Текст книги "Евангелие ведьм. Шабаши и костры"

Епископ все-таки не был чрезмерно безрассудным. Чтобы спасти свою репутацию, он отправил во дворец послов, которые должны были обелить его в глазах императора. Однако приняты они были исключительно холодно. Впрочем, император не спешил предпринимать какие-либо меры. Действовать он начал только тогда, когда под ним зашатался трон. Точнее, под его сыном. В 1630 году исповедник Фердинанда II, отец Ламормайни, сказал императору, что всеобщая враждебность, вызванная его пассивностью в беззаконных делах по ведовству, препятствует избранию его сына на императорский престол.

Император был вынужден начать разбирательства и приказал публично обнародовать поводы для протеста. В 1630 и 1631 году он издал два указа, регулирующих судебные расследования дел по ведовству. Из положительных моментов можно отметить, что конфискацию имущества колдунов и ведьм отменили, а обвиняемые теперь имели право на адвоката. Однако запрещать пытки император не спешил.

Террор пошел на спад только летом 1631 года. Частично это было вызвано смертью викарного епископа Фернера в 1630 году и угрозой войны со шведским королем Густавом, который занял Лейпциг. Исследователи считают, что указы императора (1630 и 1631 годов) в прекращении гонений сыграли не главную роль (хотя отмена конфискации имущества была очень важным шагом). Сам «ведьмин епископ» скончался в изгнании в 1632 году.

Процессы в Вюрцбурге

Вюрцбург также отличался крайней жестокостью своих инквизиторов, в чем соперничал с Бамбергом. В главе о Бамберге уже упоминалось, что князья-епископы этих двух городов были родственниками. В Вюрцбурге правил двоюродный брат епископа Бамберга – епископ Филипп Адольф фон Эренберг. Так что сожжение ведьм здесь, похоже, было делом семейным.

Началась охота на ведьм в Вюрцбурге в 1626 году, когда один крестьянин на основании обычных сплетен обвинил своего соседа в порче. Разумеется, того сразу же схватили и подвергли пыткам. Не выдержав мучений, он начал выкрикивать имена членов «ведовской секты», сдав еще семерых людей. В итоге все они были казнены на костре.

Спустя два года было осуждено трое детей. Старшей из них было 13, а младшей 8 лет. Детей подвергли пыткам, и они признались в сношениях с дьяволом. Двоих из них сожгли, а самую младшую отправили домой на перевоспитание.

В том же году под чуткий инквизиторский надзор попал школьник по имени Иоганн Филипп Шук, которого также пытали. Ребенку нанесли 46 ударов кнутом, но он продолжал стойко держаться и утверждать, что никак не причастен к колдовству. Ситуацию исправили еще 77 ударов, после которых удивительным образом выяснилось, что он все-таки посещал ведовские шабаши, назвал он и своих сообщников. Ребенок был казнен. Скорее всего, относительная «мягкость» пыток вызвана юным возрастом подозреваемого.

Двенадцатилетний школьник Якоб Русс также после нескольких порок признался в том, что посещал шабаши, но он был немного хитрее и, чтобы напоследок отомстить своим мучителям, признался, что видел на шабашах нескольких священников.

Существует датированный 16 февраля 1629 года список 29 массовых казней в Вюрцбурге. На них было сожжено 157 жертв. К слову, мужчин в списке было столько же, сколько и женщин, а кроме того, в нем были и дети. Варьировался и социальный статус жертв. Были там как богачи, так и крестьяне.

Ведовская истерия стала утихать после одного случая. У епископа был юный родственник – единственный претендент на его немалое наследство. Звали юношу Эрнест фон Эренберг, он был перспективным студентом, но амурные дела вскружили ему голову, и в погоне за женщиной он забросил учебу. Также он начал пить и кутить. После разговора с иезуитами те пришли к выводу, что юноша не гнушался и колдовства. Молодого человека схватили, и епископ отдал приказ казнить его. После этой казни епископ изменился и приказал провести поминальную службу по всем жертвам ведовских процессов.

Дело о ядах

В конце XVII века двор французского короля Людовика XIV охватила кампания по охоте на ведьм и отравительниц. Этот пример отлично иллюстрирует одну из сторон охоты на ведьм – закулисные интриги аристократии. В этот раз все разыгрывалось вокруг закулисной борьбы военного министра Лувуа с первым министром Кольбером. Истерия больше всего ударила по последнему и его приближенным.

Расследование дела отравительниц инициировал шеф парижской полиции Габриэль Николя де ля Рейни. Началось все со смерти его подчиненного, возле которого нашли бумагу, компрометирующую его любовницу, маркизу де Бренвилье. Из документа следовало, что маркиза ради получения наследства отравила своего мужа, а вслед за ним – своего отца, двух братьев и сестру.

За свои преступления маркиза де Бренвилье была приговорена к пытке питьем, а затем обезглавлена. Это событие взбудоражило высшие сословия. Стали поговаривать, что недавние (и довольно многочисленные) смерти придворных также вызваны отравлениями. Слухи дошли и до ушей короля, который начал масштабную проверку парижских гадалок и алхимиков. Проверяли их на наличие «порошков для наследников», или попросту ядов.

Слухи подтвердились в 1677 году, когда де ля Рейни вышел на авантюристку Катрин Монвуазен, которая торговала подобными снадобьями. Предполагалось, что именно она и поставляла зелья и порошки в Версаль.

Для расследования учредили специальный трибунал под названием «Огненная Палата». Монвуазен была арестована, а спустя месяц предстала перед судом. Под пытками она призналась во многих преступлениях, в том числе в убийствах младенцев во время черных месс. В связях с Монвуазен были уличены несколько родственников короля, многие светские дамы признались, что принимали участие в черных мессах.

В 1680 году Катрин Монвуазен была сожжена на Гревской площади, после нее на костер отправилось еще 30 человек, а все дело насчитывало 400 фигурантов. После развязывания этого клубка многие люди потеряли свое положение при дворе.

Руфь Осборн

В XVIII веке официальные судебные преследования ведьм и колдунов закончились. Но в маленьких городах и деревнях охота на ведьм все еще продолжалась. Ведь у добропорядочных горожан все так же скисало молоко и временами дохли куры. Ну а кто обычно виноват в таком вредительстве? Само собой, ведьмы! Но донести на предполагаемую колдунью властям теперь уже не было возможности, и потому народ вернулся к старинному способу решения проблем – самосуду.

Так в апреле 1751 года в английском городке Тринге были растерзаны толпой семидесятилетняя Руфь Осборн и ее муж. Пожилая пара имела в селении репутацию колдунов, и если где-то происходило какое-либо несчастье, обвиняли в нем в первую очередь их.

Главным их врагом был фермер Баттерфилд: однажды он отказался дать Руфи молока, и вскоре стали умирать его коровы. Баттерфилд продал ферму и открыл таверну, но дела все равно шли плохо. Гадалка, к которой обратился Баттерфилд, подтвердила, что на него навели порчу. Молва быстро распространилась по округе, и 22 апреля разъяренная толпа начала искать Осборнов, которых местные власти для безопасности спрятали. Обнаружив их укрытие, горожане стали штурмовать дом, разбили окна и вытащили оттуда пожилую пару. Горе-охотники раздели стариков и бросили в воду, проверяя, всплывут они или нет. Неожиданно Руфь Осборн всплыла, после чего ее начали толкать и колоть.

После все-таки вытащили женщину на берег, и там она испустила дух.

Главный организатор расправы – трубочист по имени Коллей – позже был обвинен в преднамеренном убийстве и повешен.

Самсберийские ведьмы

В северо-западной Англии есть маленькая деревушка под названием Самсбери. Это мирное и уютное селение хранит темные истории, произошедшие в нем несколько веков назад.

В XVII столетии три здешние жительницы – Дженнет Бирли, Эллен Бирли и Джейн Саутворт – были обвинены в колдовстве, убийстве ребенка и каннибализме. А обвинила их четырнадцатилетняя девочка по имени Грейс Совертбаттс – что удивительно, внучка и племянница двоих из них.

Девочка утверждала, что ее бабушка и тетка могут превращаться в собак и что они проникли в дом одного крестьянина и высосали кровь из его ребенка. А когда младенца похоронили, они выкопали труп, принесли домой, ели его и готовили из его частей колдовскую мазь.

Судили самсберийских ведьм судом присяжных в главном городе графства Ланкашир – Ланкастере. Заседание проходило 19 августа 1612 года и длилось два дня. Вместе с ведьмами из Самсбери судили еще десять человек – так называемых ланкаширских ведьм.

Что весьма необычно, трио из Самсбери было оправдано, в отличие от остальных женщин. Их обвинение эффектно рухнуло в суде, когда выяснилось, что девочку, главного обвинителя, подговорил оклеветать женщин католический священник. Напомним, отношения англиканства, принятого в Англии, с католической церковью были более чем натянутыми. Можно сказать, что этот суд, как и многие другие, был следствием религиозной борьбы того времени.

Салемские ведьмы

От своих европейских коллег старались не отставать и американские охотники на ведьм. В 1692 году в маленьком городке Салем на северо-востоке Америки были обвинены в колдовстве три женщины. Это запустило цепь событий, получивших в истории отдельное название – «охота на салемских ведьм».

Началось все с того, что дочь и племянница пастора Сэмюэла Перриса – девятилетняя Элизабет Перрис и одиннадцатилетняя Эбигейл Уильямс – стали странно себя вести. Девочки кричали, издавали странные звуки, жаловались, будто их кто-то колет булавкой и ножом, а когда священник пытался читать проповедь, они затыкали уши. Пастор решил, что причиной этой необычной болезни является колдовство.

1 марта 1692 года по показаниям девочек были арестованы три женщины: работающая в их доме служанка-рабыня по имени Титуба, а также Сара Гуд и Сара Осборн. Подозреваемые были допрошены и подвергнуты осмотру в поисках метки дьявола. Все трое были удобными мишенями для обвинений: Титуба – бесправная рабыня, Сара Гуд – нищенка, а Сара Осборн – одинокая вдова. Кроме того, женщины длительное время не посещали церковь. У них не было никаких защитников.

Вскоре были произведены и другие аресты. Девочки продолжали указывать на все новых и новых «ведьм». Антиведовская истерия принимала впечатляющий масштаб. Всего в тюрьме оказалось полторы сотни человек, девятнадцать из них были повешены, двое умерли в тюрьме, одного задавили камнем во время пытки, семеро получили отсрочку приговора, еще одну держали без суда и следствия в тюрьме, затем продали в рабство за долги, а одна сбежала.

В 1697 году судьи признали свою ошибку, а в 1702 году решение суда было признано незаконным.

Анна Гельди

Одной из последних «ведьм» в Европе, казненных по обвинению в ведовстве, считается Анна Гельди, жительница Швейцарии, осужденная на казнь в 1782 году. Дело Анны получило довольно широкую огласку.

Анна родилась 24 октября 1734 года в городке Зеннвальд, недалеко от границы с нынешней Австрией. О семье Анны известно крайне мало – что вполне понятно, так как она происходила из обычной, далеко не богатой семьи. Известно, что с раннего возраста Анна стала работать горничной.

В возрасте 28 лет девушка устроилась работать служанкой в приют при церкви в своем родном городе. Там она познакомилась с мужчиной по имени Якоб Родунер, солдатом, который в ее городе был проездом. Анна забеременела от него, но вскоре солдат уехал. Чтобы не потерять работу, Анна была вынуждена скрывать беременность. Родила она втайне, ребенок родился болезненным и через некоторое время умер. Между тем местные власти обвинили Анну в преднамеренном детоубийстве. Такое явление было довольно широко распространено в те времена, особенно в ее положении – бедной и незамужней женщины, родившей вне брака и не имеющей возможности заботиться о ребенке. Анну приговорили к позорному столбу и шести годам домашнего ареста; но для одинокой женщины ограничение свободы передвижения, а значит, и невозможность заработать, означает голодную смерть. Чтобы избежать наказания, Анна перебралась в другую часть страны, кантон Гларус.

В городке Моллис она устроилась прислугой к некоему доктору по имени Цвикки. Вскоре она вновь забеременела уже от своего нового работодателя. Цвикки, по-видимому, имел семью, так что на брак с ним нельзя было рассчитывать, и ребенок опять оставался без отца. На какое-то время Анна переехала в Страсбург, где и родила второго ребенка. О дальнейшей его судьбе ничего неизвестно.

Вернувшись из Страсбурга в швейцарский кантон Гларус, Анна нашла работу в его столице – городе Гларусе, где, судя по всему, относительно спокойно жила еще пятнадцать лет – по крайней мере, о ее жизни в этот период история умалчивает. Некоторые исследователи приводят архивные записи тех времен, позволяющие полагать, что у Анны был и третий ребенок, однако эти данные не точные. В 1780 году, на сорок шестом году жизни, Анна устроилась прислугой в дом известного и уважаемого жителя Гларуса, доктора и судьи Якоба Чуди, жившего с женой и пятью детьми.

Проблемы у Анны начались через год работы в доме Чуди. По версии, которой сейчас придерживаются историки, занимающиеся изучением истории Анны Гельди, причиной всего стал конфликт между Анной и второй дочерью Якоба, любимицей семьи Анной-Марией. Якобы девочка, балуясь, пару раз стягивала платок с головы служанки, на что та дала ей подзатыльник. Анна-Мария пожаловалась матери и та отчитала Анну.

А несколькими днями позже Анна-Мария заявила, что нашла иголку в своем молоке. На следующий день – еще одну иголку. А затем – еще одну, но уже не в молоке, а в куске хлеба. Подозрение в первую очередь пало на служанку – во-первых, именно она занималась готовкой для всей семьи, а во-вторых, имела мотив после недавнего конфликта. Через несколько дней мать решила лично проверить молоко, предназначенное для своих дочерей, и действительно нашла иголки в кружках двух из них – Анны-Марии и Сюзанны. Служанку сурово допросили, но та лишь ответила: «Где мне взять игл, если только я не колдунья». Но когда на следующий день иголки вновь были найдены в молоке и хлебе Анны-Марии, Анну Гельди выгнали из дома.

Однако если доктор Чуди и его семья надеялись, что, избавившись от Анны, они избавятся и от проблем, то их ждало разочарование. В тот же день с Анной-Марией случилось нечто удивительное: у нее начались припадки, в ходе которых ее охватывали судороги и сильная дрожь, а сама она, пребывая будто в бреду, как во время сильной лихорадки, стонала и выкрикивала неразборчивые фразы: «Кто-то должен помочь», «Здесь люди», «Они хотят нас убить», – и подобные. Кроме того, на протяжении нескольких дней она отказывалась от еды, только пила воду. Во времена между припадками вела себя вяло. Вскоре к судорогам и бреду добавился нескончаемый кашель, и однажды, во время очередного приступа кашля, из нее вышла кровавая масса, в которой плавали иглы и булавки.

Подобные случаи извержения игл происходили еще несколько раз на протяжении нескольких дней. Об Анне-Марии и ее странной болезни вскоре заговорил весь город; многие стремились воочию увидеть необъяснимый феномен. Многочисленные иглы всевозможных форм и размеров, выходившие из измученной девочки (счет их уже пошел на сотни), аккуратно собирали и сохраняли в попытках понять причину такой загадочной болезни.

Общественное мнение пришло к заключению, что эти события связаны с инцидентами, предшествующими увольнению Анны Гельди. И хотя с момента увольнения Анны до первого случая извержения игл прошло уже восемнадцать дней, всем казалось правдоподобным, что человек, коварно подкладывающий ребенку в молоко и хлеб иголки (хотя Анна это отрицала), скорее всего, несет ответственность и за попадание игл в тело девочки. Хотя всем было известно, и это не опровергалось родителями, что Анна-Мария не проглотила ни одной иглы, обнаруженной в еде. И непонятно, почему рвота иглами начались только восемнадцать дней спустя. Объяснить происходящее было невозможно – и Анну обвинили в наведении порчи на ребенка, из чего следовало, что она являлась ведьмой.

Событие имело достаточно широкий резонанс, так что власти посчитали необходимым вмешаться. Был создан специальный отряд, посланный на поиски Анны Гельди и ее арест.

Однако задержать женщину по горячим следам не удалось. Отец второго ребенка Анны, уже упоминавшийся Цвикке, успел предупредить ее, благодаря чему она смогла скрыться. А тем временем состояние дочери доктора Чуди не улучшалось. На протяжении месяца из нее продолжали выходить иглы. К ним добавились и мелкие кусочки металла, и даже обрезки провода. Но хуже всего были начавшиеся судороги ног. Как отмечено в медицинских записях, «мускулы застыли и стали похожи на стальные тросы». Левую ногу невозможно было согнуть или разогнуть, даже с помощью внешней силы. Почти все время девочка проводила в постели или в кресле. Несчастные родители испробовали все, что могли, чтобы исцелить дочь. Поскольку официальная медицина не приносила плодов, они обращались к различным целителям. Один из них, испробовав множество загадочных зелий и снадобий, сообщил, что исцелить девочку может только тот, кто виновен в ее болезни.

Доктор Чуди вновь обратился к городским властям с запросом о серьезном расследовании дела. Во всех газетах была размещена информация об Анне Гельди и объявлялась награда за помощь в ее поимке. И 21 февраля 1782 года Анна, которую несколькими днями ранее арестовали в городе Дегерсхайм, была доставлена в Гларус. С этого момента начался судебный процесс над ней.

А тем временем стали известны обстоятельства, которые делали ситуацию еще более странной, нежели казалось ранее. Благодаря им действия Анны выглядели куда более коварными. Анна-Мария порой упоминала о том, что знает какой-то секрет, но не может его рассказать, потому что случится «что-то плохое». После долгих уговоров и обещаний, что с ней ничего не случится, она согласилась раскрыть тайну. Секрет оказался следующим: в воскресенье, когда никого из членов семьи не было дома, Анна взяла маленькую Анну-Марию в небольшую комнатку для прислуги. В ней их уже ждал замочный мастер Штайнмюллер; он присел рядом с Анной, а по полу ползало «нечто», не имевшее ни рук, ни ног. Анна дала ей сладость из горшочка и настойчиво наказала не говорить об этом маме и папе. Рудольф Штайнмюллер и «лежащее на полу» существо молча наблюдали. Когда через несколько дней у Анны-Марии случился первый приступ, ползавшая по полу особь была рядом, а Анна похлопала девочку по ноге, той самой, которую впоследствии свела судорога.

После того как эта фантастическая история, рассказанная ребенком, стала достоянием общественности, виновность Анны Гельди в болезни девочки посчитали установленной. Иглы и кусочки провода были якобы подмешаны Анной в угощение, которое она дала девочке, а мотивом Анны было личное плохое отношение к ребенку и желание отомстить.

Но с началом следственного процесса возникли проблемы. В кантоне Гларус существовало три суда: один для католиков, другой для протестантов и третий, «общий», для смешанных и прочих случаев. По обычной практике правоведения, Анна должна была предстать перед общим судом. Однако Чуди, вновь проявив настойчивость, потребовал, чтобы дело вел суд для протестантов, поскольку преступление случилось в его доме, а сам он был протестантом. Допросы, бывшие частью следственных мероприятий, не могли начаться, пока вопрос о юрисдикции суда не был решен.

Тем временем доктор Чуди не терял времени зря. Восприняв всерьез слова одного из целителей, что лишь наведший порчу может ее снять, он подал прошение властям, чтобы Анна попыталась исцелить его дочь. Власти дали согласие и передали ей просьбу доктора Чуди, но Анна отказалась. «Как я могу исцелить ребенка, если не причинила ему никакого вреда?» – сказала она. Тогда было решено попробовать убедить несговорчивую женщину иными методами. «Поскольку нет сомнений в том, что именно она является преступницей, но отказывается помочь ребенку, не остается иного выхода, кроме как передать ее в пыточную», – было сообщено ей. Проведя три недели закованной в цепи, Анна попросила день на обдумывание и наконец согласилась.

Подсудимую доставили в помещение суда, где уже находилась больная девочка. Анна опустилась на колени перед ней и принялась аккуратно сгибать и растягивать охваченную судорогой ногу; все это время она непрестанно плакала, говоря о своей невиновности. Процедура повторилась еще несколько раз в течение следующих дней, но так и не принесла скорого излечения. Тем не менее люди были поражены, что Анна-Мария, дома испытывавшая боль от малейшего прикосновения к больной ноге, здесь спокойно переносила процедуры.

После недели не слишком успешных попыток было решено провести процедуру там же, где была наведена порча. Анна была доставлена в дом семейства Чуди, чтобы повторить попытку исцеления. И внезапно их ждал успех. Девочка смогла встать и простоять несколько минут без чьей-либо помощи. Тогда процедуру повторили в бывшей комнатке Анны, где, судя по рассказу Анны-Марии, женщина навела на нее порчу. На этот раз успех был стопроцентным: девочка встала и выбежала из комнаты к радости всей семьи.

Чудесное исцеление стало сенсацией. Но оно было воспринято как наглядное доказательство виновности Анны в случившейся болезни. Дело Анны Гельди решено было рассматривать в протестантском суде. 21 марта 1782 года, спустя четыре недели после ареста, Анна была допрошена в первый раз. Ей задали вопрос об иглах, которые были найдены в молоке Анны-Марии, на что она ответила, что не знает, как они попали туда. Но этого было недостаточно, и допрос продолжался, пока женщина не созналась, что сделала это с помощью злого духа. В качестве мотива она указала желание отомстить девочке за то, что та донимала ее, дергая за платок.

На следующий день состоялся второй допрос. Анну допрашивали часами, доводя до изнеможения. На этот раз ее принудили сознаться, что она подложила иглы в угощение, которое дала девочке. Но когда ее спросили о том, что это было за угощение, женщина не нашлась с ответом. Ее продолжали допрашивать, пока она не созналась, что угощение ей дал Штайнмюллер. Но когда Анне зачитали ее показания, она попыталась опровергнуть свои слова о Штайнмюллере, не желая оговаривать невинного человека. Вслед за этим последовал повторный допрос: кто тогда дал угощение, если не он? От бессилия Анна ответила, что это был сам дьявол. Слова эти вполне удовлетворили следствие. Признание в сотрудничестве с дьяволом было наилучшим доказательством. «В какой форме явился дьявол?» – был задан вопрос. «В форме мучений», – ответила женщина и потеряла сознание.

Следствие постановило задержать Штайнмюллера. Престарелый мастер предстал перед судом, охваченный страхом; но несмотря на это, с уверенностью отверг все обвинения. У него даже было алиби на тот день, когда Анна якобы наводила порчу на девочку. Штайнмюллеру устроили очную ставку с Анной, и она заявила о его соучастии ему в лицо.

Поскольку явных улик не было, следствие прибегло к пыткам. Самая легкая из пыток, «пытка страхом», заключалась в демонстрации орудий пыток допрашиваемому и описании их предназначения, по возрастанию производимого ими ужаса. Анна вновь повторила свои показания против Штайнмюллера и созналась, что дьявол лично явился к ней в кухню и подал завернутые в бумагу желтую крупу и белую отраву, которые она и дала Анне-Марии, подложив в кусок хлеба. Дьявол был в форме черного зверя.

Но, получив признание, следствие находило в нем противоречие. Анна теперь заявила о куске хлеба, хотя в рассказе Анны-Марии была некая сладость. Тогда было принято решение подвергнуть Анну настоящим пыткам. Женщину подвесили за связанные руки, но она не изменила своих показаний. Двумя днями позднее пытку повторили уже с камнями, привязанными к ногам, и тогда она признала, что это был не кусок хлеба, а сладость. Анна вновь заявила о соучастии Штайнмюллера. После третьей пытки она уже не меняла своих показаний.

Поскольку (после долгих пыток) рассказ Анны в целом совпадал с рассказом пострадавшей девочки, в верности версии следствия больше не сомневались.

Между тем Штайнмюллер доставлял следствию крупные неудобства. Старик, которого допрашивали уже несколько недель, продолжал настаивать на своей полной невиновности. Он имел достаточно влиятельных родственников, и потому его не подвергали пыткам, продолжая допрашивать, шантажируя и угрожая, лишь оказывая психологическое давление. После многочасовых допросов он признал все, что ему предъявляло следствие, однако в ту же ночь повесился в своей камере. Это было расценено следствием как признание вины.

Перед судом теперь оставался вопрос наказания: заслуживает ли Анна пожизненного заключения или смертной казни. Поскольку в кантоне Гларус не было своих тюрем (только камеры временного задержания), в случае пожизненного лишения свободы Анну пришлось бы отправить в другой кантон. А это грозило пересмотром дела и отменой всех решений суда и следствия. И Анна была приговорена к смертной казни по обвинению в отравлении 13 июня 1782 года и в тот же день обезглавлена. В приговоре не содержалось прямых упоминаний чародейства и колдовства, хотя упоминались «особые и необъяснимые умения», под которыми, конечно, понималось ведовство.

Дело получило широкую общественную огласку как в Швейцарии, так и за ее пределами. Пресса выражала возмущение по поводу охоты на ведьм, к тому времени уже считавшейся пережитком прошлого. Во многом благодаря общественному возмущению по всей Европе это судебное расследование стало одним из последних ведовских процессов.

Существует версия, что доктор Чуди обвинил Анну в колдовстве, поскольку имел с ней любовную связь и решил таким образом избавиться от нее – огласка его внебрачной связи могла стоить ему доброго имени.

27 августа 2008 года, через 226 лет после казни, парламент Швейцарии признал это судебное решение ошибочным, реабилитировав Анну Гельди.