Текст книги "Invider. Печати 1 и 2"

Немного о звёздах

Полина стала думать, чем можно заняться. Она достала телефон и снова набрала номер Игоря. Ну, результат вы знаете… Затем ей захотелось позвонить Маше, но и та, как и прежде, не снимала трубку. Артём позвонит сам. А больше звонить никому нельзя, это Полина понимала прекрасно. Хотя, если только одному… Но, нет!

Тогда она прикрыла глаза и подумала, как же всё-таки объяснить мужу своё внезапное исчезновение, если он вдруг начнёт её разыскивать. Но Артём не звонил, наверное, он всё еще сидит с мамой. Девушке оставалось надеяться лишь на то, что эта его задержка продлится как можно дольше. Вообще, она придумала такое объяснение своему внезапному исчезновению. Оно заключалось в том, что Полина поехала домой на «Авиамоторную» за кофеваркой (действительно, давно собиралась), но, уже подходя к дому, встретила старых друзей, которые праздновали День рождения, и решила к ним присоединиться. Вот и всё. Да, в фантазии Полине не откажешь…

Сидеть на месте стало скучно. Полина поднялась и решила пройти по коридору до поворота (здание имело форму колодца, видимо, это была бывшая школа, вполне типовая для Москвы и Области). Повернув направо, Полина остановилась, глядя на незнакомого человека.

Он сидел, прислонившись спиной к стене, и читал книгу. На вид ему было лет за пятьдесят, точнее, это болезнь так старила его, приближая к пятидесяти годам, и даже гнала дальше от этого порога. Об этом свидетельствовал и плохо побритый подбородок на ещё плотном лице, и сухая морщинистая кожа на ещё крепких руках, и сильная сутулость широкой спины…

Внимательный взгляд уже слегка затуманенных глаз бегло скользил по строкам сквозь толстые линзы грубых очков. Этот взгляд вёл себя излишне подвижно, будто пропускал отдельные слова или буквы, а затем возвращался к ним вновь, пытаясь наверстать упущенное. Человек сильно наклонял при этом голову, бритую кожу которой на макушке рассекали глубокие свежие шрамы. Три крайних пальца его левой руки постоянно дрожали, будто кто-то сидящий под потолком дёргал их за ниточки. Всё это красноречиво говорило о том, что этот человек перенёс то, что никак не должен был переносить в свои сорок три года.

Он заметил Полину, когда она медленно проходила мимо него, и воскликнул:

– О, какая милая леди! Позвольте представиться. Пётр Ваганович Ротшильд, математик и астрофизик. А вас, простите, как величать?

Полина остановилась напротив него:

– Полина Витальевна Ковальчук, в девичестве Виноградова – на похожий манер отрапортовала она. Новый знакомый показался ей вполне даже Петром Вагановичем, но совсем никак не Ротшильдом. Вообще, она поймала себя на мысли, что где-то слышала эту фамилию, но в каком-то совершенно ином контексте, никак не связанным с астрофизикой, но вполне, может быть, связанным с математикой…

– Что привело вас, дитя моё, в эту обитель мук и страданий? – спросил Пётр Ваганович, улыбаясь доброй, располагающей к беседе улыбкой. Он закрыл книгу и отложил её на край лавки.

– Да я тут с другом, – смущённо ответила Полина. – Он здесь работает… врачом.

– Ох уж эти эскулапы! – Пётр Ваганович воздел руки к потолку, вглядываясь в потрескавшуюся повисшую лоскутами там краску, но, не найдя рядом никакого божества (и даже того, кто незримо дёргал его за пальцы), опустил их обратно. – Так и норовят влезть в тебя, как можно глубже, и покопаться там, как можно основательнее!

Полине не хотелось говорить с Петром Вагановичем о медицине, особенно наблюдая неприятные шрамы на его обритом черепе, да вспоминая недавний рассказ Руслана. Ей оставалось только догадываться, что именно стряслось с этим пациентом, но развивать тему она решительно не стала.

– А что вы читаете?

– Чехова, – ответил Пётр Ваганович. – Знаете, в этих сирых стенах ничего другое совершенно не лезет в голову… Кроме, разве что, скальпелей местных врачей-садистов, – он добродушно засмеялся, и Полине от этой глуповатой параллели стало немного спокойнее. Чтобы ни случилось с этим человеком, держится он, как бы выразился Колян, бодрячком.

– А что именно? – решила уточнить Полина, которая и сама не помнила, читала ли она когда-нибудь Чехова или нет. Быть может, в школе?

– В данный момент «Горе». Вы знаете, Антон Павлович написал множество небольших, но очень ярких новелл, а я сейчас читаю медленно, мне каждой из них надолго хватает… После операции зрение ещё не вернулось в нужное русло. Да и времени у меня – как у целой вселенной!

– Понимаю, – покачала головой Полина, соглашаясь. – И про что же эта новелла?

– О, она про горе людское. Про то, как люди прожигают свою жизнь, а потом спохватываются, да поздно… Выгорают они как звёзды. А ведь кто такие – люди-то? Люди и есть потомки звёзд. Самые настоящие. Уж мне, астроному, поверьте.

Полине захотелось поверить, но она не поняла:

– В каком это смысле?

– Да в самом прямом. Вот вы и я, мы – дети звёзд.

Полине показалось, что операция прошла для Петра Вагановича не без осложнений, но он быстро постарался развеять это заблуждение:

– Да вы не пугайтесь, я не сошёл с ума. Просто, если мы проанализируем, как во Вселенной рождаются химические элементы, то вы сами увидите, что мы самые прямые потомки звёзд.

– Вы хотите сказать, что я – дочь звезды в… э… химическом смысле?

– А как же! И это не банальная метафора или, скажем, поэтическое сравнение. Это – чистая правда, научный факт! Ведь именно в звёздах рождаются все химические элементы, из которых состоим мы с вами. За исключением, водорода, конечно.

Полина действительно слышала, что в звёздах, что являются огромными раскалёнными газоплазменными шарами, протекают термоядерные реакции, в ходе которых из водорода появляется гелий. Но она никогда не продолжала эту полученную ещё во время отрочества мысль, и уж тем более не задумывалась, откуда в природе появилась, например, платина? И сейчас Полине стало жутко интересно послушать своего нового собеседника.

– Да вы присаживайтесь, Полина Витальевна. Вот…

Полина села на лавку, что стояла напротив.

– Вы что знаете о космосе?

Полина смутилась. А правда, что она знает о космосе?

– Ну… он огромный. В нём располагаются… эти… Скопления галактик. Они…

Полина поняла, что находится в глупом положении. Ведь каждый человек знает, что такое космос и что такое галактика. Но почему-то именно сейчас она сообразила, что не знает обо всём этом ровным счётом ничего.

– Вы меня извините, Пётр Ваганович, но у нас в школе не преподавали астрономию, и я…

Но не успела Полина договорить, как математик буквально взорвался:

– Ах, да! Я и забыл совсем! Её же исключили из общеобразовательной программы! Какое невежество, какая низость! Как можно исключать из школьного обучения такой важнейший предмет! Это же основа основ, устройство нашего мира! С этими знаниями дети пойдут в жизнь, это расширение их кругозора, пища для осмысления собственного «я» в бескрайней Вселенной! Да… Чувствую, не обошлось тут без нашей поповщины! Эти мракобесы везде пролезут, это их рук дело! Конечно, астрономия! Злейший враг их религиозной болтовне! Следующей, я полагаю, станет биология!

Полине подумалось, что Пётр Ваганович сейчас потеряет над собой контроль, но он быстро успокоился. Достав из кармана пижамы платок и промокая им свой лоб, он с виноватой улыбкой уже спокойным голосом добавил.

– Вы простите меня, Полиночка, просто, когда вспоминаю об этом позорище, так вне себя становлюсь. Значит, говорите, не изучали…

– Увы, нет.

– Но, не беда! – Пётр Ваганович весело хлопнул себя рукой по коленке. – Я вам сейчас всё разъясню. Начну с того, что до того, как загреметь в эти застенки, я программировал одну систему. Моей целью значилось моделирование образования звёзд и галактик, чтобы затем начать тормозить их разлёт. Так я надеюсь найти тот фактор, который заставляет Вселенную тормозить своё расширение. А именно, загадочную тёмную материю. Пока совершенно неясно, что это такое, но, по крайней мере, нам хорошо известно вещество. Вы ведь знаете, что такое молекулы, атомы, не так ли?

– Ну… В общих чертах, – улыбнулась Полина. – Я учусь на геодезиста, а там надо оперировать планетой в целом. Конечно, курс неорганической химии у нас тоже есть, и курс минералогии… А что вы можете мне рассказать про атомы?

– Ну, это проще всего. Наш мир, точнее, макромир, это огромное скопище разнообразных атомов и сформированных из них молекул. Причём, последние собраны исключительно на планетах, вроде нашей с вами Земли. А на бескрайних просторах космоса настоящим царём среди вещества остаётся, безусловно, водород. Когда-то давно наша Вселенная представляла собой просто огромное и однородное месиво первородной материи. Не будем вдаваться в доводородную эпоху с её долями секунды, инфляционным расширением, планковскими величинами и прочей абракадаброй, более-менее понятной лишь пяти процентам всех людей, а сразу взглянем на тот момент, когда протон и электрон объединились.

О, это был прекрасный брак! Можно смело сказать, что ничего более великого и гениального природа с тех пор не придумала. Разве что вновь и вновь повторяла единение противоположностей на всё большем и большем уровнях.

Породнившись, эти две частицы образовали водород – самый первый и самый лёгкий элемент нашего химического мира. И если масса электрона была не столь существенной, то тяжёлый по сравнению с ним протон как настоящий джентльмен принялся строить родовые гнёзда и возводить прекрасные здания. И именно его масса стала в этом деле залогом успеха: не прошло и каких-то десяти миллионов лет, как водородные облака под действием гравитации своих бесчисленных протонных армий, сжимаясь, разогрелись и вспыхнули термоядерными топками, именуемыми звёздами, в которых стали создаваться новые элементы. Но… пойдём по порядку.

Считается, что возраст Вселенной равен тринадцати с большим хвостиком миллиардам лет. Может быть. Но можно смело сказать, что за это время мало что изменилось в пространстве: оно продолжает расширяться, как, ни в чём не бывало, и растягивать всё то, что на него налипло. В частности, звёзды.

Внутри каждой звезды протекают термоядерные реакции. Они становятся возможными при таких высоких давлениях и температурах, что и представить трудно, глядя в окно своего дома. Ну, если только по близости не взрывается водородная бомба, – Петр Ваганович засмеялся. – С самого начала в звезде горит именно водород. Точнее, не горит, конечно, а соединяется друг с другом, посредством ступенчатой реакции, превращаясь в итоге в обычный гелий. Этот период жизни нашей звёздочки называют главной последовательностью. Собственно, это то, чем любая нормальная звезда и занимается, пока не выйдет на пенсию.

Если звёздочка совсем махонькая, то она, переработав весь водород в гелий, попросту потухнет и станет заурядным газовым шаром, слабо светящимся в инфракрасном диапазоне.

А вот если она представляет собой что-то солидное, то вот тогда-то и происходит самое интересное! После того, как весь водород сгорит, то есть, превратится в гелий, ядро начинает остывать: реакции-то закончились. Но тогда массивные внешние слои больше не сдерживаются давлением на них ядра, и начинают сжиматься под действием гравитации. И, конечно, это приводит к тому, что космический кочегар вновь задирает рубильник температуры, и как! Миллионов до ста градусов, не меньше! После этого начинает гореть уже гелий, превращаясь в бериллий и бор, а звезда начинает расширяться из-за резкого подогрева и давления на внешние слои.

Важно понимать, что в природе всё происходит согласно законам сохранения. А именно, тот или иной процесс идёт ровно так, как ему энергетически выгодно. Химические элементы в этом смысле можно смело поделить на две категории: на те, что стоят в периодической системе до железа и на те, что идут после. Атомы первой группы всегда стремятся стать более тяжёлыми, набрать побольше протонов, а заодно и всяких иждивенцев, вроде нейтронов. Правда, для этого надо приложить некоторую энергию. Элементы же из второй группы, напротив, слишком тяжелы, и им хочется слегка сбросить вес – поделиться на что-то более лёгкое. Этот процесс блестяще работает в ректоре атомной станции, если медленно, и – в атомной бомбе, если быстро. Но заветная мечта каждого элемента обоих групп – стать железом. Так уж распорядились фундаментальные константы нашего мира или именно так было сказано в техническом задании, когда Вселенная ещё только-только проектировалась. Дефект массы, ничего не поделаешь…

– А вы любите пошутить, – заметила Полина.

– А, то, – улыбнулся Пётр Ваганович. – Без смеха нет жизни даже в математике. Вот, например, вы знаете, когда математика становится действительно сложной?

Полина мотнула головой.

– А тогда, когда из неё пропадают цифры! – Пётр Ваганович громко рассмеялся, но глядя на недоумённое лицо Полины, пояснил: – Речь идёт об интегралах, рядах, математическом анализе. Там цифру найти – удача, в основном приходится оперировать функциями, переменными, дифференциалами… Это вам не дроби складывать и корни извлекать. Однако простите, я немного отвлёкся.

Продолжим. В огнедышащей топке звезды делению тяжёлых элементов на лёгкие, увы, места нет. Там идёт целенаправленный процесс синтеза и только его. Водород превращается в гелий. Тот в свою очередь – в бериллий и бор. Дальше появляются кислород, углерод, азот…

Видите ли, Полина Витальевна, когда рассуждаешь о звёздах, всегда важно знать их главный параметр: массу. От этого в первую очередь зависит то, что станет со звездой. Так же – и с нашей воображаемой героиней. Переработав весь гелий в более тяжёлые элементы, звезда с определенной небольшой массой на этом и закончит. Она распухнет, её внешние слои медленно отделятся и, дрейфуя, расползутся по всей округе, образовав туманность. Таков, кстати, будет и финал нашего Солнца, так что, когда вы услышите по телевизору очередную страшилку о грядущем его взрыве, то смело идите за салфеткой. Ибо единственной правильной реакцией адекватного человека на эту ересь может стать, извините, только плевок в экран!

Но если размер звезды заметно превышает наше солнышко, то вот тогда-то и наступает непоправимое. После очередного расширения и наработке элементов тяжелее гелия, перестав чувствовать на себе давление ядра, внешние слои внезапно понимают, что гравитацию ещё никто не отменял. Они спохватываются и дружно начинают притягиваться к общему центру масс. Это вызывает очередной подогрев ядра и уже существующие в нём элементы начинают синтезироваться вплоть до железа. На этом спектакль заканчивается, реквизит убирается, а актёры разъезжаются по домам!

Температура ядра падает. Противостоять чудовищной гравитации собственных слоёв оно больше не может. Варить больше нечего, ядро почти полностью состоит из железа пятьдесят шесть. И слои вновь и в последний раз начинают медленно, но верно, падать на ядро!

С каждой сотней километров, пройденной каждым атомом водорода или гелия из внешних слоёв, их движение всё возрастает и приобретает в течение каких-то мгновений угрожающую скорость. Звезда стремительно сжимается, или, говоря правильно, коллапсирует. Гигантские массы на бешеных скоростях обрушиваются лавиной обратно на ядро, в разы увеличивая давление. Плотность вещества в ядре становится невероятно огромной. Происходит почти мгновенный его разогрев – экспоненциальный подскок температуры до миллиардов градусов и, как следствие, превращение ядра в нейтронное состояние. В результате этого звезда взрывается, и необъятное море огня из внешних слоёв разлетается обратно в ослепительной вспышке сверхновой. Отныне эти рваные массы понесутся в космос в виде остывающей космической пыли, образуя туманности и газопылевые облака. В основном, это всё те же водород и гелий. Ну, а по ходу дела во время страшных перепадов давления, температуры, а также из-за бомбардировки ядер атомов нейтронами, в избытке возникающими во время взрыва, до кучи появляется и всякая экзотика вроде, скажем, платины или трансурановых элементов.

У ядра же, получившего сильнейший удар есть два пути и оба они незавидные. Либо это нейтронная звезда, либо – чёрная дыра. И если первую ещё можно как-то зафиксировать, то чёрная дыра – сущая аномальщина, более-менее понятная только на бумаге…

Полине нравилось слушать Петра Вагановича. В процессе своего рассказа он всё время жестикулировал руками и строил смешные гримасы, будто добрый сказочник, развлекающий детишек. Даже нервозная тряска его пальцев совсем не была заметна.

– Я так поняла с ваших слов, что атомы в звёздах заканчивают гореть на железе?

– Именно так. Конечно, в процессе взрыва сверхновой, как я уже сказал, появляются разные элементы, даже актиноиды, но это – капля в море. Поэтому во Вселенной самые распространённые атомы – это водород, немного лёгких элементов, включая гелий с углеродом, и, собственно, железо. Правда, первого в миллион раз больше последнего, но зато в миллиард – всех остальных вместе взятых, что идут в периодической таблице после железа. Если утрированно, конечно, точные цифры вам не назовёт никто.

– Ну, допустим… – Полина закусила губу. – А в чём проявляется моё родство со всей этой… феерией?

– Да это же очевидно! Ну, смотрите. Представьте себе космос. Пустота. Лишь яркие точки звёзд вокруг. Но вот медленно движутся огромные массы пыли. В её составе мы видим уже привычное для нас железо, строгое и суровое. И недотрогу натрия, если, конечно, поблизости присутствует влага или углекислота, иначе он будет таким же стойким, как и железо. И основу всей органической жизни, углерод! Вот воображаемый газоанализатор показывает нам фтор, кислород и кальций. Все эти элементы сыграют важнейшую роль в появлении жизни, например, на Земле. Вот движутся атомы экзотического висмута, кстати, очень красивого, если он явится нам в виде искусственно выращенного кристалла. Вот – токсичный свинец. Убийца, если он скрывается в пуле и спаситель, если – в фартуке рентгенолога. А вот перед нам золото – роковой элемент, которому суждено будет разделить ещё не появившихся людей на нищих и богачей, на страдальцев и избранных. Наконец, уран. Элемент, благодаря которому создадут страшное оружие. Но, в то же время, мирно питающий города теплом и светом…

Пётр Ваганович замолчал. В этот момент открылась соседняя дверь, и в коридор выскочила молодая медсестра. Она глянула на Полину, затем, на астронома-математика, хотела что-то сказать, но, передумав, быстро заспешила по коридору.

– Итак, – продолжал Пётр Ваганович, – представьте, что на пути у этих посланников далёкой сверхновой висит небольшая молодая звезда, например, наше Солнце. Его масса весьма ощутима для космической пыли, которая, попадая в зону его гравитации, захватывается светилом, и начинает закручиваться вокруг, формируя орбиты для своих зарождающихся гравитационных центров. А ведь посланником этой пыли могла быть далеко не одна сверхновая. Таких вспышек ко дню рождения Солнца могли быть сотни, тысячи вокруг! Ведь даже сейчас в нашей галактике учёные насчитывают около двух сотен миллиардов звёзд! Я, кстати, лично считал, где-то так и есть, – Пётр Ваганович опять засмеялся, и Полина засмеялась вместе с ним.

– И вот эти пылевые массы, закручиваются вокруг Солнца, создавая протопланетный диск. Наверное, с большого расстояния это напоминает кольца Сатурна. Вот их, кстати, я наблюдал на самом деле в телескоп. Очень красиво. Жалко, что нельзя посмотреть на них сверху или снизу, всё время под большим углом…

Со временем среди этого диска гравитационные центры становятся всё плотнее и плотнее, всё сильнее к ним притягивается новая пыль. Так зарождаются планеты, их основы. Кроме того, действует эффект центрифуги, правда, на примере нашей солнечной системы он сработал довольно странно: более тяжелые элементы сконцентрировались ближе к звезде, а лёгкие были оттеснены к периферии. Так, никель и железо сформировали Меркурий, Венеру, Землю, Марс и Фаэтон. А вот водород, азот и некоторые другие лёгкие атомы легли в основу газовых гигантов: Юпитера, Сатурна, Нептуна и Урана. Конечно, ядра этих планет тоже должны быть твёрдыми из-за давления, но начиная уже с середины их радиуса, вещество этих планет представляет собой жидкость или газ. Строго говоря, наверно это неясно до сих пор, но логично.

Ну а строительный мусор, оставшийся после всего этого безобразия, отошёл на окраину стройки – так сформировались пояс Койпера и облако Оорта – рассадники комет и астероидов. Кроме того, сюда можно отнести и карликовые планеты вроде Плутона, Харона, Эриды, Цереры и прочей мелочи. Некоторые из карликовых планет, вовремя не сбежавших за забор, стали спутниками планет крупных, например, Феба или Тритон. Впрочем… – Пётр Ваганович хитро прищурился, – впрочем, единственный спутник, который до сих пор вызывает споры о своём происхождении, это Луна. Да, да. До сих пор нет чёткой теории, откуда же она, чёрт возьми, взялась со своей огромной массой у третьей планеты!

– А что в этом удивительного? – спросила Полина.

– Дело в том, что спутники с такой массой характерны только для планет-гигантов. Само формирование планет не подразумевает подобного спутника у Земли. И если такая масса и сформировалась на заре образования планет, она, либо должна была стать самостоятельным телом, либо слиться воедино с той же Землей, либо, как вариант, быть просто куском Земли, почему-то от неё отвалившимся… Как бы то ни было, по каким-то странным обстоятельствам она болтается вокруг нас, да ещё и тормозит постепенно вращение самой Земли. Безобразие! – Пётр Ваганович снова засмеялся.

– Впрочем, – продолжал он, – если бы Луна оказалась между Землей и Марсом, то её, возможно, ждала бы участь Фаэтона.

Полина поймала себя на мысли, что планету с таким названием она не припомнит.

– Фаэтон сформировался лишь частично, он оставался рыхлым и имел большой для каменной планеты радиус. Окончательно стать единым целым ему так и не удалось – сильная гравитация Юпитера всё-таки разрушила его. И Фаэтону ничего не оставалось, как растянуться по орбите обширным астероидным поясом. Он и поныне находится между Марсом и Юпитером. Ну, подобным образом не повезло и некоторым спутникам, о чём нам говорят весьма плотные кольца того же Сатурна.

– Да… – протянула Полина. – Ну, хорошо. А что всё-таки на счёт звёздного потомства?

Она уже представляла дальнейшее развитие событий, озвучиваемое астрофизиком, но ей хотелось услышать о нём лично из уст этого занятного человека.

– Дальше всё просто. Наша с вами Земля остывала, остывала, остывала… Закончился архей – долгий эон, тёмный и мрачный, с огромным диском близкой ещё Луны и абсолютным отсутствием океанов.

Затем влага конденсировалась, образовались океаны. Потом в них стали появляться простейшие одноклеточные, потом – организмы посложнее, ну и… Пошло-поехало! В конце концов, вот, появился человек, будь он неладен.

– За что вы себя так?

– А как ещё назвать существо, которое само же губит свою планету? Посмотрите, сколько у нас заводов, автомашин, сколько одних только ядерных испытаний провели… Нет, я, конечно, понимаю, прогресс. Но иногда думается мне, люди могли бы быть немного посердечнее к своей колыбели, ведь она у нас одна… Пока одна.

– А вы верите в то, что человечество будет осваивать другие планеты?

– Отчасти. Я думаю, что Солнечная система рано или поздно будет освоена вся. На Марсе сделают атмосферу, растопив полярные углекислые шапки, на Луне построят закрытые базы, поскольку там притяжение слабое, никакая атмосфера не удержится. Вполне вероятно, что базы создадут на больших спутниках, таких, как Каллисто или Ганимед. А вот что касается дальних полётов в космос, то мне они видятся сомнительными. Может быть, и будут организованы миссии к ближайшим звёздам, но эти перелёты займут века, если всё ещё пользоваться энергией костра… Впрочем, чем бы не разгонялся звездолёт, он всё равно не сможет преодолеть скорость света. Да и космическая радиация вне гелиосферы нашего солнца, боюсь, испепелит любой звездолёт, превратив всех астронавтов в гриль. А во всякие фокусы вроде телепортации, вы уж меня простите, Полина Витальевна, я не верю.

Да-а… – Мечтательно произнёс Пётр Ваганович. А ведь это так интересно, должно быть, узреть новые миры, непохожие на нашу Землю. Как жаль, что человеку отпущено так мало, что его разум – лишь искорка в бесконечном времени. А звёзды так величавы и красивы… Знаете, я ведь стихи пишу. И вот звёздам посвятил одно стихотворение, хотите, зачитаю?

– Конечно, – отозвалась Полина.

– Слушайте, – сказал Пётр Ваганович и принялся рассказывать:

 
Среди вселенной необъятной
сверкают триллионы тел,
и термоядерною хваткой
вершат материи удел.
 
 
Тела те звёздами зовутся,
их титул свят, непогрешим.
В их власти пламенем взметнуться,
или пульсаром стать немым.
 
 
Сверхновой вспышкой озариться
и уничтожить всех и вся!
Но с гравитацией смириться,
навек в безмолвие уйдя…
 
 
А, может, медленно угаснуть,
стать белым карликом, уснуть…
Железной тусклой серой массой
из телескопов улизнуть.
 
 
Погибнуть в жерле страшной топки,
упав в чудовищный квазар…
 

Вдруг Пётр Ваганович резко прервал своё стихотворение и, дёрнув головой, уставился на Полину:

– А вы знаете, кто именно делал мне операцию?

– Нет… – от неожиданности Полина вздрогнула. – А кто?

Пётр Ваганович поглядел по сторонам, подался чуть ближе к Полине и тихо произнёс заговорщицким голосом:

– Юрий Никулин.

– Кто? – удивилась девушка.

– Да, да, тот самый, – убедительно кивнул головой математик, не мигая смотря в глаза Полине.

– А… – девушка начала догадываться, что это, скорее всего, одновременно и тёзка и однофамилец известного актёра, какой-нибудь талантливый хирург. Но дальнейшие слова Петра Вагановича вмиг разрушили эту догадку:

– Он специально приехал из цирка на личном автобусе, чтобы руководить всей операцией! Понимаете? Всей!

Глаза Петра Вагановича блестели, он смотрел на Полину внимательно и строго.

– Понятно… – промямлила та. Она сглотнула и принялась оглядываться в поисках Руслана. На её счастье он как раз появился в поле её зрения.

– Простите, – Полина поднялась с лавки и поспешила к своему приятелю. Руслан махнул рукой, показывая, чтобы она шла за ним, и повернул обратно. Полина быстро догнала его, они вместе пошли по коридору. Руслан обернулся на Петра Вагановича, который внимательно смотрел им вслед:

– Уже успела познакомиться с дядей Петей?

– Угу, – буркнула Полина.

– Просил же ведь… И что за манера везде совать свой нос? Ладно, это всего лишь дядя Петя, местный псих. Любит умничать. Говорит, говорит, а потом как ляпнет что-нибудь этакое, как в муку пукнет. Но до того как шизанулся, говорят, мозговитый мужик был. То ли программист, то ли математик какой… Я точно не помню. Мы его тут доктором Гаспаром ещё зовём. Иногда на дежурстве делать нечего бывает, так просим его что-нибудь рассказать. Такое иной раз выдаёт, зашатаешься! У него даже свой блог был в какой-то социальной сети, там столько интересного можно было вычитать…

– Мой-мир-мэйл-му! – вдруг пронзительной скороговоркой крикнул «доктор Гаспар». Полина вздрогнула, испугавшись, что дядя Петя сейчас вскочит и бросится за ними.

– А, не бойся его, – успокоил девушку Руслан. – Он безобидный, общается нормально. Просто иногда что-то щёлкает у него в башке, вот и срывается на околесицу… А так… Умные вещи рассказывает, про космос, про то, как человек устроен, про сходящиеся ряды и парадоксы математики…

– А что с ним случилось? – Полина уже не знала, что было правдой в словах дяди Пети, а что – бредом.

– Навернулся с лестницы. Мы ему чердак, ну, не тот, на который лестница вела, а тот, который в голове, по кусочкам собирали. Точнее, я только инструменты подавал, делали-то другие… Это как раз к вопросу о мозгах, да.

– А кто? – аккуратно поинтересовалась Полина.

– Да я не помню уже… Наши хирурги. Федотов, вроде… Или Бриль… Там ничего сложного не было, просто, много возни. Но видишь, живой, хотя и немного того стал… Кстати, мы его через неделю выписываем.

– Как? – изумилась Полина. – Он же – псих!

– Поли, ты знаешь, сколько таких психов сейчас по улицам разгуливает?

– Знаю, – уверенно ответила Полина. Она хорошо помнила свою встречу с городским сумасшедшим, любителем творчества Антонова.

– Ну, так вот, одним будет больше, – рассудительно заключил Руслан. И добавил: – Если всех этих психов по лечебницам содержать, то никакого бюджета олигархам на распил не останется. Так что, пусть гуляет. Диффуры свои он решать теперь вряд ли сможет, но зато, ведь и не кусается…

– Послушай, Рус, а этого дядю Петю можно считать чокнутым учёным?

– На все сто. Так что думай, что из его слов может нам помочь…

Полина задумалась. То, что рассказывал Пётр Ваганович, было масштабно. И, если именно эта встреча задумывалась для неё Инвайдером как ключ-подсказка, то учёные из Королёва должны будут, либо ничего нового не сказать, либо поведать о чём-то не менее глобальном…

Нашим героям предстояло подняться на ещё один этаж, чтобы Руслан окончательно закончил свои дела. И, казалось бы, что такого необычного могло ждать Полину на этом этаже? Что там может быть эдакого, что предопределит в будущем финал всей этой невероятной истории, начавшейся с опрометчивого контакта на просторах интернета? Но часы бежали вперед, её битва с врагом продолжалась, и, не смотря на союзников, ряды которых потихоньку, но крепли, главное оружие против своего мучителя ждало Полину на третьем этаже этого частного медицинского учреждения. Но об этом девушка пока не знала, да и не могла знать…