Текст книги "Локомотив параллельного времени (сборник)"

Мы с мамой играли в шахматы

Моя любимая музыка – непринуждённые импровизации на фоно – как шаги счастливого пьяного в осенней аллее в будний день.

Долговязый, нескладный, развинченный гений с замкнутым лицом играет как бы между прочим.

Он играет в пиано-барах дорогих гостиниц.

Слушаю, попивая «Кровавую Мэри», и наступает перемирие с собой.

Мы с мамой играли в шахматы.

За игрой мы коротали дождливые вечера на прибалтийских курортах.

Мы предпочитали уютную, чистую, «западную» Прибалтику жаркому, грязному Югу.

Я родилась в общежитии. Мама с папой выбивали квартиру. Квартиру им не давали. Из-за всех этих передряг у мамы пропало молоко. Я плакала. Мама с папой ушли ненадолго. В их отсутствие меня со всеми пожитками выбросили на улицу. Был холодный, дождливый октябрьский день. Я заболела.

В больнице я приснилась маме красивой, шикарно одетой дамой. Она услышала мой взрослый голос: «Прощай, мама». Она проснулась. Я почти умерла.

Папа сказал: «Не расстраивайся. У нас ещё будут дети».

Все свои отпуска она проводила со мной.

Целый месяц освобождения от пионерских концлагерей.

Тогда мама была мудра, она понимала, что надо вкладывать в жизнь: интересные поездки, вкусная еда, красивая одежда.

Мама – привлекательная, независимая, инженер, разведённая, в однокомнатной квартире со мной – без перспектив. Время брежневское, застойное.

Она не могла смириться с бесперспективностью – вышла замуж за профессора в Москву..

Мама не знала, что не сможет жить без любви.

Полгода роскошной жизни, потом развод и коммуналка, полная ожесточённых стариков, грязь, паразиты, склоки.

Мама проиграла. Последствия: она заболела жадностью, хотела возместить потерю, стала копить на квартиру.

Жизнь пошла тоскливая, скудная. Ездили «зайцами», ели всякую дрянь, ходили в обносках.

Я пошла на завод в семнадцать лет. Феномен того времени – конторы, полные ничего не делающих служащих. Послевоенное высшее образование было зачастую формальным. Следующее поколение платило за эту ошибку. Поступить в институт без связей и денег было почти невозможно. Мама не хотела, чтобы я училась. «Нам нужны деньги». Она забирала мою зарплату.

Единственное утешение – театр.

Накоплю рубль пятьдесят копеек и стреляю лишний билетик.

Я была мастером спорта по стрельбе лишнего билетика.

Однажды в ноябре стреляла билетик у Большого театра.

Был мой любимый «Щелкунчик».

Подходит интересный, хорошо одетый мужчина, предлагает лишний билет.

Мы разговорились.

Он спросил, что я обычно по вечерам делаю.

– Играю с мамой в шахматы.

– Какая прелесть!

Он посмотрел мне в глаза очень серьёзно. Я улыбалась. Я хотела казаться беззаботной и довольной. И вдруг я заплакала.

Надоела мне эта нищета.

Я занялась фарцовкой. За год на квартиру набралось. А с комнатой что делать? Продать – фиктивный брак. Мама нашла жениха.

Прихожу однажды домой, а дома разгром. Все ценные вещи пропали. Думала: грабители, а оказалось, это мама в новую квартиру с мужем переехала.

Она, оказывается, по-настоящему замуж вышла и мою подпись подделала, что я согласна в коммуналке остаться.

Я проиграла. Подумала: «Бог с ним. Теперь мне всё можно. Теперь я свободна».

В дождь и слякоть я ездила на такси, чтобы не испортить дорогую обувь, а в сухую погоду любила прокатиться вечером на общественном транспорте. Приятно, когда люди смотрят, – я холёная, хорошо одетая.

Вечер. Еду в один из клубов, где импровизирует на фоно гениальный пианист.

На Тверской у метро кучкуются совсем молоденькие девчонки, похоже, ученицы какого-то ремесленного училища. А вокруг них вьются не лучшего сорта мужики. Один, классом повыше, увязался за мной. Разговорились.

– Куда путь держите?

– Домой.

– А что дома будете делать?

– Играть в шахматы с мамой.

– Какая прелесть!

Из открытых дверей клуба слышны любимые аккорды – ясные и прозрачные, как капли дождя на голых ветках.

– Вот я и пришла.

СТИХИ

Брошенный дом

 
В пене зелёной
Жаркого лета
Брошенный дом
Затонувшим корветом.
 
 
Белый песок
И прибрежная глина,
Вкус земляники
И запах жасмина.
 
 
Время —
Свободно творящий садовник.
Дом охраняет
Колючий шиповник.
 

Воровка

 
Дорога цена свободы.
Вспыхнет выстрелом заря.
На чужие огороды
Пробираюсь втихаря.
 
 
Юркну тенью за плетенью.
Жизнь, как вечные бега.
Уведу коня за гриву
И корову за рога.
 
 
А сорвётся – топну, чмокну
На испуг и на искус.
Не кичись, что очень честный,
А скажи, что просто трус.
 

В Париже

 
В Париже, на Шансе Лизе
Кушаю с сыном мороженое,
Хоть я тысячу раз уничтоженная.
 

Лишние хромосомы

 
Пьяный выкидыш
Пьяной посудомойки
Вышел из комы.
Ему явно мешают
Лишние хромосомы.
 
 
Он верит, что стоит любви,
За то, что он, мразь,
Изнасиловал с шоблою
Пару баб —
И мечта сбылась.
 
 
Единственный способ
Его полюбить —
Это убить.
 

Лёжа в шампанском

 
Лёжа в шампанском
Вспененном,
Представляю,
Как Леонардо Ди Каприо
Играет роль Ленина.
 

Я твой маленький кот

 
Сижу я
У запертых
Райских ворот,
А рядом танцует
Мой маленький кот.
 
 
Спокойная радость
В глазах у ребёнка,
Танцует мальчишка
В костюме котёнка.
 
 
Привязанный хвостик
И острые ушки,
Танцует
На облачной белой
Подушке.
 
 
Несложного танца
Прыжок, поворот.
«Не плачь, я с тобой!
Я твой маленький кот!»
 

Твой пистолет

 
Твой пистолет
Всегда заряжен
Всего лишь одним
Патроном.
 
 
Ты снова
Видишь любовь
В очередном
Незнакомом.
 

Тормози, таксист

 
Надоело дома гнездиться,
Захотелось
По городу прокатиться.
Над подтаявшей
 
 
Гнилью города
Крик ворон.
Тормози, таксист
По кличке Харон.
 

Собирая молитвы

 
Собирая молитвы
В холщовый мешок,
Собирая желанья
В брикетах,
Спрессованных всмятку,
По дымящейся свалке
Задумчивый Бог идёт
И жуёт на ходу
Шоколадку.
 

Кукле – крылья

 
Чтобы сказка
Сделалась былью,
Кто-то дал
Этой кукле крылья.
 
 
Она решила,
Что стала богом
И может делать
Всё, что захочет,
 
 
Но вдруг обнаружила,
Что кровоточит.
 

Хожденье по льду

 
Хожденье по льду —
Это целая техника.
Рассужденья любителей —
Просто патетика,
Шансов несложная
Арифметика.
Много народу
Ушло под воду,
Много народу
Попало в беду,
Но я умею
Ходить по льду.
 

Интимный момент

 
Даже в самый
Интимный момент
Могильщик
Не расставался с лопатой.
 
 
Его пристрелили
На проститутке,
У которой в тот вечер
Он был двадцатый.
 

Мэри. Полная версия

 
Стала вдруг колючей подушка.
Я-то знаю, что ты не спишь.
Покатайся со мной на драконе,
Покатайся со мной, малыш.
 
 
Мы взметнёмся с тобой, как вихрь,
Над изломанной линией крыш.
Только ты ничего не бойся
И покрепче держись, малыш.
 
 
Ты не верь в базарные слухи,
Ведь куда ни приду – везде
Без малейшей на то причины
Обвиняют меня в колдовстве.
 
 
Оттого городские торговки
Ненавидят мою красу,
Что умею менять обличье
И живу в дремучем лесу.
 
 
Ты пошёл по лесной тропинке
Тёмной ночью в такую даль,
И принёс золотую монетку,
Попросив меня погадать.
 
 
Не нужны нам с тобой гаданья,
Ночь нежна и лететь пора.
Покатайся со мной на драконе,
Покатайся со мной до утра.
 

«Весёлых девчонок не ставь перед Богом…»

 
Весёлых девчонок не ставь перед Богом.
Поведал горбатый звонарь:
«Я сам это видел – она пролетела
Как вихрь на скорости вдаль».
 
 
Кому-то голубки, кому-то драконы
Секретную почту несут,
О том, что я, кажется, дров наломала
В каком-то дремучем лесу.
 
 
А после на площади что-то пылало,
Трезвонил горбатый звонарь.
Весёлых девчонок не ставь перед Богом,
Не ставь их в площадную гарь.
 

«Он слышал волшебное пенье…»

 
Он слышал волшебное пенье
И думал: подвёл его слух.
Слепец повстречал привиденье
Однажды в осеннем лесу.
 
 
Не видел он бабьего лета,
Красу золотистой листвы.
Там пела прекрасная дева
у красных кустов бузины.
 
 
Завыв, убежала собака.
Не видел мальчишка-пастух
Ни прелести юного лика,
Ни ужаса старческих рук.
 
 
Ему ни о чём не сказала
Лица её белого грусть.
– А что, ты меня не боишься?
– Уж ты извини – не боюсь.
 
 
Ты, видно, цыганка-гадалка.
А можешь ты мне погадать?
– Придёшь в нашу старую церковь,
Там Мэри привет передашь.
 
 
Священник подпрыгнул от злости,
И тут же объял его страх.
– Опять эта чёртова ведьма
Шатается в наших лесах!
 
 
– А кто эта ведьма такая?
Ответил священник дрожа:
– Сожжённая Мэри – колдунья,
проклятая Богом душа.
 
 
Она назначала свиданья
Мальчишкам на горке лесной.
– А что с ними дальше случилось?
– Никто не вернулся домой.
 
 
– А может быть, стоит сегодня
Вам мессу по ней отслужить?
– Иди помолись там, на горке,
Раз больше не хочется жить.
 
 
Ах, тоже мне, умник нашёлся.
Вот ты на него посмотри!
Служили мы мессу по Мэри
Не раз, и не два, и не три!
 
 
Ходило в народе поверье:
Кто ночь проведёт на горе,
То будет волшебнице Мэри
Навеки прощён её грех.
 
 
…Чего ему ждать, прозябая,
Он нищий мальчишка-слепец.
Он понял: в безрадостной жизни
Представился шанс, наконец.
 
 
Решил: наплевать на проклятье,
На горке всю ночь промолюсь,
И Бог ей дарует прощенье,
Я Мэри совсем не боюсь.
 
 
И так он всю ночь промолился,
Не видел, как будто проспал,
Ни дивной волшебницы тело,
Ни дьявола дикий оскал.
 
 
В тумане осеннего леса,
В неярких рассветных лучах
Свершилось великое чудо,
Как кто-то им всем обещал.
 
 
И кто-то обрёл своё зренье,
К кому-то вернулась душа
О чём его Мэри спросила?
А всё ли ещё хороша?
 
 
Сдержав в себе вздох восхищенья,
От света зажмурив глаза.
– Куда подевались мальчишки? —
Пастух еле слышно сказал.
 
 
Со мной полетав на драконе,
Был выбор у них до утра,
Ведь есть города и селенья
Получше, чем эта дыра.
 
 
С тех пор не видали мальчишку,
На этом закончен рассказ.
И слух по округе пронёсся:
За старое ведьма взялась.
 

Я с тобой не курю

 
Раньше ты был
Жеребец иго-го, ого-го!
Теперь ты разбит,
Как корабль «Арго».
 
 
Раскуривай горечь
Опавших надежд.
Я с тобой не курю —
Ты стал близнецом
Своему ноябрю.
 
 
Ногти грызёшь
В инвалидном стуле,
Дождливым утром
Мечтая о пуле.
 

Ночью не видно негра

 
Разбивал и выкладывал
Домино из сердец половинок.
Ночью не видно негра,
Поэтому любит седых блондинок.
 
 
В Балтийском море
Нефтью разлился,
По этому поводу
Не раз веселился.
 
 
Опустел кошелёк
Пантеры дряблой.
Шоколадный, шёлковый кашалот
Питается только виагрой.
 

Чёрный подсолнух

 
Кому-то нравится
Жить на воле,
Кому – в неволе.
Чёрный подсолнух
Один, как воин,
В заброшенном поле.
 

Медленный танец

 
На танцплощадке,
Покрытой листвой,
Духов осенних
Оркестр духовой.
 
 
Взмахом закружит
Медленный танец
Писем от осени
Ветер посланец.
 

В верности вечной клянясь

 
В верности вечной клянясь,
Но уже остывая,
Лето сходило
С подножки трамвая.
 

Танго-русалка

 
Распустила мелодия шёлк
Мексиканских волос,
Полупьяная скрипка
 
 
Ярким росчерком по холсту.
Танго-русалка прильнула
К бедру кавалера
Хвостом с чешуёю липкой.
 
 
Слились в вираже объятий,
Танец на публику – чудо. Работа —
На холсте сочными гроздьями
Потёки слизи и пота.
 
 
Блеск чешуи на холсте.
Краски узор у танго-русалки
На рыбьем хвосте.
 

Учиться любить

 
Ударной волной откровения
Пробило душу нежданно —
Учиться любить нелюбимых,
Учиться желать нежеланных.
 
 
В тёмном чулане прошлого
По пятнам маленьких платьиц
Я докопалась до истинной
Истории детских предательств.
 
 
Чулан этот часто снится,
Лучом пронизанный чёрным,
И в нём, спелёнутым туго,
Забытым живым котёнком.
 

Сколько пролито веры

 
Сколько пролито веры
В зыбучий песок
За декады надежды,
Воробьиного счастья часок.
 
 
Даже этот
Недолгого счастья часок
Я сдуваю,
Как с губ на ветру
Волосок.
 

Последний ночной автобус

 
Последний ночной автобус
Всегда переполнен чувством,
Даже если в нём пусто.
 
 
Из центральных улиц столицы
Тянутся света ресницы.
 
 
Шоссе – натянутая струна.
Я у окна.
Решаю километров-часов
Возвращенья домой задачу,
А водителю кажется,
Что я плачу.
 

Кораблик детства

 
Катает по волнам луна
Жёлтый резиновый мячик,
И волны
Лошадками детскими скачут.
 
 
Машет ветер
Украденным зонтом
Кораблику детства
За горизонтом.
 

В твоей раскрытой душе-ловушке

 
Вероломна твоя душа и богата
Летних спелых плодов ароматом.
Влечёт меня, словно волшебный сад,
Этот сочный, волнующий аромат.
 
 
На матовых листьях,
Как на подушках,
Сидят малахитовые лягушки.
Навострились каллы белые ушки,
 
 
И я блуждаю, как глупая мушка,
В твоей раскрытой душе-ловушке.
 

Жёлтая нотка

 
В звучном мажоре
Летнего жара
Жёлтая нотка
Задребезжала.
 
 
Жёлтая нотка
Горит, как монетка,
Трепещет в листве
На берёзовой ветке.
 

Душа моя, бездомный Гаврош

 
Душа моя, бездомный Гаврош,
Играй веселей на гармошке!
А рядом присел добрейший божок,
Мурлыкает рыжая кошка.
 
 
В синей колбе твоя любовь
Кипит в метели и листопаде.
Если её выплеснуть вновь,
Лето состарится за день.
 
 
Сквозняк – судьба – городов караван.
Дороги – бинты душевных ран.
Шьёт по чёрному белая нить.
В тапочках на своём диване
Не получится кончить жить.
 

Эльфы

 
Это просто взорвался вулкан.
Ты подумал:
На кухне запахло горелым.
Наши сны пролетают
Сквозь чуждые души
Как стрелы.
 
 
Усилители снов,
Наши лётчики
Мчатся ночами
Сквозь дикие чащи,
И гвоздят самолётами землю,
Разрывая свои аппараты
На части.
 
 
Мы – не люди,
Мы – эльфы.
Какое нам дело
До ущербных Икаров
И попыток летать неумелых?
 
 
В моих прошлых
И будущих жизнях,
Начавшихся в слизи яйца,
Нет прекрасней лица
Наречённого мужа —
Моего близнеца.
 

В твоём гардеробе душ

 
С чем и в чём ты ходишь по свету?
В твоём гардеробе душ
Ничего подходящего нету.
 
 
Кто-то дырявый, мятенький,
Кто-то сбежавшийся, маленький,
Кто не подходит по фасону,
Кто не подходит по сезону,
Кто-то вышел из моды,
В ком-то ты выглядишь просто уродом.
 
 
Сколько ты рылся,
С собою ссорился,
Надевал на себя —
Позорился.
 
 
Посмотрелся в зеркало
И расстроился.
Прикупил бы обновок,
Сразу б пристроился.
 
 
Не пристроенный ты,
Безнадёжно смешной.
На счету души у тебя ноль.
 

Голый артист

 
Научи меня,
Голый артист,
Открой для меня
Программу «Стриптиз».
 
 
Казалось, такое искусство —
Скрывать свои чувства
За плотным слоем
Листьев капустных.
С тех пор,
Сколько ни раздеваюсь,
Только напрасно маюсь,
 
 
И кажется мне —
Вечно буду
Подводной лодкой
На дне.
 

В театре абсурда

 
В театре абсурда
Драмы и драки.
Роль Маугли играет
Шакал Табаки.
 

Она бессмертная

 
Мёртвая любовь —
Она бессмертная,
Светлая и лебедино-верная.
Не состарится,
Не станет клячей,
Просто ходит за тобой
И плачет.
 

Субботним утром

 
Субботним утром
Встреча в переходе
Из красного в малиновый туман.
Мне, в общем, всё равно,
Но ходят слухи,
Что ты подонок, вор и наркоман.
 
 
Администрация нам строго наказала:
Довольно с нас посудного битья.
Вы разбирайтесь на нейтральной зоне,
А не в взрывных отсеках бытия.
 
 
Как разберёмся, так и разбежимся.
Меня друзья похвалят и поймут.
Меня с тобой и в тачку не сажают,
После тебя и замуж не возьмут.
 
 
Мой нервный телефон температурит,
Даёт оптимистический прогноз.
С тобой не до могилы, так в могилу.
Так быть или не быть – вот в чём вопрос.
 
 
Расплавились, спаялись, как родные,
Ругательств телефонных провода.
Сказать тебе в итоге: «Бедный Йорик!» —
Одна моя заветная мечта.
 

Коктейль

 
Один коктейль мне утоляет жажду:
Налить в бессонницы рубиновую чашу
Очарованья горького вина,
Крупинок горсть обрывчатого сна,
 
 
Холодный душ
Всеобщего презренья,
Ночных кафе вокзальный неуют,
И взгляд знакомых глаз,
Которые меня не узнают.
 

Арлекин

 
По центральному проспекту
Загудел поток машин,
Перепутал всё движенье
Разноцветный арлекин.
 
 
Растолкал толпу локтями,
Насмеялся, обхамил,
Своих зайчиков-бубенчиков,
Как гончих, распустил.
 
 
Серпантином рассыпает —
Счёта нет его деньгам.
Ошивается по самым
развесёлым кабакам.
 
 
Где тут сон? Когда работа?
Закружить, разговорить,
своих меченых козырных
королей вином поить.
 
 
Обручальные колечки
Он полгороду раздал.
Каждой встречной-поперечной
Обвенчаться обещал.
 
 
Но была одна девчонка —
Не простила за обман.
Он хранил её слезинку,
Как жемчужный талисман.
 
 
За повадки взятки гладки
Для любимца своего.
И ждала на перекрёстке
Пуля верная его.
 

В заснеженной белой коляске

 
На снегу рассвет
Лотоса алой краской.
Спит младенец-весна
В заснеженной белой коляске.
 
 
Вьюг караван
Отступает во мрак,
Их ведёт за собой
Зима – белый олень-вожак.
 

Птицу счастья к обеду зажарю

 
Сложных планов я больше не строю,
Планов больше не строю простых,
Птицу счастья к обеду зажарю —
Не несёт мне яиц золотых.
 

Не только мы одни

 
Не только мы одни
Любим друг друга на свете.
Нас любят нами рождённые
Звери и дети.
 
 
Зовёт нас охотничий рог,
Или Божьи трубы.
Нас любят рождённые нами
Наши ангелы, наши инкубы.
 
 
Мы с тобой одной веры,
Мы охотимся днём с твоим
Снежным барсом,
Ночью – с моею чёрной пантерой.
 

К Уксус Сексус и Палата Бохи Максима Цунько

 
Во мраке иду
По нервным узлам,
По искрящим разорванным проводам,
Я молюсь нарисованным мною богам.
 
 
Зло куёт свою цепь
И звенья эти,
Развращают друг друга
Инкубами ставшие дети.
 

Чтобы спать

 
Тишина – это страх.
Не усну в тишине
На перинах
Никак.
 
 
Мне бы гам-тарарам,
Как в моих
бешеных снах.
 
 
В таратайке,
Что держится
На соплях,
 
 
Нужно куда-то
Гнать,
Чтобы спать.
 

Этот муж

 
Этот муж —
Он что был,
Что не был.
 
 
Не помню:
Женаты недавно —
Давно?
Смотрю сквозь него
В окно.
 
 
В поле снег.
Чёрное небо.
В небе звезда.
 
 
Сходил бы, что ли,
В булочную
За хлебом
И не вернулся бы
Никогда.
 

Неохота в гроб

 
Любовник на меня
Направил пистолета дуло,
Но не теряюсь —
Я не дура.
Бывало хуже.
Неохота в гроб.
Рога – на стенку.
Мужа – в гардероб.
 

Я твоя жатва

 
В лес нельзя.
Нельзя из лагеря.
Там, под флагами,
В нас вкладывали
Знания
Десятилетиями целыми,
Для того чтобы
Всего лишь однажды
Мы вышли в красном
В белое,
Как герои,
Строем,
С оружием,
В руках сжатом.
А я сбежала.
Стань мне вожатым.
Я – твоя жатва.
 

Искал ты, как зверь

 
А что безработица?!
Всё это враки!
Искал ты, как зверь.
Работа есть теперь —
Собакою у собаки.
 

Статуи нимф

 
Про эту усадьбу
Ходит миф.
В парке французском —
Статуи нимф.
 
 
Их души
В стеклянных шарах
На ёлке,
 
 
В игрушечных копиях нимф,
В эротических точках иголки.
Заводной механизм,
Одинокий маркиз,
Фарфоровых куколок пляс.
Один поворот иглы
Приводит их души
В экстаз.
 

Кому их в подарок?

 
Души с душком
В затхлом мешке
Дедом Морозом потешным
В последнем трамвае
Забыты в спешке.
 
 
Кому их в подарок
В насмешку?
На ёлку повесить их —
Некрасиво.
 
 
Лучше бы
На осину.
 

Прощальный вираж

 
Спрыгнуть с карниза —
Бездарный проект.
Квартира – первый этаж.
 
 
А может, в этот
Снежный буран
Сделаю эпатаж.
 
 
Раскрою оранжевый зонт,
Улечу последним листом,
Сделав прощальный вираж.
 

Общения форма

 
Когда состояние зомби
Стало нормой,
Поедание мозгов
Стало общения формой.
Да и много ли толку
От мозгов этих?
Всё равно
Зависли они в Интернете.
 

Дай мне минуту

 
Дай мне минуту
Привыкнуть к кошмару
И выпить на пару.
 
 
Говоришь, что влюблён.
Голый в гололёд
 
 
Ты отвратителен
Определённо.
 
 
Если проснуться с тобой,
То в операционной.
 

Кривое зеркало

 
Я всего лишь зеркало,
Разбитое вдребезги.
 
 
Каждый летящий осколок,
Как пуля,
Оставляет кровавую рану.
 
 
Я всего лишь зеркало,
Где каждый урод —
Звезда экрана.
 
 
Подкиньте идею —
Я её извращу.
Познакомьте с невинностью —
Я её совращу.
 
 
Не обижайтесь
На новую версию
Собственных линий,
 
 
Ведь каждый из нас —
Отражение целой цепи
Искривлений.
 

Фрида! Тебя прощают

 
Так услужливо
Вместо завтрака
Подавался платочек
С младенческим запахом.
Говорил ей:
– Проснись! Проснись!
Вернись! Вернись!
В ту точку во времени,
Где всё обесценено.
 
 
И сказала Маргарита
Фриде:
– Напейся пьяною.
Когда немого кино
Пианино грянуло,
Обесцвечена жизнь
Банальным скандальчиком.
 
 
Суетились, как мыши,
Директор с буфетчицей-крошкой
В подвальчике,
И закончилось дело
Позорным рождением мальчика.
Только острые взгляды
Раскрашенных мимов.
Мимо них прошмыгнула,
Как мышка,
Со свёртком-младенцем
Под мышкой.
Ранним утром,
В свете безжалостных обстоятельств,
Поскорее позор
Суетливого блуда
Запрятать.
Распалилось
Фальшивыми звуками
Пианино.
От фальшивого
Сочувствия
Затаила дыханье публика
В развязки предчувствии.
Ничего в жизни Фриды
Не имеет значения,
Только мотора жужжанье
И экрана свечение.
 
 
И вдруг,
Как будто проснувшись:
– А что это я?!
Наважденье стряхнув,
Прижимает к себе сына,
Платок на землю кинув.
 
 
И вот замедляется бег,
И вот появляется цвет
В чёрно-белом кино,
И мим уже больше не мим,
Излишний снимается грим.
 
 
– Фрида! Тебя прощают.
Проклятый платок исчезает.
 

Завещание

 
Когда умру,
Тогда я стану доброй.
Пусть в кольца вставят
Глазки-стёкла.
Пусть кожу
Накроят на барабаны,
А остальное
Некрофилам-каннибалам.
Пускай хоть день
Не жрут родных и близких,
А жрут мои
Резиновые сиськи.
 

Гады

 
Исколота инъекциями
Страстных желаний —
Ежедневно, годами.
 
 
Какой от них
Ещё ждать награды?
 
 
Они мне: «Гадина».
Я им: «Гады».
 

С добрым утром

 
Небо, как непросохший бетон
С замурованным трупом.
С добрым утром!
Завтрак —
Конфеты с водкой
В компании худшего друга,
Морского волка.
Обед – любимое блюдо:
Устрица в стакане «Абсолюта»,
Улыбка ублюдка.
Надежда, что всё это глюки.
 

Вышивка на гобелене

 
Серебряно-серая влага
Потухших рябиновых ягод,
Как вышивка на гобелене,
Покрытом замшелым тленом,
В замке забытом, заросшем
Спелёнутом тяжестью прошлого
В ноябрьскою непогоду
Под тучи печальною ношею.
 

Ночью попадали спелые яблоки

 
Ночью попадали спелые яблоки,
Спелые звёзды.
Нужно их только собрать,
А это так просто.
 
 
Долго висели они так высоко
И созревали,
А мы всё ходили под ними
И ждали, и ждали.
 
 
Но время пришло —
Не обманешь природу:
На ёлке развесим мы звёзды и яблоки
К Новому году.
 

Работа

 
Понедельник, улица, шесть утра.
Встали из гроба, вернулись из рая
Все, кому на работу пора.
 
 
Идут, шатаясь, зомби, утопленники.
Ветер их будит
Оплеухами и поджопниками.
 
 
Сигнал, колокольный звон, гудок.
Работа ждёт, как голодный волк.