Текст книги "Евангелие ведьм. Шабаши и костры"

Барбара Здунк

Барбара Здунк – так звали женщину, ставшую одной из последних жертв охоты на ведьм.

Барбара, полька по происхождению, проживала в городе Решель, некогда входивший в состав Речи Посполитой, но после ее раздела перешедший Пруссии. Родом Барбара была из семьи фермера, она рано ушла из дому и начала работать. В юности вышла замуж за солдата, от которого и взяла фамилию Здунк, впрочем, брак продлился недолго. После этого у Барбары было много любовников.

История Барбары обросла множеством легенд и неподтвержденных версий. Так, по одной из них, она, будучи несколько невменяемой, сама не раз заявляла о своих колдовских силах. В 1806 году город пострадал от сильного пожара, уничтожившего множество домов. А в 1808 году Барбара якобы предстала перед толпой на одной из главных площадей и заявила, что это она сожгла город и может сжечь его вновь. Толпа разозленных граждан едва ее не растерзала, и только арест уберег ее от расправы. Между тем толпа не унималась, всерьез поверив в версию виновности ведьмы. Кроме прочего, Барбара была полькой, что служило еще одним поводом для ненависти немецких горожан, поскольку Польша на тот момент выступала противником Пруссии. Местные власти, не желая иметь дело с разъяренной толпой, отправили Барбару в Кёнигсберг, где суд в итоге признал ее виновной в поджоге и приговорил к смертной казни на костре. До последних мгновений своей жизни Барбара продолжала выкрикивать оскорбления и злить собравшийся народ.

Существует и другая версия событий, которой придерживаются официальные историки. В 1807 году Барбара подожгла дом одного из своих любовников, таким образом решив отомстить ему после расставания. А пожар вскоре охватил весь город. Барбару арестовали по обвинению в поджоге, но суд, за неимением свидетелей, затянулся. И все же в 1811 году ее признали виновной в поджоге и приговорили к казни путем сожжения на костре, предварительно задушив.

Именно из-за редкого уже на тот момент способа казни, походившего больше на типичную казнь ведьм, по мнению историков, и возникли слухи о том, что Барбара была сожжена по обвинению в ведовстве. Так или иначе, легенда о Барбаре считается одной из последних по времени историй об охоте на ведьм, даже если в подлинной истории ее жизни прямых обвинений в ведовстве не было.

Мэри Бейтмен

Хоть со временем процессы над ведьмами и становились все более редкими, но народная слава о женщинах, которые могут одним только помыслом причинить человеку вред, не утихала еще долго. Этим не побрезговали воспользоваться предприимчивые люди. Если сейчас благодаря достижениям глобального прогресса сфера заработка на человеческой глупости сузилась до гаданий, то раньше авантюристам было в чем развернуться. К слову, промышлять подобным тогда было несравнимо опаснее, чем сейчас.

Мэри Бейтмен, известная как йоркширская ведьма, была одной из жаждущих легкой наживы, сделавшая себе имя в криминальном мире.

Родилась Мэри, в девичестве Харкер, в 1768 году в Асенби (графство Северный Йоркшир) в семье фермера. С детства она проявляла удивительные умственные способности, которые, к сожалению, не хотела использовать должным образом. Ее интеллект быстро превратился в хитрость.

Мэри получила хорошее для ее социального класса и времени образование. Умела читать и писать. Несмотря на это, она с самого детства демонстрировала склонность к мошенничеству и в еще юном возрасте совершила свои первые кражи.

Сельская жизнь, которая была традиционной для культуры и быта XVIII века, девушку не прельщала. Так как социальные лифты в то время работали плохо, особого выбора у юной особы, которой не хотелось всю жизнь копаться в земле или смотреть за свиньями, не было.

Мэри решила покинуть отчий дом и переехать в соседний город Тирск, где она устроилась прислугой. Работодатели не вызывали у нее никакого уважения. Девушка совершила несколько мелких краж, однако вскоре ее темные делишки стали известны и ее выгнали.

Вкусившая городской жизни девушка не горела желанием с позором вернуться в родную деревню. Мэри отправилась в Йорк. Добывать себе на хлеб она решила самым привлекательным и легким для нее способом – мелкими кражами. В 1780-х годах она начала свою карьеру мелкой воришки и мошенницы. Однако хрупкая девушка, не имевшая большой физической силы, в деле крупного грабежа была обречена на провал. Тут Мэри и пригодилось ее сельское происхождение, а точнее, знание сельского фольклора. Вполне вероятно, что напуганная в детстве историями о ведьмах, девушка решила обернуть эти знания против всех, кто был богаче ее. Она убеждала своих жертв в наличии у нее сверхъестественных способностей. Мол, не отдашь кошелек, золотую цепочку, а еще вот эти сережки – жди беды: порчи или сглаза. У горожан, к их несчастью, страх перед ведьмами еще не развеялся. По слухам, она даже вводила своих жертв в состояние транса, после чего «избавляла» их от тяжелого груза материальных благ.

Однажды Мэри на попытке кражи была поймана, после чего двинулась на юго-запад Йоркшира, в город Лидс, где решила искать роботу. Здесь она встретила своего будущего мужа – Джона Бейтмена, за которого вышла замуж в 1792 году. Однако и он стал жертвой ее махинаций. Однажды Мэри оставила в мастерской мужа записку о том, что его отец находится на грани смерти. Джон мигом отправился к родителю в другой город, где нашел отца в полном здравии. Вернувшись домой, он побежал к жене, чтобы рассказать о том, как его обманули, но дома обнаружил лишь пустую комнату. Всю мебель жена продала, чтобы покрыть какие-то свои расходы.

Устав от постоянных ухищрений жены, Бейтмен сбежал от нее в армию. Но женщину это ничему не научило. Наоборот, ее руки были развязаны, ведь совестливый муж теперь не попрекал ее по каждому поводу.

В этом городе к ней пришло народное признание и слава выдающейся гадалки. Она готовила зелья, которые якобы лечили людей или отгоняли от них злых духов, и проводила аборты. Дела шли как нельзя лучше: жертвы сами стекались к Мэри, чтобы быть обманутыми. Своим клиентам она сообщала, что является представительницей некой миссис Мур, о которой она говорила как о седьмом ребенке седьмого ребенка (что является признаком ведьмы). До сих пор неизвестно, существовала ли такая женщина на самом деле. Однако вполне можно предположить, что у Мэри был некий сообщник.

Параллельно с этим она занималась пошивом одежды, но особого дохода это не приносило. Основными ее клиентами были люди из низших классов.

Только поселившись в Лидсе, Мэри сразу была поймана на краже серебряных часов и ложки у своего соседа. Украденное имущество она вернула, что и спасло ее от наказания. В дальнейшем ей многое сходило с рук, так как она была непревзойденной актрисой, притворяясь бедной девушкой, которая совершала преступления лишь по необходимости, что при незначительности ее преступлений давало повод для прощения.

Не гнушалась она и совсем мелким мошенничеством. Например, однажды у мясной лавки Мэри услышала, как мясник дает мальчику поручение отнести баранью ногу заказавшему ее джентльмену. Она отправилась на мост, по которому должен был идти паренек, завязала с ним разговор и сообщила, что является служанкой заказчика. Отругав посыльного за то, что тот так долго несет товар, Мэри дала ему пощечину и забрала баранину, сказав, что сама отнесет ее владельцу. Понятное дело, отдавать баранину заказчику она не собиралась. Разозленный заказчик отправился к мяснику со скандалом, где узнал о случившейся ситуации и по описанию «служанки» сразу понял, что это Мэри. Когда он явился к ней домой, первое, что он увидел, это зажаренную баранью ногу. Мэри согласилась заплатить за нее, и дело решилось мирно.

Пик популярности Мэри Бейтмен пришелся на 1806 год, когда она осуществила свою самую известную мистификацию – «курица-пророк из Лидса». Суть обмана такова: курица откладывала яйца, на которых были написаны знамения по поводу конца света. Настоящая шумиха поднялась, когда из-под курицы посыпались яйца с надписью: «Христос грядет». Значительно позже было установлено, что Мэри заблаговременно засовывала разрисованные специальной кислотой яйца в яйцевод курицы. Со всей страны стекались охваченные религиозным экстазом люди, чтобы лично увидеть курицу, предсказывающую конец света. Если среди увлеченной толпы попадались скептики, они рисковали встретиться с осуждающей реакцией остальных зрителей.

Мэри не упускала ни единой возможности заработать нечестным путем. Однажды в 1796 году на мануфактуре в Лидсе случился крупный пожар, в результате падения стены погибло много людей. Увидев в этом источник дохода, Мэри пошла к мисс Мод, известной благотворительнице, и рассказала душещипательную историю о погибшем ребенке, бедная мать которого не может найти средств, чтобы его похоронить. Мисс Мод не стала давать деньги, а решила помочь имуществом, необходимым для похорон. Однако все вещи мигом оказались в ломбарде. Позже Мэри стала ездить по городу, представляясь медсестрой и собирая старое белье, которым якобы намеревалась перевязывать раны.

В 1806 году, во времена «курицы-пророка», к Бейтмен обратилась семья Периго. Муж Уильям считал, что его жена Ребекка стала жертвой проклятия, причинявшего ей невыносимую боль в груди. Колдунью просили снять проклятие. В качестве лечения Мэри прописала пропитанный зельем пудинг.

В течение нескольких месяцев Ребекка принимала назначенное «лечение». Увы, масса съеденного пудинга никак не исправляла ситуацию, и женщине становилось только хуже. В конце концов в мае 1806 года Ребекка умерла. Уильям заподозрил, что колдунья кормила его жену вовсе не волшебным лекарством, а ядом, после чего и пошел в полицию, которая сразу же арестовала горе-ведьму. Для поимки особо опасного преступника была проведена целая операция, во время которой Уильям заманил ведьму в специальное место, где ее уже поджидала полиция.

Мэри кричала о своей невиновности, но обыск ее дома показал обратное. В ее жилище были обнаружены яды, а также личные вещи ее жертв, среди которых была и парочка вещей семьи Периго.

Суд над «ведьмой» состоялся только в марте 1809 года в Йорке. Заседание длилось одиннадцать часов. Несмотря на это, присяжные всего через несколько минут однозначно признали ее виновной в убийстве Ребекки Периго и в мошенничестве. Приговором была виселица. Мэри изо всех сил цеплялась за жизнь и заявила, что беременна и потому не может быть повешена. Однако этот обман позволил оттянуть казнь ненадолго. После медицинского осмотра было дано заключение, что Мэри не беременна и может быть казнена.

Приговор был приведен в исполнение 20 марта 1809 года. Мэри Бейтмен была повешена вместе с двумя мужчинами. На казнь пришли тысячи людей.

Однако этим дело не кончилось. Даже после смерти Мэри удалось оставаться в центре внимания. Ее тело выставили на всеобщее обозрение, и каждый желающий, заплатив определенную сумму, мог прийти и посмотреть на колдунью. Затем ее тело расчленили врачи, чтобы исследовать органы. Даже медики не упустили возможности подзаработать на ее славе. С трупа сняли кожу, разрезали ее на кусочки и продавали в соседних деревнях в качестве амулетов, которые якобы отгоняют злых духов.

Свое окончательное пристанище она нашла в университете Лидса, где хранится ее скелет, перевезенный в 2015 году из медицинского музея Такрея.

Кристина из Цейновы

Кристину из Цейновы, умершую в 1836 году, можно считать последней из известных жертв охоты на ведьм в католической Европе.

Кристина была вдовой рыбака, жившей в прибрежной деревушке Цейнова, ныне носящей название Халупы, на Хельской косе, принадлежавшей в те времена Пруссии. Среди односельчан о ней ходили всевозможные слухи, женщину считали подозрительной, поскольку она никогда не посещала церковь, а на печную трубу ее дома слетались черные вороны. Ее считали ведьмой, но закон к тому времени уже не наказывал за колдовство.

В один из дней что-то спровоцировало односельчан, и те решили разобраться с ведьмой; зачинщиком расправы был некто Каминьский. Он позвал на помощь людей из соседнего городка Сопот, и собравшаяся толпа схватила женщину, решив подвергнуть ее «испытанию водой», благо деревня стояла на берегу Балтийского моря. Кристину вывезли на лодке далеко от берега и сбросили в воду. К удивлению многих, она долгое время держалась на плаву, что было принято за доказательство того, что она ведьма. На деле же ей помогала держаться сохранившая в себе пузыри воздуха плотная одежда. Признав ее ведьмой, оставшиеся в лодке забили ее насмерть веслами.

Впоследствии виновные в ее смерти были арестованы и приговорены к различным срокам за убийство и самосуд. Таким образом, даже в середине XIX века среди людей продолжала сохраняться вера в существование ведьм.

Существовала ли инквизиция и преследование ведьм на Руси?

Сам термин «инквизиция» в современном его понимании неразрывно связан с католической церковью, некогда безраздельно властвовавшей на территории Западной Европы. В сознании нынешнего обывателя одно это слово вызывает образы костров, испепеляющих ведьм. Но если вникнуть в историческую сущность инквизиции как церковного учреждения, созданного для борьбы с врагами церкви – еретиками, колдунами и прочими хулителями, – то и на Руси были явления, подобные действиям католической инквизиции, и они не менее известны современному человеку. Это, например, история раскола Русской православной церкви в результате никоновских реформ и последовавшие за этим движением гонения на старообрядцев, в своей жестокости не уступавшие процессам инквизиции. И хотя это еще не осуждение ведьм и колдунов, это историческое событие дает понять, что и на территории Руси церковное право защищалось силой, и православная церковь имела полномочия и инструменты, позволяющие ей не отставать от католической.

Общеизвестен тот факт, что христианство (на тот момент еще не разделившееся на православие и католичество) было принято на Руси князем Владимиром Святославичем; им же был составлен первый на Руси церковный Устав – свод законов, учреждавших существование церковного суда и устанавливающих его юрисдикцию над различными делами. Среди них, помимо вопросов семейного права, находились также и дела о преступлениях против церкви, в частности – обвинения в ведовстве и чародействе. Таким образом, с самого своего зарождения и обретения организованной формы церковь на Руси осуществляла те же функции, что приписываются инквизиции. На деле, если сравнить, они были даже шире: на Руси церковные суды имели полномочия разбирать дела любого рода, если их участники относились к особому списку «церковных людей» – в первую очередь священников, но также и различных получающих или получивших помощь от церкви либо работающих под ее началом. К примеру, лекарям, в силу убежденности в их непосредственных связях со знахарством и языческими обрядами, разрешалось работать только под неустанным контролем церкви, чтобы очиститься от всяких подозрений.

Несмотря на то что церковь в древнерусском государстве всегда оставалась в подчинении власти светской, это не мешало ей преследовать собственных врагов; отношения же со светской властью всегда выстраивались в форме тесного сотрудничества. Это давало церкви возможность в любой момент просить заступничества у государства, пользоваться делегируемой им юридической властью, в обмен своим духовным признанием укрепляя авторитет государства. Основными жертвами преследований церкви становились либо откровенные конкуренты – раскольники и еретики, угрожавшие своим существованием и неподчинением церковной иерархии и монополии православной церкви на руководство духовной жизнью общества (именно к этой категории относились вышеупомянутые раскольники – старообрядцы), – либо же политические диссиденты, которые свой политический протест подкрепляли протестом против церковных канонов православия. Несмотря на обилие политико-культурных репрессий церкви против своих врагов, свидетельствующих о том, что оная явно не гнушалась применять силу (что, собственно, и составляет суть инквизиции – расправа религиозной власти над несогласными с ней людьми), нас в первую очередь интересует не «политическая», а «колдовская» инквизиция. Ведовские и колдовские процессы, хотя и не были приоритетными для церкви, тем не менее в истории случались.

Первое упоминание о ведьмах и об отношении к ним древнерусской церкви находится в уже упомянутом нами церковном Уставе Владимира, где за ведовство устанавливалось наказание, а судебные разбирательства по делам такого рода передавались в юрисдикцию церковных судов. Более конкретно, и на этот раз с позиции самой церкви, о ведьмах и колдунах говорится в обращении к язычникам в слове «О злых дусех», авторство которого приписывают святому Кириллу (одному из создателей, вместе со своим братом Мефодием, старославянской азбуки и церковнославянского языка), – здесь уже прямо утверждается необходимость осуждения и наказания ведьм и колдунов церковным судом.

Первым упоминанием о конкретном событии, согласно летописям, является поимка в 1024 году на территории Суздальского княжества и последующая казнь через сожжение волхвов и «лихих баб», что вполне можно считать названием ведьм. Обвинение, которое было им предъявлено – в случившемся тогда неурожае, – является довольно типичным для «ведьмовских процессов».

Для Руси X–XI веков, недавно принявшей христианство и еще хранящей следы дохристианской языческой веры, интересной особенностью являлось то, что колдовство и ведовство зачастую ассоциировались с язычниками, сохранившими верность культам предков, в особенности со жрецами язычников – волхвами. Ведь языческие жрецы, согласно языческим представлениям, способны были «заклинать силы природы» и совершать прочее колдовство. Получившее власть над умами народа христианство говорило о магии и колдовстве уже не как о проявлении тайного и мудрого знания, а как о грехе. Церковь, обозначавшая любое колдовство как взаимодействие со злыми духами явно демонической натуры, смогла, таким образом, подкрепить враждебное отношение к своим соперникам на религиозном поприще, в чьих магических способностях люди хотя и не сомневались, однако отношение к язычеству менялось – с уважительного и авторитетного на явно враждебное. Так, согласно летописям, в XI веке нередки были церковные процессы над язычниками, обвиненными как в хуле на христианскую веру и церковь, так и в колдовстве.

Но и позже, когда нужда в борьбе с остатками язычества отпала, православная церковь на территории Руси продолжала воспитывать народ в страхе и непринятии волшебников и ведьм. В 1227 году в Новгороде были подвергнуты допросам под пытками, а затем, по настоянию местного архиепископа, сожжены четыре волшебника.

Примерно к тому же времени относятся и другие дошедшие до нас источники, выражавшие отношение общества к преследованию церковью причастных к колдовству. Так, в трактате «Каково жить христианам» автор, чье имя осталось неизвестным, обращается к светским властям с требованием казнить колдунов и чародеев, в случае же отказа призывает церковь проклясть непокорную власть. В менее резкой форме, что объясняется его официальным статусом и должностью, Киевский митрополит Иоанн выражал согласие и одобрение практике церковных судов над колдунами и ведьмами и жестоким приговорам, настаивая на необходимости такой суровой меры. В данном им объяснении эта необходимость обосновывается пользой для духовной жизни народа: желающих заняться различными магическими практиками следует побуждать к отказу от подобных стремлений под страхом наказания; а также создавать у народа негативное отношение ко всему, что связано с колдовством. Проповедник Серапион, Владимирский епископ, в своем послании князю, вознамерившемуся избавиться от ведьм и колдунов, выражал горячую радость по сему поводу и призывал к жестоким расправам над оными. Судя по его словам, целью он видел защиту и охранение морального облика общества, искренне полагая ведьм и колдунов виновниками морального разложения.

В целом, работа «инквизиции» православной церкви в XIII веке была организована следующим образом: церковные власти самостоятельно разыскивали ведьм и колдунов, сами арестовывали их и сами же проводили следствие и суд. И только при исполнении наказаний нуждались в содействии светской власти, которой передавали уже осужденных церковным судом для исполнения приговора. При этом еще на этапе следствия арестованные могли быть подвергнуты различным пыткам. Помимо пыток, обвиняемые подвергались «испытаниям водой и огнем», перенятым у католической церкви. Сперва считалось, что для подтверждения своей виновности и связи со злыми духами подозреваемый должен был удержаться на поверхности воды; но, как оказалось, очень многие люди не умели плавать, а большое количество погибших еще до суда не лучшим образом сказывалось на авторитете церковных судов, в том числе и внутри самой церкви. Вследствие этого признаки «одержимости бесами» были изменены, и подтверждающим это фактом стала, наоборот, невозможность удержаться на плаву – теперь признавалось, что тех, кто тонул, «утягивают на дно черти».

Вполне естественной для той поры была широко распространенная среди простого люда вера в существование злых духов, ведьм и колдунов и магии вообще, которая и приводила к общественной поддержке подобных расправ над заподозренными в колдовстве. Но и сама церковь не препятствовала подобным убеждениям, а напротив, поддерживала и культивировала их, объявляя ересью и соответствующим образом карая всех, кто смел высказать сомнения в реальности существования колдовства, одержимости злыми духами, ведьм, чародеев и их связей с дьяволом, являющегося источником их колдовской силы.

Постепенно образ типичного колдуна менялся, и на смену языческим волхвам пришли ведьмы, связавшиеся с демонами. Основными жертвами «инквизиции» православной церкви Руси становятся женщины. По церковным представлениям, женщины более склонны к соблазнам демонической силы и более подвержены ее влиянию. Типичными обвинениями были вызванные при помощи колдовской силы стихийные бедствия, непогода, неурожай, что являлось исполнением воли темных сил.

В 1411 году киевский митрополит Фотий обратился к духовенству с призывом принять созданный им комплекс мер по борьбе с «ведьмами и чародеями», где, в частности, призывает отлучать от церкви всех, кто пользуется услугами колдунов. Что же касается самих колдунов, а не тех, кто обращается к ним за услугой, то борьба с ними велась нещадно: в том же году в Пскове, при широкой поддержке духовенства, были сожжены 12 ведьм по обвинению в чародействе. Даже знать порой становилась жертвами подобных расправ – тремя десятками лет позднее в Можайске по обвинению в чародействе был публично сожжен боярин Андрей Дмитрович и его жена.

В XVI веке преследования продолжились. Не последнюю роль в развитии событий сыграл и царь Иван Грозный. Сперва он не был активным сторонником столь широких полномочий церкви и ее глубокого проникновения во все сферы общественной жизни. Так, проведенный при его участии в 1551 году Стоглавый собор – совместное заседание земского собора и духовенства – отверг планы Ивана Грозного и его правительства по некоторой секуляризации государства. Принятый же на нем новый Свод законов, заменивший прежние, не остался без вопроса о ведьмах; так, в нем осуждались все, кто каким-либо образом занимался магией или пользовался ею. На основании этого решения местные церковные власти принимали свои постановления, решавшие вопросы с ведьмами и колдунами на подконтрольных им территориях. Так, в 1555 году решением властей Троице-Сергиевого монастыря повелевалось изгонять всех «волхвей» и «баб-ворожей», изымая все их имущество. С тех же, кто допустил общение с ними, повелевалось брать денежный штраф. Впоследствии даже ближайшие советники царя, Адашев и протопоп Сильвестр, по ходившим среди прочих приближенных к престолу слухам, «счаровали» царицу Анастасию, первую жену Ивана Грозного. Неизвестно, насколько поверил царь именно в «магическую» версию причастности оных к смерти своей жены (он также предполагал, что она могла быть попросту отравлена), но оба они в 1560 году были сосланы им в монастырь.

В различных письменных произведениях того периода отражается проводившаяся церковью пропаганда против ведьм и колдунов. Так, в «Повести о волховании», которая немало походит на «Молот ведьм» «оригинальной» инквизиции, предлагалось сжигать занимающихся магией. В широко известном «Домострое» говорится, что те, кто пользуются услугами ведьм и колдунов, непременно попадут в ад, поскольку выбор этот означает неверие в праведность дел Божьих – по-видимому, полагалось, что колдовство искажает замысел Божий относительно судьбы человека. В народном творчестве осталось немало и других следов, отображающих влияние церкви на отношение к ведьмам. Хотя иногда это приводило не столько к ненависти, сколько к страху – так, по некоторым народным преданиям, период правления Ивана IV был временем небывалого разгула нечисти, в том числе и ведьмовской. По другим поверьям, с колдунами велась неустанная борьба – к примеру, в одной из легенд повествуется, как под руководством священников на городских площадях сожгли несколько ведьм. Порой и сам Иван Грозный предстает борцом с нечистой силой и колдовством – в одной из сказок он персонально руководит ловлей и сожжением ведьм. В русских народных сказках можно встретить отголоски того же самого влияния. Так, в сказке «Арысь-поле» ведьма выступает главным антагонистом на протяжении всей истории, а в счастливом финале подвергается сожжению, что преподносится как вполне благое дело. И в сказке «Белая уточка» злую ведьму в итоге казнят хорошие герои.

В результате веры в действенность магических сил нередки были судебные процессы, где ведьм и колдунов обвиняли в наведении порчи на конкретного человека. В 1591 году в Астрахани были казнены на костре колдуны, обвиненные в наведении порчи на крымского царевича Мурада Гирея. В 1606 году подобное повторилось уже в Перми.

Характерной особенностью «инквизиции» православной церкви, действовавшей в плотном сотрудничестве с государственной властью, являлось то, что «чародейство и колдовство» воспринималось как преступление против общества, общественного уклада и стабильности, против государства и царя как его олицетворения. Что отличается от католической инквизиции, которая, имея в своем распоряжении целую сферу знаний о ведьмах, колдунах и других злых духах – демонологию – полагала применение колдовских сил в первую очередь преступлением против Бога и божественного порядка, проявлением злых, демонических сил, которым необходимо противостоять самим по себе.

Нередки были случаи, когда царская власть сама выступала инициатором усердной борьбы с происками колдунов, имея чаще всего политическую заинтересованность. При первом царе из династии Романовых – Михаиле Федоровиче – в приграничные города было направлено указание, запрещавшее покупать хмель у Речи Посполитой, с которой в тот момент Русское царство находилось в напряженных отношениях. Согласно документу, царские разведчики выяснили, что некая баба-ведунья, живущая в Литве, наговаривает на хмель, поставляемый на Русь, дабы принести через него мор на земли Русского государства.

В целом, именно при первых царях из династии Романовых борьба с колдунами на Руси особенно обострилась, а колдовские процессы не только участились, но и приобрели массовый характер. В 1628 году произошел случай, когда один воевода предъявил коллективное обвинение принадлежащим монастырю крестьянам в наведении на себя порчи; настоятель монастыря был вынужден лично просить царя о передаче следствия по делу в ведение воеводы из другой области, чтобы спасти свою от запустения. В 1630 году расследовалось дело некой «бабы-ворожейки», где были привлечены тридцать человек. В 1647 году случилось дело Тимошки Афанасьева, где виновных было уже около пятидесяти. На следующий год – по делу обвиненного в чародействе Первушки Петрова – уже целая сотня; по делу Аленки Дарьицы того же года, уличенной в том же самом, – целых полторы сотни. В следующем году вместе с обвиненной в чародействе Анюткой Ивановой под суд попали уже четыреста человек. А в 1664 году в Сумах проходил другой процесс, отличавшийся своей масштабностью, – обвиняемыми в нем было около полутора тысячи человек. Многие из них умерли от пыток еще во время следствия; впрочем, объяснения отвечавшего за проведение следствия местного воеводы о естественных причинах смерти подозреваемых оказалось вполне достаточно для его оправдания.

Не столь масштабным по числу, но не меньшим по своему резонансу стало дело, имевшее место в 1638–1639 годах, – оно затрагивало членов царской семьи и потому расследовалось с особой тщательностью. К сожалению, далеко не в пользу обвиняемых. Началось оно с доноса одной из придворных на другую лично царице: дескать, та сыпала на следы царицы заговоренный песок. Дело сразу же получило особую важность, так как воспринято было как преступление против государственной власти. Подозреваемая, Дарья Ламанова, под пытками созналась в своей вине перед государем и государыней, а также в том, что обращалась к некой чародейке Настасьице, которая и заговаривала «пепел от женских воротников». Чародейку нашли: выяснилось, что ее муж по происхождению литвин, что давало основания подозревать здесь уже международный политический заговор, однако никаких улик в пользу этой версии так и не нашли. Настасьицу также подвергли пыткам, но не смогли получить подтверждений заговора. Она лишь утверждала, что советовала придворным мастерицам «сжигать свои воротники и пепел сыпать на следы царицы, дабы та относилась к ним снисходительней». Не удовлетворившись этим ответом, назначенные вести это дело следователи пытались выпытать у нее еще хоть что-то, и в итоге добились имени обучавшей ее приворотам некой Маньки Козлихи. Оная также была найдена и подвергнута пыткам; она призналась в том, что заговаривает людей от болезней. Ничего по поводу умысла против царской власти она не сказала, но следователям было нужно хоть что-то, и они получили у нее имена трех известных ей ворожей. Их также нашли, но и они не сознавались ни в какой злонамеренности; одна призналась, что заговаривала товары купцам для успешной продажи; другая – что может видеть намерения людей; третья – что исцеляет недуги. Больше они ничего не рассказали. Казалось, для следствия это был тупик. Но в скором времени от болезней умерли два царских сына: один – лет пяти, другой – и вовсе новорожденный, что для той поры не было редкостью. Всем до этого подозреваемым в чародействе с непонятной целью предъявили обвинение в наведении порчи на здоровье царской семьи и подвергли пыткам раскаленным железом. Тех, что выжили, сослали в Сибирь.