Текст книги "Роковая строфа"

85

Она действительно стала запирать его.

Когда они сошли на берег в Кейптауне, Вика отвезла Шахматова в какую-то частную гостиницу, а так как он, естественно, не знал города, то совершенно не представлял себе, в какой его части находится их теперешнее пристанище.

Сама же она с первого дня стала исчезать надолго, часто даже не возвращаясь на ночь. Борис был предоставлен самому себе. Он целые сутки проводил в постели, не считая нужным даже принять душ. Ограниченный стенами гостиничного номера он стал вспоминать свою бывшую узницу Риту Соболеву и сравнивать себя теперешнего с ней. Временами он находил, что его теперешнее существование имеет даже свои преимущества. Ведь ему не надо было ни о чем заботиться, что-то делать, за что-то отвечать. Раз в два дня Вика приносила пакеты с продуктами, молча загружала холодильник и исчезала снова. Борис же ел, не разбирая вкуса пищи, снова ложился, лежал с открытыми глазами, иногда он включал телевизор, бездумно щелкал каналы, ничего не понимая, забывал о телевизоре, чтобы вернувшаяся Вика раздраженно отключала его.

Он обрюзг, зарос серой щетиной, волосы его давно нуждались в стрижке. За какой-то месяц из подтянутого мужчины с внешностью английского аристократа, Борис превратился в состарившегося алкаша, бомжующего на вокзале. Но и это не волновало его.

С Викой они не спали больше. Точнее, они не спали давно, их отношения нарушились еще на острове. Но теперь это взаимное неприятие обострилось до крайности. Борису даже казалось, подойди к нему Вика, дотронься, и он не сможет сдержаться, его просто стошнит.

Вика же, в свою очередь, начала презирать бывшего любовника, потому что считала его трусом и размазней. Ведь не мог же человек, мужчина так распустить себя! Конечно, он со страху за свою шкуру совершенно деградировал и теперь повис на шее у нее, Вики. Так она считала, или примерно так. Но, в то же время, она не могла отказать себе в этой обузе под именем Борис Шахматов, она терпела его, говорила с ним сквозь зубы, едва выносила его заросшее, больное лицо на грязной подушке, и не гнала, не уходила, продолжала возвращаться в захламленный номер, носить продукты и молчать. Мало того, она начала запирать его, как Борис некогда предсказал. Она боялась? Вряд ли, такие как Вика не боятся. Да и что он мог сделать? Сдаться? Сдать её? Положим, он мог явиться с повинной в Интерпол, но Вике это никак не могло повредить. Ее положение было очень прочно в определенных сферах и с каждым днем все более упрочнялось. Ведь она, по сути, заработала для своей организации неплохие деньги. И, если счета Шахматова были арестованы, то счета, на которые она беззастенчиво переводила Шахматовские деньги, были совершенно легальны и чисты, как слеза младенца. Итак, фактически обокрав бывшего шефа, Вика теперь испытывала комплекс вины? Что мешало ей просто разделаться с отработанным человеком? Можно гадать и предполагать многое, но главным в ее отношении к Шахматову все же была и оставалась любовь. Да, да, как это ни странно, даже такая женщина как Вика оказалась способной на любовь. Пусть любовь её была извращенной, болезненной, мучительной, невозможной, но от этого она не перестала быть любовью.

Знал ли об этом Шахматов? Без сомнения! И, если раньше он не обращал на чувства телохранительницы должного внимания, то теперь, когда жизнь повернулась к нему свой темной стороной, он стал более внимательным. Итак, если раньше любовь Вики была для него чем-то само собой разумеющимся, то теперь она превратилась в единственный источник жизненных сил, последнее прибежище. Так что же, выходит, Борис все знал и беззастенчиво пользовался? А хоть бы и так! Ведь не помешала же Вике ее любовь обворовать Шахматова. Таковы эти люди, такова их мораль, такова их любовь…

86

Туристический автобус выпустил пассажиров перед университетской площадью. Туристы, как туристы, вспышки фотоаппаратов, восторженные возгласы, монотонный голос гида… Но Вику что-то остановило, что-то заставило ее чуть повернуть голову в сторону гомонящей группы людей… Что?

Вика умела ждать и видеть. От группы отделилась женская фигурка и скорым шагом направилась через дорогу к салону мобильных телефонов. Так!

Вика медленно пошла по противоположной стороне и остановилась как раз напротив окон салона. «Неужели? Такая удача сама плывет в руки? – Думала она, и тут же поправляла себя, – спокойно, спокойно, займи наблюдательную позицию и выжидай. Это может быть ловушка, подстава, одна из этих хитроумных штучек, что так любят разыгрывать интерполовцы… профессионалы, мать их! В конце концов, я могла обознаться…»

Она стояла, вперив напряженный взгляд в окно; стекло отсвечивало, и Вика могла различить лишь неясные тени, движущиеся в глубинах магазина. Она ждала долго. Но из салона так никто и не вышел.

Быстро прикинув свои шансы, она все же решилась, пересекла улицу и толкнула стеклянную дверь магазина.

Консультант вежливо приветствовал ее.

– Чем могу помочь, сударыня?

– О, извините, – залепетала Вика, – мне показалось, что я видела, как к вам зашла моя подруга, но теперь я понимаю, что ошиблась…

– До вас действительно была молодая женщина, она купила телефон, но, по-видимому, очень торопилась. Она уже ушла.

– Как? – хищно оскалилась Вика.

– Через другой выход, – махнул ладонью продавец.

Вика стремительно выскочила из магазина, миновала двор и заметалась по улице. Женщины, которую Вике так хотелось поймать, нигде не было.

– Ну, Валька! – по-русски шепнула Вика, погрозив кому-то кулаком, – поймаю, убью!

Вечером она рассказала Шахматову, как почти нос к носу столкнулась с женщиной, чертовски напомнившей Валентину.

– Оставь ты ее в покое, – поморщился Шахматов, слабо отмахнувшись от Вики.

– Оставить в покое? – прищурилась она, – да ведь эта медсестричка наш единственный шанс поквитаться!

– С кем?! – повысил голос Борис, – с кем ты собираешься квитаться и за что?

– С твоими врагами, между прочим! – крикнула Вика.

– Я сам виноват, – простонал Борис, – послушай, прекрати это всё, а? Займись чем-нибудь другим, прошу тебя!

– Что? – усмехнулась Вика, – Истомина-Соболева тебя больше не возбуждает? А, может, ты стал святым? Подставляешь правую щеку, если бьют по левой, и все такое?

– Прекрати, – попросил Борис, – ты утомила меня своей кровожадностью.

– А ты утомил меня своей бледной немочью, – наседала Вика. – Только подумай, ведь у девчонки младенец! Сын твоей Ритки и Андрея! Это же такой козырь!

– Если ты о том, чтобы и дальше ловить несчастную Валентину с чужим ребенком на руках, то я – против категорически! Слышишь! Если хочешь знать, то сейчас для нас с тобой любые попытки поквитаться, или еще что-нибудь в этом духе, равносильны самоубийству! У нас на хвосте висит Интерпол! А ты снова собираешься устроить какую-то необдуманную авантюру, смысла в которой – ноль!

– Все сказал? – злобно сверля бывшего шефа взглядом, спросила Вика.

– Все.

– А теперь послушай, что я тебе отвечу, – приблизив к его лицу свое, сквозь зубы прошипела она, – я ненавижу их! О! Как я ненавижу всю эту счастливую семейку! Все их правила, их ничтожную любовь, их гаденькую праведность… Всех ненавижу! Всех! – крикнула Вика. – Я уничтожу каждого, ставшего на моем пути! Никто, – она снова погрозила кулаком, – никто во всем мире не смеет!

– Э, – вздохнул Борис, – тебе лечиться надо…

– Молчать! – Вика со всего маху хлестнула его по щеке, – лечи своих шлюх! Это у них, у счастливых дочек из богатых семейств расстроенные нервы. А у меня нервы крепкие.

Борис поднялся, схватил ее за плечи, встряхнул и отвесил оплеуху, так что Вика отлетела в угол и шлепнулась в стоящее там кресло. Мгновенно вскочив, с рычанием бросилась она на Бориса. Завязалась безобразнейшая драка. Сцепившись, они не удержались и грохнулись на пол, где принялись яростно тузить друг друга, круша мебель и срывая занавески. В конце концов, Борису удалось прижать Вику к полу. Он заломил ей за спину руки и уселся сверху, ожидая, когда бешеная женщина перестанет вырываться. Оба тяжело дышали. Наконец, Вика, застонав, расслабилась и затихла. Борис ослабил хватку и опустился рядом на пол. Вика повернулась на спину, он видел ее лицо в профиль: тонкий нос, подрагивающее веко с густыми черными ресницами, длинный кровоподтек на скуле… а потом из-под ресницы выкатилась крупная блестящая слеза и поползла по щеке, оставляя мокрую дорожку. Борис потянулся и коснулся ее лица рукой, стараясь утереть слезу. Вика вздрогнула, повернулась к нему и, не открывая глаз, потянулась и поцеловала его долгим поцелуем, почти забытым, так давно они не целовались…

Эту ночь они провели в одной постели.

87

Несколько дней после этого любовники провели в относительном спокойствии. Вика больше не начинала разговоров о мщении, не порывалась разыскивать исчезнувшую медсестру Валентину, и вообще вела себя тихо. Борис, привыкший к перепадам в её настроении, не льстил себе надеждой, что Вика вдруг исправилась, и оставила всякие мысли о том, чтобы поквитаться с семейством Соболевых-Истоминых. Но, в то же время, он наслаждался этим относительным спокойствием, он был почти счастлив, засыпая и просыпаясь в объятиях своей неистовой подруги, ставшей до поры до времени страстной и нежной, почти прежней Викой.

Но синяки и ссадины постепенно сошли с лица любовницы, и оно снова стало приобретать жесткое и хищное выражение.

Однажды утром она снова исчезла, а когда появилась, Борис почуял недоброе.

– Завтра я уеду, – сухо сообщила она, – меня не будет несколько дней. Если не хочешь неприятностей, из номера не выходи. Я оставлю тебе продукты, денег тоже оставлю… Хотя, не следовало бы, – она задумчиво посмотрела на Бориса.

– Ты все-таки решилась, – с досадой произнес он.

– Не говори ерунды! – вспылила Вика, – это вообще совсем не то, что ты думаешь.

– Что, еще куда-то вляпалась? – насмешливо переспросил Борис.

– Ты хочешь меня разозлить? – удивилась Вика.

– Нет, просто уточняю.

– Так слушай же! – едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить, – сказала она, – как ты знаешь, у нас с тобой больше нет твоих миллионов. Мы теперь нищие изгои. Но кушать нам от этого меньше не хочется. За все надо платить. Мне предложили кое-какую работенку, она займет несколько дней. Так что, не обессудь, побудь паинькой, никуда не ходи, дождись меня. Понятно?

– Вполне, – невозмутимо ответил Борис, – вот только хотелось бы узнать, что за работенка?

– Это тебя не касается, – отрезала Вика.

– Надеюсь, что у тебя не будет новых неприятностей?

– Если они появятся, тебе сообщат, – пообещала она. – Все? Вопросов больше нет?

– Вопросы есть. Эта, как ты выражаешься, работенка, по твоей специальности? – снова решился просить Борис.

– Да, по моей специальности, – Вика несколько секунд подумала и выдала, – я должна буду сопровождать одного человека…

– Это так важно? Ты можешь отказаться?

– Это очень важно. И, боюсь, что отказаться я не могу, – ответила Вика.

88

Она действительно не могла отказаться от этой «работенки по специальности». Во-первых, потому что была кругом должна, во-вторых, потому что собиралась одалживаться и в дальнейшем.

Вика продолжала вынашивать планы реванша. А для того, чтобы эти планы осуществились, требовались немалые деньги и немалые связи. Уже сейчас на Вику работали несколько человек, которые занимались, в основном, сбором информации. Но таковых требовалось все больше. Когда Вика превысила кредит, ей аккуратно предложили контракт. Правда, в контракте ни слова не говорилось о сопровождении, зато там говорилось об устранении некоего политического деятеля. Дело было достаточно сложным, но и деньги в случае удачного завершения, платились немалые. Вика согласилась.

Ей и ее группе предстояло выехать на Ближний Восток, где и предполагалось развернуть операцию. Собственно, в руках у Вики было сосредоточено непосредственное руководство, так что самой мараться, вроде бы, не надо. Беспокоил ее только Борис и исчезнувшая Валентина.

Пока, все, что она знала о медсестре с младенцем, заключалось в следующем: подлец Мигель достал для нее документы и куда-то отправил, но куда – неизвестно. Его человек в Каракасе ничего толком не смог объяснить. По его словам выходило, что Валентина исчезла еще до прибытия людей Мигеля. Все это, конечно, возможно, но маловероятно. Да еще эта встреча у магазина… Возможно ли такое совпадение? Вика отправила своих агентов по всем возможным направлениям. Валентину с ребенком искали в Венесуэле и Никарагуа, но пока безуспешно.

Борис истериковал. Это было неприятно, но, как казалось Вике, вполне поправимо. Ненавистная Маргарита Соболева и ее муженек сидели в Швейцарии и, судя по всему, просидят там еще долго. С ними все понятно. Можно брать голыми руками. Но пока не время, не время! Надо найти ребенка, надо найти Валентину, надо свести все нити воедино и поставить жирную точку!

А пока Вика будет работать. Она будет браться за самую грязную, самую опасную работу, лишь бы платили. Она знала себе цену, но и заказчики знали, чего она стоит.

Итак, Ближний Восток.

У нее готов план операции, все рассчитано до секунды и до миллиметра. Участницы ее группы – давно знакомы друг с другом, ранее уже работали вместе. Она отказалась от мужчин. Почему? Да потому что женщины более исполнительны, спокойны, не проявляют ненужной инициативы и не страдают всякими комплексами. Одним словом, Вика должна быть уверена в своей команде абсолютно, но нет ни одного мужчины, в ком она могла бы быть уверена.

План операции очень прост, как все гениальное. Группа, одетая как местные женщины (под паранджой можно спрятать даже гранатомет), работает в момент следования объекта на митинг (в толпе всегда проще всего проскользнуть куда угодно).

Таким образом, когда объект подходит к трибуне, отвлекается охрана, производится собственно ликвидация, и заметаются следы. В толкучке и неразберихе это сделать особенно легко, Вика знает, не раз воспользовалась.

Итак, на все, про все – меньше минуты. Операция носит название «Звезда», что вполне соответствует плану.

Что еще? Участницы группы выбираются из города по одиночке. Встреча уже на штаб квартире. Проколов быть не должно. Только если что-то совсем непредвиденное, но тогда операцию следует спешно свернуть, чтобы не подвергаться ненужному риску и не пугать заранее цель и его охрану.

К площади, где должен был состоятся митинг, примыкает несколько улиц. На каждой улице всех непосредственных участниц операции поджидают машины. После завершения операции, участницы отступают, каждая на вою улицу; во время отступления участницы должны избавиться от оружия и паранджи. Таким образом, площадь в разных направлениях покидают пять местных женщин, в машины же садятся ни о чем не подозревающие европейки. Район будет оцеплен практически сразу, но, даже если кто-то из участниц попадет в кольцо, то ее почти сразу отпустят, после формальной проверки документов.

На месте не готовились, чтобы не привлекать к себе внимания. Просто, каждая из членов группы предварительно прошла по своему маршруту, сориентировались на местности, так сказать. Вечером состоялось последнее совещание.

На следующий день с площади Вика уходила последней. Ничего непредвиденного не произошло. Объект ликвидирован. Ловко лавируя среди быстро густеющей толпы, ринувшееся к трибуне, Вика скоро выбралась на относительно свободное пространство, где, быстро оглядевшись, и удостоверившись еще раз, что все в порядке, террористка юркнула за угол и устремилась к дому с проходным подъездом. Заскочив в подъезд и аккуратно прикрыв за собой тяжелую дверь, Вика прислушалась, нет ли кого на лестнице, убедившись в том, что она одна, Вика молниеносно скинула паранджу и затолкала её в сумку, вместе с пистолетом. Одновременно двумя короткими движениями она отклеила накладные брови и швырнула в угол.

Вскоре на соседней улице показалась подтянутая европейская женщина в строгом деловом костюме, в руках у женщины ничего не было, кроме небольшого портмоне. Она неторопливо подошла к припарковнноу у тротуара автомобилю, неторопливо же уселась в него и, медленно вырулив на дорогу, укатила, оставив за спиной вопли и хаос запруженной народом площади…

Участницы операции вернулись все. Деньги получены, как и предложение, касающееся следующего задания.

Пять нейлоновых сумок с паранджами и оружием в мусорных контейнерах – вот и все, что оставила после себя Викина группа, если не считать трупа, конечно.

Задание выполнено. Вика торопилась к Шахматову.

89

Он ждал ее три дня. Но теперь Борис стал более деятельным. Он привел себя в порядок, вызвал горничную и приказал ей убрать номер. Затем он попытался выйти из гостиницы, но сразу же заметил, что за ним увязался какой-то невзрачный субъект. Казалось, что он ждал Бориса, потому что как только тот вышел, субъект лениво отделился от дверного косяка и вразвалочку последовал за ним.

Шахматов не думал, что когда-нибудь в своей жизни он так испугается. Но, увидев шпиона, Борис настолько перетрусил, что его пробил холодный пот. Он вынужден был остановиться, чтобы унять дрожь, охватившую его тело.

Борис не знал кто за ним следит, агенты Интерпола, или соглядатай, нанятый заботливой и недоверчивой Викой.

– Политическое убийство! Политическое убийство! Читайте новый номер!

Машинально купив газеты у мальчишки разносчика, Борис поспешно вернулся в гостиницу и заперся в номере. Он запаниковал.

Бросил взгляд на газетный заголовок, пробежал глазами передовицу, задумался и, вдруг, бросился к телевизору. Поспешно щелкая кнопками на пульте, искал новостной канал, наконец, нашел, прислушался… Как всегда бывает в таких случаях, нашелся пройдоха оператор, который не испугался, или ему просто посчастливилось оказаться в самой гуще событий. Теперь на всех каналах, на разных языках дикторы, торопясь, комментировали трагические кадры, облетевшие уже весь мир.

На экране мелькнула лицо политика, широкие спины и затылки охраны, смазанный восторженно-напряженный взгляд толпы, фигурки женщин, закутанные до самых глаз, потом объектив камеры заслонила на миг чья-то спина, и вот уже все смешалось, изображение дернулось, стало нечетким, кто-то уже бежал, послышались отдельные вопли, постепенно переросшие в общий тревожный гул, а прямо перед объективом сгрудились люди, закрывая собой что-то, что совсем недавно было человеком, личностью, лидером чего-то, что-то решавшим, нужным, даже необходимым, а вот теперь, за доли секунды превратившимся в предмет неодушевленный, истекающий кровью на заплеванном асфальте, труп, груду мертвой плоти и измятого тряпья…

– Теперь уже не вызывает сомнений, что это террористический акт, – твердил голос комментатора. – Представителями спецслужб высказываются различные предположения, но пока еще ни одна из известных организаций не взяла на себя ответственности за совершенное преступление…

– Судя по всему, убийство совершила женщина, хотя многие утверждают, что террористов было несколько, и что только благодаря слаженному действию преступников, им удалось совершить задуманное…

– Я так и думал, – шепнул Борис сам себе.

Вика явилась на следующий день.

Борис вздрогнул, услышав, как открывается дверь номера. Он даже испытал некое подобие помрачения рассудка, несколько секунд тупо рассматривая вошедшую Вику и не узнавая ее.

– Не рад? – сухо спросила она, сбросив с плеча дорожный рюкзак.

– Рад, – машинально ответил Борис.

– Заметно, – Вика переступила через рюкзак на полу, прошла в комнату и упала в кресло. Несколько секунд она молчала, замерев с запрокинутой головой и закрытыми глазами. Борис тоже молчал, ожидая объяснений. Наконец, она пошевелилась и спросила:

– Новости есть?

– Полно! – Борис кивнул на разбросанные газеты.

Вика усмехнулась:

– Ах, это…

– Может быть, ты объяснишь мне, что все это значит? – спросил Борис.

Вика потянулась и совершенно равнодушно ответила:

– Ровным счетом ничего…

– То есть, как?! – возмутился Борис, – ты хочешь сказать, что это политическое убийство, эта шумиха в средствах массовой информации – все это ничего не значит!!!

– Ты слишком близко принимаешь к сердцу совершенно не касающиеся тебя события, – пожала плечами Вика.

– Ты сказала: не касающиеся меня события? – Борис вскочил и заметался по номеру, – ты исчезаешь на несколько дней, чтобы проделать некую работу по твоей специальности, это по твоим же словам. Зная тебя, я, естественно, предполагал, что дело нечисто. Но, не до такой же степени!

– Борис, я очень устала, – попросила Вика, – давай, покороче. Что тебя беспокоит?

– Ты еще смеешь спрашивать? – Шахматов остолбенел. – Мы вне закона! За нами погоня, слежка…

– Слежка? – слегка напряглась Вика.

– Да, за мной следил какой-то хмырь, едва я вышел из номера, – начал рассказывать Шахматов.

Вика вздохнула, поднялась с кресла и, подойдя к двери, распахнула ее:

– Войди, – приказала она кому-то. И тут Шахматов увидел давешнего мужчину, который так напугал его.

– Этот? – участливо спросила Вика.

– Да, – Борис сокрушенно развел руками.

– Для твоего же блага, – Вика выпроводила своего агента и подошла к Борису. Неожиданно мягко положила руки ему на плечи, заглянула в глаза, – ничего не бойся, – вкрадчиво шепнула она, – так надо, доверься мне…

– Значит, это была ты, – упавшим голосом произнес Борис.

– Какая разница? – Вика постаралась уйти от ответа.

– Ты убила этого несчастного политика.

– Если тебе станет легче, то скажу: я лично не убивала, – остановила его Вика.

– Ты имеешь в виду то, что кто-то другой нажимал на курок, делал контрольный выстрел и все такое? – переспросил Шахматов, – но ведь это в данном случае, совершенно не важно!

– А что для тебя важно? – удивилась Вика. – Не понимаю! К чему ты устраиваешь истерику? Я делаю то, что умею, и делаю это хорошо! За это мне платят, если ты не знал.

– Кровавые деньги! – Борис отскочил от нее, упал в кресло, закрыл лицо руками, – Ах, Боже мой!

Вика стояла напротив, скрестив на груди руки, и насмешливо улыбалась:

– Какие мы нежные, какие щепетильные. Сама невинность! Вот, думаю, может быть, заказать какому-нибудь художнику, пусть с тебя напишет образ святого, или нет, лучше великомученика! – Она громко рассмеялась, но смех у нее вышел не весёлым, даже не насмешливым, а зловещим.

– Ты становишься чудовищем! – Простонал Борис.

– О, да! – воскликнула Вика, сверкнув черными глазами, – да, я чудовище! Я – кровожадный монстр, пожирающий невинных младенцев! Я – ужас, летящий на крыльях ночи! Я – черный плащ…

– Не паясничай! – Шахматов сорвался на крик.

– Не ори, – парировала Вика, наступая на него.

Он вскочил, готовый нанести ей удар, но вдруг заметил, как горят ее глаза, ее глаза смеялись, в них прыгали чертики.

– Дрянь, – Борис плюнул под ноги и отвернулся.

– Что с тобой? – удивилась Вика, разве ты не хочешь меня?

– Нет.

– Странно, я думала, что тебя заводит эта игра.

– Не заводит, – Борис с трудом сдерживался, чтобы не броситься на нее и не избить. Но он только теперь понял, что неистовая телохранительница только этого и ждет. Что для нее пощечины и мордобой, лишь прелюдия к сексу, что от этой возни она только острее чувствует наслаждение. Борис не хотел снова попасть на удочку к ее извращенной фантазии. Он ожидал с ее стороны каких-то действий, но Вика неожиданно легко отступилась.

– Как знаешь, – лениво протянула она, и даже нотки разочарования не услышал он в ее голосе. – Мне надо поспать. Я уйду сейчас, вдвоем нам будет неудобно. Буду неподалеку. Возьму другой номер. – Она развернулась, подошла к рюкзаку, подхватила его и покинула номер. Борис остался один. Он был совершенно выбит из колеи. В отличие от Вики, всю ночь он провел без сна, вышагивая из угла в угол по комнате. Мысли его были невеселыми. Можно сказать, совсем безрадостными были его мысли. И еще одна идея начала зреть в нем: идея побега, освобождения от Вики и собственного загубленного прошлого.

Итак, что он мог делать, чтобы остановить, наконец, бывшую свою телохранительницу. Он мог позвонить в полицию и сдаться местным властям, или представителям Интерпола. Но Вика была предусмотрительна, телефон в номере не работал. Мобильника у Бориса не было. Можно было попробовать выйти на улицу и добраться до ближайшего телефона, или полицейского участка.

Шахматов на цыпочках подошел к двери и выглянул в коридор. Прямо под ребра ему уперся револьверный ствол, и какой-то незнакомый громила равнодушно посоветовал вернутся в номер.

Борис поспешно ретировался. И здесь предусмотрительная Вика опередила его.

Ах, если бы он знал! Разве стал бы он так резко говорить с ней. Нет, надо было усыпить ее бдительность, подольстится, тогда, быть может, Вика ослабила бы хватку, и у Борис появился бы шанс хоть что-то предпринять. Теперь же его положение осложнилось. Если бы он сдался правосудию сразу, то ему пришлось бы отвечать только за похищение и удержание заложницы. Но, чем дольше он находится с Викой, тем глубже погрязает в её преступлениях, становясь невольным соучастником. Только кто же ему поверит? Кто поверит ему после того, что он уже совершил? Да и чем он лучше Вики?

– В таком случае, если ты ничем не лучше, хватай автомат и вперед – становись террористом, наемным убийцей, или борцом за черт знает чью свободу! – со злостью сказал он сам себе.

– Не хочешь?! – съязвил он самому себе, – так чего же ты сидишь тут и стонешь, как баба? Смирись, сделай вид, что тебя всё устраивает, добейся доверия и хоть какой-то пусть относительной свободы, и тогда… А что тогда?

Борис замолчал, прислушался к себе и горько усмехнулся:

– А тогда видно будет, – тихо ответил он сам себе.