рукам и по спине у нее побежали мурашки.

Она кивнула в ответ и усилием воли перевела взгляд с монахов на лицо викария. Их взгляды встретились. Джон Грей стоял гораздо ближе к ней, чем ей казалось, и это было как-то странно.

– Да, это так, – едва слышно выдохнула она. – Спасибо, Джон.

– Хотите потанцевать? – неожиданно улыбнулся он.

Сесили едва удержалась, чтобы не рассмеяться.

– Но это же богохульство! – укоризненно проговорила она.

– Мне так не кажется, – неожиданно для нее возразил Джон Грей. – Монахи благодарят Всевышнего за его дары нам, простым людям. Мне кажется, танец – это не богохульство, скорее дань восхищения.

Он говорил совершенно серьезно, и улыбка на лице Сесили постепенно погасла.

– Нет, я не могу, – сказала она.

– Но почему?

– Потому что я… я никогда прежде не танцевала.

Брови викария удивленно поползли вверх, и Сесили поспешила пояснить:

– Я умею танцевать, я училась танцевать, но никогда еще не танцевала… с мужчиной.

– Неужели это правда? Ведь в Фолстоу чуть не каждый месяц устраивают пиры с танцами и прочими увеселениями, – недоверчиво проговорил Джон Грей.

Сесили почувствовала, как от неловкости краснеет ее лицо, и покачала головой.

Джон долго смотрел на нее, в то время как монахи продолжали возносить хвалу Господу своими низкими звучными голосами.

– Вы словно волшебная сказка, – тихо прошептал Джон.

– Это выдумка для утешения несчастных людей, – прошептала в ответ Сесили. – Впрочем, я, наверное, тоже такая выдумка, ведь меня не существует в реальности.

Тогда Джон Грей ласково прикоснулся к ней и, мягко взяв ее за плечи, повернул к себе лицом. Одной рукой он взял ее под левый локоть, другой взял кончики пальцев ее правой руки и сделал шаг назад, не разнимая рук.

– Сесили Фокс, окажите мне честь, – торжественно произнес он, – подарите мне танец.

Остановив свой выбор на Джоне Грее, она поступила бы совершенно правильно. И на это было много причин. Сесили была в этом уверена в такой же мере, как в том, что солнце встает на востоке. Она также понимала, что ее согласие на танец даст ему разрешение ухаживать за ней, как мужчина ухаживает за женщиной, ища ее расположения. Очень может быть, что именно он – ответ на ее молитвы, разрешение ее сомнений.

Но почему же ей так хочется вместо светлых прямых волос Джона Грея видеть темные непослушные кудри Оливера Белкота? Почему она тоскует по карим глазам, когда на нее так ласково глядят небесно-голубые? Почему эта серьезность и искренность бледнеют перед воспоминаниями о безрассудной страсти и опрометчивом грехе? Почему ей хочется того, что наверняка не принесет ей ничего хорошего?

Оливер Белкот погубит ее. Навсегда испортит ее репутацию, разобьет ей сердце, использует и забудет, оставив после себя лишь боль и горечь воспоминаний. Нет, Оливер Белкот – неправильный выбор. Правильный – это стоящий теперь перед ней Джон Грей.

Сесили кивнула в знак согласия, и они стали медленно танцевать. Оба не улыбались, но неотрывно смотрели друг другу в глаза.

Сесили собиралась погостить в Хэллоушире пару дней, не больше. Но общество Джона Грея и спокойствие аббатства подействовали на нее словно дурманящее зелье.

Прошло пять дней, потом еще столько же.

Сесили со временем стала все реже думать об Оливере Белкоте.

Впрочем, была одна опасная минута слабости, когда Сесили получила письмо от Сибиллы. В нем говорилось, что Сесили нет особой нужды торопиться с возвращением в Фолстоу. Она может оставаться в Хэллоуширском аббатстве сколько пожелает. Несмотря на ее отсутствие, лорд Белкот быстро выздоравливает.

Уже через несколько минут Сесили в одной руке держала дорожный мешок с собранными вещами, другой открывала дверь комнаты.

Когда она поняла, что делает, ее рука медленно опустилась, так и не открыв задвижку на двери. Сесили сделала шаг назад, словно опасаясь, что дверь откроется сама собой и она против воли помчится прочь из Хэллоушира.

Значит, он прекрасно обходится без нее.

Ну конечно, это же Оливер Белкот. Вне всяких сомнений, он нашел, чем заняться в ее отсутствие. Наверное, он даже забыл, как она выглядит.

И Сесили осталась в аббатстве, в котором вполне могла бы провести остаток жизни. Ей была по душе размеренность и предсказуемость монастырской жизни. Она вполне могла представить себя среди монахинь Хэллоуширского аббатства, если бы не побывала в руках Оливера Белкота.

В жизни аббатства был еще один недостаток – скудное, редко меняющееся меню, это заставило Сесили с тоской вспомнить яблочные пирожные со взбитыми сливками, которые так замечательно готовил повар в Фолстоу. Они даже стали сниться ей, и однажды утром она проснулась с голодным урчанием в желудке. Она успела возненавидеть любую рыбу, которая в том или ином виде присутствовала почти в каждой монастырской трапезе. Одного ее запаха было теперь достаточно, чтобы Сесили начало тошнить.

Время, проведенное в аббатстве, позволило ей лучше узнать Джона Грея. Младший сын богатого и влиятельного северного лорда, он обладал несомненным талантом художника и отличного танцора. Кроме того, у него был очень выразительный певческий голос. Неподалеку от Оксфорда его ждали земельный надел и дом, во владение которыми он вступит, когда получит сан священнослужителя.

Впрочем, теперь он уже не собирался становиться священником.

Настал день, когда Сесили и Джон Грей должны были покинуть аббатство.

Сидя в седле, Сесили смотрела, как викарий Джон Грей шел к ней через весь двор, освещенный необычно ярким для раннего утра солнцем. Холодный ветер сильно развевал полы его плаща, и те буквально хлопали у него за спиной, словно пара ангельских крыльев. Надутый ветром капюшон за плечами был похож на темный ореол вокруг его головы. На мгновение ей вспомнился другой человек, плащ которого тоже развевался за спиной словно крылья, когда он стремительно падал с лошади.

Падал. Может, Оливер Белкот – падший ангел?

Сесили покачала головой, отгоняя причудливые и опасные мысли и сравнения. Потом снова взглянула на приближавшегося Джона Грея. Светлые прямые волосы блестели в лучах солнца, на лице сияла особенная мягкая улыбка, которая появлялась только в присутствии Сесили и предназначалась ей одной.

Когда Джон подошел к своей лошади, Сесили передала ему поводья. Викарий легко вспрыгнул в седло и спросил:

– Ну как, ты готова отправиться в путь?

– Готова как никогда, – постаралась улыбнуться Сесили.

Лошади тронулись шагом, пересекли двор, преодолели подъемный мост и выехали за пределы аббатства. Сесили и Джон направились по долине на юго-восток в сторону Фолстоу, оставляя за спиной Хэллоушир. Дорога предстояла долгая, и всего спустя час после монастырского рыбного завтрака в желудке Сесили началось голодное урчание. Она, прищурясь, смотрела на холмы у горизонта, и ей почему-то казалось, что из сухой прошлогодней травы вот-вот выпрыгнет рыба. Фу, какая нелепость! Однако к горлу время от времени подкатывала тошнота.

– Сколько времени мы пробудем в Фолстоу? – спросила она, пытаясь отвлечься.

– А сколько бы ты хотела?

Сесили подняла лицо к яркому солнцу и глубоко вдохнула свежий холодный воздух, надеясь погасить неожиданный горячий румянец на лице, потом медленно выдохнула.

– Думаю, недолго, – сказала она, чувствуя как, несмотря на холодную погоду, ее прошибает пот.

– Должен признаться, твои слова радуют мое сердце.

Она улыбнулась, понимая, что он имел в виду Оливера Белкота. При мысли о нем ее охватила паника, от которой судорожно сжался голодный желудок. Хорошо бы этот темноволосый дьявол покинул Фолстоу к их возвращению.

Лошади двинулись вниз по склону холма, и Сесили пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем она смогла продолжить:

– Я же знаю, что тебе нетерпится явиться к епископу, чтобы он по всей форме снял с тебя обязательства перед церковью.

– Да, мой отец будет немало удивлен, когда мы к нему приедем, – кивнул Джон. – Но он будет доволен.

– Да? – искоса глянула на него Сесили.

– Думаю, да, – улыбнулся Джон. – Ты его боишься?

– Немного, – призналась она. – Мой отец умер, когда я была совсем маленькой. Так что единственным авторитетным мужчиной для меня был… Грейвс!

– Если не считать короля, разумеется, – серьезно добавил Джон, и оба рассмеялись этой шутке. – А как насчет Сибиллы? Стоит ли мне опасаться за свою жизнь, когда мы окажемся в Фолстоу?

Сесили слабо улыбнулась – желудок все сильнее беспокоил ее, подпрыгивая в такт лошадиному шагу.

– Если даже твое происхождение и незапятнанная репутация не окажут на нее должного влияния, твое красноречие и внешняя привлекательность наверняка смягчат ее сердце.

Джон засмеялся и слегка покраснел от смущения.

– Значит, ты считаешь меня привлекательным?

Сесили открыла рот, чтобы ответить какой-нибудь шуткой, но вместо этого резко наклонилась влево, и ее стошнило.