Текст книги "Стрелок. Митральезы для Белого генерала"

После чего так же круто развернул своего скакуна и умчался.

– Чего это он? – хрипло спросил Федька, вытирая чумазое от пороховой гари лицо.

– Колдун это местный, – как можно более равнодушным голосом поведал ему прапорщик. – Должно, узнал, что вы тут про ихний рай толковали, вот и проклял.

– Да неужто?! – перепугался Шматов и растерянно повернулся к ездовому, как будто ища защиты. – Егорыч, как же это?

– Ох, Федя, как же ты до своих годов-то дожил! – еле проговорил тот, корчась от смеха. – А еще Егориевский кавалер!

Следующие несколько дней прошли в относительном затишье. Русские укреплялись в своем лагере в Егин-Батыр-Кале, лишь изредка выходя из него небольшими партиями для фуражировки или разведки. По обыкновению, царившему в Русской императорской армии, эти отряды составлялись из трех родов войск. Обычно роту-две пехоты, сотня казаков и взвод артиллерии[44]44
  Организационно тогдашние батареи делились на две четырехорудийные полубатареи, каждая из которых состояла из двух взводов.


[Закрыть]. В одну из таких экспедиций вместо пушек были включены митральезы.

Уже потом выяснилось, что диктуя приказ о формировании отряда, Скобелев имел в виду морские скорострельные орудия, но отвлекся и нечетко выяснил свою мысль, но адъютант его не понял, а потому, не мудрствуя лукаво, написал: «взвод морской батареи». Между тем две десантные пушки системы Барановского[45]45
  В нашей реальности это были 44-мм пушки Энгстрема, но здесь АИ.


[Закрыть] только что заняли свое место в редуте перед лагерем, и заменить их было не то чтобы совсем нечем… просто Шеману это и в голову не пришло.

– Гардемарин Майер! – громко позвал он, получив бумагу из штаба.

– Слушаю, – высунулся тот из соседней кибитки.

– Берите свой взвод и отправляйтесь в распоряжение войскового старшины Верещагина.

– Есть!

– Что за шум, а драки нет? – поинтересовался подошедший к ним Будищев.

– Надеюсь, скоро будет! – весело отозвался гардемарин, которому хуже горькой редьки надоело томиться в резерве.

– На фуражировку, что ли? – догадался Дмитрий.

– На нее!

– Хорошее дело.

– Я тоже так думаю, – улыбнулся во все тридцать два зуба моряк.

– Главное, не забудь, что не все добытое тяжким трудом надо отдавать интендантам.

– Господин прапорщик, – строго прервал «инструктаж» лейтенант. – Считаю своим долгом заметить, что ваше поведение роняет тень на всех офицеров флота.

– В смысле? – искренне удивился подобному наезду Будищев.

– Я говорю о вашем постоянном сборе трофеев!

– Моем?!

– Прекратите балаган! – разозлился Шеман. – Стоит поблизости оказаться убитому текинцу, как на него коршуном бросается ваш денщик и тут же обдирает до нитки. Даже наши казаки, которые, по совести говоря, сами далеко не безупречны в этом вопросе, уже злословят на этот счет.

– Все казаки или один наш общий знакомый в чине хорунжего? – хладнокровно поинтересовался Дмитрий.

– Увы, но уже не только он, – отозвался лейтенант, правильно понявший, о каком именно знакомом идет речь.

– Кажется, я знаю, что делать, – задумался прапорщик.

– Никаких дуэлей до окончания похода! – попытался перебить его лейтенант.

– Надо поднять руку кверху, – продолжал Будищев, – потом резко ее опустить и сказать: «Хрен с ним!»

– Какой чудесный рецепт! – захохотал внимательно прислушивавшийся к их разговору Майер.

– Попросил бы вас! – вспыхнул Шеман.

– Вот что, братцы-кролики, – прервал их Дмитрий, – во-первых, трофеи мой Федька таскает не для меня!

– А для кого же, позвольте спросить?

– Для себя, естественно! Ну, хочет человек добиться успеха в жизни и стать купцом. Кто я такой, чтобы судить его?

– Допустим на минуту, что это так. Но он возит добытое с вашими вещами!

– Да где же ему их еще возить? Кстати, пока мы спорим, Верещагин уйдет один. Кстати, может, мне тоже прогуляться?

– Ну уж нет, – горячо возразил гардемарин. – Ты и без того из боев не вылезаешь, а я все в резерве да в резерве.

– Как знаешь, – не стал спорить Дмитрий. – Главное держи пулеметы наготове, чтобы прикрыть артиллеристов, пока они будут пушки разворачивать.

– Пушек не будет.

– То есть как? – нахмурился Будищев.

– В приказе об этом ни слова. Идут вторая рота самурцев, третья сотня таманцев и мы, многогрешные.

– Странно.

– Приказы не обсуждают, – пожал плечами лейтенант.

– Ну-ну, – неопределенно хмыкнул прапорщик, но спорить больше не стал и отправился по каким-то своим делам.

– Александр Александрович, – спохватился Шеман, когда тот ушел, – а вы случайно не знаете, отчего Будищев назвал нас братцами-кроликами?[46]46
  Хотя первые части «Сказок дядюшки Римуса» уже сочинены и опубликованы, на русский язык их еще не переводили.


[Закрыть]

– Нет, Николай Николаевич, – отозвался Майер, – но мне это обращение обидным не показалось.

– Да мне тоже, просто никогда не знаешь, что нашему «изобретателю» может прийти на ум. Может ведь даже гадость какую сочинить, а мы и знать не будем, отчего над нами смеются!

– Да уж, с него станется.

Поначалу, когда русский отряд покидал свой лагерь, его тут же замечали текинские разведчики, после чего старались если не напасть на них, то хотя бы обстрелять, но нарываясь на ответный огонь артиллерии, в панике отходили назад. Особенно угнетающе на вольных сынов пустыни действовала шрапнель. В самих пушках для них не было ничего удивительного, более того, пушкари Геок-Тепе замечательно метко стреляли из своих древних орудий, но вот исправно разрывающиеся в воздухе снаряды, причем всякий раз непосредственно над скоплениями живой силы, вызывали у защитников крепости просто суеверный ужас.

Вероятно, именно по этой причине текинцы на сей раз не стали лезть на рожон, а следовали за маленькой русской колонной, стараясь держаться на почтительном расстоянии. Так что мечта Майера оказаться в гуще сражения пока что оставалась неосуществленной.

– Черт знает что! – сокрушенно вздохнул гардемарин. – Неужели мы и сегодня ни разу не выстрелим по неприятелю?

– Скучаете? – немного насмешливо спросил хорунжий Бриллинг, покачивающийся в седле рядом с ним.

– Вам ведь тоже надоело числиться штабным? – пожал плечами моряк, намекая, что его собеседник не так давно потерял должность адъютанта командира полка.

– Ваша правда, – и не подумал обидеться таманец. – Служить с Арцышевским, конечно, весело, но воевать приходится только с маркитантами да интендантскими чиновниками. А хочется иногда, знаете ли, забыться в горячей сабельной рубке. Настоящая война, либо ты – либо тебя! Не то что эти вот, железные штуковины… простите великодушно, я вовсе не хотел вас обидеть.

– Не стоит. Я, говоря по чести, иной раз думаю так же. Увы, у нас на флоте тоже наступил век машин, оставляющий все меньше места доблести и геройству! Ни тебе свалок с абордажами, ни артиллерийских дуэлей борт в борт. Все решают броня и пар, да еще вот мины.

Молодые офицеры разговорились и скоро стали чувствовать себя почти что друзьями. В конце концов, они были близки по возрасту, происходили из одного круга и даже, как оказалось, имели общих знакомых в Петербурге. К тому же им просто было скучно.

– Куда это нас нелегкая занесла? – поинтересовался Майер некоторое время спустя.

– Кажется, мы уже возле Кара-Ниаза, – ответил, оглядевшись, Бриллинг.

– И чем знамениты эти места?

– Тут совсем рядом колодцы…

– И чертова прорва наших друзей из Геок-Тепе, – закончил за него гардемарин, указывая на заметно увеличившиеся толпы текинских всадников.

– В таком случае ваша мечта пострелять скоро осуществится!

Командовавший отрядом войсковой старшина Верещагин тоже заметил, что противник накапливается для атаки, и незамедлительно принял необходимые меры для ее отражения. Будь при нем артиллерия, он бы просто приказал рассеять неприятеля несколькими залпами, но для картечниц расстояние было великовато. Поэтому он приказал пехоте и спешенным казакам построиться в каре, поставив митральезы на флангах, и стал ждать развития событий.

Долго ждать ему не пришлось. Последние солдаты и казаки еще продолжали занимать свои места в строю, а коноводы отводить лошадей под защиту, как текинская конница пошла в атаку. Храбрые степные джигиты, подбадривая себя криками и размахивая шашками, дружно рванули вперед. Казалось, что их масса вот-вот накроет тонкую линию «белых рубах», после чего истопчет ее копытами коней и иссечет клинками, но подполковник махнул саблей, и две сотни винтовок дали слитный залп, после чего на поле боя воцарился ад. Мягкие свинцовые пули рвали тела, укрытые лишь халатами, калечили и убивали людей и животных. Масса атакующих была настолько плотной, что промахнуться было практически невозможно, а через секунду к стрелкам присоединились пулеметы.

Ни один текинец так и не смог приблизиться к своим врагам на расстояние сабельного удара, а те, кому посчастливилось уцелеть под убийственным огнем, развернулись и попытались уйти, нахлестывая своих быстроногих коней.

– Так вам! – в восторге воскликнул Майер, жадно втянув в себя воздух, пропитанный пороховой гарью.

Молодой моряк неоднократно ходил в поиск вместе с охотниками и не раз смотрел смерти в глаза, но такой горячий бой, такое беспощадное избиение видел впервые. Надо сказать, что не все текинцы бросились в сечу, размахивая саблями. Многие из них поддерживали атаку, обстреливая ненавистного врага из винтовок, стараясь расстроить его ряды и прежде всего вывести из строя расчеты митральез. Их пули не раз и не два свистели совсем рядом с гардемарином и даже ранили одного из подносчиков в руку, но разве могла эта жалкая пальба сравниться с безжалостными залпами русской пехоты и очередями картечниц?

– А ведь случись им преодолеть эти несколько саженей, и нам пришлось бы худо, – прокричал ему Бриллинг, перезаряжая револьвер.

– Пожалуй, – внутренне поежившись, согласился с ним гардемарин.

– Что же вы сами не стреляли? – спросил хорунжий, защелкивая свое оружие.

Майер с легким недоумением посмотрел на собеседника и пожал плечами.

– Кажется, пулеметов было достаточно.

– Верно. Но вот я, признаться, не смог устоять перед искушением и опустошил барабан.

– Удачно?

– Черт его знает! Но ужасно весело.

Пока они так болтали, текинцы успели перестроиться и попытались атаковать русский отряд с другой стороны. Однако откуда бы они ни появлялись, их всегда встречали сомкнутый строй и дружные залпы. Пулеметы тоже добавляли свой стрекот в общую какофонию звуков, но их тяжелые лафеты было трудно перекатывать с места на место. Впрочем, пехотинцы и казаки, заметившие действенность данного вида оружия, в таких случая охотно бросались на помощь морякам, и на врага снова обрушивались очереди.

– Вон их командир! – прокричал Бриллинг, указывая на бородатого всадника в богатом кафтане, гарцующего в окружении нукеров на одной из ближайших возвышенностей. – Сможете достать его?

– Далеко, – с сожалением в голосе отвечал Майер, – на таком расстоянии разве только Будищев попал бы.

– Неужели он и впрямь столь меток? – нервно дернул щекой бывший гвардеец, но собеседник не слышал его.

– Почему прекратили огонь? – подскочил гардемарин к наводчику.

– Перегрелись, вашбродь, – виновато отвечал тот. – Вода кипит!

– Черт бы тебя побрал, скотина! – возмутился хорунжий. – Пусть себе кипит…

– Попрошу не вмешиваться, – одернул его моряк и снова повернулся к расчету. – Так, долейте скорее.

– Сей секунд, ваше благородие! – отозвался подносчик с бурдюком в руках, открывая горловину на кожухе.

Из горловины наружу вырвался целый гейзер кипящей воды и раскаленного пара, но ловкому матросу удалось увернуться от новой напасти и не пострадать.

– Готово! – доложил он, защелкивая крышку. – Можно стрелять.

Митральеза тут же загрохотала, а подносчик, с сожалением посмотрев на опустевшую емкость, вздохнул:

– А водицы-то больше нет.

– Почему? – довольно равнодушно поинтересовался Майер, не успев осознать масштаб проблемы.

– Дык прострелили текинцы прочие бурдюки.

– Что?! – завопил гардемарин, сообразив, наконец, что случилось.

– Не могу знать, вашбродие! – вытянулся во фрунт матрос.

– А на втором передке?

– Не могу знать! – повторил как заведенный подносчик, таращась на разъяренного офицера оловянным взглядом.

– Так проверь! – простонал Майер, борясь с желанием залепить бестолковому по физиономии.

– Это так серьезно? – обеспокоенно спросил Бриллинг.

– Более чем. С перегревшимся стволом митральеза будет не стрелять, а плеваться. Нужна вода… постойте, вы, кажется, говорили, что тут поблизости есть колодцы?

– Точно. Только вряд ли наши друзья позволят нам прогуляться к ним. По крайней мере, пока мы не отразим их нападение.

Тем временем текинцы несколько ослабили натиск. Те из них, у кого были винтовки, спешились и, обступив русское каре со всех сторон, принялись обстреливать своего врага. Прочие же продолжали гарцевать вокруг, держась, однако, на почтительном расстоянии. Лишь иногда изображая притворную атаку, они бросались с разных сторон на строй «белых рубах», заставляя тех перестраиваться, затем разворачивались и мчались прочь. Так продолжалось раз за разом. Было понятно, что рано или поздно кто-то не выдержит. Либо одна сторона устанет от постоянного напряжения и сломается, либо другой надоест играть со смертью и они вернутся в крепость, оставив на сей раз своих врагов в покое. Но поскольку сил у защитников Геок-Тепе было много больше, гораздо вероятнее был первый вариант.

– Жарко! – облизав пересохшие губы, вздохнул Майер.

– Испейте, вашбродь, – предложил ему кто-то из матросов, но офицер отказался, упрямо покачав головой.

– Всю воду в пулеметы! – прохрипел он.

Шинель гардемарина была расстегнута, фуражку не то сбило пулей, не то она просто потерялась в горячке боя, а лицо перемазано пороховой гарью. Давно растеряв напускное спокойствие, он подхватил винтовку раненого солдата и посылал в кружившихся вокруг текинцев пулю за пулей. Державшийся поначалу рядом Бриллинг куда-то пропал вместе со своими казаками. Одна из митральез уже замолчала из-за какой-то поломки, но вторая упрямо огрызалась короткими очередями, заставляя противника сохранять благоразумие.

– Вашбродь, ленты снаряженные заканчиваются, – тревожным голосом доложил один из подносчиков.

Это было плохо. Во всей батарее было только одно приспособление для снаряжения холщовых лент патронами, которое Будищев почему-то упорно называл «машинкой Ракова». Кто был этот Раков и почему Дмитрий так ее называл, никто доподлинно не знал, хотя всем было известно, что именно он ее и придумал. Но сейчас это было совершенно не важно, ибо высокое начальство сочло это приспособление излишним и на вооружение не приняло. А потому единственный экземпляр был у автора и вместе с ним находился в паре десятков верст от места боя.

– Не робей, братцы! – попытался ободрить своих подчиненных гардемарин. – Скоро наши подойдут на выручку, так всыплем халатникам!

Матросы, как это и положено было по уставу, громко выразили усердие, но судя по скептическому выражению на их лицах, не слишком поверили в подобную возможность.

– А чего? – попробовал поддержать офицера Нечипоренко. – Сейчас примчится Будищев на тачанке и разгонит всех на хрен!

– С него станется, – устало заулыбались шутке унтера матросы.

Майер на секунду почувствовал себя уязвленным, но поспешил прогнать это чувство. Он и сам нередко ощущал на себе превосходство Дмитрия, несмотря на его туманное происхождение. Пусть тот не имел систематического образования и начинал службу с нижних чинов, но это не помешало ему стать изобретателем и выбиться в офицеры. А еще он, помимо безусловной храбрости, был чрезвычайно ловок и предприимчив, отчего у его подчиненных всегда был приварок в котле и лишняя чарка в адмиральский час. Неудивительно, что матросы и солдаты ценили такую заботу и относились к прапорщику с искренней симпатией.

– Набивайте ленты, – хриплым голосом велел морякам гардемарин.

– Есть! – тут же вытянулся Нечипоренко и рявкнул, обернувшись к матросам: – Чего застыли, оглоеды? Не слышали, что их благородие велел? Так я враз ухи прочищу!

Между тем положение маленького русского отряда осложнялось с каждой минутой все больше. Вражеский командир заметил, что одна из адских машин гяуров замолчала, а вторая стреляет все реже, и решил, что пробил его час. Мелкие группы всадников все еще кружились вокруг каре, стреляя на ходу и подбадривая себя криками, но за ними уже маячили целые толпы текинцев, готовые разом навалиться на пришельцев с далекого севера и покончить с ними решительным ударом. Казалось, еще минута, и они сомнут, растопчут своего противника, но в этот момент до них донесся звук пушечного залпа, и над скоплениями защитников Геок-Тепе вспухли два шрапнельных разрыва.

В один момент все переменилось. Только что готовые к схватке не на жизнь, а на смерть джигиты малодушно бросились прочь, нахлестывая своих легконогих коней, охваченные почти суеверным ужасом. В самом деле, откуда мог взяться здесь еще один отряд «белых рубах», да еще с артиллерией? Тут явно не обошлось без вмешательства иблиса[47]47
  Мусульманский демон, уговоривший Адама вкусить запретный плод. То есть аналог сатаны.


[Закрыть], слугой которого, несомненно, был Белый генерал, посланный правоверным за их грехи.

– Я же говорили, что нас выручат! – облегченно вздохнул Майер, глядя вслед бегущему противнику.

– Вот только сикурс пришел к нам не из лагеря! – весело воскликнул непонятно откуда взявшийся Бриллинг.

– А откуда? – удивленно спросил гардемарин.

– Насколько я могу судить, прямиком из пустыни, – пожал плечами хорунжий.

– Но как это может быть?

– Терпение, мой друг, скоро мы все узнаем. Кстати, мои казаки раздобыли для вашей «адской машины» немного воды.

– Не знаю даже как вас благодарить!

– Пустое. Готов поставить об заклад, что больше нам стрелять не придется. Уж больно хорошо причесали наших друзей неведомые артиллеристы. Будь я проклят, если не угощу их хорошенько при первой же возможности!

Бриллинг оказался прав, так вовремя появившийся русский отряд, пришел к Кара-Ниазу прямиком из пустыни, по старому руслу Амударьи и состоял из сводного батальона туркестанских стрелков, дивизиона кавалерии и двух горных орудий, так славно накрывших текинскую конницу. Впрочем, все это они узнали позже, а пока с волнением смотрели на встречу двух командиров. Бородатый войсковой старшина в зимней черкеске и молодцеватый полковник в шинели встретились на полпути между отрядами и отдали друг другу честь. Затем Верещагин, как младший в чине, сделал доклад, после чего два офицера, не сходя с коней, обнялись под восторженные крики подчиненных.

– Кажется, я знаю, кто это, – прищурившись, заметил Бриллинг.

– И кто же? – поинтересовался Майер.

– Полковник Генерального штаба Куропаткин[48]48
  Алексей Николаевич Куропаткин в русско-турецкую войну был начальником штаба в 16-й пехотной дивизии, которой командовал Скобелев.


[Закрыть], – охотно пояснил хорунжий. – В прошлую войну служил вместе со Скобелевым.

– Откуда же он взялся? – продолжал недоумевать моряк.

– Очевидно, совершил марш из Туркестана.

– Очень вовремя!

– Не могу не согласиться, – хохотнул бывший гвардеец.

Встреча двух русских отрядов получилась весьма теплой, даже можно сказать сердечной, но долго радоваться не было времени. Вскоре объединенная колонна двинулась к Егин-Батыр-Кале, и как-то так получилось, что запряжки митральез двигались рядом с орудийными. Командовал ими коренастый штабс-капитан по фамилии Грек, а субалтерном у него был стройный молодой подпоручик с аристократическими чертами лица, показавшийся Майеру смутно знакомым. Он все никак не мог вспомнить, где же он мог видеть этого офицера, а потому хотел было обратиться к оказавшемуся столь осведомленным Бриллингу, но тот, против обыкновения, держался подчеркнуто сухо и, кажется, совсем позабыл о своем обещании напоить незнакомых артиллеристов.

«Да ведь они знакомы! – осенило гардемарина. – И, похоже, меж ними в свое время пробежала черная кошка…»

– Вы очень вовремя появились, господа! – воскликнул он, пытаясь завязать разговор. – У меня не было времени поблагодарить вас лично, но…

– Полноте, мой друг, – добродушно ответил штабс-капитан. – У вас еще будет случай. Кстати, откуда здесь посреди пустыни моряки?

– О, у Михаила Дмитриевича и не такое можно встретить, – рассмеялся молодой человек и тут же представился: – Командир взвода морской батареи гардемарин Майер!

– Очень приятно, – кивнул Грек. – Как меня зовут, вы уже знаете, а это барон Штиглиц. Прошу любить и жаловать. Он, вправду сказать, молчун, но, ей-богу, славный малый.

Подпоручик, нимало не смутившись от подобной рекомендации, учтиво приложил ладонь к козырьку кепи и одарил моряка самой любезной улыбкой. Судя по всему, он и впрямь был недурным человеком и… черт возьми, это ведь родной брат этой холодной красавицы Люсии!

Зачем Будищев пошел провожать взвод Майера, он, наверное, и сам себе не смог бы объяснить. Предчувствие было нехорошее, но что хуже всего, ничего исправить уже нельзя. Уж коли Скобелев утвердил состав отряда, стало быть, так он и пойдет. У Белого генерала не забалуешь! Присоединиться самому? Во-первых, без приказа это верный способ нажить себе неприятностей на ровном месте, а Михаил Дмитриевич, не говоря уж о начальстве поменьше, и так иной раз косо поглядывал на недавнего кондуктора. Дескать, не поспешил ли я? Во-вторых, если уж идти – так со своим взводом, потому как один в поле не воин, особенно без тачанок. А это еще хуже, чем свалить самому. К тому же Майер был не так уж не прав, говоря, что Дмитрий и его подчиненные не вылезают из боев. А ведь солдаты с матросами тоже люди, им и отдохнуть когда-то надо. Выспаться, обмундирование заштопать, к маркитанту сходить…

А тут еще пока он неторопливо размышлял над несовершенством земного бытия, наконец-то появился Шматов.

– Добыл! – счастливо улыбнулся денщик, прижимая к себе увесистый кувшин с непонятным содержимым.

– Самогона? – на всякий случай уточнил прапорщик.

– Да ну тебя, Граф, – отмахнулся Федька. – Молока же!

Как ни странно, но гордость парня была вполне понятна. Найти молоко в военном лагере оказалось не самой простой задачей. Проще всего, конечно, было купить его у маркитантов. Но! Во-первых, пронырливые торговцы могли под его видом продать любую дрянь, бог знает от кого надоенную и чем разведенную. А во-вторых, стоила бы эта непонятная субстанция столько, как будто получена как минимум от самки единорога, а доили оную по меньшей мере представительницы царствующего дома.

Приобрести у местных жителей тоже было проблематично, хотя бы в силу того, что они все сбежали в Геок-Тепе под прикрытие крепостных стен. Те же немногие, кто не захотел или не успел это сделать, стали добычей воюющих за русских туркмен-йомудов. Что джигиты с ними сделали, никто доподлинно не знал. Скорее всего, увели в плен, а там как получится. Выкупят родственники – хорошо, а нет, так рабочие руки в хозяйстве всегда нужны. Хотя могли и перебить по-тихому, уж больно много накопилось претензий к текинцам у обитателей Каспийского побережья.

Оставались только овцы и верблюдицы, коих в лагере было предостаточно, но… молоко они дают далеко не все и не всегда, да и доить их было не самым простым делом. Федя, к примеру, не умел.

– Надо козу добывать, – вынес вердикт Будищев, дослушав рассказ денщика о поисках.

– Надо, – охотно согласился тот, – только вот где?

– Где-нибудь найдем, – пожал плечами Дмитрий. – А сейчас пошли в госпиталь, отнесем твою добычу.

– Да я сам мигом обернусь, – попытался возразить Шматов, но приятель не стал его слушать.

Пришлось денщику шагать вслед за хозяином, держа под мышкой драгоценную бутыль и что-то ворча про себя.

В госпитале, точнее в санитарном околотке, царило затишье. Осада Геок-Тепе еще толком не началась, раненых и больных было относительно немного, а потому медперсонал занимался чем бог на душу положит. Отец Афанасий, втихомолку чертыхаясь, колол на дрова ветки саксаула. Барнес пристроился за углом с неведомо откуда взявшейся книжкой, Катя отправилась проведать мужа, а Люсия вынесла своего подопечного во двор. Щенок за прошедшие несколько дней разительно изменился. Его отмыли, избавили от насекомых и, самое главное, хорошо кормили, отчего он более всего напоминал раздутый шарик на ножках.

– Здравствуйте, а вот и мы! – громко поздоровался Будищев. – Скучали?

– Очень, – ответила мадемуазель Штиглиц, без особого, впрочем, восторга в голосе.

– Вы прекрасно выглядите сегодня! – попытался изобразить галантность прапорщик.

– Это вы мне или этому маленькому обжоре? – улыбнулась уголками губ сестра милосердия.

– Вам, конечно!

– Благодарю.

– Как себя чувствует этот крепыш?

Как будто сообразив, что Будищев спрашивает про него, щенок заскулил и несколько раз дернул хвостиком.

– Если судить по аппетиту, то превосходно, – отозвалась Люсия. – Давеча вылакал все молоко, что вы принесли в прошлый раз, и мне пришлось жевать ему мякиш.

– Вот паразит! – усмехнулся Дмитрий. – Мы, кстати, еще немного достали.

– Держите, барышня, – выступил вперед Шматов со своей ношей. – Покормите песика!

– Спасибо, Федя, – поблагодарила баронесса. – Не знаю, чтобы я без вас делала.

– Ну что вы, – смутился парень, – нам это вовсе даже не трудно. Все ж божья тварь.

– Кстати, Люсия Александровна, – вспомнил Будищев, – а как вы назвали будущего волкодава?

– Увы, я никак не могу придумать ему имя. Катя предлагала назвать его Полкан, но такая кличка не кажется мне подходящей. А вы как думаете?

– Точно нет, – покачал головой прапорщик. – Полкан – хорошо для деревенского кабысдоха, а это будет настоящая служебная собака. Телохранитель и друг.

– Вы всерьез думаете, что из него вырастет большой пес? Мне, право, не верится, ведь он такой кроха.

– Конечно. Вот посмотрите, – взялся Дмитрий за ногу щенка. – У маленьких собачек и лапки такие же, а вот тут смотрите какие лапищи.

Будущий волкодав немного удивился подобной фамильярности и попытался тяпнуть зарвавшегося человека за руку. К счастью, челюсти у малыша были слабоваты, и ничего кроме довольной улыбки прапорщика эта попытка не вызвала.

– Так вам и надо, – не смогла удержаться барышня от смешка.

– Так, а что у нас с нёбом? – продолжил осмотр Будищев. – Как и следовало ожидать, темное. Стало быть, песель у нас злой. Хотя это и так видно. Вон как скалится, зверюга!

– Вот еще! – с ноткой ревности в голосе возразила Люсия, забрав щенка себе на руки. – Он непременно вырастет доброй и воспитанной собакой. Мы поедем с ним в Петербург и…

– Могу себе представить, – ухмыльнулся прапорщик. – Вы видели местных псов? Вот он вырастет еще больше.

– Вы так думаете? Если честно, не хотелось бы, чтобы он походил на здешних собак. Они все какие-то… даже не знаю как сказать. Неприятные, что ли.

– Просто они не доверяют людям. Дело в том, что для мусульман собака – нечистое животное, и они не очень их любят, а дети и вовсе шпыняют почем зря. А вот наши солдаты, напротив, к собакам относятся хорошо и, помяните мое слово, скоро местные гавчики станут нашими союзниками.

– Как вы сказали, гавчики? – засмеялась барышня. – Право, вы такой забавный, когда придумываете эти странные словечки! Может, и впрямь назовем малыша Гавчиком?

«Это ты еще не слышала, как я своим взводом командую», – с усмешкой подумал про себя Дмитрий, но вслух ответил:

– Не слишком подходящее для «воспитанной и доброй собаки» имя, не находите?

– Пожалуй, – задумалась Люсия. – Знаете, у одного из друзей моего отца был дог по прозвищу Лорд. Как вы думаете, подойдет такая кличка малышу?

– Ну, не знаю. Мы все-таки в Азии. Интересно, как будет лорд по-туркменски, сердар?

– Сер-дар, – по слогам произнесла баронесса, как будто пробуя слово на вкус. – А мне нравится!

– Что вам нравится? – добродушно поинтересовался незаметно подошедший к ним Щербак.

– Да вот, Дмитрий Николаевич придумал имя для моего подопечного. Сердар. Как вам?

– Почему бы и нет, – согласно кивнул доктор. – Весьма подходящее имя для собаки. Вот только, чует мое сердце, дражайшая Люсия Александровна, избалуете вы его паче всякой меры.

– Это почему еще? – возмутилась барышня.

– Сердце у вас мягкое, голубушка, – улыбнулся Александр Викторович. – Он еще так мал, а уже сел вам на шею и хвостом виляет.

– Полно вам смущать девушку, – заступился Будищев, вызвав недоуменный взгляд доктора и сестры милосердия. – Это она его, пока он маленький, жалеет. Вот подрастет песель немного, так сразу станет по струнке ходить и честь лапой отдавать. Лучше расскажите, что новенького в мире и его окрестностях?

– Боюсь, – с усмешкой отозвался Щербак, – мои новости уже давно стали старостями. Если хотите узнать что-то свежее, то вам лучше обратиться к капитану Недоманскому. Помните такого?

– Он здесь? – высоко поднял брови прапорщик, как-то выручивший генштабиста в одной щекотливой ситуации.

– Да. Остановился вместе с надворным советником Костроминым.

– Интендантом? – заинтересовался Дмитрий.

– Именно. У них какие-то совместные дела. Один закупает припасы, другой делает вид, что контролирует этот увлекательный процесс.

– А вы хорошего его знаете?

– Недоманского?

– Нет, интенданта.

– Не то чтобы слишком. Так, встречались пару раз по делам службы.

– И что за человек?

– Как вам сказать, – задумался доктор. – Может, помните, Александр Васильевич Суворов говаривал, что чиновника, прослужившего по интендантству десять лет, можно расстрелять без суда и следствия? Это вот как раз про таких, как он.

– Сурово.

– Что поделаешь, граф Рымникский был скор на расправу.

– А что наш друг Недоманский, не играет больше?

– Какое там. Говорят, что до возвращения Скобелева у них каждый день понтировали. Теперь, конечно, этот клуб прикрыт, но, сами понимаете, если что-то делать категорически нельзя, но при этом очень хочется, то…

– Горбатого могила исправит, – усмехнулся прапорщик.

Пока они беседовали, на лице баронессы сменилась целая гамма чувств. Сначала она прислушалась вполне заинтересованно, потом ее хорошенькое личико слегка поскучнело, затем на нем просто появилось выражение досады.

– Господа, если позволите, я оставлю вас, – сказала она, поднимаясь со скамьи.

– Конечно-конечно, голубушка, – с готовностью позволил ей уйти Щербак. – Вы, верно, устали. Ступайте, отдохните.

– Если позволите, я вас провожу, – вызвался Будищев, но порыв его не был оценен.

– Не стоит, мне совсем не далеко, – холодно отказалась баронесса, – разве что Федор пусть доставит этот кувшин.

– Как прикажете, барышня, – с готовностью согласился Шматов. – Нам это пара пустяков.

– Она что, обиделась? – недоуменно спросил Дмитрий ей вслед.

– Весьма вероятно, – отозвался доктор. – Люсия Александровна, как и всякая иная девица в ее возрасте, не слишком любит разговоры, предметом которых не является.

– Неужели? – искренне удивился моряк.

– А вы как думали! Да, она отнюдь не глупа и весьма целеустремленна, но при всем при этом всего лишь женщина и хочет внимания. Странно, конечно, что интерес привлекли именно вы, но тут уж ничего не поделаешь. Чужая душа – потемки, а уж если она еще и дамская…

– О чем вы, Александр Викторович, – поморщился Будищев, – в конце концов, кто она и кто я?