Электронная библиотека » Ирина Кравченко » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 14 февраля 2023, 14:44


Автор книги: Ирина Кравченко


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Миша
«Потаенный мальчик»

Большинство персонажей Михаила Кононова живут, словно напрямую заряжаясь от солнечных батарей, и в то же время они – глубокие колодцы, на дне которых плещется тоска. «Миша и сам был не так прост, как может показаться, – отозвался о нем близкий ему человек. – Мы многого о нем не знали и не узнаем никогда. Это был “потаенный мальчик”». Да, раскрывался он только с избранными, а таких было раз-два и обчелся. Если, общаясь с кем-то, чувствовал, что заступили на его заповедную территорию, колеровал все шуткой. А в годы «больших перемен» предпочел удалиться от центра событий и уйти в свою частную жизнь.

…Наверное, у каждого художника, в широком смысле слова, признание его таланта – всегда первое и единственное – вызывает душевную смуту, потому что сокровенное становится общим достоянием. И хранить про себя нельзя, и делиться с другими поначалу неловко. В автобиографии, написанной в поздние годы, Кононов рассказывает, как однажды начал читать на уроке немецкого языка отрывок из «Фауста» Гёте – и одноклассники с учительницей затаили дыхание. С тех пор он не мог, как раньше, беззаботно предаваться своему любимому занятию – актерству, которое называл по-детски точно: игра. «После чтения на уроке рассказов, басен, монологов я порывался куда-нибудь скрыться, исчезнуть, чтобы спрятаться от обуревавших меня чувств. Видно, этот всплеск эмоций делал меня болезненно стыдливым, замкнутым». Как писал Венедикт Ерофеев: «Ведь если у кого щепетильное сердце…» Посвящение в «стыдную тайну» будущего ремесла, обязательное условие которого – откровенность, надолго оставило в характере Кононова разлад, с которым надо было как-то справляться.

«Мое родное!»

По воспоминаниям и подруги Кононова, и его жены, он не любил рассказывать о том, как жил в нежном возрасте. На видном месте держал фотографию жены Наташи, яркой, пикантной, вызывавшей его законную гордость. «Видишь, – загорался, – какая она у меня была раньше?» А если та же подруга хотела взглянуть на карточки его родителей или самого Миши в детстве, отнекивался: «Понимаешь, надо искать…»

Там, в детстве, было счастье, начиная с того, что мальчик уцелел в войну. В деревню, куда мать отправила годовалого сына к сестре, пришли немцы, ночевали в теткиной избе. Крикливого, мешавшего спать малыша могли и «приложить» головой об печку. Но горластый обычно Миша тут притих. А мать в Москве изводилась, и когда сестрины края освободили, примчалась за детенком и на санках по глубокому снегу увезла его.

Райские картины детства, одна другой ярче, с годами нимало не выцвели, не поблекли в Мишиной памяти. Вот он мальчишкой в деревне, куда отправляли его из столицы на лето, плывет в небе – едет на огромном возу сена, придерживая вожжи и распевая во все горло, а потом спит в доме на солнечной террасе, зарывшись в жаркую перину. Вот до одури гоняет на коньках по огромному катку в московском парке. Или, зайдя в сельскую церковь, видит, как тетя Вера, босая, стоит перед иконостасом и «творит молитву за всех нас на трудном пути». Там, в детстве, Мишу сильно любили и родители, и его деревенские тетки («Ой, ой! Мое родное явилось!»), и дедушки-бабушки. Так и видится среди этого природного великолепия белоголовый озорной мальчик, пахнущий солнцем, сеном, парным молоком, теткиным теплом. Льнущий к тем, кого любит, что даже беспокоило мать: уж больно ласков, привязчив, тяжело в жизни будет.

Эта детскость навсегда осталась в нем, недаром первую большую роль в кино он сыграл в картине «До свидания, мальчики!» режиссера Михаила Калика. Последующие герои Кононова – и «начальник Чукотки» в одноименном фильме, и Алеша Семенов в картине «В огне брода нет», и преподаватель Нестор Петрович в «Большой перемене» – тоже словно просятся под материнскую ласку. И Нелли Леднева любит Нестора Петровича во многом по-матерински, просто изнемогая от своей теплой, стремящейся закутать, запеленать любви, и это несмотря на то, что учитель сам нянчится со взрослыми дядьками в своей вечерней школе… Повзрослев, Кононов испытывал к своему детству отношение сродни религиозному, и кульминацией тех впечатлений было видéние иконы, явившейся ему маленькому во время операции.

Но когда детство истаяло в солнечной дали, «потаенный мальчик», вероятно, никогда больше не был так счастлив. Напротив: там, где было тепло, поселилась боль.

Игра всерьез

После детства, чтобы не лопнуть от скопившихся внутри впечатлений, ему оставалось одно: заняться творчеством. Точнее, актерством – Мишина подвижная натура лучше всего осваивала мир через игру. Зря, что ли, он развлекал одноклассников смешными историями, срывал аплодисменты на школьных вечерах, сколотил даже «отряд специального назначения» для игр по собственным сценариям?.. Учительница литературы всякий раз напоминала ему: «Твое дело – театр. Малый».

Галина Романова, киновед:

«Миша, при всей своей актерской эксцентричности, эпатажности, временами фантасмагоричности, оставался актером жизненной правды, это самое точное определение. Поэтому он просто создан был для Малого театра и в училище при нем, имени Щепкина, поступил с первого раза».

В «Щепке» Кононов оказался любимчиком и студентов, и преподавателей, ему прощались любые выходки. Легендой его курса стала неразлучная тройка: Виктор Павлов, Олег Даль и, как сказал о себе Кононов, «моя хулиганская личность». На вопрос, что же общего нашлось у таких разных людей, режиссер Виталий Мельников улыбнулся: «Вот и еще одна загадка Миши». Хотя, если вдуматься, у всех троих, прежде всего у Даля и Кононова, дарования – одной природы. Михаил и Олег были музыкальны, и не только в смысле голоса и слуха, хотя Кононов в юности даже мечтал стать оперным певцом. Их роднила музыкальность как манера жизни, когда тон задают внутренняя легкость, подвижность, а «слух» настроен на безошибочное распознавание фальшивых нот.

Свой «слух» Кононов принялся оттачивать, может, неосознанно, еще в студенчестве – видимо, чувствовал, что иначе ему уготовано амплуа просто характерного актера или комика, тогда как в нем теплился трагикомический дар. Чтобы научиться хранить серьезную мину даже в уморительных ситуациях, «три товарища» стали разыгрывать при скоплении студентов – и особенно студенток, у которых пользовались большим успехом, – такого рода сценки. С одной стороны площадки выходил Даль, с другой – Кононов, несущий что-то на плече. Даль спрашивал: «Чего волочешь?» – «Гроб». – «А чего он такой легкий?» Кононов выдерживал паузу и загадочным голосом говорил: «Сбежал жилец-то». (Позднее эти, напоминающие героев Зощенко, реплики и интонации станут для его персонажей коронными.) Тот, кто первым начинал хохотать, бежал, как тот «жилец», за выпивкой и закуской для всей честной компании.

Виталий Мельников, режиссер:

«Когда я искал актера в фильм “Начальник Чукотки”, мне нужен был такой, кто сможет и вжиться в роль, и относиться к своему герою иронично. К тому времени, середине 1960-х, картины о революции оскомину набили своими стереотипами, поэтому комиссара я видел героическим, чистым, наивным – но лукавым».

И Мельников переубедил худсовет, возмутившийся, что «это не комиссар, а Иванушка-дурачок». Но, честно говоря, получившийся комиссар был и боец, и «дурак», шутник. А Нестор Петрович из «Большой перемены»? Умник – и опять Иванушка. Чудак. В воспоминаниях Кононов писал, что, прочитав сценарий, не думал соглашаться на роль, настолько несуразным выглядел в его представлении будущий фильм, но прижали денежные трудности. Чтобы «вытащиться с честью» из не приглянувшихся поначалу сценарных «обстоятельств», он принялся играть – в учителя, в школу, обратив все в эксцентрику. Играл, как играют дети, – всерьез. На «пятерку» с плюсом получилась его «школьная» роль, по ней в основном и помнят Кононова. А еще – по «Таежной повести» режиссера Владимира Фетина.

Светлана Смехнова, актриса:

«Некоторые сцены в “Большой перемене”, где мы с Мишей играли главные роли, снимали в Ленинграде, в павильоне. Как-то ехали после смены, неожиданно Кононов что-то шепнул водителю, и тот поменял привычный маршрут. “Мишка, – удивилась я, – куда ты меня везешь?” – “Успокойся”. Машина остановилась у какого-то дома. Вошли в подъезд, поднялись на лифте, Миша позвонил в квартиру. Дверь открылась – на пороге стоял Павел Кадочников! Наклонился с высоты своего двухметрового роста, обнял Мишку, хитро улыбнулся: “Еще и красотку привез!” Стол уже был накрыт, мы просидели целую ночь. Кадочников искренне восхищался Кононовым: “Ты один из самых тонких актеров, которых я знаю!”».

Кононов умел передавать настроение, которое и словами-то не определишь, разве только музыкой, как в картине «До свидания, мальчики!». В одной из мелодий, сочиненных Микаэлом Таривердиевым для фильма и названной «Мальчики и море», сливаются два совершенно противоположных состояния: радость, юношеская беззаботность – и грусть, до слез. Такие вибрации, когда одно просвечивает через другое, Кононов и умел передавать.

Да, его персонажи романтичны, юны, распахнуты миру – и вместе с тем закрыты, ревниво таят что-то в душе от постороннего глаза. Алеша из картины «В огне брода нет» – влюбленный мальчишка, но и скептик, философ, которому «об жизни поговорить не с кем, не говоря уж об смерти». Или влюбленный до напористости Павлик из «Начала», снятого Глебом Панфиловым. Деревенский парнишка, приехавший в город, работяга на фабрике. Приведя в комнату к главной героине Паше в исполнении Инны Чуриковой свою возлюбленную, задает хозяйке глубокомысленный вопрос: «Прасковья, ты лорда Байрона читала?» – «Читала». – «Всего?» – «Нет». – «А я всего. А вы?» И заглядывает в надменное лицо сидящей рядом предполагаемой невесты. В то, что Павлик прочитал «всего Байрона», веришь. Павлик – умница, и когда он восторженно объявляет Паше: «А я на Томке-то женился!» – радуешься за него. Хотя вполне можно и хмыкнуть: втрескался в какую-то цацу, пустышку, не видя глубоко чувствующей и все понимающей Прасковьи. Но Павлику хорошо, и он заслуживает того, чтобы получить желаемое.

Человек из народа

Обретя славу, Кононов не бросился в ее объятия: они друг с другом «здоровались», но и только. Его, стеснительного, вполне устраивало быть «одним из», обыкновенным, неузнаваемым на людях.

Светлана Смехнова:

«Приехав на съемки картины “Таежная повесть”, где мне предстояло играть городскую девицу, спасенную охотником – Мишей Кононовым, я, еще ни разу не видевшая моего партнера вживую, отправилась его искать. Кругом стояли густые леса. Смотрю – под деревом сидит мужичок, похожий на гриб, курит и время от времени резко вытирает пальцем нос, шмыгая. Оказалось, Миша. Когда нас в обеденный перерыв привезли в гостиничный ресторан, на Кононова тут же уставились все посетители – известный актер. А тот отворачивался, краснел, мялся, жался и в итоге толком не поел. Назавтра – то же самое. На третий день, снова оставшись голодным, он говорит: “Свет, надо что-то придумать”. И мы придумали: утром он бежал на рынок, покупал мясо, и, пока Мише накладывали сложный грим, я варила суп. Кононов был страшно доволен, что ест не у всех на виду».

Как-то его друг, меняя квартиру, попросил помочь ему перетащить вещи. И вот два мужика волокут ночью по двору тюки, а из темноты возникает милицейский патруль: «Ваши документы!» – «Дома». – «Проедемте в отделение». Все же милиционеры согласились подняться в квартиру, где при свете лампочки разглядели одного из «жуликов». «О, начальник Чукотки!», «Нестор Петрович, вы?!» Им и в голову не пришло, что известный актер может таскать барахло, как простой грузчик, а будучи задержанным, не возроптать.

То была отстраненность от житейских «шума и пыли». «Иногда дамы на наших вечеринках менялись кавалерами, – писал Кононов о своих молодых, досемейных годах. – У меня, в силу каких-то природных качеств, перехлест в питье или сексе вызывал брезгливость. Тогда я уходил в свободный уголок или на кухню, думая думу свою. Невольно возникал вопрос: стоит ли жениться или питаться огрызками чужой спальни, используя отработанные сексуальные утехи своих друзей-приятелей».

Озорство, темперамент и даже выходки, но пробили невидимые часы двенадцать – и в свою келейку, чтобы обнулиться, со стороны взглянуть на себя.

Он считал, что стыдно пиариться. Стыдно сниматься в плохих картинах. Стыдно говорить про «творческую неудовлетворенность». Мечтая сняться у Андрея Тарковского, «лучик волшебства… направил» на него и получил в «Андрее Рублеве» роль Фомы. Что Кононов жалел о так и не продолжившейся работе с любимым режиссером, друзья могли догадываться лишь по оброненному им замечанию: дескать, лучше бы его запомнили по Фоме, чем по Нестору Петровичу… Но и жаловаться ему было неудобно. Посторонние люди не подозревали, что у Кононова нелады со здоровьем: болел желудок, а когда «солнечному мальчику» не было и сорока, его сразил инфаркт. Об этом – ни-ни. В новые времена, когда многие коллеги охотно давали интервью в прессе и на телевидении, Кононов от этого чаще всего отказывался, объясняя близким, что «не хочет обнажаться прилюдно и рубашку рвать на пупке».

Да и зачем это было делать, если он давно нащупал спасительный способ высказать все, что хочет.

Какой?

«Не думайте, что это я!»

В Малом театре, к которому прицеливался со школьной скамьи, Кононов проработал недолго и, уйдя оттуда из-за случившегося конфликта, покинул театр навсегда. Причина – кино захватило, пропадал на съемках, но, кроме того, как предположила Галина Романова, в театре актер всегда на виду не только у зрителя, но и у коллег, чего Кононов «не умел».

Упоенно счастливый мальчик, подставлявший лицо солнцу и ветру, незаметно сменился человеком закрытым. Его болью были отношения с матерью, складывавшиеся трудно, заставлявшие все время доказывать ей, что он хороший актер, хороший сын, хороший муж. Кононов любил жену, бросившую ради него работу и мотавшуюся по съемочным площадкам, чтобы следить за его здоровьем и кормить домашней едой. И терпевшую, кроме всего прочего, его романы. Впрочем, он всегда возвращался к ней. Но Мишиной жены мать не приняла, жила в одной квартире с молодыми, но отдельно. Получились нелады там, где предполагался мир. Да еще прирожденная чувствительность, ранимость Кононова…

«С Мишей нельзя было просто так общаться», – коротко сказала актриса Людмила Зайцева, снимавшаяся с ним в картине Виталия Мельникова «Здравствуй и прощай». Уточним: с ним вообще нельзя было поступать «просто так». Он и сам со своей персоной «просто так» не поступал, все сомневался, размышлял-передумывал.

Галина Романова:

«Миша постоянно выказывал недовольство собой как актером. Например, когда ему приносили сценарий, пускался в сомнения, сможет ли он это сыграть».

И с других спрашивал так же. Романова вспоминала, что роль в «Василии и Василисе» – одна из лучших у Кононова – была его нелюбимой и во время съемок он постоянно «фрондировал» против режиссера Ирины Поплавской. Когда ему напоминали, что она все-таки дама, гневно отвечал: «Она не дама. Она режиссер “Василия и Василисы”». В группе, отправившейся на премьеру картины в другой город, Кононова уговаривали вести себя помягче. Вечером он выпил больше, чем обычно, и пошел в гостиницу «громить Поплавскую», но заблудился в коридорах. Его обнаружили где-то на пожарной лестнице, откуда Кононов кричал: «Режиссер Поплавская, на выход!» Он оказался упорен в своем желании высказать ей все, что накипело.

Галина Романова:

«Миша бывал еще каким резким! Часто ссорился с людьми. Неловко повторять то, что мог в запале бросить человеку. Неудобным оказывался, гвоздем в диване. Трогательным, мягким, воплощенной любовью оставался только с близкими ему».

Новых друзей почти не заводил, дружа с теми, с кем сошелся в юности. Хотя с Анатолием Солоницыным, с которым снимался у Панфилова и Тарковского, был душевно очень близок, просто даже влюблен в него как в человека. Страшно переживал, когда тот тяжело, неизлечимо заболел, и постоянно говорил, где бы найти лекарство от его болезни.

Но кто-то из друзей Кононова, рассказывая о нем, заметил, что и с ними он редко бывал таким, каким представал в ролях. Получается, дарил своим героям себя, они говорили от его имени, по сути, он стал ими. Почувствовав еще в детстве, что спрятать свое нутро не удастся, Кононов и не старался. Он поступил по-другому.

Как известно, все, что рядом, что под рукой, оказывается потаенным, потому мало кто догадается, где сокровище спрятано. А что было у Кононова такого, чтобы и на виду «лежало» – и надежно сохраняло? Правильно, его актерство. Он будто намекал: кино – всего лишь игра, товарищи! Не подумайте, что это я. Гениальный ход вечного и мудрого ребенка. Хитрость «деревенского мужичка с прищуром», которую не всегда распознавали даже знакомые, говорившие о «закрытости» Миши. Думали, что самое важное он утаил, унес с собой. А он оставил всего себя.

В стороне

Со временем киногерои стали его жизнью. Он весь сказался в них. А остальное… Да, уходивший в книги, когда становилось совсем больно. Да, хлопотун о своем маленьком семействе – жена и собака Дуня, помесь лайки и дворняги, напоминавшая лисицу («Им было хорошо втроем», – улыбалась Романова). Да, в последние годы хозяйственный мужичок, самозабвенно занимавшийся огородом, поросенком или лопнувшим котлом для нагрева воды. Настоящий, лучший он оставался только с женой, немногими друзьями – и со зрителем.

Но кинематограф Кононова, шестидесятнический – герои-романтики, мечтатели, у которых часто за внешним простодушием скрывается мир со своими бурями и мерцанием звезд, мир сложный и в то же время стремящийся к простоте, – рухнул. Кононов понимал, что таких персонажей, какие у него были, ему больше не предложат, а играть чужих не хотел. Меньше снимать его стали уже в 1980-х годах, а в 1990-х он поработал всего в нескольких фильмах – у Андрея Кончаловского в «Курочке Рябе», у Виталия Мельникова в «Царской охоте» и «Царевиче Алексее». Предпочитал заниматься чем угодно – коммерцией, продвижением каких-то проектов, хотя неудачно – лишь бы в профессии не существовать «просто так». Никакого снобизма и высокомерия в его отказах от ролей не было – какой снобизм, если порой подступала нищета?

В то время они с женой перебрались за город и поселились в подмосковном коттедже, решив жить, как говорится, в стороне и в людях. Поначалу Михаил Иванович почувствовал себя счастливым на воле, посреди природы. Друзьям показывал свои владения, смущая прожженных городских жителей умилением цветочками и яблонькой. Деревня выручала. Вот супруги брались откармливать поросенка, которого потом не могли сдать на мясо – холили, лелеяли, привязывались, воспринимая почти как члена семьи – и отдавали на племя. А вот верная Наташа в метель стояла на Волоколамском шоссе, продавая капусту с собственного огорода, чтобы их небольшая семья могла выжить.

Кононов обрядился в тулуп, валенки, ушанку, стал этаким дедом Щукарем, книги читал только о сельской жизни: Галина Романова рассказывала, что он еще до переезда из Москвы много думал о деревне – вот они, отсветы детского счастья– любил произведения Виктора Астафьева (с тех пор, как снялся в фильме «Мать и сын», сделанном по его рассказу одним дипломником, а потом и в «Таежной повести» тоже по астафьевской прозе) и на советы почитать кого-нибудь из зарубежных классиков отнекивался. Вечно нагружал себя заботами об односельчанах и до того слился с местным людом, что тот перестал воспринимать его как известного актера. Но закрылся в свою скорлупу: вот Наташа, вот дом, своя рубашка ближе к телу – и вся философия Кононова заключалась внутри того круга, который он сам для себя очертил. Жили замкнуто: сами по себе, и ничего другого не надо. Это была, по словам Романовой, не приземленность, а какая-то ожесточенность.

Кроме того, чтобы купить коттедж, Михаил Иванович с Натальей продали не только домик в другой деревне, но и московскую квартиру. И, обретя одну почву под ногами, Кононов оказался почти отрезан от другой – столичной, с кино и театром, с актерской средой, как бы он ее ни избегал.

Наверное, тогда перед ним впервые встала та реальная повседневность, о которой говорят «жизнь как она есть», которой у него, с юношеских лет ушедшего в искусство, давно не было. Он как-то сжался, ссутулился, словно желая сократить себя в пространстве до минимума, вместо летящей походки на сантиметр от земли появились невидимые гири на больных ногах. Без ролей, без атмосферы творчества, без привычного способа самовыражения Кононов растерялся, хотя старался не показывать виду.

В тот момент в его жизни и появилась Маргарита.

Обрыв

Ему было уже за пятьдесят, ей не исполнилось и двадцати. Новую знакомую он поначалу бросился опекать, это был его всегдашний способ отношения к женщинам, очень мужской. Недаром Кононов вспоминал тех деревенских тетушек, что его растили, и их частушку: «Ах, спасибо Сталину, сделал меня барыней. Я корова, я и бык, я и баба, и мужик». Врезалось в память и то, как родную тетю Веру – ту самую, что молилась за него в церкви, – нашли на огороде, уже не дышавшую: умаялась от непосильной работы, так и упала лицом в землю. А страдания матери?.. Кононов навсегда оказался «ранен женской долей». Вообще, как заметила Романова, он «выбирал нежных, трепетных людей и опекал, считая, что обязан быть по отношению к ним братом и сватом». Например, молоденькую Ольгу Остроумову, свою партнершу в фильме «Василий и Василиса», с которой невинно кокетничал, еще и поддерживал советом: «…женщина деревенская платочек завяжет вот так, и поступь у нее осязаемая» – он эти жизненные нюансы тонко чувствовал… Почувствовал, что стоит поддержать и новую знакомую.

Маргарита пришла показаться на роль в спектакле, который Кононов собирался поставить в зале одного московского клуба. О чем была пьеса? «Речь шла, – писал Кононов в автобиографической книге, – о превращении юного человека с открытым чистым взором на мир в авантюриста, взрослеющего в погоне за красивой жизнью». Девушка, худенькая, невысокая, с огромными глазищами, поразила его воображение. «Она поведала мне, что в 15 лет насильственно лишилась невинности, и горько разрыдалась. Я в ответ рассказал ей, что на днях усыпили собачку Дуню, которая прожила у нас 16 лет, и тоже разрыдался. И как бы общая печаль нас объединила». Кононов хотел, чтобы Маргариту сняли в кино, ради того, чтобы «пробивать в Москве сценарий и развлекать свою “героиню”», он на время даже поселился в дворницкой при клубе, где кровать заменял брошенный на пол матрас. Сначала жил там один, потом пришла и она – поссорилась с матерью.

Из книги Михаила Кононова:

«Так она осталась у меня. Мне было легче вовлекать ее в процесс подготовки к фильму. Один раз я зашел в танцевальный зал, который она посещала. Там был такой, мягко говоря, бедлам. Несло перегаром, табаком с примесью марихуаны… Тут я психанул: “Я за тебя отвечаю, я тебе дедушка, бабушка, папа и мама”. Мы часто ездили в деревню, где моя жена Наталья готовила для “Малышки” любимые салаты, пекла пирожки, которые девица, бывало, таскала в Москву… Потом я выпросил у лужковской команды маленькую квартирку в Останкине. Квартира была с перегородкой, получалось как бы две комнаты. За перегородкой девица поселила двух морских свинок. В передней комнате в двух аквариумах плавали экзотические рыбки. Перед сном она просила гладить ее по головке, вероятно, в детстве кто-то из родственников так за ней ухаживал. Не переставая, я всем внушал, что она талантлива, красива и мила. В один прекрасный день она вдруг сказала, что нужно на ней жениться. Я встал перед ней на колени и просто тихо сказал: “Нет”. Надув губки, она капризно проговорила: “Ну почему ты не родился в мое время?”».

«Малышка» вроде бы любила его, во всяком случае, нуждалась в нем, но жила своей жизнью, а Кононов не вмешивался. Наряжал ее, помог поступить в институт, устроил в хорошую фирму. Пообещал, что, если выйдет замуж за приличного человека, они с Наташей освободят ей московскую квартиру.

Галина Романова:

«У Кононова не было детей, и эта девочка стала для него всем: и ребенком, и обожаемой женщиной, и другом. Как Наташа все это переносила? С верой. Миша ожил, расправил плечи, впервые в жизни заговорил нарочито актерским голосом, обрел прежнюю легкость».

Так прошло пять лет. А потом Маргарита его оставила, причем вышло совсем уж нехорошо: посторонний мужчина в той, обещанной «Малышке», квартире, избиение пожилого актера, кража документов на жилье… Кононов будто предчувствовал печальный исход, когда написал в сценарии, предназначавшемся Маргарите, о том, как главная героиня обманывает своего возлюбленного и бросает его…

Это был обрыв, удар о землю. Ведь в истории с Маргаритой не просто вспыхнула любовь – она здесь, как ни странно, только повод. Произошло возвращение к себе прежнему, не случайно девушка возникла «на пороге» Кононова, когда у него почти не осталось кино. Вернулась та жизнь, когда и жарко, и радостно, и не хочется останавливать эти жар и радость. Павлик из «Начала» заслужил личное счастье, и Миша заслужил.

Но за восторгом обретения себя он как-то забыл, что это уже не искусство. В ролях можно было раскручиваться на полную катушку и притом ничем не рисковать, а тут на кон оказалось поставлено все, по сути – жизнь.

Жизнь и была бита. И даже муки вины перед Наташей, которой пришлось вытаскивать его из той бездны, куда он провалился, не шли ни в какое сравнение с этой подлинной трагедией.

Актера в себе сохранил

Один из близких друзей бросил ему, утопающему, спасательный круг – заставил писать воспоминания. Кононов увлекся, отвлекся, приносил ему раз в неделю исписанные листки. А будущую книгу, при нем так и неизданную, назвал «Прости, жизнь, и прощай!». Правда, в предисловии объяснил: дескать, я, как Сомерсет Моэм, который несколько раз прощался со своим прошлым, просто хочу оглянуться на прожитое, поэтому не думайте, что подвожу итоги. Как и всю жизнь, он, видимо, боялся, что напугает людей откровенностью, а все-таки врать не мог, отсюда и заголовок. Тоска его не оставляла, не так прост он был, чтобы утешиться подходящими для иных смертных способами. Обострились болезни, пошли больницы. В одной из них Кононова и нашел тот, кто когда-то давал ему возможность «высказаться» в кино.

Глеб Панфилов, режиссер:

«Начиная работу над многосерийным фильмом “В круге первом” по роману Александра Солженицына и выбирая актеров, я вспомнил о Мише. Не вспомнить не мог, потому что Спиридон, в роли которого я его видел, важнейший персонаж, человек из народа, как, например, Лука в пьесе “На дне” Максима Горького. Стали искать актера. “Где Миша?” – “Да, говорят, уехал”. – “Телефон у него есть?” – “Нет”. Отыскали. Миша в то время уже поправлялся, вышел из больницы, мы начали с ним работать. Я сделал фотопробы, показал их Инне (Инне Чуриковой. – И. К.), и она расплакалась. А когда Солженицын увидел фотографию, сказал: да, это Спиридон. Миша всегда был мудрым человеком, а о здоровье не думал, выпивал, не щадил себя. Когда я увидел его, заметил, что он очень постарел внешне, выглядел лет на десять-пятнадцать старше своего возраста. Сил у него было мало, и в сцене, где Спиридон чистит лопатой снег, приходилось на общих планах снимать дублера. И с памятью у Миши стало плоховато. А сыграл он блестяще! Чего стоит один лишь монолог его Спиридона об атомной бомбе! Миша сначала его прокричал, а потом я попросил его сказать эти слова негромко, почти шепотом, как колыбельную. Спиридон по-детски уткнулся в грудь Нержину и, как давно выношенное, произнес монолог».

Произнес тихо. Тихо Кононов и умер, в больнице, в шестьдесят семь лет. Друзья вспоминали, что на краю жизни он шутил, никак не выказывая своей обреченности, и строил планы, веря – его вылечат, он еще снимется в кино…

Глеб Панфилов:

«Что еще я могу сказать о нашей работе с Мишей? Он до конца дней сохранил свежесть и остроту чувств, не заржавел. Поразительно: здоровье не уберег, а артиста в себе сохранил».

Вот, наверное, и разгадка «потаенного мальчика». Здоровье истратил, но талант актера в себе нисколько не износил, оправдался перед Создателем в лучшем виде. Хоть и не специально, само так вышло, просто призвание оказалось в нем сильнее всего, не зря на призвание он надеялся всю жизнь больше, чем на собственное скромное «я».

Сохранив этого актера внутри, он сберег себя настоящего, последнего себя.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации