Текст книги "Стрелок. Митральезы для Белого генерала"

Прошедший бой, встречу с отрядом Куропаткина, работу механизмов митральез… а более всего прекрасные глаза мадемуазель Штиглиц!

– Как дела? – хмуро поинтересовался подошедший откуда-то сзади Будищев.

– Лучше и быть не может! – мечтательно вздохнул Майер.

– Пулеметы не подвели?

– Что ты! Прекрасно отработали… один, правда, заклинил посреди боя, а второй кипел, как самовар в духане у Карапета, но в остальном все просто великолепно!

– Ты что, гашиша хапнул? – удивился его состоянию Дмитрий.

– Нет.

– Тогда что с тобой? Ну-ка рассказывай, что там с нашими машинками приключилось?

– Ах, Дмитрий, какой ты все-таки приземленный человек! Я, может быть, только что видел ангела, а ты меня отвлекаешь какими-то пустяками от возвышенного…

– Баронесса мимо проходила? – сообразил, в чем причина его настроения, прапорщик.

– А как ты догадался?

– За ангелов в лагере могут сойти только наши сестры милосердия, – охотно пояснил свою догадку Будищев. – Но от Катьки, то есть мадам подполковницы, тебя бы вряд ли так торкнуло, так что остается Люся.

– Боже, и этого человека я называю своим другом! – страдальчески заломил руки молодой человек, потом не выдержал и засмеялся. – А ты, похоже, уже заложил капельку за воротник?

– Ну и что ты ржешь? – укоризненно покачал головой Дмитрий. – Сломал машинку и радуешься. Эх, Сашка-Сашка, не выйдет из тебя путевого пенсионера! Ну, выпил твой боевой товарищ немного винца, и что с того? Сам знаешь, с водой здесь плохо, вот и приходится глотать всякую дрянь!

– Знаешь, а в отряде Куропаткина оказался брат мадемуазель Люсии. Он сказал, что знаком с тобой.

– Еще бы, – ухмыльнулся приятель, открывая крышку пулемета и внимательно присматриваясь к содержимому.

– Вечером по поводу его прибытия состоится небольшая пирушка. Ты пойдешь?

– Нет, – отказался Будищев. – Ты лучше посмотри, что тут творится, до утра бы управиться.

– А что там?

– Ничего хорошего, – буркнул прапорщик. – Руки бы твоим архаровцам оторвать за такую чистку!

– Жаль, что не пойдешь. Этот Людвиг – славный малый, да и Бриллинг оказался совсем не таков, как я думал прежде.

– А он-то тут при чем?

– Так ведь это он нас всех собирает!

– Тогда точно не пойду.

– Но почему?!

– Да по кочану! Чего я не видел на ваших пьянках?

– Ну, как знаешь.

Если бы Дмитрий знал заранее, чем может закончиться эта пирушка, он, по всей вероятности, ни за что не пропустил бы ее. Но, увы, ему и в голову не могло прийти подобное развитие событий. Однако поздно вечером, когда он уже закончил наладку пулеметов и отмывал испачканные руки от смазки, перед ним возник качающийся подпоручик барон Штиглиц.

– Господин Будищев? – громко спросил он.

– И вам здравствуйте, Людвиг Александрович, – мрачно поприветствовал его моряк.

– Господин прапорщик, я имею сообщить вам, что вы подлец!

Сказать, что Дмитрия удивило подобное заявление – не сказать ничего! Отложив в сторону ветошь, он с интересом уставился на явно перебравшего офицера и не без юмора в голосе поинтересовался:

– Чем мотивируете?

– Вы негодяй! – последовал исчерпывающий ответ.

– Очень добрый день! А можно подробнее?

– Вы, милостивый государь, своими действиями компрометируете мою сестру!

– В смысле?!

– Как вы смеете ухаживать за ней и преподносить подарки?! Я требую, чтобы вы немедленно прекратили это безобразие!

– А то что? – не удержался от вопроса начинающий понимать, откуда ветер дует, Будищев.

– Будем стреляться! С двадцати… нет, с пятнадцати шагов!

Закончив свой спич, подпоручик четким строевым шагом подошел к Дмитрию и, коротко размахнувшись, попытался залепить ему пощечину. Однако попасть по физиономии прапорщика оказалось не так просто. Сообразив, к чему идет дело, он в последний момент просто отошел в сторону, и не рассчитавший сил бедняга Штиглиц плашмя грохнулся оземь.

– Что раззявились? – строго посмотрел на застывших от удивления матросов Будищев. – Не видите, человеку плохо? Взяли аккуратнышко и понесли.

– Кудыть, вашбродь?

– Лучше всего в госпиталь, – решил после недолгого раздумья Дмитрий. – Там ему и сопли вытрут, и клизму вставят, а отец Афанасий, в случае чего, и причастит!

Один мудрец, который, возможно, еще не родился, сказал, что утро добрым не бывает, и именно сегодня Будищев в очередной раз имел возможность убедиться в правоте доморощенного философа.

– Граф, вставай, – нудел над ухом Федька, одновременно тряся Дмитрия за плечо.

– Иди на хрен! – отозвался тот, пытаясь перевернуться на другой бок.

– Вставай, – проигнорировал всем известный адрес денщик.

– Ну какого черта? – обреченно вздохнул прапорщик.

– Их благородие господин лейтенант Шеман просили прийти, – почтительно пояснил свое рвение Федор.

– Твою ж дивизию, ни днем, ни ночью покоя нет! – чертыхнулся окончательно проснувшийся Будищев. – Какого рожна ему надо?

– Не могу знать, – строго по уставу гаркнул Шматов, но тут же расслабился и уже обычным тоном спросил: – Умываться будешь?

– Давай, – едва не вывихнул челюсть в зевке Дмитрий.

С гигиеническими процедурами в лагере имелись проблемы. Все-таки декабрь он и в Средней Азии декабрь, а потому вода была не просто холодная, а почти ледяная, в чем Дмитрий немедленно убедился.

– Ох ты ж мать… – охнул он, опустив руки в тазик и ополоснув заросшую небольшой бородкой физиономию.

Ощущения оказались просто непередаваемыми, особенно если учесть, что прочим офицерам денщики воду грели. Кто на огне костра, кто на спиртовках из походных наборов. Но, увы и ах, Шматов в число этих добрых волшебников не входил.

– Бриться будешь? – с невинным видом поинтересовался злодей.

– Издеваешься? – вздохнул Будищев, вытирая лицо вафельным полотенцем, которое все почему-то называли турецким[50]50
  Вафельную ткань изобрели в Турции ткачи города Бурса.


[Закрыть].

– Почему? – искренне удивился приятель.

– Вода холодная! – попытался объяснить, как ему показалось, очевидную вещь Дмитрий.

– Так я нагрел…

Шеман, в отличие от своего подчиненного, выглядел почти безупречно. Почти, потому что даже у него форма в условиях похода успела порядком износиться, но при этом его бачки аккуратно подстрижены, а подбородок и нижняя губа тщательно выбриты.

– Наконец-то! – с явным облегчением встретил он прапорщика.

– А что за пожар? – спросил тот, с трудом удержавшись от зевка.

– Нас ждет командующий.

– Нас? – в голосе Будищева прозвучал явный скепсис.

– Представьте себе!

Перед штабом Скобелева, как водится, толпилось много людей, среди которых были офицеры и чиновники, ожидающие распоряжений, коммерсанты, прибывшие в чаянии подрядов, и много иной непонятно откуда взявшейся публики, но прежде всего в глаза бросались осетины из личного конвоя Михаила Дмитриевича. Их лохматые папахи и бурки, грозно нахмуренные брови и воинственный вид производили незабываемое впечатление на всех присутствующих.

– Гэнерал вас ждет! – внушительно объявил им носатый урядник, всем своим видом показывая, какой великой чести они удостоились.

В прихожей они, как ни странно, тоже не задержались, а сразу прошли в тесную комнату, почти целиком занятые большим столом. Вокруг этого стола на грубо оструганных скамьях, прикрытых для сбережения начальственных задов чем-то вроде попон, восседали высшие чины экспедиции. Большую часть присутствующих Будищев знал, хотя нельзя сказать, чтобы лично. Все-таки прапорщик – невелика птица, тем более недавно произведенный из унтеров. Только лицо молодого полковника Генерального штаба, сидевшего между Петрусевичем[51]51
  Петрусевич Николай Григорьевич – генерал-майор русской армии, участник Средне-азиатских походов.


[Закрыть] и Вержбицким, показалось ему незнакомым. «Наверное, это и есть Куропаткин», – успел подумать Дмитрий.

– Ваше превосходительство! – попытался начать доклад Шеман, но нетерпеливый Скобелев остановил его.

– Проходите, господа, – сделал он приглашающий жест.

Поскольку места в комнате практически не оставалось и никто из присутствующих не сделал попытки подвинуться, моряки остались стоять у входа, продолжая есть руководство глазами.

– Завтра мы предпримем штурм Янги-Калы, – продолжал Белый генерал. – Ваша батарея, лейтенант, будет распределена между тремя отрядами. Ваша задача поддерживать огнем атакующие колонны. Вам все ясно?

В принципе, задача была понятна. Маленькая крепостца Янги-Кала и еще несколько кишлаков оставались последними пунктами перед Геок-Тепе, еще не занятыми русскими войсками. Во всех них укрепились довольно крупные силы текинцев, пользовавшихся каждым удобным случаем, чтобы угрожать нашим отрядам. Жаркие перестрелки рядом с ними случались так регулярно, что на них уже не обращали особого внимания.

– Так точно! – вытянулся Шеман.

– А вам? – устремил на Будищева испытующий взгляд генерал.

– Поддерживать атаку будем только мы? – недолго думая, спросил тот.

Видимо, ситуация, когда прапорщики задают вопросы генералам, показалась присутствующим несколько необычной, отчего те заметно оживились.

– Не только, – усмехнулся в бакенбарды командующий. – С колоннами пойдут подвижные батареи. Кроме того, перед началом общего наступления Янги-Калу обстреляют орудия двадцатой батареи.

Дмитрий знал, что так называемые «подвижные батареи» оснащены снятыми с вооружения устаревшими пушками. Тем не менее в опытных руках они являлись еще достаточно грозным оружием, тем более что у текинцев не имелось и таких. Главным их недостатком была крайне низкая скорострельность. Пока собранные с бору по сосенке расчеты будут перезаряжать свои медные орудия, вражеские стрелки успеют перебить их. Но под прикрытием митральез канониры смогут работать спокойно, и тогда у обороняющихся нет шансов.

– Вот это хорошо, ваше превосходительство! – под всеобщие смешки с чувством сказал Будищев.

– Придерживаюсь того же мнения, – не без иронии отозвался Скобелев, но тут же согнал улыбку с лица и продолжил: – Однако у вас, господин прапорщик, будет несколько иная задача. Вы со своими боевыми колесницами будете приданы сотне Таманского полка подъесаула Коханюка. Задача – не допустить подхода подкреплений к противнику из Геок-Тепе, а равно и отхода текинцев из Янги-Калы. Это понятно?

– Так точно!

– Умрите, а не пропустите текинцев!

– Никак нет, ваше превосходительство!

– Что никак нет? – не понял Скобелев.

– Врага не пущу. Умирать не стану, – пояснил свою позицию Дмитрий.

Если до этого ответы Будищева вызывали у начальства сдержанные смешки, то последнее высказывание вызвало просто дикий хохот.

– Вы только на него посмотрите, – вытирал слезы Петрусевич. – Умирать он не станет!

– Каков нахал! – вторили ему остальные, и только сам Белый генерал, да еще, пожалуй, Куропаткин оставались серьезными.

– Ступайте, прапорщик, – велел Скобелев, когда все немного успокоились.

Получив разрешение, моряки дружно отдали честь и, повернувшись через левое плечо, вышли вон.

– Стоило ли доводить приказ каждому прапорщику? – тихо спросил у генерала Куропаткин.

– Будищев не каждый, – криво усмехнулся Михаил Дмитриевич. – Кабы его митральезы были музыкальными инструментами, этот сукин сын затмил бы самого Паганини! Он по-своему весьма дельный офицер, но не слишком дисциплинированный. Однако получив приказ от меня лично, в лепешку расшибется, а выполнит. Я таких людей знаю!

– Что же, поживем – увидим, – пожал плечами полковник, потом немного подумал и добавил с улыбкой: – На войне такие люди необходимы, но вот в мирное время…

– Это точно! – согласился с ним командующий.

Дорогу назад моряки проделали, не сказав друг другу и пары слов. Оставшийся без завтрака Будищев размышлял на тему горячего чая с хорошим бутербродом, а Шеман просто молчал, скорбно поджав губы. Вокруг царила суета, бегали то туда, то сюда ординарцы, гарцевали казаки, унтера учили уму-разуму солдат, где-то вдалеке время от времени гремели выстрелы, то есть шла обычная лагерная жизнь.

– А пушки? – внезапно остановился Дмитрий.

– Какие пушки? – не понял вопроса лейтенант.

– Да наши, системы Барановского!

– И что с ними не так?

– Как раз с ними все так, – охотно пояснил прапорщик. – Они гораздо легче медных орудий в подвижных батареях, а стреляют не в пример быстрее. Все-таки унитарное заряжание это вещь!

– И что? – удивился командир морской батареи ходу мыслей своего подчиненного.

– Как что? Их и надо взять на штурм Янги-Калы!

– Но зачем?

– Да затем, что текинцев придется выкуривать из каждого дома, сарая или сада!

– У нас снаряд не слишком мощный, – возразил наконец-то понявший его мысль Шеман.

– Глинобитные халупы разбить хватит, – отмахнулся Будищев, – а не хватит, так можно добавить, скорострельность позволяет. Эх, говорил я Барановскому, что на пушки и пулеметы надо щиты ставить. Тогда вообще можно в упор подкатить и раздолбать начисто!

– Как вы еще со Скобелевым этой идеей не поделились? – не без ехидства в голосе поинтересовался лейтенант.

– А зачем занятого человека такими мелочами отвлекать? – пожал в ответ плечами Дмитрий. – Батареей вы командуете, стало быть, вам и решать.

– Да, но без приказа это… – смешался Шеман.

– Разумная инициатива, – закончил за него прапорщик.

– Все-таки хорошо, что мы с вами будем в разных отрядах. Кстати, раз уж зашла речь о пушках и митральезах. Как давно вы писали отчеты о работе их механизмов?

– Вообще не писал!

– Позвольте полюбопытствовать, почему? – нахмурился командир.

– Почерк у меня некрасивый, – скорбно вздохнул Будищев, вызвав яростный взгляд Шемана.

Дело, скорее всего, закончилось бы выволочкой, или говоря, как это принято у моряков – фитилем, на выдачу которых лейтенант был мастером, но, видимо, судьба хранила Дмитрия, потому что неизбежную расправу прервало появление мадемуазель Штиглиц.

– Дмитрий Николаевич, нам надобно срочно переговорить! – почти взмолилась баронесса.

Выглядела при этом сестра милосердия крайне взволнованно. Лицо горело лихорадочным румянцем, глаза заплаканы, руки то и дело теребили концы платка, да и вообще весь вид ее говорил о крайнем возбуждении. Лейтенант, будучи человеком вежливым и деликатным, не желая еще более смутить барышню, хотел было незаметно ретироваться, но при следующих же ее словах насторожился и счел необходимым остаться.

– Дмитрий, молю вас, не убивайте моего несчастного брата!

– Люся, что вы такое говорите? – широко распахнул глаза никак не ожидавший подобного наезда Будищев.

– Да, я знаю, он оскорбил вас, но ради бога пощадите его! Вы ведь хороший, добрый, вы уже однажды спасли его. Я на все готова ради этого, вы слышите меня?

Речь ее показалась Дмитрию несколько сумбурной, но главное он все же понял и, подождав, когда девушка выдохнется, спросил:

– С чего вы взяли, будто я собираюсь убить его?

– Но ведь у вас будет дуэль!

– С какого перепуга?!

– Прошу прощения, мадемуазель, – не выдержал Шеман, – о какой дуэли идет речь?

– Ах, это вы, – узнала его, наконец, Люсия. – Николай Николаевич, какое счастье, что вы здесь! Умоляю, отговорите их от этого безрассудства! Вы же умный, добрый, они вас послушают!

– Да что за нахрен вокруг творится?! – едва не взбеленился ничего не понимающий Будищев.

– Между вами и подпоручиком Штиглицем была ссора? – быстро спросил лейтенант.

– Какая еще, к черту, ссора?! – удивился прапорщик.

– Но вы встречались?

– Вообще-то да, – поразмыслив, ответил Дмитрий, – он вчера заявился в изрядном подпитии и плел какую-то чушь.

– Дмитрий Николаевич, пожалуйста, – снова начала баронесса, но Шеман деликатно, но вместе с тем решительно прервал ее.

– Мадемуазель Штиглиц, великодушно прошу простить меня, но теперь вам лучше уйти. Клянусь честью, я разберусь в этом деле и сделаю все от меня зависящее, чтобы все разрешилось наилучшим образом!

– Вы обещаете? – в глазах барышни вспыхнула надежда.

– Самым твердым образом!

– Благодарю вас.

– Пока не за что, но умоляю, идите к себе, чтобы не вызывать лишних пересудов.

– Мне нет дела до людской молвы! – едва не зарыдала она, но все же нашла в себе силы послушать доброго совета и устало побрела к госпиталю.

– Твою ж дивизию! – только и смог сказать Будищев, глядя ей вслед.

– А теперь отвечайте на мои вопросы быстро и по возможности точно, – вернул его в реальность лейтенант. – Имело ли место оскорбление действием?

– Что?! – изумленно протянул Дмитрий.

– Он вас ударил? – переформулировал вопрос Шеман.

– Николай Николаевич, – даже опешил прапорщик, – я похож на человека, которому можно просто так набить морду?

– А вы его? – невозмутимо продолжал командир батареи.

– Не было такого! То есть он, конечно, махал клешнями, но так ловко, что сам брякнулся наземь. Ну, я и велел матросам отнести его баиньки.

– Это нехорошо, – нахмурился лейтенант. – Нижние чины уже наверняка разнесли эту историю, приукрасив такими подробностями, что здравому человеку даже в голову не придут.

– Я им приказал не трепаться, – не слишком уверенно возразил Дмитрий.

– Конечно-конечно, – хмыкнул Шеман, а затем, как будто вспомнив про что-то важное, осторожно спросил: – Из-за чего была ссора?

– Да не было никакой ссоры, – отмахнулся Будищев. – Ну, он сказал, типа, я его сестру, то есть Люсю, скомпрометировал или вроде того.

– Этого следовало ожидать.

– Да с чего бы?!

– С того, что ваши отношения с баронессой и впрямь довольно странные. И какой-нибудь ловкий, но при этом злонамеренный человек вполне может представить как нечто неприличное.

– Я, кажется, знаю, кто этот «злонамеренный человек», – пробурчал Дмитрий.

– Я тоже догадываюсь, а потому настоятельно рекомендую воздерживаться от необдуманных действий.

– Вы о чем? – состроил невинную физиономию прапорщик.

– Ни о чем, Дмитрий Николаевич, – тяжко вздохнул лейтенант. – Просто я видел, какое у вас лицо, когда вы целитесь.

– И что?

– Когда вы говорите о нашем общем знакомом Бриллинге, оно у вас как раз такое.

– Кстати, а вы не помните, в чьей сотне служит этот бывший гвардеец?

– Нет, а что?

– А я помню, – расплылся в улыбке Дмитрий.

Всякое большое дело в русской армии традиционно начиналось с молебна. Штурм Янги-Калы не стал в этом смысле исключением. Войска, выделенные для боя, были построены посреди лагеря, после чего началась служба. Будищев, в отличие от большинства своих подчиненных, прослушал напутствие священника без особого интереса. В положенных местах он широко осенял себя крестным знамением, клал поклоны, и со стороны могло даже показаться, что прапорщик истово молится, но на самом деле мысли его были целиком и полностью заняты стоящими рядом с моряками таманцами. Дело в том, что рядом с кривоногим крепышом Коханюком находился его субалтерн[52]52
  Субалтерн – младший офицер в роте или эскадроне.


[Закрыть] – хорунжий Бриллинг, отчего-то все время косившийся в сторону своих соседей.

Наконец служба закончилась, и войска стали сниматься с места. Первым выступила колонна полковника Куропаткина, за ней пошли солдаты и казаки генерала Анненкова и только после них главные силы под командованием самого Скобелева. Дмитрий все время ждал, что тот не удержится от ободряющей речи перед выступлением, но обошлось. Генерал-адъютант ограничился инструкцией, содержание которой офицерам довели накануне. Особенно ему запомнились слова, что «артиллерия в решающий час должна беззаветно лечь вся, если это нужно для успеха атаки»[53]53
  Из подлинной инструкции Скобелева перед штурмом Янги-Калы.


[Закрыть].

– Ну что, морячки, тронулись? – осклабился Коханюк, поигрывая нагайкой.

– Только после вас, – хмыкнул в ответ Будищев, забираясь в тачанку.

– Глядите, не отставайте, – ухмылка таманца стала жесткой, как наждак.

– Не отстанем, – пообещал прапорщик, устраиваясь поудобнее рядом со Шматовым.

Федька сегодня выглядел особенно импозантно. На перепоясанной крест-накрест пулеметными лентами груди георгиевский крест, из воротника выглядывает ворот чистой рубахи, на поясе револьвер, а в руках винчестер, подаренный в свое время доктором Студитским. Дмитрий даже хотел одолжить у какого-нибудь матроса бескозырку для полноты образа, но денщик, никогда не видевший фильмов о Гражданской войне, решительно воспротивился этому.

– Ну что, махновцы, погнали? – усмехнулся Будищев, обведя взглядом свое воинство.

– Слушаю, ваше благородие, – равнодушно воспринял новую кличку Егорыч, давно привыкший к закидонам своего прапорщика, и легонько тронул вожжи.

Двигаться позади шедшей на рысях казачьей сотни было удовольствием ниже среднего, уж больно много пыли поднимали копыта коней. В другое время Дмитрий, недолго думая, приказал бы выйти вперед, но сегодня он отчего-то скромничал. Их маленький отряд уже обошел Янги-Калу, когда забухала русская артиллерия и раздался противный вой падающих снарядов.

Сегодня четвертую батарею против обыкновения не раздергали на отдельные взводы, а дали работать в полном составе, и подчиненные подполковника Мамацева не подвели. Причесав для начала всю территорию текинской крепости шрапнелью, они вскоре стали сосредотачивать огонь на отдельных участках, быстро превращая их в груды развалин. Покончив с одним опорным пунктом, артиллеристы тут же брались за другой, смешивая и его с землей.

– Красота! – подкрутил усы наблюдавший за этим Коханюк.

– Не случилось бы перелета, – поежился Бриллинг. – Как раз по нам прилетит!

– Было бы неприятственно, – согласился с ним есаул, с хитринкой посмотрев на своего субалтерна.

Два этих офицера являли собой две крайние противоположности, и только такое предприятие, как война, могло свести их вместе. Уроженец Тамани Артемий Семенович Коханюк начинал службу рядовым казаком, затем поступил в Ставропольское юнкерское училище, которое окончил по первому разряду. Как и большинству выслужившихся из нижних чинов, ему приходилось долго и упорно карабкаться на каждую новую ступень служебной лестницы.

Его подчиненный, напротив, вырос, что называется, с серебряной ложкой во рту. Не слишком усердствуя в учебе, прошел курс военной гимназии и Николаевского училища. Благодаря фамильному состоянию смог поступить в один из самых блестящих лейб-гвардейских полков[54]54
  В большинстве гвардейских полков от офицеров помимо изрядного состояния требовалось высокое происхождение. В лейб-гусарах же служили люди состоятельные, но не имевшие длинной родословной.


[Закрыть]. Был непременным участником всех веселых пирушек и других проказ золотой молодежи, за что, в конце концов, и поплатился, вылетев из гвардии на войну.

– Как располагаете, прапорщик, могут артиллеристы взять неверный прицел, да и накрыть нас? – поинтересовался есаул у моряка.

– Снаряд как пуля, виноватого найдет, – с философским видом ответил ему Будищев из тачанки.

– Отож, – перешел на кубанский диалект Коханюк, при этом хищно раздув ноздри, как почуявший добычу хищник.

Надо сказать, что ему как природному казаку претили люди, отправляющиеся в бой не верхом, а на коляске. Но увидев своими глазами действие картечниц по текинской коннице, сотенный командир проникся нешуточным уважением к новому виду оружия и его изобретателю. К тому же Дмитрий, как и он, начинал службу нижним чином, да еще заслужив при этом полный бант знаков отличия военного ордена. Рядовых за просто так не награждают, это таманец знал по себе.

– Что-то текинцев не видно, – буркнул заметно нервничающий Бриллинг, снова против своей воли покосившийся на тачанку.

– Вон они, – усмехнулся Будищев и показал рукой в сторону ближайшего бархана. – Шапки сняли, оттого не так заметны!

– От бисовы диты! – выругался есаул и хотел было отдать приказ казакам отогнать соглядатаев, но остановился, заметив, как Дмитрий достает из футляра свою винтовку.

– Дивись, якая цаца! – восторженно воскликнул сотенный, разглядывая диковинное оружие.

Прапорщик тем временем сноровисто зарядил «шарпс», затем по колебанию флажка на пике казака определил направление ветра и, тщательно прицелившись, спустил курок. Крупнокалиберная винтовка гулко ухнула, после чего прячущийся за барханом текинец подскочил как ужаленный и тут же рухнул на песок.

– Етить! – едва ахнул от подобной меткости казак. – Я вже думав, що обмишулиться, а воно он як!

Будищев тем временем, не отвлекаясь на чужие восторги, скупым движением опустил рычаг, одновременно ухитрившись на лету подхватить вылетевшую из патронника гильзу. Быстро перезарядив винтовку с ловкостью заправского фокусника, он снова прицелился и выстрелил по второму лазутчику.

– Попав, ей-богу, попав! – загомонили внимательно наблюдавшие за офицером казаки.

– Минус два! – каким-то будничным тоном заметил Будищев, возвращая свое оружие в футляр.

– Нет вы подивитесь, яка гарна арихметика! – хлопнул себя по ляжке Коханюк.

– Впечатляет, – нервно сглотнув, согласился с ним хорунжий.

В это время артподготовка закончилась, и русские колонны с трех разных сторон ворвались в Янги-Калу. Засевшие в домах, садах и прочих укрытиях текинцы ответили им ожесточенной пальбой, но так и не смогли выдержать напора атакующих. Все-таки ружья слабые противники пушкам и картечницам.

Наибольшего успеха добился отряд полковника Куропаткина, на долю которого помимо двух митральез досталось два скорострельных орудия Барановского. Алексей Николаевич поначалу удивился подобному самоуправству Шемана, но возражать не стал, здраво рассудив, что в бою пушки лишними не бывают. Первые же выстрелы показали ему, что это было совершенно правильное решение. Под прикрытием огня картечниц легкие 2,5-дюймовые орудия быстро перекатывались с места на место силами расчетов на прямую наводку, после чего следовал выстрел, и очередное текинское укрытие разлеталось в разные стороны.

Защитники, видевшие опасность, исходившую от пушек гяуров, пытались стрелять по канонирам, однако непрерывные очереди пулеметов не давали поднять им головы.

– Какая действенная тактика, лейтенант! – восхищенно крикнул Шеману Куропаткин. – Это вас на флоте так учат?

– Так точно, господин полковник, – с достоинством отвечал ему моряк. – Мы на флоте все делаем или хорошо, или очень хорошо!

– Экие молодцы! – одобрительно отозвался полковник, внимательно оглядев стоящих перед ним навытяжку рослых матросов.

Не успел он окончить осмотр, как впереди снова загремели выстрелы и послышались исступленные вопли обороняющихся. Услышав эту какофонию, Куропаткин немедля отошел с линии огня и махнул Шеману, дескать, продолжайте.

– Огонь! – приказал комендорам правильно понявший его лейтенант.

Несколько снарядов, выпущенных по дувалу, за которым засели текинцы, заставили тех спешно ретироваться, после чего полковник подал сигнал к атаке.

– Ура! – закричали солдаты и ринулись вперед, выставив перед собой штыки.

Гардемарин Майер в это время со своими подчиненными поддерживал атаку колонны, атаковавшей Янги-Калу с запада. Командовавший оной генерал Анненков слыл большим авторитетом в деле железнодорожного строительства и занимал должность начальника военных сообщений Закаспийского края. В частности, именно под его руководством в кратчайший срок была построена дорога от Михайловского до Кизил-Арвата. Но вот зачем такого человека поставили командовать штурмом, оставалось для моряка откровенной загадкой.

Поначалу все шло более чем хорошо. Поддерживаемая артиллерией колонна бодро наступала, пока не уперлась в довольно глубокий овраг, по дну которого протекал ручей. Вызванные тут же саперы немедля принялись наводить мост, но то ли у них было плохо с материалами для постройки, то ли еще по какой причине, но работа у них не спорилась.

Увидев эту заминку, генерал Анненков, к несчастью, не нашел ничего лучшего, как действовать решительно, и дал команду переходить ручей вброд. Сказано – сделано, и перебравшиеся через природное препятствие пехотинцы двинулись дальше во главе со своим бравым генералом.

Текинцы, заметив это, возблагодарили Аллаха за данную им возможность поквитаться с ненавистными для них «белыми рубахами» и бросились в бой. Первую атаку удалось отбить слаженными залпами, но из глубины Янги-Калы прибывали все новые и новые толпы защитников, и скоро им удалось потеснить своего врага.

– Что там творится? – недоуменно спросил Майер, настороженно прислушиваясь к звукам боя.

– Кажись, наших бьют, – севшим голосом предположил Нечипоренко.

– Типун тебе на язык! – прикрикнул на унтера гардемарин.

– Так точно, ваше благородие! – гаркнул тот, вытянувшись, а затем тихо добавил в сторону: – Только нашим все одно худо!

– Что же делать?! – с досадой воскликнул моряк и с надеждой посмотрел на саперов. – Братцы, постарайтесь быстрее!

– Мы делаем все возможное! – сухо отозвался командовавший теми офицер, но затем и сам стал понукать подчиненных, не выдержав ожидания.

– Вашбродь, – неожиданно обратился к Майеру один из матросов, – дозвольте обратиться?

– Что тебе? – недовольно отозвался гардемарин, не отрываясь смотревший в ту сторону, где гремел бой.

– Что если мы наши пулеметы, то есть, как их, картечницы, на руках перенесем?

– Ты это серьезно? – опешил от подобного предложения командир.

– А чего? Мне Будищев, то есть их благородие господин прапорщик сказывали, что картечницы сразу сделаны, как эти… горно-навьюченные, вот!

– Горно-вьючные?

– А я как сказал? Их можно на легкие части разобрать и перетащить, коли надобность случится. Или на ишаков каких навьючить. Так нешто мы – русские матросы, слабее будем?

– Ох и брешешь ты, Макарка! – вперил в матроса недоверчивый взгляд Нечипоренко. – С каких таких делов господин прапорщик стал бы с тобой разговоры за пулеметы весть, когда от тебя пользы никакой. Разве только водки можешь вылакать столько, что нормальному человеку и не вообразить.

– Вот тебе крест, господин унтер! – размашисто перекрестился рационализатор. – Если вру, то пусть меня гром разразит. Пусть меня первый же текинец застрелит…

– Погоди, – прервал его Майер. – Пожалуй, в его словах что-то есть!

Скоро выяснилось, что матрос не ошибался. Увесистая картечница легко разобралась на несколько частей, каждую из которых вполне мог тащить один крепкий человек. Конечно, спустить ее вниз на дно оврага, а затем поднять наверх, оказалось не столь простой задачей, но все-таки решаемой. Не прошло и четверти часа, как первая из пулеметных установок была собрана на другом берегу и полностью готова к бою.

– Ай да мы! – весело воскликнул Макар, едва не пройдясь вприсядку от радости.

– Прикажете и прочие разбирать, вашбродь? – шумно выдохнул Нечипоренко, вытирая вспотевший лоб рукавом.

– Конечно, – кивнул ему гардемарин, лихорадочно думая, как поступить.

– А может, пойдем к своим на выручку? – с надеждой в голосе спросил матрос.

– И то верно, – тряхнул головой Майер и приказал расчету катить митральезу на шум боя.

Как выяснилось позднее, моряки подоспели в самый критический момент. Пошедшие в отчаянную атаку текинцы уже почти достигли стрелковых цепей русской пехоты. Казалось, еще немного и противоборствующие стороны сойдутся грудь в грудь, штык против сабли. И одному богу известно, чем бы это могло кончиться, если бы гардемарин и его люди немного запоздали.

Безжалостная машина смерти, глухо зарокотав, решительно перекрыла суматошную пальбу, яростные крики сражающихся, жалобные стоны раненых и прочие звуки боя. Валивший клубами густой пороховой дым затянул все вокруг картечницы, но смертоносные рои пуль продолжали косить атакующих текинцев. Многие из них уже были знакомы с действием пулеметов, а потому при первых же звуках, не сговариваясь, повернули назад и бросились бежать. Как это часто бывает в бою, паника, возникшая в одном месте, мгновенно передалась дальше, и вскоре только что рвавшиеся в бой текинцы как по мановению волшебной палочки принялись удирать.