Текст книги "Диалоги с собой"

Моя милиция меня бережёт

Как-то раз во времена Андропова я собралась в гостиницу «Россия». Алла, жена Пала, знакомого из Венгрии, приехала ненадолго. Сговорились встретиться, повидаться и поболтать. Я, вся из себя такая радостная и довольная в предвкушении встречи, принарядилась, поднакрасилась, надела такую долгожданную, можно сказать выстраданную долгим пошивом шубу из енота и направилась к гостинице. Она была недалеко от Ленинского проспекта, где я тогда жила с мужем. Да и вообще концертный зал «Россия» был местом часто посещаемым и привычным. Лёва был на гастролях, и я была свободна днём, никакой торопливости.

Подъехала, запарковала машину. Тут же ко мне подскочил милиционер, проверил права и стал задавать вопросы личного характера, типа: где вы работаете и чем занимаетесь? Я ему говорю: «Я нигде не работаю, я домохозяйка!» Ну вот, всё сошлось в его отредактированном инструкциями мозгу! Он мне в ответ: «А вы знаете утверждение Ленина – кто не работает, тот не ест?» Конечно, знаю, усмехаюсь про себя, что он мне Америку открывает; у меня дома стоит на полочке полное собрание сочинений Ленина, и за плечами экономическое образование, основой которого является марксизм-ленинизм. И вместо банальностей, которые не работают, вяло протянула: «А я-то вообще мало ем!» Юмора он не понял и сказал: «Вот и отлично, пройдёмте в отделение, там разберёмся, и вообще, где ваш паспорт, почему вы его не носите с собой?» Я ему: «Я же вам показала водительское удостоверение, там есть фотография и моя фамилия, зачем вам мой паспорт?»

Ну, думаю, какая странная ситуация! Меня ждёт Алла, мы договорились на время, мобильных тогда ещё не было. Я не могу ей позвонить, предупредить. Как неловко всё. Ерунда какая-то…

Чтобы как-то прояснить ситуацию, я прибегла к последнему аргументу, который никогда не пускала в ход: «Я жена Льва Лещенко». Кто тогда в нашей стране не знал Льва, Лёву знали все, можно сказать, «Лев был в цвету»! Милиционер даже привстал, улыбнулся мне, притормозил и даже как-то обрадовался! Ну, думаю, наконец-то я на правильном пути. Сейчас он возьмёт под козырёк и нелепость прояснится. Но он всё же добавил: «Вот в отделении и разберёмся!»

Заворачиваем за угол, поднимаемся на второй этаж, проходим в помещение, с одной стороны – стойка с дежурным, по другую руку – скамейки и на них всякий сомнительный народец: наверное, карманники, фарцовщики или просто какие-то затёртые персоны. Мой попутчик во весь голос провозглашает: «А я вам жену Льва Лещенко привёл!» Типа давайте знакомиться! Тон у него не соответствует обстановке, и его другие сотрудники спрашивают: «И?..» – а остальные, затёртые, пялятся на меня во все глаза. Он: «Так ведь вышел же закон о тунеядстве… Надо всех задерживать, а она нигде не работает!» Сотрудник: «Ах так, ну тогда всё ясно, веди её к начальству!» Я стою вся красная, сгораю от нестерпимого положения и от абсурдности его интерпретации. Захожу к начальнику. Он повторяет мне положения статьи о тунеядстве и о том, что есть мне не положено. Трудишься – ешь. Не трудишься – соответственно, не ешь! Логика железная. Не поспоришь. Смеяться мне уже совсем не хочется. Алла ждёт меня, может, злится уже, я не привыкла опаздывать. Дома у меня никого нет, звонить – никто не ответит. Лёва в отъезде. Начальник заводит пластинку по кругу: «Кто не работает, тот не ест!» Видимо, надо с ним соглашаться, другого не дано. Моя твоя не понимай. Уже не помню всех деталей этого «содержательного» разговора, скорее, отупляющего монолога, но, видимо, всё-таки он понял, что делать здесь, у них, мне абсолютно нечего, и отпустил.

Время прошло, Алла меня не дождалась, новая шуба не радовала. День, настроение были безнадёжно испорчены. Я впервые столкнулась с принуждением, с организацией, которая хороша издалека, когда ты с ней не соприкасаешься. Было и продолжение у этой истории, через несколько дней, когда муж вернулся и я, как могла, в красках рассказала эту историю. Он сначала мне не очень поверил, вернее, поверил, но через известный барьерный оберегающий шок, он человек совестливый и сам себя оберегает, плохо верит в подобное. Обманывается в пользу человека.

И вот вечером мы едем в «Россию», и я вдруг вижу того милиционера и просто выкрикиваю: «Так вот же он, тот, который меня задерживал!» Муж неостановим, выпрыгивает чуть ли не на ходу, хватает того чуть ли не за грудки и что-то гневно говорит… Тот чуть ли не падает перед ним на колени. Лёва возвращается в машину разгорячённый: «Ты хоть на погоны ему смотрела?» – «Нет, конечно, а зачем?» – «Он же сержант!» У меня удивлённые глаза. «Зачем ты вообще с ним разговаривала! Мелкая сошка».

У мужчин вообще другая логика. И тем не менее как хорошо, что у меня есть любимый и любящий муж…

Свой

Как важно в жизни найти своего человека! Это не объяснение в любви моему мужу, вовсе нет! В семье (браке) найти своего, правильного человека – особый успех! Правильным он становится исключительно оттого, что частично совпадает с твоими ожиданиями, что ты можешь с ним жить и чувствовать себя самой собой, чаще хорошо чувствовать, но не всегда! Другой, этого никто не отменял, он такой! Свой, но другой! Это самое главное: не только чувствовать его со всеми его бэкграундами, но и не растратить себя, а в самых счастливых случаях себя приумножить! Называя своего «другого» половинкой, думаю, мечтатели ошибаются. Пусть будет хоть четвертинкой, ой нет, слово дискредитировано! Пусть будет хоть третью, святое число, но своей! Десятиной – нет, звучит как подать! Каждый выбирает по своему представлению.

Выбирают неосознанно, поэтому часто ошибаются. Сколько всего скрыто в этой кроличьей норе!

«Взять невесту без состояния», «я в состоянии…» – это так по-пушкински, годится для всех влюблённых! «Мы можем, он может!» – так однозначно и кратковременно говорит молодость, а с ней и страсть! Поэтому звучит безрассудно: «Я хочу!» («„Моя!“ – сказал Евгений грозно»). Не знаю, какая у них была семейная жизнь. «Три счастливых дня было у меня…» Пушкин жил и чувствовал горячо, а вот вдовство Натали было долгим.

Есть такие горячие парни, которым лучше быть одиночками. Но не хотят они быть одиночками, вдохновляются и совершают все подвиги во имя… женщины, раньше бы написала не задумываясь! Неважно… вдохновение правит бал! У каждого своё. Это не каждый выдюжит и сможет, а лишь исключительный! Блестяще, горячо, часто со стремительным смертельным финалом, кометой… карточными долгами, неоконченными делами. Привлекательно со стороны, но вот внутри ситуации…

Так любовь – драма? Для меня, конечно, нет! Жить хочется долго и консервативно… с выбранным близким, с человеком.

Расширение внутренних границ

Мир открывался очень постепенно. Сначала это было похоже на взгляд из окна в сопровождении всё знающего гида. В таком варианте мне хотелось что-то видеть, слышать и понимать, поэтому я держалась в первых рядах, как девочка со второй парты, я имею в виду близость к школьной доске. Группой что-то смотреть, слушать – то ещё удовольствие. Все разбираются по интересам и начинают через некоторое время просто откровенно болтать, игнорируя экскурсовода.

Запомнилась первая коллективная поездка в Париж. Лувр сменялся музеем Орсе (без импрессионистов никуда), Монмартр, Версаль… Диснейленд. Париж поразил в самое сердце своей хорошо спланированной размашистостью проспектов, обилием зелени на бульварах, удивительной архитектурой времён реконструкции Османа и культурой кафе. Кафе с террасами вечно полны. Как и полны бокалы – французы любят вино и знают в этом толк. На семидесяти квадратных сантиметрах столиков на двоих на белой скатерти выставлено в миниатюре всё, что может пожелать душа гурмана, сервировка безупречна, и мини-вазочка с таким же мини-цветком. Сами парижане легконоги, стройны и приветливы. Особое обаяние им придаёт певучий, журчащий французский язык. На таком языке нельзя ругаться и злиться, должен быть только сплошной ажур и амур. А у нас: бонжур и оревуар.

Потом в моду стали входить круизы. Собирались компашкой в Одессу, иногда выплывали из Питера. Очень удобно: корабль – он тебе и гостиница, и дом, и ресторан, а ты уже «всеоплаченный», ничем не обременённый, и финансами в то время тоже, плывёшь и спишь, а утром высаживаешься, например, на Фарерских островах. Почему туда плыли, совсем уж непонятно, логистика у них была такая. Серые острова, архитектура без излишеств, почти барачного типа, жили там одни рыбаки, так мне помнится, и одинокий супермаркет, только что название заманчивое, а смотреть нечего. Но впереди Норвегия, Лондон.

Норвежцы – люди с удивительными головами, с высоким сводом черепа, высокие и стройные сами. Помню, потому что их размерный ряд и скроенная под их особенности одежда никому из нас и мне точно не подошла. Зато был чистый воздух, прозрачный залив и вот оно, климатическое чудо Гольфстрима, морские звёзды и креветки, видимые прямо сквозь толщу воды. И чуть выше, на пригорке – малина, спелая и почти по размеру садовой. Окна у всех без занавесок. Смотри не хочу.

Дальше – больше… Лондон. Нам показали Вестминстерское аббатство, усыпальницу английских монархов. Подумалось тогда: как удивительно, вот приходит сюда королева Елизавета и видит всех своих предков, их тела, собранные в одном месте. Кто-то умер сам, а кого-то обезглавили на плахе, как Марию Стюарт. И более того: королева понимает, что это место и её возможного захоронения… Какое удивительное чувство, должно быть, – знать шаг за шагом все свои корешки! Мы-то свои совсем не знаем. Стало на миг грустно.

Потом нас пустили на свободный выгул. Явиться надо было на судно к определённому часу. Корабль вечером отплывал. Взяли адрес пристани, откуда отходили челноки на корабль. Но, когда пришло время возвращаться и мы уверенно сели в кэб-такси, всё пошло не так. Таксист привёз нас по адресу, но там не было челнока. Объяснялись как могли. Муж пока хранил спокойствие, но потом признался, что он тоже испереживался. Потеряться в Лондоне, в сотне метров от своей плавучей родины… Мы вышли и пошли пешком. Вот он, наш корабль, стоит на рейде, глаз видит, а зуб неймёт! Только с третьей попытки нашли это нужное нам место отправления. Вскочили, как говорится, в последний вагон отходящего поезда.

Лондон после Парижа мне показался не таким продуманно выстроенным, без размаха материкового соседа, но не менее привлекательным, хотя и хуже организованным. И эта их надпись на асфальте: «Смотрите направо», это их вечное движение в другую сторону – голова кругом.

Потом была Голландия с разноцветной лентой слепившихся боками домиков, люди на велосипедах, моросящий дождь. И приятный бонус: откушали в местном ресторанчике «триптих» из селёдки. У нас в то время с селёдкой так не обращались, у нас шла обычно селёдка с луком и картошкой. У них селёдку ели чаще, и фантазия их работала смелее. Три селёдки были нового вкуса, с необычными приправами и гарниром.

А там и рукой подать до Питера. Неделя или десять дней – кувырок по городам Северной Европы.

Приключения в Земле обетованной

Первое путешествие в Израиль было тоже с наскока, но, видимо, не круизного. Коллективно высадились из автобуса в арабской части великого города. Чувствовалась близость пустыни. Обезлюдевшая площадь. Мелкие попрошайки в ожидании очередного автобуса с туристами, неухоженный верблюд, который зарабатывал на жизнь в роли модели. Рядом недовольный хозяин. Может, на фотографии верблюд бы смотрелся ничего за счёт отвлечённого внимания на всадника, но в жизни выделялись его распухшие облысевшие коленки от частого стояния коленопреклонённым перед посадкой очередного чужака. «Хоть бы мягкие подушечки-наколенники сшил», – недобро подумала я о владельце. Было жарко и неуютно.

Тут же увидела молодых израильтян в форме хаки, девушек и ребят с автоматами. Эту страну надо охранять. С первого раза мало что запомнилось, осталось лишь чувство большого мифа и надувательства от тысячелетней истории, от которой осталось так мало следов, а всё больше выверенных рассказов гидов. С ближнего расстояния и в сопровождении одуряющей жары история плохо воспринималась. Совсем не ложилась на недоверчивый атеистический бэкграунд моей души.

Воспринимать историю я приехала уже во второй раз, уже с бо льшим успехом. Репатрианты из Советского Союза тогда ещё полны были воспоминаниями о не так давно покинутой Родине. Были злы и жалили при любом удачном случае. Песок, люди-колючки, низкие постройки и великая давняя история, которая изменила отношение человека и Бога. Оживлял пейзаж лишь Слава Добрынин, он тогда ещё был длинноволос и черноволос и очень подходил своей библейской внешностью к данному месту, во всяком случае, больше, чем местные жители. Он, пожалуй, единственный, кто мог вступать в пространные диалоги с гидом. Феноменальная память и искусствоведческое образование МГУ, любовь к деталям и разговорам. Гефсиманский сад при всей скупости этого клочка священной земли с сохранившейся чуть ли не с того времени оливой только для него был вспоминаемой историей религии. Мы же суетились и чувствовали кожей раздражение экскурсовода. Поскорее хотелось вернуться из этого пекла всё же на корабль… или в гостиницу. Израиль того времени ещё не производил ощущения ухоженности и прибранности.

Это чуть позже он обзавёлся «поливальными системами» в виде индивидуальных капельных трубок и зацвёл и почти что зазеленел. Стремительно развивался силами всё прибывавших и прибывавших из разных мест людей. Строились новые города, современные гостиницы. Оформилась и израильская медицина, пополнившись многими талантливыми врачами. Дело пошло. Свои тянулись к своим. Туристический поток прибывал. Теперь не только грейпфруты свити из кибуцев, но и классная израильская медицина становилась всё-таки относительно доступной. Русская речь звучала: «И как вам у нас нравится, в Израи ле?» Или: «Ой, я вас узнала: вы же жена Розенбаума!»

Маска, я тебя знаю!

Потянулись в Израиль страждущие за здоровьем, солнцем к Мёртвому морю. Собралась как-то и я с подругой. Наши суставы с ней совпали в болях и в желании получить исцеление. Расположились в симпатичной гостинице с бассейном и спа-салоном. Шведский стол, белые халаты, чтобы дойти до пляжа и там обмазаться лечебной грязью. Повисеть поплавками в солёной воде. Чуднó, конечно, но за этим и приехали. С подругой было комфортно, она была прирождённым администратором и никогда не довольствовалась данным, а требовала и получала лучшее. Благодаря её умениям и настойчивости тут же получили лучшие номера и начали обживаться.

Возил нас на процедуры в крошечную клинику небольшой микроавтобус. Вышли в назначенное время. Но автобус не едет, а нам назначено к определённому часу. Переговариваемся. Выясняется, что ждём ещё одного, по имени Александр. Подруга: «Ну вот пусть он только придёт, я его поставлю на место! Будет знать, как опаздывать!» Ждём, распахивается автоматическая дверь, к нам спускается Александр. Моя подруга – мастерица лихо натягивать всякие маски соответственно случаю. Ожидаю увидеть грозную фурию, но нет! Тут в ход идёт другая краска и Маска. Товарищ явно не интеллектуал, помятое лицо братка из девяностых. Маска – сама любезность из палитры «К нам приехал, к нам приехал… Александр наш дорогой! Пей до дна! Пей до дна!». С непередаваемой интонацией, ничуть не смущаясь, Маска на все лады: «Александр, ну Александр, ну как так можно, Александр, дорогой?» Александру представление понравилось. Наконец тронулись. Теперь в гостиничном ресторане надо было его видеть и вычислять заранее, чтобы садиться подальше. Он так расположился к нам, нет, к Маске, что один раз за завтраком всё-таки высказал свою историю. Рассказал, какая у них, братков, трудная и нервная работа! Так они напряжённо трудятся, а потом восстанавливаются здесь с помощью солнца и морской соли. Псориаз тяжело лечится. Маска понятливо кивала, я угрюмо молчала с непроницаемым лицом. Маска вообще любила всех людей по определению, поэтому их понимала и легко находила общий язык. Но из-за своей пластичности иногда попадала в зависимость от обстоятельств. Или так мне казалось тогда.

Спустились в спа, на самый нижний этаж гостиницы. Он был совмещён с косметической клиникой. Тут началось. Маска шла на контакт, её тут же окружили товарки, кожа у неё была благодатная, на теле толстая и шелковистая, как у дельфина, на лице тоже толстая, чуть более затронутая жизнью и возрастом. Благодатная почва для обильного количества процедур и выкачивания денег. Время Маска берегла, согласилась на всё и сразу. Улыбки не сходили с лиц косметичек. Ещё одна попалась в их сети. Со мной же дело обстояло не так просто: кожа тонкая, сигнал на контакт выдаю слабый, со мной надо возиться и денег не срубишь. Все преференции достались, согласно нашим желаниям, Маске. К мужчинам, особенно врачам, был другой подход. В тот раз было у неё прилипчивое слово «миленький!». Вот такое обращение к мужчинам, не каждый устоит. Их всех она закручивала в силу опыта своей профессии в разные композиции типа «бараний рог». Киношная привычка всё организовать, подготовить, дождаться правильного света и потом уж команда «Мотор!», стрёкот камер – и несколько пиковых минут, квинтэссенция подготовки многих месяцев. Вот такое кино!

Комната страха, она же смеха

Круизная жизнь некоторое время очень казалась привлекательной. Как ещё можно побывать в таком количестве интересных мест, да ещё в обществе друзей и знакомых? Туда стремились все. Места, в которых удалось побывать, были, кроме привычной Европы, и совсем незнакомыми. Был один такой опыт дальней поездки в Японию. Летели до Владивостока, потом шли морем до Пусана с остановкой на день в Корее, и потом Япония на несколько дней. Сошлись мы, недавние молодожёны Николаев и Королёва, ещё из знакомых артистов Сосо Павлиашвили и Ирина Понаровская. С Ириной мы общались в Москве, она некоторое время снимала квартиру в доме недалеко. Там ещё жила Татьяна Веденеева.

Была Ирина в жизни женщина интересная и притягательная. И умело создавала на сцене благодаря таланту и выверенному сценическому образу незабываемые модные картинки. Стилисты, визажисты, парикмахеры – всё лучшее и первое было про неё. Интересно рассказывала, была особой, не похожей ни на кого, и ещё в качестве бонуса… гадала на кофейной гуще.

Словом, была центром притяжения. И ещё, что было приятно и удивительно мне, шила на руках незаметным потайным швом. Умелица, каких поискать. Виделись в Москве, в Юрмале. В плавании коротали время в общем салоне, какие-то симпатичные ребята проводили ускоренные курсы английского для желающих по новой игровой системе. Изучить за такое короткое время язык не изучишь, но делать на корабле особо было нечего, да языковой пинок в свете посещения иностранных государств был как раз вовремя.

Вот пришли в Пусан, и мы отправились в город. Николаев-Королёва держались устойчивой парой. Наташа тогда была совсем юным созданием, ела плохо, совсем не пила алкоголь, вдобавок её укачивало. Поэтому для компании в то время была малоценным человеком. Им тогда было хорошо вдвоём. Нам же было хорошо вчетвером. Сосо всё время шутил и был незаменим. Лёва к языкам приверженности не проявлял и был из-за этого как бы лишённый в чужой стране своего самого успешного умения создать контакт. Но он это восполнял уместными жестами и природной общительностью. Почти всегда его понимали, что он хочет.

Пусан – город портовый, смотреть особенно нечего. Нас высадили в центре, идём, глазеем по сторонам. Уже начало июня (помню, потому что у Наташи был день рождения 31 мая, а Пусан с высадкой уже после этого). Прогревается воздух, запахи стоят как в наполненном людьми автобусе. Примешивается капустная нотка, китайская капуста, среднее между капустой и салатом, и запах пак-чой. Ни с чем не спутать. Жарят и тушат прямо на улице, едят тут же, в привычном человеческом муравейнике. Идём дальше, наблюдаем, всё равно здорово, совсем другая жизнь. Вдруг видим балаганчик, совсем детский аттракцион. Мы с Ириной не прельстились нисколько, а наши шаловливые ребята нырнули в тёмный проход шатра. Им всё интересно. У нас в стране так поиграться и побаловаться не удастся в силу узнаваемости персон. Надо держать марку. Стоим, ожидаем Перед ними в проход нырнула стайка молоденьких кореянок. Шатёр маленький, ждём, скоро должны появиться. У выхода из шатра стоит женщина с тряпкой и напоследок выходящих ещё легко шлёпает вдогонку. Но вдруг визг и крик, стайка девчонок выбегает испуганно, и касание этой тряпкой напоследок ещё больше добавляет ужаса и скорости убегающим Следом появляются и наши триумфаторы. Наперебой рассказывают, какая это была для них смешная комната «ужасов». Эти корейские ужасы были такими простыми и детскими, что у наших искушённых вызвали сначала оторопь, а потом и смех. Они решили подурачиться, артисты, что возьмёшь, застыли за углом в немыслимых позах и ожили с появлением кореянок. Ожившие ужастики! Эти крики и визги из шатра и были результатом их манипуляций. Кореянки, испуганные нашими, ускорились из шатра – этот финал мы с Ириной и наблюдали.