Текст книги "Диалоги с собой"

Тёртый калач

С этим ClubMed’ом много всего связано, как-то раз вышел и курьёз. До этого пару раз съездили в Дубай, но он в то время ещё не отстроился и был простецкий, правда, с заливом и тёплой водой, но комфорта мало, растительности мало. Залив, пески, верблюды, люди с кальянами и ограничения по одежде – это тебе не сочинский пляж!

Турция, вторая по посещению отдыхательная страна, приятно удивила. Туризм очень поднялся и стал практически в таких оазисах-клубах безупречным по сервису. Взяли всё новое и передовое. Лёва, впечатлённый таким отдыхом, эмоционально, как ему свойственно, невольно разрекламировал этот французский клуб своим знакомым нефтяникам. Этот клуб и правда к тому времени был единственным и, пожалуй, самым лучшим местом для нашего отдыха! Я хочу подчеркнуть: нашего отдыха! Тут всё сошлось: место, компания, вечерние концерты – всё было в новинку и радовало, за исключением проживания. Но что не сделаешь ради детей и того, чтобы быть всем вместе! Лёвиным словам поверили лукойловцы и ничтоже сумняшеся прикатили в названный ClubMed, но ведь известно: что хорошо одному, то плохо другому. Не совпали в ощущениях… ну что ж…

Они обомлели поначалу от увиденного. Жизнь их проходила в тяжёлых условиях, скитались по буровым, и, когда они увидели то место, где им предстояло спать, – аскетические домики-бунгало на двоих, только что название иностранное, а по сути пенал пеналом, – вспомнили убогость северных бытовок, поняли, что они здесь почти как раньше на работе. Это для них никак на отдых было не похоже. Возросшее благосостояние явно не хотело мириться с таким проживанием. Развернулись и уехали восвояси. Плюнули на проплаченные деньги. Ну что ж, насильно мил не будешь!

Были и другие казусы. Как-то в один из разов «заманили» сюда Станислава Говорухина. Ради хорошей компании и моря он был готов на всё. «Едем?» – «Едем!» Ударили по рукам. Началось всё не совсем… Потерялся его багаж. И он остался в той одежде, что была на нём из Москвы. Купили ему шорты и футболку в местном магазинчике, на ногах пока комнатные тапочки. Чемодан нашёлся, должны были скоро подвезти. Ну, он тёртый калач и не такое видывал. Геологическая молодость оставила закалку и устойчивость к трудностям на всю жизнь. Ему всё привычно и нравится. Тут мы не получили незаслуженные пенальти, а только приятные разговоры о том о сём с цитированием хорошей классической литературы. Место в гостинице было покомфортнее, чем пресловутые бунгало. Нашлись общие интересы и игры, в основном настольные. Кофе, дымок из трубки и пространные рассуждения о том, что с чем хорошо сочетается и в какой последовательности это надо употреблять. Станислав был гастрономический знаток-гурман со стажем и нашёл в нашем лице благодатную почву. Говорил и всё удивлялся, какие же мы несмышлёныши, совсем не знаем его и мировые правила гастрономического этикета, не знаем очевидного. Но мы быстро под его руководством достигли нужных высот, с этим справились под новые отрывки из Некрасова, Бунина и Золя. Трапеза – вещь ритуальная, серьёзная. Хаоса и суеты не терпит. Это композиция из пищи, разговоров к месту и чётких правил. В то время жизнь текла по-говорухински!

Дачные сказки

Взгляд сверху

Из домика открывался заманчивый вид. Поворошила подсохший прошлогодний лист, заглянула поглубже. Впереди зарослями нависали толстые и сочные листы хосты, это был самый любимый вид еды и на завтрак, и на обед, и на ужин. Мама, виноградная улитка, научила: на виноград не залезать без нужды. Виноград-то в этой местности был слабоват, ягоды набирал хилые – нечего тратить такие усилия. Один раз всё-таки влезли высоко: тогда мама показывала перспективу и вид на окрестности. А для питания вместо винограда прекрасно подходят вот эти лопоухие листы, сочные, хрум-хрум, да и тень от них в жаркий день приветливая, подходящая для сиесты.

Перспектива, конечно, важна в любом деле. Мама выросла в этих местах и знала тут каждый уголок. Она знала от своей мамы, моей бабушки, что самых питательных и вкусных капустных листов в этой местности не найти, а вот на втором месте по вкусности были листы гигантской хосты с толстыми и сочными черешками. Черешки черешками, они как лестница, по которой придётся проползти к вершине, и как достойное вознаграждение – сами листы. А потом, подкрепившись, совершаешь путь вниз, это намного проще – скользишь с горки, удовольствие. И баюшки-баю до следующего восхождения.

Малышка проверила своё снаряжение. Всё было на месте, пошевелила головой туда-сюда. Шея гибкая, домик держится крепко на плечах. Нигде не давит, не натирает. Вытащила и хвост. Довольная собой, заскользила в сторону ближайшего куста.

Одинокий уж

Жил-был уж, он понимал, что родился он в неправильное время, но деваться было некуда. Родился и пригодился, как говорят. Теперь предстояло понять зачем. Ему досталось от предков немногое, но весьма существенное: нора под большой липой на горе, вместительная и обустроенная. Вообще-то по природе ужа тянуло к воде. Хотелось на море, море было в заоблачной дали, пришло как образ или, скорее, как сон. Он его никогда не видел, но свою мечту, видно, тоже получил в наследство от предков, они передавали её как основную незабываемую идею: «Все мы вышли из моря, море – наша родина и мать!»

Все дороги внутри мечты вились и извивались к морю. Жалкая лужа из пресной воды внизу ужу на горе виделась отчётливо, но он точно знал: это не оно, не море, и даже не образ мечты, а, скорее, полустанок между основными станциями к мечте. Ползти не переползти. Это и необходимое святилище в традиции всех ужей, почти святыня предков.

Пока уж ещё слишком юн. Надо набраться сил, чтобы её достичь, подрасти, сбросить кожу, переродиться. Словом, нарастить потенциал! И вот только тогда можно будет выбраться…

Мысли застряли на месте, приближался топот и с ним что-то теплокровное на горизонте. Надо соображать быстро: поскорее скрыться в норе? Но тело разогрелось не в полную меру для быстрого реагирования. Подумалось: «Авось пронесёт!» На всякий случай замер и затих возле норы. Ах, если бы он смог заранее почувствовать не только этот ужас приближения чего-то большого, опасного, почти что локомотива в полном движении, но также и запах врага? Не удалось додумать, топот удалялся. Сигнальная система «опасность» зажглась и потухла. Вот ещё не много полежу – и жу-жу, поползу, как положено ужу.

Иногда он встречал странное чудище, с которым ему не удавалось познакомиться. При его приближении оно сворачивалось в клубок, пару раз тыркнулся – и получил незначительный укол. Отполз немного в сторону, существо тут же развернулось и двинулось ножками, топ-топ. Удалилось. Его шаги уж уже хорошо изучил, от них толчки воздуха были несильными, сам зверёк был небольшим, но чрезвычайно пугливым. Сдружиться с ним пока не удавалось.

Уж для тренировки выбрал ель с опущенными ветвями, она росла рядом и послужила хорошим тренажёром на случай новой встречи с колючим незнакомцем. Уж подполз к ней и в который раз приступил к восхождению по основному стволу. Брюшко покалывало, и постепенно он даже привык к этим ощущениям. Извернувшись, почесал себе заодно и спинку. «Какая, однако, приятная процедура – ползать по этой колючей щётке, – подумал уж и вспомнил несостоявшегося колючего друга. – Ну ничего, когда встречусь с ним в следующий раз, буду уже во всеоружии, главное – дождаться этих его осторожных топ-топ».

Родовые ценности

Кролик остановился на мгновение и задумался. Впереди предстоял обычный трудовой день. Думать ему не приходилось ранее, было некогда! Сам он происходил из древнего рода, славные родственники пра-пра помнились ему лишь до пятого колена, было их множество, но коленей явно было больше, и все были тоже пра-пра. Знатные пра-пра! Сила в количестве, он знал это как дважды два, главное – делать новых крольчат. Вот в чём сила рода. Крольчата росли и быстро взрослели, отваливались от общей кормушки, выходили в люди, переходили на самостоятельный корм, но всё равно оставались родными, родственнички – продолжатели его древнего рода, который должен остаться в веках.

Так толстел и прибывал особями его род! Он знал закон жизни по-кроличьи, то, что мы на наш человеческий лад формулируем как «время – деньги». Кролик был силён. Могиканин, гигант передаёт родовой код! И так изо дня в день, из месяца в месяц, долгое время… «Эта стремительная жизнь ни о чём!» – вдруг понял он. Стало грустно – стареет, что ли? Откинул эту мысль. Зачем он прервал это привычное и одухотворяющее движение челюстями, как завещали великие предки? Стало больно и грустно.

Надо продолжать лепить и создавать эти звенья в цепочке, на него же рассчитывали тени предков, преумножить и «углубить», а он завис в неудобном умничанье! Вся прежняя жизнь на мгновение потеряла привычный смысл, он засомневался! Привычные ценности размножения отошли вдруг на второй план. Его пробила дрожь. Он сбился со своих полутора мыслишек и вернулся к привычной жвачке. Думать было вредно и никак нельзя! От думанья, он слышал и знал, захирел другой, соседский род! Зажёвывая, он отогнал даже образы мыслей! Вперёд и только вперёд, к процветанию рода. Кролики – «люди» дела! Не только мысль, но и дуновение мысли в кроличьем роду вызывало увядание.

Исповедь рассады

Как бы я хотела иметь поведение, хоть какое-то… ну, на четвёрочку. Но нет, меня посадили в это место и лишили всего. Принудительная посадка по человеческим меркам должна иметь какое-нибудь разумное объяснение или хотя бы статью уголовного кодекса, но здесь таким и не пахло. Купили на рынке, где всё обменивается и продаётся, купили и всё, хоть и не торговались особо, что немного повысило самооценку. Купили как товар, не любя! Затолкали в каморку багажника, в жару и духоту, правда, везли до места посадки-приземления недолго. И то спасибо. Морили голодом тоже недолго и наконец расстались со мной и увековечили в грядке, не самой удобной: солнце приходится ловить как удачу! Приземлили, утоптали, полили и ушли. Ау, когда вернётесь?

А зовут меня Капуста белокочанная, позвольте представиться. Пока я лишь пучок зелёных листьев, но если повезёт и дадут попить в меру, начну прибывать и круглиться, вознесусь над землёй и буду балдеть, листик за листиком. Под землёй толкаюсь корешками, хочу познакомиться с соседями. Но пока никого не встретила, поэтому буду ждать встречу с хозяином наверху. Надеюсь, он понимает, что я девушка не слишком капризная, но всё же очень люблю попить.

Попрыгунья

Белочка была довольна жизнью. Места вокруг ей нравились во все времена года. Её здесь любили и привечали. «Пробегусь-ка я по зелёному забору быстренько, чтобы лапки не успел прихватить холод», – подумала. Добраться до угощения, прыгая с ветки на ветку, в этом месте не удавалось. Приходилось быть скорой и шумной. Этот зелёный забор был хоть и ровным, как столбовая дорога, но «гремучим», никакой приватности. На этот её топот сбегались два глупых пса, белых и очень шумных. Они прыгали изо всех сил, и им их всё равно не хватало, чтобы запрыгнуть не то что на забор, но даже на дерево. Они прыгали и шумели совершенно бездарно и непродуктивно, с однообразной настойчивостью. Ещё раз посмотрела на них сверху вниз, на секундочку ей стало их жаль: «Ну совсем не орлы, прыгают на двоечку. Долго им придётся тренироваться. Ну ладно, сейчас полакомлюсь, чем там предлагают, и поиграюсь с ними немного, может, от вида моего пушистого хвоста прямо перед мордами они пойдут на мировой рекорд для себя по прыжкам в высоту».

Белочка наконец добежала до кормушки. Какая прелесть! Сало, орешки, семечки. «Может, эти шумные задрыги тоже хотят сюда? Ну пусть тогда научатся прыгать повыше!» Насытившись, перепрыгнула на дерево, спустилась по стволу чуть ниже. Реакция последовала незамедлительно! Как здорово! Похоже, они там, внизу, ею довольны – их шумный лай чем не аплодисменты? «Ну нельзя быть на свете красивой такой!»

Белочка любила внимание и успех. Это был несомненный успех у этих двоих, и он вскружил ей голову. Неистовый лай приветствовал летунью. Она наигралась и нарезвилась вволю и почти оглохла. А вот нижние партнёры по игре почти обессилели, но играть ещё хотели, голоса осипли и звучали не так громко. «Ну ладно, оставлю их ненадолго, пусть тренируются дальше!» У неё ещё в голове было столько планов на этот день!

Мудрый ёж

Ёжик развернулся и огляделся. Он очень любил окрестности, они и вправду были живописны: вековой сосновый лес стоял прочно, скидывал сверху сдвоенные иголки, посылал ему сверху свои приветы постоянно и чем-то напоминал ёжику его самого, только в далёком прошлом. Думалось: «Наверное, эти сосны тоже давно были ёжиками, затем зачем-то подросли». А если даже и не так, то всё равно было приятно думать, что он и они – родственники! От этой мысли ему становилось особенно хорошо и уютно. Колючий мир ему нравился и был ему родным!

Отдав хвалу своим могучим прародителям-соснам, ёжик двинулся в путь. Путём это было нельзя назвать в полной мере, это была, скорее, прогулка. Голод не толкал его на охоту, ёжик был сыт, он просто хотел посетить свои любимые знаковые места. Таких у него было несколько, а точнее, всего два. Потянул ноздрями поток воздуха – запахи что надо, развернул полностью грудь, сориентировался и двинулся.

Сначала надо пойти на горку, там росла лесная земляника, понюхать её белые цветы с жёлтой пимпочкой-пуговичкой посредине. В прошлый раз некоторые цветочки начали терять белое оперение, и пуговичка становилась главной. У него уже был прошлогодний опыт наблюдений. Он знал этот цикл: цветочки – ягодки! Лакомиться земляникой ёжик любил.

Потом надо пойти к горному ручью, это вниз. Ручей был своеобразным и удивлял своим непостоянством: то тонкая струйка змеилась между корнями сосны, то куда-то пропадала. Ёжик всё пытался понять закономерность этой загадки, но времени спускаться к ручью не всегда хватало. Наблюдения его были хаотичными (время от времени), не отличались постоянством, в этом наш герой был родственен ручью.

Ёжик любил находить во всём внутренний смысл, наблюдать и устанавливать закономерности. Этой мудрости жить не просто так, а с наблюдениями его научила бабушка, она знала толк в закономерностях, к тому же была хорошей рассказчицей. Звали её Ариновна! О ручье знал он только одно: даже если вода ушла, всё равно земля там промокла и он найдёт, где лизнуть одну-другую каплю воды. Вода там была очень вкусная, высокого качества, под стать земляничным ягодам на холме. Всё хорошенечко представил – и топ-топ, побежал на своих проворных ножках. Планы на день были составлены. Вот оно, настоящее доброе утро!

Романтичная Дейзи

«Ля-ля-ля, ми-ми-ми». Настроение у Дейзи было хорошим, под стать этому солнечному денёчку. Зимняя одутловатость отступила, слетела без всяких диет, мучений и особенных усилий. Дейзи наконец пришла в хорошую форму. «Здорово-то как!» – подумала и пошла уже дальше чуть другой, праздничной походкой. Чуть-чуть ещё тянуло правую заднюю лапу, но ходить и бегать стало намного легче без лишнего зимнего веса. «Вот оно, чудо упорядоченного образа жизни!» А всего-то только чуть меньше углеводов – ну эти морковки и сельдереи! – и чуть больше куриного филе, а результат радовал. «Ля-ля-ля, ми-ми-ми!»

Подошла к небольшой лужице и посмотрелась в неё, это было очень редкое занятие, вода мгновенно просачивалась сквозь песок – и всё, прощай лужа, а с ней и её новое изображение. Она увидела длинный нос, скорее, не длинный, а утончённо-удлинённый и изящную шею. Отражение ей понравилось.

Подошла к стеклянной двери, ведущей в дом, и убедилась, что всё остальное тело тоже уменьшилось в размерах и выглядело очень и очень. Улыбнулась. Подумала: «Хоть на выставку!» Она слышала от сына Джонни, что бывают иногда такие мероприятия-выставки для таких, как они. Туда идут хорошо намытыми, празднично причёсанными, и вообще, там общество очень даже светское! Он хоть и был намного моложе, но в этих делах сведущ. Бывал там не раз и рассказывал очень увлекательно! Там он видел разных незабываемых красоток, особенно ему нравились корги. От них шли восхитительные запахи, и не то чтобы там тонкий запашок дозированной струёй, а сильный и устойчивый. Были они мягки и пушисты, как большие перьевые подушки, невысоки и как под его размер. Запах лился прямо в его распустившийся бутон ноздрей, ни с чем не спутаешь! Джонни аж начинал заикаться, когда пытался Дейзи передать этот запах. Но так и не донёс, этот запах был незабываемым и непередаваемым, по крайней мере словами. Это было так здорово, что ей тоже захотелось понюхать корги. С этим вот ей не повезло, с ней такого душистого праздника не приключилось, даже завидно было и одновременно радостно за Джонни.

Её запахи были просты и знакомы и почти что однообразно-привычны. А хотелось чего-то этакого, ну вы же понимаете? Дейзи хотелось на бал, Дейзи хотелось праздника! Мысль побежала дальше: «Может, её запах тоже кого-нибудь сразит наповал? И он бы вдали мечтал о ней и вспоминал её и её запах, ах, если бы такое случилось, она бы сразу это почувствовала!» По спине пробежала сладкая дрожь, и волоски заколосились волной вслед её мысли.

Полёт шмеля

Шмель Шмельич был в душе дальнобойщиком, он мог лететь и лететь сколько было сил! Он бы с удовольствием собрался в более длительную командировку, был здоров и в хорошей физической форме. С утра проснулся, горн-будильник уже прозвучал: «Жу-жу», утренняя побудка, пора собираться на работу. Работа была любимая и привычная, называлась «Съешь сам и накорми друга!». Друга он не особенно видел, но знал, что друг, точнее, подруга – самый главный Финт, точнее, Фифа в семье и любит питательные смеси, которые он и многие другие шмели приносят для неё и для всей семьи.

Это его задание – добывать нектар и пыльцу – было очень важным, вкусным и пожизненным!

Перед полётом Шмель слегка размялся, сделал зарядку для крыльев, проверил чистоту поясного мешка, ещё чуть-чуть потоптался на месте – да и был таков. Вылетел, завращал крыльями и запел свою любимую песню про жу-жу-жу, она была бодра и всегда своим звучанием напоминала семье: «Ждите, жу-жу-жу! Скоро прилечу». Эта его песня нравилась ему самому, его семье и даже другим, кто слышал её! Давным-давно нашлись ценители, которые хоть и не были небожителями и не питались собранным им нектаром, но прониклись и очень даже вдохновились его полётом и его песней «Жу-жу-жу» и переложили её на свой лад, написали про него сначала мелодию «Полёт шмеля», которая стала очень популярной, а потом и другие, более лёгкие формы.

«Полёт шмеля» по праздникам и выходным у них всегда передавали по радио, и от частого повторения Шмель даже запомнил мелодию и имя автора: Ни-ко-лай Рим-ский-Кор-са-ков, вот, вспомнил! По слогам ему было легче выпевать и не сбиваться с дыхания. Мелодия была очень красивая и бодрящая, годилась не только для праздника, но и просто для хорошего настроения. Шмель Шмельич её затянул и спикировал на желтеющий внизу бутон, куснул, помогая раскрыться, и замолк: теперь было не до песен, наступал важный момент завтрака. «Сначала себе, потом в поясной мешочек – другу!»

За дело… Должностные инструкции он никогда не нарушал!

Дружелюбный Виноград

Виноград рос на этом месте много лет, с тех самых пор, когда его молодым черенком всё же втиснули между широко расставленными корнями сосны. Сосна не сразу, но поняла, что такое соседство ей совсем не вредит и даже разнообразит её жизнь. Питания хватало всем, конкуренции за его источники не предвиделось. Просто сосед прислонился к её правому, ой, или к левому боку, смотря откуда смотреть!

Место было высоким и ветреным. Виноград это сразу понял, когда одним из первых, неокрепших ещё стебельков попытался зацепиться за кору – она как раз удобно слегка отошла от ствола. Понял, что это не самое удобное для сцепки место, и завернул за угол. Толстый ствол теперь служил естественной преградой для настойчивого сквозняка. Тут и закрепился. Понял: стратегия правильная, так корень остался с одной, подветренной стороны, а всё тело Виноградово – по другую сторону. Он не мог уследить за всеми своими ветвями, его дело было качать и качать соки из-под земли и отвечать за рост.

Некоторые непослушные веточки отклонялись и лохматились в разные стороны по ветру, но каждая в меру своей сообразительности со временем догадывалась и возвращалась домой, зацепившись или за ствол, или за других, своих же свободолюбивых родственников, – возвращалась в лоно матери.

Ветер доносил новости от братьев и сестёр Винограда. Их тут было раскидано немало. Ему, оказывается, ещё повезло возле тёплой сосны, другие росли возле неживой металлической стены. Стена была неприветливая и их отпугивала своим холодом, да ещё вдобавок ко всему приходилось скользить и цепляться к ней – дело было неприятное, давалось с большим трудом, бр-р-р. Пришлось тратить силы и формировать присоски-прокладки, они крепились к металлу и засыхали, чтобы не проводить его холод.

С этим холодящим «бр-р-р» Виноград совсем не хотел иметь дело! Потихонечку, полегонечку, несмотря на эти детские шалости и уклонения в стороны, материнский куст успешно двигался наверх. Виноград знал: дальше, когда он доберётся до разветвлённой кроны сосны, станет ещё интересней, появятся новые возможности и направления. А пока он рос и крепчал и сосне совсем не мешал доминировать, а просто соседствовал по-доброму. Вдвоём им было хорошо и жилось явно веселее.