Текст книги "Страсть и судьба"

Глава 20

На следующее утро солнце, казалось, не торопилось вставать, словно страшась стать свидетелем отчаянного положения Сесили и предстоявшего ей нелегкого разговора.

Камин в комнате Сибиллы весело пылал. Поскольку света из окон все-таки недоставало, были зажжены две масляные лампы.

Накануне, как только Оливер Белкот покинул Фолстоу, Сесили исповедалась отцу Перри. Она рассказала ему все с самого начала и во всех ужасных подробностях. Теперь отец Перри знал все. Советы, данные им, были продиктованы лучшими намерениями, и все же Сесили не была уверена в том, что последует им.

После утренней службы она сразу отправилась к старшей сестре, сказав Джону Грею, что скоро вернется. Она попросила Грейвса привести к Сибилле леди Элис без лорда Мэллори, поскольку присутствие мужчины помешало бы исполнению ее намерений.

Сибилла сидела за широким столом возле окна в своем утреннем наряде. Она молчала, но Сесили знала, что это не от недостатка любопытства, а просто по привычке. Рядом стоял поднос с чаем и поджаренным хлебом.

Сесили заметила лежавшую на прежнем месте гроздь молочно-белых кристаллов. На ее взгляд, камень выглядел уродливо и даже опасно, и она не понимала, зачем Сибилле, всегда тонко чувствовавшей красоту, могло понадобиться столь сомнительное украшение.

Сесили уселась в кресло у камина. Обе сестры молчали. У Сесили от волнения ладони стали влажными и липкими. Хорошо еще, что не тошнило.

Неожиданно дверь в комнату Сибиллы распахнулась. Вошла Элис, вслед за ней появился Грейвс. Сесили даже в голову не пришло попросить его удалиться. Это было бы все равно что просить конфиденциальности у камней, из которых были сложены стены Фолстоу. Старый дворецкий почтительно поклонился сидевшей в углу Сесили и вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь.

– Что случилось? – спросила Элис, подходя к столу Сибиллы. Взяв ломтик поджаренного хлеба, она принялась уминать его с большим аппетитом. – Я еще не завтракала, и мой малыш ужасно голоден. Если я в скором времени не спущусь к завтраку, все яблочные пироги будут съедены.

Она присела на край стола, продолжая поедать хлеб. Сибилла повернулась лицом к Сесили. Обе сестры смотрели на нее: старшая с хладнокровным ожиданием, младшая с неприкрытым любопытством.

– Итак, – откашлялась Сесили, – я хочу кое-что сказать вам обеим. Я хочу, чтобы вы узнали об этом раньше остальных. – Она сделала небольшую паузу, потом добавила: – Не считая отца Перри, разумеется.

– Разумеется! – фыркнула Элис и закатила глаза.

Сибилла продолжала хранить молчание.

– Я… я… – заикаясь, продолжила Сесили, – мне бы не хотелось огорчать вас, но…

– Ты никогда не хочешь никого огорчать, – состроила милую гримасу Элис. – Говори же, зачем позвала меня сюда, и я пойду, наконец, завтракать. Я ужасно голодна! – Она положила в рот очередной кусочек хлеба.

Сесили с трудом сглотнула:

– Я беременна.

У Элис сам собой раскрылся рот, она поспешно проглотила кусок хлеба и схватилась за край стола.

– О Боже! – ахнула она и, понизив голос до шепота и округлив глаза, спросила: – Неужели… непорочное зачатие?

Сесили нахмурилась. Она должна была бы предвидеть подобную реакцию.

– Какое еще непорочное зачатие, Элис? – заговорила Сибилла. – Это сделал Джон Грей.

– О Боже! – пронзительно вскрикнула Элис.

Сесили устало прикрыла глаза и отрицательно покачала головой.

– Нет, это не Джон Грей, – она снова открыла глаза и посмотрела на сестер, – это Оливер Белкот.

Элис в ужасе закрыла рот обеими руками.

Сибилла ничего не сказала. Она просто сползла с кресла и упала на пол.

Когда Оливер только проснулся в то утро, ему показалось, что он снова сломал руку. Впрочем, он не вполне был уверен, что уже настало утро. Незнакомая спальня была темной и мрачной.

Накануне он был слишком пьян, чтобы надеть перевязь на правую руку, прежде чем повалиться в постель Огаста, и вот теперь настал час расплаты – поврежденная рука сильно болела. Оливер застонал, пытаясь сесть в постели – тысячи острых иголок тут же вонзились в его правую руку. Во рту стоял металлический привкус, голова раскалывалась от боли. Горло саднило, словно накануне он пил не отборное вино, а глотал опилки. И что вышло из этой попытки приглушить душевную боль и забыться? Ничего хорошего. Никакого эффекта.

С трудом встав с постели, он, пошатываясь, побрел к ночному горшку.

Оливер не знал, с какой стати решил переместиться в комнату Огаста по прибытии домой из Фолстоу. Возможно, это была подсознательная попытка набраться хоть немного мудрости, которой славился покойный старший брат. Однако в итоге он лишь впал в сентиментально-слезливое состояние. Постепенно, не сразу, он обнаружил в комнате брата незаметные следы пребывания в ней Сибиллы Фокс.

Яркая шелковая ленточка, вероятно, упавшая с ее платья или накидки для волос; металлический кубок с выгравированной сбоку буквой Ф, наполовину заполненный монетами Фолстоу с профилем короля на обратной стороне; бледный засохший цветок между листами отбеленного пергамента тонкого альбома для рисования, добрая половина которого была заполнена весьма неплохими набросками углем. Оливер был вынужден признать, что такая черно-белая цветовая гамма как нельзя лучше подходила для изображения главы рода Фоксов, Сибиллы Фокс.

Судя по всему, Огаст рисовал ее по памяти, потому что Оливер никогда не видел Сибиллу такой женственной и улыбающейся, как на рисунках брата. Когда он листал альбом, ему казалось, что она оживает. Глубина чувства, которое Огаст, должно быть, испытывал к этой женщине, заставляла сердце Оливера биться чаще. Самый последний рисунок произвел на него такое сильное впечатление, что внутри у него все сжалось. На нем был изображен женский силуэт в профиль на фоне окна спальни. Не было ни лица, ни подробностей одежды, лишь волна густых волос свешивалась на одно плечо.

Этой женщиной вполне могла быть Сесили.

Оливер тяжело опустился в кресло брата, одной рукой придерживая альбом в раскрытом состоянии, другой поднося к губам бокал с вином. Так он пил и смотрел на рисунок до тех пор, пока изображение не начало расплываться перед его глазами.

Тогда он встал и плеснул в лицо холодной водой, пытаясь смыть остатки кошмарных видений пьяной дремоты. Правая рука нестерпимо ныла, и Оливер, с трудом найдя сброшенную накануне перевязь, снова надел ее на шею.

В дверь громко постучали.

– Входите! – крикнул Оливер.

В дверном проеме показалась голова Арго. Бросив быстрый взгляд на Оливера и оценив его состояние, он коротко кивнул и широко распахнул перед собой дверь. В комнату вошли две служанки с подносами. Поставив их на стол возле камина, они молча удалились. Арго уходить не торопился.

– Милорд, я подумал, что вам не помешает подкрепиться, – сказал он, отодвигая многочисленные пустые кувшины из-под вина в сторону и многозначительно глядя на молодого хозяина.

Оливер молча сел за стол и налил себе кружку горячего яблочного сидра, приправленного ароматными специями. Едва не обжегшись, он залпом выпил ее и тут же налил другую.

– Пришли ко мне писаря, – велел он управляющему, поднимая крышки и разглядывая принесенные кушанья. – Я хочу написать письмо королю.

Курица? Нет. Творог? Бр-р-р, нет!

– Будет сделано, милорд, – кивнул Арго. – Это срочно?

– Разве может быть иначе, если речь идет о письме королю? – фыркнул Оливер, поднимая последнюю крышку. О, что это? – Арго, что это?

– Полагаю, яблочный пирог, милорд, – ответил тот, заглядывая в блюдо через плечо хозяина.

– Отлично! – с довольным видом пробормотал Оливер, отрезая пирог и запуская зубы в его аппетитную мякоть. – Сколько у нас во́йска? – спросил он с набитым ртом.

– Мне кажется, около трехсот воинов, милорд, включая всех сквайров, – ответил Арго.

Оливер кивнул, продолжая жевать.

– Мы собираемся выступить против Лондона? – с некоторым сарказмом в голосе поинтересовался управляющий.

– Нет, Вестминстеру ничто не угрожает, – парировал Оливер, принимаясь за второй кусок пирога. – Но когда Эдуард отдаст приказ выступить против Фолстоу, я хочу, чтобы наше войско оказалось в первых рядах наступающих.

Арго недоуменно заморгал, потом неуверенно переспросил:

– Милорд?

– Ты отлично понял меня, Арго. Сибилла Фокс получит по заслугам. Я и не подозревал, какое влияние она оказывала на моего брата, пока не прожил в Фолстоу несколько недель, а по возвращении домой не провел ночь в его комнате, став невольным свидетелем его одиноких воспоминаний.

– Прошу прощения, милорд, но ваш брат очень сильно любил леди Сибиллу. Он был готов отдать за нее жизнь, если бы это потребовалось.

– Я это знаю, Арго, – язвительно проговорил Оливер. – Очевидно, это единственная ошибка, допущенная моим умнейшим братом. Она использовала его в своих целях и, выставив дураком, бросила.

– Нет! – энергично возразил Арго. – Они успели помириться. Существует множество писем…

– Каких еще писем? – стукнул кулаком по столу Оливер. – Найди их и принеси мне, если они и вправду существуют. Я хочу убедиться в том, что Сибилла Фокс не так бессердечна, как о ней говорят. Я хочу убедиться в том, что любовь моего брата не была ошибочной. А вдруг она приложила руку к его гибели?

– В тот день он ехал именно к ней. Он любил ее.

– Если это была настоящая любовь, зачем он спал с Джоан Барлег?

Арго побледнел, и Оливер понял, что Джоан сказала правду.

С трудом взяв себя в руки, управляющий сказал:

– Это случилось всего один раз. Прошу прощения за дерзость, но леди Джоан воспользовалась минутной слабостью лорда Огаста после его ссоры с Сибиллой.

– Вот как… Понятно, – протянул Оливер, откидываясь на спинку кресла.

– Впоследствии лорд Огаст глубоко сожалел о содеянном и надеялся, что об этом никто не узнает.

Оливер вскинул руку жестом безразличия:

– Мне совершенно все равно, для кого леди Джоан раздвигает ноги. Я никогда не собирался делать ее частью моей жизни.

– Лорд Огаст знал, что вы никогда не женитесь на ней, милорд, – тихо заметил Арго.

Покачав головой, Оливер встал:

– Как бы там ни было, Сибилла Фокс должна держать ответ за свои поступки. Фолстоу непременно падет, и больше всего на свете я хочу, чтобы это произошло при моем участии.

– А как же леди Сесили, милорд? – осторожно спросил Арго.

– А при чем тут леди Сесили? – наигранно удивился Оливер, остановившись спиной к управляющему.

– Ведь это и ее дом подвергнется осаде. Разве она в чем-то виновата?

– Фолстоу скоро перестанет быть домом леди Сесили. Она помолвлена, ее жених из Северной Англии. Насколько мне известно, они скоро поженятся.

– Понятно, – озадаченно протянул управляющий.

– Что-то мне не нравится твой тон, Арго, – повернулся к нему Оливер, и ему показалось, что в глазах его собеседника мелькнуло сочувствие.

– Прошу прощения, милорд. Я сейчас же пришлю к вам писаря. Будут еще приказы?

Оливер отрицательно покачал головой и отвернулся:

– Нет.

В следующую секунду Арго вышел из комнаты, осторожно притворив за собой дверь.

Оливер провел рукой по лицу, говоря себе, что не должен думать о том, как воспримет его решения и действия управляющий поместьем. Как бы там ни было, помогая королю, он отдаст дань памяти другому достойному правителю, пусть не королевства, а только поместья, – Огасту.

Оливер на собственном опыте узнал, как Сибилла Фокс умеет манипулировать людьми. Ей легко удалось уговорить его принять участие в ее махинациях с целью уничтожить эту простушку Джоан Барлег. А ведь Оливер провел в Фолстоу всего месяц, в то время как над Огастом она работала несколько лет.

Подойдя к гардеробу брата, он распахнул створки и принялся осматривать одежду, висевшую в нем с того самого дня, когда Огаст переоделся перед отъездом из Белмонта и уже не вернулся домой живым. Наверняка в гардеробе найдется какое-нибудь свидетельство его отношений с Сибиллой. Но какова же ее конечная цель? Этого Оливер даже представить себе не мог. Она сказала, что, по ее мнению, Джоан что-то знает. Джоан…

Кстати, он был гораздо лучше в постели, чем ты!

Оливер остановился, держа в руке длинный рукав шелковой мужской рубашки. Нет, вряд ли Огаст делился важной информацией с какой-нибудь женщиной.

Существует множество писем…

Которых на самом деле нигде нет.

И тут в голове Оливера эти две мысли сложились в одну картинку: Джоан спала с Огастом, переписка между ним и Сибиллой пропала… Он вспомнил, как Арго говорил ему, что в его отсутствие в Белмонте Джоан буквально обыскивала все комнаты. Возможно, она наткнулась на эти письма. Но зачем они ей? Впрочем… если только она не…

Оливер снова сел в кресло брата и задумался. Сибилле очень нужно было выяснить, что именно знает Джоан, и она подумала, что сможет это сделать, если убедит ее в том, что Оливер женится на ней. Если Огаст и вправду был другом Сибиллы, которому она безусловно доверяла, и они оба были участниками заговора против короля, то в письмах, возможно, содержалась компрометирующая ее информация, которую теперь, после смерти Огаста, она хотела уничтожить.

Чего Оливер никак не мог понять, так это свою роль в этом обмане. Какое значение он имел для обеих женщин, помимо того, что он брат Огаста, а теперь и его наследник?

В дверь осторожно постучали, и Оливер вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что он находился в шаге от верной догадки, когда его размышления были прерваны стуком в дверь.

– Кто там? – рявкнул он.

Дверь приоткрылась, в комнату робко шагнул писарь.

– Милорд, Арго сказал, вы хотите написать письмо королю.

– Да.

Оливер сдвинул брови, но не сказал больше ни слова. Все еще затуманенный после выпитого накануне вина мозг отказывался работать с достаточной быстротой.

– Милорд? – напомнил о себе писарь.

Оливер поднял голову и посмотрел на него таким долгим взглядом, что тот покраснел и принялся нервно теребить свиток пергамента и кожаный мешочек с перьями и чернилами.

– Да, я хочу составить письмо, и весьма срочное к тому же, – произнес после некоторой паузы Оливер и, встав, подошел к столу, где все еще стояли подносы с кушаньями к завтраку. Одним движением он отодвинул их на край, освободив тем самым место для робкого писаря, и на мгновение остановился, опершись обеими ладонями на поверхность стола.

Истинный смысл происходящего явно ускользал от него. Однако Оливер не собирался давать Сибилле отсрочку. Мысленно он говорил себе, что этот поступок продиктован вовсе не досадой или ревностью, или местью, или тем, что именно в Фолстоу он потерял свое сердце, навеки отдав его женщине, которая была так похожа на Сибиллу Фокс…

Разумеется, все это не имело ровно никакого отношения к тому, что он собирался сделать.

Оливер снова взглянул на писаря:

– Как скоро это письмо окажется в руках короля?

Сесили никогда не приходилось быть свидетельницей слабости Сибиллы – физической или психической. Поэтому зрелище лежавшей на полу без сознания старшей сестры привело ее в полупарализованное от ужаса состояние.

Элис склонилась над неподвижной Сибиллой, обмахивая ее лицо веером, ахая и причитая. Потом она повернулась в сторону Сесили:

– Ты же убила ее!

Вернув себе самообладание, Сесили бросилась к сестре и упала на колени рядом с ней. Осторожно положив безжизненную голову Сибиллы себе на колено, она сказала:

– Она не умерла. Всего лишь упала в обморок…

– С чего бы это? – истерически вскрикнула Элис. – Она никогда в жизни не падала в обморок!

– Наверное, это от шока…

– Ничего подобного! Это я в шоке, а Сибилла без сознания! Сесили, как же так? Как же это с тобой случилось?

– Я же не нарочно, Элис, – огрызнулась Сесили. – Ты думаешь, мне сейчас хорошо?

Сибилла едва заметно пошевелилась.

– Сибилла? Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросила Сесили.

Ничего не говоря, Сибилла попыталась сесть.

– Осторожно! Не торопись! Иначе снова потеряешь сознание, – предостерегла ее Сесили.

Сибилла с трудом села и, не поднимая головы, тихо спросила:

– Ты любишь его?

– О ком ты говоришь? Оливер! Сесили любит Оливера Белкота? Она собирается замуж за викария! – испуганно и недоуменно затараторила Элис, глядя то на Сибиллу, то на Сесили. – Разумеется, она не любит Оливера!

– Да, я люблю его, – сокрушенно кивнула Сесили и добавила, заметив испуганное недоверие в глазах младшей сестры: – Прости, Элис…

– О Боже… – прошептала Сибилла. – Я так виновата перед тобой, Сесили. Я совершила ужасную ошибку.

– Сибилла, я ничего не понимаю. Ты же ничего об этом не знала. Как ты могла совершить какую-то ошибку?

В ответ Сибилла лишь сокрушенно покачала головой, потом едва слышно произнесла:

– Теперь тебе придется разорвать помолвку с викарием.

– Да, конечно, – кивнула Сесили.

– Ты что, собираешься выйти замуж за Оливера Белкота? – опомнилась от первоначального шока Элис.

– Ну, сейчас мне трудно ответить на этот вопрос, – призналась Сесили.

– Он даже не знает о твоей беременности, – пробормотала в отчаянии Сибилла.

В ответ Сесили промолчала.

– Но ты должна сказать ему об этом! – почти закричала Элис. – Ведь он отец твоего ребенка! И что ты станешь делать, когда живот будет расти, и все это увидят?

– Никто ничего не увидит, если она последует своему первоначальному намерению уехать в Хэллоушир, – пробормотала Сибилла.

Сесили согласно кивнула, и Элис ахнула от возмущения.

– Именно так я и хотела сделать, – сказала Сесили. – Я совершила серьезную ошибку, доверив свое сердце Оливеру. Он лжец и отъявленный бабник. И как только мне могло прийти в голову, что он будет верен мне и нашей семье? С ним я всегда буду думать о какой-нибудь очередной Джоан Барлег или другой случайной пассии где-нибудь на пиру. Возможно, ему не понравится известие о том, что я беременна. Он решит, что я таким образом хочу заставить его жениться на мне.

– Ты боишься? – удивленно посмотрела на нее Сибилла и уверенно добавила: – Он любит тебя, Сесили.

– Сомневаюсь, что он вообще способен на такое чувство, – покачала головой Сесили.

– Но ты должна сказать ему о ребенке! – выпалила Элис.

– Она права, – поддержала сестру Сибилла, – Оливер должен знать об этом.

– Я уже придумала, как это сделать, – уклончиво сказала Сесили. – Но это случится только после того, как я окажусь в Хэллоушире.

– Хорошо, – согласилась Сибилла. – В любом случае мне сначала нужно привести в порядок кое-какие дела, а тебе в твоем нынешнем положении в Хэллоушире будет сейчас лучше всего. – Сделав краткую паузу, Сибилла повернулась к Элис: – Вы с Пирсом должны как можно скорее уехать отсюда.

Младшая сестра в изумлении глядела на Сибиллу и Сесили поочередно.

– Поверить не могу! Да я буду просто счастлива немедленно отправиться домой! Я не хочу участвовать в предательстве!

– Я собираюсь поехать в Хэллоушир завтра на рассвете в сопровождении отца Перри, – спокойно сказала Сесили, игнорируя драматичное заявление младшей сестры.

– Да, чем скорее, тем лучше. Я никому не скажу об этой новости до твоего отъезда, кроме, разумеется, Джона Грея. А теперь помогите мне встать, мои беременные сестренки.

Поднявшись с помощью Элис и Сесили, Сибилла попробовала улыбнуться:

– Поздравляю тебя, Сесили. Наверняка ваши с Элис дети быстро подружатся.

Элис взглянула на живот Сесили и, закрыв лицо руками, неожиданно расплакалась.

Глава 21

Прошло несколько часов, прежде чем Сесили нашла в себе мужество отправиться на поиски Джона Грея. Непростой утренний разговор с сестрами сыграл свою роль, и ей пришлось удалиться в свою комнату, чтобы успокоиться как физически, так и душевно.

Она снова и снова думала о своем решении удалиться с еще не рожденным ребенком в монастырь, не сообщив об этом Оливеру. Правильно ли она решила? Элис решительно высказалась против того, чтобы держать ее беременность в секрете от Оливера. Сибилла, похоже, была с ней согласна. В глубине души Сесили знала, что не хочет говорить Оливеру о ребенке из-за эгоистичного страха.

Она любила Оливера Белкота глубоко и страстно. Прежде она и не предполагала, что способна на такие сильные чувства. Она физически ощущала его отсутствие и страдала от этого. Любя его, она была почти уверена в том, что, узнав о ребенке, Оливер непременно захочет жениться на ней. И тогда Сесили никогда не узнает, истинна ли его любовь к ней и будет ли он ей верен.

Оказавшись в Хэллоушире, она пошлет ему письмо с просьбой приехать к ней. Если он это сделает ради нее одной, потому что она нужна ему, тогда у них есть надежда на совместное будущее. Но если он не обратит внимания на ее просьбу, если он уже забыл ее ради новой пассии…

Разумеется, аббатство – не то место, где рожают и воспитывают детей, но ведь она вовсе не обязана оставаться там после рождения ребенка. Как только малыш окрепнет и сможет переносить дальнюю дорогу, она попросит у Сибиллы выделить ее долю наследства и обеспечит себе и ребенку достойную жизнь где-нибудь во Франции, скажем, в Бордо, где до сих пор жили дальние родственники по линии матери. Живя во Франции, она вряд ли когда-нибудь снова увидит Оливера Белкота.

Или Джона Грея.

Спускаясь в большой зал, Сесили остановилась на лестнице, заметив долговязую фигуру викария, сидевшего за столом спиной к ней. Его светлые волосы сияли в лучах солнца и, словно маяк в полумраке зала, влекли ее к нему. Ее внезапно охватил стыд. Сделав глубокий вдох, она шагнула с последней ступеньки в зал.

Заслышав шорох ее туфелек по каменному полу, Джон обернулся и торопливо встал. Его лицо озарила мягкая радостная улыбка, от которой сердце Сесили болезненно сжалось.

– Я уже думал, придется посылать за вами Грейвса.

– Прошу прощения, что задержалась так долго. Я… я плохо себя чувствовала.

– Вам нехорошо? – встревожился Джон Грей. – Вы выглядите бледнее обычного. Уж не больны ли вы?

– Нет, нет, я не больна.

Ах, если бы дело заключалось только в этом!

– Можно мне присесть рядом с вами? – указала она на свободное место на скамье рядом с ним.

– Разумеется, прошу вас. Я вижу, вы чем-то сильно взволнованы. Надеюсь, вы поделитесь со мной вашими заботами.

– Да, конечно, – с трудом выдавила Сесили.

Он накрыл теплой ладонью ее руку, и хотя Сесили хотела отдернуть ее, она все же не сделала этого. Глядя на сплетенные пальцы, она еще раз задумалась над правильностью своего решения. Уж не сошла ли она с ума?

Вот именно, сказала она себе мысленно, я совершенно обезумела от любви к мужчине, которого нет сейчас рядом со мной. Рядом сидит другой.

– Джон, – сказала она, набравшись мужества, – да будет благословен тот день, когда вы вошли в мою жизнь.

– С вашей стороны это очень лестный комплимент, – улыбнулся ей Джон. – Благодарю вас за столь сердечные слова.

– Нет, не благодарите меня, – покачала головой Сесили, – ибо вы не знаете, что я вам сейчас скажу.

– Да? – Улыбка Джона погасла. – Так говорите же скорее, чтобы я знал.

– Я не могу выйти за вас замуж, Джон.

Он не вскрикнул от изумления, не покраснел от скрытого гнева, лишь слегка наморщил лоб, словно озадаченный этими словами.

– Отчего же?

Сесили облизнула пересохшие губы и с трудом проговорила:

– Потому что я беременна.

Лицо Джона вытянулось, и он поспешно отвернулся от Сесили, отняв свою руку. Она зажмурилась, когда он заговорил:

– Значит, он говорил правду. Вы действительно занимались с ним любовью. Я думал, лорд Белкот просто… – Он остановился на полуфразе, потом продолжил: – Вы ввели меня в заблуждение, позволив поверить, что все зашло не настолько далеко, чтобы…

– Да, я виновата перед вами, – сказала Сесили. – Мне так стыдно, Джон. Я не стою ва…

– Для меня это не имеет никакого значения, – прервал он ее.

– Что, простите? – не поняла она.

– Для меня не имеет никакого значения то, что вы беременны, – пояснил он твердым искренним голосом. – Возможно, я не так богат, как другие мужчины, но я готов отдать вам и этому ребенку все, что имею. Он или она будет мне родным, и я никогда не вспомню об обстоятельствах его или ее появления на свет. Нам придется устроить свадьбу раньше, чем мы хотели. Что ж, дети иногда появляются на свет раньше положенного срока…

Сесили была сбита с толку его неожиданной реакцией.

– Нет, это невозможно, Джон. Я не могу вам этого позволить. Это было бы несправедливо по отношению к нам обоим.

– Почему несправедливо? – возразил он. – Я хочу, чтобы вы стали моей женой. То, что вместе с вами в моей жизни появится еще один маленький человек, плоть от плоти вашей, не является для меня причиной отказаться от вас.

У Сесили сдавило горло от избытка эмоций.

– Этот ребенок будет всегда стоять между нами. Со временем вы возненавидите меня, а потом и ребенка.

– Вы действительно так думаете обо мне? – уязвленно спросил он с обидой в голосе.

Сесили тут же вспомнила, как тогда, в деревне, он держал на руках новорожденного ребенка, и на ее глаза навернулись слезы.

– Нет, – прошептала она, качая головой. – Конечно же, нет. Я солгала, потому что хотела убедить в этом себя…

– Это потому, что вы любите его?

– Да, – кивнула она, тихо плача. – А еще потому, что мне кажется, и вы в глубине души надеялись использовать нашу помолвку как причину для отказа принять духовный сан.

Неожиданно Джон резко повернулся к ней и, схватив руками за плечи, сказал, задыхаясь:

– Это вовсе не значит, что вы мне безразличны, что я не стану для вас хорошим мужем и хорошим отцом для наших детей! Неужели вы сами этого не понимаете, Сесили? Оливеру Белкоту вы не нужны, он бросил вас и ребенка, уехав из Фолстоу!

Разговор становился невыносимым для Сесили; она мысленно взмолилась, чтобы Господь дал ей силы пережить все это.

– Джон, лорд Белкот… он не знает, что я беременна.

Несколько мгновений он продолжал держать ее за плечи и пристально глядеть ей в глаза, словно не понимая смысла сказанных ею слов. Потом медленно спросил:

– Значит, вы обманываете человека, которого любите? И которому все-таки отдаете предпочтение, несмотря на то, что я хочу жениться на вас и обещаю любить вашего ребенка?

Сесили хотела возразить ему, но поняла, что это бесполезно. Ее вина бесспорна.

– Я не заслуживаю вас, Джон, – сказала она. – Вам нужна женщина с благородной душой, не то что я… Мы не подходим друг другу, и сейчас я спасаю нас обоих от катастрофы.

– Это неправда.

– Правда.

Джон отпустил ее плечи, и на его лице появилось холодное выражение. Обычная ласковая улыбка вмиг куда-то испарилась.

– Тогда вы лицемерны и… глупы!

– Да, наверное, – тихо проговорила она и посмотрела на него. – И все же мне очень жаль, что все так получилось. Простите меня.

Джон резко встал:

– Теперь, по крайней мере, никто не станет ошибочно считать вас святой, поскольку вы таковой не являетесь. – Он попытался язвительно усмехнуться.

– Но я никогда не была святой, Джон, – прошептала Сесили.

– Ну конечно! – насмешливо отозвался он. – И как это я мог забыть, что вы никогда не одобряли проявления по отношению к вам таких скучных чувств, как уважение и восхищение со стороны окружавших вас людей! Да как они посмели боготворить вас!

– Все и всегда ждали от меня только одного – совершенства, – нахмурилась Сесили. – Мне никогда не позволялось ошибаться.

– И все же вам удалось это сделать, не так ли? Ваш исповедник и в будущем не останется без дела. Надеюсь, он не падет жертвой ваших чар, когда вам вздумается снова стать примерной женой.

Его ноздри гневно раздувались, губы сжались в тонкую линию.

– Все имеют право на ошибку, Сесили, – продолжал он, – но не за счет ближнего.

– Вы меня не поняли, Джон. Я…

– Я все очень хорошо понял, – перебил он ее. – Хоть вы и заявляете, что совсем не похожи на ваших сестер, на самом деле вы просто чудовищное сочетание их обеих: опасное безрассудство младшей и безграничное самомнение старшей. Ради достижения своей цели вы готовы раздавить любого.

– Но это неправда! – воскликнула Сесили.

– Я буду молиться за вас, леди Сесили. За вас и вашего несчастного незаконнорожденного ребенка.

Он коротко поклонился и направился к выходу.

Сесили чувствовала себя так, словно получила пощечину. Голова кружилась, щеки горели.

– Джон, постойте, прошу вас!

Он даже не замедлил шаг и в следующее мгновение исчез за дверями зала.

Сесили стояла одна посередине огромного каменного пространства. Ее руки безжизненно висели по бокам, из глаз текли слезы. Джон прав, тысячу раз прав. Но для нее в сложившейся ситуации был только один выход – продолжать действовать по задуманному плану.

Через несколько секунд она взяла себя в руки и поспешила в свою комнату. Нужно было собираться в дорогу.

Когда в дверь громко постучали, Сибилла сразу поняла, что это он и, понимая его нетерпение, сама открыла ему дверь. Он стремительно вошел в комнату мимо нее, и она уловила исходивший от него смешанный запах ладана, пчелиного воска и сена.

Спокойно притворив дверь, она повернулась к нему лицом и прижалась спиной к дверному косяку.

– Простите меня, Джон, – сказала она.

Он ткнул в ее сторону пальцем и гневно проговорил:

– Это все из-за вас!

В его голосе прозвучала не только ярость, но и горечь утраты.

– Знаю. – Она опустила голову. – Еще ни разу в жизни я не была настолько права и неправа одновременно.

– Вы неправы в том, что считаете себя правой во всем! – вскричал он, в отчаянии схватившись за голову. – Черт возьми! Когда вы рассказали мне о ней, я подумал, это преувеличение – не может быть на свете такой женщины, которая настолько подходила бы мне по всем качествам. Не бывает женщин одинаково красивых как внешне, так и внутренне. Но вы оказались правы!

– Мне очень жаль, что все так получилось, – повторила Сибилла. – Я считала, что вы и Сесили идеально подходите друг другу. Я была уверена в этом. Именно поэтому я пригласила вас в Фолстоу, когда епископ познакомил нас и сказал, что посылает вас в Хэллоуширское аббатство. Я хотела, чтобы рядом с Сесили был человек, который хорошо понимает и ценит ее.

– Выяснилось, что я совершенно ее не понимаю! Она отказалась выйти за меня замуж, даже когда я обещал ей и ее ребенку свою любовь и уважение!

– Очевидно, моей сестре сейчас необходимо что-то другое. Я понятия не имела, что она и Оливер…

– Я же знал! – простонал Джон Грей. Казалось, его гнев и отчаяние только увеличивались.

– Что вы хотите этим сказать? – недоуменно подняла брови Сибилла.

– Я знал, что между Сесили и этим ловеласом произошло что-то неприличное. Она призналась мне в этом при первой же встрече, хотя скрыла всю глубину этого проступка. Я понимал, что она может влюбиться в этого негодяя, поэтому уговорил ее поехать вместе со мной в Хэллоушир.

– Но почему же вы мне ничего об этом не сказали?

– Потому что это вас не касается! – резко сказал Джон.

– Понятно, – поджала губы Сибилла.

– Ничего вам не понятно! Вечно вы суете свой нос в чужие дела! Очевидно, вы забыли, что вы не Господь Бог, а всего лишь обыкновенная смертная женщина. Присвоив себе роль верховного правителя, вы разрушили мою жизнь и, может быть, жизнь сестры.