Текст книги "Орган времени"

– Или не стоит? Не знаю, что я стал бы делать, если б знал всю жизнь наперед.

– Чего уж тогда делать? – сказал он. – Больше уже ничего не надо.

– Вот это да! – удивился я. – Вы хоть поняли, что вы сейчас сказали?

– А что я такого сказал? – чуть заплетаясь, произнес Сергей Степанович и поднял рюмку. – За всякие слова, которые значат всякие вещи.

– За всякие вещи, которыми обозначены всякие слова, – ответил я.

Мы кивнули друг другу и выпили почти одновременно.

– Так что же я такого сказал? – ставя пустую рюмку, спросил Сергей Степанович.

– Так, ничего, – с напускным безразличием проговорил я. – Всего лишь основа философского учения или, может быть, новой религии.

– Правда? Всего-то? – поддержал он мою иронию. – Зря только рот открывал.

– Ага, – кивнул я. – Если все умирают и дела в связи с этим не значат ничего, как говорят множество религий и учений, то смысл жизни можно свести к одному простому стремлению: интересно посмотреть, что будет дальше – чем не смысл жизни? – я боролся с алкогольными волнами, набегающими на меня. – Ну вот. А если известно, что будет дальше, то и смысла нет – зачем тогда узнавать то, что известно? Собственно, такую мысль вы и высказали.

– Надо же. Вот уж не знаешь, где соломки подстелить.

– Хорошо, – я смотрел на Сергея Степановича, было непонятно, то ли это мои волны, то ли его. – Возьмем, к примеру, меня…

Какой-то странный звук донесся из прихожей. Между двумя волнами я понял, что это клацает замок в двери. Потом послышались другие звуки, целые наборы, впрочем воспринимаемые довольно дискретно – волны периодически захлестывали их.

– Я слышу шаги, – могильным голосом произнес я.

– Я тоже, – сказал Сергей Степанович.

Мы ждали, и скоро Леночка явилась пред нами.

– Привет, – сказал я ей.

– А, Леночка, – обрадовался Сергей Степанович, – заходи, присаживайся.

– Та-ак, – мрачно протянула Леночка, глядя на нас и на рюмки. – Когда это вы успели?

– Садись, – сказал я, – Сергей Степанович основывает религию. В ней женщины тоже могут быть апостолами. Правда, Сергей Степанович?

– Правда, – согласился он.

– Еще немного, и вам не будут нужны ни апостолы, ни женщины, – сказала Леночка. – Я сейчас.

И она ушла.

– Ну вот, – разочарованно протянул я. – Наливайте – что же делать?

Сергей Степанович продирижировал бутылкой над рюмками.

– Вы хотели провести эксперимент, – напомнил он. – Не забыли?

– Нет, – отозвался я. – Еще рано, – хотя уже не был уверен, что рано.

Мы опустошили рюмки.

– А вы сможете сейчас? – спросил он.

– Конечно, – не задумываясь, ответил я.

– Это для вас так легко?

– Наверно, это похоже на то, как ребенок учится ходить. Когда научился, то уже легко, – промежутки между волнами становились все меньше. Океан грозил стать одной большой волной, которая окончательно накроет меня. Я думал, что умею плавать.

Пришла Леночка и принесла тарелки с едой и рюмку для себя. Села рядом с нами.

– Как тетя? – спросил я ее.

– Нормально, – ответила она.

Сергей Степанович снова налил, и в Леночкину рюмку тоже. Потом сказал какой-то тост, и мы выпили. Я уже не так хорошо ориентировался в пространстве и времени. Некоторые расстояния и моменты ускользали. Я хотел пересилить это, но выходило плохо. Только ночь за окном, только разговоры и что-то вокруг.

– Так, – сказал я, чувствуя, что сижу на палубе неподвижного корабля, а море и небо раскачиваются рядом, – по-моему, я уже созрел.

– Да? – сказал Сергей Степанович со дна морского, а между нами были волны, волны…

– Да, – твердо ответил я в расшалившееся пространство.

– Вы уверены, что все в порядке? Может, не стоит? – произнес он.

– Уверен, – призвав силу бури на помощь, ответил я.

Сергей Степанович внимательно смотрел на меня.

– Ну что ж, я пошел, – проговорил я.

Леночка была где-то за изгибом поверхности земли – я не видел ее, впрочем подозревал, что она все же сидит рядом.

– Или может, еще по одной на дорожку? – предложил я.

– Вы думаете? – с сомнением произнес Сергей Степанович.

Мне показалось оскорбительным то, что он усомнился во мне.

– Да, – сказал я и, взяв бутылку, стал наливать. Сил одной бури оказалось недостаточно для того, чтобы сделать это, и я призвал все, какие были под рукой.

– Счастливого путешествия мне, – я пьяно улыбнулся.

Леночка все-таки действительно оказалась рядом. Я чокнулся с ней и с Сергеем Степановичем, потом выпил. Это уже почти не имело значения. Хотя количество бурь изменилось, вот только прибавилось или убавилось – я не знал.

– Все, – сказал я Сергею Степановичу, – я пошел.

Потом опустил взгляд, сосредоточился как мог и отправился во время.

Ничто не поддавалось описанию, ничто не соответствовало истине. Я пронесся сквозь время и чувствовал и видел, как делаю это. Эпизоды не сменяли друг друга, это не были отдельные картины. Я не успевал видеть, лишь схватывал часть ощущений, лишь проходил сквозь что-то, но не мог целиком уловить образы или звуки, только знал, что они есть, но это скорее говорило о моей способности видеть и слышать, чем о конкретных предметах. Я не мог остановить полет, задержаться где-то. Гомон и пятна, расплывшиеся размазанные пятна вместо слов и лиц.

Но вдруг я остановился. Солнечный свет, листья деревьев. Я был ребенком и стоял на траве среди деревьев. Только это не лес, я знал. Лес рядом, наверно вокруг, но не здесь. За моей спиной дом, а справа – площадка для игр – я не видел, лишь знал, что они там. Я шел куда-то и вдруг остановился. Может, кто-то окликнул меня?

Большая грязная машина медленно проезжала мимо. Я посторонился, чтобы пропустить ее. Нет, я взрослый, да и вокруг город – это совсем другое время.

– И когда…

Свечи на столе. Тихо. Кто сказал это? Я обернулся.

Жарко. Солнце и море. Как жарко здесь! Я не могу выносить это, нет, только не сейчас. Алкоголь во мне раздавит мозги, если я еще хоть секунду пробуду на этой жаре. Нет! Тогда я рванулся и ушел оттуда.

И запустил маятник.

Тяжелый, длинный, невозможно медленный и упрямый, неумолимый маятник начал свое движение. Я был на его острие. И в нижней точке скорость была больше, а в крайних он замирал на мгновение.

Какие-то люди. Они что-то говорили мне. Но фразы наполнялись словами из разных времен. Я не мог понять ничего. Люди менялись. А иногда это был один человек, который за несколько секунд взрослел или, наоборот, молодел на годы и десятилетия. Люди проходили мимо. Некоторые смеялись, и улыбка растворялась, размазывалась по времени, как масляное пятно на воде. Но люди были не всегда. Там, где я был… Где я был?

Шум зеленых деревьев, скрип снега, солнечные лучи. Я был то ребенком, то стариком. Я видел себя таким, каким еще не был, и тут же узнавал другое место и время из прошлого. И потом опять…

Эти люди знакомы мне, но я еще не знаю их сейчас – мне только предстоит познакомиться с ними. Но я говорю с ними, улыбаюсь им.

Маятник качался, я не мог остановить его. Маятник проносил меня сквозь время. Вперед, назад. И снова. Вперед, назад… Меня мотало по времени, я попадал в какие-то эпизоды, любые, совершенно беспорядочно оказываясь то тут, то там, тогда. Маятник переставал быть маятником… Или никогда и не был им? Я видел, что его движения не имеют периодичности и не повторяются. Я просто падал во время, задерживаясь где-то, потом срывался и падал дальше. Только вниз – это было везде, в любую сторону. Я падал вниз.

Сергей Степанович что-то озабоченно говорил Леночке, глядя на меня, она кивала. Откуда я знаю это? Ведь я сидел между ними и не мог видеть их одновременно.

Большие лодки, корабли, запах моря.

– Вам нужно будет взять еще и это, – медсестра в белом халате протянула мне рецепт. От нее пахло больницей.

– А что это? – мой голос был странным.

– Это, – она сказала название лекарства. – Поставьте штамп в регистратуре, и в аптеке вам дадут бесплатно.

– Спасибо, – я взял рецепт.

Потом встал со стула, опираясь на палку в моей руке, и медленно пошел к двери, с трудом переставляя ноги и не в силах полностью выпрямить спину. Я был стар, безнадежно и глубоко стар. У двери я остановился и обернулся.

– Значит, через два дня, – сказал я медсестре, – мне опять…

Я задыхался, но это не было плохо – еще одна прогулка по свежему воздуху. Хм, прогулка? Несколько километров на лыжах, да еще и на время, да еще и по такому морозу. Я был где-то в середине дистанции – еще много, еще долго бежать так. Я задыхался. Но ничего, ничего. Я знал, как приятно будет потом сидеть в тепле и чувствовать усталость, наслаждаться усталостью после испытания своих сил. Лыжи скользят по накатанной лыжне. Палки вперед, шаг ногами, толчок руками, палки вперед, шаг ногами, толчок руками, палки вперед… Как мало воздуха! Этого морозного свежего воздуха. Как он жжет! Палки вперед, шаг ногами… Я задыхался. Но ничего, когда-нибудь это кончится, не может не кончиться. Уже скоро, скоро. И тогда будет хорошо. Палки вперед, шаг ногами…

– Может, и нет, – только что разрывающиеся от бега легкие стали скукой и каким-то непонятным зудом внутри. Я думал, мне еще удастся изменить то, что происходит сейчас. Она, которая сказала эти слова, отвела взгляд. Мне хотелось видеть ее глаза, но в навязчивом спокойствии и духоте наступающих сумерек она отвела взгляд, она не хотела смотреть на меня. Почему?! Я не мог понять. Ведь нам было так хорошо вдвоем, мы так долго были вместе.

– Давай, бери его, – Сергей Степанович держал мою голову, я чувствовал, что если бы он не делал это, то она откинулась бы назад и, наверно, оторвалась и покатилась бы по полу. Леночка сбоку тоже поддерживала меня. Кажется, они хотели поднять меня на ноги. Сергей Степанович был на взводе, он почти кричал на Леночку и все пытался подхватить, поднять меня. Леночка что-то отвечала ему, тоже громко, но они не ругались, они хотели поднять меня.

Маятник качнулся. Куда?

Я не умел говорить, не умел видеть, не умел слышать. Когда я появился на свет? А что такое «когда»? Я лежу на спине. Я еще не знаю, что могу двигаться. Кто-то большой склоняется надо мной. Что такое «кто-то»? Или «большой»?

– Они…

– Завтра…

– Четыре…

– Нет, – женский голос в телевизоре.

«Нет», – слово в книге.

«Нет», – мысли внутри.

«Нет!» – огромными светящимися буквами на здании.

Похоже, теперь я в аду. Или там, где столь же жарко, тесно, душно. Пот стекает с меня ручьями. Даже то, что я без рубашки, не спасает от жары. Огонь горит рядом. Другие так же обнажены по пояс и мокрые от пота. Все злые, но улыбаются сквозь зубы. Пламя гудит.

Сергей Степанович с Леночкой все-таки подняли меня и теперь вели к двери. По дороге мы задели стол. Там что-то упало и, кажется, разбилось. Сергей Степанович говорил, обращаясь к Леночке, они несли меня. Я хотел помочь им и идти сам, но тут снова провалился во время.

Черное. Что-то. Оно передо мной. Только протяни руку, только сделай шаг. Это так просто! Оно избавит меня. Маятник, где ты? Всё. Движение кончилось. Я здесь. Нет. Не там, о чем можно сказать «здесь». Черное огромно, но я вижу его границы, только не знаю, больше ли это моего роста или измеряется тысячами и миллионами километров, световых лет. Лет… Где вы, года? Где время? Где то, когда я был?

То, что передо мной, лишь кажется черным. Оно никакое – не имеет ни цвета, ни формы, ни плотности. Оно легко как дым и твердо как камень. Но я могу войти в него – я знаю это. И оно манит меня. Лишь сделай шаг, и все кончится. Все напасти и все, что плохо, вся боль, все неудачи и напрасные желания. Оно ждет. Я перед ним. Никто не торопит и не неволит меня. Я могу оставаться здесь или войти.

Черное нечто не имеет ни глаз, ни сердца, но оно не мертво, не бездумно как камень. Оно все, что может быть, или то, что не существует иначе, как в виде этой бесконечной черной тьмы. Здесь не имеют смысл ни амбиции, ни воля, ни сила. Единственное, что имеет значение здесь, – это шаг, один шаг вперед. Неважно, какой – твердый и решительный или осторожный и трусливый. Либо ты делаешь его, либо нет.

Черное передо мной зовет меня. Я не знаю, как оно делает это – я не слышу ни слов, ни мыслей, ни желаний. Оно хочет, чтобы я вошел – и это все. Хочу ли я этого? Меня нет. Все мои мысли и чувства смешны, мелки и незначительны в сравнении с Ним. С Ним!

Здесь нет звуков, здесь нельзя говорить – только сделать шаг. Я хочу быть там. Когда я войду, то стану им и оно станет мной. Оно не подчинит меня и так же не примет мою форму или образ мыслей – это не будет иметь значения. То, как огромно оно, – это будет мной. Я не захочу быть собой, я не буду иметь желаний, и еще глупо быть чем-то одним, когда можешь быть всем.

Нет. Я без движения. Мне не хватает смелости расстаться с собой, хотя я знаю, что не расстанусь, но… Нет. Нет. Почему?

Вода. Холодная вода лилась мне на голову. Я чувствовал, что весь мокрый от воды.

– Надо было его совсем в ванну положить, – голос Леночки.

– Да? А как потом вынимать? – Сергей Степанович.

– Все равно он весь мокрый.

– Ты думаешь, мне легко его держать? Мы ведь вместе пили, – опять Сергей Степанович.

Я стоял, наклонившись над ванной, Сергей Степанович держал меня, Леночка поливала из душа.

– Как же так, нет нашатыря в доме? – удивлялся Сергей Степанович. – Ты же медсестра.

– Как-то не нужно было, – оправдывалась Леночка. – Я даже не знала.

Я решил проявить признаки жизни. Вода была совсем холодной, было холодно и мерзко. Я помотал головой, потом попытался выпрямиться.

– Ну все, – сказал я, – хватит.

И почувствовал, как тяжело дается мне существование в этом мире.

– Пришли в себя? – почти прокричал мне в ухо Сергей Степанович.

– Угу, – кивнул я под струями воды.

– Ладно, выключай, – сказал он, видимо, Леночке.

Действительно, вода перестала литься на меня, а потом и вообще перестала литься. Меня накрыли полотенцем и стали вытирать голову. Сергей Степанович поставил меня прямо.

– Сможете идти? – спросил он.

Полотенце накрывало мою голову.

– Угу, – кивнул я и тут почувствовал, как внутренности взрываются во мне.

Я еле успел, резко развернувшись, наклониться над раковиной. Тут уж было не до этикета. Мне не хотелось делать это при всех, но выбора не оставалось. Леночка и Сергей Степанович молча стояли за спиной.

– Идите, – сказал я им, когда первый прорыв кончился, – со мной уже все в порядке.

И меня опять стошнило.

– Ладно, пойдем, – услышал я слова Сергея Степановича.

Они с Леночкой вышли и закрыли дверь.

Я сел на край ванной. Мой желудок реагировал на малейшее движение, даже на дыхание. Вулкан во мне проснулся и извергал потоки. Меня рвало, я не мог остановиться. Я задыхался и корчился в конвульсиях, судорогах. Казалось, все, что есть во мне, выйдет наружу, включая сердце и сам желудок. Это прекращалось на время, а потом начиналось опять. И скоро того, что выходило, стало меньше, а потом совсем мало, но судороги все равно продолжались, и казалось, им не будет конца.

Потом я не помню, как все кончилось. Я услышал, как открылась дверь, и поднял голову, лежавшую лбом на краю раковины. Приятный холод раковины отделился от меня, и я подумал, что сейчас меня опять стошнит, но этого не произошло. В двери показалась Леночка.

– Ну как ты? – спросила она.

Я попытался улыбнуться, и тут меня все-таки стошнило. Ничем. Я думал, все разорвется внутри.

– Ох, – вздохнула Леночка.

– Дай ему воды, – услышал я голос Сергея Степановича.

Леночка ушла и появилась через секунду со стаканом воды.

– Вот, выпей, – сказала она.

– Думаешь, стоит? – опять попытался улыбнуться я. Но взял стакан из ее рук и сделал глоток.

Действительно стало чуть легче. Я сделал еще пару глотков и отдал стакан Леночке.

– Все, – сказал я, – спасибо.

Тошнота снова подступила, но я справился с ней.

Леночка ушла. Я посидел еще немного и потом встал. Меня качнуло, и я схватился за край раковины. Тошнота была, но я справлялся. «Хватит», – подумал я. Потом набрался решимости и вышел из ванной.

Медленно дошел до комнаты, опираясь о стены. Сергей Степанович сидел там один и курил. Он обернулся, когда я вошел.

– Как вы? – спросил он.

– Уже лучше, – ответил я, подошел и опустился на диван.

Я почти не чувствовал алкоголь в голове, только тело было пьяным. Я взял сигарету и тоже закурил.

– Что произошло? – спросил я Сергея Степановича.

– Это я у вас хотел спросить, – ответил он.

– При перемещении в настоящем проходит лишь мгновение? – сказал я.

– Да, – кивнул он.

– Нет, – покачал я головой, и тут догадка возникла во мне. – Или…

– Что?

– Или у меня было столько перемещений, сколько мгновений прошло за это время.

– Вы хотите сейчас обсуждать это? – спросил Сергей Степанович.

– Не знаю, – пожал я плечами.

Мы молча курили. Потом пришла Леночка с чашками горячего чая.

– Знаете, я был только-только родившимся ребенком, – сказал я.

– Да?

– Да. А еще я видел смерть…

* * *

Следующие пару недель я все пытался штурмовать будущее. Но то, что происходило там, было странно. Я натыкался на непонятные и необъяснимые вещи. Тот я, который в будущем, часто не знал и не помнил некоторые моменты и целые периоды моей жизни. Это был другой человек. Целые годы из моего прошлого в его памяти были совсем другими. Как-то странно и немного жутко было понимать это. Словно я попал в себя, но в другую жизнь – следующую или предыдущую инкарнацию. То есть как будто между мной и им происходила смерть, моя смерть. Я словно выглядывал из-за крышки гроба. Хотя, пожалуй, на самом деле это только фантазии – все было не настолько серьезно и глубоко. Но просто я в будущем помнил, что прожил некоторые свои годы не так, как я помнил их в настоящем – вот и все.

Сергей Степанович, поразмышляв об этом, сказал, что, возможно, это все те же ветви времени. Если я, отправляясь в прошлое, совершаю какие-то изменения в своей жизни, то события развиваются уже иначе и, соответственно, иначе протекает моя жизнь. А потом, перемещаясь в будущее, я попадаю в одну из таких ветвей времени, где я помню естественно то, что происходило именно в этой ветви.

Да, пожалуй, это было похоже на правду. Хотя бы потому, что, перемещаясь в одно и то же время в будущем, я почти всегда заставал совершенно разные ситуации. Это, кстати, тоже немало удивляло меня. И, что еще интересно, ни разу в будущем у меня не было устройства в голове. То есть ни один я из будущего не имел в своей жизни встречи с Сергеем Степановичем и не подвергался его операции. В общем, в будущем я не был знаком с Сергеем Степановичем ни в одной из ветвей времени. Впрочем, я не мог сказать это наверняка – попадание в ту или иную ветвь было случайным, мне не удавалось управлять этим, хотя я уже довольно неплохо овладел самим способом перемещения в будущее.

Тот факт, что я не знал в будущем Сергея Степановича, говорил о том, что я не был на мосту, собираясь прыгнуть вниз, где мы с ним познакомились. С одной стороны это, наверно, хорошо. Но с другой… Мне было совершенно непонятно, куда же девался я сегодняшний, настоящий я с устройством в голове? То, что меня не было в будущем, несколько тревожило. Впрочем, возможно, я все же был там, просто никогда не попадал в свою ветвь. Почему? Это было неизвестно. Но, в любом случае, это был не я там, в будущем. То есть, конечно, я, но только не моя теперешняя настоящая жизнь. Правда, та жизнь, любого из меня в будущем, для него тоже была настоящая, но…

В общем, все запуталось и усложнилось. Я уже переставал понимать, где я, а где не я. Моя личность размазывалась и распадалась или, скорее, размножалась. Я не знал, могу ли считать их собой, тех меня из других ветвей времени. Сложно было считать собой человека, который часть жизни прожил не так, как ты.

В общем, суть в том, что будущее не оправдало моих надежд. Оно было не моим, нет, все же это был не я. И что еще хуже, я даже не мог проследить кого-то одного из них. Они сменяли друг друга. Не в силах прицельно попадать в определенную ветвь времени, я попадал в случайную, и каждый раз это был другой человек со своей жизнью, своим окружением в данный конкретный момент времени, своими заботами и делами. Словно я был в толпе, где все вокруг как две капли воды похожи на меня. Но они вокруг, и это не я – они отдельные люди, просто очень похожие на меня. Наверно, зря я наделал столько изменений в прошлом.

Помнится, когда я проверял влияние изменений на настоящее и потом, когда творил добро, я сделал несколько десятков изменений. Это значило, что существовало несколько десятков ветвей времени, и в будущем толпа из меня состояла из нескольких десятков человек. Совершенно безнадежно было найти именно себя в этой сумятице и давке при условии случайного попадания в ту или иную ветвь – как я ни старался, но так и не смог управлять этим.

И, в конце концов, у меня сложилось четкое мнение об этом. Я провел черту, разделив время на себя до будущего и на «них» в будущем. Если в прошлом я был один и совершенно точно это был именно я, как, разумеется, и в настоящем, то будущих себя я уже переставал воспринимать как «я».

Хотя это был я, конечно. Во всем. Это было мое тело, мой характер, мой образ мыслей, способ поведения – и вообще все. Но вот воспоминания и окружающая обстановка… Это было слишком незнакомо, слишком чужое.

Что же касается меня, когда я приходил к ним, так сказать, в гости, то так же мог управлять своим телом и вообще быть собой. Но тем страннее было становиться человеком, который обладал моим телом и характером, при этом являясь кем-то другим – я приходил в чужого себя.

Но все-таки где же я? Что же стало со мной в будущем?

* * *

– Давайте попробуем такую вещь, – сказал Сергей Степанович, когда я в очередной раз был в больнице в его кабинете. – Вот смотрите, – он раскрыл свой портфель и достал оттуда небольшую детскую игрушку – разноцветный заяц, улыбающийся и с морковкой в руках, – поставим его сюда, – Сергей Степанович поставил зайца на левый край стола. – Теперь попробуйте переместиться на час вперед и переставьте его на правый край.

– Может не выйти, – с сомнением проговорил я.

В принципе, при перемещении в будущее на небольшие расстояния – не больше чем на несколько часов – иногда получалось сохранить свою ветвь времени. Но это получалось не всегда, да и как-то я не видел в этом смысла – что это за будущее, меньше чем на полдня вперед?

– Вы уж постарайтесь, – Сергей Степанович был сосредоточенно убедительным.

– Попробую. А зачем это?

– Честно говоря, толком не знаю. Но если вы сделаете что-то в будущем, а потом не станете этого делать в настоящем, когда это время из будущего станет настоящим, то мне хотелось бы посмотреть, что произойдет в этом случае. То есть, с одной стороны, действие происходит, а с другой – нет. Интересно, как будет на самом деле. Возможно, это прояснит некоторые моменты и непонятные для нас вещи.

– В общем, вы хотите, чтобы я переставил этого зайца в будущем, а потом мы подождем час, и я не стану этого делать в это же время в настоящем – так?

– Да-да, – закивал он.

– Хм, – я улыбнулся. – Хитрая уловка. А вы не боитесь этим прогневать Бога Времени?

– Нет, – серьезно ответил он, глядя на часы. – Давайте начинать, пока Леночки нет. Она придет как раз через час. Вот, – он снял часы с руки и положил передо мной, – когда будете в будущем, запомните, пожалуйста, время до минуты, а лучше и до секунды.

– У меня свои есть, – показал я запястье с часами.

– Нет, лучше по одним часам, – сказал он, – так надежнее.

– Ладно, – не стал я спорить. – А если…

– Давайте начнем, – прервал он меня. – У нас будет еще целый час ожидания на разговоры.

– Что ж, давайте.

Я расслабился, забыв про все, и переместился на час вперед. Это вышло на удивление легко, я попал как раз в себя и почти ровно через час, судя по часам Сергея Степановича, которые так и лежали передо мной. Мы так же сидели в его кабинете друг перед другом. Я как раз затягивался сигаретой и чуть поперхнулся дымом, оказавшись в середине затяжки. Веселый заяц по-прежнему стоял на левом крае стола. Я положил сигарету в пепельницу и, чуть улыбнувшись, сказал Сергею Степановичу:

– Смотрите внимательно, я делаю это.

Потом взял зайца, медленно перенес его перед глазами Сергея Степановича и поставил на правый край стола.

– Видели? – спросил я.

– Да.

– Все правильно?

– Да, – кивнул Сергей Степанович. – Можете отправляться обратно.

– А может, не стоит? Мы ведь ни разу не разговаривали во времени. Ведь сейчас вы впервые видите меня, когда я не в настоящем. Хотя, может, и не впервые, но первый раз, когда знаете об этом – неужели неинтересно?

– Интересно, – согласился он.

– Наблюдаете какие-нибудь изменения?

– Нет. По-моему, все как обычно.

– Кстати, – сказал я, – по времени сейчас это действие должно совершиться.

– Оно и совершилось, – Сергей Степанович показал на переставленного зайца.

– И что же?

– Ничего. Отправляйтесь назад, и мы посмотрим, что будет.

– Но вы ведь уже видели, как я делаю это.

– Нет, – сказал он, – еще нет. Это ведь будущее.

– Но ведь только что вы видели, как это уже случилось.

– Это еще только должно случиться… или не должно. И сейчас я сижу и жду этого.

– Как это? – удивился я. – Вы сидите передо мной и разговариваете.

– Правильно. Я сижу перед вами и жду, когда вы вернетесь из времени.

– С кем же вы тогда говорите?

– Это не сейчас, – сказал он, – это будущее.

– Но вы-то есть.

– Конечно. Я жду вашего возвращения в настоящем.

– То есть… – я отшатнулся. – Кто вы?

– Я? – улыбнулся он. – Неважно. Задайте мне этот вопрос, когда вернетесь.

– Вам? – подозрительно спросил я.

– Ну да, мне, который в настоящем.

– А здесь какой?

Он вздохнул обреченно.

– Отправляйтесь назад. Кстати, вы время запомнили?

– Да, – машинально ответил я.

– Вот и хорошо. Возвращайтесь, я жду вас.

Мне показалось, что сейчас он щелкнет пальцами и исчезнет, растворится в воздухе, возможно, вместе со столом и со всем кабинетом, а может и вместе с больницей, городом и вообще со всем. А я окажусь один на голом песке в пустыне. Но этого, конечно, не произошло. Сергей Степанович продолжал сидеть, выжидающе глядя на меня. Тогда исчез я.

Он так и смотрел на меня, когда я вернулся в настоящее, хотя выражение лица было, пожалуй, несколько другим.

– Все, – сказал я, – сделано.

– Хорошо, – кивнул он. – Сколько было времени?

Я подозрительно посмотрел на него – не призрак ли это опять, который издевается надо мной? Сложно было уложить в голове двух Сергеев Степановичей. Я не знал, как поверить в то, что человек, говоривший с тобой всего секунду назад, ничего не знает о разговоре. Но тем не менее это было так.

Я сказал ему время, он записал на бумажке. Заяц стоял на левом крае стола.

– Ваши отстают на две минуты, – заметил я.

– Неважно, – сказал он той же интонацией, что и его призрак из будущего. – Вы ведь смотрели время по моим?

– Да, – кивнул я, не в силах отделаться от чувства, что разговариваю с привидением… или разговаривал с привидением. Как входить в теплую, заросшую водорослями болотную воду – вроде ничего опасного, но… кто его знает?

– Вы хотели, чтобы я спросил вас… – осторожно проговорил я.

– О чем?

– А вы не помните? – закинул я сеть, чтобы поймать призрака.

– Нет. Что я должен помнить?

Мы смотрели друг на друга, он удивленно, я – подозрительно.

– Вы о чем? – искренне удивился он.

– Ладно, – сдался я. – В конце концов, мы живем в век атома, и привидений не бывает.

И я рассказал Сергею Степановичу о нашем диалоге в будущем.

– Понятно, – проговорил он, дослушав до конца. – Что тут сказать? Думаю, время еще подкинет вам массу сюрпризов и неожиданностей. А вообще, конечно, я там должен был быть – чего вы еще ожидали?

– Могли бы предупредить.

– Как-то не сообразил, извините.

– Ладно уж, – сказал я, беря сигарету, – ничего. Как ваши труды?

– Продвигаются, – сообщил он. – Уже к концу подхожу. Думаю, скоро закончу и представлю на суд общественности.

– Страшно?

Он кивнул улыбнувшись.

– Но хоть неплохо получилось? – спросил я. – Может, дадите посмотреть?

– Дам, когда закончу.

– А куда вы собираетесь обратиться в первую очередь?

– Ну, сначала нужно рецензию получить, – ответил Сергей Степанович. – Есть у меня знакомый профессор, я у него учился когда-то и диплом потом делал. Хороший человек. Мы с ним до сих пор отношения поддерживаем. К нему-то я и думаю прийти сначала.

– А вы ему еще ничего не рассказывали о своих экспериментах?

– Пока нет. Как-то хотел, но, слава Богу, не сказал.

– Почему слава Богу? – удивился я.

– Судя по реакции других, он тоже не воспринял бы это всерьез – не хотелось бы, чтобы он так думал обо мне.

– А сейчас?

– Ну, сейчас совсем другое дело. Теперь у меня есть вы, – он осекся, смутившись. – Извините.

– Ничего, все правильно. Но ведь прямых доказательств так и нет.

– Не только прямых, – подтвердил он, – но и с косвенными тоже не очень. Все равно. Деваться уже просто некуда, больше я не могу молчать об этом.

– Вот и правильно, – сказал я, желая приободрить его. – В случае чего, вызывайте меня, я сам поговорю с этим вашим профессором.

– Звучит устрашающе, – улыбнулся он. – А вообще, конечно, думаю, без вас не обойдется. К тому же, мне кажется, то, что я напишу, не будет окончательным вариантом. Скорее всего, после Олега Борисовича, так его зовут, мне придется все переделывать.

– Я вижу, вас это не смущает.

– Нет, – сказал он. – Это уже неважно. Сама по себе работа фактически сделана, а написание, оформление – это так, неглавное. Рано или поздно бумаги обретут нужную форму. Главное ведь – это сама работа, а ее я сделал. Теперь у меня масса времени до конца жизни. Это дело я, пожалуй, доведу, а новое… Вряд ли я возьмусь за что-то новое.

– Ну-ну. Зачем же так ставить на себе крест?

– Я не ставлю крест, это правда. Во-первых, само собой предстоит долгая бумажная война, потом нужно еще доработать массу непонятных моментов, которые мы обнаружили в связи с перемещениями. Так что хорошо, если у меня хватит сил и времени на это. И, наверно, я не должен жаловаться. Трезво оценивая ситуацию, можно сказать, мне уже хватит. Я и так отхватил довольно большой кусок пирога. Многие ли ученые могут похвастаться такой работой?

– Нет, – сказал я, – немногие. Тем более современные. Так, – я бросил взгляд на часы, – смотрите-ка, осталось уже чуть-чуть.

– Действительно, – он посмотрел на свои часы, лежащие передо мной, для него они были вверх ногами, – всего семь минут.

Веселый заяц стоял на левом крае стола.

– А почему заяц? – спросил я.

– Не знаю, – улыбнулся он. – Взял из дома. Эта вещь не похожа ни на что здесь – ни с чем не спутаешь.

Я кивнул, вспомнив, как переносил зайца на правый край перед глазами Сергея Степановича. Но сейчас игрушка все еще была слева. До того, как я перенес ее, оставалось ше… нет, уже пять минут.