Текст книги "Крестоносцы пустоты"

– Что такое?

– На вас рубашка горит!

* * *

Больничная койка предоставляет не так много возможностей для разностороннего досуга, особенно если большую часть времени тебе приходится лежать лицом в подушку, терпеливо ожидая, пока заживет обожженная спина. К счастью, последние события дали мне более чем богатую пищу для размышлений, а посему будет не совсем правильным сказать, будто я сильно скучал. Тут никаких фильмов и книг не нужно – достаточно закрыть глаза, и полный спектр собственных недавних приключений к твоим услугам!

Я пока еще не решался заводить с моими лечащими врачами разговор о психиатре, но сомнения в собственном умственном здоровье посещали меня постоянно.

Это каким же надо быть безумцем, чтобы броситься в самое пекло бушующего пожара, понадеявшись на намотанную вокруг головы мокрую тряпку?! Откуда во мне взялась такая тяга к авантюрам?! Мои родители подобной взбалмошностью не отличались, что ж я за мутант-то такой?! И тут даже непонятно, то ли всевозможные неприятности меня как-то притягивают, то ли я сам их порождаю.

А самое странное во всем этом деле то, что я, несмотря на свои старания, все еще жив.

Вспомнил я и Киру, принесшую себя в жертву ради нашего спасения. Ведь никто из нас не смог бы сделать и шага, опасаясь, что Алан нажмет кнопку на пульте, и в результате все бы мы непременно погибли.

Времени в моем распоряжении имелось предостаточно, так что я успел перебрать все мыслимые способы самоуничижения, снова и снова сокрушаясь, что оказался ее недостоин. Вот окажись я на ее месте – смог бы решиться на такой шаг? И как на испорченной карусели, у которой отказали тормоза, мысль о том, что я Киру предал, а она отплатила мне тем, что спасла мне жизнь, бесконечно накручивала круги в моей и без того гудящей голове.

А с головой, кстати, отдельная история.

Ожоги на самом деле – ерунда, до свадьбы заживет, как говорится. А вот отравление угарным газом и прочими продуктами горения, которое я там заработал, заставило врачей изрядно поволноваться. Существовал вполне реальный риск, что мой мозг отключится, и я могу никогда не выйти из комы.

Тем не менее, все обошлось, оставив разве что легкое недоумение по поводу двух бесследно исчезнувших дней, пока я пребывал в отключке.

Где-то на четвертый день (я все еще путался в хронологии) мне, наконец, разрешили лечь на спину и допустили первых посетителей.

– Олежка! – влетевшая в палату Юля навалилась на меня, впившись губами в мой лоб, – Как же ты всех нас напугал!

– Да я там сам чуть не обделался, – я все же не выдержал и зашипел, поскольку только-только начавшие заживать ожоги немедленно возмутились от такой фамильярности, – И давай чуть полегче, а то еще отвалится что-нибудь. Опять пришивать придется…

– Ничего у тебя не отвалится, не прибедняйся, – вошедший следом Овод остановился рядом, – Ты у нас крепкий!

Далее последовало полагающееся сюсюканье, вкупе с придирчивым осмотром и констатацией моего крайнего истощения и похудания. Юля уже порывалась залезть с инспекцией под одеяло, и мне пришлось ее притормозить, клятвенно заверив, что никакие жизненно важные органы не пострадали, и что через недельку я снова буду на ногах и обязательно отработаю накопившийся долг. Ну а потом настала и моя очередь задавать вопросы.

– Как там остальные? Андрей, Егор, Том с Урсулой?

– Все отлично! Андрюшка получил повышение до майора, хотя его реальные полномочия тянут на полноценного полковника. Координирует деятельность силовых структур, Лиги и Совета Медиаторов. Егор, как и положено, постоянно рядом с ним.

– Думаю, это изрядно добавило весомости его приказам и распоряжениям.

– А как же! Видел бы ты лица тех вояк, которых вы с Егором спасли с крыши! – Овод не выдержал и рассмеялся, – Представь себе – спускаются они их огненного ада и вдруг обнаруживают перед собой перфекта в прогоревшей до дыр футболке! Мне кажется, некоторые из них уже были готовы карабкаться обратно на полыхающую крышу!

И я, кстати, прекрасно понимал их чувства. Егор и в костюме-тройке с бабочкой умудрялся производить устрашающее впечатление, а уж так-то… Сквозь пелену дурмана всплыли нечеткие воспоминания – его предплечья, поблескивающие черной чешуей, такой же черный панцирь, начинающийся от шеи и уходящий вниз, на спину – при виде подобного получеловека-полуброненосца любой бы дал деру. Меня тогда удержала на месте только невероятная слабость, а то бы я того… тоже…

– Что с Кирой?

– Ее и Алана вчера похоронили. Скромно, по-семейному, без гостей и прессы. Андрей настоял, чтобы ее также упокоили на семейном кладбище Саттаров. Слишком уж многое их связывало.

– Надо бы заглянуть, – я опасливо покосился на Юлю, но она сделала вид, что ничего такого не услышала, – Что с другими?

– Урса с Томом уже собачатся по всяким пустякам, – доложил Овод, – так что у них все на мази. Урса работает в Совете, Том помогает реанимировать уцелевшие сегменты Вирталии. В общем, все при деле.

– Вирталия..? Опять..?

– Нет смысла вводить тотальный запрет на продажу ножей лишь потому, что кто-то кого-то там по пьяни зарезал. По-хорошему, куда эффективней и разумней контролировать не инструменты, а людей, – Овод присел на край койки, – Если всем в головы заложить верные установки, то и запретов не понадобится. Народ сам шарахаться будет. И последний кризис, кстати, выступил в качестве неплохой прививки от чрезмерного увлечения виртуальными игрушками. Операции по удалению «Дайвиртов» пользуются сейчас просто ажиотажным спросом.

– И что же дальше? – человечество, лишенное доступа к уже привычным виртуальным вселенным, казалось мне космонавтом, выброшенным в открытый космос без скафандра.

– Это уже от тебя зависит.

– В каком смысле? – я невольно насторожился, увидев, как Юля отступает в сторону, пропуская в палату еще нескольких человек, которые немедленно занялись установкой осветительной аппаратуры.

– Видишь ли, – я, пожалуй, впервые имел удовольствие наблюдать, как Овод тушуется и неловко мнется, – те события в Центре привлекли к себе немало внимания. После того, как игроков начало буквально вышвыривать из Вирталии, ряд новостных агентств направили туда своих корреспондентов, чтобы выяснить, что к чему.

Овод покосился на Юлю, но она всем своим видом показывала, что помощи ждать не стоит, и отдуваться ему придется самостоятельно.

– В итоге и пожар и все события вокруг него, – со вздохом продолжил он, – оказались во всех деталях засняты с нескольких дронов. И то, как ты добыл пожарный рукав, и то, как были в результате спасены застрявшие на крыше ребята.

Овод еще раз оглянулся на Юлю, ища поддержки, и я начал подозревать, что мои неприятности только начинаются.

– В общем, – резюмировал он, – ты теперь – всенародный герой! Поздравляю!

– Спасибо, конечно, но это еще не повод устраивать мне фотосессию прямо в больничной палате! Я же не поп-звезда какая-нибудь, чтобы на обложках красоваться!

– Ничего не поделаешь, народ желает знать новости о своем кумире. Мы и так уже слишком долго держали публику на голодном пайке, а отбиваться от настырных журналистов с каждым днем становится все труднее. Они в каждую щель свой нос просунуть норовят, – Овод кивнул на окно, – Почему, как ты думаешь, жалюзи в твоей палате постоянно опущены, а у входа круглосуточно дежурит охранник с металлодетектором?

– Да какой им в моей персоне интерес-то?!

– Говорю же, ты – герой! И целый мир с замиранием сердца ждет хоть каких-то сведений о состоянии твоего здоровья.

– Но к чему такая срочность-то?! – я продемонстрировал ему свои забинтованные руки, – Дайте мне хоть немного в себя прийти, ведь я уже несколько дней не мылся и не брился.

– Ничего, это все поправимо.

Овод кивнул кому-то за дверью, и в палату вошла еще одна женщина, которая, присев на край кровати, разложила перед собой целый арсенал бритвенных приборов, кисточек и теней, приготовившись колдовать над моей физиономией.

– Сухие медицинские сводки никого не убеждают, – продолжал оправдываться Овод, – Вокруг нас уже начинают городить подозрения в нелепых заговорах, интригах и кознях. Мы должны бросить людям хоть какую-то кость, чтобы утолить их голод, ну а после мы уже займемся детальной проработкой дальнейшей стратегии.

– Стратегии… чего? – я понял, что окончательно потерял нить его рассуждений.

– Будем формировать твой имидж. Столь пристальное внимание общественности к твоей персоне налагает серьезную ответственность, поэтому впредь необходимо тщательно продумывать каждый твой шаг, каждое сказанное тобой слово.

– М-м-м..! – блестящее лезвие бритвы, снующее вокруг моей измазанной в пене физиономии, здорово ограничивало мое красноречие, но, думаю, Оводу хватило и моего яростного взгляда.

– Олежка, подожди, не сердись! – Юля пришла ему на выручку, – Все не так-то просто, как может показаться на первый взгляд!

– М-м-м..?

Отбив атаку, моя супруга отступила в сторону, вновь выставив Овода на линию огня.

– Ты же помнишь, как Саш… Александр рассказывал о том, с какой готовностью игроки в Вирталии набрасывались на предложенных им виртуальных кумиров? Помнишь ту голодную жадность, с которой впитывали в себя их эмоции люди за Стеной? Как активно плодились всевозможные виртуальные культы? Все же началось не вчера и отнюдь не на пустом месте.

– М-м-м..?

– Наша цивилизация в запале технологического прогресса слишком рано отринула старых богов, самоуверенно сочтя, что более не нуждается в религии и прочих пережитках безграмотной древности. Мы поступили как несмышленые птенцы, которые, возгордившись, слетели из гнезда, еще не успев толком опериться, – Овод вздохнул, – В действительности, даже сейчас человек, разгадавший тайны атомного ядра и вырвавшийся в космос, все еще нуждается в своего рода идолах, на роль которых от случая к случаю назначаются то полководцы, то политики, то кинозвезды.

– И вы прочите меня на роль очередного кумира миллионов? – с бритьем было покончено, и я смог, наконец, высказаться, – А моим мнением вы поинтересоваться не хотите?

– Не мы, – покачала головой Юля, – История.

– Видео с твоим геройским поступком облетело весь мир, и миллионы голодных душ обрели пример для подражания, – Овод говорил торопливо, словно опасался, что я убегу, – Они сами выбрали тебя, нам же остается только использовать сложившуюся ситуацию с максимальной пользой.

– С пользой для кого?

– Олежка, давай без этого дурацкого сарказма! Мы же серьезно!

Так объясните мне, недалекому, в чем польза от моего обожествления?

– Да ты же сам постоянно жаловался, что людей, способных мыслить самостоятельно и нестандартно, почти не осталось! – всплеснула руками Юля, – Что грамотных специалистов, не боящихся работать руками, учиться, экспериментировать и рисковать, днем с огнем не сыщешь! Что подавляющее большинство людей настолько размякло и обленилось, что уже недалек тот день, когда они будут искренне полагать, будто одежда растет на деревьях, а электричество берется из розетки! А сейчас, когда на тебя обращены взгляды миллионов, у нас появился уникальный шанс показать им другой путь!

– После падения Стены и краха Вирталии многие люди оказались напуганы сложившейся неопределенностью, – поддержал ее Овод, – Они дезориентированы, поскольку не привыкли жить самостоятельно, без постоянных советов и подсказок. Твой подвиг оказал на них столь сильное психологическое воздействие, что создал крайне сильную эмоциональную привязанность. Урсула не даст соврать. Они никогда в жизни не видели ничего подобного, и теперь хотят быть такими же, как ты. Люди на тебя равняются! И мы не можем их подвести. Другой такой возможности отвести человечество от края пропасти, на котором оно застыло, может уже и не представиться.

– Мой подвиг? – я состроил скептическую гримасу, чем вызвал неудовольствие работавшей со мной визажистки, поскольку мои кривляния ей мешали, – Да я просто ошалело носился взад-вперед с выпученными глазами и все! Не подоспей ко мне Егор, то я бы там просто зажарился – вот и все мое геройство. Эй! А может вы его продвигать будете? В нем харизмы поболе будет…

В ответ я удостоился порции тяжелых вздохов и сокрушенных взглядов, выражающих неприкрытое сомнение в моем умственном здоровье. Предлагать на роль любимца публики смертоносного перфекта и впрямь представлялось не самой удачной идеей. Люди должны их бояться, а не боготворить. Видимо, подступающая паника и впрямь подкосила мои мыслительные способности. Ведь роль кумира миллионов я никогда на себя не примерял, и совершенно ее не жаждал.

– Иногда настоящий подвиг как раз и состоит в том, – назидательно заметила Юля, – чтобы совершить глупость, на которую никто другой не решился.

– Ну да, – насупился я, – ты еще про мои чудачества в «Айсберге» вспомни. Я не герой, а вполне заурядный псих, у которого постоянно свербит в одном месте.

– Ты спас людей – и это главное! Все прочие детали уже несущественны.

– И что мне теперь делать? Я же совершенно не умею вести себя на публике! Я понятия не имею, как нужно махать поклонникам, как улыбаться, какие слова говорить! Мой ораторский максимум – делать производственные доклады перед советом директоров.

– Думаешь, Гагарин в какой-то специальной Героической Академии учился? – хмыкнул Овод, – И сдавал экзамен на тему правильного произношения легендарного «Поехали!»? Если простой паренек из летного училища справился, то и ты выдюжишь!

– Ладно, я уже понял, что самоотвод взять не получится, – я закрыл глаза и обреченно вздохнул, – Что дальше? Приемы, балы, фуршеты?

– Опять ты за свое! – я буквально видел, как Юля недовольно поджала губы.

– Мы тут немного посовещались, – поспешно встрял Овод, – и сошлись во мнении, что наилучшим вариантом будет, если ты продолжишь жить и работать, как и раньше. Ты же вроде как к полету на астероиды готовился – вот и отлично! Всем будет крайне интересно наблюдать за этим процессом в прямом эфире. Ну а ты получишь прекрасную возможность показать людям, как интересно и увлекательно делать что-то новое, что-то важное, что-то настоящее.

– Эм-м-м… а что означает «в реальном времени»? Оператор с камерой даже в туалет со мной ходить будет? И в носу теперь спокойно не поковыряешь?

Юля негромко застонала.

– Не надо все понимать настолько буквально! – Овод и сам едва сдерживался, чтобы на меня не наорать, – Мы подберем тебе команду грамотных специалистов, и вы будете вести что-то вроде видеоблога.

Новости, достижения, планы – достаточно одного небольшого выпуска в день.

– Ясно, – я решил больше не измываться над ними и сдался, – хотя мне кажется, что мои трудовые будни – не самое увлекательное реалити-шоу.

– Не соглашусь. Для очень многих это станет самой настоящей экзотикой! Когда вся твоя жизнь топчется между Вирталией и нехитрой закуской из кухонной станции, любая порция информации из мира за пределами твоих четырех стен воспринимается как репортаж с другой планеты.

– Даже просто жить и работать как обычно, но находясь под постоянным прицелом объективов – тоже своего рода подвиг.

– Ничего, ты обязательно справишься! – я почувствовал, как рука Юли легла на мое плечо, и накрыл ее своей забинтованной ладонью, – мы справимся!

* * *

Диспетчер объявил десятиминутную готовность, и все снова стихло за исключением размеренного гудения оборудования и еле ощутимого подрагивания корабля. До прямого эфира оставалось еще несколько минут, и я даже мог бы напоследок еще разок поковыряться в носу, если бы не толстое стекло шлема. Статус телезвезды налагает порой довольно неожиданные и досадные ограничения, и ты начинаешь ценить те самые маленькие радости, которых раньше просто не замечал.

К счастью, Овод не обманул и действительно приставил ко мне грамотных ребят, которые к тому же не страдали чрезмерным почитанием моей драгоценной персоны. Мы с ними быстро нашли общий язык, и дело пошло на лад.

Как оказалось, быть звездой не так уж и сложно, особенно если тебя старательно ограждают от общения с фанатичными поклонниками специально подготовленные люди. Подавляющее большинство ответов на вопросы, которые мне присылали, они сочиняли самостоятельно, изучив предварительно мою манеру речи и стилистические предпочтения.

Сценарии видеосюжетов мы писали совместными усилиями, а от меня потом требовалось непринужденно проговаривать текст, время от времени поглядывая в объектив камеры. На словах просто, но в реальности бывает довольно проблематично воспринимать отливающий синевой стеклянный глаз как реального собеседника. Но с опытом все налаживается, тем более, что рассказывать мне приходилось о вещах хорошо знакомых и понятных. Да и поделиться с другими своими свежими переживаниями тоже бывает интересно. Я ведь и раньше, возможно от скуки, иногда проговаривал все, что делаю, как бы беседуя с «воображаемым другом», так что с этой точки зрения для меня почти ничего и не изменилось.

Мы делали репортажи и с производства, и с центрифуги, и с имитатора невесомости, и с тренировок по выживанию в экстремальных ситуациях.

Причем практически все снималось с первого же дубля, чтобы люди имели возможность видеть все мои ляпы и ошибки как есть. Я не хотел, чтобы мой облик излишне лакировали, и обратная связь подтверждала мою правоту. Подобные огрехи убеждали зрителей, что наш материал – не постановочный и заставляли их искренне сопереживать моим приключениям. Думаю, мы подбросили им достаточно адреналина, чтобы хоть немного изменить общественное мнение и переманить молодое поколение на нашу сторону.

Благодаря нашим стараниям во многих юных сердцах вспыхнула та самая искра энтузиазма, на реанимацию которой мы почти и не надеялись. Преодоление трудностей, самоотверженность и даже жертвенность во благо человечества вдруг снова оказались в почете, оказались на самом гребне актуальной моды! Конкурс в колледжи на технические специальности подскочил почти на порядок, а от желающих вступить в ряды космонавтов и вовсе не было отбоя. О большем мы и мечтать не могли!

И мне, признаться, было крайне странно и неловко ощущать себя маленьким человеком, повернувшим ход Истории. Хотя, строго говоря, запруду на ее пути взорвал Александр Саттар, а нам оставалось лишь направлять высвобожденную им энергию на созидательные цели.

Объявили пятиминутную готовность, и я, протянув руку, поправил фотографию Юли с Кирюшкой, пристроенную на приборной панели. В конце концов то, что я делаю, я делаю вот ради таких как он малышей, которые не должны получить от нас в наследство истощенный и безжизненный мир, чья серость скрашивается разве что яркими виртуальными картинками. В наших силах обеспечить им лучшую долю!

Фото моих домашних, закрепленное на панели передо мной, являлось не только моей сентиментальной прихотью, но и частью общего сценария. Я специально разместил его так, чтобы зрители тоже видели их лица. Ведь речь шла не только о том, чтобы в ходе ежедневных репортажей демонстрировать трудовой энтузиазм или неподдельную радость от решения какой-нибудь инженерной задачи. От меня, помимо всего прочего, требовалось еще пропагандировать верные жизненные ценности и моральные устои, равнение на которые способно вытащить нашу цивилизацию из того болота, где она завязла.

Иногда я задумывался – не выглядит ли все, чем я сейчас занимаюсь, как некая извращенная форма стриптиза или даже проституции? Ведь по сути я торговал своей жизнью и выставлял напоказ многие личные эмоции и переживания. До камер, расставленных по нашему с Юлей дому, включая спальню, и снимающих все происходящее в режиме 24/7, дело, слава богу, не дошло, но в моих репортажах и без того хватало весьма откровенных признаний. И то обстоятельство, что, рассказывая о своих сугубо личных переживаниях, я теперь даже не краснел, меня уже начинало изрядно тревожить.

На помощь мне пришла жена, с которой я поделился своими опасениями. Юля с самого начала являлась чуть не главной заводилой всей затеи, настаивая на максимальной открытости и честности перед подписчиками и зрителями. Она считала это обстоятельство крайне важным, несмотря на то, что чуть подретушированная картинка могла бы выглядеть более привлекательно…

– Наш мир уже по горло сыт всевозможными подделками и имитациями! – она плюхнулась на диван рядом со мной, – Виртуальные миры, искусственные эмоции, синтетические чувства! Люди уже настолько отвыкли от самостоятельных усилий, что тенденция становится откровенно опасной! Еще немного – и соответствующие органы просто атрофируются, превратив нас в овощи.

– Занятно, – протянул я озадаченно, – Несколько лет назад Волочин в «Айсберге», помнится, обосновывал свои действия примерно такими же словами.

– И он, знаешь ли, во многом был прав.

Вот так новость! Я даже слегка растерялся, не зная, что и сказать. Поддержать точку зрения человека, некогда взявшего тебя в заложники, искалечившего и едва не пристрелившего – Стокгольмский синдром в чистом виде! Немного запоздало, конечно, но от этого даже неожиданней.

Надеюсь, ты не станешь практиковать его методы? – я демонстративно отсел от нее подальше, изображая настороженность и испуг.

– Что-то ты поздно спохватился! – рассмеялась Юля, – Мой отец уже все сделал за нас. Отключив Вирталию, он отсек людей от бесконечного источника заменителей настоящих чувств, и теперь им, хочешь не хочешь, а придется вновь учиться радоваться и сострадать самостоятельно, без посторонних подсказок.

В ее словах присутствовало определенное рациональное зерно. Ведь нет большой сложности в том, чтобы пускать слезу, когда видеоряд замедляется, и звучит печальная музыка, или же смеяться за компанию с закадровым хохотом. Но как осознать, осмыслить трагизм или комичность момента, когда на заднем плане не вспыхивает соответствующий транспарант? В какой момент надо пугаться, а когда восторженно хлопать в ладоши, если нечто реально ужасное подступает порой медленно и почти незаметно, а поистине восхитительные вещи творятся зачастую без яркого света софитов и торжественного перерезания красных ленточек?

– На самом деле, – продолжала Юля, – я и тогда была с Волочиным во многом солидарна, хотя категорически не приемлю его методов. Нам выпал уникальный шанс добиться поставленных им целей, не пятная свои руки кровью и не идя на сделку с собственной совестью.

– У него имелась совесть? – я недоверчиво выпятил губу, – вот уж не подумал бы!

– Но когда-то же Волочин был честным и ответственным офицером! В каком-то смысле именно наши чудачества довели его до последней черты.

– Мы старались, да.

– Можешь паясничать сколько угодно, мертвым уже все равно, – под ее гневным взглядом я сообразил, что малость перестарался, – но у меня до сих пор нейдут из головы его слова про то, что наши души, наша сила воли, наши чувства, наконец – суть те же мышцы, нуждающиеся в регулярных тренировках. Без необходимых усилий они дряхлеют и отмирают, превращая нас в амеб, полностью зависимых от разнообразных технологических костылей.

– Мне кажется, – я задумчиво подпер подбородок рукой, – что когда-то подобную песню я уже слышал. Все обзавелись калькуляторами – теперь мы разучимся считать в уме. Текстовые редакторы с встроенной проверкой орфографии убьют грамотность и умение писать от руки. Беспилотные боевые дроны спишут в утиль нарабатывавшееся веками военное искусство. Машины с автопилотом, спутниковая навигация, психокоррекция, медиация… да на подобных костылях построена вся наша цивилизация! Быть может, ты еще станешь сокрушаться по поводу утраты человечеством сакрального знания, как добывать огонь трением? Или навыков фехтования и верховой езды?

– Ты уж меня извини, – моя супруга вздернула подбородок и сложила руки на груди, – но я снова сошлюсь на слова Волочина, что бы ты там о нем ни думал…

– Вообще-то он тебе ногу прострелил и ухо оттяпал…

– Сути сказанного это не меняет, – Юля тряхнула головой, – Так вот. Одно дело – облегчать себе физический труд, избавляя себя от лишних или чрезмерных усилий. Но совсем другое – отдавать на внешнее управление мораль, нравственность или терзания души. Ведь нас от животных отличает не острота клыков, сила или скорость, а разум. И речь здесь идет отнюдь не о способности перемножать в уме трехзначные числа, а о другом. Мы способны действовать, руководствуясь не только примитивными инстинктами, но и соображениями более высокого порядка, порой даже жертвуя собой ради чего-то большего, нежели набитое брюхо.

Охваченная возбуждением, моя жена вскочила с дивана и принялась вышагивать по комнате, энергично жестикулируя в такт своим словам.

– До какого-то момента технологии компенсировали нам нехватку длинных когтей или толстой теплой шкуры. Но сегодня прогресс начинает примеряться к роли заменителя нашего самосознания и наших чувств. Если так пойдет и дальше, то уже скоро искусственный интеллект станет за нас решать, что хорошо, а что плохо! Да, такая жизнь легка и беззаботна, но сможем ли мы после этого с полным правом называть себя людьми?

И вновь она положила меня на обе лопатки. Я, возможно, больше смыслил в технике, в химии, лучше разбирался в тонкостях органического синтеза и в механических наручных часах, но вот в части работы с людьми Юля могла дать мне сто очков форы. Или даже двести. Бесценный опыт, полученный за время работы с Александром Саттаром, помогал ей прекрасно ориентироваться в бушующем океане людских страстей, успешно обходя опасные отмели и рифы. В такого рода материях она и Овод смыслили куда больше вашего покорного слуги.

– То есть вы ждете от меня, что я продемонстрирую людям прелесть простых житейских радостей?

– Так и есть! Взбудораженное нами человечество сегодня выглядит как лентяй, которого насильно сдернули с промятого дивана и под страхом смерти заставили дергать тренажер. Разумеется, поначалу все его тело будет немилосердно ломить от непривычных нагрузок, но чуть погодя, если он не сдастся и не отступится, то обязательно втянется и даже начнет получать от тренировок удовольствие. Ты же выступаешь в роли импровизированного тренера, на собственном примере демонстрирующего неопытным новичкам различные упражнения.

– Идея-то понятна, но при всем моем старании крайне непросто сделать захватывающим и увлекательным, скажем, закручивание обыкновенного болта или присоединение разъема.

– Не валяй дурака! – рассмеялась Юля, снова сев рядом, – Выпуск, посвященный твоим тренировкам в бассейне, бьет все рекорды популярности!

– Это когда я чихнул и все стекло шлема забрызгал, что ли?

– Ага! Народ из твоих матюков уже целые музыкальные композиции составляет.

– Я полагал, что там все запикали…

– В официальной трансляции – да, но кое-что специально оставили и выложили «подпольно».

– Вот черт!

– Теперь ты понимаешь, что именно людям нужно? Наше главное оружие – открытость и искренность. Когда зрители видят, что ты – обыкновенный живой человек, такой же, как и они, к нашим материалам будет куда больше доверия! Наша задача – предоставить им наглядный материал. Но он просто обязан быть настоящим, без фальши, глицериновых слез и натянутых улыбок! – Юля обняла меня и поцеловала в щеку, – А ты – самый непосредственный и самый открытый из всех, кого я когда-либо встречала! Думаю, планете Земля с тобой очень крупно повезло!

– Если надо – могу чихнуть на бис…

– Готовность – одна минута! – голос диспетчера выдернул меня из глубин воспоминаний.

– Олежка, давай! Прямой эфир! – послышался в другом ухе голос Овода.

– Мы с Кирюшей держим кулаки за тебя! – подключилась Юля.

Ну вот! Я тут, понимаешь ли, стою на пороге вечности и великих свершений, а они из меня слезу выжимают! Других слов найти не могли?!

– Вас понял! – отчитался наш командир, – все системы в норме, на борту порядок.

– Принято. Финальная проверка.

Действуя в соответствии с заученными инструкциями, я еще раз прогнал тест скафандра, получив «зеленый» бланк. Все штатно.

– Медицинский монитор сообщает, – доложила Юля, – что у тебя учащенный пульс…

Просто чудесно! А каким он должен быть в подобной ситуации?! Или мне тут и вовсе задремать от скуки следовало? Как-никак, а уже второй час сидим.

– …но в целом все примерно так же, как и у остальных. Держишься молодцом!

Я? Молодцом? Ну уж нет! Если уж хвалить, то на все деньги и от души! Сами посудите… Я с трудом удержался, чтобы не начать и в самом деле загибать пальцы в толстой перчатке.

Я – самый старый в нашем экипаже, все остальные моложе меня лет на десять минимум.

Почти у всех, кроме меня, имеется предыдущий опыт космических полетов.

А еще, что немаловажно, на всех прочих не нацелены объективы камер, жадно ловящих каждое движение моих мимических мышц. Достаточно хоть на мгновение позволить себе неуверенность или страх, как все – пиши пропало!

И вот после всего перечисленного я, оказывается, «держусь молодцом»? «Как и у остальных»? Не-е-е-т, дорогие мои, сегодня я и в самом деле – лучше! И можете стыдить меня сколько влезет! Я даже не покраснею.

Дело, кстати, не в моем болезненно воспалившемся самомнении или в обострившейся гордыне. Лет десять назад я бы еще мог забронозоветь, оказавшись под столь пристальным вниманием окружающих и впитывая их почитание, но сейчас – нет. Возможно, я уже слишком стар для этого, но свою роль сыграла и Юля, поддевавшая меня всякий раз, когда мне на ум приходила мысль хоть немного зазнаться. Она-то свою прививку получила еще при рождении, а вот мне пришлось учиться на ходу.

По правде говоря, вы же сами вылепили меня таким! Постоянное пристальное внимание к моей персоне, заставлявшее меня отслеживать каждый шаг и выверять каждое слово, волей-неволей сделали меня более… правильным. Вы как в гидравлическом прессе отформовали мою личность в соответствии с собственными представлениями об идеале. Ну а теперь отступать уже некуда. Если тебя назначили путеводной звездой, то придется сиять. Ярко и путеводно.

А излишне загордиться мне не дадут регулярные сеансы связи с Юлей, всегда готовой спустить меня на грешную землю. Да еще список предстоящих задач на объекте, занимающий несколько листов мелкого текста. Причем мне придется еще как-то выкраивать время для записи ежедневных репортажей. Но тут уж не до горделивых поз и пафосных речей. Буду показывать суровые трудовые будни как есть. К счастью, напряженная и ответственная работа прекрасно спрессовывает время. Надеюсь, я не успею сильно соскучиться по всем, кто остался дома.

– Десять!

Командир вытянул вперед сжатую в кулак руку, и мы все ударили по ней своими перчатками. Ведь мы – команда! И пусть публика уделяет мне куда больше внимания, чем остальным, такой расклад в каком-то смысле даже облегчает им жизнь. Они остаются за кадром, а потому с них и спрос меньше. Даже непонятно, кто и кому тут должен завидовать.