Текст книги "Останусь лучше там…"

6

Чертищево – небольшая деревенька в низине недалеко от города, прикрытая искусственным лесным массивом из березок-сосенок, окруженная с одной стороны живописным речным ободом, с другой – блюдцем озера с пару километров в диаметре; все это к счастью своему обхаживалось егерями да природоохраной в соответствии с законом о заповедных зонах, к тому же исполняемым точно в срок, поскольку законотворцы областного пошиба именно здесь и любили проводить свое драгоценное, как им казалось, время. Простое в прошлом селение приобрело постепенно статус элитного, но без многоэтажности и помпезности, больше напоминая предгорье швейцарских Альп своею убранностью и соответствием европейскому аккуратизму, не исключавшему многозначительности и многофункциональности в постройках, разве что вместо экономичности – душок размашистой основательности – вширь, вглубь. А достигнута столь нереальная идиллическая картина решительным запретом на покупку земель в этом районе кому бы то ни было, исключая крайне ограниченный и духовно сплоченный круг интеллигентнейших в своем роде людей. Никаких бетонных заборов, напоминающих секретные войсковые части, никакой колючей проволоки, вооруженных солдат – округ простирались девственные просторы, порезанные ровными асфальтовыми артериями, и даже воздух был намного прозрачней и вкусней того, коим там, в пятнадцати километрах отсюда, дышали водители пролетавших мимо авто, да и пешие местные жители, обходившие стороной блокпосты частной охраны, по периметру перекрывавшие въезд в запретную зону отдыха избранных.

Вроде ничего особенного – деревенька как деревенька: церковь, водонапорная башня красным кирпичом, мощеные улицы, магазинчики в пурпурной подсветке, гоголевская харчевня, дворник в новой униформе, словно только что вышел из гримерной киностудии. Кто-то явно не пожалел денег, чтобы широким взмахом воткнуть буржуазное благолепие меж развалившихся свинарников бывшего колхоза, накрепко стянув все это по швам крытыми, в стекле, площадками для тенниса взамен свинарников, полями для футбола и гольфа взамен конюшен и пастбищ для полудохлой живности; Энди Уорхол во плоти: пейзаж подкрашен-напомажен, декорации подсвечены-ретушированы, чуть смазаны в негатив, в неброскость, скрывающую внутреннюю вычурность.

В виду буднего дня народу в поселке было немного, в основном обслуга, технические службы, фургончики химчистки, неспешно швартующиеся от дома к дому; раздавались приветственные возгласы довольных жизнью рабочих, домработниц, вовремя получающих зарплату и живущих тут же, при барине – не дай бог что напортачить или сделать не так, не дай бог! Видеокамеры, шныряющие глазка́ми, спутниковые тарелки, зовущие уставших избранников народа внутрь, к потрескивающим каминам в стиле барокко и телевизионным панелям в полстены. Редко, крайне редко тут слышатся громкие пьяные крики, звон битых бутылок о брусчатку, невнятные разборки подвыпивших соседей, стрельба во дворах – бывает, конечно, но нечасто, люди-то обретаются в основном степенные, занятые «чиста» государством, регионом. А ежели кто и забакланит не по-детски, так инцидент тут же и зароют меж своими – сор из избы не принято выносить, куда? – тут вам и прокуратура, тут же вам и суд, мол: «Трезвей, Петрович, черт с ним, кабаком! – мебель в ресторан новую купим, а тебе завтра перед людьми выступать: что и куда потратил из податей челядных, да не проронил ли копеечку мимо областных нужд». – Петрович спьяну проспится хорошенько, а с утра, на отполированной за ночь машинке, набриолиненный да с мигалками – в правительство, – тут недалече, ежели в гашетку давить под сто пятьдесят, – верст сорок.

Аслан ухмылялся проносящимся навстречу черным бронированным монстрам – многие их пассажиры про Аслана, Алоиза, какую-то там секретную Организацию слыхом не слыхивали, а поди ж ты! – точь-в-точь исполняли рассылаемые им по кабинетам указания… точь-в-точь и немедленно, неукоснительно. Ответственность за исполнение лежала на первом лице области – губернаторе, он и отвечал в первую очередь перед координатором, потом… перед народом. А народ, что народ, где? какой народ?

В Чертищево люди Аслана заезжали с трех сторон, выданные губернатором ксивы давали на то «добро». ЧОПовцы внимательно рассматривали допуск на въезд в «запретку», звонили по инстанции, лишний раз перестраховываясь, согласовывая с руководством не санкционированное заранее прибытие гостей, переписывали водительские данные и одобрительно кивали головами: «Пошел!»

Аслан рисковал. Но непонятная ситуация требовала личного присутствия – иначе не разобраться. Прокурорский Самсонов подтвердил обман Краева – федералы его не отловили. Несмотря на явное расхождение с реальностью, Краев продолжал настаивать, мол, его держат в Чертищево под прикрытием ментов. Вопрос в том, что если задействованы чекисты, то версия майора Краева может вдруг статься правдой: тогда получится, что «контора» минимально ограничила круг посвященных, включая губернскую власть. Смысл?

Варианта два. Или Сергей Сергеевич Краев, находясь в неведении, – наживка на самого Аслана, что, в принципе, исключалось, – в таком случае руководство УВД было бы оповещено и известило губернатора Селезнева, а тот куратора. Или идет тройная игра: Краева в обход Селезнева подставляют под самого Селезнева, изображая якобы реальное движение сначала со слежкой, потом со взрывом машины якобы с человеком, ожидая от Костика каких-то противоправных ответных действий. Краев же, в свою очередь, в разговоре с Алоизом по телефону обрисовал вполне настоящую картину происходящего и с ревнивцем Кунцевым, и с «убитой» куклой, и с отдыхом в Чертищево: по его словам, дежурит там максимум три-четыре человека, а иногда и того меньше – кстати, это подтверждает Камэн. Аслана настораживало, что третью силу, играющую ни по первому, ни по второму варианту, Краев почему-то не называет, объясняя это: «Кому надо, тот в курсе», – намекая ну явно на «конторских».

Дальше. Последние события закрутились со смерти бывшего кочкинского зама Симонова и со взрыва тюрьмы: там и там фээсбэшникам могла показаться подозрительной близость Костика-Лешака к погибшим персонажам. Витек Панаев личность известная в определенных кругах, Симонов, в свою очередь, – сильный соперник, представитель предыдущего властного кабинета, так что свистопляска с Краевым вполне оправдана, если исходить из подозрения, упавшего на губернатора. «И знать нюансы положено не всем, не все-е-м». – В таком случае неясности вроде сходились.

Аслан по полочкам раскладывал произошедшие события, пока мчал по московской трассе в беспокойную глубинку. Подвигло же его на поездку последнее разорванное в цепочке событий звено – шумная гибель майора Кунцева вместе с людьми Руслана: «Что это?! Кто сработал, причем чисто и четко? ФСБ, ЦРУ, Моссад? Кому нужен майор-рогоносец из засранного паспортного отдела?» Камэн сказал: все должно проясниться в Чертищево, и гибель Кунцева – звено отвлеченное, так уж совпало. – «Посмотрим, посмотрим».

Перед тем как выехать из Москвы, Аслан удостоверился через того же следака Самсонова, что в Чертищево не стянуты войска спецназа, бронетехника и т. д. Было бы смешно с головой нырнуть в расставленные федералами сети. Более того, ехал он в гости к одному уважаемому человеку, с которым и впрямь не помешает встретиться и поболтать на досуге, а уж по ходу взглянуть и на Краева, есть он там или нет: «Проверим. В рамках тихого визита к старому другу, просиживающему дорогие брюки в областном заксобраниии. Разбушеваться, коли что, в поселке вряд ли кому получится – слишком четко отработана система охраны, видеонаблюдения, плюс пост милиции непосредственно на въезде. Военизированный ЧОП в купе с ментами – гремучая смесь для разбуянившихся залетных дебоширов, чего здесь не бывало в принципе. А там и посмотрим, что к чему, – повторял про себя Аслан, въезжая в заповедные леса запретной для простолюдинов территории. – Тем более визит мой поставлен на непосредственный контроль в следственном управлении: Николай Иванович на связи, ежели что. Войска мы и сами вызовем, коли неладная сподобится. «Конторским» буча точно не нужна – разберемся, прикинем, кто круче, – и восвояси, по домам. Лишь бы Краев на месте оказался, и не оказалось бы это все четвертым вариантом – тихим помешательством лично идиота Краева».

Аслан чувствовал, Камэн с расстрелом Кунцева явно что-то замалчивал, но… коли это не представляет оперативного интереса, хотя пацанов, залетевших под чей-то чужой каток разборок, искренне жаль, то и голову ломать будем на месте, в Чертищево. Медленно подплывая к конечному шлагбауму, Аслан еще раз осклабился названию, видимо, из шутки оставленному деревне областным начальством.

– Документики предъявите. – К водителю приблизился мясистый детина в форме то ли натовского солдата, то ли косовского боевика, в коротких берцах и при лихом берете.

– Давай, Петрович, последний раз, – устало откинулся в кожаную спинку заднего пассажирского кресла Аслан.

Водила «бронебойного» мерса протянул охране губернскую ксиву на въезд в поселок.

Директор ЧОПа «Корпус А», которого запросто все звали Арти, как повелось еще с первой чеченской, был немолод, но держался молодцом, был близок к власти, но общаться в основном приходилось с простым народом: бакланки, пьяные посетители дискотек, мелкие и не очень долги, выбиваемые не всегда законно. Арти по имени-фамилии Матвей Артишев дело свое знал: когда надо, подключал к работе ментов, да не простых, вплоть до вышестоящего состава, когда же обстоятельства вынуждали поступать по-плохому, типа клиент кое-чего не понимал, недопонимал… то и к братве обращался, не давая клиенту никаких шансов на рекламации и высказывание недовольства. Ежели после таких жестких увещеваний клиент продолжал упираться и, не дай бог, заявлял в милицию, Арти для видимости успокаивался, отставал, заявленьице по старой дружбе из отдела выцарапывал и на месяц-другой про клиента забывал. В это же время эстафету по выбиванию долга принимала на себя спецбригада, методы которой не влезали ни в какие рамки, но и Арти уже к беспределу вроде как не пришей рукав. Мол, сам по себе клиент где-то напортачил, мы тут не при чем, не при делах. До худшего последние годы не доходило, не девяностые же, однако, на дворе! – но шанс использовался по полной, поскольку, ясен пень, был последним; после этого от разрабатываемого объекта отвязывались, оставляя его при инфаркте ли, при гипсе, либо живого и здорового, но со сгоревшей дачей, машиной, в общем, как бог на душу положит, вернее, дьявол.

Долги выбивать – неблагодарное занятие, но, плотно занимаясь сим бизнесом уж почти лет пятнадцать, Арти исполнял работу ответственно и аккуратно, что вызывало искреннее уважение окружающих. А окружали его, как и много лет назад, в основном тренированные пацаны, упакованные нынче в охранную униформу, до зубов вооруженные, готовые примчать в любую часть города при вызове с охраняемого объекта; в офисе опять же трудились науськанные юридические головы, грамотно прикрывающие нестыковки в законах об охраной и коллекторской деятельности, наемные риэлторы структурировали диаграммы роста и падения объектов недвижимости, приобретенной правдами и неправдами в приснопамятные 90-е.

А поскольку Арти был на вполне короткой ноге, как с городским начальством, так и с начальством милицейским, сам из бывших, то его, ничтоже сумняшеся, и направили на охрану Чертищева со всеми вытекающими: неплохой оплатой, но и немалым спросом за порядок, что, впрочем, Матвея не особо страшило – в надежности своих людей он нимало не сомневался. Тем более работать приходилось в паре со вневедомственными ментами, правда, невеликой численности, но достаточной для решения любых запутанных проблем, связанных в основном с проникновением в запретную зону вполне мирных, но пьяных нарушителей, зачастую с немалыми регалиями, но без пропусков, без разрешений на въезд, вход хотя бы ненадолго, лишь чуть-чуть причаститься к райской жизни, ее искусам. Ведь что ни говори, именно эта закрытость от внешнего мира и привлекала сюда ненасытную до радостей богему.

Позавидовать Чертищеву и впрямь есть за что. Шикарный ресторан с редкой вкусности кухней, импортные повара, фирменный музон-закусон, приглашенные хрипатые шансонье из первой российской десятки, не считая третьесортных «фабрик», поющих отпрысков знаменитых фамилий, псевдонародных диско-по́пов с баянами, да другой камедиклабовской развлекухи. Все в рамках закона, ну, разве что пара обласканных неуемностью покерных залов в роскошных подвалах особняков, так о них знать положено и вовсе немногим. Областная власть сюда слеталась почти ежедневно, по уикендам же можно заприметить лица из столичных высоких кабинетов, а иногда и из кремлевских, что, конечно же, рангом выше, но обслуга и удовольствия в лице симпотных девчонок в грязь лицом никогда не падали. Три часа быстрого ходу от Москвы – и вы в недосягаемости папарацци, тоскливых норково-бриллиантовых жен, зато в окружении друзей, и что радостнее всего – красивых непритязательных подруг.

Не падала в грязь лицом и охрана многочисленных культурно-развлекательных заведений Чертищева – чинно, мерно, солидно прохаживаясь вдоль аккуратных улиц с разноцветными сказочными домиками, заглядывая в витрины магазинов-бутиков, останавливаясь у прозрачных фасадов спортивных сооружений-комплексов, наблюдая из-за стекла теннисные, волейбольные и мини-футбольные матчи – богема-то последние годы пошла спортивно-подтянутая, оставляющая шумные банно-прачечные утехи на самый конец оздоровительных процедур.

Охрана работала четко, изредка переговариваясь друг с другом по радиосвязи – небольшой элитный поселок под полным неусыпным контролем артишевской бдительности. Сам Матвей в этот субботний ранний вечер также был здесь, забежав на минутку в дом с центральным пультом управления видеонаблюдением. Оператор находился в небольшом зале с массивным оборудованием, сменщик спал в комнате рядом – вахту держали по полсуток, не отрывая взгляда от мониторов, в случае необходимости направляя дежуривших бойцов в нужном направлении. За периметром вокруг поселка и далее по трассам на выезд следил другой оператор с одного из шести блокпостов, он же и руководил группой быстрого реагирования, что ожидала вызова тут же, рядом, в заведенной машине.

Матвей Арти поглядывал на часы, высматривая на экране эскорт Аслана. Вот и он. Лимузины появились одновременно с трех сторон, как и предполагал его давний друг Егор, с которым они целую неделю подготавливали предстоящее мероприятие. Мероприятие непростое, можно сказать, смертельно непростое. А договорились они с приятелем вот о чем.

Как только все участники намечающегося фейерверка соберутся, по сигналу Егора сработают сотни мощных взрывателей, и элитный поселок взлетит к чертовой матери вместе со всем в нем находящимся великолепием вплоть до водонапорной башни, которая рухнет в первую очередь, устроив к тому же небольшой низинный потоп, чтоб захлебнулся тот, кто вдруг выживет при взрывах…

Арти, конец 2000-х

Звонок! Чёрт… Вызов! Очередь: Арти с «мелким». «Грач», куртка, сигареты, бегом в тачку. Проверенная рабочая «шестерка» с пол-оборота – вперед, взрываясь. Будучи руководителями предприятия, Арти со своим замом Лехой по прозвищу «мелкий» не гнушались прокатиться по «горяченьким» вызовам, посмотреть что к чему, проверить оперативную обстановку на охраняемых объектах.

Боксировали Поветкин с Чемберсом. Наш бился круто, но подустал, что ли. Два характера – не согнуть! На задание рванули после восьмого раунда. Арти-пассажир уклонялся – «хоп-хоп!» – от кроссов воображаемого американца. Подбородок к плечу. Чемберс – молоток! Ну, Поветкин, само собой, так быстро набрал масть! – пояс WBO. Арти – левым локтем заехал Чемберсу-«мелкому» по скуле, в ответ – урокэн в глаз Арти-Поветкину.

Подъехали к ночному клубу, где сработала «тревожка».

Частное охранное предприятие «Корпус А» контролировало торговые центры, дансинги, супермаркеты. В основном – хмельные клиенты. Что-то посерьезней – лицом к стене, ждем ментов.

Клуб окутан фосфором низких частот.

Бегом на вход – где кипиш? Дворецкий: палец вверх – мол, второй этаж. Взлетели, не запыхавшись.

Красный. Синий. Желтый.

Размытый бас танцпола внутри тела. Администратор – девчушка-рефери – встречает, разведя руки: типа по углам! «Они в банкетном зале», – шепотом.

Спокойно… Перешли на шаг: дверь в «банкетку».

– Добрый вечер, что случилось? – зашли в зал вместе с администратором.

– Ты кого вызвала, упыриха?! – из кожаного кресла изрыгал проклятия раскрасневшийся тройной подбородок: – Кого вызвала, тварь? Ты чего мне хочешь доказать-то? – На полу посуда, перевернутые стулья. – Что мне тут надо пресмыкаться перед кем, бля, перед тобой?

Охрана грузного босса: три чувака. В костюмах. Трезвые, серьезные. Стоят треугольником – рожи в ухмыле – им бояться нечего и некого. На бармена смотреть больно… разбит. Местный охранник – рядом на «электрическом стуле» прячет глаза в пол, остальные даже заходить не стали: забьют! – типа крутые, с пистолетами!

Аккуратно прикрыли за собой дверь – гулкие удары баса ушли в бетон, давили на позвоночник: внимание! – взглядом, кивком.

Девчушка попыталась оправдаться:

– Александр Ник…

– Что! ты! мне! хочешь! сейчас! – Слово «сказать!» совпало с резким проходом Арти за спину переднего стража, «мелкий» ушел влево. Полуавтомат «Грач» – рывком назад, по-походному. Агрессии не было, проход – проверка.

Взмах толстой кистью: «Убрать!» – губы в презрении готовы выплюнуть очередной матюг-блевотину.

Разворот! – локоть секьюрити выносит неконтролируемый правый круговой кулак на выдохе. Его левая тянется к кобуре. Х-ха! Мы готовы: подсед! – задняя подсечка ногой, с прокрутом – взгляд на «мелкого»: как там? – и первый «пиджак» горизонтально втыкается в пол, голова мячиком по бетону. Затем Арти, оставаясь после подсечки на спине, с размаху «убивает» упавшего соперника кистевым суставом – сверху-вниз, жестко, в переносицу. Рядом тупой стук второго затылка – «мелкий», застав его врасплох, рванул «чела» за ноги – можно не добивать.

Третий «пиджак»: влево-вправо – э-эх! – все пропустил, но и свою очередь не заметил. Арти-Поветкин уже на ногах: замах правой – ложный! – недоуменное лицо охранника ловит, чавкая, подготовленный в упорных тренировках полубоковой – железной левой – жесть!

Из-под раскиданных модных пиджаков грустно выглядывают рукояти пээмов. К чему они…

Борова вытаскивали на улицу за шкварник, немного подмяв лацканы Dolce-там-чего-то. В сугроб – чисто охладиться, опохмелиться. Встали, встряхнулись – еще в сугробик? – извольте, но ненадолго: «Ух, какие мы тяжелые! И мокрые!»

Влетели в каптерку: двенадцатый раунд, конец поединка. Руки в бинтах победно взлетают у Сани, у Поветкина, э-эх! «Как бой, да что, кто бил?! – Отдыхающие бойцы вразнобой рассказывают и показывают пропущенные моменты: – Поветкин… Чемберс… Нокдаун… Молоток!»

Александр Николаевич Зыкин, депутат какой-то там развеселой Думы по какому-то вечно-голодно-громко-просящему округу, аккуратно положил пальцы-сосиски на красную, сто лет несменяемую «вертушку». Утро. Потрясывает. «Кого? Меня! – за шкварник да в сугроб, ну! – слов просто не было. – Вы у меня, твари, все сидеть будете… По закону! – сглотнул вскипающую злость, икнул: – Гнить в тюряге будете! Умолять будете выпустить».

В далеком девяносто шестом командир минометного расчета Матвей Артишев, раненный, кроваво рычащий, выносил на себе из-под обстрела «чехов» остатки расчета – Леху Комарова («мелкого»), из последних сил цеплявшегося за шею командира, как за жизнь… Долго. Двое суток. Они дошли. Слез не было. Было награждение и конец войны. Были пенсии: одна – участнику, вторая по инвалидности. Пенсии не хватило бы и на ящик водки. Вместе с неизрасходованной злобой остался «чеченский синдром» (когда ни с того ни с сего – из окна третьего этажа) – на всю жизнь. К чему это?

Кто бы знал, кто б знал…

* * *

Егора Арти заприметил в «качалке» в начале двухтысячных – парень после армии, целенаправленный, спокойный, учится в педагогическом университете. Разговорились… раз, второй; да так и остались друзьями, тем более незримо обоих связывала война – Арти вернулся с первой чеченской кампании, Егор – со второй. Матвей не раз звал друга к себе в агентство. Но тот отшучивался, уворачиваясь от приглашений. После окончания учебы Егор не перестал посещать спортзал, но и о работе, деньгах не заикался. Судя по поведению товарища, по тому как он одевается, как держится, разговаривает, Арти смекнул: Егор находится на службе у немаленьких людей, людей влиятельных и далеко не простых. Вскоре он в этом убедился.

Как-то в пылу дружеских, ничего не значащих, в общем-то, откровений во время передыха меж тяговыми сетами в спортзале, Арти заикнулся об одной высокопоставленной особе из областного правительства, которая задолжала кругленькую сумму американских долларов клиенту агентства «Корпус А». Все бы ничего – обыкновенный заказ на получение долга, тем более дама эта более чем платежеспособна, ну, неурядицы, кое-какие временные трудности, с кем не бывает. Деньги-то брала не на косметику, а на выкуп в частную собственность федеральных земель, ранее предназначавшихся структуре образования. Профиль землевладений дама оставила что ни на есть образовательный – кто же против поля для гольфа и бассейна со всеми видами спа-процедур? – только окружено все это до́лжно быть малоэтажными жилыми постройками отнюдь не для студентов и их преподавателей. Договора подписали, губернскую власть в курс поставили, подставные фирмы с малоимущими учредителями куда надо подсунули, и началось неспешное строительство фундамента безбедной чиновничьей старости, приправленное к тому же железнообеспеченным кредитом в подконтрольном банке… как бац! – все пошло прахом. Кто-то куда-то что-то написал, мол, времена, сука, уже не те, как говаривал небезызвестный комедиограф Галыгин; – и помчала по шпалам прокурорская проверка, приуроченная к новым, а лучше сказать, свежим президентским законодательным инициативам и бескомпромиссным войнам со злоупотреблениями. Проверка-то была злободневной, насущной, только пущена она по ржавым рельсам старым дедовским способом – завистливой, сука, кляузой.

Так и полетела в кромешное пекло идея областной матроны вмиг обогатиться за чужой счет; стройку заморозили, движение банковских средств приостановили. Пахнуло уголовным делом, статьей по «легализации, отмыванию», пахнуло и невозвратом заемных долларов для клиента «Корпуса А», сразу обратившемуся к Арти за помощью, поскольку сам клиент в данной ситуации, связанной с неспешными прокурорскими разборками, был не силен, да и вообще принадлежал он к миру больше криминальному, ежели судебно-правовому. А деньги он дал «чиста конкретно» за долю в строительстве привилегированного жилья в земельных фондах федерального значения.

Матвей тему пробил, с дамой обо всем перетёр, кого надо в разговоре упомянул типа «и мы не лыком шиты, бабушка», и вроде как разошлись они с матроной по мирному, обсудив и обговорив конкретные сроки выплаты проклятых баксов. Обговорить-то обговорили, но дама, будучи сама по себе непростой по чину, а по самомнению так и вовсе «кремлевской эксклюзивной плечевой», долг решила не отдавать вовсе, к чему мучиться невыполнимыми обещаниями?! – идите, мол, в милицию, там и разбирайтесь со своими финансами, я ж не виновата: баксы ваши я вложила в стройку, стройку у меня отобрали, при чем тут я? На этом и успокоилась, для верности прикрывшись телефонным правом с немалым чином местного УВД, мол, от статьи за «вымогательство» никто не застрахован.

Таких «пассажиров» Матвей Арти, как правило, старался на борт не брать – голимый геморрой, неприятности на свою седую голову, риск потерять фирму плюс доверие высокого начальства, – куда ж без него? – весь бизнес построен на непрекращающемся туда-сюда взятконосительстве, дружеских подношениях, да и просто ежегодно обновляемых знакомствах, без чего наработки тут же полетят прахом под давлением свежей наглой поросли, широким фронтом наступающей на пятки «старикам»: молодежь, с кровью, с боем прорывающаяся во власть, волоком тащит за собой коммерсантов, давно уже не признающих никаких понятий – ни правовых, ни тем более уголовных. Насмотревшись и ненасытно впитав уроки накопления капиталов живыми и мертвыми, благоденствующими и отдыхающими на нарах отцами-олигархами, новое поколение твердо усвоило урок главный – сначала власть, потом бизнес!

Поэтому Арти так расстраивался из-за невыполнимого заказа по выбиванию долга у зарвавшейся дамы; и если бы не высокое положение заказчика в криминальной иерархии, он бы давно уже плюнул на невыполнимое дело – деньги деньгами, а общественное мнение дороже. Не дай бог предпринять какие-нибудь неправовые, не выверенные шаги против попавшей в неприятности матроны, обладминистрация может косо взглянуть на всю структуру матвеевского бизнеса, что краху подобно… Арти переживал, и переживания свои однажды выплеснул в «железной качалке» своему приятелю Егору.

Егор спокойно друга выслушал, правильно заметив, что такие вещи вполне решаются через Москву – только там можно найти рычаги влияния на подобных проворовавшихся чинуш областного пошиба. И добавил – коли Арти не против, он провентилирует вопрос через своего босса. На матвеевское «Какого-такого босса?» Егор рассказал про старого армейского товарища, его бывшего командира, который плавает сейчас в высоких эмвэдэшных кругах по ветеранской линии. Арти пожал плечами: давай, брат, – мол, уже без разницы, – двигай тему! – все равно здесь наступил конкретный ступор по хитрой бабенке.

Так Егор взял Матвея «за рога». Через пару недель бабенка приволокла первую партию зеленых, на следующий месяц, частями, разочлась полностью, по информации из оперативных источников Арти продав все имеющееся за душой имущество и бизнес: дом, квартиру, гаражи, что-то за границей, немаленькие активы сыновних фирм. К тому же по горло, по макушку загрузившись, где только смогла, кредитами на доверии, тем более ведь не впервой! – мол, надежность обеспечена уважаемой должностью; загрузилась займами у знакомых, родственников, в залог обещая оставить перезаложенное дважды добро, просто деньги надо срочно, а залог вот он! – вы что, мне не доверяете?! И родственники отдавали в рост свои деньги, попавшись основательно и бесповоротно на расчудесные матронины проценты, одно имя которой называлось роднёй с придыханием – мол, мы ее знаем с детства, она о-хо-хо и о-го-го! – она сила, власть, надёжа наша.

Власть и надёжа, расплатившись по долгу клиента Арти, оставшись практически без средств к существованию, без крыши над головой, разорив по ходу сбора денег своих детей, их детей, ее внуков, и всех по кругу знакомых и товарищей, сама влезла в такие неимоверные долги, что на расчет лишь с банками потребовалось бы пять ее жизней, если не больше, не говоря об остальных заемщиках. Из областного правительства даму потихоньку выперли – соратники понимали, что человеку уже не до работы, что мысли у человека только о возврате хоть части, крупицы отданного, – а что же это, простите, как не коррупция?! – увольте, господа, какая коррупция в наше безапелляционное время? Губернская орда даже слышать не хотела о какой-то полоумной, на всех углах трезвонящей о том, что пакет бумаг по строительству элитного жилья был подписан самим… кем-кем?! Так вот как на доброту ответила, тварь такая! – вон из улья, тварь! – вон без права на реабилитацию, без права на что-либо, напоминающее о связи с серьезными людьми в серых костюмах при модных галстуках «а-ля премьер».

Вопрос по бабенке Егор решил через своего московского координатора Алоиза Куэтрина, одним всего лишь звонком в область расставившим все точки над «и». Алоиз побеседовал с губернатором, тот вызвал зама, вставил ему по первое число, и понеслось…

Разводить на бабки своего же коллегу по государственному бизнесу – сложный процесс, зряшный, тем более речь шла о коллеге женского пола, взбалмошной, истеричной, к тому же владеющей информацией от начала развития земельной аферы до ее конца. Но приказ дан, и деться некуда! – мол, Марья Петровна, извиняйте, так сказать, не в моей власти наставлять вас на путь истинный, но суть в том, что денежки, которыми давеча воспользовались в выигранном вами тендере по застройке участка №…, необходимо срочным образом вернуть, поскольку заинтересованы в этих, так сказать, денежках, люди, вернее, человек… – зам вознес глаза к небу, – оттуда. Можно сказать, «сам» заинтересован, поскольку лично и давал одобрение на выделение вам этих средств; вернуть надо через небезызвестное вам агентство, сроки обговорите там же.

На обоснованное, в принципе, исступленное возмущение Марь Петровны типа как же вы, уважаемый зам, можете так говорить, коли ведь знаете не понаслышке и про проверку, и про неудачу в делах, важный посланник, взмахнув, как пингвин, руками, дружелюбно приобняв матрону за вздрагивающие плечи, полушепотом произнес:

– А вы, милая, подумайте сами, что лучше: остаться без денег, тем более чужих, но на свободе, либо с долгами, тем паче своими, но в тюрьме и надолго! Да… – добавил уходя, проявив несказанную доброту: – «Там» сказали, что если вовремя просьбу исполните, ну, в смысле, гроши в срок вернете, то останетесь и при должности, и при работе, и прокуроров по-тихому отведут от греха подальше со всеми вытекающими. Год-два, и вы, дорогая моя, снова при средствах, сами понимаете.

– Мне нужны гарантии! – вослед.

– Хм… – Зам не спеша вернулся, протянул матроне визитку с большим двуглавым орлом. – «Он» просил вас звонить ему в любое время.

На том и порешили.

Она, знамо, трезвонила взбудоражено несколько раз по выданной замом сине-красно-белой визитке; ее внимательно выслушивали, уважительно интересовались процессом возврата долга и обещали связать с «самим», как только она закончит выплату, успокаивая, что все договоренности в силе, и даже сверх того – рассматривается вопрос о дальнейшем ее повышении по карьерной лестнице. Матроне, чувствующей неизменно приближающуюся катастрофу неимоверного масштаба, оставалось только уповать на эти редкие звонки в недостижимое двуглавое высоко, но и звонки эти не то чтобы успокаивали, но посылали слабую надежду на спасительную соломинку – остаться при дворе, при батюшке, у кормушки.

Когда расчет был произведен, документы подписаны, долговые бумаги порваны, двуглавый орел на сине-красно-белой визитке замолчал навсегда, швырнув вцепившуюся в призрачную иллюзию матрону глубоко в пропасть, откуда не выбираются.