Текст книги "Евангелие ведьм. Шабаши и костры"

Энтьен Гиллис

В XVI–XVII веках Нидерланды были достаточно горячим местом. И жар этот шел от костров, на которых горели ведьмы. Одной из таких ведьм была Энтьен Гиллис.

Род ее занятий изначально располагал к тому, чтобы она закончила свою жизнь на костре. Энтьен Гиллис была повитухой – профессия в те времена настолько же полезная, насколько и опасная. Если по каким-либо причинам новорожденный умирал, первой в этом обвиняли повитуху. Что уж говорить о временах, когда младенцев косил неведомый мор…

На знаменитом Рурмондском процессе над ведьмами 1613 года в числе прочих было названо и имя Энтьен Гиллис. Когда Энтьен схватили, к ней применили пытки, под которыми человек был готов признаться в чем угодно. Так поступила и Энтьен, которая рассказала судьям о своих интимных связях с Сатаной, за которые он и наградил ее магическими способностями. Однако, чтобы магия не исчезала, ее необходимо было подпитывать кровью младенцев. Для этого она убивала новорожденных и грудных младенцев, что при ее работе было достаточно легко. Также она призналась, что некоторых младенцев, которые были защищены особой церковной молитвой, она не могла похитить и убить. И тогда она отправлялась на кладбище, находила могилы недавно погибших младенцев и пожирала их плоть.

Энтьен Гиллис призналась также и в посещении шабашей, и в продаже души дьяволу, и во многом-многом другом. А перед казнью, по преданию, она прокляла весь город.

Мерга Бин

Принято считать, что казненными на кострах ведьмами были в основном деревенские простушки. В это легко поверить, так как в основном именно в деревне сохранялись древние языческие верования, да и вообще деревня была родиной всяческих суеверий. Богатые же сословия, наоборот, больше увлекались наукой. Однако когда мы говорим об оккультистах, то в первую очередь представляем все-таки заскучавшего аристократа.

Также считалось, что богатые могли откупиться практически от любых обвинений. В древности и правда существовала законодательно закрепленная практика, когда высшие сословия могли официально откупиться, в то время как низшие за те же преступления отправлялись на плаху. Однако в делах о колдовстве все происходило наоборот. Конечно же, социальное разделение существовало и здесь, но все трактовалось совершенно иначе. Более богатые подвергались преследованиям сильнее – не стоит забывать о том, что имущество казненных подвергалось конфискации. И что главный враг богача – это другой богач. Обвинение в колдовстве было едва ли не самым легким способом избавиться от конкурентов, как экономических, так и политических. Так что богатство не означало, что можно уйти от суда.

Так случилось и с Мергой Бин. История эта произошла в Германии в начале XVII века. Некто Бин, состоятельный человек, женился второй раз – на женщине по имени Мерга. Первая жена его умерла, оставив вдовцу детей. Спустя некоторое время после женитьбы на Мерге и мужчина, и его дети внезапно умерли один за другим. Это не могло не вызвать подозрений, и первой, кто под них попал, была Мерга Бин – якобы женщина убила мужа и его детей ради наследства. Дело передали в обычный мирской суд (в котором не применяли пыток и искали доказательства), но женщине не повезло. В городе в то время был проездом известный охотник на ведьм Бальтазар фон Дернбах, князь и аббат города Фульда.

После возвращения из изгнания, в котором он пребывал, неистовый фон Дернбах принялся за единственное, что он умел, – обвинять в колдовстве. И со всей страстью охотник за ведьмами взялся за «расследование» этого дела. На тот момент женщина носила ребенка, однако его это не остановило. Женщину обвинили в сношениях с дьяволом, от которого, собственно, она якобы и забеременела. И после длительных пыток Мерга Бин сама в этом призналась (а что ей оставалось?). Также она указала на то, что дьявол помог ей расправиться с мужем и его детьми.

Мерга была приговорена к смерти и сожжена на костре, и даже беременность не смогла ее спасти. Не спасло ее и богатство. А Бальтазар фон Дернбах продолжил свою яростную охоту на ведьм, и в течение следующих нескольких лет в Германии были осуждены и приговорены к смерти около 250 человек. Остановить фон Дернбаха смогла только его смерть в 1606 году.

Катарина Хенот

Казненная в 1627 году Катарина Хенот – одна из самых известных жертв охоты на ведьм в Кёльне. Известно, что это дело было от начала и до конца сфабриковано, а процесс велся вопиюще беззаконно – даже по меркам того сурового времени.

О Катарине Хенот сохранилось довольно много сведений. Она была жительницей Кёльна, происходившей из состоятельной и уважаемой в городе семьи. В наследство от отца она получила одно из почтовых учреждений города и управляла им совместно с братом. Женщина была достаточно влиятельна и образованна, много занималась благотворительностью. Однако влиятельное положение не спасло ее от преследований.

По одной из версий, у Катарины возник конфликт с графом Леонардом фон Таксисом-вторым, который хотел создать центральный почтамт. Хенот подала на него в суд, настаивая на своих наследственных правах. Вот тут и появилась «одержимая» монахиня, обвинившая Хенот в колдовстве. Якобы Катарина наслала неизвестную болезнь на женский монастырь, а кроме того, будто бы напустила на него… гусениц.

Возможно также, что Катарина Хенот стала жертвой заговора городских и церковных властей, крайне неудачно подвернувшаяся под руку хитрой монахине и епископу, который в погоне за властью не побрезговал жизнью девушки. Вероятно, обвинение в колдовстве было способом отвести взгляд от явных махинаций в стенах монастыря.

Авторитет монахини, которая указывала на женщину, не позволил проигнорировать эти обвинения. Катарину арестовали. Также дополнительным аргументом обвинения было то, что женщина часто посещала монастырь. Случалось, она бывала в его стенах несколько раз в неделю, что делало ее первой в списке подозреваемых (то, что она могла посещать монастырь просто по роду своей деятельности, в расчет не принималось).

Попытки оправдаться у Катарины не было, так как время было суровое – XVII век – и со «слугами дьявола» не церемонились. В тюрьме ее подвергли жесточайшим пыткам, чтобы вырвать признание в обвинении. Однако женщина стойко переносила и мучения, и тюрьму, и издевательства обвинителей.

Брат Катарины всеми силами старался доказать ее невиновность. Он упирал на то, что его сестра вела достойный образ жизни и имела репутацию уважаемого человека, что она постоянно посещала церковь и никогда до этого не обвинялась ни в одном преступлении. На ее стороне выступили даже соседи, что нетипично для подобных процессов. Несмотря на всю абсурдность ситуации, невзирая на то что против Катарины не нашлось никаких доказательств, кроме слов монахини, и даже несмотря на то что признания вины у нее так и не удалось вырвать, женщину приговорили к смертной казни. Попытки родных добиться участия в процессе адвокатов были и церковными, и одновременно государственными властями отвергнуты.

После длительных пыток Катарину удавили (это было своеобразным актом «милосердия»), а тело ее предали огню. Казнь произошла 19 мая 1627 года. Женщина стала еще одной невинной жертвой развернувшейся в те годы в Кёльне охоты на ведьм, где в итоге сожгли 400 ведьм. Такой «масштаб» облегчал работу инквизиторам.

Даже после казни Катарины Хенот ее брат всячески пытался восстановить ее доброе имя. Однако вскоре он и сам едва не стал жертвой охоты на ведьм. Его имя под пытками назвала еще одна «ведьма» Кёльна – Кристина Плам. В 1631 году брат Катарины Хенот вместе с некоторыми другими влиятельными гражданами Кёльна был арестован. Однако ему повезло больше, чем Катарине, – через некоторое время судебное разбирательство было прекращено.

Прах Катарины Хенот рассеялся, но напомнил о себе спустя 400 лет. В Германии существует инициатива евангелического священника Хартмута Хегелера из города Унна, который многие годы борется за реабилитацию сожженных в эпоху гонений женщин, казненных как ведьмы. Его логика проста: если решения об аресте и казни принимались конкретными судами и конкретными представителями власти, то невинно осужденные ведьмы должны быть оправданы соответствующим образом. Подобная практика применяется в отношении жертв более поздних преследований. Современные суды отменяли решения по их делам и реабилитировали невинно осужденных людей.

В 2012 году Хартмут изучил дело Катарины Хенот. По нему сохранилось довольно много информации, которая могла бы помочь священнику. Также к исследованию подключились и потомки Катарины, которые хотели восстановить ее честное имя.

28 июня 2012 года Городской совет Кёльна принял постановление о реабилитации Катарины Хенот и других жертв преследований ведьм в Кёльне. В нынешнее время имя Катарины Хенот носит улица и одна из школ Кёльна. А в 1988 году на городской ратуше города появилась скульптура Катарины Хенот авторства Марианны Людике – отдаленного потомка ведьмы-почтмейстерши.

Массовые казни в Бамберге

Пожалуй, наиболее жестокими были преследования ведьм в Германии, где существовали территории, на которых правители, как светские, так и духовные, существовали в одном лице – князья-епископы. Среди таких городов были Трир, Страсбург, Бреслау, Фульда, Вюрцбург и Бамберг.

Немецкий историк XIX века Иоганн Шерр писал: «Казни, совершаемые разом над целыми массами, начинаются в Германии около 1580 года и продолжаются почти целое столетие. В то время как вся Лотарингия дымилась от костров… в Падеборне, в Бранденбурге, в Лейпциге и его окрестностях совершалось тоже множество казней. В графстве Верденфельс в Баварии в 1582 году один процесс привел на костер 48 ведьм… В Брауншвейге между 1590–1600 годами сожгли столько ведьм (ежедневно по 10–12 человек), что позорные столбы их стояли “густым лесом” перед воротами. В маленьком графстве Хеннеберг в одном 1612 году сожжены 22 ведьмы, в 1597–1876 годах – 197 ведьм… В Линдхайме, насчитывавшем 540 жителей, с 1661 по 1664 год сожжено 30 человек.

Фульдский судья Бальтазар Фосс хвастался, что он один сжег 700 колдунов обоего пола и надеется довести число своих жертв до тысячи. В княжестве Нейссе с 1640 по 1651 год сожжено около тысячи ведьм; мы имеем описания более чем 242 казней; между жертвами попадаются дети от 1 до 6 лет. В то же время в епископстве Ольмюц умерщвлено несколько сотен ведьм. В Оснабрюке в 1640 году сожгли 80 ведьм. Некий господин Ранцов сжег в один день в 1686 году в Гольштейне 18 ведьм».

А вот как описывал преследование ведьм в Бонне в начале XVII века священник из немецкого городка Альфтера в письме к графу Вернеру фон Сальму:

«Кажется, вовлечено полгорода: профессора, студенты, пасторы, каноники, викарии и монахи уже арестованы и сожжены… Канцлер с супругой и жена его личного секретаря уже схвачены и казнены. На Рождество Пресвятой Богородицы казнили воспитанницу князя-епископа – девятнадцатилетнюю девушку, известную своей набожностью и благочестием… Трех-четырехлетних детей объявляли любовниками дьявола. Сжигали студентов и мальчиков благородного происхождения 9–14 лет. В заключение скажу, что дела находятся в таком ужасном состоянии, что никто не знает, с кем можно говорить и сотрудничать».

В Бамберге в то время правил «ведьмин епископ» Готфрид Иоганн Георг II Фукс фон Дорнхайм, который, по самым скромным подсчетам, отправил на костер около 600 ведьм. К слову, он был кузеном епископа из Вюрцбурга – города, так же, как и Бамберг, печально прославившегося преследованием ведьм. Некоторые исследователи говорят даже о родственной конкуренции в количестве отправленных ими на костер.

Охота на ведьм в Бамберге началась позже, чем в остальной Германии. Такое отставание легко объясняется раздробленностью Германии, которая на тот момент представляла собой кучку маленьких государств. Начало преследованию ведьм положил епископ Иоганн Готфрид фон Ашхаузен, правивший в городе с 1609 по 1622 год. Он сжег 300 человек по обвинению в колдовстве. Причем треть из них – за один тяжелый 1617 год. Однако его перегнал «ведьмин епископ» фон Дорнхайм, который смог прийти к вышеописанному результату при поддержке главного викария, викарного епископа Фридриха Фернера и докторов права светского совета.

В 1624 и 1627 годах они возобновили преследования ведьм, соорудив для этого специальную постройку под названием «Дом ведьм». Здание представляло собой тюрьму вместимостью 30–40 человек. Аналогичные спецтюрьмы возникли во многих малых городах епархии: в Халльштатте, Кронахе и Цайле. С 1626 по 1630 год велись судебные процессы, которые не имели ничего общего с правом. Отличались они и особой жестокостью по отношению к обвиняемым. Вседозволенность в соединении с фанатизмом приносила страшные плоды.

Однако в городе существовала и оппозиция этому безумию. Например, вице-канцлер Бамберга доктор Георг Хаан добился определенных успехов в укрощении инквизиторского пыла. Однако его противодействие имело лишь временный эффект. В дальнейшем его упорство в защите женщин Бамберга стало поводом к предъявлению обвинения ему самому. Вместе с другим доктором по фамилии Фладе в 1628 году он был сожжен на костре как подозреваемый в сочувствии к ведьмам. На костер также отправились его жена и дети. Воспрепятствовать произволу пытался сам император Фердинанд II Габсбург. Но епископ Бамберга попросту игнорировал его указ, и Георг Хаан отправился на костер. Впрочем, в те годы шла кровопролитная Тридцатилетняя война (1618–1648), и власть императора в тех условиях была ограниченной.

Среди жертв террора были и другие видные горожане, которые чем-либо не угодили охотникам. В 1631 году наметилась тенденция к спаду террора. В это время в тюрьме для ведьм и еретиков находилось около 22 обвиняемых, среди которых был и казначей епископа. К слову, охота на ведьм оказалась делом достаточно прибыльным, ведь, как уже неоднократно говорилось, имущество обвиняемых конфисковали. Сумма накопилась приличная – 220 000 флоринов, которые остались при епископе. Кроме того, все расходы на судебный процесс и казнь ложились на плечи родственников.

Лавина пыток и казней, захлестнувшая город, заставила многих уехать из страны. Отправлялись беглецы преимущественно в Рим, Богемию или любое другое место поближе к дворцу императора в Регенсбурге. Бежавшие распространяли ужасные (и более чем имевшие основание) слухи о епископе Бамберга. Однако священнослужителя это не слишком заботило, так как единственной силой, которая могла привлечь его к ответственности, был император, а ему зачастую было не до провинции на юге. И хотя иногда монарх пытался вмешиваться в дела города и отправлял указы о помиловании, они ни к чему не приводили. Например, император Фердинанд II выразил покровительство некой Доротее Блок, жене богатого горожанина, однако даже заступничество августейшей особы женщину не спасло – ее все равно сожгли. Более того, из опасения преследований пришлось бежать и всей ее семье.

Любой, кто сталкивался с судом, понимает, что дело это не быстрое. Однако не в Бамберге. Примером тому служит суд над фрау Анной Хансен, который состоялся в 1629 году. Вот краткая хронология событий:

«17 июня. Заключена в тюрьму по подозрению в ведовстве.

18 июня. Отказалась сознаться; выпорота кнутом.

20 июня. Пытка с применением тисков для пальцев; созналась.

28 июня. Женщине оглашено ее признание.

30 июня. Добровольно подтвердила свое признание; приговорена.

4 июля. Проинформирована о дне казни.

7 июля. Обезглавлена и сожжена».

Вот так просто и обрывались жизни в те жестокие времена. И это была не просто смерть, а смерть мучительнейшая. Пытки проводились с помощью особых приспособлений. Использовались всевозможные тиски для разных частей тела (пальцы, ноги, руки). Обвиняемых могли просто пороть кнутом, предварительно подвесив или оставив в лежащем состоянии. Применялись разновидности дыбы, колодки с железными шипами, в которых человека держали много часов. Распространена была «молитвенная скамья», инструмент незатейливый, но эффективный – просто доска с острыми деревянными шипами, на которую ведьма становилась коленями. Использовались и более примитивные способы пытки, такие как растирание веревкой шеи и других органов – до тех пор, пока не станет видна кость. Ведьм также окунали в ледяные ванны (а иногда могли бросить и в кипяток) или обсыпали перьями, пропитанными серой (они жгли в подмышках или паху). Одной из экзотических пыток было кормление соленой селедкой – но воду несчастным не давали.

Пытки были не только процессуальным инструментом, как у других инквизиторов, но и способом наказания. Ведьма могла быть подвергнута дополнительным пыткам даже после того, как уже призналась в том, что планировала наслать потоп на весь мир. Иногда их применяли даже по пути к месту казни. Человеку могли отрубить руку или раскаленными щипцами оторвать грудь. Хотя иногда, как в случае Анны Хансен, казнь могла быть более милосердной – сжигали не живьем, а после отсечения головы.

Особого внимания заслуживает история бургомистра Бамберга Иоганна Юниуса. Сохранились некоторые записи об этом судебном процессе. На основании этих документов можно отметить некоторые процессуальные особенности епископского суда.

Арестовали Иоганна Юниуса в 1628 году по обвинению в ведовстве. В записях говорится, что он «был допрошен без пыток». Обвиняемый отрицал свою вину и попросил, чтобы ему показали хотя бы одного человека, который утверждает обратное. Вспомним, в том же «Молоте ведьм» говорится, что обвиняемый в колдовстве не имеет права знать, кто свидетели по его делу, так как считалось, что он может им навредить. Однако для Юниуса даже устроили очную ставку со свидетелями-обвинителями. В материалах написано следующее: «Очная ставка с доктором Георгом Адамом Хааном. Тот говорит, что поставил бы свою жизнь против того, что видел его, Иоганна Юниуса, полтора года тому назад на ведовском сборище в выборной комнате совета, где они пили и ели. Обвиняемый это полностью отрицает. Очная ставка со служанкой Эльзой. Также утверждает, что он был на шабаше на большом болоте в лесу, но сначала осквернил гостию. Юниус отрицает и это. Тогда ему объявили, что все его сообщники сознались и разоблачили его, дали время подумать».

Его не сразу подвергли пытке, тиски для пальцев рук и ног, а также дыбу к нему применили позже. Несмотря на пытки, он «говорит, что никогда не отрекался от Господа Спасителя и никогда не был крещен никаким другим именем, готов был поклясться в том своей жизнью». После пыток идет следующая запись: «Обвиняемого раздели и обыскали; на правом боку обнаружили синеватое пятно в форме трилистника, трижды кололи булавкой, что не вызвало ни крови, ни каких-либо ощущений». В конце концов Иоганн Юниус сознался.

Сохранился и текст его признания: «Когда в 1624 году процесс в Ротвайле обошелся ему в шесть сотен флоринов, вышел он в августе месяце в свой сад во Фридрихсброннене и уселся там в задумчивости. Пока он так сидел, подошла к нему женщина и стала спрашивать, отчего он так печален. Он ответил, что вовсе не печален, но она соблазнительными речами заставила его уступить ее воле… а затем девушка обернулась козлом, который заблеял и сказал: “Теперь ты видишь, с кем тебе пришлось иметь дело. Ты будешь моим, а иначе я сломаю тебе шею”. Тогда он испугался и задрожал с головы до ног. Но дух схватил его за горло и потребовал, чтобы он отрекся от Всевышнего, на что Иоганн ответил: “Господи, помоги мне”, – и дух тотчас исчез, такова была сила этих слов. Но враг немедленно вернулся с людьми и снова стал требовать, чтобы Юниус отрекся от Господа и всего небесного воинства, и так его ужасно запугал, что тот произнес за ним следом такие слова: “Я отрекаюсь от Господа и всего Его небесного воинства и отныне признаю дьявола своим богом”. После отречения присутствующие так его убеждали, что он позволил дьяволу наречь себя именем злого духа. Морхауптин дала ему дукат крестильного золота, которое потом превратилось в черепок от горшка. Имя ему дали Крикс. Его суккуба звали Лисица. Собравшиеся поздравляли его от имени Вельзевула и говорили, что они теперь все равны. На крещении, помимо прочих, присутствовала упомянутая Морхауптин Кристиана, молодой Гайзерлин, Пауль Глазер, Каспар Виттих и Клаус Себхард, садовники. Затем они исчезли. В это время его любовница пообещала снабжать его деньгами и брать время от времени с собой на шабаш. Когда бы ему ни вздумалось поехать на шабаш, к его кровати подходила черная собака и говорила, что пора; он садился ей на спину, собака именем дьявола поднималась в воздух, и они летели. Года два тому назад собака отвезла его в выборную комнату совета, по левую руку от входа. Там за столом сидели канцлер, бургомистр Нойдекер, доктор Георг Хаан и еще двадцать четыре человека. Поскольку зрение его было уже не то, что раньше, многих он не узнал. После этого ему дали еще время на раздумья. 7 июля 1628 года вышеупомянутого Юниуса допросили вновь, чтобы узнать, в чем еще решил он сознаться. Он сообщил, что около двух месяцев тому назад, на следующий день после казни, ходил плясать с ведьмами к черному кресту, где им явился Вельзевул и сказал прямо, что их всех сожгут на этом самом месте, смеялся и издевался над ними. Назвал еще четверых ведьм».

Вот еще его признания: «Соблазнив его, суккуб немедленно потребовал, чтобы он убил своего младшего мальчика Ганса Георга, и дал ему для этой цели серый порошок, но для него это было слишком тяжело, и он вместо мальчика убил своего гнедого коня. Суккуб также неоднократно побуждал его убить своих двух дочерей, а так как он отказывался, то бывал бит. Однажды, по просьбе своего суккуба, он вынул изо рта священную облатку и отдал ей. Был вынужден время от времени совокупляться с суккубом. За неделю до ареста по пути в церковь Св. Мартина повстречался ему дьявол в облике козла и рассказал, что вскоре его заключат в тюрьму, но пусть он не тревожится, дьявол его быстро освободит. Кроме этого, клянется спасением своей души, ничего ему не ведомо, но все, им сказанное, – чистейшая правда, и за это он готов поручиться своей жизнью. 6 августа 1628 года вышеупомянутому Юниусу прочли его признание, которое он полностью подтвердил. Позднее он добровольно подтвердил то же самое в присутствии суда».

Признания, конечно, фантастические, однако от боли – или от страха боли – люди были готовы рассказать что угодно. Гораздо интереснее другой документ… В Королевской библиотеке в Бамберге сохранилось трогающее за душу письмо этого самого бургомистра Иоганна Юниуса, погибшего на костре. Он написал его своей дочери Веронике из тюрьмы, но письмо, возможно, было перехвачено. Вот некоторые отрывки из него:

«Добрый вечер сто тысяч раз, Вероника, моя дорогая дочь. Без вины я вошел в тюрьму, без вины меня мучили, и без вины же я должен умереть, ибо всякий, кто войдет в этот дом, по необходимости делается колдуном. Его мучают, пока он не выдумает из своей головы что-нибудь, или пока Бог не сжалится над ним. Я расскажу тебе, что со мной сделали.

Первый раз, как меня пытали, судьями были доктора (права или теологии) Браун, Кодендорф и два чужих доктора.

Доктор Браун сказал мне: “Э, как вы сюда попали?” Я ответил: “По ложному доносу, по несчастью”. “Слушайте”, – сказал он, – вы – колдун, сознайтесь добровольно, а иначе вас станут пытать, палач уже рядом с вами”. Я сказал: “Я – не колдун, и моя совесть спокойна, пусть войдут хоть тысяча свидетелей, я охотно выслушаю”. Тогда мне вывели доктора Адама Хаана, сына Георга Хаана. “Господин доктор, – сказал я ему, – что знаете вы обо мне? Я никогда не имел с вами никакого дела”. Он мне ответил: “Я вас видел на шабаше”. – “Неужели? Каким это образом?”

Он не знал. Я попросил судей допросить его под присягой, но доктор Браун сказал: “По вашей воле не будет сделано, достаточно, что он вас видел. Идите, господин доктор”. Я сказал: “Что же это за свидетель, господа? При таких условиях вы столь же мало в безопасности, как я, и всякий почтенный человек”.

Но меня не слушали. Затем был выведен сам Георг Хаан. Он сказал, как и его сын, что видел меня, но что он не видел меня таким, каков я есть. Затем была приведена Эльза (служанка, тоже арестованная) она-де видела меня на большом болоте. Я спросил ее, как она меня видела. Она сказала, что не знает. Тогда я во имя Бога просил судей убедиться, что это ложные свидетели, и привести их к присяге, но они не хотели ничего слушать и сказали, чтобы я лучше сознался добровольно, а то палач живо принудит меня сознаться. Я ответил: “Я никогда не отрекался от Бога и теперь я не могу это сделать; да поможет мне Бог, знающий мое сердце”.

Тогда, увы, приблизился палач – да сжалится надо мной Господь, – он связал мне руки и надел мне напалечники. Кровь брызнула из-под ногтей и отовсюду. Четыре недели я не мог пользоваться моими руками, да и теперь еле пишу, как ты видишь по почерку.

…Затем мне связали руки за спиной, втянули меня по лестнице и подняли на дыбу. Мне показалось, что земля и небо проваливаются; три раза меня подтягивали вверх и три раза меня заставляли падать на землю; боль была ужасная. И при этом я был совсем гол, так как меня совсем раздели.

Но наш Спаситель помог мне, и я имел силы сказать судьям: “Да простит вас Бог, что вы так мучаете невинного. Вы не только губите мое тело и душу, но заритесь и на мое имущество”.

Доктор Браун сказал: “Ты негодяй”. Я ответил: “Я вовсе не негодяй, я такой же честный человек, как и вы; но при таких порядках в Бамберге скоро никто не будет в безопасности – ни вы, ни кто другой”.

…Это было в пятницу 30 июня, что я должен был терпеть пытку. За все это время я не мог ни одеться, ни пользоваться моими руками, не считая других мучений, которые я должен терпеть безо всякой вины.

Когда палач после пытки отвел меня в тюрьму, то он сказал мне: “Ради Бога, сознайтесь в чем-нибудь, будь то истина или нет. Выдумайте что-нибудь, ибо вам не вынести мучений, которым вас еще подвергнут; и хоть бы вы все их перенесли, вам все-таки не спастись, будь вы хоть граф; одна пытка последует за другой, пока вы не признаете себя колдуном; без этого вас не оставят в покое, как вы это видите из всех их приговоров”. […]

Чувствуя себя очень плохо, я просил день на размышления и прислать мне священника. Мне дали один день, но отказали в священнике.

Теперь, дорогая дочь, что думаешь ты об опасности, в которой я находился? Мне приходилось сказать, что я – колдун, а я никогда им не был, и что я отрекся от Бога, а я никогда этого не делал.

Наконец я решил, что лучше согрешить на словах, чем на деле и что ответственность падет на тех, которые меня к этому принудили.

И вот признание, которое я сделал, но где нет ни слова истины; вот что я заявил, дорогое дитя, дабы избегнуть ужасных мучений, и после чего мне остается только умереть.

В 1625 году […] ко мне подлетела бабочка и сказала: “Почему ты так грустен?” Затем она обратилась в козла, который сказал: “Ты видишь теперь, с кем имеешь дело”. Козел схватил меня за горло и сказал: “Ты должен быть моим или я тебя убью”. Я ответил: “Да спасет меня Бог”. Он исчез, но скоро вернулся с тремя мужчинами и двумя женщинами. Тогда мне пришлось отречься от Бога и небесных сил, что я и сделал. Затем меня крестили и две женщины служили мне крестными матерями, после чего они дали мне дукат, но он оказался простой медью.

Я думал, что этого будет довольно, но на меня напустили палача и спросили, где я был на шабаше. Я не знал, что ответить. Но я вспомнил, что письмоводитель, его сын и Эльза указывали на большое болото; тогда и я назвал это место. Затем мне надо было указать, кого я там видел. Сначала я сказал, что никого не знал. “А, негодяй, сейчас мы отдадим тебя в руки палача. Говори, был там Теорий Хаан?” Я сказал: “Да”. – “А кто еще?” Я сказал, что не знаю.

[…]

Затем у меня спросили, что я делал на шабаше. Я сказал, что дьявол соблазнял меня на разное зло, но я не соглашался и он тогда ударил меня.

“Вздернуть негодяя на дыбу!” – сказал судья.

Тогда я сказал, что я должен был убить моих детей, но вместо них убил одну лошадь. Но этого не было достаточно. Тогда я сказал, что я взял освященное причастие и зарыл его в землю.

После этого они оставили меня в покое.

Теперь, дорогое дитя, ты знаешь все мои показания и мою историю; мне же остается только умереть. Но Бог знает, что я все это выдумал от страха перед новыми пытками. Я умираю невинным и как мученик.

Я писал это письмо несколько дней; мои руки болят, и я не могу стоять. Спрячь это письмо, дорогое дитя, а то меня будут еще хуже мучить. Молись за меня после моей смерти как за мученика. Ты можешь смело поклясться, что я не колдун, а мученик.

Твой отец Иоганн Юниус, который не увидит тебя более. 24 июля 1628 года.

Дорогое дитя, шесть человек свидетельствовали против меня, но все они говорили ложно лишь вследствие мучений, как они и сами признали, и просили меня простить их».

Беспощадная жестокость епископа Бамберга в конце концов вызвала возмущение многих влиятельных людей по всей Германии. Началось давление на императора, который единственный был в силах остановить беспредел. Священник ордена иезуитов отец Ламормайни, духовник самого Фердинанда, не побоялся власти монарха и напрямую заявил: «В ужас приводят слова и помыслы уважаемых людей о том, что происходит в тех судах». Генрих Тюрн из Падеборна (тоже иезуит) высказывался о делах в Бамберге так: «Некоторые люди начинают испытывать сочувствие к несчастным жертвам; высказывают серьезные сомнения, правда ли бесчисленные погибшие в огне и в самом деле были виновны и заслуживали столь жестокой смерти. Вообще многие люди начинают считать такое обращение с человеческими существами, чья жизнь куплена драгоценной кровью Христовой, жестоким и более чем варварским».

К протестующим присоединились и беглецы из Бамберга, которые своими глазами видели весь ужас, происходящий там. Например, советник Дюмлер, у которого под каток репрессий попала беременная жена, в итоге сожженная после долгих пыток. Он передал императору следующее: «Люди протестуют, говоря, что все приговоры, вынесенные в Бамберге, не могут быть справедливы». Ему же принадлежит и самое продуманное предложение, как остановить убийства. Пока все остальные возлагали вину исключительно на епископа, Дюмлер предложил не конфисковывать имущество ведьм. Он понимал, что за борьбой с ересью стоит банальное желание наживы. Также императору поступали многочисленные свидетельства о людях, которые не признались в своей вине, однако все равно понесли наказание. Такой была, например, Барбара Шварц, которую подвергали пыткам восемь раз и бросили в тюрьму на три года.