Текст книги "Останусь лучше там…"

5

– Константин Дмитриевич, здравствуйте! – засранец Симонов нарочито так, ласково блеял. – Не могли бы вы ко мне заехать?

С козьей мордой даже разговаривать противно:

– Конечно-конечно, дорогой Сергей Вениаминович, обязательно. А в чем, собственно, дело?

– Заезжайте… – «Ну не сука ли?!» – про себя. Пару недель назад Костик отправил подельнику Панаеву распоряжение по Симонову, потому спокойно положил трубку, спокойно, размеренно начал собираться на прием в «область», внутренне скалясь от блаженства. Селезневский адвокат увез на тюрьму веление физической расправы над надоевшим сосунком: «На инвалидность, бля, в каталку его, падлу помойную! А то и в землю…»

– Добрый день, Сергей Вениаминович, чем обязан?

– Как самочувствие, Константин Митрич, как здоровье?

– Не положено жаловаться, мы люди маленькие.

– Вот-вот, и я о том же. Давайте-ка присядем по-хорошему, да не здесь, а чуть поодаль, в комнате для особо важных… – Селезнев с удивлением проследовал за худосочным, рослым Симоновым: «Откуда только берутся такие?» Пока Костик постигал непростые азы властных ступеней, пока, сжав зубы, прорывался сквозь подставные голосования электората, худорослый сосунок успел закончить два высших – одно из которых по госслужбе – нахватал где-то дипломов, научных степеней, завесил всю стену дорогими рамками со своей типа приближенной херней, в том числе и с фотографиями «самих». «Где, ну где он заимел такие регалии?» – Костик, очумело разглядывающий снимки, не знал. И никогда, видимо, не узнает.

Симонов прекрасно был осведомлен о явно нелестном к нему отношении полукриминального подонка Селезнева, но… Именно это недочеловеческое, алчное существо и надобно власти – не областной, нет, другой, настоящей, о чем и собирался поведать Сергей Вениаминыч рассевшейся напротив в кожаных креслах жирной скотине:

– Давно мы с вами, Константин Митрич, не пивали коньячку… – Достал бокалы. – А еще лучше, благороднее – виски! Разговор-то непростой…

«Вообще не пивали. Ничего и никогда, – думал Селезнев, протянув в ожидании руку. В движениях хозяина кабинета чувствовалась спортивная упругость. – Откуда он взялся, откуда они вообще берутся?» – повторял про себя Костик, вспоминая высоконачальственную гурьбу в залах Дворца металлургов. Среди отживших своё, заслуживших вечный в государственных Думах и думках покой убогих старцев, сновали молодые, остроглазые выродки новой капиталистической формации, до которых Костик даже дотронуться не мог. Не мог!

– Вот, Константин Дмитриевич, о чем хотел потолковать. Сначала предлагаю помянуть безвременно ушедшего. – За скупым глотком Симонова последовал затяжной присос к живительной влаге нахмурившегося вмиг визави. – Кстати, слышал, вы были рядом? – Пора и к делу. Селезнев, остекленев, уставился на каланчой стоящего перед ним собеседника. Вспомнив об убийстве замминистра, он заупокойным взглядом попросил добавки. Симонов, подливая, продолжил: – Как считаете, сможете ли осилить непростую, но очень нужную нашему, вашему народу обязанность?

Категорическое Ольгино «нет» лишний раз убедило Егора в правильности принятого решения – остаться. Зачем выходить из Организации? Наоборот, подспудно ждал чего-то подобного, только не мог четко сформулировать свои намерения. Жизнь, которую вел, не изменилась, лишь добавилась новая ответственность – молчать, с каждым днем постигая новое знание, направленное внутрь себя. Пока… И временность эту он тоже осознавал.

Через полгода Ольга Владимировна озвучила будущую специализацию – диспетчер. Еще через полгода Егор распрощался с университетом, забыв об аспирантуре, теме диссертации, выпускных грезах. Квартира и машина перестали быть пределом мечтаний, лишь приходилось жалеть о навалившемся в полной мере одиночестве, что особенно гнетет по молодости. Размышляя обо всем, не видел, хоть убей, другого исхода, раскидывая по ночам неисчислимые космические глыбы, кошмарными стаями вновь и вновь врывавшиеся в воспаленное подсознание.

Все начиналось восемь лет назад…

Потребовалось много времени, чтобы в совершенстве овладеть навыками, которыми владел сейчас. Твердо встав на путь нелегальной войны, соорудил монстра на костях себя же сомневающегося. С Ольгой они изредка виделись первые пару лет после окончания учебы. Она «передала» его по инстанции тем, от кого впоследствии получал инструкции. Лишь раз они сходили к «самому́» – визит не лишен был забавности. Пока ехали за город в небольшую деревушку, прикрытую глухим забором под неусыпной охраной, Ольга зачитывала ему правила:

– Не задавать вопросов. Не смеяться. Не задавать вопросов.

– Над кем не смеяться?

– Вообще. Не шутить, не ёрничать.

– И все?

– Достаточно, чтобы не облажаться.

– Зачем же тогда мы едем? – Он находился в приподнятом настроении. Новенькая тачка парящим сёрфом разрезала густой воздух над свежевыложенным, шелестящим асфальтом.

– Ну… В основном из-за тебя. Сегодня ты получишь благословение и приличную сумму денег на первое время.

– Как его зовут?

– Ты уже спрашивал, Егор. Он сам тебе скажет.

Большой такой, крепкий старикан встретил у калитки, которая не скрипела гнилыми досками, а светилась матово-стальной краской, предвосхищая такой же крепкий, как военный крейсер, дом. Так и случилось: домик, через пятьсот метров ельника, оказался немаленьким, плавуче-мощным, подводной лодкой зарывшимся в океанских волнах буйных зарослей, опутавших субмарину зеленью от носа до кормы. Капитан представился:

– Владимир… – Протянув в приветствии руку, чуть замявшись.

– Владимирович, – пошутил Егор.

– Сергеевич, – закончил старикан без тени ехидства. От Оли хлынул мысленный поток негодования в сторону шутника. – Ничего-ничего, Оленька, пусть… – Что «пусть», гость так и не понял, не преминув представиться:

– Егор. Здравствуйте, Владимир Сергеевич.

– Здравствуйте, дорогие. Присядем в беседочке. – Августовский бриз выгонял людей из хижин южным почти дыханием, не говоря о таких изысканных, малонаселенных островках, как эта непростая деревенька. Лесок, что поблизости, домашняя растительность, якорями вьюна пришвартованная к дому, придавали встрече садово-ягодный уют, кваску бы сейчас! Но квасу, видимо, не будет: – Рад, что вас не покидает чувство юмора, Егор Сергеич, это неплохо. В ответственный момент это может спасти вас от гибели… – В рубиновой беседке из палисандра уместилось бы человек десять. Сидели на королевском расстоянии друг от друга, в плетеных ротанговых креслах, внимая старшему: – А гибель в нашем деле, как вы понимаете, не худший из вариантов.

Егор, недавно еще скептически воспринимавший Ольгины наставления, вспомнил армейскую присягу. Так и тут: его назначили диспетчером и благословили в путь без права на возврат.

– Ваш куратор постоянно на связи по обговоренным каналам, – продолжал хозяин, – от экстренной помощи мы отказались, понятно почему? Поэтому прокол в процессе подготовки операции полностью ложится на вас, поддержки не будет. Более того, вы сами планируете выход на чрезвычайный случай, так что люди, реализовывающие задуманное, полностью в вашей власти – не вы, а они зависят от вас, и должны быть стопроцентно прогарантированы от неудачи. Вправе назначить сколько угодно дублеров, лишь бы все сделать с первого раза, без повторов, повторы исключены. Случись провал, в лучшем варианте, вы переводитесь на другой объект, исполнителей разбрасывают по разным частям света… Хотите задать вопрос?

– А в худшем варианте?

– Вы все знаете.

– Но вы просили задать вопрос.

– Сказал: «Хотите ли задать?» – Это разные вещи.

– Думал уточнить… если можно.

– Вас же предупредили, что нельзя, – хозяин не злился, не нервничал, просто внимательно наблюдал за реакциями собеседника.

– Это так. Мы с вами еще увидимся?

– Нет. Мы втретились первый и последний раз.

– Хм… А если что-то уж совсем неординарное?

Ольга Владимировна, покраснев, стукнула ладошкой по дубовому столу:

– Егор…

– Оставьте, Оленька, все нормально. Он прошел проверку.

– Понимаете, нельзя виски разбавлять колой, как это сейчас принято, и лед нельзя сыпать – тем самым вы тут же убиваете даже самый выдающийся вискарь, так как не почувствуете вкуса… Максимум – пара капель воды раскрыть аромат, чтобы напиток задышал, обострился купаж послевкусия, – рассказывал Симонов, манерно наполняя бокалы.

У Костика Селезнева ехала от счастья крыша. Свершилось! То, на что он втайне рассчитывал лет этак через пяток, свершилось. «Черт, черт, черт! Засранец вовсе и не засранец, блин, оказывается. – Я сделал это!» – Душа разрывалась от эмоций. Казалось, закуривая после пятой или шестой, – какая разница! – рюмки, он умело скрывал щенячий восторг.

Сергей Симонов, зам губернатора по неотложным вопросам, видел свиное исступление Костика, – тот разве что не хрюкал! – и ехидно продолжал разыгрывать деловую беседу, не забывая уже без дозы лить в бокал дорогой алкоголь:

– Понимаю, вы сейчас в замешательстве, ничего… Мы встретимся послезавтра и обсудим все интересующие детали по вступлению в должность.

– А как же Кочкин? – Имени-отчества уже не существовало, «действующий» за раз превратился в пустой звук: «Просто в ни-что, сука, понял?!» – В мозжечок долбила здравая мысль более не продолжать банкет, дабы не обосраться перед человеком, только что предложившим возглавить область: – Я, наверное, п-пойду, С-серый-гей Ви-и-ныч… Вы меня…

– Конечно, конечно, многоуважаемый Константин Митрич, с удовольствием провожу. Я вам позвоню. И постарайтесь пока не афишировать ваше назначение.

– Какой базар! Где машина?

Делано важно, трезво вышел из здания правительства. Октябрьский свежачок взъерошил волосы, Костик приправил их на место рукой, стукнув по темени кулаком: «Ч-чёрт, Панаев! Отбой по тюрьме! Отбо-о-ой! – Прошло две недели после поездки адвоката с недвусмысленной просьбой Витьку Панаеву насчет засранца Симонова. Костик будто не пил: – Две недели уже, не успеть!»

6

Егор въезжал в город, в свою третью или четвертую жизнь, успешно закончив сходненское дело. В гостиницу он так и не вернулся, проанализировав лишь прессу за пару дней после ликвидации замминистра: сработано без ошибок, четко. Поселок Новый вздрогнул поначалу, но так же резко и успокоился: тусовка схлынула, большие черные машины разлетелись по домам-волостям, неугомонные следаки, оставшиеся шастать в поисках зацепок и концов, совсем не видимы взгляду обывателя, поэтому практически бестелесны, как духи правосудия.

Безликий город успокаивал нервы знакомой неустроенностью еще на подъездных: дорогами не пахло, как не пахло в том городе перспективами. Тряска, приглушаемая рессорами большегруза, напоминала, что федеральная трасса кончилась, бросив путешественников в объятья местной власти, которой дорожные деньги нужней самой, нашли дураков! Он невесело улыбался серому, невзрачному пристанищу как старому другу – куда ж его деть! – плохой, но свой, в том-то и дело. По приезде прыгнет в бассейн, разомнется железом в родной «качалке», поболтает там со старым знакомым-завсегдатаем Матвеем, директором ЧОПа, потом навестит барак, потрёт за жизнь с алкашами, проверит слух на анекдоты. Он часто задавался вопросом: «Почему барак? Нельзя было остановиться на чем-то более солидном?» Ответ и сложен, и прост одновременно: в памяти всплывал Владимир Сергеич, благословлявший его на работу…

– Оставьте, Оленька, все нормально. Он прошел проверку.

Ольга недоуменно вскинула брови. Егор напрягся:

– Что, и все?

– Все, сынок, в счастливый путь! – закончил хозяин приусадебного лесопарка. Егору тут же вспомнилось напыщенное генеральское прощание перед дембелем.

Уже потом понял, что означал короткий разговор с «самим», как выражалась спутница. Во-первых, никакой Владимир Сергеич был не «сам» – туда, в заоблачное «наверх», никто не пустит. Уровень старика являлся высшим лишь для рекрутеров типа Ольги Владимировны и иже с ней. Впоследствии не раз сталкивался по производственной необходимости с людьми «оттуда», реже одним, чаще с разными – все выражали удовлетворение его трудом, уважение – но и они не конечная инстанция. Где же конец, вернее, начало? Кто бы знал… Это во-вторых. Как-то спросил у своего непосредственного куратора про Владимира Сергеича и его благословение: оказалось, тот служил в организации штатным выпускающим психологом, в его власти было зарубить выход кандидата в свет. Как правило, соискателя незримо вели во время обучения несколько человек. Психолог – последний и решающий перед окончанием рубеж. Можно только догадываться, что будет дальше, если кто-то не устраивал.

– Последний вопрос, Владимир Сергеич… – Они с Ольгой уже выходили за добротную, стальным цветом калитку, так и не попив кваску.

– Ради бога, Егор. – Старик-капитан даже не ухмыльнулся ни разу.

– «Худший вариант» – смерть?

Старик сказал обыденно:

– Есть сотни способов лишить человека приобретенных знаний и памяти. Уж не такие мы кровожадные. Остальное поймете потом. Сами поймете.

Постепенно мозаика складывалась: все, что делалось в свете этой работы, ставшей жизнью, должно быть прикрыто двойной, лучше тройной завесой тайны, твердо основанной на продуманных и просчитанных «сверху» вариантах прикрытия и отходов. Также стало ясно, что «худший вариант» – не смерть. Выехав из волшебной деревеньки, окруженной совсем не сказочным бетонным забором, он ждал Ольгиного разноса в счет несоблюдения субординации.

– Ну что сказать… – начала она, – быстро сегодня.

– Почему, что-то не так?

– Наоборот. Ты все правильно сделал. Нельзя догматично выполнять приказанное: любое задание имеет множество вариаций исполнения, и сомнения здесь – весьма полезная часть критического анализа. Я всех кандидатов предупреждаю о разном: кому не шутить, кому о деле не говорить, либо вообще молчать – это не так важно. Важна реакция на запрет и поиск ответов на интересующие тебя вещи, события независимо от установок.

– А были такие, кто не прошел?

– Нет.

– Почему?

– Смысл тогда начинать? К примеру, ты находился на контроле с первого курса, и только к четвертому мы приняли решение.

– Много вас… нас?

– Не знаю. Наверное, много. Не спрашивай, большего я не знаю.

– А если не деньги, ты стала бы это делать?

– Останови. Дальше сама. – Решительно вышла из машины.

– Оль…

Она вернулась, облокотилась на дверь с открытым стеклом, слегка просунув в салон голову:

– Ты все уже знаешь, Егор.

Костик Селезнев молился, чтобы инаугурация случилось раньше непоправимой ошибки. Надо было быть полным идиотом, срочно погнав адвоката к Панаеву отменять заказ, на что защитник получил в ответ отповедь из недвусмысленных выражений, что, мол, охренели вы там на свободе? Устроили, мол, крысиные бега: делай-не-делай, давай-не-давай! «Никто ничего не отменит, понял?» – Посыльный понял, молча ушел обосранным, покорёбанным, умолчав о высоком назначении подопечного.

Костик завис конкретно. Витек – человек серьезный. На кичу бы не пошел, если б не налетел по делюге на какого-то важного мента из терпиловской крыши. В то время они рвали с пацанами одно частное предприятие, пару раз кинув его с крупными поставками через своего казачка изнутри. Загнали предприятие в долг, подали в суд – выиграли, потом еще раз – опять выиграли. Потихоньку наложили мохнатой лапой вето на немаленький участок земли, принадлежавшей этой компании, выправили под себя аренду у города, при Панаевских-то связях! Так мало-помалу и сожрали бы коммерсантов вместе с их объектом, не всплыви вдруг однажды непреодолимое препятствие – откуда ни возьмись дружок директора злосчастной фирмы – неподкупный эфэсбэшник. Тот ничтоже сумняшеся объявил Витьку веселую ментовскую цену: я, мол, пробил тему по своим каналам, отсюда вывод: «Тема – чистая афера, вот вам доказательства, человек ваш засланный, а вот и аудиозапись в кабинете у губернатора, достаточно? Мое условие: мы вас не трогаем, а вы за это возвращаете всё экспроприированное без всяких отступных – мол, не тот случай, не те люди. В общем, не на лохов нарвались, ребята».

Панаев угрозу не съел, заднюю не включил, и началось… Улики, протоколы, задержания – в ответ сначала иски, потом звонки с верхов: кто кого перезвонит, чей провод длиннее. Вконец начали жечь машины. Сожгли бы и дома, да фээсбэшник додавил, – всех приняли. Адвокаты свою песню спели – братве дали копеечные сроки. Панаеву, по организации преступного сообщества, влепили чуть жестче, но не беда, не беда… – концы-то остались! Тут и Костик Селезнев, замглавы города, тут и область пришаливает общаковскими деньгами – своих-то где на прикуп наберешься? В тюрьме тепло, кормят кашей, блатная хата толпой не напрягает, телевизор имеется. Опять же почта исправно пашет – давай, барыги, руби бабло, пока дают! Только лишнего на карман не тащи, прищучим блядей толстозадых! Они и корячились, толстозадые, – в горисполкоме, области, в заксобрании, посылая положняковую норму выработки выше по вертикали туда, где помнят еще молоткастые пачки чириков, четвертаков, полташек и катенек с мудилой лысым во главе.

Костик делюгу аккуратно прикрыл, землю ментам вернул, договора порвал, понимая, что такие проколы в дальнейшем вовсе не желательны. Чекисты возврат схавали, затихли – надолго ли? До них, краснорожих, не дотянуться, лапы коротки – спасет только кресло. И вот подвалило с небес обетованных назначение вместе с иммунитетом партийным… Вдруг на́ тебе перекос через плечо! – такое шило с Симоновской заказухой, мрак… Как раз ксива на двоих пришла с самого что ни на есть верха: Кочкина с почетом прочь на хрен с коврика красного! – а взамен предлагались молодость, перспективы, инновации в лице достойного партчлена Константина Дмитриевича Селезнева.

Костик замылился-закрутился в накрахмаленном барабане-лохотроне белоснежных сорочек, дорогих костюмов, клятвенных обещаний на толстой книге – у-у-х! – «Мечты сбываются, когда много трудишься!» – Серьезный взгляд в золотой оправе, походка, прищур, все как надо: «Жди, Охотный! Осталось недолго… Разберёмся с эскортами да банкетами, плотно затем возьмемся за исправительные учреждения, вдруг и пронесет… Уж тогда вздохнем свободно, оттянемся».

Город встретил неприветливо, впрочем, как обычно. Да и может ли приветить барак, так и не ставший домом, хоть и прожил в нем четыре года? Прожил, отложив на счет приличное количество оплаченных долларами душ, неоплаканных, неуспокоенных. Счет этот, невостребованный духовно, пугал неопровержимой материальностью. Коснуться его – значило впасть лишний раз в еще большую немилость всевышней силы, последнее время все более тяготившей. Он соотносил силу эту с ночными каменными кошмарами, в чем поначалу боялся даже признаться, хотя в трезвом, дневном круговороте мыслей не было места схоластическим умозаключениям, тревожащим подсознание. Предрассветным пробуждением Егор разбирался с камнями каждый раз по-своему, «счет» же приобретал с первыми лучами солнца металлический оттенок благородных металлов, куда без них?

Созревший ответ пугал четкостью очертаний вставших вдруг на свои места ночных неясностей.

– Егор, ты дома? – «Дома-дома, только веки разомкнул». – Баба Маша знала: «Вчерась сосед прибыл, пусть поспит». Спрашивала так, по привычке, скрипя половицами. Воду не отключили, тепло в батареях шепчет, вот и повод для долгой коридорной беседы. Дело-то к ноябрю идет. – Проснешься, зайди. Почта твоя у меня. – Соседка пошла дальше вроде как при исполнении.

«Отдохнуть разок?» – ухмыльнулся вечно недовольному второму голосу.

Да, сейчас будет не до роздыха… так что, брат, собирайся, натягивай кроссовки: дождь, снег, какая разница! – выработанная годами привычка приучила не обращать внимания на мелкие неудобства в виде слякоти или морозца.

Надел трико, рванул на выход, мысленно расставляя приоритеты по полочкам: утро, день, вечер… Он и не заметил, не ожидал, как сознание, давно привыкшее к непрерывному анализу, выдало на-гора долгожданное решение. Оно, как медленно стекающая по стеклу краска, заполоняло монитор реальности, что не тяготило, наоборот – в этом была новая сила. Диспетчер, безупречно выполнявший столько лет свою работу, начал скрупулезно разрабатывать новый, близкий к фантастическому, но невероятно нужный в данный момент собственному «я», план.

К обеду добрался в офис на Ленина. Там нашел новое задание: «Зам губернатора Симонов». Ничего особенного – колесо фортуны закрутилось для очередного объекта в обратную сторону. Началась стандартная процедура подготовки: связи, телефоны, адреса, семья, рабочие отношения, пристрастия. В рамках предварительного сбора информации позволялось встречаться с руководящими звеньями Организации: по разным категориям лиц – разные должностные инстанции. Военные – через Минобороны, чиновники – через соответствующие ведомства. Не ахти какой выбор, конечно, – везде, бывало, попадались недалекие в тактическом отношении люди, – но в чем упрекнуть их было нельзя, так это в отсутствии «патриотизма», что ли, а лучше сказать, в параноидальной преданности делу.

Со временем Егор увидел причину странной, на его взгляд, приверженности идее сотрудничавших с ним людей. В основе лежала банальная зацепка в небезупречном прошлом: как у него с Ивнцовым. Оправдание, ответственность, сложные логарифмические понятия с заменой арифметической прогрессии на логическую. Логарифм известен – решение неизбежно. А если нет его, логического показателя? Если нет ничего, тебя оправдывающего, в какой бы то ни было высокой степени зависимости от каких бы то ни было важных, первостепенных обстоятельств? Уровень ответственности растет в логарифмической прогрессии от комплексной функции, но не уравнения, а вины – вины! – чёрт бы их всех побрал.

Слишком упертыми, бескомпромиссными помнились Егору ранние его решения. В итоге молодость, надеясь на якобы неминуемое будущее спасение, столкнулась со зрелым созерцанием возведения сущности в бесконечную степень падения. Какие деньги, к чертям собачьим! Логарифм неопровержимых доказательств – вот что делало эти участливые, в своем желании помочь, глаза «верховных» столь безнадежно патриотичными, столь рьяно ратующими за дело. Дальше – снежный ком нарастающих сумбуром событий, исключающих выход из создавшегося нравственного тупика или даже невинные помыслы об избавлении.

– Много вас… нас?

– Не знаю. Наверное, много. Не спрашивай, большего я не знаю.

– А если не деньги, ты стала бы это делать?

– Останови. Дальше сама. – Решительно вышла из машины.

– Оль…

Она вернулась, облокотилась на дверь с открытым стеклом, слегка просунув в салон голову:

– Ты все уже знаешь.

Да, Егор понял, но намного поздней давнего их с Ольгой разговора после посещения решающей психологической инстанции. Что ж, пришла пора повидаться с Владимиром Сергеичем во второй раз, уже как с равным. Ученик подрос: этот логарифм являлся в данной ситуации решенным.