Текст книги "Invider. Печати 1 и 2"

Ужасы медицинских учреждений

Руслан, кстати говоря, относился к людям, начисто лишённым эмоций. Ну, ладно, почти начисто. Ну, скажем так: он их очень хорошо контролировал. Разгадка этого явления довольно банальна и проста. Дело в том, что Руслан пару лет оттрубил на «скорой помощи». Да-да: до того, как поработать с мёртвыми, а после них – с живыми, Руслан успел попрактиковаться над неопределившимися…

Сейчас он внимательно посмотрел на свою спутницу и, чётко выговаривая слова, произнёс.

– Сиди здесь и никуда не ходи. Ясно? Никуда. Жди меня тут. А то умудряешься найти себе… собеседников.

– Хорошо, – буркнула Полина.

– Я тебе серьёзно говорю. А то сунешься, куда не надо, потом жалеть будешь. Здесь тяжёлые случаи. Наркоши, раковые…

– Слушай, Рус, я всё-таки взрослый человек!

– Ага, взрослый – твой папа, а ты пока ещё молодая. Короче, жди меня здесь, вернусь через десять минут.

И Руслан, как и на втором этаже, направился вдоль по коридору, скрылся за поворотом.

Полина надулась.

«Что это он разговаривает со мной, как будто я какая-то трусиха. Что я, наркоманов не видела?»

Действительно, Полина общалась как-то с людьми, употреблявшими метиламфетамин, но было это ещё во времена первого курса, да и общение их длилось не долго – всего один вечер. К счастью Полина ничего подобного не пробовала, а ограничилась лишь наблюдением.

Она вновь начала думать об Игоре и о своем враге. Но никаких спасительных решений не приходило ей в голову. Порой ей даже казалось, что она уже смирилась со своим положением, и что дальше всё решит только случай.

«Может, я, равнодушная эгоистка? Может, и хорошо, что мне выпало подобное испытание? Проверка… И она показала, что я не гожусь на роль целеустремлённого человека? Да что там целеустремлённого. Любящего! На роль любящего – и то не гожусь…»

Вдруг она услышала отдалённый глухой звук, донёсшийся из-за закрытой двери ближайшей палаты.

Полина вслушалась. Звук повторился. Ей показалось, что кто-то, то ли мычит, то ли стонет.

«Наверное, больной проснулся и хочет пить», – подумала Полина.

Она огляделась, но не увидела, ни в одном, ни в другом направлениях коридора никого. Вообще, всё это медицинское заведение выглядело сейчас каким-то пустынным, а этот этаж казался просто безжизненным.

«Они что тут, экономят на персонале? Ах да, разгрузочный день…»

Звук повторился.

«Если я поднесу больному воды, ничего страшного не случится», – заключила Полина.

Она встала со скамьи и подошла к автомату, чтобы набрать стакан холодной воды. Закончив сию нехитрую операцию, она направилась к двери и постучала. Никто не ответил. Тогда она нажала на ручку. Дверь открылась, и девушка медленно вошла внутрь.

Полина оказалась в слабоосвещённой палате, где стояло всего две койки. Обе они располагались одна параллельно другой вдоль стены по левую руку, стоя «головами» к этой стене. Первая пустовала, аккуратно заправленная зелёным одеялом, а вторую полностью закрывал балдахин. Он слегка покачивался, и Полина догадалась, что именно там находится больной. По правую руку от неё стояли две тумбочки, одна ближе, другая дальше; на дальней тумбочке большой кучей громоздились лекарства.

«Наверное, у него началась ломка, – подумала Полина. – Ладно, стакан воды ему не повредит».

– Эй, кто здесь, – негромко произнесла она. – Я принесла попить.

Она уже смелее зашагала мимо первой кровати и, дойдя до окна, заглянула за балдахин второй. И замерла.

Несколько секунд она стояла не в силах двинуться с места. Её руки задрожали. Стакан упал на пол с глухим квакающим звуком, обрызгав ноги холодной водой. И, если бы Полина не была обута в крепкую походную обувь, а, скажем, в свой привычный «Adidac», она, вероятно, почувствовав эти брызги, очнулась бы от ступора. И выскочила бы из палаты. Но порой из мелочей строятся системы невероятной сложности, да ещё и с долгоиграющими последствиями. Именно так и произошло в этот раз.

Полина и раньше слышала о том, что такое ДЦП – детский церебральный паралич. Но она никогда не видела это вот так, живьём. Прямо перед собой.

На койке, частично прикрытое одеялом, корчилось тело молодого человека лет… Наверное, шестнадцати? Возраст Полине понять было трудно. Почти безволосый череп, неестественно запрокинутый назад, словно хотел оторваться от тщедушной грудной клетки, смотрел одним глазом куда-то мимо Полины в потолок. Второй глаз заплыл и казался мёртвым. Правая рука юноши, уродливо изогнувшись, дрожала пятью тощими пальцами; левая судорожно дёргалась на простыне, скребя по ней серыми ногтями. Худые и, вероятно, парализованные ноги безвольно лежали, по одной из них ползала зелёная муха. Туловище больного подёргивалось, приводя в движение балдахин. Рот то открывался, обнажая крупные жёлтые зубы и дрожащий язык, то закрывался… В районе гениталий, прикрытых одеялом, по простыне медленно расползалось мокрое пятно.

Полину охватил ужас. Она хотела что-то сделать, хотя бы просто сдвинуться с места, но неизвестная равнодушная и мощная сила приковала её к полу.

– Боже мой… – прошептала Полина.

И в этот миг, услышав её голос, юноша дёрнул головой. Получилось это так, будто свернули давно заржавевшую гайку, годами сидящую на одном месте. Взгляд единственного работающего глаза впился в девушку, зрачок расширился, сфокусировался на новом предмете окружающей обстановки.

Полина смотрела в эту чёрную точку, не решаясь ничего сделать, однако, параллельно с этим, она начала чувствовать, что силы постепенно возвращаются к ней. Она робко переступила одной ногой назад. Затем – другой. И тут больной, лежащий на койке, широко раскрыл рот и промычал:

– Мэмэээм! Мэмэээм! Мэмээээээ!

Этот звук, будто удар хлыстом, мигом разрушил ступор Полины и та, вскрикнув, бросилась вон из палаты.

– Мээээм! Мээээм! – продолжал завывать больной.

Полина подскочила к двери, распахнула её и врезалась во входящего Руслана. Тот опешил:

– Поли! Какого… Ты что тут делаешь, блин?!

– Руслан! – заорала Полина. – Там… там… Это ужасно!

Руслан сразу понял, что произошло. Он схватил Полину за руку, вытолкнул её в коридор.

– Мэмээээм! – доносилось вслед.

Руслан посадил трясущуюся Полину на скамью и грозно сказал:

– Я же просил не соваться в палаты! Просил же ведь! Русский не родной, да? На албанском нужно было сказать?

– Прости, Рус, я не знала… – Полина заплакала. – Я думала, там пациент воды хочет попить…

– Думала она! – фыркнул Руслан. – Люда!

К ним уже спешила медсестра, нелепо стряхивая с груди крошки от недоеденного бутерброда.

– Люда, последи за девушкой. Суётся, куда не просят, а нервишки слабые… Хорошо? Я пока Сашей займусь.

– Конечно, Руслан Вадимович, – ответила Люда, невысокая женщина лет тридцати, с короткой чёрной стрижкой, маленьким задранным носиком и с глубокой услужливостью в голосе. Она присела рядом с Полиной и обняла её за плечи. – Ну, всё хорошо, не плачь.

Руслан вошёл в палату, закрыл за собой дверь.

Полина никак не могла успокоиться. Слёзы катились по её щекам одна за другой. Может быть, сказалось сильное напряжение последних дней, может быть, и правда, зрелище больного параличом, оказалось для неё шокирующим… Но она была не в силах остановить истерику. Люда продолжала обнимать её за плечи и бубнить что-то успокаивающее.

– Мэмэээм! – снова донеслось из палаты. – Эээ… мээ… мэмэээм!

Послышался голос Руслана, но Полина не смогла различить слова. Она зажала уши ладонями, но голос больного продолжал звучать внутри её головы.

И вдруг… Вдруг она поняла, что означало это жуткое «мэмэээм»!

– Да отойдите вы от меня! – крикнула Полина, оттолкнув медсестру. Та поднялась с лавки.

Полина уставилась в противоположную стену, на её зелёную краску. Она поняла, что «мэмэээм» на языке этого молодого человека означало «мама». Это было единственное слово, которое он мог произнести или хотя бы пытался произнести в силу своих возможностей. Наверное, Полина внешне походила на неё и потому сейчас, случайно увидев девушку, этот юноша принял её за свою мать. «Эээ… мээ… мэмээм!» могло означать: «Это моя мама!» Он стал звать свою маму, видимо, того единственного человека, который был с ним до конца, который продолжал заботиться о нём долгие годы. Того единственного человека, которого он по-настоящему любил, и с которым мысленно разговаривал каждый день.

Полина не знала биографии этого Саши. Но каким-то шестым или седьмым чувством она поняла, даже увидела, как всё было на самом деле. История Саши молнией пронеслась перед внутренним взором девушки…

Саша родился с врождённой гипоксией и, как следствие, с повреждением обоих полушарий мозга. Может быть, этому способствовало курение матери во время беременности, может быть, алкоголизм отца до… Тот некоторое время пытался смириться с бедой, даже два раза «завязывал», но больше четырёх лет он не выдержал: бросил жену с ребёнком-уродом и канул в небытие: спился и сгинул где-то в подворотнях города, раздав себя на экспонаты студентам медикам для патологоанатомических исследований.

Отвернулись друзья, подруги, родственники. Чиновники в богатых и не очень кабинетах обещали помочь, но никакой помощи не было. Доктора в поликлиниках и больницах рисовали сочувственные лица, но реально помочь Саше никто не спешил. На полученные от продажи участка в шесть соток деньги удалось купить много разных лекарств и даже опубликовать заметку в «Вечерней Москве», и даже кто-то откликнулся на эту заметку и посочувствовал, но результат оставался прежним.

И довольно скоро стало ясно: единственное лечение этой страшной болезни могло осуществиться в те годы только за границей, а стоить оно будет таких денег, которых семья не заработает и за всё время своего существования. Поразительным оставался факт: Саша был внуком известного в своё время советского академика, лауреата многочисленных премий по физике, но… В быстро наступивших девяностых этот факт никого уже не волновал, а государству до Сашиной семьи просто уже не было никакого дела. Дед пытался достучаться до власть имущих, но внезапный инфаркт поставил точку в этих попытках.

И кто знает, что бы изменилось, если бы эта жуткая драма началась в эпоху интернета? Сколько бы людей откликнулось на крик о помощи, а не молчаливо закрыли страничку сайта, убеждая себя, что, скорее всего, это – махинация шарлатанов? Ведь такие объявления – сплошь и рядом появляются на медицинских и благотворительных сайтах, передаются через социальные сети и клиенты быстрой связи, приходят в виде ненавистного спама по электронной почте и в SMS-сообщениях. И человек, видящий такое сообщение, говорит себе: эй, да это же лохотрон, мошенники! Нечего тратить своё время и деньги! И уходит со страницы, стирает письмо, убирает телефон в карман…

Но те, кто с последними каплями надежды, слыша судорожные вздохи своего больного ребёнка, зная, что он всё ещё жив, стараются не думать об этом. Они остаются с ним по одну сторону, а по другую – равнодушные люди и время. Время, от нескольких минут до многих долгих лет…

И для Саши потянулись долгие и мучительные годы выживания, борьбы за жизнь, за хотя бы крошку человеческого счастья, за хотя бы частичку человеческого тепла. Но тяжёлая болезнь смеялась над попытками малоимущей семьи хоть как-то облегчить страдания матери и сына.

Годы текли, текли, как течёт моча сквозь одеяло, простыни, матрасы… Струйками и каплями эти годы оседали на пол, на подгнивший паркет старой «хрущёвки», где обитали клопы и тараканы, и никому из соседей не было дела до одинокой матери, живущей вдвоём с сыном-инвалидом, квартиру которых считали прокажённой.

Эти счастливые люди жили, влюблялись, ели, пили, занимались сексом, работали, отдыхали… Проходили мимо двери с потрескавшейся краской, зажимая руками нос… И им было плевать на то, что пожилая и уже сама больная женщина со своим сыном существовали лишь на её ничтожную пенсию и на пособие по его инвалидности, и что продукты им помогает принести медсестра два раза в неделю за небольшую плату. А когда сестра не могла, то мать перед уходом из дома, была вынуждена привязывать сына верёвками к кровати, чтобы он не упал с неё и не сломал себе шею.

Что это были за продукты? Масло, молоко, картошка, хлеб, лапша… В лучшем случае сомнительного качества колбаса, яблоки… Яблоки, которые нужно было тереть в кашицу, как впрочем, и всё остальное, чтобы потом при помощи чайной ложки, запрокинув голову, просовывать эту жижу сыну в глотку и следить, чтобы он не захлебнулся и не задохнулся при этом. И несколько раз за день менять простыни, убирать, стирать, чистить, плакать, молиться…

И так – на протяжении восемнадцати лет, изо дня в день.

Сын понимал это. И единственным словом, которое он мог произнести, было слово «мэмэм». Он называл так ту единственную, которая не отвернулась от него, ту, которая перетерпела унижение и боль, ту, которая оставалась верной ему до конца, ту, которая принесла всю свою жизнь в жертву ради него. Ту, которая подарила ему его жизнь. И глядя на результат, умоляла Бога простить её за это.

Он называл так свою мать. Последнюю свою надежду на спасение от проклятой болезни. Ту, на которой заканчивался для него наш прекраснейший из миров…

Но мать умерла от рака, и вот уже два месяца Саша находился в этом учреждении, где ему стали оказывать медицинскую помощь. Какой страшный парадокс… Для того чтобы сына начали по-настоящему лечить, потребовалась смерть матери, сражавшейся за его жизнь восемнадцать лет.

Полина вытерла слёзы, тупо пялилась в стену напротив. Шок прошёл, но она всё равно не находила в себе силы что-то сделать. Она ждала, когда выйдет Руслан, чтобы вместе с ним поскорее покинуть это место. Люда стояла поодаль, не решаясь что-либо сказать.

Наконец появился Руслан. Он вынес из палаты какие-то тряпки, сказал, что вернётся через минуту и исчез в конце коридора. Люда стронулась с места, заглянула в палату, затем, осторожно прикрыла дверь.

Руслан вернулся быстро.

– Люда, как он?

– Всё в порядке, успокоительное уже действует… Только, Руслан Вадимович, вы же знаете порядки… Вот, распишитесь…

Она достала из кармана какой-то листок.

– Ну, где Горбунов, соответственно…

– Ох, бюрократия, – выругался Руслан, расписываясь. – Скоро за аспирин будут драть… Закончив, он подошёл к Полине, хлопнул её по плечу и коротко бросил:

– Пошли.

Они покинули больницу…

«Нексия» держала свой курс на Королёв. Полина долго не могла прийти в себя. Она бессмысленно смотрела на проплывающие мимо дома, автомобили, скользила взглядом по людям, тротуарам, столбам, вывескам, рекламным щитам… Но вместо них перед её глазами висело лицо уведенного ею больного, его лысый череп, его закатившийся глаз, его торчащий наружу язык. Полина думала: вот как всё относительно в жизни? Как всё… контрастно?

«Да, у меня, беда. Мой любовник, ну, что уж там, давайте называть вещи своими именами. Так вот, мой любовник лежит в больнице в коме. Почти как этот несчастный Саша. Какой-то неизвестный маньяк ведёт со мной свою безумную игру. Он шантажирует меня смертью Игоря. Я стала свидетельницей каких-то разборок в среде спецслужб. Опять-таки по вине этого гада. На моих глазах застрелили человека. Единственный, кто мог по-настоящему защитить меня, уж не знаю, кто он там на самом деле, тоже лежит в больнице. Все попадают в больницу!

Ну, допустим. Вот, возьмём только меня. Конечно, всё это ужасно, я как обычный человек, обычный такой среднестатистический человек, конечно же, хочу, чтобы все эти люди были живы. Но почему? Ведь если докопаться до истины, зачем мне их жизни? Жизнь Митрича нужна мне только для того, чтобы он защитил меня. Жизнь Игоря нужна мне потому, что мне с ним хорошо. Тот бандит из подворотни… ладно, исключение. А Саша? Я никогда не задумывалась о таком. Конечно, рождается много детей с отклонениями, инвалидами, рождаются… И что же? Это статистика… Но я, правда, хочу, чтобы он излечился. Но, зачем? Мне от этого станет легче? Да, видимо, так… Мне станет легче… Мне станет комфортно. Мне просто будет хорошо. И я получу удовлетворение. Я – обычный эгоист, вот в чём дело!»

Полину аж передёрнуло после этого умозаключения.

– Нет! – негромко, но решительно сказала она. – Это не так.

– Чего? – отозвался Руслан.

Полина не знала, что ему ответить и просто буркнула:

– Да так, вспомнила одну глупость… Не обращай внимания.

Сам Руслан решил не начинать никаких разговоров, касательно последних событий. Он прекрасно понимал, что Полину после увиденного лучше не беспокоить.

Институт тонких энергий

Город Королёв, как сообщает нам историческая справка, был основан 26 декабря 1938 года в рамках государственной программы по развитию оборонной и космической отрасли. Впрочем, тогда он назывался Калининград и только в конце двадцатого века получил своё нынешнее название в честь известного советского естествоиспытателя, конструктора, инженера и учёного Сергея Павловича Королёва.

С самых давних пор здесь, в этой «космической столице России», создавались и строились многочисленные учреждения, в которых трудились люди, чьи цели напрямую касались основ мироздания и освоения того безбрежного мира, что простирался за последними слоями атмосферы нашей планеты. Здесь, в Королёве, оформились многие известные учёные и технологи, здесь были разработаны удивительные машины и космические аппараты, здесь строились теории устройства нашего мира и тут же проверялись на практике.

И так было бы и впредь, если бы страна, которая возлагала на этот город большие надежды в плане своего величия, внезапно не прекратила своё существование…

Конечно, задел, созданный в городе десятилетия назад, по инерции продолжал творить торжество науки и прогресса, но со временем, научные учреждения и испытательные площадки становились лакомыми кусочками для людей, чей поиск истины умещался только в понятных им рамках. К Королёву потянулись всевозможные шарлатаны, любители быстрой наживы, коммерсанты, неудачники, кто не смог сделать себе карьеру учёного ввиду малограмотности или лени, словом, все те, кто слетается на сомнительный пир былой роскоши в моменты смуты и потрясений.

Во времена, когда наука переживает забвение, когда целью правящего класса становится продажа энергоносителей, когда производство не нуждается в научном поиске и в технологических решениях, именно тогда, на благодатную почву человеческого невежества и глупости падают семена обмана и наживы, семена, которые прорастают в виде сомнительных институтов и академий, псевдонаучных центров и закрытых исследовательских объединений. «Текучка мозгов», как это принято говорить, только способствует произрастанию этих сорняков, которые своей массой выдавливают со щедрого некогда поля научной мысли плодородные идеи развития и процветания.

Именно одним из таких сорняков и оказалась некая невзрачная серая коробка, протянувшаяся на добрые сотни метров вглубь лесного массива на окраине Королёва. Когда-то она была построена как общежитие для научных сотрудников одного из факультетов известного московского вуза, но после краха великой державы пришла в запустение. В середине 90-х один богатый человек, приобрёл здание за копейки и развернул на его территории склад для импортных тряпок. Однако уже через год кто-то надоумил его устроить в здании самую настоящую академию, тем более что подобные примеры в России уже имелись. И вот к концу 99-го года внутри здания закипела работа. В нём появились лектории, кабинеты, лаборатории, библиотека, небольшой автопарк, жилые помещения. Засуетились люди в белых халатах и серых пиджаках, заработали хитроумные приборы, загадочные установки, зашипели в ретортах и колбах химикаты, в интернете стали появляться статьи новоявленных «академиков», а на прилавках столицы, благо недалеко, появились революционные книги. В них «учёные от лирики» принялись ниспровергать основы современной науки и рассказывать истину об устройстве нашего мира и прочих миров, понятную только им самим.

Над проходной серого здания появилась большая вывеска: Институт тонких энергий. Именно к нему и подъехала синяя «Нексия», в которой сидели Полина и Руслан.

– Ну, и куда дальше? – спросил Руслан после того, как им выписали временные пропуска с целью посетить местный музей внеземных цивилизаций. Они стояла внутри обширного фойе трёхэтажного здания перед широкой лестницей.

– Надо спросить у кого-нибудь, где здесь обитает этот… Бабн.

– Надо… – Руслан, пока Полина изучала красочные плакаты с рекламой кафедр, решил пройтись по фойе, изучая обстановку. Мимо него проходили разные люди, молодые и пожилые, в строгих костюмах и простых футболках, словом, публика этого заведения выглядела по-разному. У колонны стояли двое молодых людей, одетых просто и неброско. Оба в руках держали по тёмному одинаковому портфелю, оба носили очки и оба обладали схожими голосами. Разделял их спор. До Руслана донёсся обрывок разговора:

– …вот чего понял. Чтобы испытать душевный подъем, положительные эмоции и заряд бодрости, надо придумать себе проблему, потрахаться с ней полдня, в плохом смысле этого слова, а потом выкинуть ко всем чертям как нестоящую решения!

– А если ты ненароком решишь её, а потом поймёшь, что она не стоила решения? Столько сил зря!

– Ничего подобного! В случае удачного решения ты уже испытаешь подъем, и мысли о том, чтобы выкинуть результат к чертям, не придут в твою голову. Но выкинуть может начальник, вот тогда испытаешь угнетение.

– Факт получения положительных эмоций от решения задачи, его не стоящей, зависит от конкретного индивидуума. А вот если потом ещё и начальник вознегодует, то вообще полностью пропадёт желание заниматься выдумыванием таких задач.

– Изначальная мотивация в моём случае – не осознанная необходимость создания нерешабельной проблемы, а неотвратимая составляющая рабочего процесса. Так сказать, поиск, непредвиденный поворот. Синтез с закрытыми глазами!

– Всё же я считаю, что для определения влияния созданных условий на конкретный субъект, необходим эмпирический подход.

– А я считаю, что под горячее водка лучше коньяка.

– Согласен!

– Ледяная. Чтобы рюмка запотевала.

– Предпочитаю стопки.

– Стеклянные?

– Да, но и глиняные сойдут.

– Я – только за хрусталь.

– Ага, его бить интереснее.

– Калёное стекло тоже. У нас из такого сервиз был, так если тарелка падала и всё-таки разбивалась, осколки потом всем домом два часа искали.

– А у нас как-то Танька плавиковую кислоту в стеклянную бутылку из-под лимонада налила и поставила под тягу.

– Это что! У нас один хорёк додумался в кипящую щёлочь положить бляху от ремня.

– Так ведь ничего не должно было произойти?

– Вот и не произошло. Я и говорю, хорёк.

Оба собеседника замолчали. Руслан понял, что они на него смотрят, и сделал вид, что их он вовсе не замечает. Тут он услышал окрик Полины:

– Рус! Подойди! Я кое-что нашла!

Полина стояла у большой информационной доски. Её содержимое касалось различного рода объявлений и памяток. Вроде такой, датированной 16-м августа:

14:00, главный актовый зал. Лекция П. Мнутова на тему «Влияние положительного излучения намоленных икон на движение атомов в растворах сульфата рубидия при различных концентрациях».

Рядом располагалась ещё одна:

16:30, кабинет №301, беседы с уфологом К. Анжиевым о возможности жизни в подлёдном океане Европы. Кроме того, будут показаны фотографии из последней экспедиции в верховья Оби на месте предполагаемой посадки инопланетного летательного аппарата.

И там же:

19:00, пятница, проходная. Сбор средств на печать методологического пособия Ю. Фраймена «Человек – как сверхпроводник мыслей в общем психополе».

И ещё:

До 25-го запись в 214 на семинар «Собираем торсионный генератор у себя дома. Плюсы и минусы гексагональной модели накопителя. Применение в быту, на даче и огороде».

И, наконец:

15:30, среда. Кабинет №215. Сдача замечаний и критических статей к монографии М. З. Бабна «Новая природа Земли в свете последних открытий».

– Вот он! – Воскликнула Полина. – Этот самый Бабн!

– Постой, – Руслан подошёл к своей спутнице, взглянул на доску. – А всё-таки, ты уверена, что нам нужен именно он?

– Ну, я не знаю наверняка… Но это единственная зацепка, если верить нашей теории. Я точно помню, именно он приезжал к нам в институт со своей лекцией. Вот, всё сходится. Земля. Он тогда тоже про Землю рассказывал, что она, типа, живая… Что мы, люди, нарушаем её здоровье, и вскоре она…

– Ладно, я понял… – Руслан огляделся. По широкой лестнице, слегка прихрамывая, медленно спускался тучный пожилой человек, одетый в строгий коричневый костюм, изрядно попачканный мелом. Его лицо отражало состояние задумчивости, будто он о чём-то глубоко и напряжённо размышлял. Руслан направился ему навстречу и вежливо произнёс:

– Здравствуйте, уважаемый. Могу ли я задать вам пару вопросов?

Человек отреагировал не сразу. Он прошёл ещё пару шагов, прежде чем взглянул на Руслана.

– Простите… – добавил Руслан.

Человек остановился. Он вперил взгляд своих маленьких глазок в Руслана и вдруг расплылся в улыбке:

– А, Нефёдов! Всё-таки решили остаться?

– Нет-нет, простите, моя фамилия Скрябин, и я с вами не имел чести быть знакомым.

– Скрябин… Э… – Человек задумался. Затем оглянулся на подошедшую Полину: – Должно быть, я вас попутал… Э… Чем могу быть полезен?

– Простите, – вмешалась в разговор Полина, – вы не скажете, как нам найти Бабна… м-м…

– Модеста Зигмундовича? О, вы пришли по адресу. Модест – мой старый друг, и я с удовольствием вас ему представлю! Очень отрадно видеть, что молодое поколение тянется к нам, так сказать, к свету истины в тёмном царстве невежества и тотального засилья ложных научных доктрин. Меня зовут Самуил Эзопович Кых, я профессор кафедры Эфира, читаю курс лекций по волновой биоэнергетике, а также веду научные разработки в области индукционных матриц.

Руслан вздохнул. Он боялся услышать что-то подобное и вот, он это услышал. Отдельным и явно позитивным штрихом для него прозвучала фамилия их нового собеседника, продолжая и без того гротескный список.

Когда наши спутники представились, Кых заметил:

– Вообще-то, я шёл на обед, но раз уж вы попались мне на пути, то так и быть, я отведу вас к Модесту. Идти, правда, придётся далеко, его кабинет находится в другом конце здания.

– Да ничего страшного, – ответила Полина. Она, конечно, была рада, что этот странный тип отведёт их к другому не менее странному типу, который, возможно, прольёт хоть какой-то свет на решение её проблем. Но что именно у него спросить? Сказать: «здасьте, меня послал к вам Инвайдер по вопросам третьей печати? Или что?»

«Замечай детали, – снова вспомнила она слова Инвайдера. – Эх, если бы знать, о каких деталях идёт речь… Город мастеров. Лесные жители. Проклятые ядовитые грибы…»

– Ну, тогда пойдёмте? Заодно я заскочу в свой кабинет, он всё равно по дороге.

Самуил Эзопович махнул рукой, повел Руслана и Полину обратно по широкой лестнице на второй этаж.

– А вы кем работаете? – спросил он, обращаясь к Полине.

– Я учусь в геодезическом. К нам ваш… Бабн приезжал как-то с лекцией.

– О, приятно слышать. Видать, заинтересовала? – Кых подмигнул Полине. – А вы, молодой человек?

– Медицинский работник. Совмещаю в себе функции медбрата, помощника хирурга, настройщика аппаратуры и патологоанатома. Как говорится, и жнец, и на дуде игрец… Кроме того потихоньку пишу диссер. Гений широкого профиля, иными словами.

– Ух-ты! Браво, браво! Какие люди к нам пожаловали. Это вы молодцы, что заехали. У нас в последнее время с кадрами-то не очень. Вот в начале двухтысячных сюда народ валом валил, одних аспирантов мы подготовили пару сотен. Но сейчас начался спад. Я считаю, что нас целенаправленно гнобят. Слышали про так называемую комиссию по лженауке? Вот это её рук дело. Чёрное обращают белым и наоборот. Эх… – Кых тяжело вздохнул, ступая на последнюю ступеньку длинной лестницы.

Руслан уже прекрасно понимал, с кем именно он имеет дело, и твёрдо решил не пускаться ни в какую полемику.

– Вот, Павел Герасимович, например, – продолжал Кых, – провёл колоссальную работу по изучению икон. Он побывал во многих храмах и ансамблях, включая такие, как Софийский собор в Киеве или Новый Иерусалим в Истре. Ездил на Валаам. На Урал. Он собрал огромный материал по иконам, как по технике исполнения, так и по особенностям их стилей, по тому, что за фигуры они охватывают, это, знаете ли… не так-то просто, труд такой проделать. И как результат он составил огромную таблицу, где перечислил наиболее известные иконы и расставил их по силе целительного воздействия. И что бы вы думали? – Кых остановился и уставился на Руслана. – Ему запретили прочитать свою лекцию в Санкт-Петербурге на симпозиуме малоизвестных теоретиков, который проводили при содействии Российской Академии Наук! Неслыханно! На каком основании?

– Простите, Самуил…

– Эзопович.

– Да, Самуил Эзопович, давайте пойдём дальше, – напомнил Руслан.

– Конечно, – Кых снова, насколько ему позволяла его хромота, заторопился по коридору, бока которого разрезали коричневые одинаковые двери. Иногда мимо них проходили люди; они почтительно здоровались с Кыхом. Нужная дверь оказалась одной из первой, он резво раскрыл её, приглашая гостям войти. Наши герои оказались в небольшом кабинете, уставленном шкафами по одной стене и столами – с другой. На свободных стенах висели причудливые картины. Полина вгляделась в одну из них и заметила, что это распечатка карты какого-то города, поверх которого маркером были нанесены ломанные линии непонятного узора.

Пройдя к одному из столов, немного покопавшись в лежащих на нём бумагах, Кых, как ни в чём не бывало, продолжал:

– Я даже писал по этому поводу в РАН, но мне ничего не ответили. Ни-че-го!

Полина спросила:

– А почему вы считаете, что этот ваш… как его…

– Мнутов? – уточнил Кых.

– Да, почему вы считаете, что он не ошибается? Ведь икона – это, прежде всего культурная ценность, предмет, разве она может как-то воздействовать на организм больного… – Полине явно не следовало этого говорить, поскольку Кых замер, вытаращил на неё глаза и почти прокричал:

– Икона – это, прежде всего, концентрация духовной энергии! Резервуар для психосоматического течения! Это то, посредством чего вы соприкасаетесь с космосом, предмет – проводник! И это больше, чем просто плацебо, уверяю вас!

Полина замешкалась. Она заметила на лице Руслана горькую улыбку.

– Я что-то не поняла. Что значит проводник? – Полине начало казаться, что этот странный разговор может быть началом для разгадки тайны печати.

– Ну как же, – Кых засопел. – Информационное поле – оно глобально. И любая материя, созданная в этом поле, является в том или ином роде проводником мысленных потоков. А уж икона, а особенно, намоленная икона, это прекраснейший проводник, один из лучших!