Текст книги "Аврора"

* * *

По жизни Цанаев знал, что он не боец и им никогда не станет. И как-то отстаивать свою честь и достоинство – ему, вроде, и не приходилось. Однако жизнь порою все кардинально меняет, и он, конечно же, простил бы и забыл, что его избили. Да честь Авроры – ведь она на тот момент была его женой… А почему только на тот? Она и сейчас для него очень близкий и родной человек. А этот сука и сучий сын (только так он теперь Бидаева называет), к тому же побил и его сына. Такое забыть и простить невозможно. В нем все кипело, все бурлило: боль, жгучая боль изъедала его, и самое худшее, что он не может пообщаться с Авророй, и почему-то она сама тоже на связь не выходит. Не вынес Цанаев таких душевных мук, и как только сквозь перебитую челюсть смог кое-как говорить, он передал жене диалог, произошедший с Бидаевым, и, заново все переживая, он невольно прослезился, а супруга говорит:

– Что-то ты, по-моему, недоговариваешь, – увидев, как Цанаев вовсе голову опустил, даже лицо прикрыл, она очень вкрадчиво просит:

– Расскажи, все расскажи как есть. И тебе легче станет, и мне все понятнее.

И тогда Цанаев все рассказал, рассказал, как этот сукин сын смаковал, что всю ночь Аврору… И о выкидыше – как выразился Бидаев – «опорожнилась».

И жена зарыдала, в другую комнату ушла. И он не боец, да Бог дает всем все поровну, всех любит, оттого, наверное, у Цанаева жена боевая, кое в чем деловая, порою строптивая. Сам Цанаев, не от того, что лень, а дабы не снизойти до того уровня, так бы, может быть, и ничего не предпринял, вручив судьбу всех в руки Господа. А вот жена не такая: она с первого дня стала собирать медицинские справки о побоях мужа и сына, взяла показания соседей-свидетелей, уже был нанят адвокат, и готовилась исковое заявление в суд, как вдруг всплыла эта шокирующая подробность.

– Алло, алло, – она звонит другому, очень известному и дорогому адвокату. – Нам надо срочно встретиться. Меня устраивают ваши условия, но вы исполните и наши пожелания… Это вопиющий случай, Бидаев не просто преступник, он насильник и убийца.

Конечно, факты прямо в дело лечь не могли, и хотя Цанаев знал, что заявление подано, он не представлял, какой оборот принимает процесс. Солидная адвокатская контора взялась за дело основательно, так что даже ученый удивлен, и он говорит:

– За Бидаевым мощная госструктура. Наши хлопоты, может быть, тщетны.

– Задета честь моего мужа, значит, честь нашей семьи, лично моя честь! – твердо стоит на своем жена, а адвокат свое гнет:

– Россия ныне не государство, а пристанище бандитов и ментов, и никакая госструктура за ним не стоит, и стоять не может. Это раньше ЧК именовалась – комитет государственной безопасности, и они действительно охраняли интересы государства, но не людей. А ныне специально переименованы в федеральную службу безопасности – что ни о чем не говорит, а они занимаются лишь личным обогащением. Свой у них бизнес, кого-то крышуют, кого-то мучают рэкетом, только олигархов охраняют, и то за отдельную мзду, но не за зарплату… И эти «суки», как вы выразились, друг друга ненавидят, кто проколется, того с удовольствием сдадут. А тут все улики налицо. Дело рассматривать будет суд присяжных. Народ таких не любит. Вдобавок, на скамье – чеченец!.. Хе-хе, дело абсолютно беспроигрышное.

Так и понял Цанаев, потому что у подъезда как-то поджидал адвокат, представляющий интересы Бидаева; что-то невнятное говорил, деньги стал предлагать. Цанаев его подальше послал. И тогда, как говорится, появился в деле чисто национальный колорит. На квартиру Цанаевых нагрянула целая группа священнослужителей, то есть очень уважаемых людей.

Эти деятели весьма красноречивы, и они вели витиеватый разговор, мол, даже кровника, убившего отца, следует простить – так Бог велел. А тут драка.

С кем не бывает? Так что хозяин под напором веских фраз почти что стушевался. Да тут в дверях появилась жена Цанаева. Она, конечно же, не подбоченилась – гости какие! Но она твердо стояла на своем:

– Вы пытаетесь обелить насильника чеченской женщины и убийцу ребенка?

– О чем она говорит? – переглянулись гости.

– Я говорю о том, чего в деле нет, но в жизни случилось. Подробности расскажет вам ваш Бидаев… Чаю налить? – что по-чеченски означало «прощайте».

А Цанаеву показалось, что он навсегда распрощался с Авророй, ибо, если ранее, хоть изредка, она выходила на связь, то теперь – ни слуху, ни духу. И ему порою сомнительно: а жива ли она вообще? От этого ему становится совсем невыносимо; тогда он звонит адвокату, а судебный процесс, хоть идет, да не торопится. И тогда у Цанаева всего лишь одна отдушина в жизни – его работа, и благо, что она ему нравится, он в науке, и зарплата – для ученого просто мечта! И все это благодаря Авроре. Где она? Как она? Теперь он понимает, почему Аврора не хочет общаться с ним, почему так резко оборвала все, даже связь. От этого ни ему, ни тем более ей, не легче. Но жить надо, бороться надо. Хотя… Хотя какой же он борец? И это вскоре подтвердилось. Потому что, кто бы что ни говорил, а за Бидаевым, точнее, такими как он, стоит огромная сила – госаппарат и суд, последнее тоже часть госаппарата. И в это время вокруг семьи Цанаевых начались разные завихрения.

Самое странное – из Грозного звонок. Цанаев аж дернулся, никак не ожидал – сноха Авроры.

– Цанаев, это ты? – у нее очень грубая речь. – В общем, дело такое, заявление на Бидаева из суда забери.

– Это Аврора сказала? – оживился Цанаев.

– Нет. Аврора уже давно на связь не выходит, не звонит. Сама волнуюсь.

– А кто сказал?

– Друг моего мужа, Патрон.

– Патрон? Так его зовут?

– Это был позывной во время войн, так эта кличка закрепилась.

– А при чем тут он?

– Не знаю… Но дело в том, что Бидаевы объявили нам кровную месть за убийство отца.

– А при чем тут вы?

– Мы ни при чем. Но нас обвинили, мол, у нас во дворе взорвали. А у меня мальчики. Я боюсь.

– А при чем мое заявление?

– Не знаю. Патрон просил позвонить.

– А почему он сам не позвонит?

– Не знаю.

– А ты можешь дать мне его телефон?

– Э-э, не знаю… Я у него спрошу.

В неком волнении Цанаев ожидал звонка от снохи Авроры, а тут звонок – номер «засекречен», и он так и представился – Патрон. Голос от природы и тяжелой жизни очень груб, но общепринятый чеченский этикет он соблюдает, хотя в требовании жесток и категоричен:

– Заявление на Бидаева надо отозвать.

А у Цанаева свой интерес.

– Ты телефон Авроры знаешь? Давно с ней общался?

– Не знаю, давно не слышал… Заявление забери.

– На каком основании? – Цанаев внутри негодует.

– Так надо… По телефону все не объяснить. Я в Москву лететь пока что не могу.

– Тогда я вылечу в Грозный, – вдруг вырвалось у Цанаева. – Только ты мне дай свой телефон.

– CMC-кой скину.

Цанаев хотел и не хотел лететь в Грозный. Хотел потому, что надеялся – там уж точно он раздобудет номер Авроры и что-то разведает о ней. А не хотел потому, что он предчувствовал что-то неладное здесь, вокруг его семьи.

После долгих раздумий он решил: скинет Патрон свой номер – летит. Пришло сообщение, и Цанаев набрал телефон:

– Я в субботу вылетаю.

– Хорошо, – как-то безучастно ответил Патрон, а Цанаев, уже имея опыт поисковой работы, зашел в Интернет, чтобы выяснить – кто такой Патрон?

Данных не густо, но есть, есть и настоящие имя, фамилия. А вот кто по-настоящему этот Патрон, выяснить нелегко. Те чеченцы, кто проживают за границей, называют его предателем. Здесь он герой. Воевал то за тех, то против тех. На него был объявлен всероссийский розыск – международный террорист, потом розыск отменили. Потом вновь объявлен, вновь то ли отменен, то ли позабыт. В итоге – он подполковник российской милиции, командир спецназа, имеет свежие государственные награды и прочее. И если бы Патрон, как Цанаев предполагал, встретил его в аэропорту, то был бы весьма романтической фигурой, а тут – даже телефон вовсе отключен.

Хорошо, что хоть сноха Авроры трубку взяла, и Цанаев сразу же поехал на такси к ним. Картина – не то что не ахти какая, а просто удручающая: съемная однокомнатная квартира на краю города. Сноха, как Цанаев определил, помешана на религиозном догматизме – вся укутана на арабский манер, четки в руках. Она вряд ли работает, якобы религия запрещает, зато с ходу ругает всякую власть. На что гость заметил, что ее Патрон вроде тоже у власти. У нее недовольная гримаса на лице, и она, помедлив, жалуется ему:

– Аврора давно не звонит. Пропала. Волнуемся очень, – и тут же:

– Вы-то взрослый, должны были знать. Зачем вы это сделали?

– Что я сделал? – оторопел Цанаев.

– Зачем женились на ней? А теперь опять к своей семье. Ее бросили… Боже, что я несу?! Простите. Все Всевышним предписано. От судьбы не уйдешь. Несчастная Аврора… А какой человек! Стойкая, как все Таусовы… Пропала. Совсем не звонит. Уже месяц. А у нас денег нет.

– Хватит ныть, все у вас есть, – только сейчас Цанаев внимательно посмотрел на ребят.

Оба калеки, и, как и их жизнь, искривлены. Старший, уже с рыжеватой порослью на лице, хоть и нескладный на вид, но чувствуется в нем сила, и глаза горят.

– Может… может, я вам немного помогу? – Цанаев еще в Москве планировал это сделать, а теперь почти все, что было в кармане, выложил на стол.

– Мы ни в чем не нуждаемся, – с этими словами старший подскочил к столу, взял деньги и сунул обратно в руки гостя.

В это секундное прикосновение Цанаев почему-то вспомнил Аврору и почувствовал всю немалую по размаху независимость семьи Таусовых.

Пребывая в неловкости, что-то промямлив, Цанаев решил быстро ретироваться. Через весь грязный подъезд, до улицы, его взялась провожать сноха. И уже прощаясь, с какой-то виной, словно откупаясь, Цанаев протянул снохе деньги, что до сих пор были в кулаке, – та с готовностью их взяла. А ученый, как будто куда-то опаздывал, дворами двинулся к основной дороге – кругом мусор, грязь, руины, разбитые машины, словом, все безобразные последствия еще незаконченной войны. Только в центре Грозного он почувствовал себя спокойно – здесь уже некоторый условный порядок, чистота, новое строительство и жизнь.

Несмотря на позднее время, в центре города Цанаев обнаружил еще работающее кафе. Правда, ассортимент скуден, зато тепло, тихо, уютно, и если бы еще Патрон ответил на звонок, то поездка имела хоть какой-то результат. А так Цанаев лишь дозвонился до своих дальних родственников. За ним приехала машина. Родственники его встретили с большим почетом. Было много людей, шикарное застолье. Цанаев давно не ощущал такой теплоты, такого комфорта и спокойствия. И он уже подумывал, что можно было бы продать квартиру в Москве и перебраться поближе к родным, как отключили свет, и тут же, где-то рядом, началась стрельба.

Наутро, за завтраком, гость поинтересовался насчет ночной перестрелки, на что хозяева махнули рукой – не обращают внимания, уже привыкли:

– А вообще, по сравнению с тем, что было… мир, почти рай.

Из этого мира и рая Цанаев должен был и хотел улететь. Он уже собирался в дорогу, как неожиданность – звонок, прорезался сам Патрон:

– Вы где? Я за вами заеду.

Цанаев в волнении, ему пора в дорогу; все посматривал на часы, а Патрона все нет и нет. И когда до вылета оставалось всего пару часов, у ворот появилась целая кавалькада машин.

Оказывается, Патрон уже немолод, явно за сорок: сам при полном вооружении, а еще охрана. С Цанаевым он подчеркнуто вежлив, но и без панибратства и без зазнайства. Почему-то сам сел за руль, а Цанаева попросил сесть рядом. Машина мощная, как у Бидаева, – джип; и скорость даже в городе бешеная, а вскоре они выскочили за город и мчатся куда-то.

Всякие мысли зароились в голове ученого, и от скорости он со страхом ухватился за ручку, пристегнул ремень и лишь после этого посмел сказать:

– Мой рейс через час.

– Подождет, – решил Патрон, он на ходу взял рацию. – Рейс на Москву задержать, – а они все мчатся и мчатся. Проехали мимо многих населенных пунктов и вот, наконец-то, свернули в одно село.

После войны много руин, разбитая дорога, запущенные сады, мычащая корова и пробегающая через дорогу тощая собака. И вдруг свернули, словно попали в иной мир – ровный асфальт, мрамор на тротуаре, чисто, клумбы ухожены и с обеих сторон на весь квартал огромные дома, точнее, замки. А Патрон только здесь резко сбросил скорость и сказал:

– Знаете, кто здесь живет?

– Кто живет? – Цанаев удивлен.

– Здесь живут Бидаевы.

– Тут не было войны?

– Как видишь – ни одна бомба не упала.

– И вы?.. – Цанаев осекся.

– Да, и мы не посмели их пальцем тронуть… И, как видишь, никто их не охраняет.

– А как так?

– А так – они во все времена при государевой службе и государство их охраняет. А вы с Бидаевым – судиться.

Цанаев отчего-то вспотел – впечатляющие картины увиденного произвели на него свой эффект, однако профессор четко гнул свое:

– Наш адвокат, – он твердо называет очень известную фамилию, – говорит, – и далее уже неуверенность в голосе Цанаева, – что никакого государства нет, и никто за Бидаевым не стоит.

– Ха-ха-ха, – засмеялся Патрон, – как это – государства нет?! Вот вы выйдите в центре Москвы или Грозного и скажите во всеуслышание, что такой-то политик – вор и подлец, Вас тут же так упрячут, что никакой адвокат даже пикнуть не посмеет.

– Так ведь говорят и по телевизору, и по Интернету.

– Говорят те, кому позволено говорить, так сказать, пар выпускают. Спектакли для быдла устраивают. А иной, не дай Бог, пикнет – тут же пришьют, и концов не найдешь – все шито-крыто.

– У нас сильный адвокат, – не уступая, тихо промолвил Цанаев.

– Да при чем тут Ваш адвокат – жид паршивый! Ему какая разница, что чеченец чеченца судит? Он с Вас бабло стрижет и, небось, немало. А весь судебный процесс – замкнется вот на чем: ну, избил, мелкое хулиганство. Максимум – снимут Бидаева с работы. А он нам как рабочая единица нужен.

– Бидаев вам нужен?

– Да, нужен. Какой-никакой, а чеченец. Других в центральном аппарате нет. А он, порою, решает и наши вопросы, – Патрон приоткрыл окно, смачно сплюнул. – Правда, дорог, гад! А иначе, как бы они такие хоромы отстроили? Так что вы зря с ветряными мельницами воюете, бесполезно. Заберите заявление, пока не поздно.

– Что поздно? – встревожился Цанаев.

Патрон ничего не ответил, лишь плечами пожал.

Долго молчали. Уже выехали из села. Вновь заревел мотор, помчались в сторону города, и Цанаев уже скорости не боялся, что-то иное стало беспокоить его, и он вдруг выдал:

– Патрон, ты знаешь, ведь этот Бидаев Аврору измучил. Все и сказать не могу.

«И-ю-ю!» – вдруг засвистели тормоза, ремень безопасности Цанаева удержал, но все равно он почувствовал боль – это Патрон сжал его кисть и, впившись тяжелым взглядом:

– Брат Авроры был мой командир, ближе, чем брат. И Аврора мне как сестра. Но я сегодня, – он сделал паузу, – в команде, – посмотрел на свои погоны, – и исполняю только приказ. Понятно? Но, – он освободил кисть Цанаева и вознес палец: – Бог не фраер. Всему свое время. А самодеятельность и инициатива наказуемы. Понятно? – с этими словами он вновь надавил на газ так, что Цанаев аж влип в кресло, и под бешеный рев мотора он слышал, как водитель все повторял:

– Команда! Команда! Команда!

А Цанаеву из-за шума казалось: «Банда! Банда! Банда!»

И когда джип набрал максимальную, некую крейсерскую, скорость, он не выдержал и спросил:

– Патрон, а у тебя с Авророй связь есть?

– Нет… Когда ее в Москве эти подонки задержали, исчезла, – была долгая пауза и уже иным, дрогнувшим голосом: – Бидаев – сука, нашел, кому мстить.

– А кто Бидаева-старшего убил? – задал явно провокационный вопрос Цанаев.

Патрон, вальяжно управлявший машиной, после этого вопроса вдруг вцепился обеими руками за руль, долго молчал, потом странно усмехнулся:

– Ты помнишь старый анекдот?.. После того, как Кирова замочили, дабы волнений не было, собрали рабочих на митинг в Ленинграде, и старый член ЦК и ЧК тихим, скорбным голосом объявил: «Товарищи, Кирова убили». В огромной толпе это мало кто услышал, и из зала закричали: «Кого убили? Кого убили?». Оратор то же самое повторил. Вновь из зала крики: «Кого убили? Кого убили?». Еще раз оратор повторил, и когда вновь раздались вопросы, старый партиец заорал: «Кого надо, того и убили!» Хе-хе, – Патрон как-то странно усмехнулся и прямо глянул на Цанаева. – Понятно?

Конечно, Цанаев мало что понял. Но ему стало отчего-то страшно, и он уже двумя руками ухватился за ручку, словно она должна была его спасти от этой необузданной езды.

До самого аэропорта больше ни о чем не говорили, и когда Цанаев выходил из машины, Патрон напоследок как-то добродушно-грубовато бросил:

– Ты ученый, интеллигент. Занимайся своей наукой, а на рожон не лезь. Бидаев – не Родина, но тут представляет государство и власть – а с ними шутить нельзя.

Машина, было, тронулась, да Цанаев дверь не прикрыл, ухватился, пару шагов пробежал и почти крикнул в салон:

– По-твоему, я не должен отстоять свою честь и достоинство?

Патрон лишь пожал плечами и кивнул подбородком, мол, дверь прикрой. И видя, что ученый не повинуется, он с едва скрытым пренебрежением выдал:

– Я, уважая тебя как чеченца, жалея тебя, дал тебе дельный совет. Ну, а ты… «честь и достоинство». Какие честь и достоинство в наше время?!

– Вот именно, – перебил его Цанаев, – тех, кто этим располагал, – истребили.

Лицо Патрона скривилось, как от боли:

– Закрой дверь, – жестко процедил он.

Машина рванулась, а Цанаев пытаясь перекричать рев мотора, во всю завопил:

– А как же честь Авроры? Вроде сестра.

Джип резко затормозил. Темное стекло водителя приспустилось – мрачный, тоскливый силуэт. Патрон только сплюнул в окно. Вновь мотор заревел, вслед помчались машины охраны. А когда пыль слегка улеглась, Цанаев огляделся – вокруг ни души. Он был уверен, что его рейс уже отправлен, а тут из здания аэропорта выскочила какая-то женщина:

– Вы Цанаев? Пожалуйста, побыстрее. Багаж есть? Дайте билет… На час рейс задержали.

Из-за него столько людей страдает. Ему неудобно. Его буквально подталкивают в зал спецконтроля, и тут прямо перед ним вырос племянник Авроры.

Цанаев встал, как вкопанный. Он чувствует взгляд юноши, и что же за вопрос тот задает тихо, но испепеляя его огнем:

– Скажи правду, мою тетю этот подонок измучил?

– Не знаю, не знаю, – Цанаева трясет, он хочет уйти от ответа, из-под этого взгляда.

И его торопят, и он хотел было уже скрыться за дверью, как оказалось, что у этого юноши хватка пожестче, чем у Патрона:

– Почему ты не знаешь? – процедил Таусов. – Ведь на тот момент – она была твоя жена, – и с явным вызовом: – И моя честь по жизни! И теперь я один за нее в ответе. Говори!

– Не знаю. Честно, точно не знаю.

– Тогда узнай и мне скажи.

– Пропусти пассажира. Проходите быстрее. Быстрее, и так вас одного сто человек ждут, – торопит стюардесса.

Когда Цанаев оказался в кресле, он опустил голову, прятал глаза, и не от пассажиров, а от всего света. Ему было плохо, стыдно, больно. Его трясло; липкий, холодный пот выступил по всему телу. Все крутил в голове раздирающую душу мысль: зачем? Зачем он все это сделал? Влюбился. Женился. На старости лет… Ведь он и в молодости был далеко не боец. А теперь? Улететь бы ввысь, с самолетом. Навсегда. А Аврора? А семья?

Одно спасение, как смерть, – это сон. Но и заснуть он не может, сердце болит, душа болит – таблетки от сердечной недостаточности не помогают. Какой он боец?!

* * *

С тяжелым сердцем прибыл Цанаев в Москву. Он думал пойти в больницу на следующий день, а пришлось двинуть прямо из аэропорта. И уже пришлось заботиться не о своем сердце, здоровье, жизни, а о более первостепенном: в сквере перед университетом избили сына-студента.

Как заверили врачи, жизнь вне опасности. А вот следователь отметил, что это не какие-то скинхеды, а профессионалы действовали. Сам сын подтвердил – это были чеченцы: назвали его ублюдком, стукачом и сыном стукача.

Цанаев еще держался, а вот жена запаниковала, и было от чего – именно ей уже дважды звонили, предупреждали, чтобы отозвали из суда заявление на Бидаева.

– Нет, – уперся профессор. – Мы живем в Москве. Милиция во всем разберется.

– Какая милиция? О чем ты говоришь? Ты разве не видел, как эти менты вели себя? Рады, что чеченцы чеченца избили, – плачет жена.

А Цанаев о своем:

– Виновные будут найдены и наказаны.

– У Бидаева и этих подонков нет ничего святого. И за ними сила и власть государства. Мы должны заявление отозвать.

– Нет! – заорал Цанаев и даже сам удивился своей твердости и решимости.

Конечно, он понимал, что его практичная и прагматичная жена во многом права: соотношение сил несоизмеримо, и даже Патрон воочию все это показал. Однако в его жизни была, есть и всегда будет Аврора, и у нее имеется племянник, который тоже свою, пусть подростковую, да силу показал, и его, Цанаева, жестко упрекнул, пристыдил: как это так, над женой надругались? Над беременной женой!

Такое пережить. С таким жить нелегко. А он мужчина, профессор, да в конце концов, просто гражданин. И он должен, он обязан отстоять не только честь Авроры, но и свою честь, честь своей семьи. А тут и на сына покушались. Нет, такое простить невозможно. И он не только заявление из суда не отзовет, он против Бидаева заведет новое дело об изнасиловании Авроры.

Практически – это утопия. Да Цанаев ведь – ученый муж, и он должен действовать, искать пути. И почему-то ему показалось, что в этом деле некую зацепку ему может дать Федоров.

У него была визитка Федорова, два телефонных номера на ней, оказалось – оба уже недействительны. Тогда Цанаев попытался найти Федорова через Интернет. Но какая может быть информация в Интернете на работника спецслужб? И тут Цанаева осенило: надо обратиться к частному детективу.

Детектива он тоже стал искать через Интернет. Предложений масса, с двумя он даже встречался. Один – бывший милиционер, которого, видимо, за пьянство выгнали из органов. Второй тоже профессора не устроил – слишком молод, болтлив и требует предоплату, к тому же нешуточную. А Цанаев продолжил бы поиск детектива через Интернет, как его вызвали к начальнику.

– Профессор Цанаев, мы ценим ваш профессионализм. Но заниматься поиском иной информации через нашу линию мы считаем неуместным.

Цанаев опустил голову, пот выступил на лбу: такую работу он больше никогда не найдет. Однако, что есть, то есть, и он так и сказал:

– Виноват. Извините… Может, мне уволиться?

– Зачем? Просто больше так не поступайте. А для сведения – у нашей компании есть служба безопасности. И если у вас есть проблемы, то мы постараемся вам помочь.

– Спасибо. У меня нет проблем.

– Но ведь частного детектива вы искали?

– Да, искал, – признался Цанаев. – Нужен, очень. А что, есть?

– Профессор Цанаев, вы работаете в солидной международной компании. К тому же, видимо, недостаточно хорошо ознакомились с контрактом. Там прописано, что компания несет ответственность за своих сотрудников в любой точке мира… Кстати, вы ездили в Грозный, не предупредив нас.

– На выходные, – оправдывался Цанаев. – Семейные дела.

– В горячие точки без разрешения Вам ездить запрещено. Это тоже прописано в контракте.

– Грозный – горячая точка? Ведь война позади.

– Чечня – один из очагов международного терроризма. Так постановил Конгресс США.

– А Россия, Кремль это признали? – удивлен ученый.

– Гм, – кашлянул иностранец. – Отвечу так: дети и жены кремлевских работников живут, учатся и рожают в Майами – климат лучше… А вы, профессор Цанаев, пожалуйста, еще раз внимательно прочитайте контракт, заключенный с вами. А после обеда к вам зайдет наш коллега – сотрудник по безопасности.

Цанаев представлял, что это будет какой-нибудь импозантный молодой человек, как и все служащие компании. А к нему в кабинет зашел пожилой мужчина, даже старше него, да на вид еще крепкий, коренастый. Он по-военному четко представился:

– Начальник службы безопасности, генерал-майор контрразведки в отставке Самойлов, – крепко пожал руку Цанаева.

– А как вы сюда попали? – что было на уме, то и ляпнул Цанаев.

– Как и вы – здесь большая зарплата.

– А разве разведчики или контрразведчики бывают в отставке? – по наивности задал еще вопрос профессор.

– В России ныне все бывает. Вышвырнули, и – гудбай. Даже квартиру не дали, – генерал по-хозяйски, без приглашения сел, тоненькую папку положил на стол и хитровато улыбнулся: – А за этими тоже пригляд нужен.

– Так вы в отставке или?..

– Скорее «или», – теперь генерал открыто засмеялся. – По мне бы лучше где-нибудь в саду на старости лет ковыряться, внуков нянчить, путешествовать, как западные пенсионеры. Но я все это, видать, не заслужил и теперь сам на иностранцев пашу. Впрочем, вы ведь тоже профессор – пенсионер, и также пашете с девяти до девяти, – генерал тяжело вздохнул. – Сами виноваты, что посеяли…

– А почему виноваты мы? – возмутился Цанаев. – Я всю жизнь работал. Кстати, я в отцовской квартире живу. А мне лишь в Грозном жилье дали, и то отобрали, – Цанаев тоже тяжело вздохнул. – А если честно, то я тоже где-нибудь на даче хотел бы ныне пожить. Нелегко, сердце. Да на пенсию семью не прокормить. Цены кругом какие! А в наших институтах платят копейки… А здесь я, сами знаете, как могу, тружусь.

– Руководство вами довольно. Но не путайте службу и личную жизнь. Через наш поисковик набираете базу данных ФСБ. Вы думаете, там сидят идиоты, которые не могут себя защитить?

Профессор Цанаев, как провинившийся студент, опустил голову, а затем вдруг посмотрел прямо в лицо генерала:

– Для вас, лично для вас, как вы сказали, «наш поисковик» и «база данных ФСБ» – это разные вещи или?

– Я ваш вопрос понял, – после некоторого раздумья ответил генерал. – Я присягал стране СССР, которой уже нет. А служу тем, кто платит, время такое… А вообще, между спецслужбами разных стран договор о помощи и сотрудничестве. И теперь враг один – международный терроризм, у которого нет стран и национальности… Вас удовлетворил мой ответ?

– Политкорректно, как ныне говорят, – улыбнулся Цанаев. – Однако я слышал как-то от вашего коллеги, правда, молодого, иной тезис – «спрос на терроризм в мире есть: мы его регулируем и удовлетворяем».

– М-да, – постучал генерал нервно пальцами по столу. – Эта нынешняя поросль – под стать времени, – развел он руками.

А Цанаев неистощим на вопросы:

– Позвольте еще спросить… Вы сказали, что спецслужбы могут себя защитить. А меня, рядового гражданина, а народ, а государство наше они могут ныне защитить и защищают ли вообще?

– Так точно, – жестко ответил генерал. – В этом можете не сомневаться, – и чуть погодя, уже переходя к делу. – Не будем более тратить служебное время на пустую дискуссию – я на службе. Давайте обсудим вашу проблему. Кто и что вас волнует?

Цанаев как-то постарался объяснить, но Самойлов его перебил:

– Короче, вас интересовал Федоров?

– Да, майор Федоров.

– Уже подполковник, – Самойлов раскрыл свою папку. – Вам нужен его телефон, адрес?

– Да – замялся Цанаев. – Вообще-то, у меня к нему весьма деликатный вопрос.

– Личного характера? – прямо спросил генерал. – Тогда надо застать врасплох. Я вам помогу.

Оказывается, у Федорова своеобразный образ жизни: он поклонник казино и ночных клубов. А между этими походами, так сказать «отмокает» (это жаргон генерала) в очень дорогом фитнес-клубе – там футбол, баня, массаж, бильярд.

– Для интимной, деликатной беседы полумрак бильярдной подходит более всего, – советует генерал Самойлов. – И откладывать не надо, сегодня ночью он будет там.

– А я в бильярд играть не умею, – озабочен Цанаев.

– Там вход платный, а играть научат, только плати.

Так Цанаев и поступил. Купил разовый абонемент, пошел в бильярдную: огромный зал, полумрак, лишь за двумя столами играют, а Федорова нет, и профессор сам с собою шары гоняет.

Он уже устал, и уже объявили, что через полчаса клуб закрывается, и Цанаев подался было к выходу, как в бильярдную со смехом и шумом ввалились несколько человек: Федоров – самый высокий, симпатичный, в спортивном костюме, и выглядит он совсем молодым.

– Играем на кабак.

– А девочки входят?

– Девочки по вкусу, – веселятся пришедшие.

Уже рассматривают кии, подгоняют в треугольник шары, а Цанаев никак не решается к Федорову подойти, и вдруг Федоров сам его заметил, оглядывая Цанаева, застыл, отложив кий, подошел:

– Добрый вечер, – но руку не подал, Цанаева удивил – имя помнит. – Гал Аладович, вы здесь какими судьбами?

– Вас ищу.

– А как нашли?

– Ну, вы ведь не иголка в стоге сена – уже подполковник. И визитку давали, говорили, обращайтесь, коль нужда. Вот я и пришел.

– Понял, – Федоров явно раздосадован. – Ребята, начните без меня, – небрежным кивком он поманил Цанаева к барной стойке и, садясь на высокий стул, бросил бармену: – Как обычно. А вы что будете пить?

– Воду.

– Вода здесь бесплатно.

Всюду знаки – «не курить», а перед ними положили пепельницу, сигареты, поставили рюмку с хорошим коньяком – аромат! Федоров, смакуя, глоток отпил, закурил и, не глядя на Цанаева:

– Я вас слушаю.

– Я по поводу Авроры, Таусовой, – выпалил Цанаев. – Вы последним допрашивали ее, – сказал он утвердительно, а не вопросительно, словно это знал. – Случилось ужасное. Моя жена… – тут голос Цанаева дрогнул.

А Федоров залпом осушил бокал.

– Повтори, – сказал он бармену уже не столь приказным тоном.

И эту порцию он также залпом выпил, искоса глянул на Цанаева:

– Тайну следствия запрещено раскрывать, – четко выговорил Федоров. – И в целом, раз мы уже встретились, то скажу: эти Таусовы, все, те, что были и есть, склонны к терроризму. В том числе и ваша Аврора, а тем более, ее племянник, что сейчас в разработке.

– Что значит «в разработке»? При чем тут Аврора и терроризм? – возмутился Цанаев. – Тогда вы и меня причислите к террористам, и весь чеченский народ.

– Я так не говорил и не обобщал, – Федоров усмехнулся. – А, впрочем, то, что вы меня даже здесь, во время моего отдыха, в мое личное время, достали, разве не смахивает на своеобразное насилие?

– Насилие? Какое насилие, если вы спокойно попиваете коньяк?

– А я хотел играть в бильярд.

– А я ищу истину.

– Истину ищут в суде, к вашему сведению.

– Какой суд! Если у меня на руках нет никаких доказательств. А мою беременную жену задержали, изнасиловали, произошел выкидыш и…

– Постойте, постойте, – перебил Федоров. – Кто кого изнасиловал? Вы о чем?

– Мне сам Бидаев это сказал. Так и сказал, «всю ночь имел, она опорожнилась».

– Вот с Бидаева и спросите, а я тут при чем? К тому же, видите, вон работник нам подает знак? В полночь клуб закрывается. Прощайте, – Федоров встал.

А Цанаев с непривычки, как-то неуклюже с высоты барного стула попытался соскочить, что-то зацепил, споткнулся, чуть не упал, Федоров его поддержал, и когда они оказались лицом к лицу, молодой человек спросил: