Текст книги "Останусь лучше там…"

– Что, Кочкин тоже?

– Не сам. Того Симонов окучивал, пока шустрячок этот не объявился, Костя-Лешак.

– Плотно ты в теме…

– Так я и работал по этому региону, пока вы за границей какаву лопали.

– Да уж, лопали. Чуть живы остались.

Они поднялись на третий этаж частной гостиницы, предварительно прикупив кое-чего из съестного в супермаркете.

– Значит, Краева будем искать сами. Помощи ждать не от кого? – осторожно вернулся к главному Барк.

– Говорю же: нет никого, черт, не управу же пасти. Посмотрим, послушаем, побродим пару-тройку дней вокруг дома, и назад. По психологу рано еще суетиться – против федералов не попрешь, они кругом. Аслан просил выйти на Селезнева, мол, пусть дожидается нового шефа УВД и сам берет под контроль расследование по психологу, а этих, местных сыщиков, двинут на другой объект. Но это уже без нас.

– Зачем тогда двенадцать человек выслали? Что тут делать-то?

Руслан бросил вещи на кровать, огляделся, удовлетворенно хмыкнул:

– Надо.

Барк не торопился с вопросами, видел, Руслан не особо собирался что-то от него скрывать:

– Надо, – повторил командир отряда. – Тут вот какое дело. Аслан чувствует, Краев мог слить федералам лишнего, хоть и подтверждения нет, так, эмоции. Слабенький он – штабист. Чувствует Аслан, понимаешь? Поэтому Краев нам нужен кровь из носа.

Руслан задумался. Барк спокойно нарезал колбасные кружочки.

– Да и этого, который за бабу свою впрягся, не мешало бы пощупать.

– У которого рога до пола?

– Ну да.

Они накрыли скромный стол, откупорили по бутылке пива и вскоре расстались до раннего утра – завтра вновь встреча, координация розысков, технические вопросы: машины, оружие, связь. Завтра все обговорят подробно. Никто ничего не утаивает, никто никого не подозревает – что хорошо, рассуждал Барк, это и требовалось доказать, подтвердить: Руслан спокоен, как за своих пацанов, так и за иванцовских, увеличивавших армию вдвое.

Иванцовские же предполагали обратное – надвое уменьшить руслановское войско.

5

Слушая доклад Барка, Серега Иванцов прикидывал процент правды в словах Руслана. Тут же вспоминая неувядающий в памяти чеченский плен, вернее, чеченскую свободу, уже после принятия чужих правил, условий, образа жизни, религии…

Долгое время он провел с боевиками в лесу, около двух лет. Партизанская жизнь, полевые будни, жесткое расписание нелегальной подпольной работы. Понял главное: «чехи» скрытны, подозрительны, продуманны и прошарены, в то же время прямолинейны и честны друг с другом, непримиримы к врагам, не склонны менять принятых решений, пусть и заведомо неправильных.

Неделю назад, встретившись с Егоркой в арендованном трейлере, не обошлось без хитрых вопросов со стороны старого товарища: типа как воевал, братан, сколько «наших» замочил? Вроде как и с подковыркой вопрос-то: мол, сам-то с какой стороны спрашиваешь? – с «нашей» или «вашей», блин? Но Серега намек понял – это сейчас они знают за что, вернее, против кого воюют под руководством Асланов и им подобных, а тогда… были русскими солдатами и, как ни смешно, сражались они за Родину, только кончилась их война неодинаково, разведя обоих в противоположные стороны, через много лет сызнова сведя воедино для последнего боя… за самих себя.

Вопрос с подковыркой.

– Сколько замочил, говоришь?

Тяжесть воспоминаний закрыла Сереге веки, он опустил голову, с трудом, нехотя впуская в память далекие, но вмиг обретающие реальность видения, дай только волю. Да, стрелял – при отходах с мест закладок, внезапных обнаружениях, во время атак и отступлений – стрелял издалека, «не в счет», на войне как на войне – нечасто, редко целил в «своих». Использовали-то его все равно в основном по назначению, по профессии – подрывником. Он и взрывал: дома, дороги, машины, бронетехнику. Все это не было связано с реальным человеческим контактом – черт его знает, сколько народу похерено на взлетевшем в воздух объекте – двадцать, тридцать, может, и вовсе никого.

– Застрелиться не пробовал? – вроде как с неприязнью спрашивал Егор.

– Хм… А ты не пробовал?

«Вот и поговорили», – глаза в глаза, молча, друзья расписывались в собственных страхах за собственные, отнюдь не геройские, жизни.

– Тут вот в чем хитрость, – после паузы продолжал свой рассказ Сергей, – …«чехи», они, конечно, дотошные в вопросах преданности, бойцовской чести, боевых заслуг. Меня долго не воспринимали всерьез. Что-то такое, связанное с клятвой на крови, я предполагал, поэтому стал готовиться к подобному испытанию заранее. Сверхжестко относился к подколам в адрес моей работы, вплоть до драки, пусть и побили бы в кровь; да и колошматили, в принципе, до потери пульса. Но главное: «чехи» дрались не с пленным русским шакалом, а на равных. Зная их ментальность, только так и можно было отвадить недоверие к профессиональному умению; и они потихоньку отставали-отставали, вконец вообще отвалили, приняв мою вечную собачью озлобленность их упреками как должное, ведь сами они такие же. Это стало первой победой.

Дальше – больше. Пара удачных операций подкрепила мой авторитет взрывника, и появилось, я почувствовал, уважение… или намек на уважение, неважно. Также постепенно стал отстаивать какие-то жизненные, бытовые позиции: одежда, оружие, место отдыха – закусывался жестко, вплоть до резни, хотя состязаться с ними в рукопашной бесполезно, я и не претендовал на лидерство, просто готов был сдохнуть, и они это видели, за какие-то свои мелкие, вовсе не архиважные, условия быта, маленькие приоритеты. Уступали. Мол, пусть ему… не велика потеря, пусть потешится; в спину, в бою, всегда успеем выстрелить.

– А что Аслан? – прервал Егор.

– Что Аслан… Наблюдал. Не вмешивался. Типа проверял.

– Поверил?

– Потом привезли русских пленных, – Серега будто не слышал вопроса, замкнувшись на рассказе. – Целую машину. Сгрузили в овраге. Накрыли танковой защиткой, мол, кто пошевелится – пулю в лоб.

– А ты что?

– Я… уже с бородой, черный весь, прокопченный – меня, конечно, не узнать – «чех» как «чех». Тут-то им и вздумалось поиграть со мной. Благодарил бога, что этого не произошло полгода, год назад – не знаю, что б я сделал, вернее, со мной сделали, откажись я перерезать русскому горло.

– Перерезал?

Иванцов налил себе, Егору; выпили, замолчали.

Наступил один из тех моментов в жизни, когда секунды решают все: дружбу, ненависть, жизнь, смерть. Только надо этот момент уловить и задержать, схватить и использовать для своего, только для личного своего блага и ни чьего чужого, пусть даже лучшего друга. Кто-то момент ловит, кто-то нет. Кому-то на выход, а кому и нет; кто-то остается жив…

– Перерезал? – повторил Егор.

– Нет, – спокойно ответил Сергей. – В том-то и дело, что нет.

– Константин Дмитриевич, к вам из прокуратуры.

– Кто? – Вовсе не хотелось ни с кем встречаться.

– Самсонов Александр Геннадьевич.

Его встряхнуло ощущение дежавю:

– Впускай, Маша. – «К едреней фене», – про себя. – Да, и чайку нам.

– Будет сделано, Константин Дмитриевич.

«Не умер Витек, не подох под взорванными тюремными завалами. Память о нем вечно будет жить в таких вот Александрах Геннадьевичах, – Костик только-только принял на грудь первую (или вторую?) рюмочку спасительного пойла. Прикинул: – Последний раз Самсонов приходил месяц назад, когда просил перевести Панаева на больничку. Я и перевел, блин», – Костику неестественным ворохом привиделись трупы, сопутствовавшие шумному выезду Панаева из тюремного блока.

– Поздравляю с назначеньицем, Александр Геннадьевич! – радушно встретил Селезнев гостя.

– Ну… Зам – это еще, так сказать, не «сам», Константин Дмитриевич. Все еще впереди, впереди.

– Упрямо и непоколебимо. Вперед-вперед… как это по-английски? – сострил Костик, припоминая привычку визави вставлять в разговор неологизмы собственного изготовления.

– Так же, как и на чисто русском: «форвард», – с ухмылкой ответил Самсонов. – Только упрямство – вывеска дураков, Константин Митрич. А опростоволоситься нам никак, никак нельзя.

Вновь назначенный зам областного следственного управления говорил с Костиком как с равным, что ублажало того и напрягало одновременно: чувствовался подход Алоиза – ты, мол, такой же как мы, но до определенных рамок, пределов; мол, ежели катавасия, то…

– То нам понятно, дорогой Александр Геннадьевич. Чай, кофе? – В кабинет вовремя вошла, покачиваясь, Маша с подносом, привычным жестом взмахнув челкой, вильнув нехилым бедром, мило улыбнувшись гостю, что тут же вроде как должно привести гостя в благостное расположение духа.

Секретарь удалилась, оставив в кабинете свежий томный запах, который следователь Самсонов вряд ли принял во внимание, не притронувшись к угощению:

– Добрый день, – пожимая Костику руку.

– Давно не виделись, уважаемый.

– Ну, часто встречаться не велит субординация.

– Месяц уж как… – немного отставал от разговора Костик.

– А повод, так сказать, веский: «экспложн», так сказать.

– Столько навалило. Что, простите? – зацепив ухом иностранщину.

– Теракт, Константин Дмитриевич, теракт. Носом роем.

– Да-да… Кстати, что говорит по этому случаю сам Николай Иваныч?

– Вы ведь знаете, шеф нас в свои, так сказать, «позишнс» не посвящает.

Ощущение дежавю не отвязывалось. Разговор напоминал прошлый, когда в последний момент Самсонов огорошил Селезнева раскладом по Витьку. «Что, блин, на это раз?»

– Что привело в этот раз? – торопя события, перешел к делу Костик.

Самсонов сделал паузу, видимо, переваривая услышанное: типа никто не вызывал, а ты приперся… «Ладно. Ближе к делу»

– Хорошо, ближе к делу, Константин Дмитриевич. – Самсонов встал со стула, обозначая важность момента, глядя на собеседника сверху вниз, свысока, внутренне туша вибрирующую неприязнь к жирному уроду. – На УВД пока не назначили никого, значит, поиском подполковника Краева занимается исполняющий обязанности?

Селезнев кивнул, не понимая сути сказанного: Самсонов прекрасно осведомлен оперативной обстановкой, зачем спрашивает?

– Как успехи?

– Да никак, – пожал плечами Костик, мельком взглянув на дверь комнаты отдыха. – Ноль эмоций. До результатов экспертизы по трупу, сгоревшему на складе, ждать особо нечего. Он не он, он не он… – чего гадать? – сам себя спросил Костик. – А что говорит Николай Иванович? – не к месту повторил вопрос.

– Что он может сказать? Что… – Самсонов почему-то глубоко, облегченно вздохнул, сел, даже глотнул из чашечки остывшего чаю: – Этот Краев… – недовольно, как о нашкодившем пацане. Гость снова встал, перевернул стул спинкой вперед, оседлал: – Тут много чего, Константин Дмитриевич. Медали, ордена, пенсия, звание, наконец. Значит, ноль эмоций? Ладно. Спасибо за чай.

Быстро засобирался, скомкано попрощавшись, передав привет от вышестоящего начальства, и, ничего более не произнеся, покинул вконец удивленного губернатора.

Костик прожевал, мысленно, прошедший разговор, ничего не углядев в нем для себя предосудительного, исподтишка опасного, и сделал логический вывод, что товарищ следователь приходил чисто из побуждений дружелюбного к нему, губернатору, отношения со стороны следственного управления и, наверняка, по личной просьбе Николая Ивановича: «Надо держаться вместе, плечом к плечу, одной командой, как накрепко сжатым кулаком», – с этими мыслями Костик открыл вожделенную дверь на вход в уютный барчик.

Александр Геннадьевич Самсонов, выйдя из здания областного правительства, тут же набрал номер: «Руслан, слышишь? Краева у них нет. Кто-то слил тебе дезу. Помощь нужна? Тогда пока».

На другом конце линии трубку выключил командир прибывшей группы физподдержки, не раскрывший всех карт и связей Барку в их вчерашней дружеской беседе за бокалом пива. Руслан задумался: «Или все-таки тройная игра, как предполагал Аслан? Тогда информацию о найденном Краеве не выпустили бы вовсе. Хм, федералы-то не выпустили… только Краев взял да и позвонил Аслану сам, доложил, что находится на вынужденном отдыхе в деревне Чертищево недалеко от города, что он полностью изолирован, но вопрос по странной слежке отработан – воду мутил мстительный майор Кунцев, переборщивший с полномочиями. А держат теперь Краева из оперативной необходимости – контора-де начала подрывать под генерала Аркадьева по приказу сверху, поэтому и присутствие, и молчание подполковника Краева нужно типа по другим, не связанным уже с Кунцевым, причинам».

Аслан резко отрезал в ответ на услышанный расклад:

– Искать! Найти чертово Чертищево и подтвердить слова Краева, где он, с кем, подтвердить во что бы то ни стало!

Тем более Иванцов тоже не в курсе по объявившемуся Краеву: «Тут все сходится, – рассуждал Руслан. – Краев напрямую вышел на координатора, от Иванцова в положении подполковника мало проку. Одна лишь нестыковка. Одна, но какая! – почему губернатор не сказал Самсонову, что Краев у них, почему?! Это никуда, ни в какие ворота не влазит, не вписывается – это может говорить лишь об одном, ежели только губернатор Селезнев намеренно не скрывает Краева… от кого, от следствия? абсурд! – значит, Краева у федералов действительно нет и не было».

Но в деревню Чертищево съездить придется по любому, иначе домыслы останутся домыслами: Краев будто бы под присмотром у федералов, а начальник следственного управления вместе с губернатором Селезневым будто бы до сих пор его ищут-ищут и не могут найти. Вот ведь какая дребедень получается! Кто во что играет, скрывая друг от друга очевидное? Что же это за Краев такой, из-за которого столько людей поднято на ноги, и ради чего?

– Слушаю. Краев.

– Рад тебя слышать, Сергей Сергеевич. Ай-ай-ай… что же это ты, дорогой, заставляешь нас так волноваться? Хотя, слышал, позиция у тебя непростая?

– Так точно, уважаемый Алоиз, ситуация следующая, – Краев старался держать себя в руках, скрывая дрожь за казенщиной: – Первое. В ходе подготовки операции по моей сменке на двойника выяснилось, что потенциальный противник также получил сведения о задуманном, имея доступ к оперативной информации, ведь майор Кунцев, в принципе, отрабатывался как вероятный подозреваемый. Второе. В итоге задачу решили усложнить: сожгли в машине куклу-манекен, слив в печать дезу по происшествию, типа мне кирдык: спалили, сволочи, чувака за бабу. Что позволило поплотней дернуть Кунцева за шкворень в связи с тяжестью якобы содеянного – он и раскололся со страху: да, следил, мол, хотел наказать чисто по-мужски, или яйца оборвать, или башку стрясти, ну что лучше получится. В общем, майора приструнили, поставили в обойму, успокоили. Третье…

Краев вытер со лба пот.

– Так, – Алоиз внимательно его слушал.

– Третье… Для подстраховки меня все равно решили временно изолировать. Кунцев Кунцевым, а ведь мог и наговорить на себя майор-то – поэтому ситуацию надо было доработать досконально. Да и по генералу Аркадьеву начались вопросы – наверху решили слить его по-тихому, прикрыв давешние, отнюдь немаленькие недостачи по общевойсковому эмвэдэшному снабжению и по нашему управлению, за которые Аркадьев сам хотел шкуру спустить кое с кого в тройных лампасах, во-о-от – не удалось. Так что чалюсь я сейчас в деревне Чертищево, что в тридцати пяти километрах от города, мочу спецназовцев в теннис, дою корову, чтобы…

– Сергей, – прервал его Алоиз, – надо ли чем-нибудь тебе помочь?

– Никак нет. Что ж тут сделаешь… Добьем тему, я вам перезвоню, что и как, а пока отбой.

– Отбой.

Руслан несколько раз прослушал запись разговора Алоиза с Краевым и сделал неутешительный вывод: Алоиз был прав! – прав и еще раз прав. Мало того, что о краевском плене ни словом не обмолвился Самсонову губернатор. Так сказать, было бы полбеды – ну… вдруг! – вдруг это такая жуткая тайна, что там замешаны инопланетяне и даже следственному управлению они приказали не сообщать о своей редчайшей находке в виде российского офицера Краева, ладно, черт бы с ним. Но ведь Краев сказал, что на складе сожгли куклу! А кто как не Самсонов руководит проведением экспертизы по сгоревшему там трупу, тру-пи-ку?

Голова Руслана немного начинала потрескивать от предположений: «Получается вот какая картина маслом. На складе сожгли живого (или мертвого – не важно уже!) человека. Значит, это не федералы, а кто-то другой, значит, Краев элементарно врет. Дальше. Подполковник позвонил сам и сообщил, что он в Чертищево под присмотром ментов, и что в слежке за ним уличили майора Кунцева. Мол, дело по Кунцеву закрыто, а вот по Аркадьеву открыто, что никак, кстати, не проверить, – отметил про себя Руслан. – Раз куклы не было, а взорвали реального человека, получается, кто-то от кого-то заметал следы, прикрываясь Краевым. То есть все, сказанное Краевым – чисто голимая липа, рассчитанная на Алоиза в первую очередь, на меня во вторую, поскольку я и должен ползти завтра в Чертищево. Так… приплыли. И как вы думаете, что там, в этом чертовом Чертищеве, меня ждет?»

Руслан принял решение, внутренне страшась силы, ему противостоящей – хитрой, крайне умной, с большими обходными властными возможностями. Он составил план, рассчитанный на короткий промежуток времени, экспрессивный, нахрапистый, но недолгий, с быстрым, подготовленным заранее, отходом.

– Товарищ майор! – консьержка астматично дышала в трубку, по привычке улыбаясь своим жильцам. – Андрей Викторович, вам письмо важное доставил посыльный; сказал, из управления. Почему важное? Ну, он посоветовал передать письмо сегодня, несмотря на поздний час. Давайте я вам его занесу. Что? Сами подойдете? Хорошо.

Через пару минут, в сланцах, в махровом, до пят, халате, из просторного лифтового холла вынырнул моложавый майор, поздоровался со старушкой, не перестававшей лыбиться даже в первом часу ночи:

– Фельдиегерстовая, – со знанием дела передала она пакет из рук в руки.

– Спасибо, родная, – посмотрел на конверт. – Прокуратура? Почему ко мне не поднялись?

– А я не пустила. В кои-то веки по ночам будут по дому шастать. Вдруг бандюки какие али еще кто? Да он и не настаивал особо, солдатик-то, я бы ведь и разрешила, знай что… – запричитала бабушка.

Андрей Викторович уже исчез из поля ее зрения.

«Вызвали к восьми, аккурат поспею в управление к началу работы, даже не придется никого предупреждать. – Майор лег в постель рядом со своей женой, вроде как спящей, мерно посапывающей в такт настенным часам. Вспомнив недавнюю совсем, не успевшую еще до конца вылиться, иссякнуть, молодость, подумал: – Толкнуть, что ли, Милку-то?» – Поворочался-поворочался пару минут в неведении и… завалился на боковую. – «Рано вставать – чертова работа!»

В семь-двадцать Майор Кунцев, как всегда в гражданке, вышел из лифта, поздоровался с осоловевшей бабой Шурой, заканчивающей ночную смену («Крепка бабуля!» – традиционно про себя), и направился на выход, приправляя себе по коленям легким портфельчиком. В принципе, он догадывался о причине вызова к прокурору – не каждый день взрывают первых замов начальников управлений, а погибшего Краева майор знал, и знал неплохо. «Непонятно только, почему сразу к прокурору, там же следствие еще работает, насколько я в курсе», – думал Андрей Викторович, сжимая в кармане конверт фельдъегерской почты. Ответ он получил через минуту.

Направившись к стоянке машин, он оказался вдруг окруженным четырьмя здоровяками, которые вежливо пригласили его присесть в близстоящий автомобиль, ширкнув перед носом эфэсбэшными корочками, что Кунцева чуть смутило, но и не бросило сразу в пот от неожиданности, тем более «похищение» сопровождалось словами вполне дружелюбного тона:

– Буквально на мгновенье, Андрей Викторович… Майор Кривцов, федеральная служба… Перед тем как вы снова направитесь в прокуратуру, у нас к вам не более одного вопроса.

– А откуда вы знаете, что…

– Так Николай Иванович про вас все уши прожужжал – вы ведь с Краевым вроде как близко общались, вот мы и решили задать один уточняющий вопросик параллельно, вернее, перпендикулярно интересам следственного управления, чисто по нашей линии, понимаете?

Почему-то он им поверил.

– Только отъедем полквартала, остановимся и спокойно поговорим. – Машина повернула вправо, проехала метров сто, начала притормаживать.

– Слушаю вас, – подал голос Кунцев.

– Да-да, что такое?! – пассажиры салона обращались явно к водителю.

– Менты тормозят. – Водила мощным круговым взмахом ладони по баранке причалил к тротуару, не выключая двигатель, одновременно доставая из бардачка документы. – Сейчас, пару сек. – Движения уверенные, четкие.

В лобовое стекло Кунцев отчетливо видел гаишную «десятку», двух офицеров сопровождения и одного, совсем рядом, перед приоткрытым окном, терпеливо ожидавшего действий их водителя в ответ на положенное: «Добрый день, капитан… будьте добры…»

Слева-справа от Кунцева сидели двое, впереди шофер и пассажир-майор, обстановка спокойная, деловая, нужные бумаги уже вовсю листались проверяющим офицером, несмотря на фээсбэшные корочки, предварительно ему предъявленные. «Бывают же такие», – прошипел правый сосед, что вдруг сподвигло Кунцева на решительные действия:

– Товарищ капитан! – зычно обратился он к офицеру ГИБДД в надежде обрести свободу, раз уж все равно собирались останавливаться. – Какой сегодня полк на дежурстве? – громко, чтобы его точно услышали. – Разрешите! – Он привстал, собравшись на выход: – Что? Третий? Не слышу, второй? да откройте же! – это уже соседу слева, явно не намеревающемуся Кунцева выпускать, но Андрей Викторович, видя всеобщее замешательство, уже непоколебимо решил выбраться из «конторской» тачки.

– А что? – спросил проверяющий капитан.

– Откройте, – Кунцев уже толкал дверь, вываливаясь из салона. – Майор Охапкин работает сегодня? – Он почти вышел, несмотря на очевидное сопротивление сидящих внутри.

– А вы, простите, кто? Как ваша фамилия? – правомерно поинтересовался гаишник.

Почувствовав себя в безопасности, наклонил голову в сторону водительского окна:

– Здесь и поговорим, выходите тоже, – внутри сидящим, нагло, чуть свысока: – Мне дальше не с руки. – Офицеру: – Майор Кунцев я, – в голосе слышались нотки облегчения. – Первое управление, третий отдел паспортного контроля, – доставая бумажник.

– Кунцев? – переспросил гаишник.

– Так точно. Что же вы не выходите, товарищ Кривцов? – еще раз приник к открытому окну. Во взгляде водителя чекистов он прочел что-то явно несоответствующее моменту, что-то очень, очень плохое, но вот что именно, так и не смог разобрать…

Первые пули, в упор, от стоящего перед ним капитана ГИБДД, получил нагнувшийся к чекистам Кунцев, в спину, грудь, потом в голову, почти упавший, прислонившийся к борту машины. В то же время беззвучная стрельба очередями велась с двух разных направлений двумя подоспевшими гаишниками, доставшими небольшого размера оружие из-под объемных синих форменных курток: палили по лобовухе и заднему стеклу. Проверявший документы офицер, закончив с Кунцевым, молнией перебежал через дорогу, залез в «десятку» и уже подъезжал к побоищу – двое стрелков, выпустив по обойме, побросали автоматы, прыгнули в жигуль и, хлопнув дверьми, с рывка умчали за поворот.

Сразу наступила тишина, будто спустившись сверху и накрыв звуконепроницаемой пленкой изрешеченный дымящийся автомобиль, рядом с которым лежал убитый майор Кунцев, душа его улетала в небеса с одной только мыслью: «Э-эх… надо было толкнуть вчера Милку-то».

Зеваки, случайные прохожие, очевидцы произошедшего только-только начинали опасливо подтягиваться к месту страшного зрелища.

Руслан, метров с двухсот наблюдавший за остановленной гаишниками впередиидущей машиной его людей, умыкнувших Кунцева, ошарашенный увиденным, оторопело дал приказ «Уходим!», не решившись преследовать умчавшихся «ментов» – какой смысл? Кунцева все равно пришили, так же как и пацанов; что даст погоня на виду всего города, да еще со стрельбой из окон, за кем гнаться? – за исполнителями, грамотно реализовавшими кем-то начерченный план, так может он и добивается ответных действий, во всяком случае, ожидает их наверняка… кто? Федералы, вставшие на партизанскую тропу в центре России? – вряд ли.

Что творится, и что за фрукт этот Краев, из-за которого устраиваются такие непростые в техническом отношении концерты? И главное: кто, кто перехватил информацию о готовящемся захвате майора Кунцева? – ни одна душа не знала совершенно точно, кроме вверенных Руслану людей… из двенадцати оставшихся ввосьмером.

Сначала набрал Иванцова. «Опа!» – Тут же сбросил звонок. – «А ведь предположить, проследить ход мыслей мог только он, Серега Иванцов». – Руслан вдруг вспомнил их недолгий ужин с Барком, иванцовским помощником. – «Исключено, конечно, что за утренней подставой стоит Камэн, сын Аслана, но…»

Хорошенько подумав и окончательно запутавшись в предположениях, вызвал самого Аслана по экстренному каналу связи.

– Камэн?

– Да, отец.

– Что по Краеву?

– Ситуация вроде проясняется: людей задействовано много. М-м-м, должно разрешиться в ближайшее время.

– Ты все продумал, просчитал?

– Кажется…

– Ошибки допустить никак нельзя во избежание снежного кома, лавины с гор – если что-то пойдет не так, ситуация выйдет из-под контроля. Во-первых, пацанов порубаем ни за что, далее придется бросить, вышвырнуть к чертям собачьим всю наработанную, отлаженную годами структуру города, потеряв регион. Когда все восстановим вновь, одному аллаху известно. А если центр поменяет руководство, ключевые посты и должности, считай, все, фундук.

– Конец? – Серега вспомнил уроки албанского.

– Это может грозить нам мощной волной ответных проверок, чисток, антикоррупционных рейдов, что крайне нежелательно. Да и тебе пора в Махачкалу – своих дел по горло.

– Понял.

– Подожди. Звонок по экстренному каналу, давно уже долбятся. Не отключайся.

– Хорошо.

Серега догадался, кто прорывался к отцу, и какую информацию тот сейчас получит.

Пришло время бесповоротного и беспощадного действия, о чем они с Егором договорились при первой их встрече в трейлере; действия, к которому он шел последние годы жизни в чуждом его разуму пространстве войны и террора, поневоле ставшим привычным безапелляционностью, ненавистью к мессианству, лжепророкам всех мастей, готовностью к смерти, несмотря на неверие в божественное избавление, потому что единожды он ведь уже умирал, уйти повторно будет намного легче. Он знал, что там, за чертой, ничего нет. Знал – за чертой пустота, граничащая с вечностью, запросто раскидывающейся решенными формулами мироздания, правда, абсолютно не интересующими туда попавших.

«Туда попавших, туда попавших», – закрыв глаза, повторял Сергей, ожидая на линии отца. Он помнил это ощущение близости выбора, причем выбора безоговорочного. Однажды он предпочел погибнуть за друга – осмысленно? – учитывая возраст, да. Учитывая неподготовленность к финалу и существования до него – то нет. Неосознанная отсроченная смерть стоила осознанной жизни после.

– Камэн…

– Да, отец.

– Я выезжаю к вам.

– Хорошо, отец, я встречу.

Вот и все – план сработал.