Электронная библиотека » Ирина Кравченко » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 14 февраля 2023, 14:44


Автор книги: Ирина Кравченко


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Сава
«Зоркий глаз»

У Бориса Пастернака в «Охранной грамоте» есть мысль о том, что древние греки воспринимали детство как закалку для будущей жизни. «Какая-то доля риска и трагизма… – писал он, – должна быть собрана достаточно рано в наглядную, мгновенно обозримую горсть».

Но если «риска и трагизма» окажется не «горсть», а больше, как это случилось с Савелием Крамаровым?

«Он, видал, какой? Не то что мы…»

Отец исчез из жизни сына, когда тот еще лежал в колыбели, и подросшему Саве родные решили говорить, что папа на фронте. Сразу после войны мальчик по утрам принялся ездить на вокзал – встречать поезда с возвращавшимися солдатами, пока кто-то не сжалился над ним и не раскрыл страшной тайны: отец арестован. Позднее, в начале 1950-х, бывший московский адвокат, бывший лагерник по надуманному обвинению, даже бывший муж – жена развелась с ним, чтобы спасти себя и ребенка, – Виктор Савельевич Крамаров, отбывая ссылку в Туруханске, покончил с собой.

Ничего о его печальной судьбе подросток не знал, но иногда шелестели разговоры, и ощущалась легкая отверженность. А когда оканчивал школу, не стало и матери, Бенедикты Соломоновны. Ее родной брат взялся опекать племянника, и прочие родственники не оставляли мальчишку, по очереди приглашая к себе на обед, но в размеренном, упорядоченном сиротстве было что-то пронзительно-диккенсовское.

Позднее, став актером, Крамаров легко освоил жанр трагикомедии: он умел не только рассмешить, но и передать затаенное душевное страдание, детскую обиду. Его персонаж в «Джентльменах удачи» режиссера Александра Серого по сценарию Георгия Данелия и Виктории Токаревой – сирота по кличке Косой. В фильме Косой встречает друга, с которым вместе рос в детском доме, и узнает, что тот стал инженером. Главарь банды, Доцент, точнее, изображающий его директор детсада, раскрывает инженеру правду о том, что его бывший приятель – вор. Далее идет драматическая сцена в электричке. «Зачем ты при Мишке? – вздыхает Косой. – Он, видал, какой? Не то что мы…» И – мокрые глаза, и попытка загнать слезы обратно. Как только человек, роль которого исполнял Крамаров, оказывался униженным и оскорбленным, в игре актера возникала глубина не мельче чаплиновской. Потому что битый жизнью чувствителен к возможности оказаться побитым опять.

Впрочем, на юношеских фотографиях Савелия Крамарова взгляд у него дерзкий: посмотрим, судьба, кто кого. В картине Данелия «Мимино» персонажу Крамарова скажут: «У тебя хорошие глаза». Шутка на грани фола, но глаза у Савелия были именно хорошими. Глаза мечтателя, знающего, что его мечты имеют право сбыться – потому что ничего другого, кроме фантазий, замков на песке, миражей в пустыне ему, с его неприкаянностью, не оставалось.

Осуществленная мечта – это и крылья, и защита. Стать актером, известным – и по сию пору лотерейный билет с крупным выигрышем, и «карт-бланш», и всяческая броня, а полвека назад, да в Советском Союзе с его иерархиями – особенно. Савелий, учась в Лесотехническом институте – необходимо было получить надежную специальность, да и природу он любил, – участвовал в самодеятельности, а окончив вуз и уже работая, взялся рассылать свои фотографии по киностудиям. И это – еще не имея актерского образования, которое он получит позже, в ГИТИСе. И это – обладая, несмотря на хорошие глаза, специфической внешностью. Но с первых картин он обрел своего героя: простоватого, глуповатого, с хитринкой и распахнутой физиономией. В искусстве – типаж выигрышный и всеми желанный: в присутствии дурака можно чувствовать себя профессором.

Физический недостаток ему не мешал, даже наоборот. Косой глаз Крамарова – важная деталь, его визитная карточка, как нос комика Тото, зубы Фернанделя или крутые бедра Софи Лорен.

Александр Левенбук, актер, режиссер:

«Жена Александра Ливщица (эстрадного актера, коллеги Левенбука по «Радионяне». – И. К.) была офтальмологом. Крамаров пришел к ней на прием, и она предложила ему подрезать глазную мышцу, чтобы исправить косоглазие. Но Савелий вскричал: “Ты что! Это мой хлеб!”».

Операцию он сделает уже на следующем этапе жизни, в Америке. А в большинстве его ролей, причем лучших – в картинах, снятых на родине, – такой-разэтакий глаз Крамарову помогал, недаром был увековечен в прозвище его персонажа из «Джентльменов удачи». Необычный глаз приносил своему обладателю пользу не только потому, что с ним – смешнее. Сложная задача – играть перед объективом кинокамеры, если глаз не всегда слушается. Тогда актер вынужден продумывать каждый взгляд, каждый поворот головы, просчитывать мимику, жест да всякое движение. Постоянная дисциплина, не отпускающая ни на минуту, не дающая расслабиться, будет лежать в основе его игры. Игра – и математический расчет, стихия – и точность. Полет стрелы, вроде бы вольной, но попадающей в цель.

А кто из актеров наименее свободен от ежесекундного самоконтроля? Кто постоянно должен помнить о цели, то есть о зрителе, о его реакции? Кто больше всего на свете боится, что глухое молчание будет ему ответом от публики? Да, это комик. Крамаров был прирожденным комиком, и природа расщедрилась неслыханно: вот тебе, Сава, такой «недостаток», чтобы ты на сцене или перед камерой постоянно думал о том, что и как ты делаешь. Чтобы помнил о зрителе. А лиричностью, задумчивостью, трогательностью ты и так роль наполнишь, ты же клоун, а чувствительнее, нежнее клоуна артиста не бывает.

«Легкое дыхание»

Виктория Токарева, писатель, сценарист:

«“Джентльмены” стали первым фильмом, где Савелию поручили одну из центральных ролей. Косого мы с Данелия писали для него, хотя потом возник и другой вариант: пригласить Мишу Кононова. Но на пробах к картине тот был таким достоверным, как будто вчера вышел из тюрьмы, а мы сочинили историю, похожую на сказку, историю дурацкую, не глупую – именно дурацкую. Это немножко клоунада, поэтому туда годился только клоун, каким и был Крамаров по внутреннему посылу.

Когда он пробовался в фильм, очень нервничал, что его не возьмут. Но к концу работы повел себя некрасиво. Мы должны были снимать последнюю сцену, ту, где встречаются настоящий Доцент и мнимый, а потом вся компания – Крамаров, Георгий Вицин и Раднэр Муратов – убегала вдаль. Предстояло ехать за город. Машина, в которой уже сидело несколько человек из киногруппы, заехала за Крамаровым.

Он вышел из подъезда, с термосом под мышкой, и вдруг сказал нам: “Завезите меня в больницу, мне надо прогреть ухо”. Я удивилась: “Савелий, какое ухо? Твоя больница – на другом конце Москвы. Ты хочешь, чтобы мы потеряли три часа?” Он заупрямился: “А я могу вообще на работу не выходить – у меня бюллетень, ухо болит”. Мы повезли его в больницу и ждали, пока он прогреет ухо, а на натуре томилась съемочная группа.

Наконец Крамаров вернулся и сел в машину, я с ним не разговаривала. Он заволновался, робко спросил: “Вам не дует? Может, закрыть окно?” Послала его куда подальше. Несколько минут ехали молча. Затем я повернулась к нему: “Савелий, помнишь, как ты хотел получить роль? А сейчас, когда съемки заканчиваются, диктуешь свои правила”. Он расстроился, сник. Мечтал ведь о продолжении картины, звонил мне: “Напишите вторую серию, я вам любое лекарство достану”. Я отвечала: “Мне двадцать восемь лет, и я не болею”.

Но вообще в нем не было подлости, наглости. Как в его персонаже, Косом. Косой – он очаровательный, он ребенок».

Дочь актера Георгия Вицина, Наталья, рассказывает, что раза два Крамаров по-детски, подробно расспрашивал ее о чем-то, и казалось – разыгрывает. А когда она поняла, что человек искренне ищет ответа, возникло такое расположение к нему!.. Крамаров вообще выглядел немножко растерянным, будто отставший от родителей ребенок, поэтому все принимались его опекать. Наверное, Савелию, когда-то – косенькому мальчику, сироте, затертому и забитому, теперь так хотелось почувствовать себя центром внимания! Чтобы с ним носились и нянчились. Чтобы заботились о его здоровье. (Это ужасно обидно: всегда самому о себе думать.) Чтобы явившийся и на его улицу праздник развернулся вовсю. Ведь сиротство Савелия никуда с приходом ролей и узнаваемости не делось, сиротство по сути, когда за человеком – никого. Ветер и темнота. (Может быть, потому Крамаров так спешил жить, не останавливаясь, не тормозя? Остановиться – значит, оглянуться…)

Но так ли уж Крамаров был серьезен, когда просил отвезти его в больницу? Не юморил ли, не подкалывал? От куража: настроение хорошее, да и комедию снимаем, отчего не пошутить, не разыграть коллег? Человеку радостно, пусть и другие посмеются. И вообще, назвался клоуном – вылезай на манеж. Ухо погреть – это не когда раненого несут с поля боя, героизма в каком-нибудь отите мало. Крамаров и не настаивал ни на каком героизме. Надменности, ощущения собственной значимости в нем не было.

Приходя в гости к Вицину, он брал уроки актерского мастерства. Все записывал в тетрадку. Спрашивал, как преподавали в Школе-студии МХАТ, как играли корифеи, с которыми Вицин когда-то выходил на сцену. Дома готовился к занятиям, показывал «учителю» этюды. Просил давать ему задания, советовался: «Может, мне басню выучить?» Когда хозяйка звала его выпить чаю, спрашивал: «А вода у вас откуда? Из-под крана? Тогда мне лучше молока. А молоко вы на рынке покупаете? Я пью только с рынка». И жена Георгия Михайловича к следующему визиту гостя старательно готовилась – на рынке. Крамаров опасался всякого вреда здоровью, хотя и был «йог», и Вицин говорил ему, шутя, что индийские йоги пьют воду, в которой стоят. «Ученик» волну юмора подхватывал, а все-таки не тот был для него случай, чтобы шутить.

Георгий Данелия, режиссер:

«Савелий был правильным, не актер-гуляка. Не пил, не курил. Если мы долго снимали в помещении, в какой-то момент просил проветрить. Никогда не опаздывал на съемки, являлся подготовленным, заранее отрепетировав. Все замечательно, но когда требовалась импровизация, приходилось с ним бороться».

Ему хотелось правильной, предсказуемой, понятной жизни, а благополучие, прежде всего телесное, было для Крамарова категорией сакральной – после ранней потери родителей и перенесенного в юности туберкулеза. Всякий, с нежного возраста знающий, как уязвим и смертен человек, либо начинает воспринимать свое существование с непоколебимым спокойствием, либо – с трепетом. Повредить телу для таких – катастрофа. А если еще небеса наделили талантом, то никак нельзя пренебрегать «сосудом». Поэтому все, что позволяет держать форму и сохранять «легкое дыхание», для таких людей хорошо. Так и Крамаров получал удовольствие от того, что в интеллигентных кругах тогда считалось моветоном: от следования первой части классического афоризма: «В здоровом теле здоровый дух» – вероятно, даже не слышав его продолжения – или от материального достатка (не избытка!). Ему было с чем сравнивать.

Александр Левенбук:

«Первое приличное пальто на Саве – мы тогда только познакомились, в самодеятельности – было пальто Лившица. А на актерской фотооткрытке, позднее продававшейся во всех киосках “Союзпечати”, он снят в моей рубашке, которую жена привезла мне из Бразилии».

Эта рубашка – символическая, наглядная, словно вышедшая из пословиц деталь, как многое у Крамарова с его тяготением к последней простоте: друг «снял с себя» рубашку, чтобы прикрыть «голого» приятеля. Впрочем, спустя некоторое время вчерашний бедняк уже поднакопил гардероб.

Георгий Данелия:

«Савелий был человеком с налаженной жизнью. Умел и деньги заработать, и машину купить, и квартиру».

Он доставал заграничные вещи и с ощущением причастности к избранному сообществу носил их, немного и внешне, и тайной гордостью за свой вид напоминая стилягу. Бывшего обездоленного парнишку теперь манило все, что имело флер далекой красивой жизни.

Мильон прелестниц

Его искреннее желание быть благополучным сочеталось с удивительной наивностью – и в то же время с умением ставить паруса по ветру. Недаром персонажи Крамарова чаще всего – простаки и пройдохи в одном флаконе. Они видят свою удачу, но так смешно бегают за ней, так молотят воздух руками и ловят ветер ртом, что удача, казалось бы, не может не ускользнуть, но, будучи дамой милосердной, все-таки дается им в объятия. Вот и Савелий, настояв, чтобы его на казенной машине отвезли в больницу на прогревание (как будто роли Косого, подарка для комика не хуже Гамлета для трагика, мало), тем самым едва не подпортил себе репутацию. Но в итоге ничего страшного не произошло, Данелия задействовал Крамарова и в других своих картинах.

Те выкрутасы, что идут от нежного сердца, – в минус не засчитываются. Особенно если это – театр в жизни, гротеск в повседневности. Иные крамаровские попытки жить хорошо тянут на сценку в комедии. Вот по огромному блату Савелий достал себе в почти безлошадной стране аж «фольксваген» и, как рассказывают, любил подъезжать на нем к магазину «Лейпциг», куда наведывалась имеющая какой-никакой вкус к хорошей жизни публика. С непринужденным видом Крамаров стоял возле своего четырехколесного сокровища, и направлявшиеся в большой советско-немецкий «бутик» модные девицы «лорнировали» прохлаждавшегося возле сказочной иномарки и «пленировавшего» их актера, уже известного, но еще не достигшего той популярности, которая потом могла бы запросто смести крамаровскую машину вместе с ним самим.

Александр Левенбук:

«Савелий приобрел к автомобилю два комплекта запчастей, но в то время ремонтировать иномарки в нашей стране было настолько сложно, что “фольксваген” он продал и купил “жигули”».

Пришлось вроде как из кареты пересесть в таратайку, хотя тоже достаточно дефицитную, но судьба не бросила мечтательного Савелия. Что он получал там, у магазина? Восторженные взгляды девушек? Так вот тебе, внешне не Алену Делону, в комплекте со славой зачарованное внимание мильонов прелестниц, некоторых, красавиц и умниц, – особенно.

Александр Левенбук:

«Он же был веселый, с юмором, обаятельный, одевался со вкусом, да еще всенародный любимец, а слава – вещь, которая притягивает. Моя первая жена, манекенщица, свидетельствовала, что Савелий многим красавицам нравился. И женщины его любили, и он их».

Виктория Токарева:

«В первый раз я встретила Крамарова на рижском взморье, на пляже. Я была никакая не “Виктория Токарева”, а просто молодая и привлекательная девушка. Бросив на меня взгляд, он сказал мне: “Мы пойдем с тобой в ‛Лидо’, только после, а не до” («Лидо» – в то время знаменитый ресторан в Юрмале. – И. К.). Я и не думала идти с ним в ресторан, и вообще была замужем, но не в этом дело. Собравшись искупаться, Савелий нарочито приказным голосом заявил мне: “Перспективка на дакрон”. То есть я, незнакомая ему молодая женщина, должна была присматривать за его брюками из дакрона, модного тогда материала. Я хохотала, и он хохотал. Крамаров хотел, чтобы вокруг него становилось шумно, весело – исподволь был занят своей комедийной маской.

Успехом у женщин он пользовался. На банкете по поводу выхода на экраны “Афони”, где снимался Савелий, он сидел с девчонкой лет двадцати с небольшим, хорошенькой, вертлявенькой и, видимо, мечтавшей выйти за него замуж, настолько она была вся… как таблетка – бери и глотай. Он нравился женщинам, потому что был известен, а женщин это притягивает. В то же время Крамаров казался им легкой добычей, потому что был некрасивый. Но дамы ошибались: Савелий не испытывал никаких комплексов по поводу своей внешности. И был он не таким уж некрасивым, а даже с шармом».

Нина Маслова, актриса:

«Глядя на фотографии Савелия в молодости, думаю: он же невероятно обаятелен! Голливудский актер!»

«Ты как здесь?»

Александр Левенбук:

«Когда мы стали сочинять сценки для выступлений Савелия, он старался приходить ко мне незаметно. Но уже через пять минут соседи звонили в дверь, потом опять, и так без конца. Люди хотели получить автограф, выпить с Савой, просто поговорить с ним. Мы отключали звонок, но тогда начинали стучать. Иногда Крамаров подходил к двери и вежливо просил нам не мешать. Но если его не узнавали в общественных местах, что случалось крайне редко, он нервничал».

Георгий Данелия:

«Картину “Афоня” мы снимали в Ярославле. В главной роли был Леонид Куравлев, довольно популярный уже. Люди сбегались посмотреть на него и мешали нам работать. Потом приехал Евгений Леонов, которого я считал в то время самым известным актером, и количество любопытных увеличилось в разы. А потом появился Крамаров – и мы вообще остановили съемку: он как магнит притягивал публику.

Да, его не приглашали на драматические роли. Потому что драматических актеров было триста сорок, а комедийных, на мой взгляд, – всего четверо: Евгений Леонов, Юрий Никулин, Фрунзик Мкртчян и Крамаров».

Александр Левенбук:

«Иногда говорят, что Савелий мечтал играть высокую драматургию, а ему давали роли придурков. Но чтобы популярнейший комик расстался со славой, которая для артиста – наркотик?! На что Крамаров мог рассчитывать в плане “серьезных ролей”? Савелий прекрасно знал свои возможности, знал, что у него есть своя ниша, достаточно узкая, но яркая, в которой он – хозяин. Комик ведь – редчайшее амплуа. Думаю, Крамаров панически боялся оказаться на экране несмешным, а всем остальным в профессии интересовался намного меньше. Так что его актерская судьба складывалась замечательно.

Он был шутником и весельчаком, но оставался человеком закрытым. Я даже не знал, например, что Крамаров еврей, пока он не собрался уезжать из страны. А решился на отъезд по религиозным соображениям: стал ходить в синагогу, соблюдать кошер и шаббат. Купить кошерную пищу тогда можно было в одном-единственном месте – в московской синагоге, поэтому в поездках по стране Крамарову с питанием приходилось трудно. К тому же в пятницу вечером и в субботу он не мог ни сниматься в кино, ни выходить на концертную площадку. Однажды я позвонил Саве и предложил дать три концерта на стадионе, сказав, что заплатят ему в общей сложности девятьсот рублей – неслыханную по тем временам сумму: у меня была ставка тридцать один рубль за выступление. Крамаров спросил только: “Когда?” И, услышав, что в пятницу вечером, ответил: “Не могу, извини”».

Говорят, еще одной причиной крамаровского отъезда из страны было то, что человеку просто надоело унижаться, чего он в разговорах со знакомыми не скрывал. Когда известный актер вынужден, чтобы купить какой-нибудь рыбы, идти к директору магазина и хлопотать лицом, рассказывать байки и всячески развлекать, чем Крамаров, как и другие его коллеги, время от времени занимался, – это не совсем приятно. Кто-то махнет рукой и забудет, а кому-то, в конце концов, надоест.

Он знал те невидимые границы человеческого «я», которые переходить не стоит. Пошутить, конечно, умел, любил разыгрывать целые сценки, вроде той, о которой рассказал его американский друг и бывший советский киноактер Илья Баскин: будучи в гостях, брал из коробки конфету, надкусывал ее, выражал лицом неудовольствие и клал конфету обратно. Брал вторую и проделывал то же самое. И так, пока коробка не оказывалась полна надкусанных конфет, прямо как в анекдоте. Но Баскин, подсмеивавшийся над тем, что Савелий приходил к нему в гости со своей бутылкой воды, а когда его звали к столу, просил вскипятить эту воду и заварить ему в ней чай или кофе, однажды получил от Крамарова урок. Тот мягко, но серьезно сказал: «Знаешь, какие шутки больше всего ценятся? В которых человек высмеивает себя». Чувство собственного достоинства, обостренное тем, что его непрестанно попирают, сплошь и рядом сквозит в ролях Крамарова. В маленькой зарисовке киножурнала «Фитиль» под названием «На троих» он изобразил одного из случайных собутыльников – молодого несуразного парня в тонком пальтеце, легкой кепчонке, с голой, не знающей шарфа шеей. Но с каким видом стоит тот возле магазина! Во взгляде, наполеоновском повороте головы столько независимости и глубоко запрятываемой ранимости!..

Однажды для выступления в Театре миниатюр Крамаров выбрал рассказ Василия Шукшина «Ваня, ты как здесь?». Главный герой, случайно увиденный режиссером и приглашенный на небольшую роль в картине, вероятно, напоминал Савелию о его первом киноопыте, когда он попал в фильм буквально с улицы. Но Ваня отказывается от съемок, потому что не чувствует честного отношения режиссера к своему делу и заодно к нему, Ване, который хоть и простой человек, но гордый, и ему игра в поддавки не нравится. Рассказ Крамаров читал блестяще. Ему тоже игра в поддавки претила, и одно дело – отношения с людьми, с которыми можно договориться, а другое – с государством, безликой машиной.

Но, думается, была у него и еще одна причина отъезда.

Мечта об эдеме

Наверное, все помнят фразу из «Джентльменов удачи», которую мечтательно произносит Косой в предвкушении богатства: «Пошью костюм с отливом – и в Ялту». Это – «костюм с отливом – и в Ялту» – своеобразное представление о блаженстве, о земном рае. Костюм с отливом – метафора, не в кургузом ведь пиджачке являться в рай. И вообще: всякое представление о рае включает в себя то, чего недостает нам в нашем существовании. Вот Крамаров, похоже, и мечтал о том, что в один прекрасный день он, вчера еще затертый жизнью, зажмурится от блеска то ли солнца, то ли моря, то ли своего костюма с отливом, а то ли софитов на съемочной площадке – и возликует его душа.

Вчера – сирота, сын «врага народа», и что стоило Савелию затеряться, как копейка сквозь дыру кармана? А сегодня – кумир миллионов, все узнают, слова ролей цитируют наизусть. В свою «Ялту» Крамаров уже приехал, став известным артистом, и «гулял» под шум «прибоя», то есть аплодисментов и восторгов. А там, вдали, ослепительно сиял другой берег. О том рае советские люди ничего толком не знали и если грезили о нем, то – лишь бы ступить на вожделенный берег, а уж почувствовать там себя своим – да неужели же можно?! Для советского актера Голливуд был сновидением. Только те, для кого здешняя райская «Ялта», то бишь экранный успех, стала привычном местом обитания, могли по-настоящему задуматься – а не махнуть ли дальше, туда, за тридевять земель?..

И тут отчетливо проступает, если вы еще не заметили, сказочная канва. Если актер играет персонажей, которые как из ярмарочного балагана взялись, это неспроста. Вот и в судьбе нашего героя всплывает сказка об Иванушке-дурачке, и одно из совпадений реального сюжета с фольклорным – путешествие в дальние, мифические края, за тридевять земель, поскольку там, за высокими лесами, за широкими морями только и можно поймать Жар-птицу, обрести благодать.

Мечта о земном рае, эдеме, – всегда очень наивная, очень детская. Она с головой выдает человека, который непременно хочет быть счастливым.

Виктория Токарева:

«Приехала я на съемки “Афони”: привезла мандарины, которые нужны были для одной из сцен. В перерыве мы с Крамаровым пошли в деревенскую столовую. Войдя, он громко сказал: “Всем сидеть!” – и люди, бывшие в столовке, сначала застыли, а потом заржали. Савелий знал, что его любит публика.

Когда мы подошли к раздаче, он положил себе в тарелку только рис и гречку: котлеты не взял. И мне тихо сказал: “Вы котлеты не берите, вы же не знаете, что там. Возьмите гарнир, хотя бы не будете рисковать своим здоровьем”. Он был прав, и я его послушала.

За столом Крамаров спросил меня: “Как вы живете?” – “У меня выходит повесть в журнале, – ответила я. – Книга выходит…” – “Вы мне рассказываете, как вы работаете, а я вас спрашиваю, как вы живете”. Потом я подумала: действительно, как я живу? Для меня, получается, жизнь и работа – одно».

А для Крамарова была невероятно заманчива сама по себе жизнь. С ощущением легкости и силы в теле, с привлекательными женщинами, дорогими машинами, книжками, природой. Он умел жить со вкусом, с наслаждением, и, владея секретами «dolce vita», «сладкой жизни», по-своему вышучивал их, доводя до простейших и даже абсурдных правил. Михаил Кокшенов вспоминал, как Савелий учил его покупать дефицитные продукты: надо идти прямо к началу очереди. «Почему?» – опешил от такой «святой простоты» Кокшенов. «Там ближе!» Как в анекдоте: «Почему у всех семечки по десять копеек стакан, а у вас двадцать?» – «Потому что двадцать больше десяти».

Серьезно: двадцать больше десяти, актерская слава лучше безвестности, любовь красивой женщины слаще одиночества, свобода ценнее чужого пригляда. Простейшая философия. Философия душевного здоровья, человеческого счастья. Даже так: «щастья», как писали в XVIII веке. Если умершему желают Царствия Небесного, почему живому не пожелать царствия земного? Как у Булата Окуджавы: «Господи, дай же ты каждому, чего у него нет».

У Крамарова здесь было все, значит, эта страница оказалась полностью написана и перевернута.

Нина Маслова:

«Часто говорят, что он много потерял, оставив страну, где его любили невероятно. Я сама была свидетелем того, что, когда на встречах со зрителями объявляли Крамарова, зал вставал. Но, по-моему, уехав, он прожил еще одну жизнь».

«Я спрошу у ребе»

Отправиться в то время за океан на постоянное жительство – для тех, кто не знает – было все равно что улететь в другую галактику. Уезжали, думалось, навсегда. Само по себе нелегкое действие. Но одному из самых любимых на родине актеров оставить свою «землю Антея» – поступок серьезный. И, учитывая тогдашние реалии, требовавший мужества.

Александр Левенбук:

«Когда Савелий подал заявление на выезд, его перестали снимать. Он придумал себе такой способ заработка: давал концерты в подмосковных санаториях, там же мог отдохнуть денек. В то время часто приходил ко мне, к Аркадию Хайту, к Михаилу Жванецкому – готовил репертуар для Америки. Мы ему говорили: “Тебе одному надо выступать двадцать минут, не больше”. Публика пошла бы на его имя, но Сава не мог импровизировать, поэтому ему требовалось сопровождение других артистов. Впрочем, он потом за границей успешно работал с таким импресарио, как Виктор Шульман, который организовывал заграничные гастроли многих наших актеров, к примеру, Владимира Высоцкого.

Чтобы добиться для Крамарова разрешения на выезд, мы с ним решили написать от его имени письмо Рональду Рейгану – бывшему коллеге Савы, в молодости снимавшемуся в кино. Сочинили послание в шутливой форме. Кто-то тайком пронес его в американское посольство, и письмо действительно попало к Рейгану. Не знаю, оно ли подействовало или что-то другое, но Савелию дали возможность уехать. Крамаров надеялся, что в Америке его заметят и позовут в кино».

Виктория Токарева:

«Он говорил: “Я – второй Луи де Фюнес. Я сделаю там карьеру”».

В картину «Москва на Гудзоне» недавно приехавшего в Америку Крамарова взяли, в отличие от других актеров, без проб. После этого фильма его более-менее стали узнавать в новой стране на улицах. Он купил небольшую квартиру, автомобиль, женился, то есть жизнь наладилась. По-прежнему восторгался всем, чем можно. Раз пришел к приятелю и увидел у того новенькую машину – дорогущую «феррари». Ходил вокруг нее, восхищался, попросил прокатить его. Поездка кончилась аварией, Савелию, как рассказывают, оторвало пол-уха, но в больнице пришили хорошо, ничего потом не было заметно.

Александр Левенбук:

«Когда после перестройки мы с Хайтом приехали к Саве в Америку, он забил для нас холодильник всякой едой, которую сам не ел. Сказал, чтобы мы ночевали не в гостинице, а у него. Вечером, после концерта, мы ждали Крамарова у выхода – напрасно. Отправились в известный ресторан, думали, он догадается прийти туда – не пришел. Звонили ему по телефону – не отвечал. И вдруг мы вспомнили: сегодня же вечер пятницы, ничего религиозному еврею делать нельзя, Савелий явно дома, но не берет трубку. Кого ни спрашивали, никто не мог назвать его адреса, а мы лишь приблизительно помнили, где он живет. Все-таки отыскали его дом. Дверь в квартиру оказалась не заперта – явно ради нас. Вошли и увидели, что Сава уже спит.

Утром я спросил его: “К телефону ты подойти не мог, это понятно. А в туалет ночью по-маленькому ходил?” – “Ходил”. – “Так почему одну ‘трубку’ в руки брать можно, а другую нельзя?” – “Не знаю”, – ответил Савелий. И с трогательной серьезностью добавил: “Я спрошу у ребе”.

По-моему, таким и должен быть нормальный человек: чистым и верящим в то, что высшие силы ведут его. Они и вели Крамарова: он хотел жениться, и хотя не с первого раза, но нашел в Америке ту спутницу, которая была ему нужна».

Виктория Токарева:

«Я как-то спросила Савелия, еще когда он жил здесь, есть ли у него дети. Он ответил, что нет, и по его тону я поняла: он этого стесняется».

В Америке у Крамарова родилась дочка, Бенедикта, Бася, названная в честь его мамы. Новый Свет – новые ощущения, того же отцовства. Нет, не зря он стремился в эдакую даль, словно высмотрев там свое будущее дитя. Еще одной мечтой, пусть уровнем пониже, был домик в лесу, и Савелий такой купил – в пригороде Сан-Франциско. Крамарова снимали в кино, не так много, как прежде, но, видимо, он был доволен. Оставалось только перекинуть мостик на родной материк, где после отъезда актера образовалась пустота, странно заполнявшаяся поначалу.

Георгий Данелия:

«Из “Мимино” хотели вырезать эпизод с участием уехавшего Крамарова. Там его персонаж стоит у здания суда, а герой Фрунзика Мкртчяна просит его пойти свидетелем. Я решил схитрить и сказал чиновникам: “Крамаров эмигрировал, а в фильме мы его в тюрьму сажаем. Это даже хорошо”. И сцену оставили».

Александр Левенбук:

«После того как у Крамарова появилась возможность приехать сюда, он мне позвонил несколько раз, не опасно ли: прежде отъезд за границу на постоянное жительство считался преступлением. Савелий не знал, насколько все изменилось».

Георгий Данелия:

«Мы с Крамаровым два раза встречались в Америке. Прошло немного времени, у нас открыли границы. Телефонный звонок: “Здравствуйте, Георгий Николаевич, это Савелий. Я прилетел в Москву”. Спрашиваю его: “Хочешь сняться в кино?” А я работал над картиной “Настя”. “Очень хочу!” – “Приезжай ко мне, решим, что ты будешь там играть”.

Сцену, в которой он был задействован, мы снимали ночью в метро. Собрали массовку, человек двести, и никто не знал, что прибудет Крамаров. Когда он вошел, раздался гром аплодисментов! Савелий плакал. “Наверное, – сказал мне, – это и есть счастье”».

Не шутка

И вдруг он тяжело заболел: рак. Все развивалось стремительно: начались проблемы с речью, потом потерял зрение… Пока мог говорить, о болезни не произносил ни слова. Друзья рассказывают: понимал, что с ним происходит, но внешне был спокоен.

Виктория Токарева:

«Я слышала по радио, что Крамаров “умер тихо”. Он был шумный, смешливый, такой молодой (подумаешь – шестьдесят с небольшим!), такой талантливый – и неожиданно это “умер тихо”. Мне показалось, что не сочеталась его яркая жизнь всеобщего любимца с тихим концом. Так умирают старики, насытившись днями, но когда человек не старик, когда он любит и любим… Трагический контрапункт: веселый, жизнелюбивый – и бледный, сжавшийся, теряющий силы. Если бы так уходил какой-нибудь актер, который весь значительный и судьбоносный, это, как ни тяжело звучит, было бы понятным. Но Крамаров…»


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации