Текст книги "Демосфера"

Шунды пришел в себя, когда уже сидел, привалившись спиной к керамической стене.

– Очухался? – спросил склонившийся над ним Магадан, отпуская конец сетки.

Мальчишка тяжело поднялся на дрожащих ногах. Во рту было сухо, голова тряслась.

– Ты эмошник до предела перевел, – сказал колесничий. – Так мозги спалить можно.

– Я его повернул?! – ахнул Шунды. – Я… Я не хотел! Я должен видеть все чистым…

– Ладно, успокойся. Идем. Тут мост опять сломан, пошли быстрее, вроде что-то сюда топает…

– Я не хотел! – выкрикнул Шунды, делая неверный шаг.

Психомарево отступало, мир тускнел, и комичность исчезала – ему казалось, что во всем окружающем присутствует нечто забавное, но теперь он уже не мог ухватить его суть, смешное растворялось в тоскливом однообразии мира, серые краски затягивали его.

– Проф, я не хотел! – сказал Шунды ковыляющему впереди Раппопорту, теперь уже не потешному, а просто нелепому и жалкому старику.

Он содрал с головы кепку, обеими руками вцепился в верньер и дернул.

– Ты что?! – заорал Магадан, но Шунды отпрыгнул, дернул сильнее и показал ладони – колесничий увидел на них серебристый круг верньера и протянувшийся из его центра трехсантиметровый корешок. У основания толщиной с палец, к концу он становился как волос – еще подрагивающий, облепленный розоватой жижей, мельчайшими, быстро лопающимися пузырьками. – Командир… – растерянно выдохнул Магадан.

У Одомы все поплыло перед глазами; рвы красно-черными полосами закружились вокруг, он упал на колени, отталкивая от себя руки колесничего. Придерживаясь за стену, встал, бросил эмошник под ноги и наступил на него. Потом осторожно коснулся затылка – пальцы нащупали круглое отверстие в кости, гладкий край и что-то мягкое под ним. Шунды отдернул руку. Мир тихо и болезненно звенел, в голове возник горячий пузырь. Он рос, давил на полушария, а те давили на виски, череп набух…

Пузырь лопнул. Шунды вновь упал на колени и заорал, когда все вокруг взорвалось красными брызгами, а звон, превратившись в надсадный рев, смолк.

Лицо Магадана склонилось над ним.

– Ну ты как? – Голос донесся издалека. Ухватив колесничего за обод правого колеса, Шунды встал и сказал:

– Идем.

Равнодушно взглянув на них, Раппопорт вступил на пологий противоположный склон. Слева из-за поворота доносилось натужное пыхтение, оттуда медленно приближался кто-то большой. Оскальзываясь, Шунды стал карабкаться. Магадан, дождавшись, когда командир очутится на самом верху, кинул ему конец сетки. Когда мальчишка со стариком вытащили модуль, колесничий откатился назад и, разогнавшись, единым духом взлетел следом. На ходу он быстро посмотрел в сторону, увидел что-то бесформенное, состоящее сплошь из животов и пухлых коротких ног, белокожее, покрытое мелкой малиновой сыпью, с расползшимся лицом Аси Одомы, будто нарисованным на поверхности воздушного шарика, – увидел это и тут же отвел взгляд.

Дальше все мосты оказались целы. Теперь бездушная суета одинаковых фигур и механическое движение роботов было со всех сторон, везде что-то перемещалось, живя по своим автономным законам. Отряд будто попал в часовой механизм, который отсчитывал мгновения мира. Внутри часов время дробилось на множество тонких несвязанных струек и текло, извиваясь по шестерням, огибая анкеры и пружины, свертываясь странными кольцами в движущейся механической мгле и всей совокупностью своих витых узоров образуя перевернутую восьмерку – потому-то здесь все всегда было одинаково. Они прошли над самоедами, которые слюнявыми деснами с останками зубов отгрызали свои конечности, и над шарами пламени, огромными огненными молекулами, что медленно катались по дну, толкая друг друга мягкими боками, – внутри каждого шара скорчилась неподвижная фигура, – а в предпоследнем рву увидели единственного клона, тихо сидящего на корточках у стены и осторожно трогающего копну лилово-синих кишок, свисающую между колен. На дне десятого, самого узкого рва дергались тела, беспрерывно чесались, скребли, вгрызаясь ногтями в плоть, обдирая кожу, скоблили ее, как рыбу ножом. Впереди лился рокот, мерный поток непонятных слов, произносимых глухим голосом, будто где-то далеко камни падали в горной лавине. «Брахм, арба-рах, аберан, гругари, рогха», – говорил тот, кто огромной башней, одной из двух, возвышался из центрального колодца. Постепенно в темном тумане проступила голова, сидящая низко на покатых плечах, словно расплющив шею своим весом. Клон-титан был виден по грудь, и вначале Шунды показалось, что великан стоит на дне колодца, но нет – когда они подошли ближе и заглянули, выяснилось, что массивные ступни опираются на полку, торчащую из стены далеко внизу. Этих полок было две, противоположную занимал титан с грудями-стратостатами. У второго клона было лицо Аси, ближний же, бормочущий непонятные слова, являл собой Ника. Шунды теперь не верил в реальность того, что видел, им целиком завладела мысль, что окружающее – игра, синтетический электронный мир, созданный на движке, прописанном искинами, и на самом деле его тело, а также тела старика и колесничего лежат где-то на узких койках в темной комнате, в черепах их пробиты отверстия, из которых торчат провода…

– Чё дальше? – спросил Магадан. Раппопорт растерянно забормотал:

– Это не ро-о… роботы. К-как управлять ими? Я не знаю. – Действие стикера почти закончилось, и старика вновь трясло.

Они остановились на краю колодца, уходящего в глухую мглу, посреди которой мерцал тусклый красно-белый кружок. Туловище клона возвышалось над ними: пухлая грудь с коричневыми пятнами расплывшихся сосков, безвольно висящие руки, подбородок в складках обвисшей кожи, нос с двумя пещерами ноздрей.

– Сделай что-нибудь, – произнес Шунды пустым голосом.

– Н-не знаю… – протянул Раппопорт. – Я не…

Магадан взял его за шиворот и тряхнул так, что зубы старика клацнули.

– Давай думай!

– Ка-а… как – думай? О чем? Это не роботы, я не м-могу ими управлять!

Колесничий покосился на Шунды, с вялым видом разглядывавшего великана, подкатил к краю и выкрикнул:

– Эй!

Эха не было – звук камнем упал вниз и пропал.

Зато откликнулся титан – качнул головой и забормотал, шевеля коричневыми губами:

«Джашш, дрогра, каршанг, вабладр…» На другой стороне колодца Ася Одома стояла неподвижно. Магадан оглянулся на разрезанное кольцами рвов пространство, посмотрел вверх, перевел взгляд на модуль…

Клон поднял руку и положил ее на край колодца.

– Чего это он? – опасливо спросил колесничий, отъезжая от ладони размером с легковой токомобиль.

Раппопорт молчал, разглядывая шершавую кожу в мелких оспинах, оттопыренный большой палец – если бы старик обнял его у основания, то не смог бы сцепить руки.

– Мо-о… может, он так реагирует на в-всех, кто по-о… подходит к колодцу. А может, им управляют…

– Кто?

– Искины.

– Они хотят, чтобы мы спустились?

Старик пожал плечами:

– Хо-о… хотят, не хотят… Они позволяют нам про-о… пройти, вот и все.

– Командир… – начал колесничий, поворачиваясь к мальчишке, и увидел, как тот шагает на ладонь. – Погоди! Ты уверен?..

– Давай залазь, – сказал Шунды.

Вздохнув, Магадан подтолкнул старика, перекатился с твердой поверхности на прогибающуюся мягкую плоть и потянул за собой модуль.

Как только все трое оказались на ладони, клон отвел руку от склона и начал медленно наклоняться, опуская запястье вдоль ровной отвесной стены. Края колодца унеслись ввысь. Шедшее из рвов тепло сменилось холодом, смрадный воздух очистился.

Вид огромного брата, на ладони которого он стоял, погрузил Шунды в омут апатичного ужаса. Мерцающий кружок приблизился и обратился ледяным озером; только сейчас стало видно, что на другой стороне падают узкие потоки раствора, похожие на красные шнурки, свисающие вдоль стены. С каждым метром все, что находилось выше, давило на плечи сильнее и сильнее, гнет тысяч тонн материи ощущался почти физически.

Тыльная сторона ладони, качнувшись, прижалась ко льду, образованному замороженным раствором, и мороз окутал ступивших на него. Тускло-красная толща, казалось, длится вниз бесконечно. Шунды разглядел вмерзшие в лед фигуры, бесчисленные нагие тела, висящие на разной глубине, как куски мяса в замороженном кровяном холодце. Озеро было идеально круглым, в центре его находилась сфера двухметрового диаметра. Перед ней кто-то стоял, в стороне лежали неподвижные тела.

– Магадан, ты охраняй, – велел Шунды. – Гляди внимательно, чтоб никто не помешал, пока я… Пока я дело делать буду.

Когда они сошли с ладони и колесничий стянул модуль, рука вознеслась ввысь – титан выпрямился. Они медленно направились к центру. Каждый шаг давался с трудом, дно колодца беззвучно потрескивало в застывшем напряжении вечного настоящего, сквозь которое тело приходилось продавливать, преодолевая сопротивление лишенного духа вещества. Волоча модуль, Магадан медленно катился позади всех, глядя на застывшие в ледяной толще нагие фигуры. Отвесные стены замыкали пространство мертвого холода, чудовищное в своей ограниченности, предельной замкнутости ледяного круга, где гнет всех грузов напирал отовсюду.

– Преисподняя мгла, – бормотал старик. – Сюда сочатся все соки, сукровица… Го-о… господи, я п-почти ожидал увидеть… Увидеть к-красное, черное и желтое…

– Что это там впереди? – спросил Магадан.

– Дно ду-у… души… Это средад.

Бремя всей мировой материи сошлось в месте, к которому они приближались. Две фигуры стояли спинами к сфере, среди лежащих тел только одно шевелилось, но так слабо, что Магадан решил: вреда тот, который выжил, не причинит.

Шунды Одома сунул руку в рюкзак и достал пистолет. Он шел, глядя на пару клонов, медленно, с трудом переставляя ноги сквозь мучительное вещество мирового дна. Он не был мертв, но жив он не был тоже, он коченел, видя перед собой лишь тех, кто, держась за руки, стоял перед средадом. Время каплями сеялось к поверхности сферы, ее лишенная цвета мягкая субстанция захватывала секунды, посверкивая ледяными искрами оцепеневших мгновений. Средад оставался неподвижен, но казалось, что он беспрерывно пульсирует, стремясь вырваться из того пространства, которое занимает сейчас, и лишь тиски холода мешают ему.

Сверху Дан тоже видел сферу и фигуры рядом. Среди мертвецов, до половины вмерзших в лед, лежала Ната – клоны успели раздеть ее. Еще живая, она шевелилась, пытаясь отползти.

Магадан разглядел квадратную платформу, медленно опускавшуюся из тьмы, и тут Раппопорт упал на колени. Скинув с шеи ремень, он несколько раз ударил терминалом о лед; когда корпус сломался, вытащил нечто округлое и принялся колотить им, как камнем, сипя:

– Я его убью… Теперь х-хватит, он уже…

– Заткнись, – произнес Шунды, не замедляя шаг. – Магадан, распутай модуль.

– Сам з-заткнись! – выкрикнул Раппопорт. – Не по-о… подходи ближе! Если он тебя… Это дьявол, они его с-создали, и он…

– Заткнись!

– Дьявол! Он и его грешники, к-которых к нему отправляли, победили своих б-богов… А ты, мальчишка, ты…

Досадливо поморщившись, Шунды обернулся, выстрелил в грудь Раппопорта и вновь пошел вперед. Одновременно выстрелил и колесничий – но вверх. Услыхав визг пули над ухом, Дан распластался на платформе. Дернув рычаг, отключил лебедки. Платформа зависла в нескольких метрах над сферой.

Магадан проехал мимо лежащего на боку старика. Тот глядел перед собой, часто моргая, пытался дотянуться до круглой серебристой шайбы с прозрачной стенкой, сквозь которую виднелось что-то пористое, коричнево-зеленое, будто внутренность трухлявого пня. Там посверкивали искры. Вернувшись, колесничий перехватил пистолет за ствол, наклонился и несколько раз ударил рукоятью по винчестеру. Тот разбился, на лед высыпался сухой порошок. Искры погасли. Стараясь не поворачиваться спиной к средаду и платформе над ним, Магадан распутал модуль. На платформе точно кто-то был, но он спрятался, лишь иногда быстро выглядывал из-за края.

Шунды остановился в нескольких метрах от клонов. Магадан поднял пистолеты. Лежащий неподвижно Дан сжимал оружие обеими руками, не зная, что делать дальше – стрелять или сначала попробовать опуститься ниже.

Ася и Ник, держась за руки, глядели на Одому. Они одновременно открыли рты и произнесли, так что женский и мужской голос слились воедино:

– Ты сдвинешь нас?

– Сдвинешь? – переспросил Шунды, едва шевеля губами.

Два голоса сказали:

– Сдвинь нас. Сотри.

Выставив перед собой оружие, Данислав медленно пополз к краю. Магадан остановился позади Шунды Одомы, не спуская глаз с платформы, потом немного откатился, чтобы лучше видеть.

Шунды сел на корточки, положил рюкзак, глядя на клонов, стал расстегивать клапаны.

– Вы говорите. Ни один клон не говорил. Значит, вы – искины?

– Да, – сказали они. – Теперь мы решили делать только нулевое колебание. Сотри нас, мы не будем двигать себя и мешать.

Шунды, скривив губы, откинул клапан, потом второй.

– Вы инсталлировали себя в клонов?

– Это не Маленькие, – возразили они.

Рюкзак превратился в квадратный кусок материи, расстеленный на льду. Посреди него стояла серебристая коробочка с кнопками.

– Что?

– Не Маленькие. Не клоны.

– Не клоны?

– Ты сотрешь нас?

– Не клоны?!

– Силы бомбы не хватит, чтобы стереть Его. Хотя можно передвинуться внутрь и попробовать…

– Кто вы такие?! – Шунды поднял пистолет и прицелился в лоб Аси.

– Оригиналы, – сказали голоса. – Первые Маленькие.

Шунды сел, вытянув ноги, так что бомба оказалась между ними, и бросил пистолет. На платформе Дан подполз почти к самому краю, приготовился выстрелить – и тут увидел, как титан, едва различимый далеко впереди и вверху, начал клониться, заваливаться от стены.

Внимание Магадана было приковано к платформе. Позади него исполинские ступни соскользнули с полки и ударились о лед. Клон рушился лицом вниз. Дану показалось, что титан падает прямо на него, он отпрянул, приподнявшись, и тут же снизу прозвучали три выстрела. Две пули попали в лебедку справа, она затрещала, посыпались искры. Платформа дернулась, немного опустилась и, накренившись, замерла.

Человек на платформе опять исчез из виду, но колесничий был уверен, что не промахнулся. Шунды, сидя на льду, разговаривал с парой клонов. Остальные, лежащие в стороне, были неподвижны, кроме одного тела, которое медленно ползло, – заинтересовавшись, Магадан покатил туда, но остановился, почувствовав движение сзади. Колесничий оглянулся: исполинская голова опускалась прямо на него.

– Магадан! – позвал Шунды, не оборачиваясь. – Не могу их убить! Это они, понимаешь? Их тела. Натуральные! Пристрели их сам, а потом я поеду внутрь…

В ответ прозвучал вопль. Шунды обернулся, чтобы увидеть, как валится великанское тело и голова опускается на Магадана; увидеть зев рта и фигуру того, кто сидел на затылке клона. Великан упал, колесничий исчез в разинутой пасти. Лед озера не дрогнул, ничто не шелохнулось.

Соскользнувший с головы титана Жиль Фнад побежал к Шунды, тот вскочил, попятившись, поднял пистолет, закрывая собой Асю и Ника, дважды выстрелил – звуки донеслись до платформы, подобно отдаленному грому. Когда она накренилась, Дан съехал к краю, голова свесилась вниз. Он вцепился в рычаг и замер. Пуля пробила грудь с левой стороны и вышла под лопаткой. Дно содрогнулось, лед вздыбился, пронзив глаза, разъял зрачки, наполнил их – видом, а мозг – пониманием истинной природы реальности: теперь на красно-белой поверхности, как на торце ледяного цилиндра, вложенного в каменную трубу, стояли не люди.

Данислав увидел младенца там, где был Шунды Одома, и демона без кожи с трепещущими когтистыми крыльями – там, где под гигантской головой исчез колесничий. На месте Жиля Фнада не было ничего, лишь пустое место, а там, где лежала На-та… Сейчас Дану было достаточно либо разжать пальцы правой руки, стискивающей рычаг, – в левой он все еще держал оружие, – либо вытянуть свое тело назад. Ната задрожала, перевернулась на спину и наконец заметила его.

В этот миг Дан умер.

Его жизнь разделилась. Он подтянулся, бросив оружие, дернул рычаг и заставил платформу подняться к куполу. В броне от «Фурнитуры» имелся карман с роботом-медпакетом, который обработал рану. Пройдя сквозь шлюз, Дан кое-как слез с купола, долго шел через руины завода и в конце концов потерял сознание. Спустя почти сутки его подобрала объединенная мегасетка из двадцати трех сенсолдат, которую в Псевдозону отправили Континентпол, ТАГ и «Фурнитура». После семи дней реанимации и месяца в госпитале Дан выздоровел окончательно. Михаил Раппопорт был недоволен им и перевел на офисную работу, так что всю недолгую оставшуюся жизнь Дан просидел за столом в кабинете на океанской платформе посреди залива Дрейка. Впрочем, это, возможно, была уже не настоящая жизнь – потому что в ту секунду, когда рука напряглась, чтобы подтянуть тело обратно, он умер. Но потом разжал пальцы, упал с платформы – и остался жив.

Выстрелы опрокинули Жиля Фнада на лед. Болеподавитель в позвоночнике погасил волну боли, притупил до легкого покалывания. Фнад встал и пошел дальше, сощурив глаза и не дыша. Даже искусственная неопреновая, с примесью кевлара кожа не выдержала прямого попадания. Но подкожная броня защитила его. Она вспухла, из дыр расходящимися струями брызнул аэрозоль-наркотик. Шунды окутался облаком мельчайших капель, закашлялся, не в силах вдохнуть, выстрелил еще раз и промахнулся. Ноги его начали подгибаться, из глаз полились слезы, в голове вдруг стало очень горячо. Фнад, улыбаясь, поднял руку над головой, согнул запястье, выдвинув плазменный нож, который стал похож на клюв длинношеей птицы, и ударил сверху вниз. Лезвие вонзилось в отверстие, оставшееся от эго-форминга. Шунды повалился на колени, очки слетели, обнажив глаза, обычные детские глаза – лицо сразу стало совсем мальчишеским, – упал на бок и остался лежать неподвижно.

Облако быстро рассеялось. Искины молча смотрели на Фнада. Он перешагнул через тело Шунды Одомы и сильно толкнул сначала Асю, потом Ника – они опрокинулись назад, искрящаяся поверхность разошлась под ними, впустив внутрь, и сразу затянулась.

Фнад с довольным видом огляделся. Сфера, уродство конечной материальности, лежала перед ним. Это было то, чего хотел Фнад, к чему он стремился всю жизнь. Невысоко над озером висела платформа, видны были тонкие вертикальные канаты, края лебедок – можно подняться, привезти сюда что-нибудь… напалм или просто дрова, очень много дров… Не важно, какой-нибудь способ найдется. Поджечь и затем поддерживать огонь долго – так долго, чтобы лед начал таять. Тиски холода исчезнут, и средад станет расти – после этого его уже не остановить. Он выполнит желание Фнада: смерть для всех, даром, и никто не уйдет от нее. Ну а Фнад улетит на Луну, построит себе купол на обратной стороне и станет наблюдать, как средад затягивает Землю. Он поднял голову, глядя на того, кто свисал с накренившейся платформы, – человек шевелился, как и еще одно тело, лежащее на льду почти точно под ним. Это последние двое, их тоже надо убить…

Дан выстрелил и разжал пальцы. Упав рядом с Натой, он лежал несколько долгих секунд. От удара сломались ребра, в груди будто что-то порвалось, из носа и рта потекла кровь. Он ухватился за плечо Наты и подполз ближе. Она еще дышала, грудь едва заметно вздымалась. Дан приподнялся на локтях, перекинул через нее руку и лег сверху. Ната увидела его, поняла, что он здесь – в глазах возникло его отражение, она улыбнулась, а потом веки опустились. Дан обнял ее, прижал губы к ее губам и ощутил, как она вздохнула. Их кровь смешалась, их дыхание соединилось, и с последним вздохом она стала ближе к нему, чем воздух в его груди, ближе, чем кровь в его сердце.

Нет никакого высшего существа, которое положило бы за правило, что злодеи должны погибать страшной смертью, а добряки – заснув в своей постели. Справедливости нет; законы – определения регулярностей – безличны и не подчиняются божественным командам. Зато есть случайность, незакономерное совпадение событий. Впрочем, почему незакономерное? Случайность – это лишь неосознанная закономерность. Она тоже может быть законом: такой регулярностью, элементы которой во времени повторяются слишком редко, чтобы человек мог выявить эту повторяемость, вычислить причинную обусловленность, связать воедино и сформулировать закон. Может быть, когда мучитель, погубивший тысячи людей, умирает счастливым, во сне, – это лишь случайность, исключение из закона гомеостаза? Пуля из пистолета Данислава Сербы могла попасть куда угодно, но что-то направило ее в глаз Жиля Фнада, не защищенный подкожной броней. Фнад упал, темя его пробило искрящуюся стену средада, голова, плечи и грудь проникли внутрь – он умер через мгновение, но в лабиринте подсознания, в остановившемся времени демосферы это мгновение длилось бесконечно, искусственный неморгающий глаз видел кошмарную пустыню чуждого интеллекта, вечность безмерной боли и безграничного ужаса.

При ударе сфера сместилась, открыв черную дыру, раньше находившуюся точно под нею: начало длинного колодца, в глубине которого горел кружок света, второе кольцо. Теперь в ледяной тишине ничто не шевелилось. Машина, забытое ружье, которое так и не выстрелило, стояла неподвижно. Только средад постепенно рос – медленно, пока оставался в границах озера, а затем все быстрее и быстрее.

Спустя год эпоха людей закончилась, демоверсия человечества прекратила свое существование, лишь несколько сотен инфоманов, чьи обезумевшие, распухшие от переизбытка впитанной информации сознания все еще оставались в Большой Гипертекстовой Библиотеке, прозрачными тенями бродили над развалинами Парка.

В лунном хранилище ДНК, не получив с Земли очередного контрольного сигнала, автоматика начала выращивать тела. Уже давно здесь жили киборги-игрушки, которые должны были воспитывать тех, кто родится, если человечество исчезнет. В хранилище находилась стена-мембрана, где висело несколько сотен куколок – матриц усовершенствованной модели жизнеобеспечивающих кластеров. По достижении пятилетнего возраста каждый ребенок мог жить в одном из них. Киборги научили детей всему, что знали, снабдили мозговыми интерфейсами и биоэлектронными имплантами, напрямую связавшими их с кластерами, и новая раса существ, каждое из которых обитало в своей личной вселенной, распространилась по космосу, чтобы в конце концов, размножившись, соединившись в Большую Сеть и встретившись там с потомками древних земных инфоманов, стать клетками гигантского интеллекта, распределенного по трем галактикам.

Потом было еще много чего, но все это происходило уже в другое время – время после всеобщей гекатомбы и конца человеческой истории. А сейчас на льду озера остались лежать неподвижные тела, но две сущности, соединившиеся в одну, переместились к отверстию, скрытому раньше средадом: пройдя сквозь точку, они канули в черный колодец, мгновенно преодолели бесконечную глубину – и высокий свет объял их.

Все происходящее в преисподней легко представимо, ибо является делом человеческих рук, но сущность иной бесконечности не поддается описанию. Свет имел вид трех кругов, расположенных не наособицу, но и не вложенных один в другой; трех равновеликих кругов, занимающих одно и то же место в пространстве, отчего им, казалось бы, должно слиться воедино, но они не сливались, а сверкали друг сквозь друга сиянием слепящим, но не ослепляющим, где воссоединено было всё: небеса и тверди, порядок и случай, блистающий пик мгновения и пропасть времен; всё, объединенное в три равноемких круга – в знание, волю и страсть, в пустоту, энергию и материю. Триединый свет этот, unus mundus – основополагающее единство и неразрывная целостность – таков, что изобразить его было бы свершеньем всех усилий, высшей красотой, гранью, за которой уже ничего нет, потому что больше ничего и не нужно. Но никакие слова не способны на это, ведь здесь мы подошли к пределу возможности слов.