Текст книги "Invider. Печати 1 и 2"

Ветры тоннелей

Дойдя до зоны активных работ, Денис подбежал к высокому лысому мужику в такой же рабочей одежде и долго с ним говорил. Полина изрядно устала от неудобного пути и решила подкрепиться печеньем. Вокруг было шумно: отовсюду раздавался то грохот отбойных молотков, то – рёв перфоратора, то – скрежет несмазанных колёс узкоколейных электровозов и дрезин. Пару раз мимо Полины проходили рабочие, которые кидали ехидные взгляды на её огромный рюкзак и посмеивались. Наконец, Денис закончил беседу, и подошёл к подруге, вглядываясь в тоннель то в одну, то в другую сторону.

Они постояли ещё минуты две. Вдруг Денис вытянул руку и с гордой интонацией произнёс:

– Вот, Поли, знакомлю тебя с легендарной личностью. Таких людей ты в своей жизни ещё не встречала.

И девушка увидела, как из тьмы бокового и узкого, видимо, технического тоннеля, медленно выплывает долговязая, но крепкая фигура в рабочей спецовке.

Если бы Полина оказалась на уроке славянской культуры, а серьёзный профессор, подойдя к ней вплотную и, строго поправив очки, попросил: «Барышня, опишите-ка мне образ былинного русского старца, каким его понимали исследователи древних писаний», – то она бы без промедления ответила: «Да это же дед Митрич из московского метро!»

Перед ней предстал старик, голову которого покрывала пышная белая шевелюра. Густые белые брови, усы и борода аккуратно продолжали этот образ. Но по-настоящему красочную картину создавали яркие голубые и невероятно крупные глаза старика, в которых, казалось, отражается свет, если не сибирских рек, то по крайней мене, тоннельных луж и ручьёв, настолько живыми и молодыми они казались. Длинные руки старца заканчивались костлявыми, но крепкими ладонями-лопатами, а его стану и осанке мог позавидовать любой спортсмен.

Денис и раньше рассказывал про этого легендарного «обитателя подземки», но он никогда не описывал Митрича. Теперь же Полина понимала, как ошибалась, читая многочисленные сообщения от Wiper’а, частым героем которых выступал этот старик.

Полину поразило в нём одновременное сочетание несочетающегося. Старик казался и плотным и прозрачным, и твёрдым и хрупким, и закостенелым и гибким… Он олицетворял какую-то незримую мощь и вселял уверенность, в его взгляде читалось что-то от взгляда Эрнеста Че Гевары с классического портрета, который видела Самико в своём четвёртом видении в кабинете президента Чили. Кроме того, в памяти Полины всплыли фильмы-боевики с участием тибетских мастеров боевых искусств или шаолиньских монахов, которые одним лишь шевелением кончиков пышных седых бровей отправляли в нокаут целые дюжины незадачливых ниндзя, наёмных американских убийц и секретных агентов КГБ вместе взятых.

Митрич осмотрел Полину с ног до головы взглядом рентгеновского аппарата, затем повернулся к Денису, скрипучим голосом процедил:

– Это что ль твоя девка? Хороша, хороша. А что, не боится она тьмы тоннелей? – этот вопрос уже адресовался ей самой.

– Здравствуйте, – нерешительно произнесла Полина. – Денис говорил, что вы можете мне помочь… Я попала в сложную ситуацию… Да и вообще, мне нужно подумать о жизни, а это место, оно… Оно способствует…

– Столько слов и все не по существу, – проворчал дед. – Небось, все нужные слова в рюкзаке, вон, какой, огромный!

Полину начали злить колкие замечания относительно её рюкзака, но она постаралась раздражения не проявлять.

– Я верю тебе, ты говоришь правду, хотя и пытаешься её переврать, – медленно произнёс старик. – Что ж… Я помогу тебе, тем более что работа моя на сегодня закончена. Меня все кличут Митричем, можешь и ты так называть.

– Меня зовут Полина, – она представилась. – А ваше полное имя Фёдор Дмитриевич, так ведь?

– Это Денис рассказал? Ну, пусть будет так. Только не Дмитриевич, а Митяевич… – Митрич повернулся на месте, сделал пару шагов, остановился. – Ну что, Денис, ты спрашивал про контур?

– Да, Митрич. Понимаешь… Давно уже хочу узнать про него, ребята смеются, говорят, что это всё выдумки, но ты как-то рассказывал на полном серьёзе. Да и времени не было, а тут как раз совпало, вон, Полина тоже тайнами метро интересуется. Может, покажешь?

– Да показать-то покажу, вопрос, нужно ли оно вам? Ладно, идём, здесь недалече. А ты, Полина? Тебя тоже контур интересует или что-то другое?

Полина задумалась. Как лучше объяснить старику, зачем она здесь? Ведь не рассказывать же ему про Инвайдера, да и Денис услышит… Некоторое время она молчала, затем ответила:

– Мне нужно понять суть земли. А сделать это можно только здесь, на глубине.

– Интересно, – процедил дед сквозь зубы. – Суть земли… Последний раз я слышал такую фразу полвека назад. Да и то, свидетелей в живых уж и нет, земля их всех и приняла. – Потом быстро добавил: – Да ты меня не бойся, дочка. Я ведь только лицемеров и лжецов на дух не переношу, а ты, я вижу, не из таковых. Идём сперва на контур, а уж потом… Потом решим. Может статься, что ответ на твой вопрос ты получишь не от увиденного, а от услышанного. Вот, только что…

Старик замялся.

– Нужно бы меры предосторожности исполнить. Денис, ты понимаешь, о чём я?

Денис хмыкнул носом, взглянул на Полину, сказал:

– Понимаешь… Я тебе раньше не говорил, но так надо. Ты уж извини, придётся завязать тебе глаза.

Полина возмутилась:

– А как же я буду идти через ваши шпалы?

– Наш путь, – Митрич махнул рукой в сторону бокового прохода, – лежит вне основных тоннелей. Я знаю, как отсюда добраться до контура через обходные ходы. Не бойся, мы тебя не бросим. Если ты готова к подземным тайнам, то прими и это неудобство.

Денис вынул из кармана кусок чёрной ткани и сказал:

– Поли, ты же мне доверяешь? Гарантирую, что с тобой ничего не случится. Мы пойдём под руку, осторожно.

– Да и недалече здесь, – повторил Митрич. – За полчаса управимся.

Полина понимала, что ей придётся согласиться.

– Ладно, давайте, – устало махнула она рукой. – Только тогда всю дорогу будем разговаривать.

Денис повязал ей на глаза тряпку и все трое направились в темноту бокового тоннеля, оставляя за собой далёкий шум рабочих и клацанье металлических колёс вагонеток. Где-то впереди ждал их северный сегмент таинственного контура.

Видимо, путь не освещался, и Денис включил фонарь. Полина поняла это по щелчку и мелькающему сполоху на чёрном фоне перед глазами. Денис вёл её под левую руку, а фонарём в своей левой руке, вероятно, и освещал дорогу.

Он принялся что-то говорить о строительстве новой ветки, что финансирование плохое, что начальство требует высокой отдачи. Митрич периодически вставлял какие-то фразы, кряхтел, но Полине казалось, что мысли его сейчас далеки от проблем метростроя, и что он о чём-то очень напряжённо думает.

«Наверное, – решила Полина, – трескотня Дениса – это разогрев для настоящего серьёзного разговора».

Она не вмешивалась в его монолог, лишь изредка односложно соглашалась с ним или, наоборот, что-то уточняла. Чем дольше они шли, тем больше говорил Денис, а Митрич, напротив, совсем замолчал. Дениса же понесло как обычно на тему знаний, полученных не иначе как из мистических астральных анналов. Полина слушала его через силу, стараясь думать о том, что все эти испытания направлены на одно: спасение Игоря.

Заскрипела какая-то дверь, что-то грузно ухнуло и после нескольких акробатических приёмов Полина, как она поняла, оказалась внутри другого помещения. Шли по нему ещё около десяти минут, после чего вновь звучал скрежет и грохот металлических дверей и решеток.

– Уже недолго осталось, – заметил Митрич. – Тогда повязку снимем, пойдёшь так.

– Спасибо, обнадёжили, – пробурчала ему в ответ Полина.

Наконец, они пересекли ещё один рубеж подземных казематов, и после очередного металлического грохота Митрич торжественно сказал:

– Вот теперь можешь снять повязку.

Полина сняла с себя тряпку и огляделась. Они стояли в небольшом куполообразном помещении, стены и потолок которого были выложены из красного кирпича. С одной стороны находилась железная дверь, сплошь покрытая язвами ржавчины. С другой – начинался коридор, обложенный таким же кирпичом. Денис посветил в него фонарём, но луч затерялся в непроглядной тьме.

– Отсюда до контура рукой подать, – сказал Митрич. Только ещё один порог пройти надо. Раньше-то тут ловушки стояли, но до войны ещё их выкопали, а дырки залили бетоном.

Полина посмотрела на ровный серый пол, освещаемый фонарём.

– Где мы? – тихо спросила она?

– В подвалах бывшего святилища, – ответил старик. Его построили ещё до Кремля как форт-пост контура. Тут проводили мистические обряды, чтобы зарядить контур эфирной энергией. Согласно легенде, во всяком случае, – добавил он и впервые улыбнулся какой-то сухой прозрачной улыбкой.

– Идёмте, – коротко сказал он и зашагал по коридору.

Полина и Денис последовали за ним.

Воздух в подземелье стоял тяжёлый, сырой. Где-то капала вода, громко отдаваясь эхом от гладкого пола. Полина вспомнила полузабытую статью с новостного сайта, и решила, пользуясь поводом, начать свой «серьёзный разговор»:

– А, правда, что в метро остались катакомбы с химическим оружием?

– Так говорят, – лукаво проскрипел Митрич. – Я, дочка, работаю в метро с тридцать первого года, много, чего слышал. Много чего повидал…

– Сколько же вам лет? – изумилась Полина.

– А Бог один знает, я-то уж и сам позабыл.

– Можно узнать в отделе кадров, но там документов на Митрича нет, – вмешался Денис. – Он, походу, вообще в штате не числится. Живая легенда!

– Да… – Протянула Полина. – Ну и дела!

– Ты, дочка, от кого про катакомбы-то узнала?

– Так в интернете пишут. Где-то в районе «Университета» диггеры лазали, они там следы каких-то бочек нашли. Вернее не следы… Таблички, что якобы, за дверьми склады с каким-то компотом…

– Я, дочка, бесовщину эту вашу компьютерную не понимаю, ты уж извиняй. Да и диггеров оголтелых не люблю, суют нос везде, где не след. А про компот это ты верно заметила.

– Какой ещё компот? – Спросил Денис. Он шёл на два шага впереди Полины с Митричем, и освещал дорогу фонарём. – Что-то мне подсказывает, что речь идёт не о напитке из сухофруктов?

– Компотом поначалу называли определённые смеси отравляющих газов, но потом, после войны уже, так стали называть токсичные отходы, которые сливали из старых боеприпасов в одну ёмкость, а потом зарывали где-нибудь под пустырями. Склады в сорок первом перемещали в метро, а Москва-то, она ж, не сразу строилась, вот отходы потом и закапывали неподалёку. А что уж потом там дома понастроят, так никто и додумать не мог. А как построили, так потом спохватились, да поздно уже, так москвичи сейчас и живут на том компоте…

– А это опасно? – Полина слегка замедлила шаг.

– А то нет? Ещё как опасно. Ты думаешь, отчего шумиха с фенольными домами была? Из-за бетона? Нет, милая, бетон в Союзе был отменный. Всё дело именно в компоте: кое-где ёмкости гнить начали, вот химикаты и просачиваются. Пока они сквозь землю пройдут, пока в дома, да в людей впитаются – время долгое, оттого и болели люди годами…

– Митрич, откуда ты всё это знаешь? – Улыбнулся Денис. – Ты, я вижу, горазд заливать, про тебя во всех бригадах только и говорят, что лучшего сказочника во всём метро не найти. И вообще, метро в тридцать первом ещё не существовало! Его только в тридцать втором строить и начали!

– А вот и нет! Первые работы начались осенью тридцать первого, вот я с самого начала-то и был!

Полину удивила та фамильярность, с которой Денис обращался к Митричу, но она не стала заострять на этом внимания. Возможно, они давно знают друг друга и для них это нормально…

– Ну а про компот этот, откуда узнал?

– Я, сынок, при Хруще работал в особом отделе по химической защите стратегических объектов. Был к разным тайнам допущен, с людьми важными разговаривал. Мне про тот компот один высокий чин по пьянке проболтался. Сам потом жалел, глаза прятал. Ну, а я-то что? Смолчал… Человеку жизнь спас. Уж когда Раменки-то строили, весь компот оттуда вывезли куда-то на север и вроде как в океане затопили. Теперь он на дне морском лежит, да рыб травит…

– Жуть какая. – Произнесла Полина. – Надеюсь, мы на эти бочки не нарвёмся?

– Милая, в метро есть тайны и пострашнее бочек со старыми газами, ты уж мне поверь, – каким-то зловещим тоном произнёс дед. – В этих ваших… интернетах… что-нибудь пишут о нижних тоннелях?

– Я не помню… – заколебалась Полина. – А ты, Денис, слышал?

– Нет, вроде. Хотя и странно, уж кто—кто, а я столько всякого про наше метро наслышался, что иной раз уши вянут. Люди путают тайное с явным. Древние знания – это одно. А метро – это просто метро. Потом книжки всякие пишут, сказки сочиняют.

– Про то, о чём я вам сейчас расскажу, – продолжал Митрич, – ни в каких книжках не пишут. А если напишут, то автору – крышка! Понимаете? Есть тайны, которые имеют статус выше государственных!

– Это да, – отозвался Денис. – Мировое правительство может наложить запрет на любую информацию и никакой президент не осмелится этот запрет нарушить. Все мы под большим колпаком, особенно Митрич…

– А ты не ёрничай, мал ещё, старикам замечания делать! Есть общечеловеческие законы, которые превыше государств. Я ничего не знаю на счёт мирового правительства, но кто-то эти законы блюдёт. Так и в случае с нижними тоннелями. Эта информация настолько сильно засекречена, что о ней вряд ли знает и наш премьер-министр…

– Фёдор Митяевич, с вами, конечно, интересно, но очень страшно, – отозвалась Полина. – Может, вы нам расскажете обо всём этом после, на поверхности? А сейчас… просто расскажите о себе…

– Ты же хотела познать суть земли? Так изволь. Я, дочка, человек старый и дюже опытный. Я по глазам вижу, что для тебя это очень важно. Не знаю пока, какая сила заставила тебя сюда спуститься, но если тебе нужно открыть здесь замок, то я – ключ к нему. Мне много лет, но я не потерял рассудка и ещё хорошо разбираюсь в людях.

«Ключ! – Полина сглотнула. – Он произнёс это слово случайно или…»

Нет, в то, что Митрич – агент Инвайдера, Полине никак не верилось. Денис рассказывал про этого старика и раньше. Скорее всего, Инвайдер просто знает о нём, потому и свёл их сейчас в этом страшном и тёмном месте…

– Ладно… – протянула Полина, – валяйте. Только, если я упаду в обморок от страха, не смейтесь.

Старик остановился. Денис тоже замедлил шаг.

– Ну-ка, Денис, притуши фонарь, – Митрич коснулся его плеча своей костлявой рукой. – Видите, вон там вдали… Свет.

Вдалеке мутнело светлое пятно.

– Мы выходим к северному колодцу. От него нам останется ещё метров двести до решётки. Ну, а там с Божьей помощью ещё чуть-чуть, и будет ваш контур.

– Что ещё за колодец? – спросил Денис.

– Вентиляция. Сделана уже в наше время. Выходит на территорию Екатерининского парка, но заметить её не так-то просто.

– Митрич, ты-то не устал? – Денис снова включил фонарь и осветил морщинистое лицо старика.

– Убери свет, не люблю… когда лампа – в глаза. А устану я тогда, когда до цели дойдём. Пошли. А пока… Послушайте, что я вам расскажу.

Они снова двинулись по тоннелю, медленно ступая по бетонному полу.

– Слушайте, – начал Митрич. – История эта случилась в семьдесят шестом. Работал я тогда на одной строящейся ветке… Не буду называть, где именно, вам это знать не обязательно. Мы прокладывали совершенно новый тоннель, причём руками, без помощи автоматики. Комплекс-то у нас тогда ручной только имелся, всё при помощи молотков и лопат делали.

Работали у нас в бригаде два паренька, хорошие ребята. Вася Дятлов и Игорь Полищук. Всегда веселые, анекдоты про Ильича травили постоянно. Не знаю, как их начальство терпело… Впрочем, система тогда уже потихоньку трещать начала, да и работали они славно, вот глаза на них и закрывали. Словом, ничего плохого о них я сказать не могу, славные были парни. И работать с ними – одно удовольствие. Проходишь, бывало, грунт, а Игорёк, ни с того, ни с сего, то историю какую-то смешную расскажет, то анекдот политически некорректный… А Вася начинает его осуждать, что же это, мол, вы, молодой человек такие вещи нам говорите, нехорошо получается, вот, сообщу про вас в органы. Все смеются, всем весело…

А они включают свой инструмент – и снова с серьёзными минами долбят породу.

– Митрич, извини, что перебиваю… – вмешался Денис. – Ты тогда проходчиком был? Это что ж получается, сначала в секретном отделе, а потом – проходчиком?

– Я, сынок, по образованию химик. И работать мне судили – экспертом по токсичным веществам. А тогда в метро много складов содержалось с этой пакостью, мы уже говорили об этом. Так мне и сказали: «будешь работать как проходчик, но иногда консультировать товарищей относительно химзащиты». Я согласился. Тогда как раз всю эту нечисть удалять из метро начали. Вот так и совмещал две должности, да паёк почище прочих имел. А во время войны на фронт меня не отпустили, сказали, что такой спец как я нужен на стратегическом объекте. Ведь когда немцы-то вплотную к Москве подошли, я тоже кое-чего слышал. Вроде как Молотов с Маленковым не раз предлагали вождю поднять все склады с люизитом и сделать из него полукольцо перед линией фронта. Но он так и не решился… Наверное, на этот случай меня как эксперта и держали.

– Ну, ты даёшь! Полина, ты его вообще аккуратнее слушай, а то он сейчас расскажет, как лично со Сталиным беседовал.

– И беседовал! Но так то – отдельная история, вас не касается.

Полина слушала всё это и никак не могла понять, кто же такой этот загадочный дед. Слегка чокнутый старик? Или кто-то, действительно необычный, возможно даже, уникальный? Денис как-то писал, что о происхождении Митрича никто ничего не знает, а сам он никогда не рассказывает о себе до того времени, как попал на работу в метро. В бригаде он числится как проходчик, но действительно, частенько приезжают к нему люди в штатском, и он что-то им объясняет, иногда уезжает с ними. Самая поразительная легенда, связанная с Митричем, гласила о том, что он – результат какого-то секретного эксперимента, связанного с евгеникой, проводившегося ещё в двадцатых годах под руководством тогдашнего руководства и каких-то засекреченных врачей-исследователей, впоследствии расстрелянных. Так ли это, никто напрямую спрашивать старика не решался, и Денис строго настрого запретил Полине касаться этой темы. Родных и близких Митрича никто не видел, а жил он в обычном общежитии с другими рабочими, у кого в городе не было доступных для проживания квартир.

Пока Полина думала об этом, Митрич молчал, видимо, вспоминая то ли свою встречу со Сталиным (Полина уже не удивлялась), то ли продолжение истории про двух бесшабашных парней. Вдруг он метнул на неё свой орлиный взгляд, блеснувший во тьме голубизной бездонных глаз, и Полина едва не лишилась чувств. Ей показалось, что он насквозь видит её мысли и сейчас последует возмездие за дерзость, но Митрич спокойно повернул голову, как, ни в чём не бывало, спокойным голосом продолжил свой рассказ:

– На дворе уже стоял март, но в забое-то оно особо не чувствуется. Мы шли чуть сверх плана и начальство сильно нас не тормошило. В один момент в тоннеле оставались я, Вася, Игорёк, Палыч и Михель. Последний был потомком немецких коммунистов, хорошо говорил по-русски, и никаких проблем в общении с ним у нас не возникало. В какой-то момент работал только один он, я уж не помню, почему. То ли ребята курили, то ещё чего. Я не курю, но решил тоже постоять передохнуть. А Михель долбит и долбит. И тут – раз! Чувствуем, что комплекс шатнуло, а он – на втором ярусе. Посыпалась земля, какой-то скрежет пошёл. Мы понимаем: что-то не так, возможна опасность обрушения, а то и – воды! Мы ему кричим:

«Мишка, спускайся!»

Он замешкался, пересёк комплекс и прыгнул в нашу сторону. Я как сейчас помню: он прыгает, падает, как при замедленной съемке, касается грунта и уходит в него! Мы, конечно, бросились к нему, смотрим, а между нами и комплексом – яма огромная, и внизу – полость. Но вода оттуда не идёт, как есть – пещера. Причём она чутка сбоку, едва не под колеёй с вагонетками. Мы ему:

«Живой?»

Слышим, ругань по-немецки, вроде, живой. Потом кричит:

«Ребята, я, кажется, ноги сломал! Помогите!»

Игорька мы тут же послали за помощью, Палыч трос хватает, а я фонарём свечу. И тут открывается нам такая картина…

Митрич замолчал. Где-то вдалеке раздался писк.

– Крысы – разносчики чумы, – зачем-то сказал Денис. – Ну, и что же вы там увидели? Пещеру с сокровищами?

– Знаешь, Денис, прогневаешь ты меня когда-нибудь, превращу я тебя самого в крысу. Что, думаешь, сил не хватит?

Денис хмыкнул, но ничего не ответил.

– Слушайте дальше, а особенно ты, Полина. – Митрич продолжал свой рассказ. Мы с Палычем трос спускаем, а сами смотрим вниз и не понимаем, что делаем. Михель нам орёт:

«Хорош, спускайтесь сами!»

А мы суём трос и смотрим. А смотрели мы, я вам скажу, на то, что никак не ожидали увидеть. Под нами проходил другой тоннель! Он пересекал наш строящийся под косым углом практически на расстоянии метра!

Ясное дело, если бы там уже находились какие-то сооружения, это скорректировали бы в планах, но мы ничего не знали. А в советское время, я вам доложу, с этим было строго. Это сейчас могут сваю прямо в поезд сверху вбить, а тогда за такие промашки головы стригли, да сроки давали. Мы думаем: «Как же так! Неужели, правительственная линия!»

Вы должны понимать, что простым смертным о таких вещах знать не полагалось. Я-то, конечно, человек не простой, но ребят мне стало жалко. Думаю, всё, пропали. Но что-то внутри у меня тогда шевельнулось: не должно там тоннелей-то никаких проходить, ну никак не должно! Ладно, остановились мы с Палычем, смотрим, друг на друга, всё понимаем, а сказать страшно. Михель кричит:

«Я не могу один подняться, спуститесь кто-нибудь. Я об рельсы сильно ударился».

Рельсы! Значит, всё-таки тоннель! А, если, там поезд сейчас пройдёт? Надо Михеля срочно выручать. Тут Вася как рявкнет:

«Вы чего стали как вкопанные, дайте мне!» – и, хватаясь за трос, начинает спускаться по нему. А Палыч трос к комплексу прикрепил, вроде, держит. Я смотрю на Васю, а он весёлый такой, рукой помахал мне, говорит: «Сейчас быстро его с того света верну!»

– Очень мне тогда эти его слова запомнились, – тихо добавил Митрич. – Как будто знал он, куда спускался. Я подполз к самому провалу, освещаю ребят фонарём, смотрю и удивляюсь: на полу тоннеля действительно рельсы, да только необычные какие-то. Скорее монорельс, как сейчас принято говорить. И что-то вроде шпал по бокам расходится аж до самых стен. А стены прямо вертикальные, а не как в метро, полукругом. Я кричу им:

«Что вы видите?»

А Вася отвечает:

«Тоннель, только какой-то не такой».

Я говорю:

«Опиши».

Он начинает:

«Рельсы странной формы и стены ровные до потолка. Сам потолок как будто арка. Стены выложены из тёсаных камней, а не из тюбингов, пол вымощен камнями, тоже гладкими, как и стены. – И ещё говорит: – Странный вой идёт, будто ветер, но на ветер не похоже, да и не чувствуется его».

Я заволновался не на шутку. Под Москвой много чего интересного есть, но про эти тоннели мне самому неведомо было. А уж ежели я про них не знал, так чего о молодых говорить?

Тут подоспел Игорёк с аптечкой и ещё двое рабочих, я не помню их имён. Вася кое-как Михеля закрепил, обвязал вокруг пояса, ребята его вытащили. Ногу он себе тогда крепко повредил. Пришлось прямо на месте фиксировать. В это время Палыч ушёл на ближайший пост докладывать начальству, я остался с Игорьком дежурить, а рабочие Михеля понесли. Он тогда ещё обернулся и на меня посмотрел как-то… виновато, что ли.

«Прощай, дед!» – сказал. А я ему: – «Так чего ж прощай-то? Я тебя ещё в больничке навещу». – Как в воду глядел немец…

Денис хмыкнул и сказал:

– Судя по твоей интонации, судьба Михеля незавидная.

– А ты не перебивай! – сердито крикнул Митрич, Полина даже вздрогнула. Его старческий голос отразился от стен и пола и стал похож на затихающее воронье карканье.

– Извините, – буркнул Денис.

Полина не понимала, почему Денис, человек, постоянно разглагольствующий о потусторонних мирах, Шамбале, базах инопланетян на Луне, секретной планете «Чёрный Принц» и прочих малопонятных Полине вещах и явлениях, всё время норовит подколоть Митрича? И почему тот относительно спокойно на это реагирует? Уж не родственники ли они? А вдруг… всё это – игра?.. Та самая игра? В которую её уже втянули?

Митрич остановился. Оказывается, путешественники дошли до светлого пятна.

– Вон он, колодец-то, – сказал старик, задрав голову вверх.

Действительно, потолок в этом месте нарушало аккуратное круглое отверстие, уходящее высоко-высоко, и, минуя несколько решёток, заканчивалось голубоватой точкой. Внизу находилась лужа, в которой островками сидели кучки мусора. Бетонный пол под лужей был вырезан, образуя небольшую ванночку.

– Это специально сделано, чтобы вода в землю уходила, – опередил вопрос Полины Митрич. Шахта-то высоко над землёй возвышается, но всё равно, пыль, дожди… Пойдёмте, осталось недолго.

– Итак, – продолжал он, когда все трое перешагнув лужу, двинулись дальше. – Немца унесли. А я снова с фонарём и – к обвалу. А сам чувствую, что спускаться туда небезопасно. Кричу Васе:

«Давай, поднимайся сам».

А он, дурень, отвечает:

«Нет! Я, – говорит, – хочу исследовать тоннель. Дайте мне фонарь помощнее».

Я тогда, хотя и чувствовал, но до конца и сам не понимал, с чем мы столкнулись. Игорёк тут как тут, протягивает прожектор. А у него кабель, метров двести, как раз от щитка неподалёку. Опустил прожектор в дыру, сам собирается туда лезть. Я не смог его остановить, он и спустился. Я спрашиваю:

«Куда вы?»

Мне кричат:

«Пойдём сначала на восток! Только здесь компас не работает, стрелка по кругу бегает без остановки».

У Игорька с собой всегда компас был, он проверял его работоспособность под землёй. А восток они определили по соотношению направлений обоих тоннелей.

Я стал ждать. Свет их прожектора пропал, и я только вижу, как провод сползает вслед за ними в дыру. Тут прибегает бригадир, весь белый, пятнышка здорового на лице нет, начинает орать:

«Что ещё за тоннель? Нет тут никаких тоннелей…» – и тут же осекается, смотрит, то на меня, то на провал в полу. Видно, не ожидал он такого. Стало быть, либо и, правда, секретное метро и какая-то роковая ошибка при проектировании вышла, либо… мы столкнулись с древними обиталищами, которые и слухов-то нам не оставили.

Бригадир что-то ещё покричал, видно, по инерции, но делать нечего, надо начальству докладывать. Палыч-то его, оказывается, по дороге встретил, и бригадир запретил ему пока что звонить. Я говорю:

«Двое из нашей бригады спустились в тоннель, видишь провод». – А тот всё медленно уползает в дыру. Говорю, мол, надо срочно наверх докладывать!

Бригадир побелел ещё больше, мечется вокруг дыры. Я понимаю его: если попали на секретную ветку, не одна голова покатится. А он – невесть, какая птица, улететь ему некуда. В итоге решился он, в конце концов, доложить и, главное, спрашивает у меня:

«В управление метростроя звонить или сразу… туда?»

Я говорю:

«Звони лично товарищу Легостаеву».

Он мне:

«Ты что, с ума сошёл! Он же сейчас на съезде! Вдруг, доклад читает! А тут – такое!»

В те дни-то съезд партийный был, вся верхушка, все руководители там были… Но всё-таки послушал. Смотрю, стал думать, говорит:

«Свяжусь с начальником смены, пусть сам решает. А этих дураков срочно обратно зови!» – и убежал.

А как их позовёшь? Я уже знал, что их вряд ли удастся спасти. И тут, как по команде – раз! Провод остановился. Я за него дёрнул, свободно. Потянул ещё – тенятся! Я закричал:

«Вася, Игорь! Вы где?»

Молчание. Я провод тяну, уже сам не свой, ну, всё, думаю, нашли ребята свою погибель, и точно – обрывок провода и вытягиваю…

Полина решила вмешаться:

– Он оборвался?

– Да… Вынимаю, а он не то, что оборван, а как будто оплавлен. Я быстро кинулся к щитку, вынул вилку. Но до конца провода дотрагиваться боюсь, чувствую, что на нём зараза какая-то. Я тогда, честно скажу, поступил так. Взял этот провод, подложил под колесо дрезины, да и отрезал его. А конец выкинул в дыру. Мало ли что на нём там осталось…

– А что стало с парнями? – серьёзным тоном и, видимо, извиняясь, спросил Денис.

– Я звал их ещё минут пять, пока не подошли люди. Один назвался лейтенантом госбезопасности, у нас тогда они регулярно ошивались. Я всё ему объяснил, про ребят, про провод. Он сказал, что ситуация берётся под контроль КГБ, руководство метрополитена уже в курсе. Может, соврал, я не знаю, уж слишком быстро всё произошло. Потом бригадир прибежал, велел оцепление поставить. Натянули какие-то верёвки, установили новый прожектор. Собрали инициативную группу из меня, лейтенанта, бригадира и ещё пяти человек. Стали решать, что делать: спускаться и искать парней, или ждать, когда прибудут спасатели. Решили ждать.

Сидим, прислушиваемся к тишине, иногда зовём их по именам. И вдруг из дыры раздаётся такой рёв, что мы вздрогнули! Лейтенант достал пистолет. Говорит:

«Все назад!»

А куда назад-то? Ну, подались мы за импровизированное ограждение, а самим жуть, как страшно. Рёв был такой, как будто рокот взрыва, а сам взрыв где-то немыслимо далеко! Снова стали ждать. Лейтенант подошёл совсем близко к дыре, светит фонарём (в это время кто-то побежал уже за вторым прожектором). И вдруг кричит:

«Трос срочно! Тут человек!»

Мы трос кинули, ждём снова. Двое и лейтенант тянут и вытягивают Игоря. Я как на него глянул, всё понял. Никакая это не кремлёвская ветка и не секретное метро. Под нами проходил один из каналов, связывающих все подземные города времён Лемурии. Оттого и подобие рельсового пути там находилось, так как расстояния в тысячи километров жители древней Земли преодолевали на поездах. Мы столкнулись с веткой, что связывала юго-западный город Брахйн’ей и уральский конгломерат. Я давно ещё слышал об этой связке, но с годами позабыл. И вот, лично стал свидетелем.

– Что же стало с Игорем? – робко спросила Полина.

– Он, видно, нарвался на ловушку. Лемурийцы ставили ловушки страха, чтобы никто, кроме них не пользовался тоннелями. Ну, та и отпугнула его обратно. Да и дара речи он в тот момент лишился, трясся только весь… К тому же, я не был тогда уверен, что он кроме страха, не словил там чего похуже. Это стало ясно после, когда оба они, – Игорь и Михель, одинаково умерли в больнице. Им поставили диагноз – острая лучевая болезнь. В тот момент я понял, что поступил правильно с проводом. Впрочем, в тот же день уже пришли военные с дозиметрами, и установили в забое высокий фон. Нас всех быстро вывели и заставили проходить процедуру дезактивации…

– А что стало с Васей? – спросил Денис. По его тону было понятно, что веселье его прошло.