Текст книги "Диалоги с собой"

Как я в первый раз ходила в японский ресторан

Так приятно вспоминать этот случай, хоть он и относится к прошлому веку, уточню: к самому концу прошлого века. Дело было в Америке.

Наш знакомый Боря говорит: «А вот сегодня вечером мы пойдём в японский ресторан, я заказал хибачи тейбэл!»

«Что-что?» – переспрашиваем. «Горячий стол, – уточняет Б. – Вы ведь не были ещё в японском ресторане?» Вопрос повисает в воздухе. Конечно же, не были и, честно говоря, не думали. Из дома-то уехали уже давно.

Гастроли. Кочевая жизнь для стойких. Не очень выдерживает моя природа это американское питание. Уже хочется домашнего пюре, да куда уж там пюре, тут другие мелодии, жарят до хруста во фритюре. Но свои базовые потребности никуда не засунешь. Аппетит настойчиво стучится и напоминает: «Пора!»

Гостеприимство друзей на кривой козе не объедешь. Японское так японское! Будем осваивать. Большое помещение, боковой свет, барная стойка с одиночками и у нас дальняя кабинка, отделённая ширмами с двух сторон. Большое поле стола из нержавеющей стали с одной стороны – это рабочая поверхность-жаровня шеф-повара, а наша сторона, фронтальная, вполне нормальная и комфортно деревянная. Над сооружением из нержавеющей стали высится могучий колпак вытяжки. Тарелки низкие и квадратные на камешке-окатыше, палочки, тут же крохотная розетка для соевого соуса. Шеф-повар колоритен, высокий колпак накрахмален и стоит на нём раструбом. Он показывает продукты, которые нам предстоит съесть. Для затравки жонглирует ножами, крутит и вертит их возле наших носов. Острющие тесаки. Владеет техникой жонглирования он отменно.

Тем временем приносят горячее сакэ. На вкус так себе, но на голодный желудок его невысокий градус компенсируется теплотой. Разливается это сакэ быстро по жилам, теперь уже появляется храбрость что-то съесть из этого непривычного сырого набора для старта. Называются эти мелкие кусочки сырой рыбы суши и сашими. Кошу взглядом на наших знакомых: они всё пробуют и с удовлетворённым видом знатоков кивают шефу. Приступаем с Лёвой и мы. Погружаем кусочки в коричневую жижу соевого соуса, там уже намешано острое васаби. Недоверчиво кладу на язык, рвотный рефлекс в джет-лаге, спит, не пробуждается. Разжёвываю и глотаю. Жду. Меня подбадривают смакующие следующий кусочек соседи. Слышится: «Закуси имбирём!» Слушаюсь. Розовый лепесток обжигает остротой и непривычным вкусом. Пикантно.

Ещё немножко сакэ – и кажется, что это всё не со мной: прививка сырой рыбой прошла успешно! А когда дошло дело до жареной части, просто загляденье! Шеф шутит и веселит. Вот так удача, вот так новое впечатление. Молодец Боря, сами бы мы никуда не попали. Общее послевкусие: «Хорошо придумали японцы!» Еда свежая и относительно лёгкая, никакого сравнения с бургером. А пюре подождёт.

Предварительный просмотр

Сорок четвёртый фестиваль, составленный из фрагментов кинофильмов, отобранных по всему миру по сусекам Я первый раз на таком мероприятии. Может, оттого, что я не в восторженно-юношеском, приподнятом гормонами состоянии, всё смотрится намного прозаичнее и реальнее. А поскольку фокус внимания не на мне, одинокой, не отсвеченной мужем фигуре, могу глядеть на всё со стороны! Почти ни с кем не знакома из этого кинематографического среза общества. Стена (хотела сказать: плача) из журналистов с фотокамерами с одной, подветренной стороны, и широченная дорожка-дорога и даже целая поляна, затянутая красным цветом Артисты и приглашённые по этому случаю одеты празднично: мужчинам легче, достаточно иметь невысокую сухопарую фигуру, вмещающуюся в экран, приличный костюм и ты – царь; женщины разные, особенно в декольте и с перьями, без спутников смотрятся униженно и несуразно. Никакой помпы, наконец все собрались в зале, уселись в духоте, погас свет, началось. Арт-графические светящиеся декорации и группа «Колокол». Массированная атака по барабанным перепонкам На экране чёрно-белая нарезка из фильмов Тарковского. Вспомнили к его девяностолетию. Рутина – речи, перечисление программ предстоящих просмотров… бла-бла-бла. Скучно, и так до конца, ещё немного «Колокола» под завязку для недостаточно оглушённых зрителей. Вот такая прелюдия, высокие гости – одни мужчины, и никакой тебе Лоллобриджиды. Вау, а девочкам хотелось повеселее.

Современное кино

Титры промелькнули неуловимо на французском языке… Жако Ван Дормаль, мне незнакомый, надо же, из знакомых – Катрин Денёв! Поначалу было непривычно услышать из уст маленькой девочки: «Знакомьтесь, мой папа – Бог». Конечно, можно обольщаться в таком возрасте по поводу родителей, но тут вроде всерьёз! Затем стало грустно, говорилось же обо всех вещах и о самом Боге непривычно возвышенно, а как-то очень бытово. От этого не верилось в реальность происходящего. Дальше пошло всё «чудесатее и чудесатее», только не Алиса провалилась в кроличью нору, а Эйя в гофру-пуповину от стиральной машины вывалилась в наш мир, предварительно слив в сеть данные с датой смерти каждого человека. И тут началось… Пошли накручиваться мини-истории шести новых героев «Новейшего завета». Каждый стал апостолом и написал свою историю, последовав за мелодией внутри себя. Мир перевернулся, ведь оттого, что каждый узнал дату своей смерти, надо было или застыть в бездействии, или начать действовать, и этот факт реагирования кардинально изменил судьбы героев. Тот мир с законами и порядками от хулиганистого Бога превратился в свою пародию и пошёл вразнос. Когда же все наречённые «быть умирающими» и их провожающие собрались у моря для финальной сцены, недалёкая Богиня, оставшаяся в хранилище-доме, где всё и началось, всё больше молчавшая жена-домохозяйка Бога, кардинально изменила мир. В четверг взялась за уборку (чистый же четверг!). Поработала тряпкой и пылесосом, перезагрузила комп Бога и решила поиграться, поменять интерфейс неба на экране. Выбрала цветы. Цветы на небе – это очень круто и радостно. Прямо до слёз! Хватит, чтобы накапать в пробирку для сбора оных у вечно серьёзной Эйи.

P.S. Сам же Бог-Хулиган был депортирован на завод по производству стиральных машин – по иронии судьбы или кармы – в далёкий Узбекистан! Интересно, Узбекистан – что это за место в голове бельгийского режиссёра?! Аплодисменты и общий восторг!

Там много необыкновенных находок. «Убийца», лишь попытавшись убить и не убив при этом, обретает наконец чувства.

Любовь… Как он через зеркало обнимает себя, своё отражение и становится целым! Другой дирижирует стаей птиц и добирается по зову сердца до Северного полюса, а героиня Катрин Денёв слышит заветные слова «Ты мне нравишься!» от гориллы. Муж ретировался. Мальчик в ожидании ухода (последнее желание, как перед казнью) становится девочкой. И столько смешного! Самоубийца выбрасывается с моста на дорогу, чудесным образом выживает, приземлившись на крышу трейлера, и, весь ломаный-переломаный, влезает в экстрим безнаказанно. В его карте жизни стоит большой срок. Эйя с лёгкостью идёт по воде, как посуху, а папа-Бог в этом небожественном, но созданном им мире барахтается, чуть не утонув. У малышки-Богини силы-то поболе будет! Словом, надо смотреть этот фильм ещё раз, там пластов и глубины предостаточно.

После встречи

Проснулась, лежу в постели, пока ещё в тёмной шкатулочке комнаты. По щелям пробивается свет, слышу отзвуки чего-то гудящего за окном. Глянула на часы: по местному времени уже десять. Представляю, как отодвигаю штору – и тут же комната заполнится лавиной света. Нет, чуть-чуть оттяну встречу ночи и дня. Вчера в разливанном море горячительных напитков и плотной, такой основательной еды спаялось общество единомышленников. Слетелись из разных мест в эту волшебную декорацию арабской ночи. Современный дом прямо на берегу залива, небольшая гряда зелени, отделяющая участок от соседнего, впереди полоска песка и чёрная, почти остановившаяся гладь воды успешно зеркалит двойные образы светящейся графикой современной архитектуры с того берега… Радостные лица долго не видевшихся людей, весёлый смех. Перепалки и тосты, смешные истории и под конец, как и ведётся, разговоры за жизнь! И упорное нежелание всё это завихрившей Ольги расставаться, хоть и ненадолго, с каждым участником застолья. Вечные признания в любви и принятии. Дом мелкими порциями «выплёвывал» наружу гостей, пока не расстался с последними взрослыми. Остались ещё только самые упорные «дети», тоже уже взрослые, а точнее, в самом расцвете тусовочного «-летия» – от двадцати до тридцати!

Знакомый и незнакомый

Чёрный город мёртвым призраком скользил за стеклом. Город был фундаментальным: высотные здания, современные развязки, много подсветки. Кому-то другому он мог бы показаться очень дружественным, но только не мне. Весь этот величественный антураж не отзывался в глубине души радостным звоночком. Всё было чужим и хоть и не пугающим, но мрачным и ненужным, под стать той темноте и печали, которая расколола мою жизнь на до и после… Внешняя витрина, глянцевая и благополучная, сколь многих она подводила и обманывала! Чужой город, незнакомые люди, чужие запахи и привычки. Как странно он выглядит вечером!

И всё же уже с утра, при свете солнца, находились в нём опорные места, пункты назначения и притяжения. Знакомые люди хоть и в этой обстановке остаются знакомыми. И радость от встречи посреди этих затянувшихся безвременных каникул перевешивала и обнуляла вечернее беспокойство.

Пауза

Сегодня был длинный дружественный день с ленивым завтраком, многократными чаепитиями, валянием дурака, валянием на диване и киношками, идущими нон-стоп по кабельному каналу. Этакое домашнее длинное и тягучее ничегонеделание. Всё-таки после вчерашней беготни по Dubai mall’у на контрасте именно то что надо – побыть в одиночестве. Вчерашний компот из усталых ног, цветастых витрин, разномастных людей всех оттенков кожи всё ещё кружил тенью на втором плане в моей привыкшей всё визуализировать голове. Одиночество стало явным, и внимание обратилось внутрь.

Иностранец

Перед домом – небольшой садик под стать модерновому дому. Топиарные туи выстроились рядком, чуть попозже их тонкие спирали оволосятся молодыми побегами и заметно потолстеют. Всё новое или недавно высаженное наберёт силу и пойдёт в рост. Не знаю только, как поведёт себя трёхсотлетний бонсай. Он ведь тоже новенький, несмотря на возраст триста лет, даже трудно представить, где и как он провёл всё это время до того, как оказался здесь умело втиснутым в небольшое пространство, отведённое только для него, точно по его характеру и размеру, и только для ублажения взгляда предназначенный! Триста лет – это чей же он современник? И в какой стране их вспоминать… в местной в то время были только пески, верблюды и бедуины. Видимо, бонсай бы тут не выжил… Иностранец, одним словом!

И помидоры

Вот вчера опять собрались в тесном кругу. Музыка не в надрыв, а фоном. Стол длинный, слышишь и чувствуешь только соседей, по диагонали привычная Оля, реже встречаемая Ануш – это левое близкое крыло «для любования», слева в осязаемой доступности Оля Ш., эдак мило время от времени наглаживает мою спинку. Справа в торце Лёва, а напротив – Марк. Ругаться с ним никак не получается, он весь такой милый, говорит мягким, слегка приглушённым голосом классного переговорщика – это редкий по нынешним временам дар! Вспоминаем, как мы первый раз встретились на Пасху. Он угощал отборным set’ом из разных сортов помидоров. Один, сорта «Великан», напомнил мне огородные увлечения моей мамы. Такие гиганты гнут ветви помидорного куста и требуют рогатин и подвязок. Этот здоровый экземпляр он разрезал на дольки и преломил со всеми, почти как библейский хлеб. Так и осталось в воспоминаниях рядышком: Марк и помидоры. Врезалось в память!

Свет и тень

Занавеска в восточной нашей гостевой комнате такая плотная – тотальный blackout, – что рассвет обозначается только очень тонкой полоской света в малюсенькой щели между стеной и краем штор. Правда, когда солнце стало очень активно, внизу на полу появился жизнерадостный зигзаг у подола этой заложенной в бантовую складку «юбки». Сегодня зигзаг подвёл, не пообещал солнца! Посмотрим, как дальше пойдёт дело.

Птичья жизнь

Птичий мир – что может быть больше и понятней как образ свободы?! «Пальма»! Свой неспешный и всё же животный мир. Скорости здесь не такие, как в заливе. Между длинными полуостровками – каналы с мелкой рябью, глубина небольшая. Течение то стремится в центр, к перемычке между «пальцами», то оттекает наружу, в сторону залива. Чайки парят над каналами, каждая занята индивидуальной охотой, надо же за день набить брюшко. Работа идёт споро. Одна спикировала и после удачной охоты окрасила клюв в алый цвет. Другая дождалась удачного стечения обстоятельств, погналась за отяжелевшей, увеличившей свой вес за счёт пойманной рыбы. Одинокая цапля застывает в профиль, разнообразя ландшафт! За эту цаплю я переживаю лично: как она устроится на ночь, как она вообще спит, соорудила гнездо или притуляется на дереве? Говорят, здесь всё же кошки встречаются… В безопасные каналы заплывает электрический скат, видела одного и даже сфоткала, шевелил чёрной мантией, как крыльями, и, когда я приблизилась, начал раздумывать, что со мной можно поделать – может, рвануть поближе и включить в действие электрошокер-колючку на хвосте? Не знаю, как у него устроена оборона, одноразовая ли, и споро отступила – пусть точит своё жало для более опасных персон.

К вечеру, когда краски сгущаются и солнце уходит, дарит напоследок фантастические по красоте картины розовой дымки, подсвечивает небо напоследок всеми оттенками цвета, птицы чуют: лучше быть вместе – и потому сбиваются в стаи, кричат и плачут, прощаясь с солнцем, как в последний раз, до следующего дня.

Снова в Израиль

Давненько мы там не были… Наплыли сразу разные медицинские подробности и необходимости. Аэропорт израильская компания выбрала самый неудобный, Домодедово. Такой неудобный, что тут, пока доберёшься до посадки, почувствуешь себя не только не дома и не у деда-бабки за печкой в гостях, а совсем в другом, неуютном месте. Всё трудно и ещё сложнее у евреев с безопасностью. Позабавил лишь парень из секьюрити в униформе с «боевой» милой собакой в такой же, как у него, камуфляжной раскраске, охотничий нюхач! Дальше новое препятствие к Обетованной… задержка и наконец, бинго-бонго, почти что удача быть многократно проверенными и просто быть на борту «Боинга-777». Всё позади, летим.

Всё-таки дорога долгая, и интересно наблюдать за разными людьми. Наш стюард высокий и скорый, шустрит по проходу своим поджарым телом гончей туда-сюда играючи. Подходя, ослепляет улыбкой, нацепляет её быстро и ловко, ненатужно. Ловкий и гибкий, то бумажки сгребёт большой ладонью, то коробейником вернётся с полным подносом снеков. Первый раз сгрызла что-то неопознанное, какие-то жёсткие и хрустящие спиральки… вслепую вкуса не распознать! Из-за вязи на иврите осталась надпись на пакетике непрочитанной. Толкаю мужа в бок, невозможно удержаться – явилась стюардесса, необычная и колоритная. Фигура затянута в чёрный цвет, всё сохранено, как задумано природой, возраст не отложил заметных изменений. Талия узкая, как у танцовщицы, бёдра так бёдра, привет от Дженнифер Лопес… и над всем этим пробивающаяся седина причёски, волосы собраны в высокий хвост, гордая посадка головы, как у какой-нибудь кобылицы… и нос, её величество нос, доминирует и придаёт строгость этой её человеческой конструкции. Голова отрицает тело. Мой немалый нос превратился тут же в игрушечную кнопку. Руки большие и рабочие, и на каждом пальце по кольцу, можно сказать, перстню – всё, что было в её сундучке с украшениями, пущено в ход. На одной кисти соседствуют большие красные и рядом зелёные камни в золотой оправе. Страшный ювелирный китч на удивление ей идёт. Её профиль и гордый нос всё спишут!

Сели. Аэропорт с нашего последнего посещения непомерно разросся! Тут дело пошло быстрее, мы, основательно проверенные дома, пропущены через сеть формальностей и выпущены уже в ночь на свободу. Мчим в Нетанию. За окном новостройки Тель-Авива, и вот мы на месте. Усталые и с одной мыслью: спать, спать, спать. Остальное решим завтра.

Завтра… утро… завтрак. Обильно и на удивление вкусно. А люди… Израиль – это не про красоту, это точно, а про терпимость, выдержку, а ещё про что поглубже, придётся поразмыслить.

Евреи живут кучно, на расстоянии вытянутой руки. Дистанцию не держат, сближаются по любому поводу. Народная страна. Бедного-богатого не различить. С модой не заморачиваются. Как они говорят, скоро «зайдёт Шабат». Заходит он в конце пятницы и продолжается до вечера субботы, делает он это каждую неделю. Дядюшка Шаббат – регулярный гость и приходит верным другом, ничего не поделаешь, и в прямом, и в переносном смысле. А как результат его приближения – увеличение прибывающих на отдых, в такой зной лучшего места, чем пляж, не находится, и наступает тогда ситуация «яблоку негде упасть», то есть сплошной бардак и халоймес.

Не спеша

Сегодня мой первый Шаббат. Будет жаркий денёк, до тридцати четырёх градусов, а потом опять спад температуры и неделя обещает приятные двадцать шесть. Понятно, что в Израиле в эту пору бывает жарко или очень жарко. Но сегодня, в этот «пустой» для работы день, все не спешат, а просто выдыхают, вываливаются из обычной бытовой спешки и дел, и наступает время для себя, для души, для собеседника, выбранного по любви. С балкона отеля видится улица, море перед нами, а дорога под ногами поднимается на горку направо и спускается налево. Машин немного, пешеходы есть, всё спокойно, чинно и благородно. Впереди справа, на холме, доминирует нелепая постройка с выпирающими клетками-скворечниками в верхних этажах, слава богу, что цветов у зданий немного, архитекторы сошлись на белом и палевом уже очень много лет назад. Такие старые дома, одни из первых появившихся на этом побережье, отживают свой век, точнее, полвека! Их тут называют «пятиэтажки на ножках». Закон подписан, и судьба их предрешена, пойдут под слом. Город понемногу перестраивается, омолаживается. Даже в этой молодой стране пришёл срок обновлению старых домов; ветер, солёные брызги и песок делают своё дело постоянно и основательно.

Всё идёт вперёд и улучшается. Гулливеровыми шагами вперёд спешит не только стройка, но и израильская медицина. Суставы уже здесь меняют роботы и успевают в «три руки», в три оборота, точнее, со скоростью в три раза большей, чем бригада врачей. Стареющее население резво бегает с новыми суставами, без боли… Я тоже так хочу.

Израиль меняется и хорошеет. Прирастает новыми социальными возможностями для своих, для своих граждан. Социальное государство, где каждый «сверчок» знает свой шесток и для каждого «сверчка» находится его и только его место. Сегодня лица у людей не такие, как обычно, а более расслабленные и отчасти торжественные, движения направленные и неторопливые. Всё можно успеть не спеша!

Израильские огурцы в грузинском ресторане

«Я поведу вас в „Панораму“ на обед, – сказал знакомый. – Ну, конечно, повезу», – исправился он! После палящего солнца на пляже, пробивающего защитный купол небольшого зонтика, хотелось выбраться из вязкого всепроникающего песка и поскорее окунуться в прохладу. «Панорама» и взаправду была на вершине холма и притулилась почти что «ласточкиным гнездом» на самом краю.

Ресторан грузинский (некошерный), хозяин – голубоглазый Махо, как выяснилось, сухумский. Мы присели за новенькой ширмой, на которой ещё сохранилась торговая бирка, всё было сделано для нашего гастрономического уединения. Длинный стол, сервированный с лихвой, и вместо двух стен, сходящихся углом, – два огромных стекла снизу доверху, внизу извилистая кромка пляжа, вихрящиеся белые барашки тут и там, маленькие люди и в стороне резвящаяся группа парусников с давно нестиранными парусами, как метко заметила знакомая, – местные умельцы, видимо, изначально их пошили из небелёной ткани. Нечего им быть белыми!

Наша знакомая пара освоилась в этих краях не так давно, но, независимо от места пребывания, а пребывали они по миру в разных местах, везде излучала добродушие и гостеприимство. Это всегда было и остаётся их фамильной чертой. Наташа, со свежими, после парикмахерской кучеряшками, сохраняла некую автономность, а Лёня проявлял видимость свободы и гибкость от её направляющей вертикали. Хозяин искушал холодной чачей, мы с Лёней тут же согласились, Наташа нас слегка осуждала и осталась на белом вине, Лёва пил воду и молча завидовал. Первым на стол прибыли сациви и большой салатник с солёностями. Набросились в первую очередь на них. Бело-красно-зелёная композиция состояла из отборного маринованного чеснока, квашеной капусты и малосольных помидоров и огурцов. Огурцы израильские имели необычную форму, в отличие от привычных наших, они словно росли задом наперёд. Сейчас поясню: питались они от хвостика из завязи и имели в этой части утолщение, а потом то ли им не хватало воды, то ли вода была опреснённая, то ли привыкли они её получать дозированно, капельно и оттого запасали в прихвостовом горбике, как верблюд, больше фантазии не хватает на что-то другое, но жизнь их не задалась и они, вместо того чтобы толстеть и наливаться по всей длине, наоборот, истончались, словно недопили, недоели. Силёнок не хватало, и иногда они скрючивались на конце. Жить и расти в – дело особенно непростое. На их вкус это обстоятельство напрямую не повлияло, вкус был приятный и абсолютно правильный. Помидоры так себе, толстостенные и пустоватые внутри, чеснок как чеснок. Капуста горкой упругих пружинок возвышалась в салатнике, она и не думала пускать сок, его она весь хранила в себе, внутри, можно сказать, носила такие же черты недопития, как и огурцы. Курицу из сациви не опишу, она была обезличена и скрыта под соусом. Чача прибыла и разом увеличила наш аппетит и повысила настроение. Хозяин присоединялся вовремя, произнёс тост, что-то абсолютно верное, что самое главное – почувствовать себя с друзьями «под крышей дома своего»! А потом ненадолго исчезал. Очень внимательный и ненавязчивый.

Разобрались с привычной едой, обед подошёл к концу. Сговорились о вечере. Махо провёл нас до гостиницы, она виднелась в двухстах метрах от его ресторана. Шли через небольшой сквер. Трава словно мелкой зелёной коркой приросла к поверхности, стричь такую траву было бессмысленно, поверхность напоминала своей гладкой организованной неровностью гольфовое поле. Несколько высокорослых пальм то тут, то там создавали ощущение законченной продуманности парка. На этой жёсткой зелёной корке резвились дети. Они делали кувырки назад (задом, а не передом), солнце и общая жара их ничуть не смущали. Привычное для них занятие.

Моё внимание привлёк вполне взрослый дядя неспортивной комплекции, он тоже закладывал кувырки задом, тяжело переваливаясь назад враскоряку, казалось, ему в этом занятии мешает всё: и большая голова, и широкие бёдра, и лишний вес, но его это нисколько не смущало! Он несколько раз перевернулся и двинулся таким образом задним ходом, амплитуда у него была широкая, сквер – маленький, так что он докатился почти что до нас, открутившись довольно далеко от детей, затем наконец встал и пошёл на ногах к своим мальчишкам. Не поймёшь его: то ли папа, то ли наставник? Нелепому дяде было всё равно, как он выглядит со стороны. Вот это да, нам бы такому поучиться!

Мы медленно двигались по жаре к гостинице, нас больше к тому времени интересовали скамеечки в тени. Они рядком опоясывали небольшой парк-сквер, были на солнце и в тени, на все виды разговоров и посиделок. Ещё на пляже я обратила внимание, что люди здесь делятся на две группы: солнцелюбивых и теневых. Солнцелюбивые были хороши своей стройностью и смуглостью кожи и словно были сделаны из другого, более южного теста. Теневые, и мы в их числе, были более рыхлыми и не такими приспособленными к местным обстоятельствам. Ну вот, ещё марш-бросок – и мы в гостинице David Tower Hotel, в симпатичном вполне новострое.